XIV картина. «Граница литовская» 46 страница



В «Ревизоре» нет места «схемам», которые актеры ГосТИМа давали в прежних постановках; тут требуется «конкретное содержание»; внимание к мелочам, подробностям, сплошная, без пауз, насыщенность игрой — «тем, что называют “сквозным действием”». Реализм нового спектакля не должен, однако же, походить на реализм других московских театров, его игровая природа совершенно иная. Прежде всего нужна точность игры, о которой знают китайцы и японцы. Китайцы, пожалуй, еще лучше, чем японцы. В частности, точность должна быть в том, чтобы не играть женские образы Гоголя — подобно артисткам Малого театра — как мольеровских инженю и гранд-кокет. Еще Ольга Осиповна Садовская пыталась преодолевать эту условную мольеровскую традицию в исполнении Гоголя. Традицию быстрого водевильного диалога.

Как всякая комедия, «Ревизор» должен строиться на контрастах; слова действующих лиц значат одно, а пантомимическая игра свидетельствует о другом. Хлестаков говорит о просвещении, застегивая брюки. Так же должны оттенять одна другую рядом стоящие сцены спектакля — от грязно-авантюрных и мечтательных до раскаленно-эротических, где Анна Андреевна грызет розу от досады, что нет мужчины.

Итак, гротеск в «Ревизоре» возникал не как плакатная утрировка и схематизация, гротеск рождался от преувеличенной точности интонационно-пластической игры — как в восточном театре — и от игры контрастами, переходами действия из одной тональности в другую, из одного психологического состояния в другое, менее всего ожидаемое.

Целостный и монументальный мир мейерхольдовского «Ревизора», где провинция вырастает в имперскую столицу, дробится, как мир в живописи Пикассо, на отдельные грани; они отражаются одна в другой и таким образом удваиваются. Да, Хлестаков, в общем, грязный тип, шулер и взяточник. Но и все другие действующие лица — «гнездо взяточников, подхалимов». «От “Ревизора” не поздоровится и теперь». Хлестаков отражается как в зеркале не только в Заезжем офицере, своем двойнике, с которым они вместе картежничают и опохмеляются — пантомимическая игра Заезжего офицера удваивает и разнообразит сюжетную линию Хлестакова, — но и в подхалимах чиновниках; эротические наклонности Хлестакова находят отклик в натуре Анны Андреевны, у нее есть еще один поклонник и другие поклонники; Хлестаков и Осип не каждый сам по себе, это — прямо говорит Мейерхольд — пара, это одна шайка!

Герои гоголевской комедии никогда не остаются у Мейерхольда наедине с собой, всегда на сцене оказывается кто-нибудь, с кем можно перемолвиться словом — слушатель, безмолвный собеседник, соучастник. Монолог в мейерхольдовском спектакле интерпретируется как диалог. Этот прием решает две задачи: герой избавляется от чувства одиночества и укрепляется широко проведенная действенная линия спектакля.

Иногда в роли собеседника действующего лица в мейерхольдовском «Ревизоре», как в «Вишневом саде» у Чехова, выступает вещь, предмет. Перепуганный Хлестаков одевается в присутствии городничего лежа под одеялом — как в поезде при дамах. Достал цилиндр, перчатки и вдруг почувствовал себя другим человеком — барином, гранд-сеньором. Порнографическая атмосфера в будуаре Анны Андреевны создается с помощью туфель, шкатулки. Человек в «Ревизоре» находит {411} себе двойников в безмолвных собеседниках и с помощью пантомимической игры с предметом . В конце концов , особенно если держать в уме финальную сцену , человек в мейерхольдовском спектакле овеществляется и опредмечивается .

Артист превращает вещь в послушного партнера с помощью рук. Игра рук — это игра с вещью: с картами, картонками, платьем или цилиндром. В разговорном диалоге герой общается с другим, в игре с вещью слышнее разговор человека с самим собой. Через игру с вещью — игру рук — лучше всего, как на исповеди, выясняется истинный характер намерений театральных героев — жульнический и маниакальный. «Рука шулера», «рука карточного игрока» — пластический мотив нескольких мейерхольдовских постановок, от «Ревизора» до «Свадьбы Кречинского» и новой редакции «Маскарада». Не говоря уже о «Пиковой даме», предваренной у Мейерхольда сценой карточной игры.

