Письмо из Воронежской области 11 страница
Как родную сестру, узнают.
Светлый месяц в окно к ней заглядывал,
Звал гулять, но она не пошла.
До полуночи слушает радио,
Над тетрадью сидит у стола.
Ходит девушка и улыбается,
Как березка, тонка и стройна.
Неизвестно, кого дожидается,
Неизвестно, в кого влюблена.
Если кто намекнет сожалеючи:
— А не лучше ль ходить нам вдвоем? —
Скажет: — Я дожидаюсь царевича,
А царевич мой пишет диплом!
1971
* * *
Земля привыкла хлеб родить,
Привыкла к цели ясной.
Нельзя ее освободить
От должности прекрасной.
В стручке зеленом спит горох,
Не троньте! Осторожно!
Он в огороде царь и бог,
И это тоже должность!
Укроп раскрыл зеленый зонт,
Стоит, благоухает.
А солнышко — за горизонт
И тихо потухает.
Я слышу, как растет трава,
Как хлеб на поле зреет.
Земля всегда, во всем права,
И все она умеет.
Стоит овес стена стеной,
Звенит зеленой гривой
И скачет по полю за мной,
Как будто конь игривый.
1971
* * *
На свидание хожу,
И меня не остановишь.
Только к дому подхожу,
Ты меня глазами ловишь!
— Не ходи! — мне говорят.—
Оглянись, опомнись, сударь! —
Щеки бледные горят
От трусливых пересудов!
Журавлей не удержать —
Улетают, улетают…
А снегам не улежать,
Как придет пора растаять.
Есть во всем всему черед.
Детям — школа, взрослым — служба.
А меня любовь берет —
|
|
|
Значит, время, значит, нужно!
1971
Ранняя птичка
Мне птичка в окошко сказала: — Светает! —
Спасибо, родная! Я встал. Я у плуга.
Я только подумал: «Тебя не хватает»,—
И ты появилась и радуешь друга.
Твой щебет, признаюсь, прекрасен, мгновенен,
Звучит он призывно, как колокол в небе.
Да будет по-доброму благословенен
Твой день и земная забота о хлебе.
Пусть крылья твои не устанут в полете,
Пусть клюв твой не будет напрасно тупиться.
И ты на работе, и я на работе,
И это не важно, что ты — это птица.
Дай бог вам! Летайте! Чирикайте! Клюйте!
Кору заскорузлую смело тараньте!
И только не бойтесь того, что мы — люди,
Стучитесь к нам в окна, будите пораньше!
1971
Кубань
Кубань — это житница,
Кубань — это здравница.
Аукнешь — откликнется,
С улыбкой оглянется.
Кубань — это радио
И телевизоры.
Кубань — виноградари,
Винные витязи.
Там Черное море,
А сбоку Азовское.
Вода — словно скатерть живая
Разостлана.
Два моря!
Не много ли это для области?
Не много!
Для края отваги и доблести.
Кубань — элеваторы,
Кубань — санатории.
В лицо литераторы
Все это запомнили.
Кубань лично мне
|
|
|
И во сне даже видится,
Прижму ее к сердцу,
Она не обидится!
Тамань и Темрюк,
Сотни лодок нагруженных.
А сколько там рук
Рабочих, натруженных.
Смеется рыбак:
— Вот какой я! Описывай!
Наш край понемногу
Становится рисовый.
Арбузы с бахчи
Сами катятся под ноги,
Чтоб вы, москвичи,
Нагнулись и подняли!
И рыба, и рис,
И вино распрекрасное.
Вставай и трудись,
Солнце на небе ясное!
1971
Робот
Робот ко мне постучался:
— Не спишь?
Встал я. Прислушался.
Мертвая тишь.
Спят во дворе певуны-петухи,
Спят непробудно на полках стихи.
Желтый подсолнух дрыхнет, как дед,
Будто его в огороде и нет.
— Что тебе, робот?
— Работу ищу,
Хочешь — стихи за тебя попишу?
Ты уж поспи, ну а я потружусь,
Я на любую работу гожусь.
Дал я бумагу ему, карандаш,
В шутку еще сотворил «отче наш».
Лег я в постель, с огорченьем вздохнул:
— Горюшко! Робот к искусству примкнул. —
Заполошились в селе петухи,
Робот стучится: — Готовы стихи. —
Рукопись взял я, не верю глазам.
Робот скандировать стал по складам:
    — Спит кол-хоз,
    Ле-жит на-воз,
    От-ды-ха-ет
    Пес Бар-бос.
|
|
|
    Ла-я нет,
    Ти-ши-на,
    Сель-со-вет,
    Даль яс-на!
— Знаешь что, Робот, подавай в Союз писателей.—
Подал. Приняли!
1971
Дождь в Киеве
Л. Шевченко
Откуда? Из какой республики
Напал на Киев дождь июля?
Он вызвал панику у публики,
И дам и девушек целуя.
Он всем решительно скомандовал:
— Раскрыть зонты! Поднять их выше!
А нет зонтов — скорей в парадные,
Под непредвиденные крыши!
Дождь говорил: — Мои родимые,
Я разве плохо поступаю?
