Обстоятельства формирования и зарождение мифологической теории в кон. XVIII в.



Официальная советская атеистическая марксистская наука в истории развития т. н. «мифологическойшколы» (почему-то характеризуемой в 1985 г., как «направление в буржуазной историографии первоначального христианства»[46]) выделяла 3 периода. Все периоды соотносились с основными авторами трудов соответствующих общему направлению, но можно указать и хронологию:

1) кон. XVIII в. — связан с именами Вольнея и Ш.-Ф. Дюпюи, авторов т. н. «астральной теории происхождения мифов»;

2) 2-я пол. ХIХ в. — Б. Бауэр, находил противоречивость Евангелий и трактовал их как фикции. Сюда же относятся представители т. н. «Голландской школы» радикальной критики Библии: А. Гукстра, А. Пирсон, А. Д. Ломан, Г. Болланд,

3) нач. ХХ в. — Дж. М. Робертсон, Т. Уайттекер, А. Немоевский, Э. Мутье-Руссэ, П. Л. Кушу, У. Б. Смит — развивавшие гипотезу дохристианского происхождения культа воскресающих богов, а также А. Древс, который помимо этого, обращался к гностицизму, как источнику происхождения христианства.

Интересно отметить завершение статьи «Мифологическая школа» в «Атеистическом словаре» 1985 г., по словам его авторов, — итоге«многолетнего труда большого коллектива ученых, представляющих различные научные и педагогические учреждения страны, а также братских социалистических стран»[47]. Статья, после перечисления основных представителей «школы», резюмирует: «они внесли большой вклад, но, будучи идеалистами, не вскрыли социально-экономических причин появления христианства и не смогли до конца развенчать миф о Христе»[48]. Как будто советские марксисты-материалисты (о которых в статье ни слова), вооруженные марксистско-ленинской философией диалектического материализма, «смогли» его «развенчать».

В контексте тематики данного исследования, из перечисленных выше авторов т. н. «мифологической школы», представляется вполне достаточном рассмотрение работ Вольнея и Ш.-Ф. Дюпюи, как основоположников теория о мифичности существования Спасителя, Б. Бауэра, как «вернувшего» из небытия данную теорию и А. Древса, в работах которого она получила свое наиболее полное завершение.

Теорияо мифичности существования Иисуса Христа впервые заявила о себе в эпоху Французской революции (1789-1799) и в этом есть своя закономерность. Как писал современникреволюции, политик и дипломатСардинского королевства, Жозеф-Мариде Местр (Joseph-Marie, ComtedeMaistre) (1754-1821),«есть во французской Революции сатанинскоесвойство… Вспомним великие заседания! Речь Робеспьера против духовенства, торжественное отступничество священников, осквернение предметов культа, освящение богини Разума и то множество неслыханных сцен.., все это выходит из обычного круга преступлений и принадлежит, как кажется, другому миру»[49].

Следует отметить, что,в силу сложившихся обстоятельств, главным образом, идеологического характера, в отечественной исторической науке (особенно в советский период)нашел отражение достаточно односторонний подход к рассмотрению и объяснению истории Франции кон. XVIII в. В частности, Французскую революцию было принято рассматривать в основном с позицииее прогрессивной значимости. Данный подход можно отнести и к отечественной культурологической сфере. Причем здесь он был сформирован еще в досоветский период. По замечанию А. В. Чуднова, «образ Французской революции, который сложился в русской культуре с XIX в.., принадлежал скорее к сфере сакрального, нежели к области научного знания. Более того, сам процесс формирования этого образа происходил через элиминирование, через сознательное забвение тех исторических реалий, которые противоречили идеализированному представлению о Революции»[50].

Тем не менее, несмотря на такую своеобразную «однобокость» при историческом рассмотрении, все, без исключения, исследователи отмечали антиклерикальную направленность революционного процесса во Франции кон. XVIII в.По выражению французского политика сер. XIХв. Алексиса деТоквиля (Alexis-Charles-HenriClеreldeTocqueville) (1805-1859), «одним из первых шагов Французской революции была атака на Церковь, а из всех порожденных революцией страстей страсть антирелигиозная первой была воспламенена и последней угасла»[51].

