Наставление постовым командирам 2 страница
Простая и понятная мысль, согласитесь. Но какое отношение она имеет к военному делу? В концепции Суворова она определяет всё. Все его военные планы, стратегия, тактические решения и конкретные действия с некоторого момента, который мы с вами сможем установить, были основаны на сознательном стремлении как можно скорее «убить войну», победить противника так, чтобы он, понеся минимальные потери, не смог больше воевать. Чтобы мирное население было спасено. А лучше всего – не затронуто войной. Для этого врага и саму войну нужно не просто победить, а «предпобедить».
В своих стремлениях великий полководец не всегда находил понимание у современников, кроме лучших учеников, и, как увидим, иногда терпел мучительные для него поражения. Поражения? – Мы все знаем, что Суворов не терпел поражений! Видимых – да, не терпел. В боях и сражениях он неизменно побеждал, с минимальными силами и максимальным эффектом. К концу жизни Александр Васильевич вообще не имел противника, победа над котором не была бы им в деталях предвидимой и совершенно предопределённой. Он был настолько уверен в результате, что иногда даже не вставлял победу в сражении в график движения войск и не командовал в бою. Но мысль полководца простиралась гораздо дальше взятых крепостей, выигранных полевых баталий и освобождённых земель. К задачам, которые он всеми силами не мог современникам втолковать. К целям, которых сам, с полной отдачей ума и таланта, не всегда мог достичь.
|
|
|
Современники и историки не видели этих тяжких переживаний за блеском его побед, потому что сама задача стремительно «убить войну», поставленная Суворовым самому себе, не была ими осознана. Но Александр Васильевич пошёл в своей мысли дальше, сформулировав и неоднократно реализовав задачу «предпобеждения» попыток начать войну. Снова всё просто: раз война зло, то задача армии – предупредить, пресечь до начала хоть нашествие неприятеля, хоть злоумышленный разбойничий набег.
Да, «предпобедить» означало – остаться без славы, чинов и наград для полководца (своих подчинённых Суворов за это поощрял). Но мирное население будет беспрепятственно процветать, солдаты (свои и чужие) останутся жить. Значит – следует оформить задачу на «предпобеждение» чётким и исчерпывающим приказом, а с ослушников его строго спросить. Значит, необходимо использовать, помимо военных, все меры дипломатии, все данные глубокой стратегической разведки, – и во всём этом, как увидим, Суворов стал выдающимся мастером, по праву заслужив лавры великого миротворца.
Начавшаяся война должна быть побеждена так, чтобы население России и других стран могло наслаждаться прочным миром. Такой мир должен быть справедливым, служить благу всех народов; война не может быть грабительской и завоевательной; бороться следует против всех попыток угнетения. Полководец подготовил войска и составил план полного освобождения Греции и Балкан. Сегодня мы знаем, скольких войн, в том числе тяжких для России, это помогло бы избежать. – Не вышло, войска остались на местах, план был положен в стол до русско-турецкой войны 1877–1878 гг., в ходе которой до конца не выполнен. Суворов смог спасти Польшу, усмирив страшный мятеж шляхты и дав народу прочный мир – но был отозван, страну стёрли с карты, а его добродеяния полякам развеяли прахом.
|
|
|
В конце жизни Александр Васильевич, не испытав проблем с разгромом лучшей в Западной Европе французской армии, поставил себе задачу обеспечить справедливый и прочный мир всему Европейскому континенту. Очистив от французов Италию и «вооружив народы италийские», полководец готов был взять Париж и восстановить французскую монархию. Он детально проработал и успешно осуществлял этот план, но был жестоко предан союзниками. «Забывая себя», Суворов боролся до конца – и проиграл. Правители отвергли его почти осуществлённую идею – и своими руками погрузили Европу в пучину кровавых Наполеоновских войн.
|
|
|
Слово Суворова
«Суворов... опроверг теорию нынешнего века, особенно в недавнее время победами в Польше и в Италии. Поэтому правила (военного) искусства принадлежат ему»
Так сам генералиссимус объяснял иностранцу масштаб произведенных им перемен в военной мысли. Цель книги ясна – выяснить ход мыслей Суворова, их развитие и взаимосвязь, восстановить историю складывания системы взглядов великого полководца и мыслителя. Чтобы в результате понять его военное искусство, основанное на представлении о добродетели. Эта ясность помогает решить научные задачи и указывает путь их реализации в слове. Говорить в книге будет, прежде всего, сам Суворов.
