Астрономия обитателей Венеры. 16 страница
*) Lactantii Firmiani opera quae exstant omnia. In 4°, Caesenae, 1646
**) De Civitate Dei, lib.XVI, cap. IX. Quod vult Deum, cap. XVII, ubi dogma istud philosophicum perinde ut in jure canonico, causa XXIV, quaest. III, cap. XXXIX, haeresibus adscribitur. Fabricius, Bibliotheca graeca.
***) Homélie XYI, De Epist. ad Hebroeos.
****) De ratione temporum, cap. XXII.
Прокопий Газеус (Gazoeus), в доказательство того, что нет другаго материка и что море занимает нижнюю часть мира, приводит слова Псалмопевца (псал. XXIV, 2): „Он основал Землю на водах“ *). Тостат (Tostat), наконец, утверждает, что не может быть ни другого мира, кроме обитаемаго нами, ни антиподов, ни чего-бы то ни было, потому что апостолы, странствуя по всему обитаемому миру, не переходили однакож за равноденственную линию; но как Иисус Христос желает, чтобы все люди обрели спасение и познали проповеданную Им истину, то странствования апостолов по таким странам (будь только оне обитаемы), являлись-бы и приличными, и необходимыми, тем более, что Спаситель заповедал апостолам наставлять все народы и проповедывать Евангелие во всем мире“ **). Св. Виргилий, епископ Зальцбургский, был отлучен от церкви папою Захарием не потому собственно, что он веровал в существование антиподов, но вследствие его убеждения, будто под нашим миром есть другой обитаемый мир. Поэтому, автор „Луннаго Мира“ (Monde dans la Lune), желая доказать, что новость идеи об обитаемости Луны не составляет еще достаточной причины для того, чтобы отвергать идею эту, говорит: этих примеров вы достаточно можете усмотреть, с каким упорством и ожесточением многие из ученых людей придерживались, столь грубаго заблуждения и насколько, по их мнению, представлялось мало вероятным и мыслимым, чтобы под Землею существовали люди. Но отвергать мысль о существовании людей на Луне никак не следует, хотя, повидимому, она и не согласуется с общепринятыми мнениями ***).
|
|
|
*) Commentarii in primo capitulo Genesis.
**) Comment. in I Genesis.
***] Le Monde dans la Lune, de la trad, du Sieur de la Montagne, 1 part. p. 10.
Так как система Птоломея о неподвижности Земли в средоточии мира не замыкала в себе необходимо мысль о шаровидности последней, то и видим мы, что в шестом веке установились самыя нелепыя мнения одного египетскаго монаха относительно новаго вида вселенной. Козьма, прозванный Индикоплевстом вследствие путешествия его в Индию, написал „Топографию христианскаго мира,“ с целью опровержения мнений людей, утверждавших будто Земля шаровидна. По его мнению, Земля четырехугольна или, точнее, продолговата и подобна параллелограму, котораго большия стороны в два раза длиннее малых; поверхность ея плоская; неопределенное пространство вод окружает эту равнину и образует внутри материка четыре озера: Средиземное и Каспийское моря, заливы Аравийский и Персидский. На восток от внешних морей, зоркий путник мог-бы увидеть Эдем, но, как кажется, никто из смертных не видел еще этой блаженной обители. За пределами вод, в недоступном пространстве, высятся четыре стены, замыкающия вселенную; на известной высота оне сходятся аркою, образуя таким образом свод небесный, над которым находится лучезарный Эмпирей. Под сводом двигаются звезды; последовательность дней и ночей обусловливается большою горою, находящеюся на севере и за которую Солнце закатывается каждый вечер.
|
|
|
Понятно, что творец этой клетки и не думал о множественности миров; впрочем, мы несказанно благодарны ему за такое внимание.
