Зачем изучать взаимоотношения? 9 страница

На сегодня в американской психологии широко распространена популярная традиция, придерживающаяся того, что все теории объект­ных отношений, включая и теорию Когута, находятся в непримиримом противоречии с фрейдовскими теориями мотивации, развития и психо­патологии Ч Вплоть до последних лет своей жизни Когут придержи­вался другого взгляда: он считал, что достраивает классическую психо­аналитическую теорию, а не заменяет ее. Теория развития самости не

— 83 —

является заменой для теории психосексуального развития, она — толь­ко дополнение к ней.

Я думаю, полезно рассматривать теории Фрейда как освещение результатов внутрипсихической истории {intrapsychic history), а тео­рию Когута (так же, как и других теоретиков объектных отношений) в качестве демонстрации результатов межличностной истории {inter­personal history). Каждая точка зрения вносит уникальный вклад в наше понимание клиента и способствует представлению о том, какого мнения клиент о терапевте. Разыгрывая вновь и вновь эдипову драму, клиент видит в терапевте объект желания или страха Или, обнаружив неудовлетворенное желание идеализированного родительского образа, он может увидеть в терапевте совершенного родителя. Бдительный тера­певт будет готов распознать и то, и другое.

На самом деле психоаналитики свидетельствуют, что любой клиент, который продвинулся в терапии достаточно глубоко, вероятно, разыг­рывает заново некоторые аспекты эдиповой драмы в переносе Соглас­но психоаналитической теории развития, прохождение через эдипов комплекс является столь значимым и наполненным благими возможно­стями в случае серьезного вытесненного конфликта, что оно, возможно, играет ключевую роль в психической жизни любого клиента. Когут счи­тал, что сами потребности в зеркализации, «схожести» или в нахожде­нии идеализированной личности настолько повсеместны, что они, види­мо, будут проявляться в переносе большинства клиентов Таким обра­зом, мне кажется, эти теории являются совместимыми, дающими нам возможность интегрировать взгляды Гилла и Когута в клинические отношения Я убежден, что контуры этой интеграции прояснятся по мере дальнейшего изложения

Ранее отмечалось, что Когута интересовали два вопроса' что имен­но клиент не получил от родителей и что терапевт может с этим сде­лать? Мельком мы коснулись его ответа на первый вопрос Теперь зай­мемся вторым

Технический вопрос

Если Гилл представляет менее твердую, менее формальную атмо­сферу внутри психоаналитической традиции, то Когут в рамках этой же традиции пошел еще дальше Совершенно неверно — и я постараюсь это

— 84 —

далее показать — обвинять его в том, что кроме «поддерживающей руки» он не дает ничего, хотя дружеская поддержка, даже доброта, являются, конечно, важной частью его терапии. Замечу еще раз, что Когут представляет новое совместное течение гуманистической и психо­аналитической традиций, а единственной причиной замечания подоб­ного рода является его настойчивое упорство в том, что терапевт должен быть гуманным.

Коррективное эмоциональное переживание?

В середине 40-х годов психоаналитик по имени Франц Александер описал успешную терапию как коррективное эмоциональное пережива­ние и. Александер считал, что клиенты оказались перед проблемой и обратились за помощью к психотерапии, потому что вырастившие их люди не относились к ним как следует. Клиенты нуждались в том, что­бы кто-то значимый для них отнесся к ним лучше, и Александер оказал­ся этим «кто-то». По причинам, которые не вполне ясны, по крайней мере, для меня, концепция коррективного эмоционального переживания на протяжении многих лет получала очень неблагоприятные отзывы в прессе. Возможно, терапевты рассматривали данную концепцию как некое увещевание или успокоение, достигаемое ценой научения. Может быть, она вызывала образы доброжелательных волонтеров, раздающих неимущим молоко и печенье. Можно понять, насколько терапевты были унижены таким сравнением и как они боялись пренебрежения к позна­вательным аспектам их работы. В конце концов, терапевты занимались расшифровкой сложного кода — бессознательного психического — и помощью пациентам в понимании его через анализ. Более того, мно­гие из них, как мы уже видели, всегда гордились своей интеллектуаль­ной и эмоциональной стойкостью. И уж, конечно, им было не до распре­деления молока и кренделей.

