РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 32 страница
Письмо было адресовано Плехановым в редакцию формировавшегося тогда в российской столице социал-демократического журнала «Начало», в котором предполагалось участие Мартова, Дана, Парвуса, Троцкого, Ленина, а Плеханову отводилась роль главного редактора. В ходе переговоров с Э. Л. Гуревичем (Е. Смирновым) Плеханов предложил привлечь еще к участию в журнале Засулич, Маслова, сестер Аксельрод и некоторых других лиц. Однако журнал так и не был создан.
1 Цит. по кн.: Иовчук М., Курбатова И. Плеханов. С. 232-233.
2 Группа «Освобождение труда». Сб. 5. С. 232.
3 Там же. С. 233.
224
Советы Плеханова, какими бы логичными ни казались они сегодня, уже не могли повлиять на ход событий в России. Первой поднялась сначала на всеобщую политическую забастовку, а потом и на вооруженное восстание пролетарская Москва. Большинство политически активных рабочих самым демократическим из всех возможных способом — путем своеобразного открытого референдума — высказалось здесь за то, чтобы дать бой царскому правительству, арестовавшему 3(16) декабря Троцкого, а также других руководителей и многих рядовых членов Петербургского Совета рабочих депутатов. После этого сомнения некоторых социал-демократов, предупреждавших о незавершенности подготовки восстания и недостаточно боевом настроении войск московского гарнизона, были отброшены. Большевики, меньшевики, эсеры, Московский Совет рабочих депутатов все вместе решили начать 7(20) декабря общегородскую стачку и перевести ее затем в вооруженное восстание. Этот план и был реализован. В дальнейшем отдельные, порой довольно значительные очаги восстания возникла на Украине, в Прибалтике, Сибири и в некоторых других местах. Однако этого оказалось явно недостаточно, чтобы сокрушить царизм. Повстанцы потерпели поражение. Началась полоса карательных экспедиций и массовых расстрелов участников революционного движения.
|
|
|
Именно в это время Плеханов сделал шаг, который отозвался в сердцах многих революционеров и передовых рабочих болью, недоумением и открытым возмущением. В конце декабря 1905 г. вышел из печати четвертый номер «Дневника социал-демократа», где появилось следующее заявление Плеханова: «Несвоевременно начатая политическая забастовка привела к вооруженному восстанию в Москве, в Сормове, в Бахмуте и т. д. В этих восстаниях наш пролетариат показал себя сильным, смелым и самоотверженным. И все-таки его сила оказалась недостаточной для победы. Это обстоятельство нетрудно было предвидеть. А потому не нужно было и браться за оружие» 1.
Сказано прямо, безапелляционно, даже с вызовом... Но с каким же гневом обрушились на Плеханова за эту его последнюю фразу Ленин и большевики! Ее называли геростратовской, позорной для революционера, ренегатской. С тех пор прошло почти сто лет. Попробуем же разобраться во всем этом более спокойно, без гнева и пристрастия, как любил выражаться вслед за древними римлянами сам Плеханов.
|
|
|
Прежде всего заметим, что он осудил здесь не рабочих, а их вождей, социал-демократов и эсеров, которые не захотели «притормозить» восстание, открыв все шлюзы перед напором народной стихии. Плеханов писал: «Вы скажете мне, может быть, что я хочу тормозить движение. Я спорить и прекословить не буду. Почему и
1 Плеханов Г. В. Соч. Т. XV. С. 12.
225
не затормозить его? Роль тормоза не всегда заслуживает осуждения. Ее играл Робеспьер, боровшийся с жирондистами, которые несвоевременно призывали к вооруженному восстанию. Ее играл в 1848 г. неисправимый заговорщик и неукротимый революционер Бланки. Ее играл руководимый Марксом Общий совет Международного товарищества рабочих, предостерегавший — в воззвании от 9 сентября 1870 г. — парижский пролетариат от несвоевременных вспышек» 1.
Правда, при этом Плеханов как будто забыл, что, когда парижские рабочие все же начали восстание, Маркс решительно встал на их сторону, хорошо понимая, что любая попытка заранее учесть шансы революционеров была бы шарлатанством или безнадежным педантизмом и что бывают моменты, когда борьба даже за безнадежное, на первый взгляд, дело необходима для подготовки масс к следующему витку противостояния с властью. А ведь еще совсем недавно, в цитировавшейся нами выше статье «Врозь идти, вместе бить» Плеханов писал то же самое, что и Маркс, прославлявший подвиг парижских коммунаров. Теперь же все переменилось: слова Маркса повторял Ленин, тогда как Плеханов прозрачно намекал, что в Москве революционеры сделали большую глупость, а ее повторение в будущем граничило бы уже с преступлением.
