Лидии Фалалеевой, творцу дымковской игрушки 1 страница
Не дремлет глина в твоих пальцах, Лида!
Ты сказочные образы творишь.
Я тайны никому не выдам —
Им рукоплещет Лондон и Париж.
Ты молода. В тебе талант сверкает
И самым чистым голосом поет.
А если так, то он свергает
Всю серость и подделку под народ.
Твори, художник! Путь твой благороден.
Не бойся лая ложных мудрецов.
Талант твой истинно народен,
Как твой земляк художник Васнецов.
Век нынче сложен. В сказку вторгся атом,
Он сеет свет, но может сеять ночь.
Зови меня в искусстве старшим братом,
И я тебе готов во всем помочь.
Сестра моя родная, ты прекрасна!
Не требуют твои творенья виз!
Твоя душа на вещи смотрит ясно,
А ясность и народность — ваш девиз!
1974
Слово на юбилее
Ходил я — по самому берегу Белого моря,
Глядел я — на серые камни, на чаек,
Любил я — любовь приносила мне горе,
Страдал я — душа тяжелела печалью.
Был верен — меня сторожило коварство,
Был честен — меня поджидала интрига,
Был болен — и мне приносили лекарство,
В деревне оно называлось — ржаная коврига!
Мне жизнь улыбалась, но чаще грозила — не пальцем!
Не мамкиным вздохом: «Сыночек, иди пожалею!»
Был в нетях я долго, был хмурым сибирским
                     скитальцем!
И как это вышло, что я вот пришел к юбилею?!
|
|
|
Что я говорю, и смеюсь, и наполнен терпеньем,
Как чаша наполнена сумраком древнего мира,
Как сброд-голытьба, как ярыжки в подвале питейном,
Как та непонятная, древняя, тайная сила.
Могу в балалайку, в гармонь и на веслах я верток я
                     ловок,
Могу выходить на народ и о жизни глаголить с трибун,
Ветрами — донским и днепровским — свистит
                      мое слово
И гривами мечет, копытами бьет, как табун.
Виски серебрятся. В глазах затаилась грустинка,
В плечах не полет, как бывало, — бурлачья покатость.
Но жизнь не окончилась. Старая эта пластинка
Вертится, вертится и вдруг что-нибудь да покажет!
1974
Приглашение
Ночи стали теперь очень долгие.
Приходите ко мне, люди добрые!
Приходите ко мне пораньше,
Уважаемые товарищи!
Я сыграю вам в балалаечку,
Посажу на сосновую лавочку,
На смолистую, на духмяную,
Вам заменит она брагу пьяную.
Угощу я вас чудо-частушками,
|
|
|
Да моченой брусникой шатурскою,
Еще рыжиками солеными,
А еще — пирогами слоеными.
Угощу вас лесными орешками,
В доме есть и былины онежские,
Гусли есть новгородские, древние
И малиновое варение.
Буду я для вас чай заваривать,
Буду с вами всю ночь разговаривать,
Буду петь про далекие пажити,
Буду делать, что вы прикажете.
Окна в доме моем глазастые,
Стены в доме моем певучие,
Люди в доме — как звезды частые,
Книги — разные, даже научные!
1974
* * *
Яблоки попадали,
Высохли цветы.
Дорогая, надо ли
Так грустить, как ты?
Осень надвигается,
Это ясно всем.
Так и полагается.
Плакать-то зачем?
Все в природе мечено
Метою одной.
В ней никто не вечные,
Даже мы с тобой!
Уж картошку вырыли,
Выдергали лен,
Ставнями, как крыльями,
Машет старый дом.
Журавли крылатые
Жалобно кричат,
Словно виноватые
В том, что листопад.
1974
Памяти Пушкина
У Черной речки возле леса,
В дымящемся туманами логу,
Еще чернеет пистолет Дантеса
На окровавленном снегу.
Сквозь все эпохи и меридианы
Коварный выстрел в нашу память вмерз.
Никак Россия не залижет рану,
Которую нанес ей подлый Жорж!
|
|
|
Россия-мать! Разбойники гуляли
И убивали твой высокий свет.
Убитый — стал он бронзой на бульваре,
И выше слова ПУШКИН слова нет!
Его любили — декабристы, Пестель.
Кто виноват? Кого теперь корить?
В тот день оборвалась такая песня,
Какой никто не может повторить.
Течет Нева, воспетая поэтом,
Уходит жизнь в свое теченье Лет,
По городу иду, но даже летом
Мороз по коже, что убит поэт!
1974
Корова
Большое вымя несет корова.
Лучи заката на рогах.
Продукт молочный не ворован,
Он лично добыт на лугах.
И потому животное спокойно.
Не мнет кустов, как шалая коза,
И потому ведет себя достойно,
И добротой наполнены глаза.
О, если бы она заговорила
По-человечьи около двора,
Какое бы сомненье заронила
В тех людях, чьи дела — одни слова!
