ОЗЕРО ОГНЕННОЕ ГОРЯЩЕЕ (ОТКР. 19:20) 44 страница
Норри подбежала к Барби и Джулии. Девочка кашляла и задыхалась, но все равно бежала.
– У моего дедушки инфаркт! – взвыла она, а потом упала на колени, хрипя и кашляя.
Джулия обняла девочку, повернула лицом к ревущим вентиляторам. Барби пополз туда, где Эрни Кэлверта окружили Расти Эверетт, Джинни Томлинсон и Дуги Твитчел.
– Расступитесь! – рявкнул Барби. – И дайте ему кислорода!
– В этом и проблема, – ответил Тони Гуэй. – Они уже дали ему то, что оставалось… что хотели дать детям… но…
– Эпи[65], – констатировал Расти, и Твитч протянул ему шприц. – Джинни, начинай массаж сердца. Когда устанешь, тебя сменит Твитч. Потом я.
– Я тоже хочу, – подала голос Джоани. По ее лицу катились слезы. – Я ходила на занятия.
– И я тоже, – сказала Клер. – Я помогу.
– И я, – присоединилась к ним Линда. – Я только прошлым летом закончила специальные курсы.
Наш город мал – его судьбу мы вместе делим , подумал Барби. Джинни – с еще распухшим от полученных травм лицом – начала массировать грудь Эрни. Ее уже собрался сменить Твитч, когда к Барби подошли Джулия и Норри.
– Они смогут его спасти? – спросила Норри.
– Не знаю, – ответил Барби. Но он знал , и в этом был весь ужас.
Твитч занял место Джинни. Барби наблюдал, как капли пота, падающие со лба Твитча, темными пятнами расплываются на рубашке Эрни. Через пять минут он остановился, хрипло закашлялся.
Расти приготовился его сменить, но Твитч покачал головой:
|
|
|
– Он ушел. – Повернулся к Джоани: – Очень сожалею, миссис Кэлверт.
Лицо Джоани задрожало, потом сморщилось. Она издала крик горя, который сменился приступом кашля. Норри обняла ее, закашлялась сама.
– Барби, – послышался голос, – на пару слов.
Его звал Кокс, уже в камуфляжной форме и теплой куртке, предохраняющей от холода вне Купола. Барби не понравилось мрачное выражение его лица. Джулия подошла вместе с ним. Они прислонились к Куполу, стараясь дышать медленно и ровно.
– Произошел несчастный случай на военно‑воздушной базе в Киртленде, штат Нью‑Мексико. – Кокс говорил, понизив голос. – Там проводились последние проверки атомной мини‑бомбы, которую мы хотели применить, и… черт.
– Она взорвалась? – ужаснулась Джулия.
– Нет, мэм, расплавилась. Два человека погибли, еще полдесятка умрут от радиационных ожогов и облучения. Но дело в том, что мы лишились бомбы. Мы лишились гребаной атомной бомбы.
– Какая‑то неисправность? – Барби очень на это надеялся, потому что тогда военные отказались бы от идеи использования мини‑бомбы.
– Нет, полковник. Потому‑то я и сказал: несчастный случай . Такое случается, когда люди торопятся, а мы все работаем в условиях чудовищной спешки.
|
|
|
– Мне очень жаль этих людей, – сказала Джулия. – Их родственники уже знают?
– Учитывая ситуацию, в которой вы находитесь сами, огромное вам спасибо за сочувствие. Им скоро сообщат. Случилось все в час ночи. Работы уже начались с мини‑бомбой номер два. Ее должны подготовить за три дня. Максимум за четыре.
Барби кивнул:
– Спасибо, сэр, но я не уверен, что мы так долго протянем.
У них за спиной раздался протяжный и пронзительный горестный вопль – детский вопль. Когда Барби и Джулия обернулись, вопль перешел в кашель и хрипение. Они увидели, что Линда опустилась на колени у старшей дочери и обнимает ее.
– Она не может умереть! – закричала Джанель. – Одри не может умереть!
Но она умерла. Золотистый ретривер, собака Эвереттов ночью отошла в мир иной без шума и суеты, когда маленькие девочки спали по обе стороны от собаки.
11
Когда Картер вернулся в большую комнату, второй член управления Честерс‑Милла ел сухой завтрак из коробки с нарисованным на ней мультяшным попугаем. Картер узнал эту красивую птичку – в детстве много раз видел ее по утрам на столе: Тукан Сэм, святой покровитель сухих завтраков «Фрут лупс».