Я вас крещу, как при Владимире,
В купели киевской купаю!
Я — ваше вечное причастие,
По древности седой поминки…—
…А сам спешит, спешит с Крещатика
К бульвару Леси Украинки.
Плывут домов седые контуры,
Как фантастические рыбы.
А дождь берет перстами тонкими
Аккорды, словно он — Ван Клиберн.
Деревья стали ветру кланяться,
А с листьев смыта пыль и копоть.
Машинам, как мальчишкам, нравится
Резиною по лужам шлепать.
Но вот над звонницей Софийскою,
Как ангел в голубой одежде,
Вдруг небо безупречно чистое!
И нет дождя. И все как прежде.
И Киев вдохновенно молод.
|
|
|
В нем чудо-женщины и дети.
Он — удивительнейший город.
Не первый он, но и не третий!
20 июля 1971 г.
Баллада о храбрости
Т. А.
Шел я ночью с поезда
Сквозь лесную тьму.
Было очень боязно,
Страшно одному.
Птицы полусонные
Издавали крик.
Месяц в тучи темные
Прятал ясный лик.
Кто-то в темном хворосте
Громко затрещал,
Я тотчас от робости
Чуть не закричал.
Сердце птицей раненой
Бьет в груди моей.
Милый мой, проваливай,
Уходи скорей!
Я гляжу с опаскою,
Лезу по кустам,
Руки, брюки пачкаю,
Рву их тут и там.
Стал смелеть нечаянно,
Хватит отступать,
Говорю отчаянно:
— Надо наступать!
Как скобой железною
Я к земле прибит.
Я кричу над бездною:
— Выходи, бандит!
Сам открыл для подвига
Острый-острый нож.
Храбро глянул под ноги,
Вижу — ходит еж!
Словно в доску дедушка,
Ту-ту-ту — стучит,
Говорю: — Соседушка,
Здравствуй! — Он молчит.
Спрашиваю: — Колешься? —
Иглы поднял еж.—
Это как ты по лесу
Не боясь идешь?
Еж подергал мордочкой,
Весело чихнул
И своей походочкой
В сторону махнул.
Не оставил адреса,
Скрылся он во тьме.
Еж — а чувство храбрости
Разбудил во мне!
1971
Люди! Я к вам!
Люди! Откройте! Я к вам на минутку,
Раненько-раненько, по первопутку,
По непомятому снегу пришел,
— Как поживаете? — Хорошо!
Люди! Я к вам! Мне без вас не поется,
Как снегирю, что попал в западню.
Если с народом поэт расстается,
Камнем идет он к замшелому дну.
Люди! Я к вам! Над широкою Обью
Стонут лебедки, кричат поезда.
Бьет по брезенту обкатанной дробью
Дождик, и песни поет борозда.
Крепнет налившийся стебель пшеницы,
Травы растут, зеленеют луга.
А над знакомой сибирской станицей
Встала большая цветная дуга.
Люди! Я с вами в Сургуте, в Тюмени,
На Самотлоре, на Сосьве, где нефть.
— Что у вас там на столе-то? — Пельмени!
— Дайте попробовать! — Пробуй и ешь!
Люди! Я с вами! Я ваш до кровинки,
Нет в этом позы и жалких прикрас.
Вот оно сердце, в нем две половинки,
Обе работают только на вас!
1971
Поэзия Некрасова
Поэзия Некрасова
Правдивая, прекрасная.
Она, как песня русская,
Веселая и грустная.
Она набатно-вольная,
Призывно-колокольная,
Льняная и пеньковая,
Простая, мужиковая,
Проселочная, дальняя.
Как Стенькины кораблики,
Она нам всем свидание
Назначила в Карабихе.
Она пошла из Грешнева
С котомкою холщовою,
Сказав во имя Вечного:
— Посторонитесь, щеголи!
Я не на вечер свадебный,
Я не в семью дворянскую,
Мне поскорее надобно
На полосу крестьянскую! —
Она пленила Левина,
Любовь ей! Слава! Почести!
В ней так просторно, зелено,
Что уходить не хочется..
1971 г.
Карабиха
Баллада греха
Земля сорок первого года
Горела,
Любовь сорок первого года
Вдовела!
. . . . . . . . . . . . .
Я призван, острижен,
Я числюсь солдатом,
Я сплю не с женою,
Я сплю с автоматом.
Паек мой — «блондинка».
Так звали мы кашу.
Она выручала
Всю армию нашу.
Горох-барабанщик,
С гороха нас пучит.
Такая еда
Никогда не наскучит.
Веселое время!
Портянки, обмотки,
Всесильная молодость!
Мы одногодки.
Я помню сибирский
Глухой полустанок.
Ночь. В баню ведут,
Только мы не устали.
Предбанник, где мы раздевались,
Был темен,
Кудлатая пакля
Торчала из бревен.
Я стал раздеваться,
Гляжу и не верю,
Из мрака сияет
Лицо над шинелью.
Все ближе, все ближе,
А губы открыты,
А кудри
На левую сторону сбиты.
А шапка-ушанка
Из серой овчинки,
На алых губах
Притаились смешинки.
