ТОЛКОВАНИЕ МОНАСТЫРСКОГО УСТАВА И ПРАВИЛ СВЯТОГО АВГУСТИНА    5 страница



Итак, когда кто‑то нарушает заповеди, невозможно представить, чтобы он искал Бога. Причем весь ужас состоит в том, что сам он считает, будто любит Бога и исполняет свои обязанности. Человек обольщается, полагаясь на свою ложную исповедь: он якобы рассказывает о своих трудностях, тогда как в сущности выплескивает наружу мерзость своего эгоизма. Поэтому отцы изгоняли такого из монастыря. Они оставляли его жить по своей воле, и он подпадал под проклятие, испытывал на себе силу и злобу сатаны, вкушал горечь греха, сбрасывал рясу, вступал в брак, имел детей, как правило увечных. Но если потом он все‑таки задумывался над своими поступками и когда‑нибудь возвращался в монастырь, тогда его принимали без всяких выговоров и наказаний. Святой Августин знал психологию человека и умел проникнуть в его душу. Суждения святого ясны. Не нужно ни философии, ни богословия, чтобы их понять. Они скрывают в себе высшую философию, которая в сущности является словом Божиим.

                  Если вы с любовью в точности соблюдете эти заповеди ради имени Христовато сами вы получите пользу и нам ваше спасение принесет неизреченную радость. Аминь. (11)               

Некоторые полагают, что текст монастырского устава был составлен святым Августином совместно с Алипием. Итак, здесь они вдвоем обращаются к братьям, уверяя их, что если они сохранят эти простые заповеди, то спасутся.

Мы же, напротив, часто считаем, что наше спасение заключается в высоких духовных переживаниях, в откровении Бога о Своем Божестве или о Божественных энергиях. Но наше спасение заключается в одной йоте и одной черте. На этом утверждается весь закон и вся истина.

«Нам ваше спасение принесет неизреченную радость». Каким любвеобильным отцом был святой Августин! Спасение паствы было его радостью. Да и всякий пастырь ничему так не радуется, как спасению своих чад.

Святой как бы говорит своим монахам: «Хотите даровать нам великую и неизреченную радость? Исполняйте повеления Господни». Есть только один путь: я взыскал повелений Твоих и сохранил жестокие пути. Два делания ведут нас к спасению и услаждают наших духовных родителей: исполнение повелений Божиих и терпеливое несение креста, когда мы страдаем.

Запад хвалится тем, что его богослужение и богословие несут в себе дух святого Августина. Блаженный Августин был величайшим учителем Запада, но при этом во многих вопросах он был настолько дерзновенным новатором, что, естественно, не все его идеи могли быть восприняты правильно. Римо‑католики, как и протестанты, верят, что некоторые их мнения, например об абсолютном предопределении, – это учение апостола Павла и святого Августина. Однако они ошибаются. И в их богослужении уже нет той красоты, которая была в богослужении святого Августина.

Конечно, святой подал повод для обвинений и даже для сомнений в его святости. Однако никто не может погасить солнце, направляя на него струю воды из шланга, или сбить звезды с неба выстрелом из пистолета. Тем более невозможно свергнуть с престола святости и отстранить от подножия Господня склонившегося в поклоне святого Августина. Потоками слез, подвигами покаяния и восхождением сердца в небесные высоты он стяжал великую славу еще при жизни.

 

    

     

 

Глава вторая     

 

Правила святого Августина, так же как и современные монашеские уставы, преимущественно говорят о тех опасных явлениях в монашеской жизни, которые могут потрясти и даже разрушить жизнь всего братства, – то есть, в первую очередь, о немощах братий. Содержание того или иного монастырского устава всегда зависит от исторического развития братства, его особенностей и слабостей. Так и блаженный Августин, хорошо зная и понимая людей, живших с ним, преподал им правила, соответствующие их устроению.

                  Вот что мы заповедуем соблюдать вам, живущим в монастыре, (1.1)               

Если основатель монастыря не определяет правил жизни в нем, то будущность такой обители сомнительна, потому что у живущих там нет единого мышления, определенного образа мыслей. Монастырь (а всякий монастырь – это семья) должен быть рожден одной личностью – одним умом, одной душой, иначе он будет лишен необходимых устоев. Если некто со стороны пытается ввести в монастыре свои правила, чуждые духу обители, то он всегда терпит неудачу и бывает вынужден уйти. Успеха может достичь лишь тот, кто рождает людей духовно, наставляет их, преподает им духовные правила, а они их принимают и руководствуются ими в жизни.