Это не значит, что, радикально нарушая традицию, я опущу суждения современников великого полководца. Анекдоты о полководце, записанные его современниками, хороши не только для развлечения. Многие из них весьма занимательны и передают характерные высказывания Александра Васильевича в типичных ситуациях[10]. Но мне не очень понятно переполнение книг о Суворове этими анекдотами, усугубленными фантазией историков, если его собственные достоверные рассказы почти обо всём, что он делал, составляют толстый том писем и несколько объёмистых томов документов! Повествование о том, что действительно волновало полководца в каждый момент его жизни, какие оригинальные и действенные решения насущных проблем он каждый раз находил, зачастую просто не оставляет места для забавных домыслов. Кроме того, очень трудно писать лучше, чем сам Суворов. Слово Александра Васильевича столь ёмко, мощно и талантливо, что филологи сравнивают его с пушкинским. Оно настолько сильно, что часто доходит до широкого читателя ослабленным и урезанным, до неузнаваемости искаженным.
|
|
|
Сравните только хрестоматийное: «глазомер, быстрота, натиск», – c подлинным изречением полководца, ставившего на первое место дух, на второе – ум, затем – дисциплину, а целью стремительного разбития неприятеля полагавшего гуманный мир:
«Вот моя тактика:
отвага, мужество,
проницательность, предусмотрительность,
порядок, умеренность, устав,
глазомер, быстрота, натиск,
гуманность, умиротворение, забвение».
Слово Суворова – главный враг придуманных историками мифов о нём. Вместо туповато-прямолинейного солдафона, каковым его обычно рисует историческая легенда, перед нами предстает требовательный, мудрый военачальник и добрейший, по обстоятельствам ироничный человек, понимающий, почему слава его побед вызывает у людей зависть, естественно выраженную в клевете. Ирония Суворова сильна, но он никогда не опускается до уничижения противников, признавая сильные качества даже за придворными интриганами: «Для двора потребны три качества: смелость, гибкость и вероломство».
В этом изречении видна продуманная звукопись. Александр Васильевич и силу смысла слова понимал прекрасно, и мощь звукового его выражения – не только в командах – пестовал тщательно. В достоверных цитатах голос Суворова, как и гул его побед, продолжает звучать сокрушительно, как Иерихонская труба. Время над ним не властно.
Не случайно враги полководца ещё при жизни пытались представить Александра Васильевича косноязычным чудаком, выражавшимся подчёркнуто простонародно, сознательно путая его обращения к простым солдатам и аналитические тексты на литературном русском, немецком и французском языках. В текстах Александра Васильевича которые русский читатель знает по переводам, его слово звучит неожиданно современно. Не удивительно – ведь переводы делаются на современный нам язык. Я взял на себя труд снять затруднения в чтении русских текстов Суворова, убирая особенности и вариативность неустойчивого в его время правописания, заменяя устаревшие (не важные для сути) формы, но тщательно сохраняя силу суворовского слова.
Слова Александра Васильевича неприятели боялись не меньше, чем его «стремглавного меча». Великолепно зная русскую и иностранную, древнюю и новую литературу, свободно изъясняясь на нескольких языках, полководец пользовался словом столь же неотразимо, как оружием.
