ГРАНИЦА МЕЖДУ ЕВРОПОЙ И АЗИЕЙ 3 страница
ПАРУС НАД МОРЕМ
Циклон, который ожидали синоптики, пришел очень скоро. Ветернеожиданно, как это бывает в Арктике, задул с севера, натащил туч,двинул к побережью плавучие льды. Боясь застрять на Вайгаче, мыпоспешно вышли в море. Дима страдал от изжоги. Надо бы ему выпить горячего чая, нопримус ребята потеряли где-то на одной из стоянок, когда плыли поПечоре. Не было у нас и термоса. А если придется ночевать вдали отнаселенных пунктов, на голых камнях побережья... На чем же вскипятитьчай или сварить кашу? Питаться всухомятку? И это при Диминой язвежелудка, которая стала изнурять его мучительными болями... Скоро кончилось горючее в основном баке. Чтобы сохранить бензин вканистрах, мы решили поднять парус - ветер теперь дул тоже в корму,как и тогда, когда "Замора" шла на Вайгач. Из трюмного рундука вытащили парус - обыкновенное брезентовоеполотнище с капроновыми шнурами по углам. Один конец Дима прикрепил кблоку наверху мачты, потянул шкерт, брезент расправился и рванулся изрук. Пришлось удерживать его обеими руками. Катер сразу прибавил ход. Забыл сказать, что у "Заморы" был еще один существенныйнедостаток: она была слишком широка по сравнению с продольной осью инеустойчива - нос постоянно рыскал по горизонту. С парусом "Замора"стала вести себя еще хуже. Не слушаясь руля, она то поворачивала кберегу, то уходила мористее, но все же двигалась в нужном направлении. Иногда прямо посреди моря попадались мели. Они легко угадывались,так как чайки садились именно здесь и ловили мелкую рыбешку. Если жечаек не было, то об опасности предупреждали белые буруны. Увеличиваяили уменьшая угол паруса по отношению к ветру, мы меняли курс иобходили опасное место. Так мы шли весь день. Я сменил Диму на парусе, когда садилось солнце. На востокеглыбились тучи, темнея и набухая, а запад пылал кроваво-красным огнем,словно там буйствовал пожар. Через сизый заслон туч прорывались лучисадящегося солнца и бросали багровые пятна, вырывая из синих сумеректо кроткие всплески волн, то кипящий белый след за кормой, тоаскетическое лицо Димы, затихшего перед буйством вечернего огня. "Замора" бесшумно резала воду. Отдаленно и безмолвно вспыхивалимолнии, обозначая лохматые края туч. Блеклое мерцание наливалосьсилой, и вскоре там начинал бить непрекращающийся разряд, словнопульсирующую вольтову дугу перебросили между опаленными краямиоблаков. Очевидно, севернее шли льды. От их холодного дыхания парыконденсировались, прессовались в облака, и тучи, сверкая молниями,вытряхивали из себя снежную крупу и дождь. В том месте, где шли мы,пока было сравнительно тихо. Свободный от вахты Дима залез на верх нашей палубы, лег наспасательную надувную лодку. Ветер шевелил его растрепанную бороду.Остро и пристально он смотрел куда-то вдаль. Не сомневаюсь: в этотмомент он думал все о том же - о плавании под парусами. Еще будучикурсантом мореходки, он с волнением читал о приключениях отважныхмореплавателей-одиночек - Слокама, Конрада, Хауэлза, Жербо, Бомбара...Сам ничего не имея, часто живя впроголодь, он отдавал все своисредства и силы строительству "Заморы" и хорошо понимал того жеСлокама. Старый моряк лишился всего, чем владел, когда его баркпотерпел крушение. Но когда знакомый капитан подарил ему полусгнившийпарусный слип "Спрей", Слокам, отказывая себе во всем, отремонтировалэту развалину и осуществил свою давнюю мечту - совершил кругосветноеплавание. Он закончил его в 1895 году, пройдя 46 тысяч миль за три года двамесяца и два дня. Это было самое поразительное плавание - апофеозпарусного искусства уходящего века. Позднее первый в миреморяк-одиночка вспоминал: "Я остался один на один с морской стихией ицеликом находился в ее руках, но я был счастлив... Никому, заисключением людей, имеющих практический опыт, не