Зачем изучать взаимоотношения? 13 страница

Пытаясь решить, что лучше: показывать положительное отноше­ние на словах или на деле,— стоит обдумать, почему вообще важно показывать это. Одна из причин состоит в том, что невозможно сформи­ровать терапевтический альянс, не проявляя положительного отноше­ния к клиенту. Другой причиной является главная терапевтическая цель для большинства клиентов — укрепление их самооценки. Все, что делает терапевт, в конечном счете, направлено на это, и передача поло­жительного отношения не является исключением.

Определив, по крайней мере, две настоящие цели, надо решить, как же лучше передавать положительное отношение. Попробуем взгля­нуть на проблему более детально.

Прежде всего, существует вопрос искренности. Можно простить клиенту его интерес к заявлениям терапевта о любви и уважении, ибо клиента волнует, нет ли здесь чего-то большего помимо обычной чело­веческой симпатии. Напряжение спадает, если терапевт передает поло­жительное отношение больше на деле, нежели на словах. Признаюсь в собственном предрассудке — для меня слова очень часто не имеют значения, я считаю, что действительное отношение гораздо чаще пере­дается с помощью тонких намеков и непосредственно самого поведения.

— 123 —

Известно, что, когда клиенты спрашивают прямо или косвенно своих терапевтов, любят ли те их, клиенты совершают нечто большее, чем просто задают вопрос. Они говорят терапевтам нечто важное о не­достатке прочной самооценки. Ответное успокоение может дать вре­менное облегчение, но это успокоение не доходит до внутреннего исто­чника беспокойства. Самой серьезной опасностью временного облегче­ния является то, что оно немедленно забирает энергию клиента, и ценная возможность для клиента войти в соприкосновение с самими эмоциями и воспоминаниями, окружающими этот источник, может быть упущена.

Поэтому, если прямо или косвенно клиенты поднимают вопрос о моих чувствах к ним, я не говорю, что они мне нравятся, что люблю их или нахожу интересными Я даю знать, что хорошо понимаю важ­ность затронутой ими темы. Делаю все возможное, чтобы использовать каждый шанс для исследования надежд, страхов и фантазий, которые порождают этот вопрос, и чувств, пробуждаемых моим молчанием. Объясняю, что считаю очень важным для них подобное исследование, поскольку оно открывает им доступ к самим переживаниям и вытекаю­щим из них отношениям Отношениям, которые в значительной сте­пени могут повлиять на их самооценку, и, в конечном счете, сделать их самоуважение более устойчивым и более длительным, нежели любое мое временное утешение.

Иногда, если мне приходится отклонять (как можно более вежливо) вопрос клиента о моих чувствах к нему, я испытываю определенное сожаление. Но утешаюсь той мыслью, что клиенты знают о моих отно­шениях к ним даже больше, чем я сам. Месяцы или годы они видят и слушают меня, оценивают интонации моего голоса, следят за измене­нием взгляда, замечают печаль или озабоченность, как улыбаюсь или смеюсь. Я знаю только о своих сознательных чувствах и отношениях, они же, подозреваю, знают гораздо больше.

Терапевтические отношения эффективны в той мере, в какой кли­енты (относительно) свободны выражать и изучать свои чувства, сво­бодны от неизбежных забот, характеризующих повседневное социаль­ное общение. Когда я пытаюсь высказать свои чувства другу, мне весь­ма сложно оставаться в соприкосновении с самими чувствами и их изменениями. Но задача значительно осложняется, если речь идет о чув­ствах друга и моем беспокойстве по этому поводу. Все сказанное мной воздействует на него, а каждое изменение в друге, в свою очередь, ока-