«Господа Пулавские невинности лишились, – написано в 1769 г., – в самом деле, никогда их так не разбивали ... Тут-то и пришел бы им конец ... но малая часть моих войск, сплошь пехота, их спасла. Я кончил дело». Там же, в Польше, сделано признание внимания к языку и литературному стилю, обычно скрываемое: «Сикурс» есть слово ненадежной слабости, а «резерв» – склонности к мужественному нападению; «опасность» есть слово робкое ... и от меня заказанное, а на то служит «осторожность» ... Сикурс, опасность и прочие вообразительные во мнениях слова служат бабам, которые боятся с печи слезть ... а ленивым, роскошным и тупозрячим – для подлой обороны». – Вот уж сказал, как гвоздём к позорному столбу прибил!
С максимальной отдачей полководец использовал слово как могучую духовную силу, как знамя русское, ведущее в бой его «чудо-богатырей». «На походе, встретясь с басурманами, их бить! ... Поспешность, терпение, строй, храбрость, сильная, дальняя погоня!» Это не поэма, а самая передовая по тактике диспозиция сражения, за которое Александр Васильевич получил титул «граф Рымникский».
Вот не менее поэтичное письмо «Любезной Суворочке» – дочери в Смольный институт – из Кинбурнского ада: «У нас все были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы; а как вправду потанцевали, то я с балета вышел – в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили: насилу часов чрез восемь отпустили с театра». Но чтобы девочка не волновалась – пишет, будто уже оправился от ран и объезжал Днепровский лиман верхом: «Как же весело на Чёрном море, на Лимане! Везде поют лебеди, утки, кулики ... Прости, мой друг Наташа; я чаю, ты знаешь, что мне моя матушка Государыня пожаловала Андреевскую ленту "За Веру и Верность". Вот каков твой папенька за доброе сердце!».
И тут же, дабы потомки не слишком умилялись – язвительный отзыв о военных, которые «купались в чаю, пока мы купались в крови!» Полные сарказма стихи и эпиграммы Суворова поражают точностью образов. Вот весь, как на ладони, князь Потемкин:
«Одной рукой он в шахматы играет,
Другой рукою он народы покоряет,
Одной ногой разит он друга и врага,
Другою топчет он вселенны берега»
В архиве полководца целая груда «всеподданнейших» обращений к власть имущим – и тут же: «Вы знаете меня, унижу ль я себя? Лучше голова долой, нежели что ни есть утратить моей чести». «Любят только посредственность; а талант не охотник до узды». «На что моё достоинство поручать зависимости? Искусство не может терпеть порабощения». Искусство! Вот как он смотрел на командование войсками, насмехаясь над «бедными академиками», пытающимися рассматривать войну как науку.
В личных письмах и записках – резкий разрыв между невозможностью «ползать» и жаждой продвижения, которое одно лишь могло дать поле деятельность гиганту военного искусства: «Дайте волю быстроте разлива моего духа, благомудро исправьте шлюз ... Истинно не могу утолить пожара в душе моей»! Но: «Я ползать не могу, вались хоть Вавилон». Императору из ссылки: «Повергая себя к освященнейшим стопам». Тогда же другу: «Я тот же, дух не потерял. Обманет меня всякий в своем интересе, надобна кому моя последняя рубашка, ему её отдам, останусь нагой. Чрез то ещё не мал».
Сердечная благодарность Господу за победы и правительству за награды – и «Miscelania моя», заметки для себя: «Без денег, без мызы и саду, без экипажа и ливреи, без банкета ... без друзей и без гласа – никому не равен, желать ли мне быть равным? Какая новая суета – мне неведома! Без имения я получил имя свое. Судите – никому не равен». Ирония, игра смыслами? Да. Но и спокойная мудрость военачальника, не потерпевшего ни одного поражения благодаря чистой совести, острому уму и полководческому дару, мастера, уверенного в своем искусстве.