Такая она молодая,
Парная,
И добрая чем-то,
И чем-то смурная.
Подходит
И руки кладет мне на плечи.
И смотрит:
— Ты будешь ли жив, человече?
Война ведь, она ведь
Берет без разбору,
Ей что ни моложе,
То в самую пору.
И вдруг как заплачет:
— Солдатик, одна я!
Мужик-то убит мой,
А я-то живая!
А вот они груди!
Еще не кормила.
Кормильца-то нашего
Пуля убила.
Такое прекрасное
Юное тело,
Хоть горе,
А каждая клеточка пела!
Печаль и веселость
В глазах ее были.
Два голоса жизни
В два рога трубили.
Стояла она предо мной
И лучилась.
О, как я боялся,
Но это случилось.
— Жалей меня крепче, — просила,—
Ты слышишь?
Останешься жив,
Мне письмишко напишешь!
Прости меня, мертвый солдат,
За проступок,
За близость к жене твоей,
За прегрешенья,
Клянусь тебе богом,
Я не был распутен,
Я сердцем ответил
На бабье лишенье.
Что баба без ласки?
Без близости мужней?
Безводный арык
И солдат безоружный!
Не буду описывать,
Как мы прощались,
Как строем из бани
Домой возвращались.
Стучали подошвы
По мерзлой земельке,
От стужи белье
Приставало к шинельке.
Холодные рельсы
Пурга заметала,
На печке вода
В котелках закипала.
В теплушке храпели
Солдаты на нарах,
Сон крепкий, как молодец добрый,
Ронял их.
А кто-то просил:
— Одолжи мне махорки! —
А кто-то не спал:
— Завари концентраты!
И вьюга все выла и выла,
Как волки,
И были повсюду —
Утраты… утраты…
1971
* * *
Когда река ломает лед,
Вширь раздается по равнинам,
Природа русская поет
Весенним голосом грачиным.
Когда летят к нам журавли
Из увольненья, из отлучки,
Роняют на землю они
Признание: — В России лучше!
Когда березы белый ствол
Нырнет в листву в одно мгновенье,
Я всех друзей зову за стол,
Чтоб справить праздник обновленья!
1971
* * *
На холст рубахи ложится пот.
В ладонях крепко зажат топор,
Кто в жизни не трудился — тот
Не Муромец, не Святогор.
Не богатырь и не боец.
А кто же он? Растратчик сил.
Я наколол себе дровец,
Принес их, печку затопил.
Трещат веселые дрова,
Зима весь день глядит в окно.
В душе рождаются слова,
И так светло, и так тепло!
Над печкой сушатся носки,
Под лавкою лежит пила.
И весело, и нет тоски,
И отдых сладок, жизнь мила!
1971
* * *
Черемуха в цвету,
Весна в разгаре.
Для всех начистоту
Открылись дали.
Немыслимо свежи,
Чисты, наивны.
Без меры и межи
Лежат равнины.
Гляжу не нагляжусь,
Как мать на дочку.
— А сколько тебе, Русь,
Пошло годочков?
— Эх, милый, не сочтешь,
Не хватит чисел!
— А с кем ты вдаль идешь?
И кто возвысил?
— Меня возвысил труд,
Людские руки.
— Пусть дальше так идут
Отцы и внуки!
Весь день галдят грачи
На старых гнездах.
Стремительны ручьи,
Прозрачен воздух.
Так ясно явь видна
С дороги дальней.
И вся земля полна
Больших свиданий!
1971
Тепло ль тебе?
Тепло ль тебе, вечер, ходить по земле босиком?
Не зябко ль? Не дать ли чего-нибудь на ноги, милый?
Ты будешь сегодня всю ночь пастухом,
А стадо твое — светлый месяц и звезды в заливе.
Берн кнутовище и хлопай веселым кнутом,
Чтоб знали коровы, жующие вику,
Что звезды имеют дела с пастухом
И мирно пасутся и нет бестолкового крику!
Тепло ль тебе, вечер? Росою покрылась трава,
От речки туман поднимается белобородый,
А где-то во ржи возникают простые слова
И входят без шума и в душу и в сердце народа.
Ты где прикорнешь? В камыше, в шалаше, на мосту,
На сером настиле парома,
Пропахшего потом лошадным?
Трава луговая вздыхает легко: — Я расту! —
И небо весь луг обнимает объятьем громадным.
Тепло ль тебе, вечер? Возьми-ка тамбовский зипун,
Зайди на конюшню, приляг и поспи на попонах.
— Зачем мне зипун? Не озябну! Нагреет табун,
Упарюсь в пастушьих бегах
И заботах о звездах и конях!
1971
Любовь убывает
Любовь убывает,
Как белые ночи.
Она все короче,
Она все короче.
Любовь умолкает,
Как шум водопада,
Встречаться не надо,
Встречаться не надо!
Не манит цветов
Придорожная алость.
Любви не осталось,
Любви не осталось!
Не вылетит слово,
Которое пелось,
Куда оно делось?
Куда оно делось?
И перед глазами
Пустое пространство.
Так где ж постоянство?
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 82; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!