Письмо из Воронежской области 7 страница



И никакой!

 

1968

 

Свиданье с грачом

 

 

— Здравствуй! Прилетел?

— Ага! —

И, сучок сломив древесный,

Он в раздетой донага

Синеве орет небесной.

 

 

— Ты потише, милый мой! —

Говорю тебе, как другу.

— Намолчался я зимой.

А теперь молчать не буду!

 

 

Для того ли я спешил,

Выбирая путь окольный,

Чтобы кто-то запретил

Мне высказываться вольно?!

 

 

И орет, орет, орет,

Как открытый паром клапан,

Ноты низкие берет

Так свободно, как Шаляпин!

 

1968

 

* * *

 

 

Трава луговая по пояс,

Кого мне, скажите, спросить:

— Зачем это я беспокоюсь

И думаю: «Время косить!»

 

 

Кто тихо под локоть толкает —

Что мешкаешь? Косу готовь!

Никак во мне не умолкает

Крестьянская, древняя кровь.

 

 

Она протестует: — Ну что же,

Ну что ж ты косы не берешь?

На что это, милый, похоже,

От нашего ль корня идешь?

 

 

И вот, нажимаючи пяткой,

Под корень я режу траву,

И волосы легкою прядкой

Задорно летят в синеву!

 

1968

 

Хиросима

 

 

Летел я над морем,

Летел я над полем,

Летел я над рисом,

Летел я над лесом.

 

 

Летел я над ширью,

Летел я над синью,

Летел над садами

И над городами.

 

 

Летел над железом,

Летел над бетоном,

Над праздником света,

Над будничным стоном.

 

 

Летел над системами

Орошенья,

Летел над страною

Надежд и лишенья,

 

 

Богатства и бедности,

Блеска и буден,

Где солнце не всем

И где хлеб многотруден.

 

 

Я видел Японию

В бронзовом Будде

И в том, как настойчиво

Трудятся люди.

 

 

В сверкании башен,

В кружении чисел…

Ни разу свой голос

Нигде не возвысил.

 

 

Глядел потихоньку

Туристом безвестным,

Скрипел в самолете

Ремнями и креслом.

 

 

И стало однажды мне

Невыносимо,

Когда я увидел

Тебя, Хиросима.

 

 

Так было мне больно,

Так было мне жутко,

Что вскрикнул:

— Судите лишенных рассудка!

 

 

Судите любителей

Джина и виски

За семьдесят тысяч,

Что вписаны в списки.

 

 

Судите за тех,

Кто в агониях муки,

Рыдая, несли

Обгорелые руки.

 

 

Которые пепел,

Которые спите,

Что я потревожил вас криком —

Простите!

 

 

Но люди как люди

На кладбищах плачут,

И слез не стыдятся,

И горя не прячут.

 

 

Уснуло под вечер

Мятежное море,

Волна улеглась,

Не уляжется горе.

 

 

И сколько я жить

На земле этой буду,

О Хиросиме

Не позабуду.

 

1968

 

* * *

 

 

Ну, что я на земле на этой делаю?

Вхожу в число по имени — народ.

Барахтаюсь, борюсь, планету целую

Хочу поднять, шторм в море побороть.

 

 

— Ужо! — ей говорю. — Попомнишь, подлая!

С тобой сведу я счеты наяву. —

Она меня тотчас бросает под ноги

И топчет, превращая в трын-траву.

 

 

А я, как подорожник, снова голову

Тяну под неумолчный стук копыт,

И нянька-жизнь меня, младенца голого,

В корыте детском пробует топить.

 

 

А я живу — горластый, несдающийся,

Щетинистый, игольчатый, стальной,

Как хмель, под кручей нежно-нежно вьющийся,

Как телеграф с гудящею струной.

 

1969

 

Неизвестный солдат

 

 

Ночь накрыла всю землю орлиным крылом,

Отступила она перед вечным огнем,

У огня тополя часовыми стоят,

В честь тебя он горит, неизвестный солдат.