Наверное, колечки – чертовски сухие , подумал Картер и на мгновение пожалел босса. Потом подумал о разнице между семьюдесятью двумя и восьмьюдесятью или ста часами, и сердце вновь закаменело.
|
|
|
Большой Джим отправил в рот еще пригоршню колечек, потом увидел «беретту» в руке Картера:
– Это что?
– Извините, босс.
Большой Джим разжал пальцы, и оставшиеся в руке ярко окрашенные колечки посыпались обратно в коробку, но несколько штук прилипли к влажным от пота пальцам и ладони. Пот заблестел и на лбу, потек из‑под волос.
– Сынок, не делай этого.
– Я должен, мистер Ренни. Ничего личного.
И Картер в это верил. Абсолютно ничего личного. Они здесь в западне, в этом все дело. И раз уж попали они сюда благодаря принятым Большим Джимом решениям, тот и должен за это заплатить.
Ренни поставил коробку «Фрут лупс» на пол. Очень осторожно, словно боялся, что коробка расколется, если просто бросить ее на пол.
– Тогда что?
– Все дело в… воздухе.
– Воздух. Понимаю.
– Я мог бы войти с пистолетом за спиной и просто пустить вам пулю в голову, но не захотел так поступать. Я хотел дать вам время подготовиться. Потому что видел от вас только хорошее.
– Тогда не заставляй меня страдать, сынок. Раз нет ничего личного, ты не станешь заставлять меня страдать.
|
|
|
– Если будете вести себя смирно, страдать вам не придется. Все произойдет быстро. Я пристрелю вас, как раненого оленя в лесу.
– Можем мы об этом поговорить?
– Нет, сэр. Решение я принял.
Большой Джим кивнул:
– Хорошо. Могу я сначала помолиться? Ты мне это позволишь?
– Да, сэр. Вы можете помолиться, если хотите. Только быстро. Мне это тоже трудно, знаете ли.
– Я тебе верю. Ты хороший парень, сынок.
Картер, который не плакал с четырнадцати лет, почувствовал, как у него начало жечь уголки глаз.
– Не стоит больше называть меня сыном, вам это не поможет.
– Но мне помогает. И я вижу, что ты тронут… это мне тоже помогает. – Большой Джим сполз с дивана, встал на колени. При этом задел коробку «Фрут лупс», которая упала на бок, и печально хохотнул: – Последняя трапеза была у меня не очень, доложу я тебе.
– Да, не очень. Сожалею.
Большой Джим, теперь стоя спиной к Картеру, вздохнул.
– Но я буду есть ростбиф за столом Иисуса через минуту‑другую, так что все нормально. – Он поднял пухлый палец и коснулся шеи под линией волос: – Сюда. В мозговой ствол. Хорошо?
Картер проглотил, как ему показалось, большой сухой ватный шарик.
– Да, сэр.
– Хочешь преклонить колени вместе со мной, сынок?
Картер, который не молился еще дольше, чем не плакал, едва не ответил «да». Потом вспомнил, каким хитрым может быть босс. Возможно, сейчас он и не хитрил, но Картер видел его в деле и не хотел рисковать. Он покачал головой.
– Молитесь. И если хотите дойти до «аминь», молитва должна быть короткой.
На коленях, спиной к Картеру, Большой Джим сложил руки на диванной подушке, которая продавилась под немалыми размерами его зада.
– Святый Боже, это слуга Твой, Джеймс Ренни. Как я понимаю, я иду к Тебе, хочется мне этого или нет. Чаша поднесена к моим губам, и я не могу… – С губ сорвалось хриплое рыдание. – Выключи свет, Картер. Я не хочу плакать на глазах у тебя. Не подобает мужчине так умирать.
Картер вытянул руку с пистолетом, и дуло практически коснулось шеи Большого Джима.
– Хорошо, но это будет ваша последняя просьба. – И выключил фонарик.
Он понял, что допустил ошибку, в то самое мгновение, когда это сделал, но уже слишком поздно. Услышал, как двигается босс, на удивление резво для крупного человека с больным сердцем. Картер выстрелил и в свете дульной вспышки увидел, как в просиженной диванной подушке появилась дыра. Большой Джим уже не стоял на коленях перед диваном, правда, и далеко он уйти не мог при всей своей быстроте. Но пока Картер возился с кнопкой фонарика, Большой Джим нанес удар мясницким ножом, который достал из ящика, находящегося рядом с плитой, и шесть дюймов стали вошли в живот Картера Тибодо.