Попытка насильственной дехристианизации, — своеобразное выражение революционного террора, в его борьбе с контрреволюцией (действительной и мнимой), пыталась охватить все сферы общественной жизни французского общества. Ничего подобного в европейской истории до этого не было (но будет, в гораздо больших масштабах, но точно по такой же схеме, — в СССР, в ХХ в.). В ходе дехристианизации закрывались храмы, на нужды революции изымались церковные ценности, католическое духовенство репрессировалось. Именно с политикой дехристианизации революционной Франции связано введение революционного календаря, где за начало новойэры летосчисления былопринято 22 сентября 1792 г. — упразднение Конвентом монархии во Франции и провозглашение республиканской формы правления.

Поскольку, «отказ от христианства предусматривал неприятие идеи 7-дневного сотворения мира. Недели были заменены декадами»[52]. Крылатое выражение Шарля Мишеля де Виллета (CharlesMichel, MarquisdeVillette) (1736-1793), в его речи в Конвенте в 1792 г.: «интересы святых противоречат интересам народов»[53], очень точно выражали богоборческий дух революционной Франции. В новом революционном календаре отсутствовали не только святцы, но и воскресенье, как день недели. Согласно оценке Ж.-М. де Местра, «республиканский календарь.., был заговором против религии; их эра начинается с самых великих злодеяний, которые обесчестили человечество. И они не могут датировать акт, не покрывая себя позором, ибо возникает в памяти позорное происхождение правления, даже праздники которого заставляют бледнеть»[54]. «Высокую» оценку, в целом, дает дехристианизации эпохи Французской революцииклассик-богоборец Ф. Энгельс: «во Франции между 1793 и 1798 гг. христианская религия действительно исчезла до такой степени, что самому Наполеону не без сопротивления и не без труда удалось ввести ее снова»[55].

Следует особо отметить, феномен дехристианизации в революционной Франции, —это ни что иное, как«воплощение в политической практике философских идей французского Просвещения»[56].По замечаниюА. де Токвиля, «философию XVIII в. не без основания рассматривают в качестве одной из основных причин Революции. Столь же верно, что философия эта в своей основе антирелигиозна...философы направили весь свой пыл против Церкви. Они обрушили удар на духовенство, церковные институты, иерархические структуры и догмы, и чтобы окончательно их разрушить, они возжелали искоренить самые основы христианства»[57]. О том же говорит Ф. Энгельс: «во Франции в XVIII веке… философская революция предшествовала политическому перевороту»[58].

Исследователи отмечают, что во Франции еще до XVIII в. оформилась антиклерикальная философская традиция. Однако, «то, что сделали французские атеисты XVIII в. с идеей Бога, не может идти ни в какое сравнение с прежними нападками на религиозное мировоззрение.В грозовой атмосфере предреволюционной Франции сравнительно умеренные идеи философских трактатов Локка и Толанда воспринимались в переосмысленном виде и в руках атеистов сделались боевым оружием»[59].

В данной цитате советского историка философии Х. Н Момджяна (1909-1997) достаточно четко указана взаимосвязь религиозно-философских воззрений французских энциклопедистов XVIII в. с английскими деистами XVII в. И здесь нелишним будет еще раз отметить, что один из основоположников теории мифичности существования Иисуса Христа, — Вольней был деистом, а другой, — Ш.-Ф Дюпюи — фактически атеистом.

