Зачем изучать взаимоотношения? 12 страница

Женщина-клиент демонстрирует сильный позитивный пере­нос, на который ее терапевт-мужчина отвечает удовольствием и удовлетворением. На этой стадии терапии вновь пробуждается сексуальный интерес клиентки к ее мужу. Сознательно тера­певт удовлетворен и рассматривает это как прогресс, но бессоз­нательно ощущает потерю, равно как и зависть к мужу. Затем, по всей видимости, он передает намеки на раздражение и угне­тенность. Если же в этом случае она перенаправит свою энергию на терапевта (потому что восприняла намеки), последний, ско­рее всего, испытает чувство вины по отношению к мужу[6].

— 112 —

Полезный контрперенос

Исследовав опасности контрпереноса, давайте теперь проясним картину в случае, когда контрперенос оказывается полезным. Между контрпереносом и эмпатией существует тесная связь. Вспомним, что мы определили контрперенос как все терапевтические реакции-ответы клиенту; из этого следует, что всякая эмпатия начинается с реакции контрпереноса. Рассмотрим необходимые, порождающие эмпатию усло­вия. Во-первых, очевидно, что единственный контрперенос, являющий­ся потенциальным источником эмпатии,— это контрперенос, вызван­ный самим клиентом, а не тот, который предлагает терапевт. Во-вторых, однажды возникнув, контрпереносное чувство или отношение может превратиться в терапевтическую эмпатию, когда терапевт способен под­держивать или сохранять оптимальную дистанцию в чувстве. Решаю­щим здесь является то, что оно не подавляется, а становится только при­чиной той или иной проблемы или трудности. Важно также, чтобы тера­певт не позволил захлестнуть себя ни обструкционным импульсам (то есть порывам противодействовать), ни обременяющей идентификации (то есть чувствам слишком печальным, чтобы дать результат). Требу­ется соблюдать определенную дистанцию, которая допускает понимание клиента, но не овладевает терапевтом. Рассмотрим некоторые примеры.

Клиент-мужчина говорит: «Я узнал, что [называет имя другого терапевта] оставила своего мужа и сейчас у нее другой мужчина». Терапевт (женщина) чувствует прилив возбуждения. Разобравшись с этим, она понимает, что возбуждение исходит из ее теплого чувства к клиенту. Но почему это замечание так взволновало ее? Вероятно, подумалось, что, у клиента возникли фантазии о том, что и она может уйти к другому мужчине. После небольшой паузы терапевт спросила, что он думает о новом мужчине другого врача. Усмехнув­шись, клиент ответил. «Я интересовался, не является ли он одним из ее клиентов» Терапевт вынуждена встать на позицию исследования переносного подтекста его замечания.

Клиент говорит о женщинах в манере, кажущейся терапевту-женщине унижающей После нескольких подобных случаев ее объ­ективность разрушается, и она ловит себя на том, что сердится на него Она понимает, что клиент не может не осознавать того, какой

— ИЗ —

эффект подобные замечания оказывают на терапевта-женщину, или, если на то пошло, на любую женщину. Гнев терапевта уменьшается с появлением интересующего ее вопроса, почему он хочет оскорбить и оттолкнуть ее от себя. Теперь у терапевта есть информация для ис­следования аспектов взаимоотношений, ранее скрытых от нее.

По мере того как клиент красноречиво и театрально долго рас­сказывает свою историю, терапевт осознает, что начинает чувство­вать себя зрителем трагического, романтического представления. Происходящее заставляет его испытывать не только такое чувство. У терапевта создается отчетливое впечатление, что клиенту ничего не нужно от него, кроме присутствия в качестве восхищенной публики Сначала терапевт получает удовольствие от своей роли. Это просто, и клиент действительно занимательный. Затем постепенно прихо­дит понимание состояния одиночества и бесполезности своего присутствия. Клиент выражает полное удовлетворение; ему дейст­вительно было необходимо, чтобы его историю выслушали, и он высоко ценит внимательное выслушивание терапевта. Чувство одиночества терапевта углубляется и становится довольно сильным В какой-то момент его осеняет удивительное подозрение: возможно, клиент демонстрирует ему ситуацию из детства, когда один из роди­телей или оба настолько склонны к нарциссическим проявлениям, что единственной возможной ролью для ребенка является роль вос­хищенного (и ужасно одинокого) зрителя? Терапевту открылся новый способ понимания и исследования страдания клиента.