Аравитяне так высоко ставили книгу Птоломея, что в порыве восторга назвали ее Альмагест, самою большою книгою, книгою по преимуществу, подобно евреям, назвавшим свои священныя книги Библиею. Восточные калифы, победители константинопольских императоров, не иначе соглашались иногда на заключение мира, как под условием получения рукописи Альмагеста. Понятно, что при таких условиях, религиозный переворот, произведенный Магометом в седьмом столетии, не коснулся священнаго здания Птоломея и возвел духовную систему свою на физической основе александрийскаго философа. Это столь-же ясно доказывается главами Корана, в которых приведены астрономическия соображения о настоящей и будущей жизни, как и мнимыми чудесами пророка, разсекшаго, будто-бы, Луну пополам и заставившаго Солнце обратиться вспять, в угоду Али, который не кончил своей молитвы. XVII Сурата, озаглавленная „Ночное странствование“, основана на воздушном путешествии Магомета в пределах семи небес к престолу Бога, путешествии, совершенном при содействии ангела Гавриила и кобылицы Барак которую предание представляет существом окрыленным, с лицом женщины, туловищем лошади и с павлиньим хвостом *). Идея физическаго мира является одною и тою-же у всех народов и Сирацины в этом отношении могут подать руку христианам, так что законным образом можно упрекать в невежестве не ту или другую религиозную систему, а младенчество человечества. В последнем случае упрек был-бы, впрочем, несправедлив.
|
|
|
*) „Долго спорили, говорит Казимирский, — в первыя времена исламизма на счет действительности этого небеснаго путешествия. Одни утверждали, что ночное восхождение Магомета на небеса совершилось только в видении; другие — что оно произошло на самом деле и телесно. Поддерживавшие первое толкование, основывались на свидетельстве Моавии (Moawiah), товарища Магомета (впоследствии калифа), который всегда считал видением путешествие это, а также на свидетельстве Аиши (Aïcha), жены пророка, уверявшей, что Магомет никогда не ночевал вне дома. Не доставало только вмешательства этих личностей, столь ненавистных некоторым сектам, шиитам, например, чтобы противоположное мнение окончательно утвердилось. Таким образом, в настоящее время мусульмане вообще убеждены, что восхождение Магомета на небо совершилось в действительности. Добавляют еще, что это небесное путешествие, во время котораго Магомет видел семь небес и беседовал с самим Богом, совершилось с такою быстротою, что пророк нашел свою постель еще теплою и успел поддержать горшок, в котором кипела вода и который готов был опрокинуться в минуту ухода Магомета, так что из горшка не пролилось ни одной капли воды.
|
|
|
До сих пор мы ничего еще не говорили о главном виде под которым представляется таинственная эпоха от перваго до десятаго века, т. е. о ея легендарном виде. Втечении этого периода видения сменяются видениями и христианское учение о грядущей жизни пролагаешь по мистическому небу многочисленные пути, по которым одна за другою следуют благочестивыя души. Небезъинтересно заметить здесь, в какой тесной связи находятся космографическия идеи с вымыслом и даже с теологическими принципами и указать на паразительное легковерие, с которым длинный ряд поколений относился к небылицам известнейших мечтателей. Жития святых переполнены наивными разсказами о восхищении на небеса, о посещении чистилища и — реже, впрочем — о нисхождениях в ад. Мифы Платона о Гере-Армянине (Her l'Arménien) и Плутарха о Феспезiе (Thespésius) исчезают под волнами средневековых легенд. Св. Iоанн Златоуст говорить, что „разсказы выходца с того света пользовались-бы безусловною верою.“ Никогда слово не являлось более законным, никогда не подтверждалось оно более блестящим образом.
В рамки настоящей книги не могут входить разсказы о видениях, которыя, начиная с видений св. Карпа и св. Сатура, (во втором веке) до странствований св. Брендама (в одинадцатом веке), занимали внимание христианских масс описанием обителей, уготованных для будущей жизни. Они только косвенным образом относятся к нашему предмету и упоминать о них можно только с исторической точки зрения. Однакож мы представим два подобных повествования, достаточно выясняющих состояние умов втечении этой эпохи выжидания.