Искусстве – и человечности, той добродетели, без которой, как был уверен Суворов, «нет ни славы, ни чести». «Ваша кисть изобразит черты лица моего – они видны; но внутреннее человечество мое скрыто. – Говорил полководец художнику, писавшему его портрет. – Итак, скажу вам, что я проливал кровь ручьями. Содрогаюсь. Но люблю моего ближнего; во всю жизнь мою никого не сделал несчастным; ни одного приговора на смертную казнь не подписывал; ни одно насекомое не погибло от руки моей».
Как же так? – Спросят читатели, наслышанные о свирепых казнях и расправах, которые великий полководец якобы устраивал и внутри страны, при подавлении восстания Пугачева, и вовне её, во время польских восстаний. Прочитав эту книгу, вы увидите, что слово Суворова – правда, а то, что написали о нём не столь совестливые историки – ложь. Ни один человек не был казнен по его приказу, ни один не погиб от его действий иначе, чем в бою, ни один не был чрезмерно жестоко наказан Александром Васильевичем за всю его долгую и бурную жизнь.
Понимаю, в это сложно поверить, имея даже приблизительное представление о нравах XVIII века. Мало кто в те жестокие времена мог возвыситься до подлинно христианской добродетели. Для этого требовалась незамутнённая вера и великая сила духа, как, например, у святого адмирала Фёдора Ушакова. Но ведь история Руси знает таких подвижников и в более грозные времена: вспомним хотя бы святого князя Александра Невского, любившего и прощавшего самых страшных врагов…[11]. Следует учесть и то, что о нравах века Просвещения мы знаем в основном по нравам Запада, где Британия разбогатела на продаже рабов, Франция прославилась гильотиной, а в Швейцарии до конца столетия сжигали ведьм. Если образцом полководца является Наполеон, то смертный приговор для него – просто деталь быта. Между тем, не подписав ни одного смертного приговора, Суворов говорил правду. И что гораздо важнее – он не отличался от других генералов Российском империи, в которой с его детства и до кончины смертная казнь была исключена как уголовное наказание[12].
Мы с вами много раз убедимся, насколько слово Суворова точно и ёмко выражает величие его дел и его личности. Через все его подвиги – до конца. На могиле Александра Васильевича в Александро-Невской лавре написаны по его воле три слова: «Здесь лежит Суворов». Лучше о нём не скажешь!
Взглядом на мир моего искренне любимого героя можно было бы ограничиться. Но… Фигура Суворова в общественном сознании – это целый клубок домыслов и легенд, которые предстоит развеять, чтобы добродетельный человек, великий полководец и одухотворенный искренней верой государственный деятель предстал перед читателем в своём истинном облике. И здесь правда сияет столь ярко, что злобной лжи и клевете трудно будет отыскать себе хоть малый кусочек тени, чтобы укрыть свои короткие ножки.
________________________________________
Основные источники о жизни и мысли Суворова:
А.В. Суворов. Документы. В 4 томах. М., 1949–1953; А.В. Суворов. Письма / Изд. В.С. Лопатин. М., 1987. Ссылки на них даются в тексте, например: Д I.176 – Документы. Т. I. № 176: П 3 – Письма. № 3. Ссылки на номера документов и писем облегчают их поиск в многочисленных компьютерных изданиях. Страницы указаны только для обширных текстов. При цитировании недостающие слова и прояснения автора добавляются в круглых скобках.
Автор выражает искреннюю благодарность Евгению Вячеславовичу Мезенцеву за глубокое и творческое рецензирование этой книги.
Глава 1
ГОДЫ БЕЗВЕСТНОСТИ
Происхождение
«Был счастлив потому, что повелевал счастьем»
Александр Васильевич Суворов, как он сам не раз повторял, был незнатен родом. Не только в глубине веков, но и в его столетии данные о происхождении и деяниях Суворовых не блещут полнотой и достоверностью. Даже после двухсот лет изучения биографии полководца о его семье и первых трех десятилетиях жизни мы имеем отрывочные сведения. Однако они ценны для понимания социальной среды, в которой рос будущий полководец, и особенностей его воспитания.