|
|
|
Видимо, каждое новое поколение будет заново отвечать на вопрос о том, нужно или не нужно было браться в декабре 1905 г. за оружие. В советское время его решали, как правило, в духе Ленина, буквально бичевавшего Плеханова за оппортунизм. Сейчас гораздо больше симпатий вызывает позиция Плеханова, ошибочно воспринимаемая многими как его принципиальный якобы отказ от насильственных методов борьбы, что явно не соответствует действительности, но зато отвечает сегодняшним настроениям наших сограждан. А что будет дальше?
|
|
|
Оставаясь на, почве исторических фактов, следует признать, что в конце 1905 г. и царское правительство, и революционеры вместе с частью рабочих активно стремились к открытому вооруженному столкновению, которое должно было склонить чашу политических весов в ту или другую сторону. При этом правительство не только отвечало на удары революционеров, но и само провоцировало обострение ситуации в Москве (разгон массового митинга в саду «Аквариум» 8 декабря и нападение на штаб-квартиру московских дружинников в училище Фидлера 9 декабря). В действиях с обеих сторон эмоции, амбиции и доктринальные соображения постоянно брали верх над здравым смыслом и заботой о жизни и безопасности людей. Поэтому судить о московских событиях только с позиций «чистого разума», исходя из соотношения количества дружинников и правительственных войск, их вооружения и т. д., как это делал из своего швейцарского далека Плеханов, было тогда просто нельзя,
1 Плеханов Г. В. Соч. Т. XV. С. 12.
226
ибо у этих событий была своя иррациональная, не поддающаяся разумному объяснению «подкладка».
И это, кстати говоря, понимали не только Ленин, считавший, что восстание лучше было бы отложить по крайней мере до весны 1906 г. и видевший все просчеты и ошибки руководителей вооруженного выступления в Москве, но и такой осторожный и трезвый политик, как Милюков, или более эмоциональный и откровенный Петр Струве. Последний по горячим следам восстания писал, что в московских событиях, при всей их бессмысленности, было что-то роковое, когда злоба и ожесточение угнетенного народа соединились с безумием, охватившим ожесточенную самодержавием интеллигенцию. По мнению Струве, в Москве были лишь «бутафорские» баррикады и «отчаянно храбрая, геройская борьба нафантазированных, обрекших себя гибели рабочих», а не народное восстание как таковое. Но характерно, что Струве пишет далее не о том, что «не нужно было и браться за оружие», а бескомпромиссно осуждает правительство, допустившее, чтобы «с бессмысленностью и беспощадностью беспримерной в истории разрушались дома, убивались люди, и участвовавшие и не участвовавшие в движении... », и чтобы после подавления восстания началась бессмысленная и злостная расправа не с «бунтовщиками», а с мирным гражданским населением 1.
П. Н. Милюков в статье «Мораль Московского восстания» позже занял аналогичную позицию, осудив не революционеров, а власть, обреченную из-за своего полного разрыва с обществом на гибель 2. Согласитесь, что на таком фоне слова Плеханова выглядели уже совсем не так безобидно, как казалось самому Георгию Валентиновичу. Ведь неожиданно для себя он оказался в положении человека, больно задевшего лучшие чувства тех, кто дрался на баррикадах, помогал дружинникам или просто сочувствовал им. А таких обид, как известно, не прощают, хотя сам Плеханов был убежден, что сказал только правду, стараясь предотвратить новые человеческие жертвы в случае попытки повторения неподготовленного восстания и защищая честь своей партии, на которую после декабрьской трагедии 1905 г. многие стали смотреть как на кучку безответственных «вспышкопускателей». Можно почти не сомневаться и в том, что если бы плехановские оценки Московского восстания прозвучали на несколько месяцев позже, то они не встретили бы столь яростного неприятия, как в конце 1905 — начале 1906 г., когда зарево пожаров над Пресней и грохот артиллерийской канонады, образно говоря, еще стояли перед глазами и звучали в ушах свидетелей тех памятных событий. Так или иначе, форма и время, выбранные Плехановым для подведения итогов Московского восстания, оказались крайне неудачными, и ему и при жизни, и осо-
1 Полярная звезда. 1905. 30 декабря. № 3.
2 См.: Милюков П. Н. Год борьбы. Публицистическая хроника 1905 — 1906. СПб., 1907. С. 176-178.
227
бенно после смерти долго еще поминали вошедшую при советской власти в школьные учебники и ставшую исторической фразу «Не нужно было и браться за оружие».