— 124 —

зывает влияние на меня. Кроме того, я подвергаю цензуре чувства, которые, полагаю, вызвали бы у друга нечто, с чем я не хочу стал­киваться. Таким образом, большинство нетерапевтических ситуаций рассчитаны на то, чтобы уменьшить возможность узнать чьи-либо чув­ства и, таким образом, снизить риск разделить их. Терапевтическая ситуация — совсем другое дело. Вместо выстраивания неустойчивых чувств она обеспечивает постоянное присутствие терапевта и помогает клиентам гораздо лучше понять их собственные изменяющиеся чувства. Терапевтические отношения уникальны тем, что поощряют клиен­тов обращаться — как можно глубже — к своим желаниям, порывам, страхам и фантазиям. Такой подход предполагает выход за рамки «ре­ального» или приемлемого в обычных взаимоотношениях. Думаю, что этому помогает достижение терапевтом относительно неизменной пози­ции принимающего или эмпатического интереса и непримешивание сюда смущения по поводу собственных, постоянно колеблющихся чувств. Вот пример:

Клиент: Вы действительно мне нравитесь. {Выжидательная пауза.)

Терапевт: (дружелюбно кивая) Я слушаю вас. (Пауза.) Можете ли рассказать мне, что вы чувствуете сейчас?

Клиент: (смущенно) Вообще-то не очень приятно — сказать вам такое и не получить ответа.

Терапевт: (кивая) Не могли бы вы объяснить подробнее?

Клиент: Да. Вы мне не просто нравитесь. (Пауза.) Вы очень важ­ны для меня, но непонятно ваше отношение ко мне. Странно,— вы настолько важны для меня, а я, как изве­стно, всего лишь один из ваших клиентов.

Терапевт: Я, в самом деле, могу это понять. Разумеется, это должно казаться странным и разочаровывающим. (Пауза.) Как вы думаете, какие чувства я испытываю по отношению к вам?

Клиент: Вы кажетесь мне очень дружелюбным, и я считаю, что вполне нравлюсь вам.

Терапевт: Звучит так, как будто этого не вполне достаточно.

Клиент:    Да, думаю, что это так.

Терапевт: Не могли бы вы сказать более подробно?

Клиент: Даже не знаю. Наверное, не смогу. Думаю, чего бы я дей­ствительно хотел, так это быть для вас самым важным

— 125 —

человеком во всем мире. Мне хотелось бы, чтобы вы дума­ли обо мне и скучали, когда я отсутствую. Я знаю, что это глупо, не так ли?

Терапевт: Совсем нет. Это вполне понятно. Вижу, как важно для вас все, только что сказанное.

Терапевту открывается возможность сопереживать и, если позво­ляет стадия лечения, помочь клиенту увидеть связь между этой потреб­ностью и ранними депривациями (лишениями).

Если бы на фразу: «Вы действительно мне нравитесь», терапевт ответил: , Вы мне тоже»,— клиенту, как мне кажется, было бы гораздо труднее осознать остроту его потребности. Это показалось бы ему похо­жим на близкие отношения, в рамках которых двое людей обменива­ются признаниями в любви, а значит, не подходящим для понимания важности того, насколько эта потребность сильна.

Экзистенциальные психотерапевты обсуждают все «за» и «про­тив», касающиеся определенных заявлений о положительном отноше­нии. Для них цель состоит в том, чтобы дать клиентам возможность принять ответственность за свою жизнь, которая включает контроль над своими представлениями о себе. Терапевты не достигают этой цели, выражая принятие, любовь или восхищение своими клиентами. Действительно, экзистенциальные психотерапевты считают, что по­добные заявления приводят к пассивности и зависимости клиентов, подкрепляя представления о том, что их образ самости (self-image) зависит от того, насколько им восхищаются и принимают другие. Пси­хологи-экзистенциалисты считают тем не менее, что при определенных обстоятельствах сопереживающее принятие терапевта может стать предпосылкой к формированию у клиента чувства само-принятия (self-acceptance) 3.

Это соответствует позиции Когута в том, что сочувствовать потреб­ности клиента в зеркализации лучше, чем начинать зеркализировать его и говорить, что он «всех прекрасней и милее». Фактически Когут обеспечил средства, с помощью которых терапевт может помочь клиенту достичь этой цели экзистенциалистов. Для того чтобы я смело принял ответственность за себя и контроль над своим образом самости (а также за свою судьбу), мне, возможно, необходимо знать, что кто-то по-насто­ящему понимает глубину моей зависимости и боль лишений раннего детства, породивших ее.