Первое из них относится к шестому веку. Древнейшие биографы св. Макария Римлянина, жившаго в то время, говорят, что три восточных монаха: Феофил, Сергий и Гигин (Hygin), возимели намерение место, где Земля и Небо соприкасаются, т. е. земной рай. Посетив святыя места, они прошли всю Персию и достигли Индии. Ефиопийцы (таковы уж географическия познания агиографов) тотчас-же ввергают путников в темницу, из которой последние, к счастию, освободились. И отправившись тогда по земле Ханаанской (все та-же точность), пришли они в страну цветущую и вешнюю, обитаемую пигмеями, ростом в один локоть, драконами, ехиднами и тысячами других, разсеянных по горам животных. И вот, являются к ним олень и голубь и ведут монахов по мрачным пустыням к высокому столбу, поставленному Александром Великим на пределах Земли. После сорокадневнаго пути они прошли ад. Через сорок других дней глазам их предстала дивная страна, оттененная белыми как снег и пурпуровыми красками, с млечными источниками, светлыми видами, с храмами, которые были украшены хрустальными колоннами. Наконец, они пришли ко входу в пещеру, где и нашли Макария, подобно им чудесным образом пришедшаго ко вратам рая. Более ста уже лет святой муж находился там, погруженный в молитву. Наставленные примером этим, путники, восхвалив Бога, отправились в обратный путь к своему монастырю *).
*)Ch. Labitte, La divine Comédie avant Dante
Здесь проявляется характер видений во всей его полноте : время и пространство — это не имеющия никакого значения понятия: подобно дворцам „Тысячи и одной ночи“, здание видений возводится по произволу повествователя. Сказанные монахи хотели проникнуть в Небо, не покидая однакож Земли, отыскать место, где Небо и Земля соприкасаются и пройти таинственные врата, отделяющие сей мир от загробнаго. В таком виде представляются космографическия понятия эпохи: все таже юдоль земли, увенчанная сводом неба. Если возьмем кого-нибудь из праведников, совершившаго путешествие в небо непосредственно, причем он нисколько не старался отыскивать пределы Земли, а только умер на несколько дней, то и в таком случае подтвердятся прежния понятия о вселенной. Св. Савва, например, повествует о небе propr и o v и su. „День спустя после моей смерти, все уже было готово к похоронам, как вдруг тело пошевелилось в гробе и вот к великому страху людей порочных, святой муж поднялся, как бы пробудившись от глубокаго сна, открыл глаза и вскричал: „О, милосердный Господи! Зачем призвал Ты меня в мрачную обитель мира, если милосердие твое в небесах было мне отраднее жизни сего развращеннаго века?“ И когда все в изумлении стали спрашивать, что означает такое чудо, то святой вышел из гроба, но виденнаго им никому но поведал. Три дня спустя, склонившись на их просьбы, он сказал своим братьям: „Когда, четыре дня тому назад, вы нашли меня мертвым в моей потрясенной келии, ангелы уже унесли меня и восхитили на небо; мне казалось, что Солнце и Луна находятся у меня под ногами, равно как звезды и облака. И дверью, пресветлее дня, я был введен в обитель, преисполненную неизреченнаго света, дивную пространством и пол которой сверкал золотом и серебром. Она была переполнена таким множеством людей обоего пола, что ни вдоль, ни поперег взоры не могли проникнуть сонмище это. Ангелы, предшествовавшие мне, пролагали путь среди густой толпы и пришли мы к одному месту, которое видели мы уже издали и над которым носилось облако, лучезарнее всякаго света. Нельзя было различить в нем ни Солнца, ни Луны, ни звезд; оно сверкало собственным светом сильнее, чем все звезды и из облака исходил глас, подобный шуму вод многих... И послышался голос: „Да возвратится он на Землю, ибо необходим он Церкви нашей.“ Итак, оставив товарищей моих, рыдая отправился я назад, сказал святой, — и вышел тою-же дверью, которою и пришел.“ Григорий Турский, приводящий разсказ об этом путешествии, прибавляет: „Клянусь Всемогущим, что все, разсказанное мною, я слышал из собственных уст святаго.“