В течение последних нескольких месяцев процесс терапии увяз в сопротивлении клиента, высказывающего чувства гнева и недо­верия по отношению к терапевту. Тупик кажется непреодолимым. Однажды терапевт заметила, что ее чувства в начале и в конце часа отличаются от обескураженности, возникающей во время всей сес­сии. Когда клиент приветствует ее или прощается с ней, испытыва-ется теплота и привязанность к нему. Наблюдается разительный контраст с демонстрируемыми гневом и недоверием Терапевту начи­нает казаться, что в начале и конце сессии она получает тонкие наме­ки на привязанность, а может быть, на любовь.

Терапевт: Я испытываю теплоту контакта с вами в начале и в конце наших сессий. Интересно, заметили вы что-нибудь по­добное.

— 114 —

Клиент:    Ну, иногда кажется, что я не ощущаю недоверия до тех пор, пока мы не приступили к началу. Терапевт: Хорошо, что вы испытали ко мне, когда впервые вошли сюда и поздоровались? Клиент:    (раздумывая) Мне было хорошо. Я почувствовал, что вы мне понравились. Недоверие, похоже, пришло немного позже.

Терапевт: Наверно тогда, когда я понравилась вам сильнее. Клиент:    (смущенно) Возможно, вы правы. Терапевт: И мы долгое время упорно избегаем этой темы. Клиент:     Да, действительно. Терапевт: Может быть, вы думаете, если я вам слишком нравлюсь, то это для вас опасно?

(Клиент молчит, потупив взгляд. Когда он поднимает глаза, они наполнены слезами.)

Терапевт: Я действительно могу понять, как это пугает. (Тупик пре­одолен.)

Трудности, возникающие перед психотерапевтом

Самой трудной задачей для терапевта является постоянное осозна­ние контрпереноса. Мы стремимся быть объективными и нейтраль­ными, хотим, чтобы чувства к клиенту были нашими слугами, а не хозяевами. Мы более чем хотим — требуем этого от себя. Считая себя профессионалами, мы оставляем свои желания и тревоги вне работы.

Моему представлению о самом себе не соответствует то, что мои чувства могут быть ущемлены клиентом.

Еще меньше клиенту соответствует знание о том, что я хочу нака­зать или заставить его любить себя.

Мне не нравится думать о себе как о человеке, который находит од­них клиентов особенно привлекательными, а других чересчур отталки­вающими .

Не хотелось бы считать себя способным очаровываться, или быть от­вергнутым и запуганным и в дальнейшем не последовать своим курсом

Независимо от того, как много восхищения требует мое эго от жиз­ни, я ожидаю, что на беспокойство своих клиентов смогу ответить вме­сте с буддистами: «Похвала и порицание — это одно и то же».

— 115 —

Но истина состоит в том, что я никогда, ни на одну минуту, не бываю свободен от этого давления. Правда, слишком большую часть времени оно незначительно для моего осознания и не причиняет вреда. Иногда я обращаюсь к коллегам за помощью и обнаруживаю, что попал в сети деструктивных чувств к клиенту, из которых должен выпутать­ся, преодолевая боль и трудности. Приходится постоянно напоминать себе о том, что неверно убеждение, будто в этой комнате находится одна личность, выдающая перенос, и другая,— сохраняющая жесткий конт­роль над объективностью и реальностью.

