ОЗЕРО ОГНЕННОЕ ГОРЯЩЕЕ (ОТКР. 19:20) 11 страница
– Я – Фил Буши, – представилась личность. – Я пришел за телом моей жены. Собираюсь ее похоронить. Покажи мне, где она.
Джинни спорить не стала. Она отдала бы ему все тела только для того, чтобы избавиться от них. Провела его мимо Джины Буффалино, которая стояла рядом с каталкой, подозрительно оглядывая Шефа. Когда тот повернулся к ней, она сжалась и подалась назад.
– Есть у тебя костюм на Хэллоуин, детка? – осведомился Шеф.
– Да…
– И кем будешь?
– Глиндой[26], – прошептала девушка. – Хотя, наверное, на вечеринку я не пойду. Она будет в Моттоне.
– Я оденусь Иисусом. – Шеф последовал за Джинни, грязный призрак в старых кедах. Потом обернулся, улыбаясь, с пустыми глазами: – И буду зол.
20
Шеф Буши вышел из больницы десятью минутами позже, неся на руках завернутое в простыню тело Сэмми. Одна босая нога, с облупившимся розовым лаком на ногтях, выскользнула из простыни и покачивалась. Джинни подержала ему дверь. Не посмотрела, кто сидел за рулем автомобиля, который стоял с работающим на холостых оборотах двигателем на разворотном круге перед больницей, что только порадовало Энди. Он подождал, пока Джинни закроет дверь, после чего вылез и открыл задние дверцы для Шефа, который очень уж легко управлялся со своей ношей, если учесть, что выглядел обтянутым кожей скелетом. Возможно , подумал Энди, мет еще и придает сил . А его силы явно шли на убыль. Депрессия возвращалась. Усталость – тоже.
|
|
|
– Готово, – подвел итог Шеф. – Поехали. Но сначала отдай мне это.
Ранее он передал Энди пульт на ответственное хранение. Энди вернул пульт.
– В похоронное бюро? – спросил он.
Шеф посмотрел на него как на безумца.
– Обратно на радиостанцию. Именно туда придет Христос, когда вернется.
– На Хэллоуин.
– Совершенно верно. Или, возможно, раньше. А пока ты поможешь мне похоронить это дитя Божье?
– Разумеется, – ответил Энди. Потом добавил: – А можем мы сначала немного покурить?
Шеф рассмеялся и хлопнул Энди по плечу:
– Тебе понравилось, так? Я знал, что понравится.
– Лекарство от меланхолии, – напомнил Энди.
– Именно, брат. Именно.
21
Барби сидел на койке, дожидаясь рассвета и всего, что могло последовать. Во время службы в Ираке он научил себя не волноваться о том, что последует, и, хотя не достиг в этом совершенства, обладал определенным навыком. В конце концов, существовали только два правила жизни со страхом (он пришел к выводу, что победа над страхом – миф), и он повторял их себе, лежа в ожидании: Я должен принимать как данность то, что не могу контролировать. Я должен обращать мои беды в преимущества.
Второе правило означало, что он должен тщательно собирать все ресурсы и планировать их возможное использование.
|
|
|
Один такой ресурс Барби засунул в матрас: швейцарский армейский нож. Маленький, всего лишь с двумя лезвиями, но даже короткого хватало, чтобы перерезать человеку горло. Ему невероятно повезло в том, что нож остался при нем, и он это знал.
Внутренние порядки, установленные Говардом Перкинсом, затрещали по швам после его смерти и назначения Питера Рэндолфа. Потрясения, обрушившиеся на город в последние четыре дня, выбили бы из колеи любой полицейский участок, полагал Барби, но этим дело не ограничивалось. Как выяснилось, Рэндолфа отличала не только глупость, но еще и безалаберность, а в любой бюрократической структуре подчиненные всегда берут пример с руководителя.
Барби откатали пальчики, сфотографировали, но прошло пять часов, прежде чем Генри Моррисон, с написанными на лице усталостью и отвращением, спустился вниз и остановился в шести футах от камеры Барби, далеко за пределом досягаемости.
– Что‑то забыл, так? – спросил Барби.
– Выверни карманы и брось все в коридор, – приказал Генри. – Затем сними штаны и просунь между прутьями решетки.