дано понять,насколько прекрасно свободное плавание по океанам..." В XX веке уже десятки мореплавателей-одиночек устремились вдалекие и опасные плавания на парусах. В основном это были моряки,превосходно владеющие парусом. Почти неправдоподобное исключение изних - Джон Колдуэлл. В 1944 году в Австралии моряк военного корабля Джон Колдуэллпознакомился с женщиной по имени Мэри. Превратности военной службыбросали его с одного театра боевых действий на другой. Но вот войнакончилась. Регулярных рейсов в Австралию не было, и Джон решилотправиться к Мэри на парусной лодке. Он купил крошечную яхту"Язычник". Джон не хотел плыть через океан один. Ему просто необходимобыло взять с собой кого-нибудь, желательно человека, умеющегоуправлять яхтой, так как сам он в парусах ничего не понимал. Разумеется, желающие разделить с ним одиночество были. Но, увидевнеказистую яхту, они исчезали. Тогда Джон прихватил с собой двухкотят, книгу "Как управлять судном" и один пустился в плавание. На выходе из Панамского канала, проделывая первые упражнения спарусом и румпелем, Джон выпал из яхты и догонял ее вплавь. Несколькораз он сажал "Язычник" на мель, налетал на скалы, терпел крушения. В "Отчаянном путешествии" Колдуэлл превосходно описал все этиприключения. Во время одного из ураганов он потерял мачту, почти всепродовольствие. С середины Тихого океан плыл без пищи, съел все, чтоможно было съесть, - бриллиантин, машинное масло, бумажник. Онединоборствовал с акулой, пытался бить из рогатки чаек, бредил, опухалот голода. Но в нем все же теплилась надежда выжить. Он был молод ихотел во что бы то ни стало победить смерть. "Я подумал о том, - писал он, - решился бы я на это путешествиеили нет, если бы знал, какие неожиданности подстерегут меня? "Ярешился бы" - таков был мой ответ. То, что я сделал, былоувлекательно, несло с собой сильные ощущения. Несмотря на опасности, ябыл в восторге. Я испытывал жажду, знакомую всем мужчинам, - жаждуприключений. И вдобавок ко всему, я приближался к единственной в миреженщине, о которой мечтал, - к Мэри!" Колдуэлл выбросился на риф у одного из островов Фиджи. Жителивыходили его, поставили в буквальном смысле слова на ноги, так как вяхте он разучился ходить. А вскоре он встретился с Мэри - этойединственной в мире женщиной, которая стала его женой. Потом в плавание пустился знаменитый Ален Бомбар. Затем "вояжвека" совершает Френсис Чичестер. За ним - Уильям Уиллис... Несколько раз Дима Кравченко, подобно своим кумирам, хотелотправиться в океан. К сожалению, ему не удалось осуществить этумечту. И вот теперь, когда ветер гнал "Замору" и тихо шумела вода подее носом, он, по-видимому, в мыслях был далеко от нас. Ну вот что гонит таких людей? Во имя чего они бросают вызовсилам, которые несравнимо выше человеческих? Кому нужны испытаниябезбрежностью водной пустыни, ураганами и голодом, жарой и жаждой?Почему, пройдя через ад плаваний, эти люди готовы повторить всесначала? Любовь к морю? Отчасти так. Пожизненный пленник моря Джошуа Слокам был таким же,как Джозеф Конрад, который писал: "В моей книге, откровенной, какпредсмертная исповедь, я пытался раскрыть сущность моей ненасытнойлюбви к морю. Возникшее таинственным образом, как всякая великаястрасть, неимоверной волей богов посланная нам, смертным, чувство эторосло, нерассуждающее, непобедимое, выдержав все испытания, устоявпротив разочарований, которые таит в себе каждый день трудной,утомительной жизни". Или их влечет тяга к острым ощущениям? Возможно, и это играет не последнюю роль. "Да, да, после тридцатичетырех дней борьбы с морем я все еще получаю огромное удовольствие,когда смотрю на него", - говорит Хауэлз. А может быть, презрение к смерти? Или стремление проверить своисилы? Жербо писал, что путешествие в Америку предпринял радиудовольствия