Он закричал от боли и выстрелил вновь. Большой Джим почувствовал, как пуля просвистела у самого уха, но не подался назад. В голове у него тоже жил часовой, ответственный за выживание, который верно служил ему долгие годы, и он предупредил, что Большой Джим умрет, если подастся назад. Поэтому Ренни не без труда поднялся, одновременно поднимая нож и вспарывая живот глупому мальчишке, который вознамерился взять верх над Большим Джимом Ренни.
Картер закричал вновь, когда его живот разделялся надвое. Капли крови брызнули Большому Джиму в лицо, вылетев, как он надеялся, с последним выдохом мальчишки. Он оттолкнул Картера. В свете выпавшего из его руки фонаря Картер попятился, топча разбросанные колечки сухого завтрака и держась руками за живот. Он попытался ухватиться за полку и рухнул на колени, осыпаемый банками сардин, консервированных моллюсков и супов. На мгновение застыл на коленях, будто передумал и все‑таки решил помолиться. Волосы упали на лоб. Потом пальцы, ухватившиеся за полку, разжались, и он грохнулся лицом вниз.
Большой Джим посмотрел на нож, но решил, что для его больного сердца (он тут же пообещал себе, что займется здоровьем, как только этот кризис закончится) нагрузка слишком велика. Поэтому поднял с пола пистолет Картера и подошел к глупому мальчишке:
– Картер? Ты еще с нами?
Картер застонал. Попытался перевернуться на спину, не смог.
– Я собираюсь пустить тебе пулю в мозговой ствол, как ты и хотел. Но напоследок собираюсь дать тебе еще один совет. Ты слушаешь? – Картер вновь застонал. Ренни решил, что это положительный ответ. – Совет таков: никогда не давай хорошему политику времени помолиться.
И Большой Джим нажал на спусковой крючок.
12
– Я думаю, он умирает! – закричал рядовой Эймс. – Я думаю, парнишка умирает!
Сержант Гро опустился на колени рядом с Эймсом, всмотрелся в грязное окно у подножия Купола. Олли Динсмор лежал на боку, прижавшись губами к поверхности, которую они теперь могли видеть, потому что подросток не сумел полностью отчистить ее. Гро гаркнул, как на плацу:
– Эй! Олли Динсмор! Равнение на середину!
Очень медленно Олли открыл глаза и посмотрел на двух мужчин, стоявших на коленях менее чем в футе от него, но в более холодном и чистом мире.
– Что? – прошептал он.
– Ничего, сынок, засыпай снова. – Сержант повернулся к Эймсу: – Расслабься, рядовой. Он в порядке.
– Нет. Вы только посмотрите на него.
Гро взял Эймса за руку и помог – по‑доброму – подняться.
– Нет, – согласился он шепотом, – он совсем не в порядке, но он жив и спит, а сейчас это все, на что мы можем рассчитывать. Во сне он потребляет меньше кислорода. Тебе надо что‑нибудь съесть. Ты завтракал?
Эймс покачал головой. Мысль о завтраке даже не приходила ему в голову.
– Я хочу побыть здесь на случай, если он проснется. – Он помолчал, потом добавил: – Я хочу быть здесь, если он умрет.
– Пока он не умрет. – Гро не знал: правда это или нет. – Перехвати что‑нибудь всухомятку, хотя бы кусок колбасы с хлебом. Ты выглядишь ужасно, солдат.
Эймс мотнул головой в сторону подростка, который спал на выжженной земле, прижимаясь носом и ртом к Куполу. Лицо покрывала копоть, и они едва могли разглядеть, как поднимается и опускается грудь.
– Как думаете, сержант, сколько он сможет протянуть?
Гро покачал головой.
– Вероятно, недолго. В группе на другой стороне кто‑то уже умер этим утром, еще несколько человек неважно себя чувствуют. Там, между прочим, лучше. Чище. Ты должен готовиться к худшему.
Эймс едва не плакал.
– Парнишка потерял всю семью.
– Найди себе что‑нибудь поесть. Я побуду здесь, пока ты не вернешься.
– А потом я смогу остаться?
– Ты ему нужен, рядовой, он тебя получит. Можешь оставаться здесь до самого конца.
