Астрономия обитателей Венеры. 14 страница
Пройдя Геркулесовы столбы и вступив на хорошо снаряженном корабле в Атлантический океан, Лукиан и его товарищи втечении шестидесяти девяти дней носились, гонимые восточным ветром, по бурному и мрачному морю и наконец увидели они очень высокий, покрытый лесом остров, к которому и пристали. Там протекали винныя реки и жили там приветливыя женщины, Виноградныя-Лозы. Некоторые из мореплавателей соблазнились их прелестями, но Лукиан и его друзья настолько были благоразумны, что продолжали свой путь по безпредельному морю.
Однажды смерч поднял их корабль на высоту трех тысяч стадий (ста лье) и с этого дня понеслись они по небу. Семь дней и семь ночей они блуждали в пространстве, но на восьмой день пристали к большому круглому и блестящему острову, повисшему в воздухе, однакож обитаемому. Смотря с этого острова вниз, можно было заметить какой-то мир, покрытый реками, морями, лесами и горами, из чего наши туристы заключили, что это земной шар, тем более, что на нем замечались города, похожие на огромные муравейники. Едва вступили они в страну, с целью ея обозрения, как тотчас же их подхватили гиппогрифы, люди, сидевшие на птицах о трех головах и крылья которых длиннее и шире корабельных парусов. По обычаю страны, чужеземцев представили царю.
Царь Луны тотчас-же узнал по их одежде, что они Греки. Он и сам был родом Грек и притом никто иной, как сам Эндимион. В то время он вел войну с его величеством Фаэтоном, владыкою Солнца, которое есть обитаемый мир, как и мир Луны, и заутра предстояла великая битва между обитателями Луны и жителями Солнца.
|
|
|
На следующий день, раным-рано, войска находились уже в сборе. Велика была армия Луны: одной пехоты насчитывалось шесть-десят миллионов, восемьдесят тысяч гиппогрифов, двадцать тысяч лаканоптеров — больших, покрытых травою птиц, на которых сидели скородомахи; тридцать тысяч псиллотоксотов, верхом на огромных блохах, величиною в двенадцать наших слонов... Нам кажется, что Лукиан подшучивает тут над номенклатурою Гомера, исчислявшаго войска, находившиеся под стенами Трои: как известно, номенклатура эта положительно безконечна. Не станем приводить пространное описание забавным разсказчиком воинств Солнца и Луны, но представим, как образчик причудливости фантазии, ряд названий, придуманннх автором для обозначения новых существ.
| На пределах Земли. Войска на Луне. Войска на Солнце В созвездии Кита | Женщины „Виноградныя лозы“. Гиппогрифы, Лаканоптеры, Скородомахи, Цевхроболы, Псилотоксоты полярной звезды. Анемондромы, Струтобаланы, Гиппогерамы, Гиппомирмехи, Аэроконопы, Аэрокордахи, Коломицеты, Кинобаланы с Сириуса, Нефелоцентавры Млечнаго пути, голые Центавры Светильники Плеяд. Тариканы, Тритопомендеты, Картинокиры, Кинокефалы, Пагурады. Пситтоподы Люди с пробочными ногами. Минотавры, Морския женщины, превращаю- щияся в воду. | с крыльями из травы. сражающееся чесночинами. метающие льняным семянем. гонимые ветром. воробьи-желуди. верхом на журавлях, верхом на муравьях. воздушные комары. носящиеся в воздухе стержни-грибы. собаки-желуди. соленые раки. с кошачьими ногами с клешнями морских раков вместо рук. собакоголовые. быстроногие. |
Вот настоящая картина е la Rabelais; заметим мимоходом, что веселый медонский курат, как кажется, нередко водил хлеб-соль с благодушным стариком Лукианом Самосатским. Но возвратимся на Луну.
|
|
|
Битва двухсот-миллионнаго воинства произошла на паутине, протянутой между Луною и Солнцем и окончилась к обоюдному удовольствию обитателей этих двух планет. Был заключен мир, в силу котораго враждующие стали союзниками и обязались не тревожить жителей других светил; в завершение-же мира, Эндимион уплатил Фаэтону десять тысяч мер росы.
