Наставление постовым командирам 38 страница

⇐ ПредыдущаяСтр 38 из 51Следующая ⇒

«Так кампания кончена! – рапортовал Суворов. – Везде спокойно, войск польских больше не существует, только его величеству королю оставлено гвардии 600 пехоты и 400 кавалерии. Сверх того в Варшаве 300 полицейских солдат» (Д III. 431).

Полководец с января по октябрь 1795 г. управлял Польшей, не допуская ущемления достоинства страны и народа (Д III. 429–513). Со всеми поляками он велел «поступать весьма ласково и дружелюбно» (Д III. 419, ср. 415, 418). Царский двор был обозлен кротостью и бескорыстием Суворова, но вынужден хоть на время спрятать ядовитые жала. «Ура! Фельдмаршал! – поздравила Александра Васильевича императрица. – Вы знаете, что я без очереди не произвожу в чины. Не могу обидеть старшего; но вы, завоевав Польшу, сами сделали себя фельдмаршалом»![334]

Суворов был счастлив, обойдя в чинах многих соперников. На грудь ему летели ордена разных государств. Слава полководца была неоспорима по всей Европе. Но фельдмаршал не обольщался прочностью своего положения. Он помнил, как после взятия Измаила был осыпан милостями – и отправлен на годы на строительство укреплений на севере и юге. Угроза, как обычно, исходила от Императорского двора. «У меня семь ран, – говорил Александр Васильевич, – две получены на войне и пять – при дворе»[335]. В другом тексте, его слова звучат иначе: «Я был ранен десять раз: пять раз на войне, пять при дворе. Все последние раны – смертельные»[336].

Содержание отправденных им в Петербург руководителей восстания в заключении в крепости полководец воспринял как личное бесчестье: «Изрядно, что хорошо они содержатся, но мой пароль тем не содержан, в нём – забытие прежнего, и они вольны. Стыдно России так их бояться, ниже остерегаться. Польша обезоружена. Пора им домой… Мне совестно» (П 513).

Для успокоения Польши после потрясшего её восстания Суворов с его ласковостью к бывшим бунтовщикам был необходим. Только когда вопрос о разделе Речи Посполитой был без его участия решен «в верхах», Александра Васильевича отозвали в Петербург. Сопровождавший фельдмаршала в поездке начальник штаба полковник (впоследствии генерал-майор) П.Н. Ивашев вспоминал в собственноручных записках: «Переехав Вислу и проезжая по Прагскому предместью, приметно было с каким удовольствием замечал он, что прошлогодние наши следы заростали лучшими и правильными зданиями; улыбаясь сказал: «Слава Богу! Кажется, уже забыто все прошедшее». Суворов радовался наступлению мирной жизни, реализации финальных требований его тактики: «гуманность, умиротворение, забвение». Забвение вражды, но не подвигов и триумфа русского оружия. «Выезжая из укрепления», вспоминал Ивашев, Суворов «часто обращался на то место, где на валу, по окончании штурма, поставлена была для него калмыцкая кибитка и где он принимал варшавских депутатов с предложением о сдаче столицы; перекрестясь, сказал мне : «вон где ты ко мне подводил их ; а волчьи ямы еще не заросли и колья в них живут еще до времени; милостив Бог к России, разрушатся крамолы и плевелы исчезнут»[337].

После этих слов Суворов, согласно воспоминаниям его соратника, надолго задумался о новых вызовах России и «о новых предначертаниях, готовящихся ему Высочайшею волею». Раздел Польши 24 октября 1795 г., через неделю после указа об отзыве оттуда Суворова[338], уничтожение её государственности зачеркнули добродеяния полководца полякам. Польша была поделена между Австрией и Пруссией, а белорусские и украинские земли отошли к России. Литву поделили Россия и Пруссия. Победа великого полководца, хоть и не по его вине, не привела к «доброму миру» – единственно верной цели любой войны.

