Наставление постовым командирам 5 страница
Отец Александра занимался снабжением армии и, благодаря своей «неподкупной честности» заслужил в январе 1758 г. чин генерал-поручика. Однако и он видел перспективы службы сына в интендантском ведомстве, а не на полях сражений. Тем не менее, Василий Иванович должен был способствовать стремлению сына оказаться, наконец, в действующей армии.
Получив 9 октября 1758 г. чин подполковника Куринского пехотного полка, к которому был заранее приписан (Д I. 2. С. 33), Александр Васильевич достиг вожделенного театра военных действий, но … без личного состава под своей командой.
Суворов отметил в своей автобиографии, что участвовал во взятии прусского городка Кроссена, надо полагать, волонтёром в составе бригады генерал-майора князя Михаила Никитича Волконского, отличившейся затем при Пальциге и Кунерсдорфе. Впоследствии Суворов всегда приветствовал волонтёров и часто держал офицерами при полках сверх штата, находя им применение при себе, т.е. на самых ответственных участках, и щедро представляя к наградам наряду со строевыми.
В последнем, величайшем сражении войны, Александр Васильевич участвовал в должности дежурного офицера при командующем 1-й дивизией генерал-аншефе Ферморе. Родившийся в России сын англичанина, благодаря личным военным заслугам за 36 лет прошедший путь от бомбардира полевой артиллерии до генерал-аншефа, Виллим Виллимович Фермор был образцовым русским офицером: отважным, распорядительным, всегда подтянутым и даже – что странно по тем временам – не слишком честолюбивым.
|
|
Не его вина, что русская армия, которой Фермор командовал более полугода, не смогла одолеть войска Фридриха Великого при Цорндорфе 14 (25) августа 1758 г. Сражение, на которое Суворов не успел, превратилось в колоссальную резню. Русские понесли более крупные потери, чем пруссаки (16 тысяч убитых против 11-ти), и вынуждены были отступить. Обвиняя в этом Фермора, офицеры помнили, что, разгромив пруссаков у Гросс-Егерсдорфа, Виллим Виллимович отступил лишь по приказу свыше, и подозревали, что летнее отступление 1758 г. тоже санкционировано из Санкт-Петербурга.
У Фермора – едва ли не единственного из тогдашних военачальников, смевшего сражаться с пруссаками на равных и даже побеждать признанного военного гения, короля Фридриха II, молодому офицеру было чему поучиться. «У меня два отца, – писал позже Александр Васильевич Потёмкину, – Суворов и Фермор»[57]. Чему же мог он научиться у Вилима Вилимовича, учитывая, что многие годы в гвардии, по собственному признанию[58], не дали Суворову как командиру практически ничего?
Именно Фермор сумел выполнить приказ из Петербурга, повелевающий находящейся в плачевном состоянии армии перейти в решительное наступление зимой 1757/58 г. Тогда полки шли в сильный мороз, нередко без ночевок, оставляя больных в городах и деревнях, но сохраняя порядок в своих рядах. Скорость наступления Фермора – 20 км в сутки – вдвое превышала принятую в европейских армиях (и продемонстрированную в текущей войне). Не ожидавший зимнего наступления Фридрих не успел перебросить против русских отозванные им на запад войска.
|
|
Заняв Восточную Пруссию и её столицу – Кёнигсберг, армия Фермора продолжила наступление. Был открыт путь к р. Варте, правому притоку Одера, и крепости Кюстрин, через которую русские (как и позже, в 1945 г.) были намерены двинуться на Берлин. Наступление в Померании затруднялось весенними паводками и плохими дорогами, но Фермор, уточняя маршруты колонн, вывел 42 тысячи солдат при 134 орудиях к окруженному болотами Кюстрину. Фридрих, спешно собирая войска со всех фронтов, устремился на спасение сосредоточенных в Кюстрине запасов провианта, запретив гарнизону под страхом смерти «заикаться о сдаче».