и для того, чтобы доказать себе, что он в состоянии егозавершить. Видимо, плавания таких отчаянных людей хороши тем, что онираздвигали границы наших представлений о самом человеке. Были среди мореплавателей и такие, кто преследовал болееконкретную, научную цель. Один доказывал, что египтяне вполне могли на своих папирусныхсудах доплыть до Нового Света, отстаивал версию переселения народов состровов Океании на земли Южной Америки. Другой собственным примером подтверждал, что человек, потерпевшийкораблекрушение и оставшийся один на один с морем, вполне можетвыжить, найти для себя пищу и воду, если не впадет в отчаяние. И подвиг Бомбара, и героические плавания других одиночек говорилио величии человеческого духа. Эти люди не настолько дорожили жизнью,чтобы бояться поставить ее на карту. Но они же и дорожили ею, чтобы непревратить существование в серые, пресные будни... ...К ночи усилился ветер. Он ожесточенно навалился на парус"Заморы". С большим трудом мне удавалось удерживать шкот. Пошлакилевая качка. За воем ветра я вдруг услышал в отдалении пугающийзвук. Что это? Долго всматривался в хмарь впереди, пока не понял: этосталкивались друг с другом льдины. За этим звуком - ниже и яростнее -слышался гул, который шел от гряды торосов в зоне сплошного пака. У меня возникло ощущение, что мы идем в западню. Я не видел ещельда, но мне показалось, что он начал смыкаться вокруг "Заморы" гуделои слева, и справа, и спереди. Холод стал проникать сквозь намокшую куртку. Я опустился наколени, чтобы за каютой укрыться от ледяного ветра. Видимостьсократилась до нескольких метров. Пошел снег. Он хлестал по лицу, икожа начала неметь. Проснулся Дима. Морщась, он выбрался из спального мешка, полез втрюм, открыл крышку, прикрывающую реверс. Очевидно, мысль, что в трюмнабралась вода, и во сне не давала ему покоя. В трюме действительноплескалась вода, смешанная с машинным маслом. Дима растолкал Володю: - Ты перед выходом заглядывал в трюм? - Смотрел. А что? - Спросонья Володя только моргал глазами. - Что, что... Вода в трюме! - вскипел Дима. - Всегда так! Покасам не проверишь, никто палец о палец не ударит! Дима был несправедлив. Володя трюм проверял, и Дима об этом знал,но сейчас просто не мог сдержаться. Вода могла попасть через фланецили залиться сверху, так как волны иногда накрывали палубу. Володя молча полез в рундук, достал ветошь и стал выбирать воду. Наверное, плыть в одиночку хорошо и потому, что надеяться не накого, одиночка все должен делать сам. А когда в команде, да ещесобранной наспех, не знают, что делать, или знают, но надеются друг надруга, то появляется раздражение, а то и откровенная вражда. И ничегопутного из плавания тогда не выйдет.ПРИНИМАЕТ АМДЕРМА
Вдоль берега тянулись голубоватые ледяные поля. На скалах,поднявшихся прямо из моря, сидели чайки, изредка переругиваясь стоварками пронзительными голосами. Справа плыла бурая плоская равнинаВайгача. Иногда на снежниках появлялись стаи серых, линялых гусей,медленно спускающихся к полой воде. В некоторых местах лед наполз насушу, изломался, и из трещин тянулись вверх полярные березки и ягель. Потом суша скрылась из глаз. Но ненадолго. Из сизоватой кромкиморя вдруг вырос впереди по курсу холм. Он постепенно вылезал из воды,начинал зеленеть, и на склонах лесенкой появились белые домикиАмдермы. Пока мы шли к ней, стало темнеть. Весь холм залился огнями. Всозвездиях огней ярче других горели фонари на мачтах главнойдостопримечательности Амдермы - гидрометеоцентра. Сюда-то и поступаетвся информация о погоде с громадного пространства побережья - от НовойЗемли до Диксона. Над городком возвышался красно-голубой шар, похожийна среднеазиатский мавзолей, - защитный экран от радиопомех. Вокругстояли здания управления и гидрометеообсерватории, жилые домасотрудников. Когда