Таков легендарный характер эпохи. Аббаты и епископы, белое духовенство и монахи эксплоатировали легковерие народа и вместо распространения света во тьме этой, освящали своим авторитетом подобнаго рода легенды, отводя им почетное место в житиях святых и поучительных разсказах. Если к подобному душевному настроению прибавим еще заблуждения тысячелетников, заблуждения, втечении десяти веков разделяемыя многими поколениями, то омертвение, тяготевшее тогда над умами, становится уже вполне понятным. Легковерие народа, говорить Лабит, достигает своего апогея в мрачныя времена, наступившия вслед за великою эпохою Карла Великаго. В десятом веке истощается даже фантазия составителей жизнеописаний святых и ангел смерти, казалось, распростер крылья свои над европейским обществом. Целыя поколения, уверовав в действительность адских фантасмагорий, ждут близящейся кончины мира и роковой минуты. Termino mundi appropinquanti: так помечаются хартии и письма. Верования тысячелетников сделались хронологическим термином. Казалось, что человечество стояло одною ногою в могиле; под гнетом всеобщаго и глубокаго впечатления никто уже не осмеливался оставлять пределы настоящей жизни для опасных странствований по путям жизни грядущей. Для составителей легенд настала эпоха отдохновения.
ГЛАВА IV.
Конец тьме. — „Свод.“ св. Фомы и богословие. — Дуализм Неба и Земли. — „Божественная Комедия Данте“. — Кардинал Куза. — Ариост и Раблэ. — „Зодиак жизни человеческой“.
Тысячный год канул в бездонную пучину веков, но вместе с этим не заканчивалось легковерие предков наших: боязнь светопреставления тяжелым бременем лежала на них и человечество уединенно стояло между поверхностью неба и сводом неба. Комментировались пророчества, Апокалипсис и предсказания извращался смысл св. Писания, но в эпоху минутнаго затишья кометы появлением своим снова возбуждали внимание умов. При постоянном преобладании теологических вопросов, никто не старался проникнуть тайны тленной природы, долженствовавшей вскоре погибнуть при общем обновлении всего сущаго. О внешней природе забывали с тем, чтобы замкнуться в созерцании внутренних процессов духа и преходящия явления физическаго мира изсчезали пред величием судеб небесных. Рисунки, которыми искусные живописцы украшали рукописи тогдашней эпохи, дают нам указание или, скорее зеркало того, чтó происходило в сказанное время. За недостатком типографии нам осталась живопись и роскошные, великолепные рисунки, с десятого века до тринадцатаго, представляют нам иллюстрированное описание мира предков наших.
На несколько мгновений развернем эти древния хартии и обратим внимание на их поля и заголовки. Не замечаете-ли вы здесь той замкнутости мысли, под влиянием которой начертаны эти образы? Не видите-ли вы, насколько интересы небесные преобладают над интересами земными, поглощают и уничтожают последние? Все забыто, за исключением престолов святых, врат чистилища и адскаго пламени. Нет другаго неба, кроме неба мистическаго; самый вид Земли изменяется и становится неузнаваем. Если и представлено несколько животных, то в каком искаженном виде! Из-за символизма даже о природе забывают. Вот лев, заметающий хвостом следы свои: это преобразование Скрывающая свои пути. Но приглядитесь: это лев геральдический, существующий только в живописи, в гербовниках средних веков. Вот орел, царящий в области воздуха, подобно тому, как лев царит в пустынях, но какой-то странный орел, сохранившийся только на германских знаменах; его шею не затруднятся украсить двумя головами, а льву вскоре дадут два могучия крыла и преобразится он в гриффа. В воздухе будут носиться окрыленные змеи и драконы; пеликан станет утопать в своей крови, а столетний феникс сбросит с себя свое ветхое оперение. Земля преобразилась; мир Земли и Неба, весь живой мир исчез, уступив свое место измышлениям порожденнаго страхом символизма.
