РЕВОЛЮЦИОННАЯ ГРОЗА НАД РОССИЕЙ 19 страница

Можно согласиться с теми, кто считает, что работы Плеханова о борьбе с голодом принадлежат к лучшим страницам его идейно-тео­ретического наследия, убедительно демонстрируя силу плеханов­ского интеллекта и блеск его публицистического таланта. И хотя судьба не слишком баловала его в то нелегкое время, как будто специально нагромождая на жизненном пути одно препятствие за другим, он был в постоянном движении, творческом поиске, работе. Одну боевую кампанию сменяла другая, появлялись новые идейные противники и новые сюжеты для его публицистических выступле-

¹ Плеханов Г. В. Соч. Т. III. С. 424.

131

ний, а Плеханов оставался все таким же энергичным, блестящим, искрометным, все так же оптимистически смотрел в будущее.

Очень интересны в этом плане воспоминания Александра Потре­сова о его первой встрече с Плехановым в Морнэ в 1892 г. «Еще молодой, полный бодрости, неистощимого остроумия, сверкающий, переливающий всей радугой знания, без малейшей тени растерянно­го, упадочного уныния, тогда столь свойственного многим, и без малейшей тени склонности вечно воображать Россию накануне со­бытий, размалевывая себе декорацию пока еще не существующего движения», — таким предстал Георгий Валентинович перед своим 23-летним гостем из России. «Он был тогда весь в работе, — тогда он был поглощен своими многообразными умственными интереса­ми, неустанно учился и неустанно творил, лихорадочно пользуясь, как он говорил, каждою минутой того политического затишья и того положения ссыльного, которое обрекало его как борца на невольное бездействие...» — вспоминал Потресов.

Ему бросилась в глаза одна очень характерная для Плеханова черта: в противоположность огромному большинству русских интел­лигентов он жил одновременно и всеми запросами европейской ум­ственной жизни — ее философии, эстетики, политики, экономики, и всеми деталями общественной жизни на родине, за которой постоян­но и жадно следил, находясь в эмиграции. «Европеец по всему скла­ду, по всей упорядоченности своего житейского и умственного оби­хода, совсем не нигилист, он в то же время не был отнюдь и космо­политом, беспочвенной жертвой тепличного эмигрантского сущест­вования... Его знакомство с фактами из текущей жизни и литерату­ры России прямо поражало, свидетельствуя о том, как много труда было положено им на эту трудно достававшуюся в тогдашних усло­виях осведомленность о России... Он загорался, когда о ней гово­рил, он жил в атмосфере ее общественности; он знал ее историю во всех разветвлениях, как мало кто. Он помнил чуть не наизусть ее литературу и любил пересыпать свою беседу образами, взятыми из дорогих ему писателей. Он нежно любил Глеба Ив. Успенского, но особенно чувствовал какое-то родство, какую-то кровную близость, какой-то пиетет к Белинскому и к Чернышевскому... Стоило погово­рить час-другой с Плехановым, чтобы вас обступила культура Рос­сии, все то ценное и многозначительное, до чего она доработалась... А революционное движение вставало перед вами в искрящихся рас­сказах, где трагичное чередовалось со смешным и образ за образом проходил бесконечной вереницей... Он столько видел в свои годы пребывания в России, со столькими сталкивался, что портретная галерея его была поистине неисчерпаема».

«Необычайная одаренность его натуры била в глаза, изумляла и покоряла себе, распространяя вокруг себя обаяние. Европеец и до мозга костей русский человек. Революционер-социалист и вместе с тем джентльмен, своей манерой держаться напоминавший светского человека-аристократа. Он в этом отношении был похож на Энгель-

132

са, с которым он два года спустя меня познакомил в Лондоне, как он был похож на него и в другом — в своей энциклопедичности и диапазоне своего творчества, в шири своего кругозора. Немногие из его современников в Европе могли сравниться с ним в этой шири, а в социалистической среде после Энгельса он был единственным в своем роде... Что с первого же раза обращало на себя внимание в Плеханове, — это его логика, его изумительная диалектика, кото­рой он управлял, как первоклассный фехтовальщик шпагой, без малейшего видимого труда шутя выбивая оружие из рук противни­ка, шутя, точно играючи, бросая свои отточенные мысли... И была вера в движение, в конечное торжество социализма, в сравнительно недалекую победу политической свободы в России...» ¹, - писал Потресов.