– Если я это сделаю, дадут мне что‑нибудь попить, чтобы не пришлось черпать воду из толчка?
|
|
|
– О чем ты говоришь? Младший принес тебе воды. Я сам видел.
– Он насыпал в нее соли.
– Абсолютно правильно. – Но не выглядел Генри очень уж уверенно. Возможно, какая‑то часть его мозга сохраняла способность думать. – Делай, что я говорю, Барби. То есть Барбара.
Он вытащил из карманов все: бумажник, ключи, монеты, несколько сложенных купюр, медальон святого Христофора, который носил с собой как амулет удачи.
– Если хочешь, можешь звать меня Барби и надевая мне на шею веревку, чтобы повесить. Такие у Ренни мысли? Казнь через повешение? Или все‑таки расстрельная команда?
– Заткнись и просунь между прутьями штаны. Рубашку тоже. – Говорил он, как типичный тупой служака из маленького городка, но Барби подумал, что выглядит Моррисон все более неуверенно. Хорошо. Какое‑то, но начало.
Двое новых копов‑подростков спустились в подвал. Один с баллончиком «Мейса», второй с электрошокером «Тазер».
– Нужна помощь, патрульный Моррисон? – спросил один.
– Нет, но вы можете постоять у лестницы и наблюдать за ним, пока я не закончу.
– Я никого не убивал, – говорил Барби спокойно, но с максимальной искренностью, на которую был способен. – И я думаю, ты это знаешь.
|
|
|
– Я знаю, что тебе лучше заткнуться, если не хочешь получить тазерную клизму.
Генри ощупал одежду, но не попросил Барби раздеться догола и раздвинуть ягодицы. Столь поздний обыск результата дать не мог, но Барби записал в актив Моррисона несколько очков, потому что тот все‑таки вспомнил о необходимости обыска, тогда как остальные – нет.
Закончив, Генри ногой отбросил джинсы, с пустыми и вывернутыми карманами, к решетке.
– Могу я получить медальон?
– Нет.
– Генри, подумай об этом. С чего мне…
– Заткнись.
Моррисон прошел между парнишками‑копами к лестнице, неся в руках личные вещи Барби. Юные копы последовали за ним, но один задержался, чтобы усмехнуться, глядя на Барби, и провести пальцем по горлу.
С того момента он оставался один, лежал на койке и смотрел на маленькое узкое окошко из матового армированного стекла, ждал рассвета и гадал, действительно ли они собираются подвергнуть его водяной пытке или Сирлс только его пугал. Если эти парни все‑таки попытаются и окажутся такими же умелыми, как и при аресте, они его попросту утопят.
Еще он задавался вопросом: зайдет ли кто к нему до рассвета? Кто‑то с ключом. Кто‑то мог подойти слишком близко к решетке. Нож оставался при нем, так что вероятность побега не равнялась нулю. Может, ему следовало попытать счастья с Младшим, когда тот просунул между прутьями стакан с водой… да только Младшему не терпелось пустить в ход оружие. Конечно, особых надежд на успех Барби не питал и чувствовал, что еще не готов на отчаянный поступок. Тогда чувствовал, что не готов.
А кроме того, куда мне идти?
Даже если бы он сбежал и его не сумели поймать, он мог подставить своих друзей под удар. После допроса с пристрастием такими копами, как Мелвин и Младший, те считали бы Купол самой меньшей из своих проблем. Большой Джим сейчас был на коне, а подобные ему, дай им волю, гонят во весь опор. Иногда – пока лошадь не падает замертво.
Он забылся некрепким тревожным сном. Снилась ему блондинка, сидевшая за рулем старого фордовского пикапа. Снилось ему, как она останавливает автомобиль и они вместе уезжают из Честерс‑Милла до появления Купола. Она расстегивала блузку, чтобы показать лавандовые чашечки бюстгальтера, когда голос произнес:
– Эй, хрен моржовый! Просыпайся.