На Луне нет женщин... Молодые люди зачинают в икре ноги... Ребенок родится мертвый, но начинает дышать, когда его вынесут на воздух... Иные родятся на полях, подобно растениям, после некоторой, манипуляции... Когда человек состарится, он не умирает, а разрешается дымом... Обитатели Луны не едят, а только вдыхают (позже мы встретим такую-же мысль у Бержерака) пар жареных лягушек... Их напиток состоят из сгущеннаго в стакане воздуха... Естественных потребностей они не имеют... Вместо источников, у них имеются деревья, покрытыя крупинками града (когда ветер потрясает деревьями, то на Земле падает град)... Живот служит для их карманом, в который они кладут все, что угодно, потому что он открывается и закрывается, подобно сумке. Они снимают и приставляют себе глаза, как очки, но лишившись их, заимствуются глазами у своих соседей... Уши их — платановые листы... Одежда богатых состоит из стекла, а иных из меди; как первая, так и вторая ткутся; последнюю можно даже чесать, как шерсть, предварительно смочив ее...
|
|
|
Оставив Луну, путешественники понеслись в воздушных пространствах по направлению к созвездиям; отряд гиппогрифов сопровождал их почти на пятьсот стадий. Они очень недолго пробыли на дневном светиле и, оставив его влево, проникли в зодиак и следовали по нем до созвездия Тельца. Между Плеядами и Гиадами находится дивный остров, называемый островом Светильников, где путники и остановились при наступлении ночи. На острове они не нашли ни растений, ни животных, ни людей; одни только Светильники, точно жители какого-либо города, сновали взад и вперед, то на площадь, то в гавань; одни из них были малы и невзрачны, как простолюдины, но другие отличались величиною и блеском, надо полагать — богачи; впрочем, последних было немного. Каждый Светильник обозначается особым именем и имеет свое жилище, подобно гражданам государства; они разсуждали и беседовали друг с другом.
|
|
|
Пробыв на острове одну ночь, на следующий день путники отправились дальше, возвращаясь назад к пределам Земли. По дороге они видели город Нефелококсигию, о котором упоминает Аристофан и которым правил Кироний, сын Коттифиона. Однакож, они не вошли в город и держали путь к океану, окружающему Землю. Миры, оставленные ими в пространствах неба, казались им уже далекими, ясными и блестящими точками и три дня спустя они вступили в область океана.
Тут заканчивается путешествие по небу. Лукиан и его товарищи приблизились к пасти громаднаго кита, в каковую пасть их корабль был втянут течением. Там они пробыли около двух лет, причем посетили страны: Тариканов, у которых рачьи лица, а остальная часть тела как у угрей; Тритономендетов и многих других, обитающих там народов. По выходе из утробы чудовища, путешественники продолжали свой путь, и пробыв несколько месяцев в аду, возобновили там знакомство с древними Греками, Пифагором и другими метампсихозистами. Затем проникли они портом Сна на остров сновидений, к Калипсо, посетили супругу Улисса, встретив у нея Минотавров и, наконец, прибыли к антиподам, где глазам их представились сосновые и кипарисовые лиса, не имеющие корней и носящиеся по воде. Путешественники перенесли свои суда по этим подвижным островам.
Лукиан намеревался описать в двух следующих книгах диковины, виденныя им во время дальнейших странствований своих и конец последних, но намерение его осталось неисполненным. Один из переводчиков его, Перро д' Абланкур, написал продолжение путешествий Лукиана. В двух последних книгах представлено царство животных, в центре котораго находится круглый храм, с куполом из лазуревых перьев, среди которых светляки и другие светящияся насекомыя играют роль звезд. Дальше представлен остров Пирандриян (Pyrandriens) огненных людей, о которых могут дать нам понятие блуждающие огни и кометы; остров Апарктиян (Aparctiens), людей из льда, прозрачных как стекло; остров Поэтиян (Роёtiens), зачинающих в полости головы и рождающих оконечностями пальцев; остров Волшебников, где юныя и нагия красавицы отплясывают сарабанду с похотливами козлами и т. д.