С другой стороны, шансов на победу дружинников в Москве в декабре 1905 г. действительно было очень мало. Да и победа в одном городе, пусть даже во второй столице империи, еще не могла стать залогом победы революции в целом, поскольку соотношение сил в масштабах всей страны складывалось в конце 1905 г. еще отнюдь не в пользу революционеров. И это отнюдь не было секретом для многих из тех, кто принимал решение о начале Московского восстания. Тем не менее эти люди никогда не казнили себя впоследствии за призывы к оружию, ссылаясь на то, что московские рабочие в тот момент сами буквально рвались в бой. Можно ли было удержать их, уговорить повременить с восстанием, пока не будет обеспечено благоприятное для народа соотношение вооруженных дружинников и царских войск и полиции? Вряд ли, особенно если вспомнить, например, реакцию петербургских рабочих на большевистскую антигапоновскую агитацию накануне Кровавого воскресенья. Да московские революционеры и не собирались заниматься подобными уговорами, ибо в их сознании к концу 1905 г. уже прочно укрепилась мысль о том, что восстание необходимо и неизбежно, а его жертвы окупятся грядущей победой народа. Это и решило в декабре 1905 г. дело.
Подобных примеров не только в отечественной, но и в мировой истории множество. В исторической ретроспекции многое видится совсем не так, как в исторической перспективе. Но люди и целые политические партии живут не только головой, но и сердцем. Так было и так, видимо, будет и впредь, нравится это нам или нет.
Вместе с тем неправильно было бы истолковывать плехановскую оценку Московского восстания как доказательство его перехода на реформистские позиции и принципиального отказа от вооруженной борьбы с правительством. Другое дело, что декабрьская неудача еще больше подогрела в Плеханове чувство осторожности при выборе времени и места будущего восстания, что ярко проявилось, в частности, в его выступлении на IV съезде РСДРП весной 1906 г.
В середине января 1906 г. Плеханов должен был выехать в Россию, где его уже ждали и революционеры, и власти. Пограничной страже на станции Вержболово было дано указание: «Возвращающийся в Россию эмигрант Плеханов аресту не подлежит» (за ним предполагалось установить секретное наблюдение 1). Однако начавшиеся в Петербурге массовые аресты и новый приступ болезни Плеханова перечеркнули все эти планы. Чуть приоткрывшаяся было дверь на родину вновь захлопнулась на целых одиннадцать лет...
1 ГАРФ. Ф. 102. 1906. Отд. 1. Оп. 235. Д. 753. Л. 80, 83 об.
228
Но жизнь продолжалась. Продолжалась и революция, вступившая после поражения декабрьских восстаний в свою нисходящую стадию, растянувшуюся, однако, на целых полтора года. При этом в ней появились и новые моменты, связанные с выборами и работой первого российского парламента — Государственной Думы.
Однако Плеханов долго не мог оправиться от пережитого в конце 1905 г. потрясения. И здесь мы должны сделать одно небезынтересное отступление от основной линии нашего повествования.
В феврале 1906 г. Плеханов познакомился на Итальянской Ривьере, где он лечился, со знаменитым русским композитором и пианистом Александром Николаевичем Скрябиным. Встреча произошла в Больяско (близ Генуи) в доме польского социал-демократа В. А. Кобылянского, жена которого училась у Скрябина в Московской консерватории. На первый взгляд Скрябин и Плеханов были настолько разными людьми, что сближение их казалось просто невероятным. Тонкое, почти женственное лицо композитора, его мечтательный взгляд, физическая хрупкость и незащищенность резко контрастировали с несколько пуританской, суровой внешностью Плеханова, со всем его обликом сильного, стареющего орла, привыкшего всегда и во всем быть первым. Диаметрально противоположными были и их мировоззренческие позиции: Скрябин был типичным идеалистом, тяготевшим вдобавок к мистике, тогда как Плеханов непоколебимо стоял на почве материализма. Трудно было заранее сказать, понравится ли Георгию Валентиновичу и музыка Скрябина — детище бурного, нервного, построенного на диссонансах двадцатого столетия. Ведь у Плеханова уже давно сложился свой, четко очерченный круг любимых музыкальных произведений — Патетическая соната и Третья (Героическая) симфония Бетховена, «Осуждение Фауста» Берлиоза, «Гибель богов» и «Зигфрид» Вагнера...
Но Скрябин и Плеханов сразу же нашли общий язык и понравились друг другу. Оказалось, что композитор, который с 1904 г. жил и концертировал за границей, пристально следит за событиями на родине, сочувствует революционерам и их борьбе против самодержавия. Музыка Скрябина — а он играл в тот вечер свои этюды, вальсы, «Божественную поэму» и части еще не законченной «Поэмы экстаза» — привела Плеханова в восхищение. Скрябин смущенно сказал, что последнее произведение навеяно революцией в России, а эпиграфом к нему он хотел бы взять строку из революционной песни — «Вставай, подымайся, рабочий народ!».