Ненависть поляков несправедливо обрушилась не на корыстолюбивых политиков в Петербурге, Вене и Берлине, но на милостивого и весьма доброжелательного к ним Суворова. Генерал Ян Домбровский, Александром Васильевичем среди множества других польских военачальников «уволенный с паспортом в его поместье в Саксонию» (Д III. 431. С. 430), в 1797 г. создал под началом генерала Бонапарта два польских легиона в Италии[339]. Легионы служили французам разменной монетой: то распускались, то призывались вновь как пушечное мясо (а в конце-концов были отправлены воевать с неграми и вымерли от болезней на острове Сан-Доминго). Столкнувшись с ними – и разгромив – в Итальянском походе, Суворов был огорчён несправедливым к себе отношением и тем, что офицеры – какой стыд! – нарушили честное слово не воевать против России.

Глава 12
ДВА ИДЕАЛИСТА

Противостояние

«Я забывал себя, когда дело шло о пользе моего Отечества»

На окраине Новгородской губернии среди Боровицких лесов лежит сельцо Кончанское. Здесь по воле императора Павла I, – гласит общепринятая историографическая легенда, – должен кончить свои дни дряхлый старик, отставной фельдмаршал Суворов. Болит его израненное тело, отнимается левый бок. На одну ногу натягивает он сапог, на другую, распухшую от старой раны, надевает домашнюю туфлю. В будни ходит по селу в одном белье, разве в церковь накинет простой камзол, а по воскресеньям – солдатскую егерскую куртку и каску.

Носить фельдмаршальский мундир старику запрещено.[340] На большие праздники ходит он в храм молиться в мундире со споротым золотым шитьем. Но при орденах! И на клиросе поет – басом! Во все глаза смотрят деревенские мальчишки: сверкает их барин каменьем драгоценным, как солнышко ... А ведь не похож на грозного полководца, да и живет не по барски. Встает за два часа до рассвета, обливается холодной водой, целый день трудится. Владения обустраивает, деревенских судит-мирит, читает, пишет. Отдыхает с крестьянами на завалинке, слушает сельские новости, а то с детишками играет.

Чудно деревенским: чем такой добрый барин самого царя допёк? А допёк, видать, знатно: сослан – раз, вокруг села пристав из Петербурга шныряет – два, в гости к соседям не пускают – три. Кто приедет в Кончанское – тотчас хватают и куда-то волокут!

В одиночестве живет Суворов, только ординарец Прохор при нем. Боевых офицеров, что демонстративно сопровождали фельдмаршала в его имение, император в крепость упёк. С любимой дочерью Наташей и внучонком Александром едва дали время проститься. Сына Аркадия старик уже благословил послужить Отечеству. Отставных солдат-ветеранов отпустил от греха. Один против императора стоит – и в победе своей уверен. Ведь не раз уже бывал в опале: «Не разумея изгибов лести и ласкательств ... часто неугоден», писал он Потёмкину еще в 1784 г. (П 153).

Суворов живет спокойно, зато в Петербурге император Павел места себе не находит. Все перечитывает отчёты надзирателей за Суворовым да письма его перехваченные, выдумывает разные досаждения ... Где там! Суворов ничего на земле не боится – ему за державу обидно. Как начал Павел I русскую армию на прусский лад ломать – так и нашла коса на камень. Говорят, император изволил выразиться, что «солдат есть механизм, артикулом предусмотренный», как в прусской армии.

«Русские прусских всегда бивали, чего ж тут перенять!?» – сказал Суворов (Д III. 585). Император велел переодеть суворовских «чудо-богатырей» в кургузую немецкую форму с кукольными париками и прочей «дрянью». А давно ли – да и с каким боем – Потёмкин и Суворов заставили русскую армию от всей этой мишуры отказаться, сделав ставку на удобство униформы и ее полезность для здоровья солдат. «Пудра не порох, букли не пушки, коса не тесак, а я не немец – природный русак!» – отказался фельдмаршал переделывать екатерининских орлов в прусских куриц.