В начале 90-х годов быстро рос и авторитет Плеханова во II Интернационале. На Западе по достоинству оценили его теорети­ческое дарование, ярко выраженную марксистскую ортодоксаль­ность, полемический талант, осведомленность о положении дел в загадочной для многих России. Поэтому после Парижского кон­гресса 1889 г. у Георгия Валентиновича завязались связи со многи­ми видными деятелями международного социалистического движе­ния. Он стал получать многочисленные предложения о сотрудниче­стве с различными социал-демократическими изданиями, о публи­кации статей, заметок, рецензий и даже целых книг на иностранных языках. Поскольку такие контакты могли принести немалую пользу молодому рабочему движению в России, Плеханов и его товарищи по группе «Освобождение труда» довольно охотно откликались в те годы на подобные приглашения. Не приходится говорить и о том, что литературная работа была для них едва ли не главным источни­ком существования, и это заставляло Плеханова не пренебрегать заказами, которые особенно часто поступали из Германии.

С 1890 г. началась довольно регулярная публикация его статей в германских социал-демократических изданиях. Так, в 1891 г. в журнале «Die Neue Zeit» печаталась с продолжениями большая теоретическая работа Плеханова «К шестидесятой годовщине смер­ти Гегеля», которую Энгельс нашел превосходной ². Узнав об этом, Георгий Валентинович написал ему: «Если это верно, я не хочу других похвал. Все, чего я желал бы, это быть учеником, не совсем недостойным таких учителей, как Маркс и Вы» ³.

В 1892 г. редактор «Die Neue Zeit» К. Каутский заказал Плеха­нову серию статей о французских материалистах XVIII в. Гольбахе и Гельвеции, а в 1896 г. вместе с очерком о Марксе они были изданы в Штутгарте на немецком языке под названием «Очерки по истории материализма». В том же социал-демократическом изда-

¹ Памяти Г. В. Плеханова. 1918. 9 июня.

² См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 38. С. 205

³ Литературное наследие Г. В. Плеханова. Сб. 8. Ч. 1. С. 257.

133

тельстве И. Дитца в 1894 г. была опубликована на немецком языке и книга Плеханова «Чернышевский», в основу которой были положе­ны его статьи, публиковавшиеся сначала в «Социал-демократе», а потом в немецком переводе на страницах «Die Neue Zeit».

Вряд ли есть необходимость подробно говорить о том, с каким уважением относился Плеханов к своему знаменитому соотечествен­нику: ведь он считал его гордостью, славой и украшением русской литературы. Плеханов проследил процесс становления взглядов Чернышевского на природу и общество в контексте российской и европейской интеллектуальной жизни середины XIX в., высоко оценил его как философа-материалиста и революционера — одного из теоретиков активного народничества. Плеханов объективно напи­сал и о поистине поразительных социальных прозрениях Черны­шевского, и о неизбежной из-за отсталости России ограниченности его взглядов.

Всего за период с 1889 по 1900 г. Плеханов опубликовал в социалистической прессе и издательствах зарубежных стран 50 раз­личных работ ¹. Среди его корреспондентов были ведущие деятели международного социалистического движения, включая Ж. Геда, П. Лафарга, В. Либкнехта, А. Бебеля, К. Каутского, К. Цеткин, Р. Люксембург, В. Адлера, Э. Вандервельде, К. Гюисманса, Д. Благое­ва, Х. Раковского и др.