После романиста послушаем историка. Это последние отголоски древности; философы прошедших веков пробуждаются при зове великаго жреца дельфийскаго: дело идет о мире Луны, о его природе и обитателях.
ΠΛΟΥΤΑΡΧΟΥ
ΠΕΡΙ ΤΟΥ ΛΜΦΑΙΝΟΜΛΝΟΥ ΠΡΟΣΩΠΟΥ ΤΩ ΚΥΚΛΩ ΤΗΣ ΣΕΛΗΝΗΣ
Плутарх. О видимом на Луне облике.
От начала мира Луна обращена к нам одною и тою-же стороною, чтó следует из стихов Агезианакса, переданных Араго еще в более наивной форме, чем нижеследующая:
| La Lune nous présente in contour lumineux, En elle on voit briller la douce et pure image D'une jeune beauté que la couleur des cieux En relevant ses traits embellit davantage. Dans ses yeux, sur son front, une vive rougeur S'alleic avec éclat à la simple candeur. |
На Луне, говорит Плутарх, тени резко обозначаются светлыми массами; сочетаясь, те и другия своими контрастами образуют человеческий облик. Последняго из греческих моралистов, также как и философов и простолюдинов, сильно смущал облик этот, вечно смотрящий на нас с высоты звездной сферы. Аполлонид престранным образом объяснял это. Он говорил, что образ, принимаемый нами на Луне за человеческий облик, есть ничто иное, как великое море, отражающееся на планете этой, как в зеркале.
Полная Луна, вcледcтвие ровности и блеска своей поверхности, составляет превосходнейшее из зеркал. По причине особаго преломления света на Луне, внешнее море (Океан) представляется на ней не в том месте, которое оно занимает, но, в том, где образ воспроизводится рефракциею. Лунныя пятна — это отражение Земли. Странно, что Гумбольдт встречал в Персии очень образованных людей, думавших таким-же образом. „Представляемое нами телескопом — говорили они — есть только образ нашей Земли“.
Плутарх занимается опровержением этой мнимой теории при помощи очень наивных доводов. Вопервых, говорит он, темныя пятна не составляют непрерывнаго целаго; но нельзя же предположить, чтобы Земля обладала многими большими морями, которыя пересекаются перешейками и материками! Во-вторых, если на Луне отражается наша Земля, то почему не отражаются на ней и другия светила? Вместе с этими, ни к чему не ведущими доводами, философ представляет обзор мнений древних на счет Луны: стоиков, полагавших, что светило это состоит из воздуха и спокойнаго и слабаго огня, покрывающаго поверхность Луны пятнами и чернотою; — Эмпедокла, который считал Луну массою сжатаго холодом воздуха чем-то в роде крупинки града, окруженной сферою огня. Повременам, в этой системе вселенной замечаются, подобно жемчужинам в куче навоза, здравыя суждения которыя высказывает Плутарх, не подозревая даже их значения. Так, например, он говорит о Греках, обвинявших Аристотеля в том, что он нарушил покой Весты и богов Ларов, покровителей вселенной, предположением своим, будто небо неподвижно, а Земля движется по зодиаку в наклонном положении и, кроме того, вращается еще вокруг своей оси. Затем он говорит о Луне, как о мире, подобном нашему и носящемся на волнах эфира.
Вообще упускают из вида, что принятая в наше время система мира, точно так, как и система видимостей, может требовать права старшинства в порядке хронологическом и что в отдаленнейшия историческия эпохи, первую из этих систем разсматривали в ея абсолютном значении, взвешивали трудности, препятствовавшия ея допущению и — увы! — под конец отвергли ее, как самую неудобную для уразумения. Хотя наука тогда еще не существовала, но, казалось, что люди доходили до познания истины путем какого-то вдохновения. Интереснейшая сторона истории состоит в том, что она дает нам возможность наблюдать, как человек ежеминутно то приближался к истине, то удалялся от нея в изысканиях своих, имевших однакож в виду ту же истину. Вот, например, памятнейшая из страниц истории и достойнейшая хранения на пользу грядущим векам. Начертавший ее представляет систему мира в истинном ея свете, но затем излагает причины, заставляющия его сомневаться в ней и отвергать ее.