Сходное возражение возникает из утверждения, что коррективное эмоциональное переживание на поверку оказывается потворством. Мы уже видели, что многие терапевты выступают против потакания потреб­ностям клиента, основываясь на том, что это лишь затягивает (а порой и усугубляет) саму проблему, мешает клиенту познавать и воспри­нимать трудности этого мира. Таким образом, они могли бы возражать намеренно теплому и поддерживающему переживанию. Упорное укло-

— 85 —

нение от предоставления переживаний подобного рода приводит кли­ента к разрушающей ситуации. Многие терапевтические школы охотно признают это и считают частью собственно самого проекта: никто не сдаст хорошо знакомой старой позиции, мотивируя это определенными потерями. Ко гут придерживался другого взгляда и считал, что фрустра­ция, исходящая от неэмпатичного терапевта, является бензином, выли­тым в огонь. Клиент испытывает трудности, потому что вырос в слож­ной обстановке, и подобное лечение — своего рода психогомеопатия — здесь вряд ли поможет. Однако, как мы увидим, Когут признавал необ­ходимость определенного вида фрустрации.

Даже со всеми преимуществами взгляда в прошлое возражения по поводу терапии в качестве коррективного эмоционального пережива­ния выглядят довольно глупыми. С тех пор как Фрейд открыл, что только высказывания пациентам причины их проблем еще недостаточ­но для исцеления, терапевт обеспечивает тот или другой вид коррекции эмоционального переживания. Тем не менее, возражения возникают до сих пор.

Эмпатия

Констатируя неодобрение своих коллег, Когут, тем не менее, гово­рил, что обеспечение коррективного эмоционального переживания несо­мненно входит в задачу терапевта и что главным компонентом такого переживания является эмпатия <\ По мнению Когута, терапевтичес­кая эмпатия представляет собою нечто отличное от молока и кренделей: «Лучшим определением эмпатии... является взгляд на нее как на спо­собность понимать и чувствовать себя в контексте внутренней жизни другой личности. Она представляет нашу пожизненную возможность испытать то, что переживает другая личность, однако, как правило... в ослабленной степени» lh. По Когуту, первым делом каждый терапевт должен открыть себя для эмпатического переживания, позволяющего видеть мир с точки зрения клиента. Следующая задача — позволить узнать, что терапевт действительно его понимает. Возможно, нет тера­певта, который стал бы отрицать значимость необходимости быть эмпа-тичным с клиентом. Первым пунктом отличия Когута от других терапев­тов является та концентрация внимания, с которой позволяется клиен­там узнать, что вы делаете все от вас зависящее, чтобы понять его, клиента, взгляды.

— 86 —

Профессиональный риск: критичность

Одно важное предварительное замечание: быть эмпатичным — зна­чит не говорить клиентам о том, что их точка зрения неверна. Это реша­ющий фактор для понимания Когута. Он заметил, что многие терапев­ты стремятся быть критичными со своими клиентами. Можно понять, почему. В первую очередь, терапевты также имеют целый ряд челове­ческих недостатков, включая нетерпимость, бессознательную агрессив­ность, стремление защищать себя, садистские влечения и властные побуждения. Другими словами, терапевты подвержены всем преврат­ностям контрпереноса. Кроме этих неизбежных опасностей существуют теоретические убеждения, поддерживаемые многими терапевтами, кото­рые могут с легкостью оправдать любую критичность.