Легенда о взаимоотношениях императора Павла I и Суворова весьма устойчива, поскольку в основе своей опирается на факты. Но, как всякая легенда, поверхностна. Идея Павла I навести в армии порядок, установить строгие правила и субординацию, с точки зрения Суворова, была не плоха. В армии творилось множество безобразий, гвардия вообще перестала быть армией, пустившись в полнейшее своеволие. Плохо было то, что император исходил в благих намерениях из дурных посылок и оснований, опыт его не соответствовал достижениям русской армии, советники были из рук вон плохи. А характер Павел имел чрезвычайно крутой, не склонный к компромиссам. Суворов ещё при жизни императрицы охарактеризовал его в рифму: «Prince adorable, despote implacable», – «Принц восхитительный, деспот неумолимый»[341].

Устав гатчинских войск, которыми при жизни матери играл Павел I, был подражанием прусскому. Руководством в обучении служил «Опыт воинского искусства» – плохой перевод «Тактики или дисциплины по новым прусским правилам», изданной в Пруссии ещё в 1760 г. «Этот опыт найден в углу развалин древнего замка, на пергаменте, изъеденном мышами, – отозвался Суворов о книжке, в которую Павел I верил, как в Святое писание, – свидетельствован Штенвером, Линдером (прусскими советниками Павла. – А.Б.) и переведён на немо-российский язык» (Д III. 595). Как многозначно сказано!

Возражать помазаннику Божьему, осмеивать его, – как же это стало возможным для Суворова, искренне любившего монархию? Однако иначе он не мог. Больше некому было постоять за честь армии, в конечном итоге – за её боеспособность, за жизнь, здоровье и благополучие её солдат. Но ведь Павел I преследовал те же цели!

6 ноября 1796 г., когда Александр Васильевич, после недолгого пребывания в Петербурге, вновь командовал войсками в Новороссии[342], скончалась Екатерина Великая, и новый император вступил на престол. При чтении письма об этом из Петербурга Румянцева хватил удар, от которого фельдмаршал уже не оправился. «Ваше сиятельство потеряли отца, а отечество – героя, – написал Суворов сыну своего учителя. – Я же, равно вам, в нём отца теряю»[343]. В армии осталась одна живая легенда – Суворов.

В середине ноября он перебрался из своей ставки в Тульчине в село Тимановку, но продолжал учить войска в поле и на специально построенных укреплениях так, будто поход на разбиение французов был делом решённым. Императрица договорилась удалить революцию с тела Европы совместно с Австрией и Англией. Кандидатура Суворова на пост командующего 80-тысячной русской армией была утверждена; роспись его полков составлена. Фельдмаршал, согласно его документам и письмам, глубоко изучил новшества в военном деле Западной Европы, внесенные революционной Францией, характеры и способности её генералов, и был готов решительно их разбить. Но … Павел I отказался от этого союза, и приготовления Александра Васильевича остались втуне.

Уже 29 ноября Военная коллегия предписала немедля ввести в действие спешно изданные ею уставы «о полевой пехотной службе» и «полевой кавалерийской службе». Распорядился об этом Николай Иванович Салтыков, воспитатель Павла I, которого новый монарх мгновенно произвёл в фельдмаршалы (мы помним, как нелегко достался этот чин Суворову!) и назначил президентом Военной коллегии. Уставы, родившиеся из прилежного чтения старых немецких книг и практики гатчинских вахтпарадов, возмутили Суворова до глубины души[344].

Они были переполнены глупостями. Например, у унтер-офицеров отняли ружья: теперь они должны были красиво салютовать алебардами. В полку стало на 100 штыков меньше – а ведь у Суворова и офицеры шли в атаку с ружьями. Уставы не оставляли места для инициативы. Их составители старались регламентировать всё, что способно было изобрести прусское воображение. Одна глава была посвящена тому, как генералам обедать в поле. Суворову как фельдмаршалу непременно полагалось «иметь стол на 10 кувертов (столовых наборов на человека. – А.Б.) без десерта, да другой для офицеров на 6 кувертов». Другая глава предписывала, как начальствующим лицам передвигаться в походе. Суворова обязывали иметь «карету цугом, две фуры, четыре повозки; число же верховых и вьючных лошадей не ограничивается», – гласил пехотный устав. Судя по нему, Александр Васильевич всю его жизнь ходил в походы как младший офицер: «субалтерн-офицерам не иметь повозок, но по вьючной и верховой лошади».[345]

Благоглупости начальства сами по себе никогда не страшили армию. Она всегда умела обращать их в свою пользу или незаметно игнорировать. Но уставы били по главным достижениям Суворова, сделавшим его солдата непобедимым. Они уничтожали гибкость командования применительно к обстановке. Их составители предписывали только линейное построение в три шеренги, как будто не ведая ни о каре, ни о колоннах, ни о рассыпном строе егерей. Об этом вскользь говорилось только в дополнительной инструкции 1797 г. Устав был ориентирован лишь на стрельбу, без действия штыком. Причём стрельбу не только «наступательную», но и … «отступную»!