— 126 —

Здесь я хочу тотчас же признаться, что занимаю спорную позицию. Опытные терапевты, включая, конечно, и многих учеников Когута, считают, что иногда важно рассказать клиентам о том, как вы забо­титесь о них. Такие терапевты тщательно выбирают время для этого и высказываются только тогда, когда знают, что вызовут значимые реакции. Их позиция носит всецело защитный характер; очень немно­гие правила действуют постоянно.

Отрицательные чувства. Что вы делаете со своими чувствами гне­ва, скуки или отдаленности? Разделяете ли вы их со своими клиентами? Роджерс и его последователи занимают в этом вопросе четкую и убеди­тельную позицию:

Не разделять каждое мимолетное раздражение.

Обдумывать разделение негативного чувства только в том слу­чае, если оно является внезапным или постоянным, или препятст­вует возможности быть максимально полно представленным перед клиентом.

Прежде, чем высказать его, задайте себе вопрос: «Для кого я это делаю? Хочу ли сделать это, чтобы отвести душу, чтобы отом­стить, чтобы обидеть клиента? Или хочу сделать это, чтобы пока­зать, насколько я достоверен?» Если ответ хотя бы на один из этих вопросов будет утвердительный, тогда оставьте свое чувство при се­бе или приберегите его для своего супервизора.

Если, как вам кажется, вы собираетесь высказать действи­тельно полезное для клиента и процесса лечения, высказывайте это так, чтобы при этом показать ваше основное отношение к клиенту. Говорите в манере, снижающей возможность со стороны клиента расценить это как критику. Решение говорить означает принятие на себя ответственности за сказанное. Роджерс никогда бы не выразился: «Я вижу, вам сегодня скучно». Он мог бы сказать: «Грустно отметить, что мне не очень интересно на нашей сегодняш­ней сессии, и неловко говорить вам это. Мне кажется, скука по­явилась от того, что я не чувствую реальной связи с вами. Нет ли у вас каких-нибудь мыслей насчет происходящего между нами сегодня? Что, по-вашему, заставляет меня испытывать подобные чувства?» 4

— 127 —

Недостаток эмпатии

Что делать терапевтам, когда они испытывают чувство вины за недо­статок эмпатии к клиентам? Нужно ли признавать это? Должны ли они говорить о том, что чувствуют по этому поводу?

Когут говорил, что определенный недостаток эмпатии обладает зна­чительной ценностью для клиентов; он создает условия для преобра­зующей интернализации. Начать с того, что мы должны — независимо от того, испытываем ли мы чувство вины или нет,— сочувствовать пере­живаниям клиента, которые могут возникнуть у него из-за нашей несправедливости или непонимания. А если это так, то последовать совету Гилла и подтвердить правоту и уместность интерпретаций кли­ента. «Думаю, вы правы. Когда вы пришли, я был с вами не столь дру­желюбен, как обычно... И, конечно, вы могли предположить, будто не нравитесь мне сегодня. Согласен, что это можно было истолковать так». Остается спорным вопрос: разбирать или нет чувство недостаточного дружелюбия к клиенту? Позиция Гилла ясна: терапевт никогда не дол­жен отрицать свои чувства. Зная — любой, включая терапевта, имеет бессознательное,— терапевт допускает, что он не осознает подобных чувств (если, конечно, уже не осознал их).

А что, если и правда то, что клиент нравится терапевту сегодня меньше? Позиция Гилла (отчасти предполагаемая) состоит в том, что по причинам, приведенным в 4-й главе, делиться подобными чувствами не стоит. Что же делать в таком случае? Если мне не нравится мой клиент и меня уличили в этом задолго до того, как я решил высказать свое чув­ство, честно ли избегать работы со своей антипатией? Я думаю, нет В таком случае надо поделиться переживаемым чувством со всей осто­рожностью и мягкостью, которым учил нас Роджерс.