Следует отметить, что подробная критическая оценка с православных позицийрелигиозно-философских систем английских деистов XVII в. идеятелей французскогоПросвещения XVIII в. содержится у еп. Сильвестра (Малеванского; 1828-1908) вего работе «Краткий исторический очерк рационализма в его отношении к вере». Она достаточно обширна, и публиковалась по частям в «ТрудахКиевской Духовной Академии»в 1862-1863 гг. Еп. Сильвестр (Малеванский) рассматривает деизм, как естественное историческое развитие рационалистических идей, порожденных протестантизмом в его противостоянии с католицизмом: «протестантство было выражением и дальнейшим развитием стремлением средневековой жизни католического Запада, так точно в свою очередь философизм религиозный XVII и XVIII веков был выражением и дальнейшим развитием жизни Запада протестантского»[60].

По определению современного исследователя Ю. Е. Милютина, «деизм, обосновывал т. н. “светскую религиозность”, освобождая человека от посредничества Церкви в его взаимоотношениях с Богом и ограничивая функции религии моралью»[61].Еп. Сильвестр (Малеванский) отмечает побудительные причины возникновения религиозно-богословской доктрины деизма в качестве новой религии, способной заменить собой христианство, религии чистого разума. Однако онуказывает и на конечные результаты английского деизма XVIIв., отмечая его разрушительный характер: «думая создать новую, лучшую религию, они отняли у человека совершенно религию... Думая образовать новый, лучший порядок вещей, они извратили основы всякого порядка. Действуя во имя свободы, они приготовляли еще большую… опасность для нее со стороны произвола и страстей, потому что поколебали все… против этого преграды — закон и нравственность»[62]. По его мнению, деисты изначально были неискренни в своих религиозно-философских рассуждениях: «если кто на первых порах мог доверять искренности и благонамеренности деистов, выставлявших на первом плане своих действий свободу религиозную и интересы религии, то легко мог в этом разувериться.., когда яснее открылся план и образ их действий»[63].

Рационализм во Франции XVIII в. как и деизм в АнглииXVII в., в нравственной сфере утверждал эгоистические начала, что, безусловно, свидетельствует о родстве этих религиозно-философских систем.При этом, как отмечает еп. Сильвестр (Малеванский), «никто с таким фанатизмом не проповедовал о свободе, человечности и правде, как рационалисты XVIII века, не только деисты и скептики, но и материалисты и атеисты»[64].При этом, «им верили на слово, не рассуждая о том, какой почве принадлежит это учение.., может ли оно иметь место и силу вне религии, могли ли дать свободу и человечность те, кто ниспровергали начала религии и нравственности, те, кто всем проповедуя о свободе и человечности, сами были самыми нетерпимыми и не снисходительными по отношению к мнениям и убеждениям других»[65]. Преосвященный автор указывает и причину, по которой деизм и эволюционировавший из него атеизм имели успех в широких массах французского общества: «верили потому, что легко и приятно было верить лестным обещаниям, потому что располагало к этому общее и раздраженное недовольство текущим порядком вещей, как политическим, так и церковным»[66].

Говоря о Французской революции, еп. Сильвестр (Малеванский), пишет: «рационализм французский XVIII в. успел в обществе французском положить запрещение на веру, успел даже дать вид законности безверию, или новой религии разума, употребляя при этом средства самые противозаконные, жестокие и бесчеловечные… Суетность и нравственное безобразие новой религии разума так были возмутительны для каждого сколько-нибудь благородного и доброго человека, что только один изуверный фанатизм, владевший внешнею силою, мог дать ей возможность существовать»[67].

Иллюстрацией сложной эволюции религиозно-философских взглядов в период предшествовавший Французской революции, может служить мировоззрение редактора знаменитой 35-ти томнойЭнциклопедии (1751-1780) эпохи Просвещения Дени Дидро (DenisDiderot) (1713-1784): изначально он был теистом, позднее стал сторонником деизма (что нашло отражение в работах «Философские мысли» (1746) «Прогулка скептика, или Аллеи» (1747), а в дальнейшем атеистом (начиная с работы «Письмо о слепых в назидание зрячим» (1749). Д. Дидро по праву может считаться одним из ближайших предшественников выдвинувших мифологическую теорию происхождения Иисуса Христа. Поскольку, согласно советской атеистической пропаганде, он был одним из первых, кто «поставил под сомнение историчность Христа… и установил преемственную связь между античными и христианскими мифами»[68].

