Письмо из Воронежской области 8 страница
Уж две недели ровно — тракторист!
Сидели пожилые хлеборобы.
Что ни Иван, то пахарь, то герой.
Ни зависти в сердцах у них, ни злобы,
И слово простодушья — их пароль.
Мне нравилось застолье трактористов,
Собранье трудовых, российских плеч.
Здесь каждый, как оратор, был неистов
И каждый что-то силился изречь.
— Мы русские! — сказал который старше,—
Мы честные, не любим хитрецов.
А мускулы у нас играют с каши,
А головы свежи от огурцов.
— Вот ты писатель, — кто-то начал слева,—
Я «тыкаю» тебя, но ты прости.
Как думаешь, мотор без подогрева
В мороз и ветер можно завести?
О, сколько было милого лукавства,
С какой ехидцей нервничала бровь.
И сердце мне подсказывало часто:
— Ты не тушуйся, сам вопрос готовь!
— А что такое поле Куликово? —
Спросил и я. — Ответ мне можешь дать? —
Смутился тракторист: — Ты нам толково
Все объясни, тогда мы будем знать!
И замолчали пахари-коллеги,
И я взорлил над праздничным столом.
И зазвучало слово «печенеги»
Над пахотным воронежским селом.
Как слушали они мои рассказы!
Забыли водку, пиво, холодец,
С каким трудом мы за полночь расстались,
Как был в ту ночь един союз сердец!
Стою я под бессонными часами
И слушаю неровный пульс секунд.
История! Творим тебя мы сами,
И пахари теперь твой хлеб пекут!
1969
Стихи о Пушкине
1
В сосуде сирень отцвела керамическом,
|
|
|
Не радует сердца увядший букет.
Во мне, как болезнь, повторились хронически
Печаль и сознанье, что вечности нет.
И я процитировал вслух Гераклита,
Раздвинув нежнейшее общество трав.
Откликнулись глухо могильные плиты:
— С философом спорить не будем: он прав!
Ну, чем от печали подобной лечиться?
Лекарство найду и придумаю вмиг.
В шкафу моем есть несмолкаемо чистый,
Звенящий, целящий российский родник.
Не вянет собрание пушкинских строчек,
Несметное золото в этой горе.
Мне Пушкин как вечная молодость почек,
От них постоянно весна на дворе!
2
Осень накидала медяков
Самого последнего чекана.
Пью за пламень пушкинских стихов
Из хрустально-тонкого стакана.
Как любил он осень. Как болел
Красотой пылающего леса.
Как он Родионовну жалел,
Вот тебе и барин и повеса!
Он любил осенний снег и грязь,
На ходьбу менял часы уютца.
Сапогами в лужу с ходу — хрясь!
И идет, и только кудри вьются.
Пушкин! Пушкин! Золото и медь,
Взмах орлиный, дикий рев Дарьяла.
Хватит одного, как ты, иметь,
Чтобы красота не умирала!
3
Сквозь толщу времени былого,
Сквозь посвист хвои, шум берез,
|
|
|
Я вижу Пушкина живого
Во весь его могучий рост.
Он не именьем управляет,
Он не в помещичьем дому,
Он добрым молодцем гуляет
И казакует на Дону.
Он у казачек в Оренбурге,
Он с ямщиком в глухой степи.
С ним откровенничают пурги:
— Нам тяжело, и ты терпи!
Он во дворце у Николая.
— Ты где бы был? — пытает царь.
Что думает, он не скрывает:
— Я был бы с ними, государь!
Неслыханная дерзость, смелость
Царю в лицо сказать о том,
Что в нас в семнадцатом запелось,
Что к нам ко всем пришло потом!
1969
* * *
Я иду, звоню в зарю
За рекой у краснотала
И по звону узнаю,
Сколько в ней, в заре, металла.
Сколько меди, серебра,
Сколько золота с латунью.
Розовеют берега
Над кипящею Катунью.
Прыгнул золотой таймень
Над бурлящею водою.