Фермор с помощью артиллерии успел уничтожить кюстринские склады, а замечательный полководец Румянцев сжёг мост через Одер. Фридрих под покровом ночи навел понтонный мост и внезапно появился между главной русской армией и корпусом Румянцева. Союзники-австрийцы, которым полагалось преследовать Фридриха, не пытались этого сделать. Численностью пруссаки уступали русским (их было чуть более 32 тысяч), но это были отборные, испытанные во многих сражениях полки. В то время как у Фермора целый Обсервационный корпус состоял из необстрелянных солдат, новоприбывших на поля сражений, которые к тому же, по словам Фермора, исхитрились употребить перед боем «потаённо сверх одной чарки, которую для ободрения выдать велено»[59].
|
|
Фермор успел отступить от Кюстрина и стянуть силы на пересеченной местности у деревни Цорндорф. Утром 25 августа 1758 г. развернулось кровопролитнейшее сражение Семилетней войны. Поле боя было иссечено оврагами и сплошь окружено лесами, а с трёх сторон – ещё реками и болотами. Поражение означало гибель. Понимая это, Фридрих велел объявить офицерам при переправе через Одер: «Мой девиз победить или умереть, и тот, кто так не думает, может оставаться на этой стороне и лететь к чёрту!»
Вполне осознавали свое положение и русские войска. Отчаянная ситуация показала, что масса офицеров готова проявлять личную инициативу. О феноменальную стойкость русского солдата, занявшего оборону, разбилось превосходное военное искусство Фридриха, который переиграл Фермора по всем статьям. В огненном аду главнокомандующий был контужен и выбыл из боя, многие офицеры погибли, генералы получили тяжкие раны, но войска держались. Неистовые атаки пруссаков отбивались ещё более отчаянными контратаками. Весь ход битвы при Цорндорфе не укладывался в военные каноны. Ни знакомые тактические схемы, ни разработанные Фридрихом для их опровержения приёмы не сработали. Русская армия устояла.
|
|
Никто в армии не знал, отчего Фермор, после торжеств и пролившихся на него наград в Санкт-Петербурге, был снят с поста командующего. Прибывший в его штаб Суворов смог поучиться и смирению, с которым Виллим Виллимович принял отставку, оставшись в армии во главе дивизии. Но самое сильное впечатление на Александра Васильевича, ощущавшееся всю его долгую полководческую жизнь, произвёл новый командующий: 61-летний генерал-аншеф Петр Семёнович Салтыков. Этот мудрый старик, тщательно изучавший тактику Фридриха и боевые свойства русских войск под началом Фермора, разительно отличался от военачальников, с которыми был уже знаком молодой Суворов.
Учёба у Салтыкова
«Будьте ж войском так любимы, как Ваш родитель. Будьте так для Отечества добродетельны и снисходительны до верных его деток». – Суворов сыну Салтыкова
Прибытие Петра Семёновича к войскам прошло без всяких торжеств. В отличие от Апраксина и Фермора, он не признавал внешних признаков высокой должности. Офицер (впоследствии видный учёный) Болотов с изумлением описывал вступление Салтыкова в Кёнигсберг: «Старичок седенький, маленький, простенький, в белом ландмилицком кафтане[60], без всяких дальних украшений и без всех пышностей, ходил он по улицам и не имел за собою более двух или трех человек в последствии. Привыкшим к пышностям и великолепиям в командирах, чудно нам сие и удивительно казалось, и мы не понимали, как такому простенькому и, по всему видимому, ничего незначащему старичку можно быть главным командиром столь великой армии и предводительствовать ею против такого короля, который удивлял всю Европу своим мужеством, проворством и знанием военного искусства. Он казался нам сущей курочкой, и никто и мыслить того не отваживался, чтоб он мог учинить что-нибудь важное. Генерал наш (губернатор Восточной Пруссии Корф.– А.Б.) хотел было, по обыкновению своему, угостить его великолепным пиром, но он именно истребовал, чтоб ничего особенного для него предпринимаемо не было, и хотел доволен быть наипростейшим угощением и обедом. А сие и было причиною, что проезд его через наш город был нимало не знаменит и столь негромок, что, хотя он пробыл у нас два дня и исходил пешком почти все улицы, но большая половина города и не знала о том, что он находился в стенах его. Он и поехал от нас столь же просто, как и приехал»[61].