В частности, Д. Дидро в «Прогулке скептика, или Аллеи», вкладывает в уста своего героя такие слова относительно существования Иисуса Христа: «если бы ваш вождь совершил хоть малейшую часть того, что вы ему приписываете, об этом узнали бы император, Рим, сенат, весь мир. Этот божественный человек сделался бы темой наших бесед и предметом всеобщего изумления, а между тем о нем все еще ничего не знают»[69].

Д. Дидро указывает на отсутствие свидетельств современников о Спасителе (Филона Александрийского, Иосифа Флавия и Иуста Тивериадского): «толпе дураков всегда было позволительно верить в то, что не гнушались признать даже немногие разумные люди; и безмозглая доверчивость первых никак не может опорочить просвещенного свидетельства вторых. Поведай же мне: что говорит Филон о начальнике аллеи терний?.. Ничего. Что думал о нем Иосиф?.. Ничего. Что рассказывает о нем Юстус Тивериадский. Ничего»[70].

ДалееД. Дидро обвиняет христиан (в его тексте «обитатели аллеи терний») в подлоге свидетельства Иосифа Флавия о Христе, считая их позднейшей вставкой: «обитатели аллеи терний были задеты унизительным для них молчанием современных историков об их вожде… Что же они надумали в этом тяжелом положении? Они решили уничтожить следствие, уничтожив причину. “Как это,— воскликнешь ты, — уничтожив причину? Я тебя не понимаю. Неужели же они заставили говорить Иосифа через несколько лет после его смерти?”. Представь себе, что ты догадался: они вставили в его историю похвалу их начальнику. Подивись их неумелости: так как они не сумели ни придать правдоподобие сочиненному ими отрывку, ни выбрать для него подходящее место, то подлог вышел совершенно явным»[71].

Скептические взгляды Д. Дидро на историчность Иисуса Христа, изложенные им в 1747 г., естественным образом получили свое развитие в период активной дехристианизации, начавшейся в 1793 г., в трудах деятеля Французской революции, философа и крупного ученого-ориенталиста Вольнея.Вольней «отлично понимал, что выработка научной теории происхождения религии есть верный путь ее разоблачения. Задача состоит в том, чтобы найти естественные, земные корни религиозного мировоззрения»[72]. За основу своей теории происхождения религииВольней берет историко-сравнительный метод. С его помощью он пытается установить связь и показать преемственность между различными религиозными учениями, опираясь на научные познания своеговремени.

Одним из исходных рассуждений Вольнея является древнее, исходное атеистическое положение о том, что человек сам создал в своем воображении образ божества. Вольней пишет: «при виде образа божества, каким представляют его себе люди, я сказал себе: нет, вовсе не бог создал человека по своему образу и подобию, а человек создал образ бога по своему подобию. Человек вложил в него свой разум, приписал ему свои склонности, наделил его своими суждениями»[73].

Данное рассуждение Вольнея очень созвучно взглядам его старшего современника-атеиста П. А.Гольбаха (который, в свою очередь, «жил в постоянном и тесном сотрудничестве с Дидро»[74], и под влиянием которого Дидро и сам стал атеистом). В частности, говоря о христианских богословах, П. А. Гольбах писал: «все ваши усилия сделать бога свободным от человеческих недостатков оказались тщетными, и за всеми вашими ухищрениями и маскировками в этом боге все-таки проглядывает много человеческого»[75].

Вольней действительно был тесно связан с П. А. Гольбахом (в частности, «через Гольбаха Вольней познакомился с Вениамином Франклином»[76], — одним из отцов-основателей США). Однако П. А. Гольбах, который «был наиболее страстным богоборцем среди своих единомышленников-энциклопедистов, “личным врагом Бога”, как его иногда называли»[77], тем не менее, никогда не отрицал факт существования Иисуса Христа. Для П. А. Гольбаха Христос «ловкий обманщик»[78].