Большим массам пехоты держать этот строй было нелегко даже на плацу, поэтому устав снизил число шагов в минуту до 75, а размер шага – до ¾ аршина, вместо суворовского аршина и полутора аршин. «Шаг мой уменьшен в три четверти, – констатировал полководец, – и так (в наступлении) на неприятеля вместо сорока – тридцать верст».

Уставы и масса указов Павла I были пронизаны крайним недоверием к командирам всех уровней. В первые же дни царствования он уничтожил Генеральный штаб и власть главнокомандующих армиями, за ними – генералов, полковников, майоров и даже капитанов. Разрешить капитану брак или перевести прапорщика в другую роту можно было лишь указом императора (точнее, его секретарей). Великой российской армией Павел собирался управлять из кабинета, как своим Гатчинским отрядом. Суворов, имевший при «матушке-императрице» полную военную, хозяйственную и кадровую власть, в т.ч. право производства в чины до полковника, с лишением его всех прав смириться не мог. Принципиальнее было то, что уничтожалась власть «отца» в военной семье, начиная с фундамента военного организма – роты во главе с капитаном и полка во главе с полковником.

Военный организм разрушался по всей его структуре. Дивизии были упразднены, их генералов заменяли безответственные за организацию войск инспекторы (любого чина). Особенно сильные удары император нанёс по полковникам и полкам. У генералов он отменил «дежурства» – штабы, у полковников – канцелярии, особенно необходимые для чёткого управления в военное время. Император полагал, что там люди укрываются от службы! И при этом требовал ежемесячных отчётов по всем мелочам армейского и полкового хозяйства …

Овеянные славой названия полков отменялись. Теперь их (а также батальоны, эскадроны и роты) следовало именовать по фамилиям шефов и командиров. В прусской армии, где шефы полков не менялись по 20–30 лет, это проходило. У нас же Томский мушкетёрский полк за 30 месяцев сменил 6 шефов, а Муромский за месяц – 5 шефов … При этом возможности шефа были ограничены по сравнению со старым командиром полка, а права подчинённого ему полковника превратились почти в ничто.

Павел I в каждой инициативе подчинённых, начиная с фельдмаршалов, видел только злоупотребление. Даже начальник его военно-походной канцелярии граф Ростопчин был наделён (в 1797 г.) одним правом: докладывать государю и передавать его повеления. Но меньше всего император доверял солдатам. Строй полка по новому уставу должны были обрамлять две отдельные от батальонов карательные флигель-роты, придуманные пруссаками, чтобы хоть как-то направлять в бою своих нанятых или насильно завербованных солдат. Русских солдат, прежде пользовавшихся относительной свободой на постое, предписывалось загнать под охрану в казармы.

Воинов уставы и указы императора превращали в игрушечных солдатиков, обязанных лишь механически маршировать и палить в белый свет по команде. Павел I выступил против единообразного «мужицкого» обмундирования, в котором побеждала армия его матери, во введении которого активно помогал Потёмкину Суворов. В войска вернулись косы и смазанные жиром, напудренные парики. Штаны и гетры делались узкими, чтобы туго обтягивать ноги. Каждый полк должен был теперь иметь свои цвета формы, часто самых замысловатых оттенков и сочетаний.

Большинство «нововведений» Павла в Западной Европе и России давно проходили; они даже в Пруссии были позавчерашним днём. Не удивительно, что самый передовой военный мыслитель и полководец XVIII в. принял их как прямое оскорбление своего и всей армии достоинства. Как раз перед началом царствования Павла I Суворов закончил свою «Науку побеждать» – разговор с солдатами во время учений, содержащих краткий свод необходимейших правил, которые полководец создавал и проверял на практике много лет.