Заключительные замечания

Из всех причин, заставляющих направлять внимание на силы контрпереноса, вероятно, одна является наиболее важной — это необхо­димость избегать лечения клиента путем, ставшим причиной первона­чальных травм. В предыдущих главах мы уже лицезрели силу принуж­дения, которая толкает клиента к новому открытию в терапии всех зна­чимых отношений детства, включая и те, что причинили трудности на первом этапе. Этот феномен — перенос — одно из самых мощных ору­дий, которое команда «терапевт — клиент» имеет в своем распоряже­нии. Очевидно, что в использовании этого инструмента для роста и раз­вития клиента необходимо, чтобы терапевт реагировал на перенос спо­собами, отличными от первоначальных реакций, полученных клиентом. Если мой клиент видит во мне наказывающего отца и, соответственно, обижается, важно, чтобы я не отвечал так же, как давным-давно это делал его отец. Иначе откроется прямой путь к тому, чтобы рана зано­во дала о себе знать. А законы контрпереноса гласят, что время от вре­мени я буду испытывать сильное желание сделать подобное Я принесу огромную пользу клиентам, если почаще буду вспоминать о бдительном отслеживании и контрпереносе.

Цель расширения осознания контрпереносных тенденций — не уст­ранение контрпереноса. Такое сродни попыткам исключить бессозна­тельное. Этого не может и не должно быть сделано, поскольку контрпе­ренос является источником эмпатии. Целью считается только уменьше­ние времени на обнаружение и применение контрпереносных установок

— 116 —

и импульсов. Огромная масса чувств, желаний и страхов неизбежно пронизывает нас в присутствии клиентов. И неизбежно мы не всегда оказываемся в состоянии идентифицировать их и использовать для рас­ширения понимания взаимоотношений. Возможно, в равной степени неизбежным будет и то, что время от времени мы попадаемся на крючок контрпереноса, который обременяет терапию и тянет ее назад. Все это — часть самой игры.

Мы можем постоянно сокращать время, необходимое для понима­ния происходящего с нами. Чем больше внимательности (я предпочел бы сказать, чем мягче будет наша бдительность) к нашим собственным отношениям, собственным чувствам и побуждениям, желаниям и стра­хам, тем быстрее мы найдем возможность поставить контрперенос на службу терапии.

— 117 —

7. ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ДИЛЕММЫ

Существует вопрос, который постоянно возникает у каждого те­рапевта что я должен дать этому клиенту в данный момент? Как мы увидим, этот вопрос ведет к определенному замеша­тельству и затруднениям. Правда, некоторые из ответов кажутся впол­не ясными, и хотя мы не можем постоянно делать все, на что способ­ны, у нас есть достаточно хорошое представление о том, что мы должны давать

Мы всегда должны уделять клиентам полное внимание и энергию

Мы должны по мере наших сил пытаться понять их, а это озна­чает понимать их переживания в каждый текущий момент и пони­мать их жизненную фабулу — явную и скрытую,— по мере того, как она раскрывается перед нами

Мы позволим им знать, что они действительно находятся с че­ловеком, который старательно пытается их понять

— 118 —

Мы должны предоставить им безопасность и свободу выражать все, что они хотят, не встречая и не ощущая при этом какого-либо осуждения.

Мы должны дать им залог уверенности в том, что они имеют дело с профессионалом в нравственном отношении, знающим эти­ческие границы и никогда их не нарушающим.

Говоря о вышеприведенном, любой из нас встает перед весьма сложным вопросом, насколько глубоко я должен раскрываться перед клиентом?

Насколько подробно я могу рассказывать о своей личной жизни?

Насколько я свободен в том, чтобы говорить клиенту о своих чувствах к нему? То есть, когда я осознаю контрпереносный харак­тер своего чувства или отношения, нужно ли это обсуждать?

Как передать клиенту теплоту и заботу?

Что делать в случае ощущения вины за недостаток эмпатии? Должен ли я признать это? Следует ли мне говорить, что я чувствую по этому поводу'

Эти вопросы оказываются из числа наиболее сложных и интерес­ных для исследования и разработки следующим поколениям клиници­стов. Осмелюсь заявить, что никто, в том числе и я, не знает наилучше­го на них ответа. Мы уже видели, как ломал голову Роджерс, пытаясь определить границы, до которых может или должна простираться искренность. Похоже, что общего определенного ответа, подходящего каждому клиенту в любой ситуации, никогда не будет. Важным пред­ставляется то, что мы продумываем предположения каждой исследуе­мой стратегии, уделяем внимание тому, какое действие это оказывает на клиента, и прежде всего добросовестно рассматриваем,— делаем ли мы это для клиента или для себя.