Вольней, отталкиваясь от атеистического тезиса происхождения религии, тем не менее, не развивает его. Он лишь стремиться показать несостоятельность представлений о божестве, дополняя его причудливыми религиозно-синкретическими построениями. Вольней рассматривает все известные в его время религии, стремясь выделить в них нечто общее. Именно из своих религиозно-синкретических построений Вольней и выводит мифологическую теорию происхождения Иисуса Христа.

Исследователи полагают, что несмотря на то что «Руины» Вольнея «были опубликованы до труда Дюпюи, он использовал для их подготовки работы Дюпюи и следует за ним в своей аргументации»[79]. Можно еще раз указать хронологию: в 1781 г. Ш.-Ф. Дюпюи опубликовал работу «Происхождение созвездий и объяснение мифов посредством астрономии», спустя 10 лет, — в 1791 г. Вольней печатает свои «Руины», а через 3 года, — в 1794 г. Ш.-Ф. Дюпюи свой 4-томник «Происхождение всех культов, или Всеобщая религия». В связи с тем, что труд Ш.-Ф. Дюпюи не переведен на русский, а аргументация у него аналогична Вольнеевской, представляется важным подробнее проследить вывод последнего о мифологическом происхожденииИисуса Христа.

Вольней исходит из того, что находясь в Вавилонском плену (598-539 до Р. Х.), евреи «впитали все халдейское богословие», а «возвратившись на родину.., принесли с собой все эти идеи».Но помимо этого, «фарисеи опирались на авторитет своих освободителей и учителей — персов», и благодаря им, «дети Моисея приняли богословие Зороастра... Так возникло новое религиозное учение». Далее Вольней отождествляет Богородицу с зодиакальным созвездием Девы, а Спасителя с Солнцем.

Он пишет: «в преданиях говорилось, что у этой Девы должно родиться дитя, которое сразит змея, сокрушив ему голову, и освободит мир от греха. Дитя здесь символически обозначает солнце. В период зимнего солнцестояния, когда персидские маги гадали и предсказывали по положению звезд, каким будет новый год, солнце находилось как бы в лоне Девы.., и потому на астрологических картинах неба солнце изображали в виде младенца, которого кормит грудью непорочная дева. В дальнейшем, во время весеннего равноденствия, солнце превращалось в Овна или Агнца — победителя созвездия Змея, которое исчезало с неба».

Исходя из халдейских и персидских преданий, Волней продолжает: «предания гласили, что в детстве этот божественный, по своей сущности небесный искупитель, будет жить в унижении и безвестности, кротко перенося крайнюю бедность. И это находило себе символическое подтверждение в том, что солнце в зимнее время склоняется к горизонту». Подобным образом он «объясняет» Воскресение Христово: «в преданиях говорилось, что солнце-спаситель, будучи предано смерти злодеями, воскресло, одержав победу над смертью, что оно вновь поднялось из преисподней на небеса, где будет царить вечно. И в связи с этимжрецы напоминали, что именно такова жизнь солнца».

А также имя Спасителя: «предания, ссылаясь на загадочные астрономические названия, утверждали, что спаситель будет носить имя Крис, что значит “хранитель”. Вот откуда, индийцы, вы взяли своего Крис-ен или Кришну, а вы, христиане, греческие и западные,—вашего Христа, сына Марии. Иногда он назывался Иез. Сочетание этих трех букв, если взять их в числовом значении, образует число 608, один из солнечных периодов.И вот, европейцы, то имя, которое вместе с присоединенным к нему латинским окончанием стало именем вашего Иезуса или Иисуса. Это — древнее кабалистическое имя, присвоенное юному Вакху, тайному (ночному) сыну девы Минервы. Всей историей своей жизни и даже своей смертью Вакх напоминает христианского бога, и оба они являются эмблемами,— олицетворениями дневного светила»[80].