Штабные офицеры Фермора, к которому Салтыков, прибыв в полки, отнёсся с подчеркнутым уважением, были в курсе хитроумных планов петербургской Конференции министров, которые поручалось выполнить Петру Семёновичу. Летом 1759 г. союзники намеревались двинуться на Фридриха со всех сторон и задавить его превосходящими силами. На Рейне и Майне собиралась 125-тысячная армия маршала Франции Контада; 150-тысячная австрийская армия фельдмаршала Дауна концентрировалась в Богемии и 45-тысячная – во Франконии. 16 тысяч шведов стояли у Штральзунда. 60-тысячная русская армия на Нижней Висле, по замыслу петербургских кабинетных стратегов, должна была действовать в составе этих почти 400-тысячных сил: маневрировать вдоль Одера во взаимосвязи с австрийцами, захватывать предписанные города, совершать диверсии.
Понимали офицеры и то, что прусский орёл не даст себя задушить. До сей поры Фридрих Великий бил все войска, кроме русских. Но в армии (возможно, поначалу и у Суворова) не сложилось впечатления, что «курочка» может клевать прусского орла. Прибыв в Познань 18 мая, командующий одобрил состояние готовых к походу полков, насчитывавших (за вычетом гарнизонов и отдельно действующих частей) около 39 тысяч. За сим, наладив тщательную разведку, повёл войско от Варты к Одеру столь благоразумно, что «прекрасная и подвижная армия Дона», как сообщили Фридриху, была принуждена к «позорному отступлению перед преследующим врагом»[62].
На смену Дона король прислал своего любимца Веделя. Позиции его 27-тысячного войска в Цюллихау, как Салтыков убедился на рекогносцировке, были очень хороши. В ночь на 12 июля русская армия обошла пруссаков и к середине дня заняла удобную для обороны местность у деревни Пальциг. Русские построились в две линии, с резервами и артиллерией между ними. Особенно хорошо защищен был правый фланг русской армии, но Салтыков именно за ним поставил в резерве основную часть кавалерии. На дальних подходах к левому флангу командующий приказал разрушить переправу и зажечь деревню, так что наступавший там неприятель попросту не успел на сражение. Суворов, имевший возможность осмотреть поле боя, координируя действия стоявшей в первой линии дивизии Фермора, получил важные уроки использования местности и стратегии упреждения действий противника.
С 16 до 18 часов прусская пехота и кавалерия под командой Веделя отчаянно атаковали правый фланг Салтыкова, каждый раз откатываясь назад под мощным огнем и короткими фланговыми атаками казаков и кирасир. Командующий по мере надобности перебрасывал к правому флангу подкрепления, а как только пруссаки начали общее отступление – ударил всей конницей. Полки Веделя спаслись от преследования только за Одером. Они потеряли более 4 тысяч человек убитыми и 1 тысячу ранеными (не считая тысячи пленных и еще большего числа дезертиров), а русские – в обратной пропорции (900 убитых и 4 тысячи раненых). В победной реляции Салтыков, прежде всего, воздал хвалу стойкости и доблести своих солдат, особенно первой линии, не уступившей врагу ни шагу[63]. – И этот урок Суворов запомнил крепко.
Отбросив Веделя, русские в согласии с первоначальной кабинетной диспозицией двинулись к Франкфурту-на-Одере: важному городу в 80 км от Берлина, с большими военными складами. Туда же направлялся 18,5-тысячный австрийский корпус Лаудона. Салтыков поспешил выслать авангард под командой генерал-поручика Вильбуа, чтобы заранее занять город и оприходовать в казну прусские запасы. Объединение сил с подходившим Лаудоном требовало от командующего изрядного дипломатического искусства вследствие неясных предписаний на сей счет из Петербурга и скрытых, но серьезных противоречий между союзниками. Остановимся на них, поскольку и Суворову предстоит впоследствии решать подобные ребусы.