От консерватизма к радикализму

Поиски возможных ответов на все эти вопросы можно начать, расположив ответы вдоль континуума от консерватизма до ради­кализма.

— 119 —

Справа находится позиция классического психоанализа: терапия — встреча односторонняя. Терапевт, насколько это возможно, незаметен и не дает ничего, кроме интерпретации'. Мы уже рассмотрели крайний радикализм такой позиции и нашли, что немногие современные тера­певты вне стен консервативных психоаналитических институтов смогли бы ее принять. Но эта позиция имеет и несомненные преимущества, глав­ным из которых является предоставляемая ею защита от выражения терапевтом контрпереноса. Одним из лозунгов, провозглашенных в Бостонском Психоаналитическом институте несколько лет тому назад был следующий: «Ортодоксальность аналитика есть защита пациента». В некоторой степени это так. Другая, вышедшая из стен этого института, частица мудрости гласит: «Существуют только два способа по-настоя­щему повредить пациентам: соблазнять их или наказывать. Если вы не делаете ни того, ни другого, то серьезных проблем у вас не будет». («Соблазнение» имеет более широкое значение, нежели буквальное соблазнение; это означает попытку вызывать у пациента желание вас, восхищение вами, зависимость от вас. «Наказанием» считается все, даже самое незаметное, рассчитанное на то, чтобы обидеть клиентов.) Вероят­но, мы меньше будем допускать в своих действиях «соблазнение» или «наказание», если нас сдерживают строгие установки.

В последнем случае позиция содержит дополнительную выгоду, представляющую терапевту ясные, последовательные указания. У вас никогда не должно быть сомнений по поводу: «Должен ли я отвечать на этот вопрос?», «Могу ли я поделиться этим чувством?» Ответ будет однозначно удобным и постоянным: «нет!»

На левом, или радикальном, конце континуума мы разместим «те­рапевтов групп встреч (encounter therapists)»2. Терапия групп встреч процветала в определенных американских субкультурах на протяжении шестидесятых и семидесятых годов. Сейчас она распространена намно­го меньше, но тем не менее оставила свой след. Терапевты групп встреч руководствуются принципом, что проблема клиентов состоит в отсут­ствии аутентичности [аутентичность — подлинность] и что наиболее открытые взаимоотношения уже являются терапевтическими. Встреча (encounter) является всецело двусторонней. Терапевты групп встреч обнаруживают все чувства, испытываемые по отношению к клиентам, и раскрываются настолько полно, насколько сами ожидают этого от кли­ентов. Глубина, широта и форма интимности ограничиваются только нормами этики.

— 120 —

Какой бы неумеренной или несдержанной ни оказывалась подобная форма терапии, она тоже имеет свои преимущества. Как и классический психоанализ, встреча (энкаунтер) имеет достоинство определенной по­следовательности и постоянства. Терапевт групп встреч никогда не спросит: «Должен ли я?», поскольку ответом будет неизменное: «Да!» У встречи есть еще одно достоинство: эта форма претендует быть на­столько эгалитарной терапией, насколько это вообще возможно, то есть уменьшается силовое неравенство между терапевтом и клиентом.

Где же на этом континууме расположатся взгляды терапевтов, кото­рые мы уже рассмотрели? Вполне очевидно, что и Роджерс, и Когут по­степенно продвигались влево с развитием их карьеры. Оба преуспели в доверии к собственной спонтанности и большему выражению своей человеческой теплоты. Но никто из них уверенно не знал местополо­жения оптимальной точки на этой шкале. Гилл склоняется несколько ближе к правому концу континуума, несмотря на это его рекомендации терапевтам оставаться дружелюбными и спонтанными показывают, что он гораздо более либерален, чем его предшественники — аналитики

Дилеммы

Любой терапевт, благополучно устроившийся на одном из концов этого континуума, но не чувствующий себя там в достаточной безопасно­сти, должен быть готов к тому, что вопрос о самораскрытии станет для него настоящей проблемой. Роджерс, Гилл и Когут не являются здесь исключениями. Давайте рассмотрим самое основное в этих дилеммах.