Вышел золотой олень
И застыл перед зарею.
А заря звенит, звенит,
Голос нежный и росистый.
Он с природой нашей слит,
Он под стать земле российской!
1969
Ты сердце береги мое
Хорошая, любимая,
Всей жизни друг мой истинный,
Ты сердце береги мое,
Оно у всех — единственное!
Оно такое чуткое,
Оно такое доброе,
Живет в нем песня русская,
А песня — это Родина!
|
|
|
Хорошая, любимая,
Не терпит сердце грубости,
Когда к нему ты с нежностью,
Тогда ничто все трудности.
Упреки даже малые,
Обиды незаметные
Грозят ему обвалами
Непоправимо смертными.
Хорошая, любимая,
Жалей меня, люби меня,
Тогда нескоро явится
К нам песня лебединая.
Не все с тобой, любимая,
Дороги наши пройдены.
Ты сердце береги мое,
Оно — частичка Родины!
1969
* * *
Утренний перрон забит людьми.
Молодой народ преобладает.
Бьет, бунтует жизнь в его груди,
Торжествует смелость молодая.
Я, как в море, в молодость вхожу,
В глубину воды ее бросаюсь.
И гляжу, гляжу, гляжу, гляжу,
К току молодому прикасаюсь.
Молодость беспечно на лету
Каблучками дроби выбивает,
Окунувшись в сон иль в суету,
Все невзгоды сразу забывает.
Ей любое горе — трын-трава,
Не удержишь молодость за крылья.
Что ее судить — она права
И в своем забеге и в заплыве.
Молодость — немолкнущий прибой,
Нет ее поблизости — я стыну.
Молодость! Возьми меня с собой,
Ты зажжешь костер, я дров подкину!
1969
* * *
Россия — ты непобедима.
Я знаю, что я твой поэт.
Ты мне, как мать, необходима,
А матери замены нет.
О, как мне совестно и грустно,
|
|
|
Когда куркуль и спекулянт
Бьет в грудь себя, кричит: — Я русский! —
Да, это так. Но где талант?
Где общепризнанная слава,
Где гениальности печать,
Где завоеванное право
Собой Россию представлять?
О, как мне горько и досадно,
Могу я в гневе умереть,
Когда шептун и шут эстрадный
Пытается по-русски петь.
Певец бездушный, бессердечный,
Не трогай родины моей,
Ты не поймешь печали вечной
В тревоге вспаханных полей.
Россия — ты страна размаха,
Я верю в твой победный путь
Ты первая могла без страха
В даль мирозданья заглянуть.
Ты песенна и ты душевна,
Из сердца теплится твой стих
И за любое нарушенье
Карай изменников своих!!
1969
Революция продолжается
Накануне Великого праздника
Я иду по улице Разина,
Встречи жду не с московскими феями,
А с тобою, Степан Тимофеевич!
Встань, казак! Встань, наш добрый разбойник,
Покажи свою силу донскую,
Встань, шагни со степного раздолья,
Влейся в музыку жизни людскую.
Встань, Степан! Сбрось железы кандальные,
Посмотри на парад наш могучий,
Посмотри на ракеты глобальные,
Мы их держим на всякий случай!
Суньтесь к нам, господа заморские,
Мы в ответ вашей давней злобе
Вам такое споем «Из-за острова…»,
Что княжна повернется во гробе!
Революция — это свято,
Совершилась она когда-то,
Вся планета идет за ней,
Коммунизм — это вера людей!
Воля вольная не убита
Ни застенками Моабита,
Ни напалмом, ни Хиросимой —
Плещет пламень ее негасимый!
Вот он вскинулся краснофлажно,
Разгорелся краснознаменно,
Разалелся на лицах граждан
Нашей Родины разноплеменной!
Нам летается, нам дерзается,
Всюду светится слово — ЛЕНИН.
Революция продолжается
В дружной поступи поколений!
1969
* * *
Шли мужики тамбовские, босые.