В то время, как Запад замыкался в изучении метафизики, аттрибутов неведамаго Бога и природы духовных существ, обитающих в незримом мире, Восток бодрствовал и наблюдал. Аравитянам и Александрийской школе новейшая астрономия обязана длинным рядом наблюдений, давших семнадцатому столетию возможность создать космологическую науку. Так как астрономическия наблюдения представляют одинаковое значение и совершенно тождественны как в системе видимостей, так и в теории истинной системы вселенной, то явилась возможность вывести общие законы природы на основании множества драгоценных фактов, собранных астрономами Востока. В этом отношении мы должны смотреть на упомянутых астрономов, как на людей, стоящих выше, чем средневековые монахи, действовавших в силу лучших убеждений и более достойных нашей признательности. Несомненно, что монастыри сохранили для нас, во время вторжений варваров, сокровищницу латинской и греческой литератур; но втечение пятнадцати веков, они почти безплодно потратили свое время на науку отвлеченную, не представлявшую никакой пользы для положительных знаний. Метафизика должна следовать за физикою; это истинная этимология этого слова; изменять естественный порядок сказанных наук было-бы большою ошибкою *).
*) Слово метафизика произошло в новейшее время: оно не существовало ни у Греков, ни у Римлян. За век до нашей эры, Андроник Родосский определил произведения Аристотеля, впоследствии получившия название метафизических, следующими словами: „Mετà τà φνσιχà:“ следует читать после физики“.
Чтобы дать ясное и авторитетное понятие не только об общепринятых мнениях этой эпохи, но и об учении отцев Церкви, не лишним будет обратиться с вопросом к тому из последних, о котором один папа сказал, что он просветил мир больше, чем все ученые, взятые вместе; к тому, который был причислен к лику святых не больше, как пятьдесят лет после его смерти и получил наименование Ангела школы; одним словом, к человеку, который, по единогласному мнению всех вообще, признается „величайшим богословом и величайшим философом средних веков.“
Св. Фома Аквинский *), прозванный соучениками своими Немым быком, так как в первые годы учения он не отличался большими умственными способностями, но о котором его учитель (Альберт Великий) сказал: — „Бык этот впоследствии заревет так громко, что услышит его весь мир“, — в двух главнейших сочинениях своих изложил учение о догматических понятиях христиан. Сочинения эти — Свод ( Somme ) Веры против язычников и Свод богословия. Последнее сочинение вообще известно под именем Свода, так как действительно оно есть свод всех наук, входивших в состав христианской доктрины, а потому приличнее всего обратиться к „Своду“, чтó мы немедленно и сделаем в главе: Utrum sit Mundus unicus ?
*) Родился в 1227, умер в 1274 году.
Существует ли один только мир? *)
*) Somme théologique, part 1, quaestio XLVII, art. 3
Чтобы хорошо понять способ аргументации автора, необходимо знать, что на данныя, представляемыя вопросом, всегда получается утвердительный ответ; затем автор начинает разсуждение свое возражениями против приведенных данных и заканчивает опровержением этих возражений.
1) Повидимому, существует не один мир, но множество миров, ибо, как говорить св. Августин (Quaest. lib. LXXXIII, 46), нельзя утверждать, чтобы Бог создал вещи без причины. Но причина, по которой Бог создал один мир, могла побудить Его создать и многие миры, так как Его безконечное могущество не может быть ограничено сотворением одного мира.
2) Природа творит самое лучшее, а Бог тем паче. Но было-бы предпочтительнее, чтобы существовал не один мир, а множество миров, так как существование большаго количества хороших вещей предпочтительнее существованию небольшаго количества таковых. Итак, Бог создал многие миры.
3) Всякая тварь, которой форма связана с материею, может быть повторена численно, причем сущность ея не уничтожается и не видоизменяется, так как численное повторение совершается при помощи материи. Но форма мира связана с материею, следовательно ничто не препятствует существованию многих миров.
Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!