мы приткнули "Замору" к знакомому пирсу, то улицы нижней,прибрежной части поселка тонули в тумане. Гидрометеоцентр как быоторвался от земли и парил над белой пеной. Машины и вездеходысползали с сопки с включенными фарами, растворяясь во влажной, почтинепробиваемой плотности. Родители вели ребятишек из детского сада,крепко держа их за руки. Отбеги ребенок в сторону - и "ау"... Пятнадцать лет назад на сопке еще стояли бараки. Все службытеснились в одном доме. В строительство нового центра много сил вложилтогдашний энергичный и мрачноватый начальник Михаил ВладимировичПопов. Теперь он умер, его именем назвали полярную станцию на островеБелый. Все, что есть тут сейчас, - его воплощенная мечта. Амдерминское управление гидрометеослужбы перешло в надежные рукиАртура Николаевича Чилингарова, в прошлом начальникакомсомольско-молодежной станции СП-9. Сейчас под ногами Артура нековарный лед океана, а крепкий пол просторного кабинета. Впрочем,застать Артура Николаевича на месте почти невозможно. Он весь вхлопотах, в беспокойстве, в бегах. Кабинет - не рабочее место длястарого арктического волка. Да и хозяйство теперь немалое - телетайпы,автоматические станции, электронно-вычислительная машина, службаметеорологических спутников Земли... За всем надо присмотреть, кому-топомочь, кого-то подстегнуть, кому-то дать нагоняй. Все может проститьЧилингаров, кроме равнодушия к делу. К лодырям и прогульщикам у негокакое-то болезненное отвращение. Огромная, в полстены, карта Амдерминского арктического районаиспещрена цветными стрелами. Между ними жирно обведены кружкамиполярные станции. Их много - от Карских Ворот до острова Белый, натерритории в несколько тысяч квадратных километров. На других картах,развешанных в кабинете Чилингарова, в центре голубеет Карское море.Кроме сообщений о погоде амдерминская гидрометеослужба обеспечиваетбезаварийный и безопасный проход караванов судов по этой важной водноймагистрали страны. Груз, который везут караваны, нужен нефтяникам игазовикам Тюмени и Ямала, металлургам Норильска, алмазодобытчикамЯкутии. Три раза в сутки эта служба осуществляет связь со спутником.Компьютер называет точное время появления спутника в зоне наблюдения,инженер Виктор Карасев включает ток. Мигают индикаторы, по-пчелиномугудят моторчики и трансформаторы, приборы показывают готовность. Впрорези валика, где закреплена фотопленка, начинает бегать солнечныйлучик. Из космической глубины метеорологический спутник передаетземное изображение, преобразованное в сигналы. Телевизионная камерапринимает эти сигналы, посылает их на фототелеграфный аппарат. Тут онизаписываются на фотопленку. Сигналы достигают самой четкой слышимости и затем слабеют.Спутник уходит в другое полушарие. Виктор выключает аппараты, вфотолаборатории проявляет пленки, сушит их в теплой струе вентилятора,накладывает сетку координат с точно выверенными кривыми меридианов ипараллелей, вставляет негатив в увеличитель. Через несколько минут налисте фотобумаги появляются знакомые со школьных лет очертаниясеверной части страны, словно спутник старательно срисовалгеографическую карту. В верхней части снимка лежит огромное белоепятно - Ледовитый океан, закрытый плотным ледяным щитом. В правом углутемнеют Чукотка, Аляска... Снимок тонко передает изломы береговойлинии арктических морей. Вот остров Врангеля, Северная Земля,архипелаг Норденшельда, Таймыр, Ямал... Там, где виднеется полумесяцНовой Земли и тянется полоска Полярного Урала, белеет спираль - здесьрождается циклон. Как круги в воде от брошенного камня, облачностьразбегается по периферии, достигает Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа.Но над Гренландией устойчиво царит область высокого давления, испутник детально вычерчивает границы этой гигантской ледяной страны. Виктор получает как бы мгновенный слепок с лика Земли.