22
Джекки Уэттингтон осталась на ночь в доме Эвереттов и, хотя дети спали тихо, а кровать в спальне для гостей была удобной, лежала без сна. К четырем утра она решила, что надо сделать. Понимала, на какой идет риск, но понимала и другое: не будет ей покоя, пока Барби сидит в подвале полицейского участка. Если она могла выступить вперед и организовать хоть какое‑то сопротивление – или хотя бы серьезное расследование убийств, – то Джекки уже двинулась бы по этому пути. Но она слишком хорошо себя знала, чтобы даже не лелеять такую мечту. Джекки достойно проявила себя на Гуаме и в Германии – вытаскивая пьяных из бара, отыскивая ушедших в самоволку, наводя порядок на месте автомобильных аварий, чем по большей части и приходилось заниматься, – но человек, получавший жалованье мастер‑сержанта, определенно не мог справиться с тем, что творилось в Честерс‑Милле. Не могла справиться с этим и единственная в участке женщина‑коп, работавшая на полную ставку, та самая, кого за спиной мужчины этого городка называли патрульная Буфера. Они думали, что Джекки не в курсе, но нет, она знала. Однако сейчас этот сексизм волновал ее в наименьшей степени. Требовалось покончить с тем произволом, что творился в городе, и президент выбрал Дейла Барбару, чтобы он с этим покончил. Но двигало Джекки даже не желание порадовать верховного главнокомандующего. Главную роль играло первое на войне правило: ты не оставляешь в беде своих друзей. Священное правило.
Так что для начала следовало дать понять Барби, что он не один. А уж потом, исходя из этого, он мог планировать свои действия.
Когда Линда, еще в халатике, спустилась вниз в пять утра, первый свет только забрезжил за окнами, открывая взгляду застывшие кусты и деревья. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка.
– Мне нужен пластиковый контейнер, – обратилась к ней Джекки. – Чашеобразный. Небольшой и непрозрачный. Есть у тебя что‑нибудь такое?
– Конечно, но зачем?
– Потому что мы отнесем завтрак Дейлу Барбаре. Хлопья. А на дно положим записку.
– Что ты такое говоришь, Джекки? Я не могу этого сделать. У меня дети.
– Знаю. Но я не могу сделать это без тебя, потому что мне не позволят спуститься вниз одной. Может, будь я мужчиной, позволили бы, но не с этими причиндалами. – Она указала на свою грудь. – Ты мне нужна.
– Какую записку?
– Я собираюсь вытащить его оттуда завтра вечером. – Говорила Джекки спокойно, хотя спокойствия не чувствовала. – Во время общегородского собрания. Для этого ты мне не нужна…
– В таком ты меня участвовать не уговоришь! – Линда запахнула халатик.
– Не шуми. Я думаю о Ромео Берпи… если мне удастся убедить его, что Барби не убивал Бренду. Мы натянем на лица лыжные шапочки с разрезами для глаз, так что нас не опознают. Никто и не удивится; все в этом городе и так думают, что у Барби есть сообщники.
– Ты рехнулась!
– Нет. Во время собрания в полицейском участке останутся несколько человек, трое, четверо. Может, и двое. Я в этом уверена.
– А я нет!
– Но до завтрашнего вечера еще очень далеко. И до этого времени ему придется водить их за нос. А теперь давай контейнер.
– Джекки, я не могу этого сделать.
– Нет, можешь! – Расти стоял в дверях и выглядел огромным в семейных трусах и футболке с надписью «НОВОАНГЛИЙСКИЕ ПАТРИОТЫ». – Пора идти на риск, есть дети или нет. Мы предоставлены сами себе, и Ренни надо остановить.
Линда какие‑то мгновения смотрела на него, кусая нижнюю губу. Потом наклонилась к одному из шкафчиков под столешницей.
– Контейнеры у меня здесь.
23
Когда они вошли в полицейский участок, стол дежурного пустовал – Фредди Дентон ушел домой, чтобы немного поспать, – но с полдюжины юнцов толклись в дежурной части, пили кофе и болтали. Многие ловили кайф от того, что по‑прежнему бодрствовали ранним утром, хотя обычно в это время еще не просыпались. Среди них Джекки увидела двоих из многочисленных братьев Кильян, маленькую байкершу Лорен Конри, постоянно отирающуюся в «Дипперсе», и Картера Тибодо. Имена других она назвать не могла, но узнала двух хронических прогульщиков из старшей школы, которые неоднократно попадали в участок за мелкие правонарушения. Эти новые «патрульные» – самые новые – даже не носили форму. Принадлежность к полиции подтверждала только нарукавная повязка из синей ткани.