Далее, что делать, если я понял, что совершил ошибку, результатом которой стал недостаток эмпатии, допустим, прервал или покритиковал клиента, или перестал следить за ходом его мысли? Должен ли я при­знать свою ошибку? Наиболее ценным наставником в данном вопросе является Когут. Несмотря на то что он не дает определенного ответа на этот вопрос, его предположения ясны: мы должны во что бы то ни стало максимально помочь клиенту извлечь пользу из наших ошибок с целью получения наилучшей возможности для преобразующей интернализа­ции. Нет сомнений, что полезно признавать ошибки (не занимаясь само­бичеванием). Из всех рассмотренных нами способов самораскрытия

— 128 —

этот предоставляет самый короткий путь к демистифицированию тера­певта, помогая клиенту искать поддержки в самом себе. И если незащи­щенность является одной из главных целей, за которую мы, терапевты, боремся, то это неплохой способ для применения ее на практике Столороу, Брандшафт и Этвуд — ученики Гилла и Когута — внес­ли ценное предостережение в рассуждения на эту тему Первоначальные травмы клиентов, напомнили они, возникли от того, что те, кто когда-то заботился о них, оказались неспособными сопереживать их реаль­ности, сочувствовать ей Поэтому они предупреждают нас об осторож­ности (независимо от того, какой выбор мы делаем) в выборе позиции, дающей терапевту исключительное право решать, является ли психичес­кая реальность клиента именно реальностью.

Предполагается, что опыт терапевтических отношений у пациента всегда формируется предоставленной от аналитика информацией и значащими структурами (structures of meaning), в которых данная информация усваивается пациентом С этой точки зрения, реальность восприятия пациентом аналитика нельзя ни оспорить, ни подтвердить. Вместо это­го восприятие выступает в качестве отправной точки для исследования значений и организационных принципов, структурирующих психичес­кую реальность пациента

Заключительные замечания

Когда все сказано и сделано, в нашей работе не остается ничего более важного, чем наше собственное участие в терапевтической сессии,— на­сколько глубоко мы сами соучаствуем в терапевтическом процессе. Порой выражение того или иного чувства или отношения в словах не так важно, как наше непосредственное физическое присутствие в самом глубоком и обыденном смысле этого слова Понимание этого еще не развязывает узлов всех проблем клиентов, но делает задачу менее неразрешимой

Я работаю со студентами, которые получают свой первый терапевти­ческий опыт. Удовлетворение от этой работы и для них, и для меня насту­пает в тот момент, когда студенты понимают, что входя в консультаци­онный кабинет, они не должны примерять маску терапевта, подыски­вать голос терапевта, его позу и словарь Они не нуждаются в подобной оснастке, потому что и так могут дать своим клиентам гораздо больше

— 129 —

8. НОВЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ

Эта книга начиналась с замечания о том, что долгое время область психотерапии была четко разделена. С одной стороны, были те, кто принимал направление психоаналитиков и обучался таинст­вам трансфера вместе с довольно холодным отношением к клиентам. С другой стороны, существовало направление роджерианцев и их гума­нистически ориентированных потомков, позволявших себе проявлять в консультационном кабинете всю свою теплоту и сочувствие, но почти ничего не знавших о ценностях работы с трансфером.

Как я говорил во введении, в мире клинических отношений начинает выявляться новая гармония, новое согласие. Разрешаются некоторые из старых конфликтов, и возникает целостная картина. Разумеется, эта гар­мония — не всеобщая, и основные разногласия, несомненно, останутся. Тем не менее, это волнующее время, в период которого закладываются основы для интеграции открытий таких терапевтов, как Роджерс и Когут, заботящихся о человеческих аспектах опыта клиента, с открытиями Фрейда и Гилла, сохранявших твердую веру в силу бессознательного и в терапевтическое действие трансфера. Фактически сам Гилл и Когут проделали долгий путь к обеспечению подобной интеграции.

— 130 —

Их точки зрения, взятые вместе, мы рассмотрели в предыдущих главах, они подсказывают способ ведения клинических отношений. Как мы уже замечали, каждый терапевт должен развивать свой собственный способ работы, способ, который соответствует его личности и учитывает накопленный им опыт. Но всем нужно с чего-то начинать, а описанные в этой книге открытия и предложения обеспечивают неплохую старто­вую площадку.