Натренированным глазом он безошибочно находит на снимке города изаливы, большие реки и горные хребты. Здесь, в северном уголкепланеты, особенно дороги ему Ленинград, где он заканчивал Арктическоеучилище, остров Хейса на Земле Франца-Иосифа, где долго зимовал, иАмдерма, где он теперь работает. В первую очередь снимки просматривает старший научный сотрудниккандидат географических наук Владимир Николаевич Воробьев. Этогоплотного, невысокого человека с добрым, внимательным взглядом знаютвсе старожилы Северного и Южного полюсов. Он зимовал на дрейфующихстанциях, участвовал во всех крупных исследованиях, которыеорганизовывали Арктический и Антарктический научно-исследовательскийинститут и Главсевморпуть. У Владимира Николаевича упорный и целеустремленный характер.Чувство неудовлетворенности заставило его покинуть перспективное местов Ленинграде и уже сорокалетним уехать в Амдерму. Здесь, во вновьорганизованной обсерватории, разворачивались большие дела: поАмдерминскому району идет громадный поток грузов, и суда нуждаются вточной информации о состоянии погоды и ледяного покрова на этомучастке. Не случайно во время войны гитлеровцы предприняли разбойничийналет на Диксон и на легендарный пароход "Сибиряков". Они хотелиузнать ледовую обстановку и нарушить морскую дорогу, по которой сДальнего Востока шли к Мурманску военные грузы. На обсерваторию какраз и возлагались работы по прогнозированию ледовой обстановки научастке от Баренцева моря до Диксона.ГРАНИЦА МЕЖДУ ЕВРОПОЙ И АЗИЕЙ
Как ни стремились мы плыть дальше на восток, нас задерживалисильные штормы. Мы слонялись по Амдерме, просмотрели все фильмы вклубе, перечитали множество книг в поселковой библиотеке, однаконенастье все продолжалось. Особенно плохо было в районах, куда мыдолжны были идти. И тут в столовой нежданно-негаданно мы встретились с ВасейГаленко, высоким черноволосым парнем в замызганной штормовке иярко-красной ковбойке. Родственные души сходятся быстро. Васяотносился к тем людям, которых не устраивает спокойная жизнь. Все,казалось бы, есть - квартира, машина, любимая работа морскогоштурмана, а вот начнет пригревать солнышко - и охватывает душу великоебеспокойство. Хочется, например, узнать имя помора, погибшего в шхерахШпицбергена, изобрести новый метод определения координат... В этомгоду Галенко решил установить точную границу между Европой и Азией врайоне пролива Югорский Шар. В географической литературе на этот счет высказывается многоразноречивых суждений. Галенко за исходную взял такую предпосылку:считать, что граница проходит через точку наибольшего сближенияматерика с островом Вайгач. Как член Северного филиала Географическогообщества СССР он взялся установить навигационный знак на границе двухчастей света. Выхлопотал на службе отпуск и поехал в Амдерму. Сюда онприбыл с женой Тамарой и кинооператором Иозасом Козлаускасом. И кроменас нашел еще одного единомышленника - Сашу Антоненко. Саша, выпускник Харьковского института радиоэлектроники, работалв конструкторском бюро Амдерминской обсерватории и все время бродил поокруге. Рядом море, горы тянутся грядой черных базальтов, тундра кудани погляди. У себя в управлении он председатель секции туризма. Нодаже когда предстоит чисто служебная командировка на какую-то полярнуюстанцию, он не преминет сделать круг, чтобы увидеть еще один кусокнеизмеренной и нехоженой суши. Бородатый, голубоглазый, длинноногий, вболотных сапогах, с непременным рюкзаком за плечами, он бегал потундре, как жадно любознательный турист в конце круиза. Саша сготовностью вызвался помочь в определении границы "Европа - Азия". Начальник морского порта Амдермы для такого случая выделил катер.