Концепция сопротивления и защиты. Когда Фрейд впервые описал сопротивление и защиту, они считались бессознательными феноменами, охраняющими личность от казалось бы реальной опас­ности. Но годы размышлений о клиентах, как о людях, которые просят помощи, а затем делают все возможное, чтобы помешать уси­лиям того, кто осуществляет эту помощь, привели к выводу о том, что терапевт относится к клиентам, как к плохим детям, умышлен­но затрудняющим жизнь терапевта.

Убеждение, что доверие к себе и ответственность за себя не­обходимы для развития. Когут считал, что культура в целом и пси­хотерапевтическое сообщество, в частности, развили пуританский взгляд на сильных и уверенных в себе людей как единственно по-настоящему зрелых людей, которые при всем их понимании и при­нятии ценности любви другого к ним, могли бы также жить и сами по себе. Терапевты легко соскальзывают в критическую позицию, когда сталкиваются с ощущением зависимости от клиента. Все начи­нается с добрых намерений: я действительно хочу, чтобы мои клиен­ты достигли независимости и самодостаточности, так как чрезмерная зависимость отдаст их во власть чужих прихотей. Это благое жела­ние приводит к достаточно тонким увещеваниям и проповедниче­ству, и прежде чем мною осознается характер последних, я станов­люсь открыто критичным. Меня поймали в сети оценочной системы, гласящей о том, что независимые заявления хороши и должны воз­награждаться, в то время как зависимые заявления являются плохи-

— 87 —

ми и им необходимо «противостоять». И тут я предстаю в последней версии родителей и учителей клиента или проповедников, твердя­щих им, что они поступают неправильно.

Результатом такого (само собой разумеющегося) доверия к неза­висимости оказывается отвращение, испытываемое многими тера­певтами к утверждениям, в которых клиент изображается как жерт­ва. Даже при условии согласия с тем, что клиентам будет лучше, если они перестанут рассматривать себя таким образом (а я несомненно ощущаю, что это путь для большинства клиентов и для меня самого), Когут настаивал на своей позиции: критиковать такие утверждения означает поддерживать убеждение клиента в том, что он жертва, на этот раз — жертва критики терапевта.

Убеждение, что незрелое поведение не следует поддерживать. Кое-что из этого утверждения вытекает из контр переноса: терапевтов часто обижает примитивное выражение клиентами своего нарцис­сизма, например, неумеренное хвастовство или открытая просьба об одобрении; а кое-что — из теоретической позиции, обосновываю­щей работу терапевта в форме демонстрации клиенту степени незре­лости его поступков. Согласно Когуту, бесполезно трактовать такое поведение как детское нежелание расстаться со старыми способами удовлетворения. Он просил терапевтов рассматривать самих себя как одобряющие знаки того, что клиент еще не расстался с надеждой удовлетворить свои нарциссические потребности. На глубоком уров­не клиент понимает необходимость полного выражения этих потреб­ностей с тем, чтобы завершить здоровое развитие самости и перейти к более зрелым способам удовлетворения. Такие незрелые поступки являются знаками того, что организм не убит и есть еще жизненная энергия и возможности роста.

Понятие переноса как искажения. К легкой форме критики можно отнести сообщение клиентам о том, что они видят тебя не таким, каков ты есть на самом деле. И Гилл, и Когут постоянно напоминают нам, что это особенно ценная форма критики, посколь­ку мы пытаемся наилучшим образом помочь клиентам в ощущении свободно говорить о своих чувствах терапевту. Этого вполне доста­точно при благоприятных обстоятельствах, клиентам необходима любая возможная поддержка.

— 88 —

Вышеизложенное не означает, будто в этих позициях есть что-то неверное. Независимость, безусловно, ценна. Защита и сопротивление существуют и будут существовать. Нет ничего плохого в этих убежде­ниях; проблема начинается тогда, когда появляются критические и осуждающие установки, в которых эти убеждения соблазняют нас. Мы хотим, чтобы клиенты открылись нам. Если имеется эмпатия с нашей стороны, то постепенно они начнут нам доверять. Если же мы отка­зываемся от их откровения, то учим клиентов подавлять любые мысли, которые, по их мнению, будут раскритикованы.