„Не станем слушать философов, нагромождающих парадоксы на парадоксы и противополагающих нелепым системам еще более странныя и нелепыя мысли, например, тех из них, которые воображают, будто Земля вращается вокруг центра. Каких только нелепостей не находим мы в этой системе! Не говорят-ли эти философы, что Земля имеет форму сферы, несмотря даже на то, что мы замечаем на ней столько неровностей? Не утверждают ли они, будто существуют антиподы, которые, будучи обращены головою вниз, пристают к Земле, подобно древесным червям или цепляющимся когтями кошкам? Не говорят-ли они, что мы стоим на Земле не отвесно и не под прямым углом, но наклонившись в сторону, как люди хмельные? Не утверждают-ли они, что тело, упавшее во внутренность Земли, по достижении центра должно остановиться, если-бы даже оно не встретило препятствия со стороны другаго тела и что если-бы, вследствие силы падения оно и миновало этот центр, то немедленно-же возвратилось-бы к последнему и остановилось? Не предполагают-ли они, что стремительный поток, протекающий под Землею, достигнув центра (по их мнению, центр этот есть какая-то несокрушимая точка), непременно остановился-бы в течении своем и вращаясь как-бы вокруг полюса, вечно оставался-бы повисшим в пространстве? По большей части, мысли эти до того нелепы, что самое лвгковерное воображение едва-ли может допустить их. Это значило-бы помещать вверху то, чтó находится внизу, перевернуть все вверх дном и утверждать, что все, идущее от поверхности Земли к ея центру, находится внизу, а все, помещенное внизу, находится вверху. Если-бы возможно было, чтобы пуп человека находился как-раз в центре Земли, то одновременно его ноги и голова очутились-бы вверху; если-бы за центром этим стали рыть отверстие с тем, чтобы вытащить оттуда сказаннаго человека, то часть его тела, находящаяся внизу, влеклась вверх, а находящаяся вверху — вниз“.
Подобнаго рода разсуждениями, противодействовавшими истинному пониманию системы вселенной, еще раз было доказано, что если человек субъективно и прозревает истину, то все-же нет в его руках положительных данных, доколе опытная наука не служит ему точкою опоры. Пока основныя положения механики и физики не сделались достоянием мира, человек возводил в пустом пространстве здание своих теорий.
Трактат Плутарха о Луне заключает в себе изложение главнейших понятий древних о светиле этом, как в физическом, так и в нравственном отношениях. Как и в большей части подобных произведений древних, истина перемешана тут с заблуждениями, небылицы с положительными сведениями. Повидимому, Плутарх смотрит на Луну, на другия светила и на самую Землю, как на божества, достойныя нашей признательности, как на существа, состоящия из плоти и духа: мысль столь-же древняя, как и самый мир, но подновленная благодушными философами, подобно многим старым новостям. Скажем мимоходом, что человек, на днях отошедший от сего мира в другой, где, без сомнения, он яснее увидит истину*), вместе с Фурье разделял ничем неоправдываемую мысль об индивидуальности миров. — Плутарх, как кажется, изменяет свои мнения вместе с выводимыми им на сцену собеседниками. В одном месте он представляет Луну, как небесную страну, наслаждающуюся чистейшим светом и указывает на ея поверхности восхитительной красоты места; горы, сверкающие подобно пламени и обильные золотом и серебром рудники, находящиеся на поверхности Земли, на равнинах или у подошвы возвышений. Дальше он прибавляет, что „замечаемыя на Луне пятна означают, что она пересекается большими углублениями, наполненными водою и очень сгущенным воздухом, и что в углубления эти никогда не проникает Солнце, котораго преломленные лучи в очень слабом отражении достигают до Земли.“ Позже он выражает мысль, что, подобно многим странам Египта, в которых никогда не бывает дождей, Луна не нуждается ни в дождях, ни в ветрах и одними силами, присущими ея почве, может питать растения и животных, совершенно отличных от живущих на Земле и что на Луне могут существовать люди, не нуждающиеся, подобно нам, в пище. Мысли сами по себе превосходнейшия, но Плутарх старается подкрепить их примерами несравненной наивности в своей истории народов Индии, называемых Астомами, потому что не имеют они ртов и питаются, по словам Мегастена, каким-то корнем, который они жгут и затем вдыхают его пары. Такие-же нелепости говорит он по поводу весьма сильных сотрясений Луны, доказанных, между прочим, и тем, что однажды с Луны упал в Пелопонез лев!