Салтыков вроде бы не мог принять австрийцев под свою команду. В то же время предписание принимать советы и предложения от Лаудона было дано вместе с рекомендацией во всем советоваться с Фермором и согласовывать с ним свои действия. Генерал-аншеф граф Римской империи Фермор был по чину старше Лаудона, а в этой кампании служил подчиненным графа Салтыкова. Опытный царедворец Петр Семёнович учёл трепетное отношение современников к внешним признакам общественного положения и соответствующим правилам обращения. Он организовал торжественную встречу с австрийцами в точном соответствии с чинами и титулами её участников. 24 июля 1759 г. был устроен смотр войск генерал-поручика барона Лаудона с отданием генерал-аншефу Салтыкову воинских почестей, преклонением знамен и пушечной пальбой. Необходимая в командовании союзной армией иерархия была установлена.
На военном совете командующий отклонил предложение Лаудона оставить во Франкфурте обоз с 10-тысячным отрядом для охраны и поспешить в Силезию на соединение с фельдмаршалом Дауном, на которого якобы идет Фридрих[64]. Вместо разделения и без того не больших русских сил Салтыков предложил ожидать подхода Дауна, который по договоренности между Веной и Петербургом должен был следовать за Фридрихом, пока русские мешают королю объединить его армии. Все эти бумажные планы, разумеется, ничего не стоили, поскольку смелых наступательных действий от Дауна Салтыков не ждал, а сам помешать маневрам Фридриха и его генералов не мог.
Именно спасительное понятие о неспособности наличной русской армии настигать и победно атаковать пруссаков оказалось залогом победы в сражении, которого Петр Семёнович предпочел бы избежать. Он проведал, что король объединил армию с войсками своего брата принца Генриха, генералов Веделя и Финка к юго-западу от Франкфурта. Затем с северо-запада пришло сообщение о поражении 54-тысячной армии маршала Франции маркиза де Контада, угрожавшей Ганноверу. В битве под Минденом ганноверцы, англичане и пруссаки истребили, ранили и взяли в плен 7 тысяч французов (столько же, сколько Салтыков – пруссаков при Пальциге). Нетрудно было догадаться, по кому из двух оставшихся крупных противников ударит теперь Фридрих. На военном совете Салтыков предложил отступать, но вести о приближении короля озаботили его выбором позиции для сражения.
В августе 1759 г. Суворов участвовал в решающем сражении Семилетней войны. На восточном берегу Одера напротив Франкфурта, примерно перпендикулярно реке тянулась с запада на восток цепь холмов, к которым приткнулась деревня Кунерсдорф. На них Петр Семёнович устроил редут и батареи 248 орудий. Окопы и за ними земляные укрепления– ретраншемент – были отрыты вдоль всего расположения 59-тысячной армии, обеспечивая укрытое от огня сообщение между флангами. Он ждал Фридриха с северо-запада, со стороны Франкфурта, но знал, что король может ударить с любой стороны и обязательно по флангу. Что касается силы натиска, то Салтыков готовился к худшему. Он собрал войска в кулак, предпочитая тактическим выгодам занятия тех или иных пунктов надежность обороны главной позиции. Впоследствии Суворов развил идею концентрации войск в обороне при укреплении границ Финляндии.
На наиболее защищенном и высоком западном холме Юденберг Салтыков поставил дивизию Фермора и корпус Лаудона (всего 20 полков) с пятью батареями. Отсюда Суворову было отлично видно всё поле сражения, в ходе которого он смог оценить замысел командующего. В подножии холма, прикрытые со стороны реки усиленной редутом возвышенностью, сосредоточились у большой дороги ударные силы союзной кавалерии. Вести ее в бой ей должен был Лаудон, в то время как артиллерист Фермор был озабочен управлением огнём новейшей русской артиллерии: скорострельных шуваловских гаубиц-единорогов[65], только что освоенных в войсках. Граф и его офицеры были обязаны любой ценой удержать господствующую над полем боя позицию.