 

 

Протяну свои руки к святому огню,

Свою голову тихо к огню наклоню,

А слеза упадет, ты прости, слышишь, брат,

Я скорблю по тебе, неизвестный солдат!

 

 

Где-то Волга волнуется у берегов,

Не забыла она, как мы били врагов,

Как дрожала земля от стальных канонад,

Как кричал ты «ура!», неизвестный солдат.

 

 

Незакатный огонь днем и ночью горит,

Он с тобой, неизвестный солдат, говорит,

В тишине он к тебе обращается, брат:

— Лучший памятник — жизнь,

            неизвестный солдат!

 

1969

 

Я русский

 

 

Я русский. Я универсален,

Я то долины, то холмы,

То Ломоносов, то Державин,

То Пушкин — это все ведь мы.

 

 

Я топором рубил соборы

Без графика, за семь недель!

Как хороши они собою —

Замечено из всех земель.

 

 

Я русский. Но зачем кичиться

Великостью своей? Я прост!

Моя мечта, как тройка, мчится,

Она теперь у самых звезд.

 

 

Я и Титов, я и Гагарин,

Я и в тени и на виду,

Над дымом мартовских прогалин

Бьет крыльями мой гимн труду.

 

 

Я все могу. На все умелец.

Когда по мне фашист палил,

На что уж был я погорелец,

А города восстановил.

 

 

Кому колодец нужен — вырою,

Понадобится — дом срублю.

Все потому, что землю милую,

Свое отечество люблю.

 

 

Я то орловский, то московский,

То комбайнер, то инженер,

То Туполев, а то Твардовский.

Я — Русь и я — СССР!

 

1969

 

Над лесной водой

 

 

Над водою бегущей,

          лесной,

              безымянной

Я стою и пою,

       соловей постоянный.

 

 

Неизменный в любви

К родникам этим звонким,

К водяным, белопенным,

Опасным воронкам.

 

 

К глубине омутов,

Что соседствуют с хмелем,

К шуму тихих лесов,

Где береза — мой терем!

 

 

Нагибаюсь к реке,

К царству дремлющих лилий.

Вот они и в руке,

Дышат свежестью: — Милый!

 

 

А крапива стеной

Обступила и жалит мне ноги.

Не боюсь! Боже мой,

Перенес не такие ожоги!

 

1969

 

Заклинание

 

 

Может, меня бросить в смолу?

Может, меня отдать на золу?

Может, меня кинуть в котел,

Чтобы, как в сказке, стал лучше потом?

Нет, не надо меня на смолу,

Нет, не надо меня на золу,

Нет, не надо меня в котел,

Будь что будет, но это потом!

 

1969

 

Море

 

 

Все полеживало да поеживалось,

Все поварчивало да поворачивалось,

А потом стало бабкой столетней,

Даже тише и незаметней.

Ни малейшего колыханья,

Пульса нет, прекратилось дыханье,

Стало впадиной, вещью украденной,

Стало спрятанным изумрудом,

Стало так — ни себе, ни людям!

Нам такое море зачем?

Если море, так море всем!

 

1969

 

* * *

 

 

— Будь такой же хороший,

Какой ты в стихах! —

Мне сказала девчонка

Одна впопыхах.

 

 

И ушла. И остался

Один я в лесу.

И с тех пор все какое-то

Бремя несу.

 

 

С той поры я пишу,

Как живу и дышу,

Словно клятву

Какую-то в сердце ношу.

 

 

Где ты, девушка?

Где? И в какой ты краю?

Я всю жизнь выполняю

Лишь просьбу твою!

 

1969

 

* * *

 

 

Оплела.

Одурманила.

И одолела.

От любви к тебе

Сердце мое заболело.

 

 

Я в сетях.

Я в силках.

Я в твоем огневом лабиринте.

Я горю.

Я обуглен.

Я пепел —

Скорей уберите.

 

 

Этот стон.

Этот крик.

Этот хруст

И локтей и запястий…

Отойди, не целуй!

Сердце рвется и так уж на части!

 

 

Дай мне отдых!