Ступни и в черноземе, и в росе.
Они пытали: — Кто глава России?
— Глава России — Ленин! Он в Москве.
Одеты просто и не для парада,
Котомки бьют по серым армякам,
Они пытали: — Где в России правда? —
Им отвечали: — Правда тоже там!
Кругом царили голод и разруха,
Недоедал, недосыпал народ.
Пытали ходоки: — В ком сила духа?
— А сила духа в Ленине живет!
Посереди родной земли России
Взлетели кверху бороды крестьян.
— А это что за здание? — спросили.
— А это Кремль. А нынче Ленин там.
Зашли. Остановились. Помолились
У каменных прославленных церквей.
И оробело к Ленину явились.
А он их принял, как родных детей.
Домой они спешили озаренно,
С надеждой затаенною в глазах.
И говорили: — Край наш разоренный
Мы, как детей, подымем на руках!
1969
Лицо России
Сергею Наровчатову
Лицо земли российской рябовато.
Оно в буграх, на нем холмы, холмы.
Она, земля, ничуть не виновата,
Что падало снарядов многовато,
Что танками пахали землю мы.
Лицо России чуть прикрыто лесом,
На голове ее простой платок.
Она не улыбается повесам,
А на серьезных смотрит с интересом
И говорит: — Испей воды глоток!
Я ковш беру: — Спасибо, дорогая! —
И пью, и пью, как пил мой сельский дед.
А мать-Россия добрая такая,
Смущенные ресницы опуская,
Смеется: — У меня морщинок нет!
Что ей ответить? Уличить в неправде?
Пересчитать все борозды морщин?
Они давнишние, они с Непрядвы,
Ни удалять не надо их, ни прятать,
И все они на совести мужчин.
Лицо земли российской ранней ранью
Озарено заботами людей.
Оно полно надежд, полно желаний,
На нем зарницы доменных пыланий
И ясный отсвет ленинских идей!
1969
«Философ»
Папиросою дымя,
Кавалер земли российской
Вдоль реки идет с двумя,
Недоступный и форсистый.
Он окончил пятый курс,
Эрудицией стращает.
— Для искусства нужен вкус! —
Говорит, не прекращает. —
Жизнь опасна, как редут,—
Диоген спасался в бочке.—
Две колхозницы идут.
— Ты глядя, где наши дочки!
— Танька! — крикнула одна,
— Манька! — крикнула другая,—
Ты чего же, сатана,
С ним идешь почти нагая!
Что внушенье матерей
Двум девицам полногрудым.
На призыв: — Домой скорей! —
Еле цедят: — Скоро будем.
А «философ» не смущен.
Он цитирует цитаты.
Он и в ту и в ту влюблен
Вот раздул какие штаты!
Он пускает тонкий дым,
Философствует, пророчит.
И девчонкам молодым
Гордо голову морочит!
1969
Клубника
Убрали клубнику на поле колхозном.
И по полю ползают частные лица.
Как люди привыкли чужим поживиться,
Хотя бы клубникой на поле колхозном.
И я захожу в борозду, нагибаюсь,
Срываю последнюю ягодку лета
И в рот отправляю, спасибо за это,
Еще одна ягодка — я нагибаюсь!
Но вот неприятность: является сторож,
Он очень серьезный, и с ним не поспоришь,
Свисток милицейский он в губы вставляет,
Свистит и пугаться меня заставляет.
Кричит: — Гражданин! Прекратите хищенье! —
А я говорю: — У меня разрешенье.
— А кто вы такой? — Собиратель фольклора.—
В глазах старика чуть поменьше укора.
— А справка с печатью? — С печатью, а как же! —
Он чешет лениво в затылке: — А так же! —
И сам уже действует как заговорщик:
— Туда вон иди, уважаемый сборщик,
Там ягода крупная, сорт «загорянка»,
Она среди всей мелкоты как дворянка.—
И я улыбаюсь приветливо-мило,
Твержу про себя, что печать — это сила!