Зато все как один были при оружии.
– Чего это вы двое так рано? – спросил Тибодо, подходя к ним. – У меня есть причина – закончились обезболивающие таблетки.
Остальные заржали, как тролли.
– Принесла завтрак для Барбары. – Джекки боялась взглянуть на лицо Линды. Боялась того, что могла на нем увидеть.
Тибодо заглянул в контейнер:
– Без молока?
– Молоко ему не понадобится. – Джекки плюнула на хлопья. – Я сама их смочу.
Вновь радостный гогот. Некоторые захлопали.
Джекки и Линда добрались до лестницы, когда их остановил голос Тибодо:
– Дайте‑ка сюда.
На мгновение Джекки обмерла. Мысленным взглядом увидела, как бросает контейнер в Тибодо, а потом срывается с места. Остановило ее только одно: некуда им было бежать. Даже если бы они вырвались из полицейского участка, их бы догнали у Военного мемориала.
Линда взяла контейнер из рук Джекки и протянула Тибодо. Тот заглянул в него, но, вместо того чтобы порыться в хлопьях, поискать что‑то запрещенное, тоже плюнул:
– Мой взнос.
– Минуточку, минуточку, – проверещала Конри, рыжеволосая, с фигурой модели и с россыпью угрей по щекам. Она чуть гнусавила, потому что говорила, засунув палец в ноздрю. – Мне тоже есть что ему передать. – Палец появился со здоровенным козлом. Мисс Конри отправила его на хлопья.
Вновь раздались аплодисменты, кто‑то крикнул:
– Лори добыла зеленого золота!
– В каждой коробке хлопьев должен быть сюрприз. – Лори рассеянно улыбнулась и положила руку на рукоятку пистолета сорок пятого калибра, который висел у нее на ремне. Джекки подумала, что при комарином весе Лори отдача сшибет ее с ног, если той придется стрелять.
– Отлично, – кивнул Тибодо. – Я составлю вам компанию.
– Хорошо, – ответила Джекки, а внутри у нее все похолодело: в последний момент она едва не положила записку в карман, чтобы самой передать ее Барби. Вновь подумала, что они идут на безумный риск… но теперь уже нельзя давать задний ход. – Только останься у лестницы. И ты, Линда, держись позади. Лучше не рисковать.
Она боялась, что Тибодо возразит, но этого не произошло.
24
Барби сидел. По другую сторону решетки стояла Джекки Уэттингтон с белым пластмассовым контейнером в руке. За ее спиной – Линда Эверетт с пистолетом, который держала двумя руками, правда, направив дулом в пол. Картер Тибодо расположился у самой лестницы, с взлохмаченными после сна волосами и в расстегнутой синей форменной рубашке, так что Барби видел часть повязки, наложенной на место собачьего укуса.
– Привет, патрульная Уэттингтон! – Слабый утренний свет прокрадывался в узкое окно. При таком свете жизнь обычно казалась самой удачной шуткой из всех возможных. – Я ни в чем не виновен. Хотя обвинениями это назвать нельзя, потому что меня…
– Заткнись! – оборвала его Линда. – Нам неинтересно.
– Говори, говори, блондинчик. А ты иди, девушка. – Картер зевнул и почесал кожу у повязки.
– Сиди, где сидишь, – предупредила Джекки. – Не шевели и пальцем.
Барби замер. Джекки просунула контейнер между прутьями. Маленький, он аккурат прошел между ними.
Барби наклонился вперед и взял контейнер. Вроде бы его наполняли хлопья «Спешл К». На них блестела слюна. И лежало кое‑что еще: большущий козел, влажный и со следами крови. Но желудок все равно урчал. Очень хотелось есть.
Но при этом Барби почувствовал, как защемило сердце. Он‑то думал, что Джекки Уэттингтон (Барби с первого взгляда распознал, что та служила в армии, и по прическе, и по манере держаться) – не такая. Отвращение Генри Моррисона он стерпеть мог. А тут сильно огорчился. И вторая женщина‑коп – жена Расти Эверетта – смотрела на него, как на редкую разновидность ядовитого насекомого. Он‑то надеялся, что хоть кто‑то из копов‑старослужащих…
– Ешь! – крикнул Тибодо, стоявший у лестницы. – Мы приготовили тебе отличный завтрак. Не так ли, девочки?