Принцип контрастного чередования ударных и неударных кусков, трудных, драматически напряженных и легких, предназначенных для отдыха артистов и зрителей, разработанный в режиссерской партитуре «Ревизора», может быть распространен на целый период позднего творчества Мейерхольда, где один спектакль сменяется другим, контрастным ему и находящимся с ним в тесном единстве.

 

«Ревизор» Мейерхольда (1926) и «Трехгрошовая опера» Брехта — Вейля (1928) — два ключевых спектакля европейского театра во второй половине 20‑х годов.

В «Ревизоре», который Мейерхольд репетировал с омраченным сознанием и стесненной душой, был убит единственный положительный герой Гоголя — смех. Репетируя «Горе уму», Мейерхольд пытается отмахнуться от «Ревизора» как от наваждения, отогнать от себя его странные безутешные видения и найти нового героя — веселого, отважного, артистичного, чтобы отвести с ним душу и вместе отправиться в новое плавание — в поисках радости.

Бодрый, праздничный тон нового спектакля должен чувствоваться во всем — в трактовке главных героев и костюмах. («Хотелось бы, чтобы общий вид костюмной части был торжественный очень, но не карнавальный, а спокойно торжественный, бодрый, веселящий… Торжество, но светлое торжество».)

Где-то в подтексте мрачного мейерхольдовского «Ревизора» маячила, писал Марков, тема о Гоголе, убитом николаевской эпохой. Чацкий — герой высокой комедии, буянящий в доме Фамусова, — вызывает у режиссера ассоциацию с двумя молодыми и скандальными героями русской литературы — Лермонтовым и Есениным. Чацкий шокирует дворянское общество, как Лермонтов. И, как Есенин, вспенивается в своих монологах. «Чацкий, — утверждает Мейерхольд, — стремителен, вспыхивает, стучит кулаками, меняет места, ведет себя неприлично. Выгодно сразу вспениться. На моих глазах вспенивался Есенин». Актер Эраст Гарин, который недавно сыграл в «Ревизоре» опустошенного, желчного человека, авантюриста, в котором сквозь черты животной грубости иногда вдруг проглядывала тоскливая мечтательная душа поэта, теперь должен сыграть лохматого студента, бодрого, доброго, смешного. Чацкий — «он такой физкультурник». Споря с Фамусовым, поддразнивая Софью, он «орет» и «сыплет» свои монологи, как современный комсомолец. Веселый, полный жизни молодой человек, он любит пародировать родственников и важных особ и склонен к шутовству, как Суворов. Чацкий — это Лермонтов, Есенин, это Суворов, кричащий петухом, это музыкант, комсомолец, балагур, физкультурник — все, что угодно. Только не фрачный герой! И не нытик в духе Надсона. Впрочем, это мы уже слышали.

Веселому молодому Чацкому противостоит — фантазирует Мастер — веселый, всегда в духе, молодой Фамусов, ему как бы 30 лет. Чацкий — это такой {412} физкультурник . Он вспенивается , как Есенин . А Фамусов — это такой спортсмен . Бильярдист . Чемпион бильярда . Как Маяковский . И , как Маяковский , жесток и сентиментален . Фамусов одного круга с Чацким . Только у них идеалы разные . И они принадлежат к разным поколениям . Один по виду — лохматый студент . Другой уже служит и делает карьеру . Раньше , — говорит Мейерхольд своим артистам , — Фамусова играли как пассивного героя : он раздобрел , обрюзг и с трудом , затыкая уши , отбивается от обличений Чацкого . В спектакле ГосТИМа у Фамусова должна быть «наступательная энергия» . В сцене с Лизой он ведет себя не как рамоли — «у него воля насильника» . Фамусов вообще насильник , исполнитель этой роли должен видеть в нем человека , «способного на всякого рода насилие над волей другого человека» . Но как бы ни относиться к Фамусову , следует помнить , что это не гротесковый тип . Фамусова надо раскрыть как определенный , достаточно сложный характер . А не разоблачать . «Тут надо показать привлекательную и обаятельную внешность , а внутри — “горький напиток” . Это основная концепция роли , поправка к тому , как эту роль играли раньше» . Сентиментальный насильник . Обаятельный , энергичный , жестокий человек . Образ - лейтмотив , который входит в творчество Мейерхольда на рубеже 20 – 30‑ х годов . Действие грибоедовской комедии происходит , — говорит Мейерхольд , смещая исторические сроки , — на переломе к 30‑ м годам прошлого века . Как действие романа Юрия Тынянова «Смерть Вазир - Мухтара» .