1969
Дикая яблоня
Дикая яблоня, нет для тебя привилегий.
Рядом не вишня, не груша, не дом, где живет садовод.
Не объясненье в любви, не звучание грустных элегий,
Лес, глухомань, бездорожье дремучих болот.
Кто ты? Антоновка? Белый налив? Боровинка?
Или анис, у которого яркий, румяный бочок?
Или еще неизвестная миру новинка?
— Я беспородная! Плод мой невкусный дичок!
— Хочешь, я корни твои обнажу и отрою,
Перевезу тебя, рядом с собой поселю?
Если зимою озябнешь — соломой укрою,
Если в жару будет душно — водою полью?
— Я не хочу покидать заповедного леса,
Заступ свой спрячь, а меня не тревожь и не тронь!
В обществе яблонь культурных мне нет интереса,
К лесу привыкла я, к дружному шелесту крон.
Не согласилась. Осталась. Растет беспризорно,
Розовым цветом весною вдруг примется цвесть.
— Зверям и птицам, — смеется она, — не зазорно
Дикие, мелкие, кислые яблоки есть!
1969
* * *
За полчаса до первого луча
Природа дремлет тихо и доверчиво.
Но луч скользнул и разбудил грача,
Который свою речь готовил с вечера.
Петух как будто этого и ждал,
Вскочил на тонкий тын скорее скорого
И второпях вздохнул: — Я опоздал! —
И заорал, как воины Суворова.
Алела грудь бывалого бойца,
А перья отливали ярче радуги.
Вдруг кошка замяукала с крыльца,
И ровно в шесть часов проснулось радио.
Затем теленок вышел на лужок
И замычал, тоскуючи по вымени.
Затем взыграл пастушеский рожок
И всех коров села стал звать по имени.
А первый луч все шел, как старичок,
И тихо делал то, что полагается.
Кузнечику сказал: — Бери смычок,
Без музыки твоей мне не шагается!
1969
* * *
Проснешься, а птицы поют —
Не очень умаяла ночь их.
Рабочие рано встают,
А птицы — они из рабочих!
Синичка взялась за гнездо,
А дятел давно конопатит.
И слышу я горестный вздох:
— Боюсь, матерьялу не хватит!
Друг-дятел, достанем пеньки,
Пройдем сквозь любые мытарства.
Стоят золотые деньки
Рабочего птичьего царства.
Кто вьет, кто клюет, кто летит,
А кто на лету признается:
— Такой у птенцов аппетит,
Подкармливать чем-то придется!
1969
Пчела
Откуда ты? Она мне не ответила,
Еще один цветок себе наметила,
Присела, прикоснулась хоботком
И полетела скромненько с медком.
Работай, дорогая! Труд оценится,
Теряет красоту, кто в жизни ленится,
Он жиром заплывает, много спит,
И у него все что-нибудь болит.
Я грабли взял и стал грести старательно,
И так мне сразу стало замечательно,
Что я запел подобно той пчеле
И стал как первый парень на селе.
Пел терпеливо мускул мой натруженный,
А день гудел как колокол разбуженный,
Так спорилась работа у косцов,
Что я ушел косить в конце концов!
1969
Каждому — свое
— О горы! — молятся грузины.
Мы не грузины — русаки.
Нам царь и бог — поля, равнины
И медленность степной реки.
— О кедр! — поют в горах ойроты.—
Ты молод даже в триста лет.—
Мы русские, и мы — сироты,
Когда березы рядом нет.
— Сарьян, Сарьян! — кричат армяне
Из всех ущелий и углов.
Мы современные славяне,
Нам чудо наш Андрей Рублев.
— Рахат-лукум! — Восток вещает.
А мы вещаем: — Хлебный квас! —
Нас часто редька посещает,
Продукт нам этот в самый раз!
1969
В первый день войны
Как неожиданно даль задымилась,
Первые хаты уже сожжены.
— Милый, откуда такая немилость?
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 79; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!