– Да, – кивнула Линда. Уголки ее рта опустились.
Это не тик . На душе у Барби полегчало. Линда, похоже, только имитировала враждебность. Может, он надеялся на слишком многое, но…
Она чуть двинулась, так чтобы Тибодо не видел Джекки, хотя необходимости в этом не было: Картер пытался что‑то вытащить из‑под края повязки.
Джекки оглянулась, убедилась, что Тибодо ее не видит, и указала на контейнер. Подняла руки, вскинула брови: Извини, мол . Потом нацелила два пальца на Барби. Будь внимательнее .
Он кивнул.
– Наслаждайся завтраком, хрен моржовый. В обед принесем тебе что‑нибудь получше. Думаю, писсбургер.
Тибодо, продолжая возиться с повязкой, заржал.
– Если к тому времени у тебя останутся зубы, чтобы съесть его, – добавила Линда.
Барби решил, что ей бы лучше промолчать. В голосе не слышалось ни садизма, ни злости. Только страх. Этой женщине хотелось быть где угодно, но только не здесь. Тибодо, впрочем, ничего не заметил. Его занимало собственное плечо.
– Пошли. – Джекки отвернулась. – Не хочу смотреть, как он ест.
– Смочено достаточно? – спросил Тибодо. Женщины уже шли к нему, Линда убирала оружие в кобуру. – Потому что, если нет, я могу… – Он отхаркнулся.
– Достаточно, – ответил Барби.
– Ну и хорошо. До скорого.
Они поднялись по ступеням. Тибодо – последним, и не преминул шлепнуть Джекки по заду. Та засмеялась, игриво ударила его по руке. Получалось у нее хорошо, гораздо лучше, чем у Эверетт. Но обе проявили мужество. Мужество, заслуживающее уважения.
Барби достал козла и бросил в угол, куда ранее отлил. Вытер руки о рубашку. Потом порылся в хлопьях. На дне нащупал полоску бумаги.
Постарайся дотянуть до завтрашнего вечера. Если мы сможем тебя вытащить, подумай о безопасном месте. Ты знаешь, что с этим надо сделать.
Барби знал.
25
Через час после того, как Барби съел сначала записку, а потом хлопья, на лестнице послышались тяжелые шаги. Прибыл Большой Джим Ренни, уже в костюме и при галстуке, готовый к очередному дню правления под Куполом. За ним следовали Картер Тибодо и еще один полицейский, судя по форме головы, кто‑то из Кильянов. Тот нес стул, и даже это получалось у него плохо. Очень уж он тянул на дебила.
Внизу Кильян передал стул Тибодо, который поставил его перед камерой в конце коридора. Ренни сел, подтянув штанины, чтобы не помялись стрелки.
– Доброе утро, мистер Барбара! – В формальном приветствии чувствовалась удовлетворенность.
Барби отреагировал вопросом:
– Член городского управления Ренни, что я могу сделать для вас, кроме как назвать имя, звание и армейский идентификационный номер… который я скорее всего не помню?
– Признайся. Избавь нас от хлопот и успокой собственную душу.
– Мистер Сирлс вчера вечером упомянул водяную пытку. Спросил, видел ли я ее в Ираке.
Рот Ренни искривился в легкой улыбке, вполне заменившей: Скажи мне что‑нибудь еще: говорящие животные такие интересные .
– Если на то пошло, я видел. Понятия не имею, как часто она использовалась там – цифры разнятся, – но я видел ее дважды. Один мужчина признался, хотя его признание оказалось бесполезным. Человек, которого он назвал, не изготавливал бомбы для «Аль‑Каиды». Он оказался школьным учителем, который четырнадцатью месяцами раньше уехал из Ирака в Кувейт. Для второго все закончилось конвульсиями и необратимыми повреждениями мозга, так что никаких признаний. Но ему было в чем признаваться, и я уверен, он бы признался. Признаю́тся все, кого подвергают водяной пытке, обычно в течение нескольких минут. И у меня нет сомнений, что я тоже признаюсь.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 49; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!