Когут считал, что недостаток эмпатического одобрения от родителей включает в работу все сегменты личностного «закулисья» (underground). Там они сохраняют свою архаическую форму и отщепляются от гармо­ничного и зрелого влияния эго. Терапевт не собирается помогать этому, повторяя сам процесс. Взамен Когут советовал создавать условия, в кото­рых первоначально скрытые аспекты самости могут проявиться на свет и стать эмпатически воспринятыми. По мере того как эти аспекты достига­ют сознания, начинается процесс интеграции их во взрослую личность.

Таким образом, Когут разделяет заботу Гилла о том, чтобы не гово­рить клиентам об их неверном опыте. Эмпатия подразумевает для кли­ентов перспективу узнавания, что они, может быть впервые, действи­тельно поняты. В дальнейшем она подразумевает возможность пони­мания, вероятно также впервые, что их видение мира не осуждается, а принимается как наиболее приемлемый для них путь его постижения, предопределенный их индивидуальной историей развития.

Действительно ли терапевт обеспечивает зеркализацию?

Те, кто обвиняют Когута в обслуживании молоком и кренделями, вычитали у него каким-то совершенно неверным образом, будто бы работу терапевта он рассматривал как исправление недостатка у кли­ента, который никогда не был адекватно зеркализирован, актуальной зеркализацией его в терапии, то есть постоянным повторением того, что клиенты на свете всех милее, или, по крайней мере, достаточно милы. Это, повторюсь, совершенно неправильное прочтение взглядов Когута, полагавшего, что такое поведение антитерапевтично. Он считал терапевтическим тщательное изучение проблем, вытекающих из дет­ства клиента,-"и постоянное сообщение клиенту, что его способ бытия

— 89 —

понятен. (Когут напоминал нам, что никогда не следует умалять досто­инств родителей клиента, лучше помнить, что у этих родителей были свои родители.) Поэтому, вместо того чтобы говорить клиенту о том, какой он замечательный, Когут мог бы сказать, что чувство неполно­ценности клиента вполне понятно и обусловлено недостатком положи­тельного отношения в детстве. Арнольд Голдберг, один из ближайших коллег Когута, выразил это так:

Аналитик не удовлетворяет ни требований зеркализации архаичной грандиозности, ни требований одобрения от архаичных идеализирован­ных объектов самости (self-objects). Эти требования постоянно интер­претируются... в тактичной, необидной, неунижающей форме... Анали­тик не зеркализирует активным образом; он интерпретирует потребность в подтверждающих реакциях-ответах. Аналитик не участвует в активном одобрении грандиозных ожиданий и не восхищается ими; он объясняет их роль в психической деятельности )7.

В подобном отличии есть нечто мощное, воспринимаемое интуи­тивно. Если мой терапевт скажет, что я замечательный, я обрадуюсь его мыслям, может быть даже слишком буду рад, но где-то в глубине засом­неваюсь, не является ли это только терапевтической техникой, не гово­рит ли он нечто подобное каждому и действительно ли сказанное соот­ветствует моей значимости. И даже если я сочту, что терапевт так и думает, то это не значит, что я сам думаю подобным образом. В детстве, мои родители были, в основном, единственным источником информации о (внешнем) мире, а я был чистой доской, на которую можно было записать все, что угодно. Это состояние непродолжительно, а так как все мы постигаем собственную ценность из повседневной жизни, то представление о себе будет, вероятно, улучшаться только временно, когда кто-то любящий говорит нам, как мы прекрасны.

С другой стороны, если терапевт действительно понимает происхо­дящее во мне и помогает увидеть, что я такой не из-за некоей врожден­ной испорченности, но в силу неизбежных законов причины и следст­вия, то появляется вероятность иного отношения к себе, а вместе с ней и возможность измениться.