Правила святого Августина расширяют и разъясняют положения его устава. В отличие от устава, который прежде всего отражает дух братства, красоту общего жития, монастырские правила должны восприниматься исключительно как заповедь. Игумен, 262 как выразитель слова Божия, которое острее всякого меча обоюдоострого, должен сказать, что он повелевает. Ведь одно дело – спрашивать мнение монахов, и другое – давать заповедь. Слова «мы заповедуем» уже не дают никакого права сомневаться или высказывать собственное мнение. Авторитет правил зиждется именно на том, что они преподаются как заповеди. Иначе они остаются человеческим измышлением.

                  Прежде всего, вы собрались в братство, чтобы жить единомысленно в доме, имея одну душу и одно сердце, обращенные к Богу. (1.2)                  

Здесь святой указывает братству цель: с горячей любовью устремлять свой взор к Богу, что достигается при единстве образа мыслей. Под душой подразумевается образ мыслей, а под сердцем – цель, перспектива, желание. Невозможно в монастыре быть множеству сердец, ведь все мы стремимся к одному. Если для сохранения брака, этой бледной тени монашеского сообщества, требуется, чтобы оба супруга смотрели на все одинаково, имели одно сердце и одну душу, насколько более это необходимо в жизни монастыря! Дом, разделившийся сам в себе, не может устоять, – говорит Господь. В таком доме дьявол делает все, что хочет. Так же бывает и в монастыре. Потому к Богу мы обращены в единстве духа, образа мыслей, желаний, подлинного духовного прозрения. Невидимый Господь для нас становится видимым. В этом цель монастыря.

                  И не говорите: «Это мое», но: «Все общее». (1.3)               

В этом правиле святой подробнее говорит о том, о чем было дано предписание в уставе. Основным условием общежительной жизни блаженный Августин считает отказ от собственности. Он придает этому настолько большое значение, что, сказав о цели общежития, сразу переходит к теме нестяжательности. Почему?

Во‑первых, если в монастыре допускается личная собственность, это ведет к его распаду. Во‑вторых, воспринимая что‑то как собственное, я тем самым отвергаю ту цель, ради которой Бог привел меня в монастырь. Чувство собственности вызывает в моей душе привязанность к вещи и страх: как бы ее не потерять, как бы ее не испортили, как бы ее у меня не попросили. У меня что‑то ломают – и я тотчас огорчаюсь. Это показывает, что все проведенные в монастыре годы я неистинно предстоял пред Богом: лживо причащался, лживо исповедовался, лживо называл себя монахом, лживо давал обеты во время пострига, – я каждый день и каждую ночь жил и живу во лжи. Почему же я, привязанный к какой‑то вещи, воображаю себя монахом? Почему я, боясь вещь потерять, не приношу ее игумену? Почему я, беспокоясь из‑за вещи, не отказываюсь от права на нее?

Если я хочу быть всецело обращенным к Богу, то никогда не скажу: «Это мое». Все принадлежит братству.

                  Игумен не должен распределять пищу и одежду всем поровнупотому что не у всех одинаковое здоровье, но лучше каждому брату давать их по его силам.               

Между правилами блаженного Августина и подвижническими правилами святого Василия Великого есть сходство, хотя эти святые имели неодинаковый жизненный опыт и опирались на разные монашеские традиции. Иным был святитель Василий Великий, который в молодые годы проводил чистую жизнь в пустынном уединении, подвизаясь в сырой пещере, и иным – блаженный Августин, который в юности жил в грехе, распутстве, но душа которого тосковала о Боге. Но все же общим источником для их правил служит Священное Писание.

Святой Августин говорит, что сам игумен будет решать, как питаться и какую одежду носить каждому брату. Кто‑то, например, считает, что из‑за болей в пояснице ему надо носить такие‑то ботинки. Однако игумен, который знает причину этой боли, даст брату не то, что брат считает для себя полезным, но то, что ему необходимо. Другой монах – сильный, способный к подвигу, поэтому он получит самую плохую пару обуви, которую никто не хочет брать. Если игумен увидит, что монах не может этого понести, он даст ему ботинки получше, чтобы брат умиротворился. Чем духовно сильнее, крепче монах, тем хуже будут получаемые им одежда и пища. В монастыре не может быть полного равенства.

Таков смысл слов «по его силам», причем подразумевается не столько здоровье (хотя и оно играет большую роль, особенно в плане питания), сколько душевная крепость человека.

                  Именно об этом вы читаете в Деяниях апостольских: «Но все у них было общее… и каждому давалось, кто в чем имел нужду».               

Если кто‑то распределяет всем все поровну, это означает, что он видит перед собой не любимых им людей, но статуи. Он эти статуи наряжает и о каждой одинаково заботится. Распределяя вещи, нельзя также руководствоваться пожеланиями человека, поскольку он не способен правильно понять, что в действительности ему нужно.

В первохристианские времена апостолы разделяли между верующими все необходимое. Несмотря на это, любовь апостолов стала поводом к раздорам среди христиан. Обычно никто не удовлетворяется тем, что ему дают, у всех есть свои предпочтения. Незаметно человеком овладевает мирское мудрование, как незаметно вползает в комнату змея.