        Назначь

Нашу встречу

В трехтысячном веке!..

Но любовь, как палач,

Катит камни и горные реки!

 

1969

 

* * *

 

 

О, близость после примиренья,

Когда тебя ничто не злит!

Она как схватка на арене,

Она как два огня навзрыд.

 

 

Вчера еще грозила мщеньем

И сгоряча хватала нож,

Сегодня голос всепрощенья

На голос голубя похож.

 

 

Вчера еще дрожала в гневе,

Вся накалялась, как плита,

А нынче в присмиревшей Еве

Любовь, как море, разлита.

 

 

О люди! Мы несовершенны,

Над вами дьявольская власть,

Когда серьезные решенья

Легко зачеркивает страсть!

 

1969

 

* * *

 

 

Твои глаза светлей моих,

На двадцать лет они моложе,

Они как иней на морозе,

Я расскажу тебе о них!

 

 

Твои глаза как родничок,

А может быть, светлей немного,

Глядят задумчиво и строго,

В них тайна, а она влечет!

 

 

Твои глаза, как аметист,

Переливаются сиренью,

Ты к моему стихотворенью

Зрачками темными летишь.

 

 

Твои глаза — хрусталь и лед,

Они как две весенних льдинки,

Мне страшно в этом поединке,

Моя сдалась, твоя берет!

 

1969

 

* * *

 

 

Солнце спряталось в винограде,

Солнце спряталось в белом грибе,

Солнце спряталось в добром взгляде,

Поселилось оно в тебе.

 

 

Выдает себя щедрым смехом,

Отливающей смолью кудрей,

Отзывается звонким эхом

В доброй-доброй улыбке твоей.

 

1969

 

* * *

 

 

Не прячьте радостей,

Не прячьте горестей,

Не прячьте правды,

Не прячьте совести,

Не притворяйтесь,

А отворяйтесь,

И доверяйтесь,

И доверяйтесь!

 

1969

 

Дед и внучка

 

 

Внучка тянет деда с тропки в лес,

Дед плетется, но без интереса.

Он не спит и ничего не ест,

Что ему теперь до леса?!

 

 

— Дедушка! Гляди-ка, муравей!

На меня идет и не боится…—

Но не дрогнет куст седых бровей,

И лицо ничем не озарится.

 

 

— Дедушка! Гляди-ка, белый гриб!

Дедушка! Гляди-ка, сыроежка! —

Тихо с резвой внучкой говорит

Еле уловимая насмешка.

 

 

— Дедушка! В крапиве шмель гудит!

Дедушка! Гляди-ка, жук с рогами! —

Дед куда-то в сторону глядит.—

Да не здесь, он вот он — под ногами!

 

 

Как несовместимы души их,

Как разнохарактерна основа.

Дед себя лишь только слушает,

Внучка целый мир вместить готова!

 

1969

 

Где ты, солнышко?

 

 

— Где ты, солнышко, ночуешь?

С кем ты на ночь остаешься?

По каким степям кочуешь,

По какой траве пасешься?

 

 

Кто тебя поутру будит,

На работу собирает?

Кто тебя, скажи, голубит,

Кто, признайся, обнимает?

 

 

— Я ночую в темном лесе,

Я пасусь в лугах шелковых,

Умываюсь я из речек

И притоков родниковых.

 

 

Мать-Россия меня будит,

На работу собирает.

Красны девки меня любят,

Красны девки обнимают!

 

1969

 

Разговор двух речек

 

Николаю Васильевичу Конецкому

 

 

— Река Девнца, где твой Дон?

— Ты что, не видишь? Рядом он!

 

 

— А кто синее?

— Синее он.

— А кто сильнее?

— Кто влюблен.

 

 

— А кто влюблен?

— И он и я.

— Так, значит,

Будут сыновья?

 

 

— А хоть и дочки,

Что с того,

И дочки —

Тоже ничего!

 

 

Вот обнялись

Река с рекой,

Текут, бурлят,

Прощай, покой!