На центральном холме Гросс-Щпицберг под общей командой Румянцева стояло 17 полков с сильной артиллерией. Передовыми частями у подножия командовал генерал-поручик Вильбоа. Восточнее, на самом низком и пологом холме Мюльберг располагались 5 полков набранного из едва обученных рекрут Обсервационного корпуса и всего 4 батареи под командой генерал-поручика (будущего фельдмаршала) князя Голицына. С северо-востока, востока и юго-востока Мюльберг обступали высоты, удобные для устройства батарей противника. Невооруженным глазом можно было видеть, что позиция Голицына является слабейшим местом в построении союзной армии.
Внятное объяснение этого факта в военно-исторической литературе отсутствует. Нельзя сослаться на неопытность Салтыкова, имевшего в высшей степени компетентный военный совет. Ни Фермор, ни Румянцев, ни сам Голицын, ученик принца Евгения Савойского, не оспаривали правильность расстановки сил при Кунерсдорфе. Голицын, сын знаменитого полководца и дочери видного дипломата Петра I князя Б.И.Куракина (бывшей при Елизавете Петровне обер-гофмейстриной двора), никак не подходил для принесения в жертву. Правда, союзники ожидали появления Фридриха со стороны Юденберга, но когда король нагрянул с северо-востока и атаковал Мюльберг, Салтыков ещё раз передвинул войска, продолжая укреплять позиции Фермора и Румянцева!
Суворов, наблюдая с Юденберга перемещения войск, прекрасно понимал, что «курочка» ломает стереотипы военной науки, откровенно подставляясь под излюбленную Фридрихом «косую атаку». Бросая превосходящие силы по касательной на один из флангов противника, окружая его и добивая натиском вдоль фронта, король выиграл уже не одно сражение. Он должен был клюнуть на столь лакомую приманку, как слабый фланг под командой Голицына, в полной мере использовав превосходство прусских войск в выучке, маневренности и управляемости на поле боя. Лишь стойкость русских солдат могла сделать их непобедимыми при выборе хорошей оборонительной позиции с возможностью гибко пользоваться резервами для ответного массирования сил и контратаки.
Иная тактика была гибельна для русской армии, пока она не прошла школу Румянцева и Суворова. Однако и сам Александр Васильевич впоследствии «подставлял» неприятелю видимо слабую позицию, заставляя врага бросать все его силы в атаку, если сам не мог атаковать. Так было при Гирсово, когда противник в степной местности был мобильнее за счет превосходства в кавалерии. Так случилось и при Кинбурне, когда Суворов не имел сил потопить турецкий флот, но заставил турок высадить на узкой косе десант.
Первая атака Фридриха утром 1 августа 1759 г. была произведена на позицию Голицына с севера. Она имела демонстративный характер и была легко отбита. К полудню главные силы пруссаков дугой охватили Мюльберг, выдвинули на высоты батареи и после яростного обстрела пошли в атаку. Русские пушки ответили неприятелю, а Салтыков предпринял меры, чтобы помешать королевским войскам обтекать его позицию в западном направлении. Разгром сил Голицына был неизбежным. Князь получил тяжелую рану, его поредевшие полки в беспорядке отступили к северному подножию Гросс-Шпицберга, 70 пушек было потеряно. Только контатака свежих русских и австрийских полков, переброшенных вдоль фронта, задержала пруссаков на Мюльберге, пока Салтыков и Румянцев устраивали из полков центра и подкреплений новый фронт на восточном склоне Гросс-Шпицберга.
На этом этапе Фридрих счел битву выигранной и, двинув войска на Гросс-Шпицберг, послал в Берлин сообщение о своей победе. В отправленной императрице после сражения реляции Салтыкова говорилось, что неприятель, «сделав из всей своей армии колонну, устремился всею силою сквозь армию Вашего величества до самой реки продраться». Наступавшую с востока колонну под командой короля сдерживал генерал-поручик Панин: построившись в несколько линий, его солдаты вели ураганный огонь по лезущим на холм пруссакам, которые из-за тесноты не могли эффективно стрелять. Картечью, ружейным огнем и гранатами русские сбили волны неприятеля, хлынувшие с севера и юга на Гросс-Шпицберг. Салтыков непрерывно усиливал оборону своего центра, перебрасывая войска и артиллерию с Юденберга. Вероятно, в этой операции участвовал, среди дежурных офицеров Фермора, и Суворов.
Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 10; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!