                  Когда обладавшие чем‑либо в миру вступают в монастырь, пусть они с радостью соглашаются с тем, что их собственность станет общей. (1.4)               

У живущего в миру много вещей. Придя в монастырь, он должен охотно все отдать игумену, если, конечно, хочет стать настоящим монахом. Он должен отдать даже свою одежду, если она может пригодиться в обители. Нагим родила его мать, нагим он должен войти в монастырь и нагим перейти в иную жизнь. Человек, у которого много вещей, так же как и человек пресыщенный и утомленный, никогда не взойдет на небо. Утомленный не взойдет потому, что он полон идей и желаний; пресыщенный – потому, что набитый желудок не дает ни молиться, ни помышлять о небесном, а многостяжательный – потому, что для низложения его не нужны ни сатана, ни искушения, все искушения у него внутри. Так что не говори: «Отче, мне нужна эта вещь, я к ней привык». Нет, отдай ее. И считай для себя большим унижением, если игумен ее не заберет, – это означает, что он смотрит на тебя еще как на мирянина и тебе не доверяет. И знай: если ты требуешь чего‑то и игумен твое требование исполняет, это показывает, что он не ждет от тебя ничего небесного. Просто ради того, чтобы твое сердце не ожесточилось и ты не сделался вторым змием после лукавого, он дает тебе, что ты хочешь.

Вообще, человек, возмущающийся тем, что ему чего‑то не дают, становится опасным для братства. Он все понимает превратно, на все смотрит по‑своему, всему дает собственное объяснение.

Итак, когда ты придешь в монастырь и принесешь с собой что‑либо из мира, отдай это игумену. Если же удержишь самую малость: будет ли это что‑то связанное с потребностями тела, или души, или ума, – эта малость противопоставит тебя братству и не даст духовно соединиться с ним. Ты останешься для братства чужим.

                  А не имевшие ничего пусть не ищут в монастыре того, что невозможно им было иметь в миру. (1.5)               

Правило очень мудрое. Святой не упускает из внимания ничего. Конечно, сейчас экономическая ситуация в обществе поменялась. Однако до недавнего времени большинство людей были очень бедными. Онито и становились монахами.

Впрочем, и в недавнее время все мы в чем‑то терпели нужду: например, в годы учебы мы жили крайне бедно, многого нам недоставало. Не будем же сейчас, в монастыре, стремиться приобрести то, чего мы не могли иметь в миру. Никто не идет в монастырь, чтобы приобретать. И, однако, как часто мы стремимся получить какую‑то вещь, которую нам и в голову не пришло бы искать в миру! У нас, допустим, был суровый отец, и мы ни разу слова наперекор ему не сказали. А в монастыре, если кто‑то не очень хорошо с нами обойдется, мы можем устроить скандал. В миру мы, предположим, были простыми служащими, и нам приходилось сносить оскорбления, выслушивать претензии хозяина, но мы были терпеливы, говоря себе, что такова жизнь. Однако в монастыре, лишь только нам скажут сделать что‑то, мы протестуем: «Как он смел сказать мне это? За раба меня держит? Я что, пришел сюда стать его рабом?» С языка тотчас срывается слово «нет!» – этот нож, который закалывает святого Голубя, Духа Святого, и мы лишаемся того, без чего наша жизнь перестает быть монашеской.

                  Но ради их немощи пусть им дадут необходимое, хотя они по своей бедности и не могли этого приобрести, когда жили в миру.               

Как было сказано, монах не должен искать того, чего не имел в миру, но монастырь будет учитывать немощи каждого. Чем немощнее монах, тем мягче поступает с ним монастырь.

Человек любит свою немощь, она становится частью его плоти, но духовная немощь – это ужасная страсть, и, пока она не будет удовлетворена, человек не сможет ни успокоиться, ни помолиться. Всю жизнь он будет роптать, жаловаться, считать себя имеющим право на что‑то. Ради мира в монастыре, как говорит святой, дайте немощным то, чего они просят. Если вы жалеете животных, например собаку, которой вы бросаете кость, чтобы она не лаяла, то пожалейте и этих людей, снизойдите к ним, дайте им то, чего они хотят, чтобы они обрели душевный мир.

Кроме того, игумен должен знать, что монаху, который чего‑то добивается, он не может говорить ни о Христе, ни о Богородице, ни об уставе монастыря, потому что брат ничего этого не примет. Как возлюбленный Богом Израиль отверг Бога после того, как ел, пил и насытился, так и монах, поступивший в монастырь и нашедший здесь теплое к себе отношение и братские объятия, а после еще и надевший рясу, тут же начинает препираться, предъявлять претензии, протестовать: «Вы меня не любите, не обращаете на меня внимания, ни разу не сказали мне, да“». Поэтому пусть игумен дает брату все, что тот хочет, чтобы из‑за него не произошло смятения во всем монастыре. Сколько времени терпеть такого брата? Об этом блаженный Августин уже говорил нам и потом скажет еще раз.

