ОЗЕРО ОГНЕННОЕ ГОРЯЩЕЕ (ОТКР. 19:20) 43 страница
Расти подошел, сел.
– Этому баллону капут, но Эрни успел несколько раз вдохнуть. Ему, похоже, стало легче. Спасибо, Сэм.
Тот отмахнулся:
– Мой воздух – твой воздух, док. По крайней мере был. Слушай, а ты не можешь сделать больше с помощью какой‑то штуковины в твоей «скорой»? Парни, которые привозят мне баллоны – привозили, до того как все накрылось медным тазом, – могли его делать прямо в своем грузовичке. Как‑то они называли эту штуковину, вроде бы какой‑то насос.
– Кислородный экстрактор, – кивнул Расти, – и ты прав, он у нас есть. К сожалению, он сломался. – Блеснули его зубы, возможно, в усмешке. – Уже три месяца как сломался.
– Четыре, – поправил его подошедший Твитч. Он смотрел на сигарету Сэма: – Слушай, а еще у тебя нет?
– Даже не думай! – воскликнула Джинни.
– Боишься загрязнить этот тропический рай вторичным дымом, дорогая? – усмехнулся Твитч, но, когда Сэм достал мятую пачку сигарет «Американ иглс», покачал головой.
– Я подал заявку на замену кислородного экстрактора совету больницы, – продолжил Расти. – Мне сказали, что бюджет выбран полностью, но, возможно, удастся получить помощь от города. Поэтому я послал заявку в совет городского управления.
– Ренни, – вставила Пайпер Либби.
– Ренни, – кивнул Расти. – Получил официальный ответ, в котором указывалось, что заявка будет рассматриваться на заседании по бюджету в ноябре. Тогда и посмотрим: выделят деньги на экстрактор или нет. – Он вскинул руки к небу и рассмеялся.
|
|
|
Остальные собирались вокруг, с любопытством глядя на Сэма. И с ужасом – на его сигарету.
– Как вы сюда добрались? – спросил его Барби.
Сэм только порадовался возможности рассказать свою историю. Начал с того, что в результате диагноза «эмфизема» и стал регулярно получать баллоны с кислородом – спасибо «МЕДИКЭЛ», – которые у него иногда накапливались. Рассказал о том, как услышал взрыв, и о том, что увидел, выйдя из лачуги.
– Я понял, что произойдет, как только увидел, какой силы взрыв. – Его аудитория включала теперь и военных, стоявших по другую сторону Купола, в том числе и Кокса, в шортах и майке цвета хаки. – Мне уже доводилось видеть большие пожары, когда я работал в лесу. Пару раз нам приходилось бросать все и обгонять их, и, если бы один из тех грузовиков «Харвестер интернейшнл», которые мы использовали, сломался, мы бы пожар не обогнали. Самые страшные – верховые пожары, потому что они сами создают ветер. Я сразу понял, что то же произойдет и с этим пожаром. Взорвалось что‑то большое. Что именно?
– Пропан, – ответила Роуз.
Сэм почесал заросший седой щетиной подбородок.
– Да, но не только пропан. Еще какие‑то химикаты, потому что языки пламени были зеленые . Если бы огонь сразу пошел в мою сторону, со мной все было бы кончено. Так же, как и с вами. Но огонь поначалу пошел южнее. Может, этому способствовал рельеф местности, точно сказать не могу. Ну и русло реки. Короче, я понял, что произойдет, вытащил баллоны из кислородного бара…
|
|
|
– Откуда? – переспросил Барби.
Сэм последний раз затянулся, бросил окурок на землю.
– Я так называл пристройку, где хранились баллоны с кислородом. У меня там стояли пять полных.
– Пять! – чуть ли не простонал Терстон Маршалл.
– Ага! – радостно воскликнул Сэм. – Но я бы никогда не увез все пять. Старею, знаете ли.
– Вы не могли найти легковушку или пикап? – спросила Лисса Джеймисон.
– Мэм, меня лишили водительского удостоверения семь лет назад. Может, и восемь. Слишком много нарушений правил дорожного движения. Если бы я сел за руль чего‑то большего, чем карт, и меня остановили, то отправили бы в тюрьму, а ключ выбросили.