Чацкий пущен в московское общество, чтобы раскачать устои. От монологов и реплик Фамусова «такое впечатление, что он не дает Чацкому дышать». Там, где Чацкий говорит тихо, у Фамусова монолог бьет фонтаном. Сдержанность Чацкого в этих случаях оттеняется кипением Фамусова. И Молчалин, возлюбленный Софьи, не гнется перед другими. Он нагл, самоуверен, снисходителен, потому что уверен в своем превосходстве не только над Чацким, но и над Фамусовым. Не в пример «Ревизору», напичканному странными фигурами и ситуациями, спектакль «Горе уму» отличался ясностью человеческих отношений и сценических характеров. Некоторый налет гротесковой загадочности лежал разве что на болтуне Репетилове, к которому Мейерхольд питал слабость, и на шпике Загорецком, которого Мейерхольд ненавидел. Подвыпившего простодушного краснобая он показывал на репетиции, судя по всему, в юмористической манере, близкой чаплиновской пантомиме, в Загорецком искал олицетворение юркой доносительной стихии, причинившей ему так много зла. Что же касается княжен, то это «кунсткамера уродов», попавшая в новый спектакль из «Ревизора». Отличаясь от гоголевского спектакля по многим пунктам, «Горе уму» развивает его эротическую тему. Но в гоголевской комедии эротика Хлестакова находила соответствие в чувственном томлении Анны Андреевны, а в «Горе уму» юное романтическое чувство Чацкого противостоит насильническим поползновениям Фамусова и авантюрной страсти Софьи. Играя дочь Фамусова, нужно, — говорит Мейерхольд, — иметь установку на «б», а не на барышню, московскую кузину. Позже он смягчается и рассуждает в более снисходительном тоне — в том смысле, что Софья не только «б».

Эротическая стихия окутывает Фамусова, Софью, Лизу (влюбленную в буфетчика Петрушу), Молчалина и Скалозуба — индюка, который «трется об Софью». «Эта пьеса, — замечает Мейерхольд, — имеет больше эротического момента, чем даже “Ревизор”». По этому поводу можно было бы при случае порассуждать об эротическом моменте в творчестве позднего Мейерхольда.

Стиль будущего спектакля постановщик определяет как «музыкальный реализм». Монологи действующих лиц — это арии, звучащие в определенной тональности, спетые голосами — басом, тенором, баритоном, контральто. Ставя «Горе уму», Мейерхольд как бы снова готовит себя к карьере оперного режиссера.

{413} Игра актеров в грибоедовской комедии должна строиться на определенном сочетании стиха - арии и физических действий . Актеров ГосТИМа , не привычных к стихам , Мейерхольд учит технике поэтической речи , которой владели старые русские актеры , первым номером среди них , как всегда , идет Ленский , знаменитый Фамусов Малого театра . Нужно учиться «медлительности легкого стиха» — секрет утерянный — как способ , каким когда - то сушили вишню в имении Раневской . Актерский монолог в комедии Грибоедова должен бить фонтаном , как шампанское , и звучать медлительно - легко , как оперная ария в манере bel canto. Если в «Ревизоре» Мейерхольд изгонял со сцены все, что могло напомнить о французской комедийной традиции, в частности быструю, легкую читку, идущую, как он полагал, от традиций Мольера, то, ставя Грибоедова, он, наоборот, вспоминает о легкой технике произнесения стиха, выработанной русскими актерами под влиянием французского театра, мотивируя свою неожиданную галломанию тем, что на грибоедовской Москве — налет Франции.