Находчивый Иозас Козлаускас, бывший матрос-североморец, раздобылзаржавленный якорь, уговорил газорезчиков приварить к нему цепь. Он женашел черную металлическую доску, на которой можно было сделатьнадпись. На море гуляла волна, но портовый катер не напрасно носил имя"Богатырь". Крутобокий, низко сидящий на воде, он раздвигал волныширокой грудью, упрямо гнал к Югорскому Шару. Нахально рявкнув, онпромчался мимо океанского сухогруза, спрятавшегося от непогоды заскалами в проливе, и стал подбираться к причалу полярной станции. Механик станции "Югорский шар" Иннокентий Суслонов, или попростуКеша, притащил два мешка цемента. Саша Антоненко вооружился двуручнойпилой, чтобы из плавника выпилить подходящий столб. Иозас Козлаускаспотащил цепь с якорем. Дима Кравченко нес краску с кисточками итрафаретки букв. Пройдя километра два по галечному берегу, Вася Галенкоостановился и поднял к глазам секстан. Потом прошел дальше, вернулся,что-то подсчитал и наконец произнес: - Здесь! Это было самое узкое место в проливе. С высокого берега материкапроглядывалась горбинка Вайгача. Все ребята, и экипаж "Заморы" в том числе, взялись за лопаты. Мывырыли большую яму, поставили на попа бревно, отбеленное морем доцвета слоновой кости, обложили его камнями, для прочности залилиоснование цементным раствором, большими гвоздями прибили к столбуцепь, удерживающую якорь. Вася Галенко вывел на черном железном листекрасивые белые буквы: "Европа - Азия". Некоторые из нас на незатвердевшем еще бетоне поставили свои подписи. На черные камни набегали волны и со свирепым шумом откатывалисьобратно. С пронзительным криком носились чайки. Вдали, мористее, топоявлялись, то исчезали похожие на рыбачьи поплавки головки - товыглядывали любопытные нерпы, рассматривая людей на пустовавшем раньшеберегу. В закатном небе проплыла пара лебедей, торопясь к ночлегу.Где-то на озерце перекликались кряквы... Вася Галенко еще раз произвел расчеты, записал точные координатыпограничного столба, разделяющего Европу и Азию: 69 градусов севернойшироты и 60 градусов восточной долготы. Значит, сейчас мы стояли на60-м меридиане, особенно памятном мне. Когда-то в такой же летней тундре я и мой друг Саша Ефремовсовершали обряд, который наверняка бы рассмешил посторонних, если бытакие оказались в этот момент. Ровно в полдень мы вытащили из рюкзакаспиннинг. Он лежал в аккуратном, защитного цвета чехле. Мы не сталиего вынимать, так в чехле и воткнули в пушистую, тоже защитного цвета,кочку. Конечно, можно было воткнуть обыкновенный колышек, дажеудобнее. Но где его взять? Ближайшее деревце росло отсюда километровза триста. Спиннинг гордо возвышался над кочкой. Он отбрасывалкороткую, чуть заметно дрожавшую тень. На эту тень мы и смотреливнимательно, в упор. Воткнутый в землю шест, который древние греки звали скафис, былодним из древнейших астрономических приборов. Он показывал направлениеполуденной линии. Эта крохотная, лежавшая перед нами тень былаотрезком линии, соединяющей полюса Земли. Несгибаемо прямая, онапересекала моря, пустыни, горные хребты. Эта тень указывала намнаправление шестидесятого меридиана. Мы смотрели на нее, и нам виделсявесь меридиан, весь наш будущий путь. Мы смотрели на тень от спиннинга, воткнутого в одну из миллиардакочек Большеземельской тундры, и видели карту Советского Союза, карту,на которой вся Большеземельская тундра занимала несколько зеленыхквадратных сантиметров, ту самую карту, на которой по 60-му меридианубыла проведена красным карандашом жирная черта. Мы вспоминали этукарту и жаркие споры около нее. Надо было выбрать маршрут. Каждый предлагал свой вариант. Звалидалекие горы, голубые льды и серебряные ручьи. Манили суровойпростотой северные леса и экзотическая нарядность новых оазисов...