Барби подумал, а не указать ли Сэму на фундаментальную ошибку в его рассуждениях, но решил не напрягаться: и без этого каждый вдох давался с трудом.
– Короче, я решил, что на этом маленьком красном возке не смогу увезти больше четырех баллонов, и начал прикладываться к первому, не пройдя и четверти мили. Вы понимаете почему?
|
|
|
– Ты знал, что мы здесь? – спросила Джекки Уэттингтон.
– Нет. Блэк‑Ридж – самая высокая точка города, вот и все, и я знал, что воздуха в баллонах на всю жизнь не хватит. Я понятия не имел, что вы здесь, и я ничего не знал о вентиляторах. Просто больше идти было некуда.
– Почему тебе потребовалось так много времени, чтобы до нас добраться? – спросил Пит Фримен.
– Со мной произошло что‑то странное. Я поднимался по дороге – вы знаете, Блэк‑Ридж‑роуд, перебрался через мост… все еще пользовался первым баллоном, хотя становилось все жарче, и… представьте себе! Вы видели дохлого медведя? Того самого, который вроде бы вышиб себе мозги о телеграфный столб?
– Мы видели, – кивнул Расти. – Позволь продолжить. После того как ты миновал медведя, у тебя закружилась голова и ты потерял сознание.
– Откуда ты знаешь?
– Мы приехали тем же путем, и там действует какая‑то сила. Сильнее всего на детей и стариков.
– Я – не старик. – Голос Сэма звучал обиженно. – Просто начал рано седеть, как моя мать.
– Как долго вы пролежали без сознания? – спросил Барби.
– Часов у меня нет, но уже стемнело, когда я двинулся дальше, – следовательно, достаточно долго. В какой‑то момент я очнулся потому, что не мог дышать, переключился на новый баллон и снова отключился. Безумие, да? И какие я видел сны! Яркие, словно наяву! Окончательно я проснулся, когда уже стемнело, и я переключился на новый баллон. Труда это не составило, потому что окружала меня не темнота. По идее я не мог углядеть ни зги со всей этой копотью, осевшей на Купол, но впереди, там, куда я шел, светилась яркая полоса. Днем ее не увидеть, а ночью она напоминает миллиард светляков.
|
|
|
– Пояс свечения, так мы ее называем, – вставил Джо. Он, Норри и Бенни держались вместе. Бенни кашлянул в руку.
– Хорошее название, – одобрил Сэм. – К тому времени я уже понимал, что наверху кто‑то есть, потому что слышал эти вентиляторы и видел огни. – Он мотнул головой в направлении военного лагеря, находившегося по другую сторону Купола. – Не знал, удастся ли мне добраться туда до того, как закончится воздух – подъем отнимал много сил и дышать приходилось чаще, – но добрался. – Он с любопытством посмотрел на Кокса: – Эй, полковник Клинк! Я вижу ваше дыхание. Вам бы лучше накинуть пальто или пойти туда, где тепло. – Он рассмеялся, продемонстрировав несколько оставшихся зубов.
– Я – Кокс, а не Клинк, и мне не холодно.
– Что вам снилось, Сэм? – спросила Джулия.
– Странно, что спросили именно вы, ведь из всего, что мне снилось, я помню только один сон, и он о вас. Вы лежали на эстраде посреди городской площади и плакали.
Джулия сильно сжала руку Барби, но ее глаза не покидали лица Сэма.
– Почему вы решили, что это я?
– Потому что на вас лежали газеты, номера «Демократа». Вы прижимали их к себе, будто одежды на вас не было. Уж извините, но вы сами спросили. Думаю, это самый странный сон, о котором вы слышали, да?
Трижды пикнула рация. Кокс снял ее с пояса:
– Что такое? Говорите быстрее, я занят.
Они все услышали голос собеседника Кокса:
– Полковник, мы нашли выжившего на южной стороне. Повторяю: мы нашли выжившего .
8
Когда солнце поднялось утром двадцать восьмого октября, последний член семьи Динсморов мог сказать о себе только одно – он выжил. Олли лежал, прижавшись всем телом к Куполу и вдыхая воздух, который вентиляторы проталкивали сквозь теперь уже видимую преграду, и его только‑только хватало, чтобы остаться в живых.