 

1969

 

Песня солдата бывалого

 

 

Суровый путь солдата

Прошел и я когда-то,

В окопах воевал,

Под пулей горевал.

 

 

В госпиталях валялся,

Но смерти не боялся,

Чуть отдышусь — и в бой,

На то и рядовой!

 

 

Болят мои раненья,

Но не на них равненье,

На молодых гляжу

И выправку держу.

 

 

Мне трудно, я не плачу.

И орденов не прячу,

Я их цепляю в ряд,

Иду, они звенят!

 

 

Мне жизнь еще не в тягость,

Она несет мне радость,

Я широко дышу,

А надо — я пляшу.

 

1969

 

* * *

 

 

На всех ветрах, на всех курганах,

Над ковылем, над полыном

Жду недругов Руси поганых,

Стою с недремлющим копьем.

Кто первый? Ты, Батый, с Кучумом?

А ну, давай! Гремят щиты,

И льется с шелестом и шумом

Кровь на курганные цветы.

Бежит Кучум! И это бегство

Запомнила степная ширь.

Народ мой русский, ты и в детстве,

В младенчестве был богатырь.

Кто следующий за Батыем?

Наполеон? Иди! Иди!

И ощетинилась Россия,

И ненависть огнем в груди.

Хлебнул Наполеон похлебки?

Отведал кислых русских щец?

С дороги прочь, иди по тропке,

Все кончено с тобой. Конец!

А кто еще там черной тучей

Скопился у границ Руси?

Перед бедою неминучей —

Пощады, Гитлер, не проси!

Сталь плакала, железо выло,

Горела волжская вода.

Да, это было, было, было,

Мы не забудем никогда!

 

1969

 

Баллада Буслая

 

 

За зелеными эвкалиптами

В берег бьет многотонная тяжесть.

Как Василий Буслай за калиткою,

Выкобениваясь и куражась.

 

 

Просит маменька: — Брось дреколье,

Час не ровен, и голову снимут.

Кровь, болезный, польется рекою,

Грудь разрежут и сердце вынут.

 

 

Говорила тебе, что брага

Слишком долго была в бочонке,

Говорила, что пить не надо,

Что она не от бога, от черта.

 

 

Не послушался, простофиля,

Не считаешься ты со вдовою,

Люди добрые пьют из графина,

Ты — из братины с ендовою.

 

 

Ну, уймись, ну, поди на постелю,

Я прошу тебя Христом-богом.

— Не замай меня, я поспею

Похрапеть за твоим порогом.

 

 

Не тесни моей волюшки вольной,

Ты не смей надо мною глумиться,

Я оплечьем и поступью воин,

Мне подраться, как бабе умыться!

 

 

— Вася! Васенька! Свет Буслаич,

Ты в годах уже, ты почтенный.

— Что ты, мамка, все попусту лаешь,

Вон какой твой сынок буйно-пенный!

 

 

Сквозь намокшие ветви деревьев

Проступает рассвет рябоватый.

Вижу море в стальном оперенье,

Вижу витязя в серых латах.

 

 

Чуть знобит мои голые плечи,

Я стою и дышу озоном.

Вольный Новгород так далече,

Море — вот оно, под балконом!

 

1969

 

* * *

 

 

Когда светало, что-то мне взгрустнулось

Над сизым дымом медленных ракит.

Во мне Россия старая проснулась,

А новая давно уже не спит.

 

 

Я подошел к окну. Над полем росным

Подраненным крылом восток алел.

Задорожил я очень нашим прошлым,

Я им, как черной оспой, заболел.

 

 

И выплыло вчерашнее застолье,

Причалило подобно кораблю.

Меня пытал молоденький: — За что я,

Скажите мне, Россию так люблю?!

 

 

Он спрашивал доверчиво и тихо:

— Ты счастлив? — А глаза сверлят сверлом,—

Почем ты покупал, отец, фунт лиха?

— Ох, дорого!

— Не плачь, мы все вернем.

 

 

Его глаза пророчески горели,

Был молод он и добрым сердцем чист.

Он доложил мне: — Я уж две недели,


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 84; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!