Воплощением музыкальной стихии, плещущей далеко за пределы звучащего слова, в спектакле должен стать Чацкий. Фамусов не любит музыку. А Чацкий неразлучен с фортепиано. «Около инструмента он вспоминает. Музыкант чистой крови. Рояль его стихия. От наивной песенки до сложнейшего опуса. Это покажет всю широту и сложность мира Чацкого». Музицирование Чацкого — средостение звуковой партитуры спектакля с «физическими действиями». Сочетание пенящейся, замедленно-легкой ариозной читки классического стиха с системой жестов — физических действий — вот сущность новаторского стиля мейерхольдовского спектакля. Произнося стихи-монологи и стихи-реплики, действующие лица играют на рояле, на бильярде, стреляют в тире; Наталья Дмитриевна занимается своим шарфом, Репетилов швыряет на сцену свой цилиндр, Чацкий касается пальцами клавиш. Скалозуб возится с букетом роз и конфетами. В диалоге Фамусова со Скалозубом у бильярда за каждым ударом по шару следует текст, за текстом — новый удар. В отличие от спектакля Художественного театра, где, говорит Мейерхольд, стих сам по себе, а игра, движение сами по себе, в грибоедовском спектакле ГосТИМа должна быть показана новая актерская техника, в которой партитура физических действий неразрывно связана с музыкальной партитурой поэтического текста. (Более тщательно и сложно, в связи с идеей режиссерского контрапункта, эти принципы актерской техники будут разработаны в «Пиковой даме».)

Премьера «Свадьбы Кречинского» состоялась в 1933 году, через 5 лет после «Горя уму». Прошло всего 5 лет, а совсем другая эпоха. Все, что томило Мейерхольда в «Ревизоре», определилось с не вызывающей сомнения отчетливостью.

В «Ревизоре» он ставит «всего Гоголя», в «Свадьбе Кречинского» — весь театр Сухово-Кобылина, имея в виду и «Дело», и «Смерть Тарелкина», комедии куда более разоблачительные. Но Мейерхольду важен именно «Кречинский», потому что здесь действует и управляет ходом событий персонаж, давно волнующий его воображение и смущающий душу. В «Свадьбе Кречинского» он развивает тему «Ревизора» и самого Сухово-Кобылина интерпретирует как продолжателя гоголевской театральной традиции, несколько, правда, офранцуженного. После комедии Грибоедова, где в центре забот режиссера был музыкально одаренный, симпатичный и веселый Чацкий, он, ставя Сухово-Кобылина, возвращается к авантюрной теме, окрашенной на сей раз в уголовные тона. В Гарине — Хлестакове была какая-то недоговоренность, что-то странное, еще не выразившееся до конца, это было, пожалуй, свойственно и всему спектаклю Мейерхольда, а в Кречинском — каким его должен был сыграть Юрьев — не осталось ничего загадочного. Хотя осталось загадочное обаяние, вводящее в заблуждение окружающих. Как загадка Чичикова и Тартюфа, интригующая в 30‑е годы {414} Станиславского , загадка Воланда , волнующая Булгакова , загадка Сталина , прямо говоря , морочащая Пастернака и Мандельштама .

Таинственность Кречинского, по Мейерхольду, состоит в том, что при явной некрасивости и нечистоте побуждений этот бессердечный авантюрист покоряет; им очарованы все, тем более — его будущие жертвы. Кречинский — «тип властного и страшного афериста», «пройдоха», вокруг него, как вокруг честолюбивого, властного актера-анархиста Мамонта Дальского, всегда «клубок афер». На одной из репетиций комедии Сухово-Кобылина Мейерхольд находит наконец точное слово, которое Брехт произнес еще в 20‑е годы: «банда». Когда мы говорим: Кречинский и Расплюев, нужно помнить, «их не двое, их банда». И Хлестаков с Осипом, мы помним, это не просто барин и слуга, а два сообщника — «шайка». Мейерхольд вводит в спектакль бессловесных сообщников Кречинского, понятие «банда», или «шайка», должно иметь наглядное сценическое воплощение. Муромский, Лидочка — жертвы не одного авантюриста-пройдохи, но целой банды. Уголовный характер окружения Кречинского обнаружится еще больше, если от Лидочки будет «пахнуть душистостью полей». (Рассказав актерам — подробно и брезгливо — о банде во главе с опасным аферистом, Мейерхольд неожиданно и несколько торжественно прерывает себя: «я должен на сегодня кончить, так как еду на свидание с Енукидзе», не чувствуя, судя по всему, какая мрачная историческая ирония заключена в этом непроизвольном монтажном стыке). Люди, которые интересуются темой «Сталин и Мейерхольд», должны внимательно читать записи репетиций Мейерхольда с конца 20‑х по конец 30‑х годов. Тогда понятнее станет, какое место занимает в его сознании тема властного афериста, жулика, шулера, стоящего во главе банды, некрасивого и циничного пройдохи, покоряющего людей своим странным, магнетическим обаянием. (Как и в других спектаклях Мейерхольда этих лет, в комедию Сухово-Кобылина рядом с темой юной романтической влюбленности введен низкий эротический мотив, на этот раз неожиданно связанный с плотоядной «стервой» Атуевой.)