Он едва успел расчистить достаточную часть поверхности со своей стороны Купола, как закончился кислород в баллоне. Том баллоне, который остался на полу, когда он полез под груду картофеля. Он помнил, что задался вопросом: а не взорвется ли баллон? Не взорвался, и этим очень помог Оливеру Г. Динсмору. Если б взорвался, он бы лежал сейчас под картофельным погребальным холмом из «рассета» и «длинного белого».
Олли встал на колени у Купола, начал сдирать черные наслоения, отдавая себе отчет, что часть этих наслоений – все, что осталось от людей. Олли не мог не заметить, что руки то и дело колют кусочки костей. Если бы не рядовой Эймс, который постоянно уговаривал его продолжить начатое, наверное, он бы сдался. Но Эймс твердил: «Не сдавайся, ковбойчик, отдирай, отдирай. Отдирай, черт побери, все это дерьмо, ты должен это сделать, чтобы вентиляторы смогли протолкнуть к тебе воздух».
Олли думал, что он не сдался только по одной причине: Эймс еще не знал его имени. Олли сжился с тем, что в школе его называли говноедом и говнодойщиком, но поклялся не умирать до тех пор, пока этот балбес из Южной Каролины зовет его дурацким прозвищем «ковбойчик».
Вентиляторы с ревом закрутились, и Олли почувствовал, как слабенький ветерок начал обдувать его разгоряченную кожу. Он сорвал маску с лица и приник носом и ртом к поверхности Купола. Потом, хватая ртом воздух и выплевывая сажу, продолжил очищать все, что налипло на Купол с его стороны. Теперь он видел Эймса, который стоял на четвереньках, склонив голову, словно человек, пытающийся заглянуть в мышиную норку.
– Ну вот! – прокричал он. – Сейчас подвезут еще два вентилятора. Не сдавайся, ковбойчик! Не сдавайся!
– Олли, – выдохнул подросток.
– Что?..
– Имя… Олли. Перестань называть меня… ковбойчиком.
– Теперь я буду звать тебя Олли до Судного дня, если ты будешь расчищать зону, через которую вентиляторы гонят воздух.
Легким Олли каким‑то образом удавалось вдыхать достаточное количество воздуха, просачивающегося сквозь Купол, чтобы мальчик оставался живым и в сознании. Он наблюдал, как мир становится светлее через дыру в саже. Свет, конечно, помогал, но у него щемило сердце, когда он видел, что заря уже вовсе и не розовая, если смотреть на нее сквозь пленку грязи, оставшуюся на Куполе. Но свет радовал, потому здесь все оставалось черным, и выжженным, и суровым, и молчаливым.
В пять утра Эймса хотели сменить, отправить его отдыхать, но Олли криком просил, чтобы тот остался, и Эймс отказался уходить. Командир сдался.
Мало‑помалу, делая паузы, чтобы приложиться ртом к Куполу и набрать в легкие воздуха, Олли рассказал, как он выжил.
– Я знал, что должен подождать, пока огонь потухнет, поэтому экономил кислород. Дедушка Том как‑то сказал мне, что одного баллона хватает ему на всю ночь, если он спит, поэтому я лежал не шевелясь. Какое‑то время мог и не пользоваться баллоном, потому что под картофелем оставался воздух, и я им дышал. – Он прижимал губы к поверхности, чувствуя сажу, зная, что это, возможно, останки человека, еще живого двадцатью четырьмя часами раньше, но его это не волновало. Он жадно всасывал воздух и выплевывал черную слюну, пока не смог продолжить рассказ. – Сначала под картофелем было холодно, но потом стало тепло и наконец жарко. Я думал, что изжарюсь живьем. Амбар горел над моей головой. Все горело. Но сгорело очень быстро, и, наверное, это меня спасло. Не знаю. Я оставался под картофелем, пока не опустел первый баллон. Тогда мне пришлось вылезти. Я боялся, что второй мог взорваться, но он не взорвался. Готов спорить, был на грани взрыва.
Эймс кивнул.
Олли вновь всосал воздух через Купол. Все равно что старался дышать через толстую грязную тряпку.