Ждет у ворот корову тетя Маня,
Зовет к себе кормилицу свою
И, ласково за шею обнимая,
Вслух говорит: — Давай-ка подою!
И зазвенели звончатые гусли
Во всех дворах вечернего села.
И было столько нежной, теплой грусти
У той, что с молочком во двор пришла!
1974
Природа наша — это дом!
Пойду оденусь,
Пойду обуюсь,
Пойду лугами полюбуюсь,
Спокойно осмотрюсь кругом,
|
|
|
Природа наша — это дом!
В ней жук живет,
Пасется страус
И сельский странник коростель,
В котором остается странность
Пешком ходить в век скоростей.
В ней рыбы — пескари и нельмы,
В ней птицы — иволга и дрозд.
В ней заросли стоят под хмелем
И под сияньем вечных звезд.
В ней змеи, чудо-черепахи,
В ней гады, в ней орел Кондор
И, как палач в своей рубахе,
Хранитель яда — мухомор.
Природа, молодая мати,
Твой майский сад опять в дыму,
Твой дом высотный поломати
Я не позволю никому!
Тебе, природа, присягаю
Среди лесов, лугов, болот
И ревностно оберегаю
Гнездо, где иволга живет!
1974
Поучение
Поучал дед малого внучика:
— Большая река от малого ключика,
Большая душа от большой доброты,
Большая печаль от большой широты,
Большая сила от больших дел. —
А внучек взял да и сказал:
    — Знаю, дед!
1974
Леший
У лешего язык особенный,
От ягод синий, как бумага.
А скулы стянуты оскоминой,
Чернику любит он, бродяга!
У лешего повадки лешего,
И он не огорчен нисколько.
Бей, колоти, кинжалом режь его,
Он все равно лесной, и только.
Он ходит по болотам, зарослям,
Путь лешему в лесу везде.
Он с месяцем, как будто с нарочным,
Шлет письма утренней звезде.
Ему по штату полагается
Распоряжаться всем в тайге.
Рвет ландыши и дожидается
Отдать букет бабе-яге!
1974
Время
Во мне мое время живет —
И взлеты его и паденья.
Меня мое время несет, —
Спасите! Но нет замедленья.
То пахнет полынной травой,
То глиной с растаявшей кручи,
То солнышко над головой,
То самые хмурые тучи.
Оно, мое время, — не мед,
Не сахар — винтовка и порох.
Чуть сдался — и сразу сомнет,
Схоронит в безвестных просторах.
Во мне мое время гудит,
Мартеновской плавкой клокочет,
Фабричной девчонкой глядит,
Повязанной в синий платочек.
Оно, мое время, пройдет,
До нитки себя разбазарив,
Меня у людей украдет,
Другого поэта подарит.
Намечен очерченный круг,
Мы плакать об этом не будем!
Зачем никчемушный испуг?
Что сделал — останется людям!
1974
Муза моя
Муза моя родилась на снопах, на овине,
Там, где не знали, что значит профком и местком,
С ней мы на удочку донную рыбу ловили,
Грузди ломали в далеком лесу Трубецком.
Муза моя изловчилась плести и корзины и верши,
Лес научилась валить под замах топора.
Стала она задушевной подружкой
                 одной землемерши,
Той, что приехав в деревню, сказала:
— Запахивать межи пора!
Муза моя словарей для меня не держала,
Не открывала Лицея. Зачем? Были мать и отец!
Чувства свои она словом простым выражала,
Перенимая с любовью бесхитростный говор сердец.
Слово свое я ловил на покосе, на пашне,
На молотьбе и на свадьбе, где брага гуляла в ковше,
И у котла с перепревшею гречневой кашей,
И у подпаска с кнутом и рожком в шалаше.
Все моей Музе досталось! И даже неволя,
Камера, следствие, суд и тюремный паек.
Вот и деревня родная. Стою среди поля,
Жизнь вспоминаю и плачу, А сердце поет!
1974
Хозяин поля
Тракторист не сельский знахарь,
Он — механик, он — шофер,
Он и сеятель, и пахарь,
И косарь, и комбайнер.
Конь его могуч и гулок,
Бьет его озноб и дрожь.
От его стальных прогулок
В поле дружно всходит рожь.
От него и хлеб, и булка,
Теплый бублик на губах.
Древний родич сивка-бурка
По сравненью с ним слабак!
Тракторист — хозяин поля,
Любо там ему и жить.
Может он любое море
На комбайне переплыть.
Что ему меридианы,
В нем растерянности нет.
Он зачислен в капитаны
Тех морей, где зреет хлеб!
1974
В зимнем Суздале
Был я в Суздале зимой,
Был я с другом старым.
Душу тешил стариной
И не стал отсталым.
Стал я современней,
Суздаль посетив,
Я в одной молельне
Мед и пиво пил.
На соборах купола
Время золотит,
К нам история сама
На санях катит.