*) О. Анфантен.
Кроме того, Плутарх пренаивно разсказывает, как премудрый Эпименид своим примером доказал, что природа может поддерживать существование животных при помощи очень небольшаго количества пищи, ибо сказанный мудрец съедал ежедневно только по кусочку им-же приготовляемаго теста. Затем Плутарх добавляет, что обитатели Луны должны быть чрезвычайно слабаго телосложения и питаются они самою простою пищею. „Говорят, продолжает он, — что Луна, подобно звездам, питается испарениями нашей Земли: до того уверены, что животныя этих горних стран очень слабой комплекции и довольствуются малым.“
Но вот мысли, которыя доставят удовольствие позитивистам нашей эпохи.
Если-бы ни одна часть вселенной, говорит один из собеседников, — не была расположена, в противность своей природе, но каждая занимала свое естественное место и не нуждалась ни в перемещении, ни в перемене, даже при самом возникновении вещей, то не вижу я, в чем собственно состояло дело Провидения и чем Юпитер, этот совершеннейший из зодчих, заявил-бы, что он отец и творец вселенной. В войсках не нуждались-бы в сведущих в тактике начальниках, если-бы каждый воин знал, какое место он должен занимать или защищать. К чему садовники и каменьщики, если-бы вода сама собою распределялась по растениям и увлажала их; если-бы кирпич, дерево и камни, вследствие естественных движения и расположения, сами собою занимали свои места и складывались таким образом в правильное здание? Если-бы, отрешившись от усвоенных привычек и понятий, содержащих нас в рабстве, мы захотели свободно выразить, чтó считаем мы истинным, то пришлось-бы сказать, что, повидимому, ни одна часть вселенной не обладает ни положением, ни местом, ни свойственным ей движением, на которыя можно бы смотреть, как на ей собственно по природе принадлежащия. Но когда каждая из частей этих распределяется приличным образом, тогда находятся оне на своих надлежащих местах; но такого рода распределение есть уже дело верховнаго Разума.
После заметки этой, скрывающей в себе важнейшие вопросы натуральной религии, Плутарх приступает к разсмотрению естественных различий, отличающих обитателей Луны от обитателей Земли и по этому поводу прибегает. к сравнению, тысячу уже раз повторявшемуся, но которое не без пользы повторяется еще и теперь. Мы не обращаем внимания, говорит он, на различия, которыми существа эти отличаются от нас, и не замечаем, что как климат и природа их обители, так и самая их организация совсем иныя и поэтому самому соответствуют им. Если-бы мы не могли подходить к морю и, так сказать, прикасаться к нему; если-бы видели мы его только издали, зная однакож, что вода его горька и солона, и если-бы, кто-либо сказал нам, что в пучинах своих море питает множество животных всяких форм и величины, что наполнено оно чудовищами, которым вода служит для тех же целей, для каких служит нам вохдух, то, без всякаго сомнения, мы сочли-бы такого человека сумасбродом, разсказывающим лишенная всякаго правдоподобия небылицы. Таково наше мнение на счет Луны, и мы с трудом верим, чтобы она могла быть обитаема. Что касается до меня, то я полагаю, что обитатели Луны удивляются еще больше нас при виде Земли, представляющейся им комом грязи и подонками вселенной сквозь покров облаков, паров и туманов, делающих ее обителью мрака и лишающих ее движения *). Им с трудом верится, чтобы Земля могла производить и питать животных, обладающих способностью движения, дыханием и теплотою, и если по какому-либо случаю им известен стих Гомера:
Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 58; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!