Гро наблюдал, как Эймс помчался к столу, поставленному около вертолета, на котором лежала кое‑какая еда. Происходило все это в десять часов. Стояло погожее утро, какое часто бывает поздней осенью. Пригревающее солнце растопило покрывшую траву изморозь. Но всего в нескольких футах отсюда находился другой мир, упрятанный под Купол, где теперь царил вечный сумрак, воздух стал непригодным для дыхания, а время перестало иметь значение. Гро вспомнил пруд в парке городка, где он вырос. В Уилтоне, штат Коннектикут. В пруду жили золотые карпы, большие и старые. Дети постоянно их подкармливали. До того дня, когда по недосмотру одного из садовников в пруд не попало какое‑то удобрение. И прощайте, рыбки. Все десять или двенадцать всплыли брюхом кверху.
Глядя на грязного спящего паренька по ту сторону Купола, сержант не мог не думать о тех карпах… только мальчишка не был рыбой.
Эймс вернулся, что‑то доедая, хотя чувствовалось, что аппетита у него нет. Солдат так себе, по мнению Гро, но хороший парень с добрым сердцем.
Рядовой Эймс сел. Сержант Гро устроился рядом. Примерно в полдень им сообщили, что у северной стороны Купола умер еще один выживший. Маленький мальчик, которого звали Эйден Эпплтон. Еще один ребенок. Гро вроде бы видел его мать днем раньше. Он надеялся, что это не так, но боялся, что видел именно ее.
– Кто это сделал? – спросил его Эймс. – Кто все это устроил, сержант? И почему?
Гро покачал головой:
– Не знаю.
– Это же лишено всякого смысла! – воскликнул Эймс.
За Куполом Олли шевельнулся, оторвал рот от разделяющей миры преграды, лишился источника воздуха, во сне вновь повернулся к Куполу, через который вентиляторы продавливали воздух.
– Не разбуди его, – предупредил Гро. Если он уйдет во сне, так будет лучше для нас всех .
13
К двум часам пополудни все беженцы кашляли, за исключением – невероятно, но правда – Сэма Вердро, который буквально расцвел от этого жуткого воздуха, и Литл Уолтера Буши: малыш все время спал и лишь иногда пил молоко или сок.
Барби сидел у Купола, обняв Джулию. Неподалеку Терстон Маршалл устроился рядом с накрытым телом Эйдена Эпплтона, который умер с пугающей внезапностью. Терстон, который теперь постоянно кашлял, держал на руках Элис Эпплтон. Девочка плакала, пока не заснула. В двадцати футах дальше Расти обнимал жену и дочек, которые, наплакавшись, тоже заснули. Одри он отнес в «скорую», чтобы девочки не смотрели на нее. По пути туда и обратно ему пришлось не дышать: уже в пятнадцати ярдах от Купола воздух вызывал удушье, убивал. В самом скором времени, восстановив дыхание, Расти собирался проделать то же самое с телом маленького мальчика. Одри составила бы ему хорошую компанию: она всегда любила детей.
Джо Макклэтчи плюхнулся на землю рядом с Барби. Теперь он действительно выглядел как пугало. Бледное лицо покрывали прыщи, под глазами висели лиловые мешки.
– Мама спит, – сообщил он.
– Джулия тоже, так что говори тише.
Джулия приоткрыла один глаз:
– Не сплю. – И тут же его закрыла. Закашлялась, затихла, начала кашлять вновь.
– Бенни заболел. У него поднялась температура, как у маленького мальчика перед тем, как он умер. – Джо замялся. – Моя мама тоже какая‑то теплая. Может, только потому, что здесь жарко, но… я так не думаю. Что, если она умрет? Если мы все умрем?
– Мы не умрем. Они, – кивнул Барби в сторону Купола, – что‑нибудь придумают.
Джо покачал головой:
– Они – нет. И вы это знаете. Потому что они снаружи. Снаружи нам никто помочь не сможет. – Он оглядел черное пепелище, которое днем раньше было городом, и рассмеялся, скорее захрипел, и смех этот вызывал ужас, потому что в нем чувствовалось веселье. – Честерс‑Милл получил статус города в 1803 году, мы это проходили в школе. Более двухсот лет назад. И хватило недели, чтобы стереть его с лица земли. На это ушла одна гребаная неделя. Как такое может быть, полковник Барбара?
Барби не знал, что на это ответить.
Джо прикрыл рот, кашлянул. По другую сторону Купола ревели и ревели вентиляторы.
– Я умный мальчик. Вы это знаете? Я хочу сказать, я не хвалюсь, а… я умный.