Вот из этих рассуждений, собственно, и берет свое начало теория мифологического происхождения Иисуса Христа. Неудивительно, что она не могла быть всерьез воспринята не только ученым сообществом, но и более менее образованными людьми, имеющими представление о библейской и церковной истории. Однако если обратиться к датировке трудов Вольнея и Ш.-Ф. Дюпюи, соответственно — 1791 и 1794 гг., то — это как раз совпадает с дехристианизацией Франции,периода революции.Вольней и Ш.-Ф. Дюпюи — революционные деятели, члены Конвента, — высшего законодательного и исполнительного органа республики. Ш.-Ф. Дюпюи — один из авторов антихристианского республиканского календаря, Вольней — один из «наиболее влиятельных вольнодумцев этого времени»[81]. Таким образом, истоки мифологической теории происхождения Иисуса Христа совсем не научные, — они политические. Именно необходимостью политического момента в истории Французской революции (1789-1799), — дехристианизацией, данная теория и обязана своим появлением.

В произведении Вольнея также обращает на себя внимание одна немаловажная деталь. Он, по собственному свидетельству, пишет «Руины» под диктовку некоего духа. Большинство исследователей понимают это как аллегорию. Тем не менее, сам Вольней, как визионер, подробно описывает как обстоятельства, в которых происходит видение, таки самого явившегося духа, под диктовку которого он и писал: «призрак был совершенно таким, каким рисуют обыкновенно привидения, появляющиеся над могилами. Меня охватила дрожь. И пока я, оцепенев от испуга, не мог решить, бежать мне или удостовериться в подлинности своего видения, призрак начал говорить, и мне пришлось выслушать его речь»[82].

Сам Вольней, как ученый, очевидно не мог не понимать несостоятельность своей мифологической теории. По замечанию И. П. Вороницына, позднее, в одном из примечаний к своим «Руинам», Вольней писал: «точное происхождение христианства неизвестно…, никто еще с очевидностью не доказал радикального факта, т. е. реального существования персонажа, вызвавшего систему. Однако, без такого персонажа было бы трудно понять возникновение системы в определенную эпоху»[83].

Интересно отметить, что в 1827 г. ученый и писатель Жан-БатистПерес (Jean-BaptistePеrеs) (1752-1840)написал остроумную пародию-этюд на труд Ш-Ф. Дюпюи, где подражая последнему, «доказал», что Наполеон — вымышленная личность: «это всего лишь фигура аллегорическая — олицетворение солнца»[84]. Редактор русского перевода А. М. Васютинский рассказывает об истории написания памфлета следующее:«книжечка обязана своим происхождением любопытному случаю из жизни Переса.Живя однажды на даче, он познакомился с одним студентом, отчаянным приверженцем теории известного астронома Дюпюи. Однажды разговор зашел о знаменитом сочинении последнего “Происхождение культов”. Студент с жаром отстаивал правоту Дюпюи. Тогда Пересу случилось сказать, что, пользуясь методом Дюпюи, легко можно доказать и то, что Наполеона вовсе не было,— и в подтверждение своих слов он через несколько дней представил изумленному юному собеседнику выше переведенный этюд»[85].

А. М. Васютинский делает и весьма важное замечание о значении этого небольшого труда Ж.-Б. Переса: «помимо общего интереса, как одно из воплощений мифа о Наполеоне, книжечка представляет и большой интерес для всякого интересующегося вопросами исторической методологии и исторического анализа, как пример доведения до абсурда метода аналогии и анализа солярного мифа, как пример лженаучного беспорядочного пользования литературными источниками вне всякой хронологической последовательности, наконец как образчик исторического анализа adhominem»[86], — т. е. логической уловки, логически некорректного способа обоснования тезиса, где аргументация, основывается не на объективных фактах и логических рассуждениях, а на личности оппонента.


 


Дата добавления: 2018-02-15; просмотров: 425; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!