Плеханов состоял в переписке с социалистами Германии, Фран­ции, Англии, Италии, Австро-Венгрии, Бельгии, Греции, Румынии, Сербии, Голландии, Норвегии, Швеции, Болгарии, Польши, США, Швейцарии, Ирана, Японии. Круг его связей и интересов был поистине огромен: здесь и теоретические вопросы, и издательские дела, и межпартийные контакты, и организация различных акций интернационалистского характера. Сотни писем, приходивших на имя Плеханова из множества стран Европы, Азии и Америки, свидетельствовали о том, что он пользовался там огромным уваже­нием и большой популярностью.

Еще со времен Маркса в международном социалистическом дви­жении развернулась острая борьба с разного рода анархическими и полуанархическими тенденциями. Дело доходило до очень острых столкновений: так, с Парижского конгресса II Интернационала в 1889 г. была удалена группа анархистов, пытавшихся сорвать его работу, а на следующем, Брюссельском конгрессе 1891 г. ² были

¹ См.: Курбатова И. Н. Начало распространения марксизма в России. С 230.

В работе Брюссельского конгресса группа «Освобождение труда» не участвовала, считая, что ее связи с рабочим движением в России пока еще слишком слабы. Конгрессу был представлен написанный Плехановым и Засулич доклад от имени редакции «Социал-демократа» (см.: Плеханов Г. В. Соч. Т. IX. С. 349 — 351). Решения конгресса были проанализированы Плехановым в статье «Рабочее движение в 1891 г.» (там же. Т. IV. С 101-113).

134

даже аннулированы мандаты трех бельгийских и одного голланд­ского анархиста. Уже тогда голландец Домела Ньювенгейс предло­жил свой оригинальный план борьбы с войной, который состоял в том, чтобы в ответ на ее объявление начать одновременно во всех странах всеобщую стачку протеста. В Брюсселе Ньювенгейс остался в одиночестве, но в августе 1893 г. он повторил свое предложение на Цюрихском конгрессе II Интернационала. И здесь его главным оппонентом выступил Плеханов.

На этот раз он приехал в Цюрих с двумя совершенно «законны­ми» мандатами — от петербургской группы «Освобождение труда» (студенческой организации, к которой принадлежал Юлий Цедер­баум) и Русского социал-демократического общества в Нью-Йорке. Засулич и Аксельрод присутствовали на Цюрихском конгрессе в качестве гостей.

Плеханов был избран в комиссию по военному вопросу, от имени которой и выступил на пленарном заседании конгресса. Выбор на него пал не случайно, ибо Россия была в то время в глазах Интернационала олицетворением реакции, а русские казаки оставались пугалом для всей Европы. Поэтому позиция русских марксистов представляла для международного социалистического сообщества особый интерес. Плеханов заявил, что глубинные при­чины войн кроются в самой природе капитализма и поддержал немецких социал-демократов, считавших, что нельзя видеть в анти­милитаристской всеобщей стачке универсальное и дающее полную гарантию успеха средство борьбы с военной опасностью. Он не оставил у своих слушателей ни тени сомнения в том, что русские социалисты в случае европейской войны никогда не будут заодно с царем. «Уже давно пора покончить с русским царизмом, позором всего цивилизованного мира, с постоянной опасностью для европей­ского мира и прогресса культуры. И чем больше наши немецкие друзья (имеется в виду прежде всего А. Бебель. — С. Т.)нападают на царизм, тем более должны мы быть благодарны. Браво, мои друзья, бейте его сильнее, сажайте его на скамью подсудимых возможно чаще, нападайте на него всеми имеющимися в вашем распоряжении средствами, — заявил Плеханов. — Что же касается русского народа, то он знает, что наши немецкие друзья желают его свободы» ¹.

Вскоре после конгресса Плеханов изложил основные положения своих выступлений в Цюрихе в открытом письме в редакцию фран­цузского социалистического журнала «L'Ere Nouvelle». Здесь он прямо поставил вопрос о том, чем было бы чревато принятие плана Ньювенгейса в случае войны между Россией и Германией. «Предпо­ложим, что в случае войны между Россией и Германией наши немецкие товарищи сумеют организовать военную забастовку, —

¹ Плеханов Г. В. Соч. Т. IV. С. 331.