– И ступени. Будь они деревянными, а не из бетона, я бы не выбрался. Поначалу и не пытался. Забрался обратно под клубни, таким все было горячим. Верхние просто спеклись, я чувствовал запах. Потом стало трудно всасывать кислород, и я понял, что второй баллон тоже подходит к концу. – Он замолчал, потому что закашлялся. Когда справился с кашлем, продолжил: – Больше всего мне хотелось услышать перед смертью человеческий голос. Я рад, что услышал твой, рядовой Эймс.
– Меня зовут Клинт, Олли. И ты не умрешь.
Но глаза, которые смотрели на Эймса через грязную щель у подножия Купола, будто таращились через стеклянное окошко в гробу, похоже, знали другую правду, более близкую к истине.
9
Когда гудок зажужжал второй раз, Картер сразу понял, что он означает, хотя этот звук вырвал его из глубокого, без сновидений, сна. Потому что какая‑то часть мозга заснуть не могла, пока все не закончилось или Картер бы не умер. Он догадался, что действует инстинкт выживания: недремлющий часовой, упрятанный глубоко в мозгу.
Случилось это субботним утром, в половине восьмого. Время знал, потому что циферблат его часов освещался при нажатии кнопки. Ночью лампы аварийного освещения потухли, и в атомном убежище царила кромешная тьма.
Он сел и почувствовал, как что‑то тыкается ему в шею. Предположил, что ручка фонарика, которым он пользовался ночью. Нащупал его и включил. Он сидел на полу. Большой Джим расположился на диване. Он‑то и тыкал его фонариком.
Разумеется, ему достался диван , недовольно подумал Картер. Он же босс .
– Давай, сынок, – поторопил его Большой Джим. – Как можно быстрее.
«Почему я?» – подумал Картер… но не сказал. Конечно, он, потому что босс старый , босс толстый и у босса больное сердце. И потому, разумеется, что он босс. Джеймс Ренни, император Честерс‑Милла.
Император подержанных автомобилей – вот кто ты. И ты воняешь потом и маслом от сардин .
– Давай! – Раздраженно. И испуганно. – Чего ты ждешь?
Картер поднялся – луч фонаря запрыгал по заставленным полкам атомного убежища (так много банок с сардинами) – и пошел во вторую комнату, где стояли койки. Здесь одна лампочка аварийного освещения еще горела, но очень слабо – и мигала. Гудок звучал громче, мерно и монотонно: «А‑А‑А‑А‑А‑А‑А». Звук надвигающегося конца.
Нам отсюда не выбраться , подумал Картер.
Он направил луч фонаря на люк перед генератором, который все так же монотонно гудел, безмерно его раздражая. Почему‑то Картер вдруг подумал о боссе. Может, потому, что и это гудение, и голос босса часто означали примерно одно и то же: Покорми меня, покорми меня, покорми меня. Дай мне пропан, дай мне сардин, дай мне высокооктановый бензин для моего «хаммера». Покорми меня. Я умру, а потом умрешь ты, и кого это волнует? Кто это заметит? Покорми меня. Покорми меня, покорми меня .
В подполе теперь оставались только семь баллонов с пропаном. Когда Картер заменит тот, что практически опустел, их останется шесть. Шесть жалких баллонов, которые стояли между ними и смертью от удушья, неминуемой после отключения очистителя воздуха.
Картер достал один баллон, но лишь поставил его рядом с генератором. Он не собирался менять старый баллон, пока в нем оставался пропан, несмотря на раздражающее: «А‑А‑А‑А‑А‑А‑А». Нет. Нет! Как там в рекламе кофе «Максвелл хаус»? Хорош до последней капли.
Но гудок все же действовал на нервы. Картер полагал, что сможет найти его и отключить, но тогда как бы они узнали, что весь пропан выработан?
Пара крыс, которые не могут выбраться из‑под перевернутого ведра, вот кто мы .