Насколько должен раскрываться психотерапевт?

Все наши авторы в этом вопросе умеренно консервативны Они счи­тают, что наиболее полезным процесс терапии является тогда, когда он сосредоточен на клиенте, а не на терапевте. И Гилл, и Когут твердо убе­ждены, что ответы на личные вопросы лишают клиента возможности исследовать чувства и фантазии, которые поднимают такие вопросы.

Одного из моих клиентов как-то стал занимать вопрос о моей сек­суальной ориентации, и сессию за сессией он просил меня сказать ему, нормальный я или гей. На этот вопрос я иногда отвечаю, особенно

— 121 —

в самом начале лечения, когда клиент определяет, тот ли я терапевт, который ему нужен. Но в данном случае я решил не отвечать и сказал клиенту со всей открытостью и дружелюбием, что в интерсах терапии будет лучше, если я не отвечу. Периодически он снова возвращался к своему вопросу. Когда терапия завершилась, клиент особо отметил, что, в конечном счете, рад моему решению, хотя повисший в воздухе вопрос тревожил его. Но это позволило ему постепенно углубиться в свои фантазии обо мне, в надежды и страхи и в свои сложные чувства по отношению к собственной сексуальной ориентации. Ответь я на этот вопрос тогда, он испытал бы удовлетворение и с облегчением оставил данную тему, избежав важной для себя области, требовавшей внима­тельного рассмотрения.

Противоположный взгляд заключается в том, что легкая, «не при­дающая большого значения» политика умеренного самораскрытия тера­певта и самого терапевтического процесса имеет свои преимущества. Такой подход демонстрирует терапевта в более гуманном плане и не­сколько приуменьшает болезненный дисбаланс одностороннего само­раскрытия. Еще Когут напоминает нам о том, что всегда необходимо оберегать клиента от ненужных отталкиваний. Несмотря на мое соб­ственное предпочтение консервативной позиции, я не могу с этим не согласиться. Ситуации достаточно отличаются друг от друга, и каждый клиент извлечет пользу из разных подходов в этом вопросе. Я считаю продуктивными следующие установки:

Я пытаюсь не создавать глупый фетиш из умолчания о себе. Если клиент, прощаясь, спросит меня дружелюбно-небрежным то­ном: «Где вы собираетесь провести свой отпуск?» — я отвечу ему Однако, если он попробует войти в подробности расспроса («С кем вы поедете? Женаты ли вы?»), я предпочту ответить: «Ах... может быть, лучше поговорим об этом в другой раз?»

Отказываясь отвечать на какой-либо вопрос, важно не созда­вать впечатление, что играешь в игру: «У меня есть тайна, и поэто­му я нахожусь в более выгодном положении, чем вы» Я объясняю, по возможности ясно и полно, почему занимаю такую позицию. Если мне кажется, что клиент встревожен или рассержен этим, то говорю, что вполне могу понять его реакцию. Я принадлежу к поколению, пресыщенному психоаналитическим молчанием в ответ на любой вопрос.

— 122 —

Раскрываемые чувства

Как терапевт я должен решить, полезно ли раскрывать клиенту мои чувства о нем, и если да, то в какой степени.

Положительное отношение. Согласно Роджерсу, необходимо, что­бы терапевт не только испытывал положительное отношение к клиенту, но и проявлял его. Для этого существуют несколько способов.

Вариант четкой формулировки. Терапевту нетрудно сказать клиенту: «Вы мне нравитесь», «Я люблю вас», «Я нахожу вас инте­ресным», «Вы кажетесь мне очень привлекательным», «Я думаю, вы замечательно справитесь с этой работой» и т. д.

В противоположность проговариваемому положительное отношение может выражаться в том, как терапевт взаимодействует с клиентом. То, как терапевт слушает клиента, демонстрирует сте­пень искренности в попытке понять его. Поза терапевта, выражение его лица, интонации голоса — все это может говорить о том, что терапевт поддерживает хорошее отношение к клиенту несмотря на капризы поверхностного человеческого непостоянства.

---

Дата добавления: 2021-02-10; просмотров: 34; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!