Плеханов и Скрябин встречались после этого еще много раз — и на Ривьере, и в Швейцарии, куда Плеханов вернулся в середине июня 1906 г. после двух заграничных поездок — сначала во Флоренцию и Рим вместе с дочерью Лидией, а затем на IV съезд РСДРП в Стокгольм, откуда он заехал еще в Берлин и Гамбург. Композитор все больше покорял сердце Георгия Валентиновича: он просил называть себя «товарищем», начал читать по совету Плеха-
229
нова марксистскую литературу, включая «Капитал», хотя и яростно спорил по философским вопросам, оставаясь на идеалистических позициях. Как вспоминала Р. М. Плеханова, во время одной из прогулок Скрябин, например, всерьез заявил, что поскольку мир создается волей и творческим духом человека, неподвластными действию физических законов, в частности закона всемирного тяготения, то он может броситься с моста вниз и не упасть благодаря силе своей воли. «Попробуйте, Александр Николаевич», — невозмутимо сказал ему Плеханов. Однако от демонстрации рискованного опыта после некоторого препирательства Скрябин все же отказался. Что касается социализма, то композитор считал его лишь ступенью на пути к каким-то высшим, космическим идеалам.
Встречи с Плехановым духовно обогащали Скрябина, помогали шире взглянуть на окружающий мир. В свою очередь, беседы со Скрябиным вызывали у Плеханова, по его собственному признанию, приятное и полезное умственное возбуждение. Через 10 лет, уже после смерти Скрябина (1915 г. ), Плеханов писал его другу, доктору В. В. Богородскому: «Когда я встретил его в Больяско, он был совершенно незнаком с материалистическим взглядом Маркса и Энгельса на историю. Я обратил его внимание на важное философское значение этого взгляда. Несколько месяцев спустя, встретившись с ним в Швейцарии, я увидел, что он, отнюдь не сделавшись сторонником исторического материализма, успел так хорошо понять его сущность, что мог оперировать с этим учением гораздо лучше, нежели многие «твердокаменные» марксисты как в России, так и за границей».
Как бы подводя итог своим встречам с выдающимся музыкантом, Плеханов писал: «Александр Николаевич Скрябин был сыном своего времени. Видоизменяя известное выражение Гегеля, относящееся к философии, можно сказать, что творчество Скрябина было его временем, выраженным в звуках. Но когда временное, преходящее находит свое выражение в творчестве большого художника, оно приобретает постоянное значение и делается непреходящим» 1.
Сохранились и экземпляры двух книг Плеханова с дарственными надписями Скрябину — «К вопросу о развитии монистического взгляда на историю» и сборник статей «За двадцать лет» (на ее обложке мы читаем: «А. Н. Скрябину от автора в знак искреннего уважения. 1 июля 1906г. » 2).
Чтобы закончить это «музыкальное» отступление от основной темы нашего повествования, отметим, что несколько позже, в марте 1909г. Г. В. Плеханов познакомился в Ницце с великим русским певцом Ф. И. Шаляпиным, который даже побывал в гостях у Георгия Валентиновича и Розалии Марковны. После этого они получи-
1 Плеханов Г. В. Литература и эстетика. М., 1958. Т. 2. С. 494-495.
2 См.: Бэлза И. Александр Николаевич Скрябин. М., 1987. С. 64.
230
ли фотографию певца с надписью: «Милейшим супругам Плехановым на память о свидании и в знак искренней симпатии. Федор Шаляпин». Однако финал знакомства оказался совершенно неожиданным. 1 марта 1911 г. Плеханов возвратил упомянутую выше фотографию Шаляпину вместе с запиской такого содержания: «Возвращаем за ненадобностью. Г. Плеханов. Р. Плеханова». Что же произошло? Дело в том, что за границей стал известен эпизод с коленопреклонением Шаляпина перед царской ложей, когда хористы обратились к Николаю II с просьбой о повышении своего жалованья. Плеханов не стал разбираться в мотивах этого поступка, который сам Шаляпин объяснял позже тем, что он ничего не знал о намерениях хористов, растерялся и тоже стал на колени. Для Плеханова был важен сам факт унижения Шаляпина, несовместимый, по его понятиям, с чувством человеческого достоинства и совершенно неприемлемый для него как революционера и демократа 1.
Но вернемся к событиям 1906 г. В марте вышел из печати очередной, пятый выпуск плехановского «Дневника». Здесь были напечатаны статья «К аграрному вопросу в России», где Плеханов снова критиковал идею национализации земли и выступал в поддержку программы «муниципализации», заметки о съезде австрийских профсоюзов и о русских «черносотенцах», а также письмо товарищу С., в котором Георгий Валентинович критиковал большевистскую тактику бойкота выборов в I Государственную Думу. Правда, он еще не ставил здесь вопроса об участии РСДРП в думской работе, поскольку был уверен, что в партии все равно возьмут верх бойкотистские настроения, но подчеркивал важность участия социал-демократов в избирательной кампании как эффективного средства политического просвещения народа.
Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 96; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!