135

рассуждал Плеханов, — тогда русская армия покорит Центральную Европу, и вместо торжества социализма мы увидим торжество ка­зацкой нагайки. Вот почему голландское предложение является не просто утопией, а реакционной утопией, осуществление которой было бы очень вредно для дела свободы. Дело идет не о том, чтобы проповедовать крестовый поход против северного деспота. Кровь пролетариата слишком дорога, чтобы нам пришла в голову подоб­ная идея; кроме того, рабочие Западной Европы имеют и без того много дела у себя дома. Но пусть русское правительство держит себя спокойно, — социалисты будут первыми борцами против вся­ких воинственных тенденций. И если это ненавистное правительст­во не будет держаться смирно, если оно попробует наложить свою тяжелую лапу на соседние народы, тогда всякое воздержание будет преступным, тогда нужна будет война, смертельная война, война без отдыха и пощады! И эта война против нашего правительства будет в то же время войной за освобождение нашего народа» ¹.

Выступление Плеханова в Цюрихе вызвало очень бурную реак­цию. Голландские и часть французских делегатов прерывали его возгласами: «Да здравствует анархия!» и обвинениями в предатель­стве. Ньювенгейс обвинил Плеханова в шовинизме и заявил, что его устами говорил сам Бисмарк. Обстановка в зале конгресса накалилась до предела. Плеханов стоял на трибуне с высоко подня­той головой и блестящими от возбуждения глазами. Один из немец­ких делегатов подбежал к трибуне и обнял Георгия Валентиновича со словами: «Plechanoff, das ist deine Schlacht!» («Плеханов, это твоя битва!» — нем. ²). В итоге в Цюрихе Плеханов вышел победи­телем, а Ньювенгейс потерпел очередное поражение.

Во время конгресса и после его окончания состоялись встречи членов группы «Освобождение труда» с Энгельсом, который вновь покорил их своей простотой и мудростью. Отношения Плеханова и Энгельса в первой половине 90-х годов составляют интереснейшую страницу в истории российского и международного социалистичес­кого движения. Очень содержательны, в частности, письма, кото­рыми они обменивались в 1893—1895 гг. ³ Круг поднимавшихся в них вопросов был очень широк: экономическое положение России и первые шаги молодого царя Николая II, позиция либеральных

¹ Плеханов Г. В. Соч. Т. IV. С. 162.

² Группа «Освобождение труда». Сб. 6. С. 70 — 71.

³ Характерно, что вначале Плеханов все время называл Энгельса «учите­лем». В ответ тот заметил, что просит избавить его от такого титула и что его зовут просто Энгельс. После этого Георгий Валентинович стал обращать­ся к нему более демократично: «Мой дорогой гражданин Энгельс!», а затем перешел на новое, несколько шутливое обращение: «Мой дорогой генерал!» (так звали Энгельса друзья за его большие познания в военном деле). См.: Группа «Освобождение труда». Сб. 2. С. 313, 323, 325, 328.

136

народников и сложные взаимоотношения Плеханова с молодым и довольно богатым польским социал-демократом Лео Иогихесом ¹ и переводчиком плехановских работ на немецкий язык Борисом Кри­чевским, материальная помощь больной Засулич и т. д.