Интеграция

Представим себя терапевтами, преуспевающими в объединении взглядов Фрейда, Роджерса, Гилла и Когута

Мы будем стремиться к искренности. Это значит, что будем ста­раться быть откровенными, не примеряя терапевтической маски и не выдавая себя за тех, кем мы не являемся.

И будем помнить о том, как важно найти возможность объяснить клиентам то, что их ценим.

Мы не будем защищаться. Старая психоаналитическая фантазия о том, что реакции клиентов обусловлены исключительно старыми шаб­лонами, исчезла навсегда Многие из них являются вполне разумными реакциями на действия терапевта, или на то, что он из себя представля­ет. Важно, чтобы мы всегда были готовы спросить себя, что сделано для вызова каждой отдельной реакции, и должны быть готовы поощрять клиента говорить об этом.

Мы будем напоминать себе, что если наши клиенты выдают плохие реакции, то, может быть, они показывают нам, как кто-то реагировал на них много лет назад, и нужно быть открытыми для такой информации

Существенно, что какие бы чувства к нам ни выражали клиенты, мы будем воспринимать это с интересом и одобрением, не осуждая их. Вполне вероятно, что ответы-реакции от значимых людей, полученные ранее были весьма отличными, и эта разница составляет важный компо­нент психотерапии Поэтому, каким бы ни был стимул, мы не должны гордиться, когда нас хвалят, и не должны наказывать, когда на нас на­падают. Мы должны помнить, что одно из наиболее ярких проявлений защищенности — самооправдание.

Позволим себе проявлять спонтанность. Известно, что с тех пор, как мы не можем оставаться чистым экраном, нет причин лишать наших клиентов тепла и спонтанности.

— 131 —

Будем относиться к нашим клиентам с огромным уважением. Если мы думаем, что знаем лучше, чем клиенты, что они должны делать в про­цессе лечения, то отнесемся серьезно к предположению о том, что есть некто [некто — имеется ввиду бессознательное клиента {прим. редак­тора)], кто знает это еще лучше, и будем работать изо всех сил, пытаясь обнаружить, в чем же он прав. Унижающим для меня было узнать от Когута, что мои клиенты сопротивляются, защищаются или отреаги­руют. А еще Когут напоминает нам о том, как важно, чтобы знали кли­енты о нашем позитивном отношении ко всему, что они делают.

Вероятно, наиболее важным из всего является понятие эмпатии. Наилучшую информацию о клиентах мы получим в том случае, если по­зволим себе чувствовать то, что чувствуют они, ощутить их мир как свой собственный. Наша эмпатия является главным терапевтическим вкладом в опыт клиентов.

Таким образом, работа состоит не в том, чтобы давать советы, вы­сказывать мнения и отвечать на вопросы, но в том, чтобы постоянно делать все возможное для лучшего понимания клиента. Как показано в предыдущих главах, это значит:

понимание, что клиенты переживают в данный момент, включая то, что они в эту минуту чувствуют;

понимание постепенно разворачивающейся связи времен их жизни.

Мы дадим знать клиентам, что изо всех сил пытаемся понять их. Если мы чего-то не понимаем, попросим их помощи, а если думаем, что понимаем их, то скажем им об этом.

Важно понять, что эмпатия является не техникой, а позицией. Час­то начинающие терапевты выучивают технику отражения, то есть пов­торение только что сказанных слов клиента. Они, конечно, надеются, что отражение сообщит клиенту об эмпатии. («Смотри, я слушаю и я услышал, что ты сказал».) Это вполне понятно. Терапевту нужно что-нибудь сказать, а отражение является довольно безопасным спосо­бом, к которому можно прибегнуть в случае, если все остальное оказа­лось неудачным. Несомненно, порою отражение выступает как отличное средство, подсказывающее клиенту, что его понимают, и надо продол­жать поощрять его. Но выучить технику — еще не значит сделать тера­певта эмпатичным.

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 28; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!