Bernfeld S., 1935: Uber die Einteilung der Triebe, in: Imago, Wien, 21 (1935), p. 120 страница



 

На вопрос о том, как он, кайзеровский офицер, смог пережить день революции, он отвечает: ”Я не пережил его. Я, кйк приказывала мне честь, пустил себе пулю в лоб 9 ноября 1918 г. Я мертв, то, что осталось во мне живого, это — не я. Я не знаю больше своего ”Я” с этого дня...

 

Я умер за нацию, и все во мне живет только ради нации. А иначе как бы я мог вынести все, что происходит? Я делаю то, что должен. Поскольку я должен был умереть, я умираю каждый день. Все, что я делаю, есть результат одной-единственной мощной воли: я служу ей, я предан ей весь без остатка. Эта воля хочет уничтожения, и я уничтожаю... а если эта воля меня покинет, я упаду и буду растоптан, я знаю это” (295, 1930,

 

302. Курсив мой. — Э. Ф).

Мы видим в рассуждениях Керна ярко выраженный мазохизм, кото­ рый делает его послушным орудием высшей власти. Но самое интерес-

 

‘ Я не знаю, произошли ли в дальнейшем какие-либо изменения в его личности. Я опираюсь в своем анализе исключительно на то, что он сам рассказы­ вает о себе и своих друзьях той поры, и предполагаю, что роман автобиог­ рафичен.


 

242


ное в этой связи — всепоглощающая сила ненависти и жажда разруше­ ния, этим идолам он служит не на жизнь, а на смерть.

 

Трудно сказать, что более всего повлияло на Саломона — самоубий­ ство Керна, которое тот совершил, чтобы избежать ареста, или круше­ ние его политических идеалов, — но складывается впечатление, что стремление к власти и радости жизни у Саломона уступило место абсолютной ненависти. В тюрьме он чувствовал себя настолько одино­ ко, что ему было невыносимо, когда директор пытался приблизить его к себе ’’человеческим обращением”. Он не выносил вопросов своих сотоварищей: ”Я спрятался в свою капсулу... кругом были враги...

 

я ненавидел чиновника, открывшего дверь, тюремщика, который прино­ сил баланду, собак, лаявших под окном. Я боялся радости” (295, 1930,

 

385. Курсив мой. — Э. Ф.). Дальше он описывает, как его раздражало цветущее во дворе миндальное дерево. Он сообщает о своей реакции на третье рождество в тюрьме, когда директор попытался сделать для заключенных какой-то праздник, чтобы помочь им забыться:

 

Но я не хочу ничего забывать. Будь я проклят, если я все забуду.

хочу помнить каждый день и час. Память мне дает силы ненавидеть.

не хочу забывать обиды, ни одного косого взгляда... или высокомер­ ного жеста... Я хочу помнить каждую подлость, каждое слово, которое меня когда-либо ранило. Я хочу оставить в памяти и каждое лицо, и каждое впечатление, и каждое имя. Я хочу навсегда сохранить этот омерзительный опыт жизни со всей его грязью. Единственное, что я хочу забыть, так это те крохи добра, которые встретились на моем пути (295,1930, с. 403. Курсив мой. — Э. Ф.).

 

 определенном смысле можно было бы говорить о Саломоне, Керне и их небольшом круге как о революционерах. Они стремились

тотальному разрушению существующей социальной и политической системы и хотели заменить ее националистическим, милитаристским порядком, о котором вряд ли у них было конкретное представление. Но революционера характеризует не только желание свергнуть старый по­ рядок. Если внутри его мотивации нет любви к жизни и свободе, то это не революционер, а просто деструктивный мятежник. (Это относится ко всем, кто, участвуя в настоящем революционном движении, движим только страстью к разрушению.) И когда мы анализируем психическую реальность таких людей, то убеждаемся, что они были разрушителями, а не революционерами. Они не только ненавидели своих врагов, они ненавидели саму жизнь. Это видно и в заявлении Керна, и в рассказе Саломона о его ощущениях в тюрьме, о реакции на людей и на саму природу. Он был совершенно неспособен к положительной реакции на какое-либо живое существо.


Дата добавления: 2021-07-19; просмотров: 83; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!