Когут считает решающей задачей взрослого его умение искать людей (объекты caMocra=self-objects), которые будут удовлетворять некие зрелые нарциссические потребности. (Вспомните, что у Когута понятие «нарциссический» не является унизительным. Нарциссичес-кая энергия составляет ценную и важную часть личности.) Для того, кто

— 90 —

нашел эти объекты самости, важно воспринять зрелое нарциссическое удовлетворение, предлагаемое ими, через зеркализацию, идеализацию или посредством альтер-эго. Те из нас, кто имеет расстройства самости, а таких, я думаю, большинство, увековечивают свои затруднения, а именно: (1) не ищут людей, которые предоставили бы им удовлетво­рение, (2) ищут примитивные формы этого удовлетворения или (3) не умеют принять зрелое удовлетворение, которое им предлагается. По Когуту, одна из целей терапии состоит в том, чтобы научить клиента удовлетворять эти потребности18. Терапевт, который вместо этого берет­ся сам удовлетворить эти потребности, по мнению Когута, лишает рас­ширению способности клиентов искать объекты самости.

Какого типа фрустрация оказывается помогающей?

Мы заметили, что, в общем, многие школы терапии считают необ­ходимой определенного рода фрустрацию, дабы побудить клиента уйти от хорошо известного к новому, в частности, к пугающему новому. Когут не противоречил этому, хотя на него и не произвела впечатления фрустрация, следующая из терапевтической холодности и неэмпати-ческих реакций. Он считал, что оптимальная терапевтическая фрустра­ция имеет другой источник. Нечто наиболее примитивное в клиенте желает детского удовлетворения, то есть клиент хочет, чтобы его сжи­мали в объятиях, говорили, какой он замечательный, обещали защиту от любых напастей и т. д. Несмотря на предусматриваемую им эмпатию, Когут не давал такого удовлетворения. В обстановке теплоты и поддер­живающей эмпатии создавалась оптимальная фрустрация, стимулиро­вавшая изменение и развитие.

Давайте посмотрим на разницу между реально производимой зерка-лизацией и эмпатическим сообщением клиенту того, что вы поняли напряженность потребности в зеркализации.

Клиент: Кажется, мои сослуживцы считают меня неинтересным. Я начинаю понимать, что никто по-настоящему не хочет проводить со мной время, или пойти позавтракать, или что-нибудь подобное. Да и сам я не нахожу себя доста­точно интересным человеком или, скажем, очень-привле­кательным. (Он останавливается и выжидающе смот­рит на терапевта.)

— 91 —

Соблазнительным для многих терапевтов будет ответить на это: «Ну, что касается меня, то я нахожу вас интересным и, думаю, вполне при­влекательным». Это особенно соблазнительно, если все сказанное прав­да. Поэтому существует альтернатива. Другой (классический психо­аналитический) вариант — хранить молчание и ждать. Когут не совету­ет ни один из них. Чтобы понять его рекомендации, следует помнить, в какой степени он подчеркивал, что манера говорить так же важна, как и сами слова. Все необходимое должно быть высказано с теплотой и сочувствием, иначе это будет расценено как критика. А Когут считал для себя приоритетным не заставлять никого выслушивать наставления и критику.

ТераЬевт: (пытаясь как можно лучше почувствовать, что означа­ет подобное переживание) Должно быть, очень больно считать, что люди не находят тебя интересным и привле­кательным.

Клиент:           (все еще выжидательно) Да, действительно. (Теперь

совершенно ясно, что он ждет утешения.)

Терапевт: Мне кажется, с такой неуверенностью в собственной при­влекательности и интересе для окружающих у вас должна быть огромная потребность в том, чтобы узнать, действи­тельно ли это так, действительно ли они реагируют на вас подобным образом. Мне кажется, здесь вы часто должны испытывать эту потребность, — узнать, нахожу ли я вас интересным и привлекательным.

Клиент:           Это правда. Я все время об этом думаю

Терапевт: Должно быть, это весьма болезненно. (Предполагает, что клиент не готов углубляться в эту тему.)

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 31; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!