Очень интересны, в частности, мысли Энгельса и Плеханова о перспективах социально-экономического развития пореформенной России. Характеризуя его, Плеханов писал: «...Мы страдаем от капитализма и еще страдаем от того, что капитализм недостаточно развит. Страдание на страдание — это учетверяет наши экономичес­кие бедствия, не говоря уже о нашем политическом положении, которое превосходит все, что можно было бы сказать скверного на его счет» ². При этом он старательно внушал своему знаменитому лондонскому корреспонденту, что крестьянская община лишь тор­мозит капиталистическое развитие России, а значит, и развитие русской революции. Недаром, писал Плеханов, один из главных идеологов самодержавия К. П. Победоносцев убежден в том, что именно община спасет Россию от рабочего движения и социализма. Плеханов склонял также Энгельса к более решительному осужде­нию сторонников народнических взглядов, в частности старого зна­комого Маркса и Энгельса Н. Ф. Даниельсона, который выпустил в 1893 г. в Петербурге книгу «Очерки нашего пореформенного обще­ственного хозяйства». Однако Энгельс довольно туго поддавался на уговоры Плеханова и не собирался ввязываться в бой с Даниельсо­ном, хотя, разумеется, и не защищал его взгляды на возможность реформировать Россию на базе крестьянской общины и «народного производства». Выше нам уже приходилось говорить о высоких оценках, которые давал Энгельс Плеханову после того, как ближе познакомился с этим выдающимся русским революционером и мыс­лителем. Тем не менее, как можно заключить из некоторых мемуар­ных источников, Энгельса порой несколько смущала та чрезмерная страстность, с которой его русский знакомый полемизировал со своими оппонентами. Так, посетивший в 1893 г. Энгельса Алексей Воден вспоминал, что тому очень хотелось, чтобы Плеханов занял­ся аграрным вопросом в России, и притом в сугубо исследователь­ском, а не в полемическом плане. Энгельс просил передать Плеха­нову, что не одобряет его стремления без крайней необходимости обострять конфликт с революционными народниками. Видимо, Эн­гельса настораживали и некоторые диктаторские нотки, звучавшие порой у Плеханова (по словам того же Водена, Плеханов говорил, что когда «мы» будем у власти, то никому, кроме «нас», никаких

¹ Взяв на себя расходы, связанные с издательской деятельностью группы «Освобождение труда», Иогихес повел себя затем весьма некорректно и претенциозно, что послужило в конце концов причиной разрыва Плеханова с польским революционером.

² Группа «Освобождение труда». Сб. 2. С. 326.

137

свобод не предоставим). Чувствовалось, что Энгельс боится сек­тантства и расколов в среде русских революционеров. Однажды, коснувшись вопроса о полемике Плеханова с народниками, он со смехом сказал по-русски: «Кто Плеханова обидит, не обидит ли всякого сам Плеханов?» ¹ Но высказывались все эти опасения и советы в самой деликатной, порой даже шутливой форме.

На рубеже 1893 — 1894 гг. Плеханов пережил еще один тяжелей­ший душевный кризис. Неожиданно заболела менингитом и умерла пятилетняя Машенька. За дни болезни и похорон дочери Георгий Валентинович постарел лет на десять, осунулся, сгорбился. Он не плакал, был молчалив, внешне спокоен, хотя в душе у него клоко­тал настоящий ад. Плеханов был особенно нежен с женой и старши­ми дочерьми, но чувствовалось, что он находится на пределе своих сил. Трудно сказать, смог ли бы он устоять перед вызовом судьбы без поддержки друзей. П. Б. Аксельрод, разделивший горе друга, написал ему письмо, в котором называл Плеханова «избранником истории» и умолял его крепиться и помнить о своем высоком предназначении. В ответ Георгий Валентинович написал Аксельро­ду 23 января 1894 г.: «Твое выражение «избранник истории» за­ставляет меня смеяться. Как убедиться в том, что такой-то человек был избран историей? Это возможно только по отношению к про­шедшему, а по отношению к настоящему это немыслимо, и только хвастуны и плуты могут смотреть на себя сквозь столь лестные очки. А я, я, вероятно, просто неудачник, годный теперь только в помойную яму... Я болен, не знаю чем, должно быть отчаянием, и, право, таков, как я теперь, я никуда не гожусь; следовательно, о чем же толковать? Выжатый лимон надо выбросить в помойную яму и забыть его поскорее, вот и все. Твоя вера в меня делает честь твоему идеализму.., но если она продолжится, она будет смешна: кто идеализирует выжатые лимоны! Теперь я болен, и вообще мое положение скверно, а что дальше — неизвестно» ².

---

Дата добавления: 2021-06-02; просмотров: 50; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!