Он провел несложный расчет. Осталось шесть баллонов, каждого хватает на одиннадцать часов. Они могли отключить кондиционер, и тогда время работы генератора от одного баллона увеличилось бы до двенадцати или тринадцати часов. Лучше заложиться в минус и считать, что до двенадцати. Двенадцать раз по шесть… это будет…
Из‑за «А‑А‑А‑А‑А‑А‑А» математика давалась ему с трудом, но в конце концов результат он получил. Семьдесят два часа до жуткой смерти от удушья в темноте. И почему в темноте? Потому что никто не удосужился вовремя поменять аккумуляторные батареи в системе аварийного освещения, вот почему. Их, вероятно, не меняли уже лет двадцать, а то и больше. Босс экономил деньги . И почему только семь жалких баллонов пропана в подполе и миллиарды галлонов в ХНВ, только и ждущих, когда же их подорвут? Потому что боссу нравилось, когда все хранится там, где он этого хочет .
Сидя у генератора и слушая «А‑А‑А‑А‑А‑А‑А», Картер вспомнил, как говорил отец: Сэкономишь цент – потеряешь доллар . Точно про Ренни. Ренни – император подержанных автомобилей. Ренни – знаменитый политик. Ренни – король наркотиков. Сколько он заработал на производстве наркотиков? Миллион долларов? Два? И какое это теперь имеет значение?
Он, вероятно, никогда бы их и не потратил, и уж точно не потратит теперь. Здесь, в убежище, точно ничего не потратишь. В его распоряжении все сардины, которые он только сможет съесть, и они бесплатные .
– Картер?! – приплыл из темноты голос Большого Джима. – Ты собираешься заменить баллон или так и будешь слушать гудок?
Картер уже открыл рот, чтобы крикнуть, что им придется подождать, что на счету каждая минута, но тут «А‑А‑А‑А‑А‑А‑А» смолкло. И одновременно затих очиститель воздуха.
– Картер?!
– Занимаюсь этим, босс. – Зажав фонарик под мышкой, Картер снял пустой баллон, поставил полный на металлическую платформу, на которой хватало места для баллона в десять раз большего, и подсоединил его к генератору.
Каждая минута на счету… или нет? Почему на счету, если все закончится той же смертью от удушья?
Но часовой, ответственный за выживание, думал, что семьдесят два часа есть семьдесят два часа, и каждая минута из тех часов имела значение. Кто знал, что за это время произойдет? Военные могли наконец‑то найти способ вскрыть Купол. Тот мог даже исчезнуть сам по себе, внезапно и неожиданно, как и появился.
– Картер! Что ты там делаешь? Моя гребаная бабушка справилась бы быстрее, а она мертвая!
– Почти закончил.
Он убедился, что соединение плотное, и положил палец на кнопку стартера (думая о том, что у них могут возникнуть проблемы, если аккумулятор маленького генератора такой же старый, как и аккумуляторы системы аварийного освещения). Потом не нажал на кнопку уже по другой причине.
Семьдесят два часа на двоих. А будь он один, то сумел бы растянуть запас пропана на девяносто часов, а то и на сотню, выключив очиститель воздуха до того момента, когда дышать станет просто невмоготу. Он уже предлагал это Большому Джиму, но тот идею отверг.
«У меня больное сердце, – напомнил он Картеру. – Чем хуже воздух, тем быстрее оно меня подведет».
– Картер! – Громко и требовательно. Голос вонзился в уши, как раньше ударял в нос запах сардин босса. – Что у тебя происходит?
– Готово, босс! – крикнул он и нажал на кнопку. Стартер щелкнул, генератор сразу заработал.
Это надо обдумать , сказал себе Картер, но часовой, ответственный за выживание, придерживался иного мнения. Он полагал, что каждая минута, потраченная не на себя, – потерянная минута.
Он хорошо ко мне относился , сказал себе Картер. Давал мне важные поручения .
Поручал грязные делишки, которые не хотел делать сам, вот что он тебе давал. И затащил в дыру под землей, чтобы ты умер вместе с ним. Про это не забудь .
Картер принял решение. Вытащил «беретту» из кобуры, прежде чем вернуться в большую комнату. Сначала хотел спрятать пистолет за спину, чтобы босс ничего не заметил, но отказался от этой мысли. Ренни называл его сыном , и, возможно, для него это было не просто слово. Он заслужил лучшей участи, чем неожиданный выстрел в затылок и смерть без последней молитвы.
10
В самой дальней северо‑восточной части города рассвело: здесь Купол тоже закоптился, но полностью прозрачность не потерял. Солнце просвечивало сквозь него, окрашивая все окружающее воспаленной розовизной.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 53; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!