Наука побеждать

«За учёного трех неучёных дают»

«Науку побеждать» Суворов продумывал всю свою военную жизнь. Мы видели, что он, начиная с «Суздальского учреждения», вменял себе в обязанность лично учить солдат, и требовал этого от всех офицеров и унтер-офицеров. В ходе этих учений постепенно складывался текст закрепления в умах солдат во время строевых занятий. В виде единого наставления каждому солдату свою «Науку» фельдмаршал написал, как считают историки, в 1795 или 1796 г. в Тульчине. В этом маленьком городке на берегу Южного Буга располагалась штаб-квартира командующего Юго-Западной армией фельдмаршала Суворова. Спокойная жизнь, комфортабельное квартирование в замке графини Потоцкой, на этот раз, кажется, не раздражали Александра Васильевича. Отстраняясь мысленно от от интриг далекого императорского двора, он наслаждался возможностью основательно обучать войска и создать книгу с тактико-строевым «Учением разводным» для командиров и «Разговором» с солдатами[346].

В тот век война была увлекательной игрой знати, когда генералы с упоением строили «системы» и выписывали тома об «эволюциях», исполняемых безмозглыми механизмами армий. До появления французской революционной армии, сломавшей старую тактику и стратегию полководцев-шахматистов, в Европе воевали замуштрованные до потери самосознания и наряженные как игрушки «зольдатики». В крепостной России Суворов предпочел прослыть чудаком, чтобы открыто сказать: солдат – личность! Какова сила личности, самосознания, разума и веры солдата – такова мощь армии.

Количество, хитрости организации и расстановки войск, даже их вооружение – не столь важны по сравнению с главным. Нравственное чувство сильнее стихий и неприятельских полчищ. Среди старых и новых, простых и сложных военных систем есть только одна подлинная: «Наука побеждать»! Даже в определении цели военных действий Суворову трудно было найти понимание у современников. Вместо увлекательной игры по занятию крепостей и прочих «стратегических пунктов и линий» он требовал незамедлительно уничтожать неприятельскую армию, лишая противника способности к сопротивлению и связывая ему руки искренним милосердием.

Можно ли было говорить о пробуждении и развитии личности согнанных в российскую армию крепостных?! При каждом случае, получая под командование то один полк, то другой, то дивизию, то корпус, то армию, Суворов лично и через прошедших его школу офицеров десятилетиями создавал нового русского солдата. Его система никогда не была официально признана. Но «Наука побеждать» ходила в списках или заучивалась командирами наизусть, для постоянного повторения солдатам[347].

Каждый раз, когда Суворов получал под команду новые войска, ему нужно было успеть научить солдата главному – «в чём ему для побеждения неприятеля необходимая нужда». При этом требовалось учить «без жестокости и торопливости, с подробным растолкованием всех частей особо и показанием одного за другим». Было необходимо, чтобы солдаты своё дело «и без изнурения подробно изучать могли, так, чтоб оное упражнение вообще всем забавою служило». Наконец, «солдат любит учение лишь коротко и с толком». Потому говорить с солдатами надо было их языком. Это и делал Суворов[348]. Послушаем его. И, после того, что мы уже прочли о развитии мысли военачальника, поймём всю глубину его слов. Тем более что военные правила, которые Александр Васильевич доносил до каждого солдата, были им чётко объяснены. Повторяя правила на каждом учении, полководец добивался не просто запоминания, но именно понимания его военной науки.

«Наука побеждать» в имеющихся записях офицеров (автографа Суворова у нас нет, возможно, сам он текст не записывал) состоит из двух частей. Первая – «Учение разводное», позже иронично названное «Вахт-парад» (в противоположность беспонечным караульным учениям Павла I) – инструкция офицерам по проведению тактико-строевого учения, максимально приближенного к условиям боя. Вторая – обращение командира к солдатам, завершившим учения, «Разговор с солдатами их языком».

Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 12; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 33 34 35 36 373839 40 41 42 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!