Александр родился 13 ноября 1730 г.[13] в Москве, видимо в доме своего отца Василия Ивановича Суворова на Арбате. Отец его был по тем временам немолод – ему уже исполнилось 25 лет, но учёба за границей и суматошная служба денщиком при Петре I долго не давали жениться и завести детей. Впрочем, близость к царю позволила выходцу из незнатного рода московских подьячих завести важные для последующей карьеры связи при дворе.[14]
Александр Васильевич 28 октября 1790 г., по случаю возведения его в графское достоинство, утверждал, что его предки выехали в начале XVII в. из Швеции. «В 1622 году, при жизни царя Михаила Феодоровича, – написал он, – выехали из Швеции Наум и Сувор и, по их челобитью, приняты в российское подданство, именуемы «честные мужи», разделились на разные поколения и, по Сувору, стали называться Суворовы. Сим и других их поколенией, за крымские и иные походы, жалованы были поместья, до государствования императора Петра первого» (Д I. 2. С. 33).
Эта семейная легенда не выдержала исторической проверки. Даже дядя Александра Васильевича по отцу, Сергей Иванович, при определении в службу сына в 1756 г., не смог доказать дворянское происхождение своих предков и предъявить жалованные грамоты на вотчины, якобы приобретённые в XVII в.
Дворяне по фамилии Суворов (от распространённого прозвища «Сувор» – суровый, угрюмый) на Руси известны с XVI в., но их родство с будущим генералиссимусом не прослеживается. Зато историкам известен его прадед, московский подьячий (чиновник средней руки) Григорий Суворов, служивший в приказе Большого дворца (тот ведал продовольствием царского Двора). Он имел в 1665 г. денежный оклад в 23 рубля и поместный оклад в 200 четвертей (50 га пахотной земли). Поместный оклад подьячего означал скорее право на владение землёй с крестьянами, чем наделение ими. Но Григорий Суворов умело использовал это право, «кормясь от дел» и покупая себе во владение то сёла, то деревеньки, то отдельные крестьянские дворы.[15]
Суворовых в числе подьячих значилось несколько. Из них прадед Александра Суворова владел купленными и выменянными вотчинами во Владимирском, Нижегородском, Пензенском, Переяславль-Залесском, Суздальском и Ярославском уездах. Его старший сын Иван женился на дочери московского гостя (богатого купца) Сырейщикова. Отец полководца Василий женился на дочери подьячего (затем дьяка Поместного приказа, позже – Санкт-Петербургского чиновника) Федосея Манукова.[16] Третий сын Александр женился на графине Зотовой, из известной семьи дьяка, ставшего учителем царя Петра. Московская административная среда, вместе с аристократией, стала опорой преобразований, начатых старшим братом Петра царём Фёдором (1676–1682)[17] и продолженных самим Петром.
Иван Григорьевич Суворов был определён подьячим в штаб формируемых Петром «потешных», затем гвардейских полков. Заняв не видную на первый взгляд должность ротного писаря Преображенского полка, он стал подьячим Преображенского приказа (ведавшего, помимо прочего, политическим розыском) и дослужился до звания генерального писаря лейб-гвардии Преображенского и Семёновского полков.
Его сын Василий, родившийся в 1705 г. от второй жены, Марфы Ивановны (видимо, урождённой Кайсаровой), был послан своим крёстным отцом – царём Петром – для обучения за границей на государственном коште[18]. В инструкции К.Н. Зотову, в то время агенту Адмиралтейства по найму иностранных специалистов, Петр 24 января 1715 г. написал о Василии Ивановиче: «Суворова … отправить в Мардан, где новый канал делают, также и на тот канал, который из океана в Медитеранское море приведён (Canal du Midi, соединивший Средиземное море с Атлантикой в конце XVII в. – А.Б.), и в прочие места, где делают каналы, доки, гавани и старые починяют и чистят, чтобы он мог присмотреться к машинам и прочему, и мог бы у тех фабрик учиться».[19]
Дата добавления: 2022-01-22; просмотров: 16; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!