Одна из главных тем позднего Мейерхольда именно в «Свадьбе Кречинского» достигает прозрачной, чуть не избыточной ясности.

Одновременно уточняется эстетическая программа Мастера, ее элементы приводятся в согласие друг с другом. Налет полемики, до которой Мейерхольд всегда был падок, острая необходимость учитывать конъюнктуру, складывающуюся в политической и духовной жизни страны, не должны скрыть от нас внутреннюю логику его развития как художника.

С начала 30‑х годов Мейерхольд, как предсказывал П. Марков, выступает в роли собирателя русской театральной культуры. Он видит в своих молодых артистах наследников русской классической сцены, а в известном смысле и мировой театральной культуры. Его репетиции пестрят ссылками на корифеев старого театра от Сальвини и Дж. Грассо до Мочалова и Мамонта Дальского, от мало кому известного провинциального трагика Галицкого до всем известной Ольги Осиповны Садовской. Не говоря уже о Станиславском, Михаиле Чехове или мастерах Кабуки.

Культурное наследие, которым должны владеть его артисты, это не только история театра — ученикам Мейерхольда не обойтись было без знания Диккенса, Достоевского, Бальзака, Домье или Гаварни. Так же осознанно и разборчиво, как к культурному наследию, относится он теперь и к собственному режиссерскому творчеству. У него перед глазами весь путь ГосТИМа, пройденный от плакатного схематизма и открытий биомеханики к музыкальному реализму «Горя уму». По-прежнему он видит радикальное отличие своего {415} метода от метода Художественного театра в том , что у Станиславского артисты идут от внутреннего ( мотивов и поступков действующих лиц ) к внешнему , а он предлагает своим ученикам идти от внешнего ( рисунков Домье , например ) к внутреннему . Однако же внешнее у него давно уже понимается не только как «грим» или «мизансцена тела» , но и как «физическое действие» — термин , принятый и Станиславским . Намечая на репетициях внешний рисунок , четкую «форму» будущего спектакля , он , в сущности говоря , выстраивает его вокально - пантомимическую , действенную партитуру . Идя с другого конца , он встречается со Станиславским где - то на полпути . С другой стороны , Москвин в «Горячем сердце» и «Мертвых душах» пользуется приемами мейерхольдовской актерской техники . Происходит , — говорит Мастер , — диффузия двух театральных методов . Репетируя «Свадьбу Кречинского» , он призывает артистов к тому же , к чему Станиславский призывает на репетициях «Талантов и поклонников» — к мягкости , тонкой , кружевной игре .

Но вот что отличает, — может быть, еще больше, чем прежде, — его режиссерскую методологию от методологии Станиславского. Основатель Художественного театра призывает артистов «идти от себя» и от впечатлений окружающей жизни. Внимательно изучая их и аранжируя. Предшествующий опыт иногда принимается во внимание, чтобы от него отказаться. О ермоловской трактовке роли Негиной на репетициях «Талантов и поклонников» Станиславский упоминает, чтобы показать, как она устарела. И Мейерхольд, разумеется, подобно своему учителю, призывает артистов наблюдать жизнь и играть вопреки сложившейся театральной традиции. Хлестаков, не столько молодой человек с тросточкой, каким его привыкли играть, но и прощелыга со странностями.

Но в принципе, Мейерхольд учит актеров черпать из двух источников: из жизни, которая постоянно питает воображение художника, и из истории искусства, из опыта старого театра и прежних исполнителей. Артист, играющий Нелькина, должен представить себе Мочалова в этой роли. Исполнителю роли Муромского предстоит сыграть смешного, чудаковатого старичка в духе Диккенса. А тому, кто играет ростовщика Бека, необходимо помнить о Шейлоке. Героев «Дамы с камелиями» нужно увидеть глазами Бальзака и Эдуара Мане. Выразительности рук следует учиться у Мэй Ланьфана. Вместо того чтобы долго объяснять исполнителям, как надо сыграть эпизод, требующий большой точности, Мейерхольд предпочитает сказать: «сцена в духе Кабуки». Как раньше говорил: «сцена в манере Калло».


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 57; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!