Барби подумал о видеотрансляции, которую парнишка организовал с места ракетного удара.
– Нет вопросов, Джо.
– В фильме Спилберга именно умный мальчик в последнюю минуту находит решение, которое всех спасает, или нет[66]?
Барби почувствовал, как вновь шевельнулась Джулия. Теперь она открыла оба глаза и пристально смотрела на Джо.
По щекам подростка текли слезы.
– Я не гожусь на роль мальчика в фильме Спилберга. Если бы мы находились в парке юрского периода, динозавры нас наверняка бы съели.
– Если бы только они устали, – мечтательно сказала Джулия.
– Кто? – Джо повернулся к ней.
– Кожеголовые. Кожеголовые дети. Детям положено уставать от игр и переходить к чему‑то еще. Или… – Она сильно закашлялась. – Или родители позвали бы их обедать.
– Может, они не едят, – мрачно изрек Джо. – Может, у них нет и родителей.
– А может, время у них течет по‑другому, – добавил Барби. – В их мире они, возможно, только присели перед своей коробочкой. И игра в самом начале. Мы даже не знаем, дети ли они.
К ним присоединилась Пайпер Либби. Лицо горело, волосы прилипли к щекам.
– Они – дети.
– Откуда ты знаешь? – спросил Барби.
– Просто знаю. – Она улыбнулась. – Они – Бог, в которого я перестала верить тремя годами раньше. Бог, превратившийся в шайку маленьких плохишей, играющих на межзвездном икс‑боксе[67]. Разве это не смешно? – Ее улыбка стала шире, и тут же она разрыдалась.
Джулия смотрела в сторону коробочки, мигающей пурпурным светом. Лицо стало задумчивым и чуть мечтательным.
14
В Честерс‑Милл пришел субботний вечер. В такой вечер обычно проводили свои заседания женщины, входящие в орден «Восточная звезда» (после заседаний они обычно шли в дом Генриетты Клавар, пили вино и рассказывали самые похабные анекдоты). В такой вечер Питер Рэндолф и его дружки обычно играли в покер (и тоже рассказывали самые похабные анекдоты). В такой вечер Стюарт и Ферн Боуи обычно ехали в Льюистон и снимали пару проституток в борделе на Нижней Лисбон‑стрит. В такой вечер преподобный Лестер Коггинс молился с подростками в церкви Святого Искупителя, а Пайпер Либби устраивала танцы для молодежи в подвале церкви Конго. В такой вечер «Дипперс» ревел до часу ночи (и где‑то в половине первого пьяная толпа запевала свой гимн, «Грязную воду», песню, которую хорошо знали все бостонские рок‑группы). В такой вечер Гови и Бренда Перкинс гуляли, держась за руки, по городской площади, здороваясь с другими прогуливающимися парами, которых они знали. В такой вечер Олден Динсмор, его жена Шелли и двое сыновей перебрасывались мячом при свете полной луны. В Честерс‑Милле (как и в большинстве маленьких городков, где все поддерживают свою команду) субботние вечера обычно были лучшими, созданными для танцев, секса и грез.
Но не этот. Этот – мрачен и тянется бесконечно. Ветер давно уже умер. Ядовитый воздух горяч и недвижим. Там, где находилось шоссе номер 119 до того момента, как его выжгло огнем, Олли Динсмор лежит, прижимаясь лицом к расчищенной поверхности Купола, все еще упрямо цепляясь за жизнь, а в полутора футах от него рядовой Клинт Эймс несет бессменную вахту. Какой‑то умник захотел направить на Олли свет фонаря. Эймс (поддержанный сержантом Гро, который, как выяснилось, не такой уж жестокий и страшный) этого не допустил, потому что луч фонаря направляют на спящих людей, только если они террористы, но никак не подростки, которые могут умереть еще до рассвета. Но у Эймса тоже есть фонарик, и он то и дело включает его, чтобы убедиться, что мальчишка еще дышит. Он дышит, но всякий раз, когда Эймс включает фонарь, то ожидает увидеть, что грудь Олли больше не поднимается. Какая‑то часть Клинта уже смирилась с неизбежным: как бы ни старался выжить Олли Динсмор, как бы героически ни боролся за свою жизнь, будущего у него нет. Но наблюдать за этой борьбой так тяжело. Вскоре после полуночи рядовой Эймс засыпает, сидя с фонариком, который едва не выпадает из его расслабившихся пальцев.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 53; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!