Колокольчик динь-динь-динь,
Звук старинный мил.
А собор, как лебедин,
Нежно белокрыл.
Суздаль — город,
Суздаль — смех,
Суздаль — старый странник.
Кто сказал, что в поле снег?
Поле все как пряник.
Поле все, как каравай,
Пышет с пылу, с жару,
Режь, отщипывай, ломай —
Всем! На всю державу!
На соборах всюду снег,
Русь в резьбе диковин,
Самый дальний, прошлый век
С нашим состыкован!
1974
Словацкому поэту-партизану
Милошу Крно,
переводчику моих стихов
Ты видел жизнь. Ты воевал.
Ты сыновей прекрасных вырастил.
Высоты жизни с бою брал,
Не дожидаясь чьей-то милости.
В твоей душе звенит Дунай
Своими гусельными струнами.
И слышит твой татранский край,
Как Волга-речка плещет струями.
Дунай и Волга — цель одна,
Реальная, не плод фантастики.
Кропила кровью нас война
И угрожала тенью свастики.
Мы выжили! И враг разбит,
При нем Словакия в грязи была.
Социализм — теперь наш быт,
И жизненность его незыблема.
Мой брат, мой спутник, мой поэт,
Мой голубь, взмывший в небо синее,
Я шлю тебе, мой друг, привет,
Прими и приласкай стихи мои!
1974
* * *
Листья сгребают,
Лужи осенние стынут.
Ветер пеньковым кнутом
Хлопает в спину.
Мокрый асфальт,
Холодно, нет отопленья,
Люди идут и надеются
На потепленье.
Солнце во мгле,
Скачут сороки-воровки,
Клочья тумана
Сохнут бельем на веревке.
Осень опять
Клоуном рыжим на ринге.
Много опят,
Много калины на рынке.
Кончился год,
Птицы готовы к отлету.
С полной авоськой забот
Люди идут на работу.
Я среди них
Радугой встал бесполезной,
Вечный жених
Вечной невесты — поэзии!
1974
* * *
Мне Маяковский близок, и понятен,
И чем-то дорог, как никто другой.
Поэзия — не для пустых занятий,
Она не побрякушки под дугой.
Поэзия, она у самых ребер,
У самых труб фабрично-заводских,
Поэзия, она не частный ропот —
Кипенье океана душ людских.
Рабочего любимец класса,
Он тишине предпочитал набат.
Его строка — не рядовой запаса,
А призванный служить солдат.
Шаги его поэзии саженьи
Не замерли, я чутко слышу их.
Они звучат, они всегда в сраженье,
В шеренгах наших самых боевых!
1974
Братиславские березы
Л. Дунаевой
Белая береза дошла до Братиславы!
Белая береза дошла до Сахалина!
Девичьи косы стричь не решилась,
Белое личико сохранила.
Заговорил с ней: — Здравствуй, землячка!
Вот и я теперь за Дунаем!
Нам за отлучку не извиняться,
Мы с тобой Родину не забываем.
Сестры родные твои попросили,
Чтобы я тебе поклонился.
От берез белоствольной России,
От деревни, в которой родился.
Мать, бывало, березе молилась,
Видела в ней чистоту, непорочность,
А березка стояла, прямилась,
Нежилась в белой прекрасной сорочке.
Что в тебе есть? Чем ты сердце волнуешь,
Слезы накатывая на очи?
Ты только синее небо целуешь
Или кого-то еще между прочим?
Как тебе, милая, здесь шумится?
Ты не боишься осенних прогнозов?
Поле убрано. Сжата пшеница.
Недалеко до снегов и морозов.
Все ощутимее золото листьев,
Все оголенней сквозят расстоянья.
Вот и кончается время туристов,
Время тружеников — постоянно.
1975
Струны
Жалуются струны за стеною,
У соседа нелады с женою,
В музыку уходит мой сосед,
Ближе и дороже друга нет.
А жена залечивает рану
Тем, что обращается к экрану,
После фильма, бедная, она
Поздно возвращается одна.
И гитара сразу умолкает,
В комнате затишье наступает,
Кажется жильцам со стороны —
Там стоят два гроба тишины!
1975
* * *
Итак — разлука! Час пробил,
Стоим в полыни у кювета.
Нет! Я тебя не разлюбил,
И мне страшна разлука эта.
Страдальчески вослед гляжу,
Навзрыд вдогонку повторяю:
— Я ничего не нахожу,
Когда тебя, мой друг, теряю!
Все меньше, меньше твой платок,
Растет меж нами расстоянье,
И вот уже ты как цветок,
Как точка белая в тумане.
Мне остается повторять,
Взвалив свою печаль на плечи:
— О, только бы не потерять,
О, только бы дождаться встречи!
1975
* * *
Из тьмы ночной выходят двое,
Плащами мокрыми дымя.
И все пространство мировое
Сегодня занято двумя.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 71; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!