Хороши были все варианты, все маршруты. Неинтересных не было. И тогдаодин из нас сказал: - Наверное, легче зажмурить глаза, ткнуть в карту пальцем ипровести линию наугад. И наверняка этот маршрут тоже будет интересен. В этом было все дело. Мы с самого начала встали на ложный путь.Мы хотели найти нечто "самое интересное". Сравнивая разные уголкистраны, мы пытались приклеить им ярлыки "лучше" и "хуже". И это былонелепо. Мы поняли, что любой избранный нами маршрут не может оказатьсянеинтересным. А раз так, то незачем искать извилистый, выборочныйпуть, нас больше устроит прямая линия с ее объективнойнепосредственностью. Мы обратились к карте в поисках прямых линий.Параллели и меридианы звали к себе. И громче других нас позвал 60-ймеридиан. Он предлагал удивительное разнообразие природных условий:проходил через полярные острова, тундру, тайгу, гигантский горныймассив, распаханные степи, безводные пустыни, цветущие оазисы... Начав с Вайгача, на оленях мы пересекли Большеземельскую тундру,поднялись на самую большую вершину Уральского хребта - гору Народную,преодолели на лошадях Ханты-Мансийскую тайгу, проехали черезмарганцевое Полуночное, деревообделочный Ивдель, откуда в то времяначинала строиться дорога Ивдель - Обь, первая трасса к нефтеноснойТюмени, металлургические города Краснотуринск, Серов, Нижний Тагил,горнообогатительный Качканар, меднорудные Гумешки, где жила бажовскаядевка Азовка, преодолели Тургайскую степь, переплыли на катереАральское море, с караваном верблюдов проследовали через Каракумы... Всякое случалось в дороге за полгода нашего путешествия - игрустное, и веселое. Но ярче всего запомнилось начало его, когда спомощью спиннинга мы определяли направление меридиана, и конец -тропинка среди жарких камней, два полосатых столбика с гербами СССР иИрана. Три метра ничейной земли разделяли их, за иранским столбомтянулся такой же терновник и громоздились такие же горы, но это былауже чужая страна... Теперь мы с Димой Кравченко и Володей Савельевым двигались не наюг по меридиану, а по параллели на восток. Начало уже было, а какимстанет конец?.. Нам показалось, что погода пошла на улучшение. Поэтому,вернувшись обратно в Амдерму, мы не стали ложиться спать, а взялись започинку мотора. Детали для ремонта были уже готовы, оставалосьпоставить их на место. Но ремонтировать технику, когда под рукой нетни верстака, ни тисков, ни наждака, - дело сложное и канительное.Пришлось провозиться до утра, когда в магазины, учреждения, детскиесады, гидрометеоцентр, порт уже пошел служилый народ. Появился напирсе Артур Чилингаров, пожелал счастливого пути. Может, от нетерпения, а может, оттого, что ветер и вправду сталстихать, но Дима посчитал, что отплывать можно. Мотор завелся спол-оборота. Один из якорей запутался в проволоке, набросанной спирса, пришлось его оставить на дне. Оставался теперьодин-единственный якорь, который придется беречь пуще глаза.Отталкиваясь багром и веслами, мы отогнали катер от свай. Тут же егоподхватила волна. Освобожденная от пут, "Замора" словно вздохнулаполной грудью и рванулась из причальной тесноты к морю. На рейде Амдермы стояли большие корабли. По сравнению с ними наша"Замора" была как конопляное семечко рядом с арбузом. Матросы,свесившись с бортов, откровенно потешались над несерьезным суденышком.Однако "Замора", гордо задрав нос, пронеслась мимо на большихоборотах. Мы даже не помахали на прощание насмешникам. Мы торопились воспользоваться устойчивым юго-западным ветром.Волны набегали с кормы и как бы подхватывали катер под крылья. Надобыло выбрать такую скорость, чтобы нос повис на кромке волны и катернесло бы вперед вместе с нею. Я занял место за штурвалом, а Дима иВолодя, умаявшись со сборами, залезли в спальные мешки и вскорезаснули. Стрелка компаса указывала на ост, самый дорогой для нашегосердца курс.Дата добавления: 2021-04-15; просмотров: 73; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!