Итак, когда придет обездоленный, нищий, увечный, неполноценный, больной, вы, остальные, наставляет святой, не смотрите на него свысока, как на убогого. Кого только нет в Церкви! Однако Христос призывает к себе ничего не значащее, уничиженное, а такими все мы, в сущности, и являемся, хотя считаем себя за нечто. Дайте ему по его нужде, так чтобы он утешился, получив необходимое, и вместе с тем обрел Христа. Лишь бы он сам ничего не просил, ни на что не претендовал.

Если он сам не требует нужной вещи – дайте ему, потому что это необходимо ему для жизни.

                  Только пусть они не считают для себя счастьем получать пищу и одежду, какие не имели возможности приобрести в миру.               

Сейчас, когда ты нашел то, чего тебе недоставало: пищу, одежду, понимание, любовь, духовное окружение, братьев, – не говори, будто ты уже сейчас счастлив, ибо ничто из этого не является для тебя конечной целью. Соединение с Богом – вот к чему должны быть устремлены все твои чаяния.

 

    

      

 

                  И пусть они не гордятся тем, что живут с людьми, к которым в миру не дерзнули бы и приблизиться, но возносят свои сердца к небу, отрекаясь от суетных земных благ. (1.6)               

Во времена блаженного Августина в обществе было множество рабов, бедняков, простолюдинов, но вместе с тем было и много богачей. Большой силой обладал правящий класс, в особенности военное сословие; были государственные деятели и те, кто посвятили себя философии и науке. И вот такие разные люди поступали в одно братство. То же может происходить и сегодня: поступает в монастырь какой‑нибудь крестьянин, приходит и ученый, который в миру мог быть профессором университета. Следовательно, в монастыре уживаются люди разного социального положения. И если в браке обычно супругам трудно жить при таком неравенстве, то в монастыре этого не должно быть. Монастырь – это Сам Христос. Поэтому святой и говорит, что если ты пришел в монастырь и живешь вместе с богачами, вельможами, аристократами, военными, то не гордись и не считай, будто ты что‑то собой представляешь. Ты должен занять самое последнее место, избрать смирение и нищету. А гордость, честолюбие и покой – все это суета. Благо монаха выше этого, благо его – только Бог.

                  Если богатые будут смиряться, а нищие становиться гордецами, тогда монастыри окажутся полезными для богатых, а не для бедных.               

Здесь сокрыт такой смысл: монастырь бывает истинным монастырем тогда, когда в нем богатый, знаменитый, способный смиряется, а вчерашний нищий чувствует себя славным, великим, богатым. Я полон страстей, а ты с детства жил как святой, я в миру впадал во всевозможные грехи, а ты всю жизнь оставался неуязвимым для порока. И вот в монастыре ты должен осознать себя величайшим грешником и последним нищим, а я – почувствовать, что могу стать святым, могу быть оправдан перед Христом. Так люди становятся равными в монашеском жительстве.

                  С другой стороны, занимавшие в миру какоелибо важное положение не должны презирать братьев, приходящих в это святое братство из нищеты. Пусть они постараются хвалиться скорее своим общением с бедными братьями, чем знатным происхождением и богатыми родителями. (1.7)               

Поводов для гордости у человека бывает много. Здесь святой останавливает внимание на гордости, возникающей из‑за происхождения от богатых родителей. В трудные минуты ум и сердце таких монахов обращаются к родным. Когда их отношения с игуменом расшатываются, они вспоминают отчий дом и материнскую любовь. Но святой говорит: хвались тем, что живешь с бедными братьями. А в те времена бедняки были людьми бескультурными и неотесанными, вели себя грубо и резко.

В монастыре встречаются все типы характеров. Один сильный, другой немощный. Кому‑то легко молиться, для другого молитва – тяжелейшее дело. Мне проще простого класть в день тысячу поклонов, но мой брат, который не привык к этому в семье, не может положить и тридцати. Я не должен его презирать или чувствовать себя ущербным из‑за того, что нахожусь рядом с людьми немощными телесно, душевно или духовно. Мой долг – терпеть обидчика, гордеца, грубияна; я должен чувствовать себя легко рядом с тем, кто унаследовал немощь или страсть своего отца или матери.

                  Если они отдали в общее пользование что‑то из своего имущества, пусть не гордятся этим и не думают о себе высоко из‑за подаренных монастырю богатств. Ибо всякая другая страсть проявляет себя в злых поступках, гордость же восстает против добрых дел и извращает их.               


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 85; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!