Письмо от Куклина — А. Г. Левицкому 13 страница
Милосердие??? Из этих вопросительных знаков выйдут превосходные крюки для пыток.
5-Й ГОЛОС
Пытки отменены! Разве вы не знаете?.. Я не знаю.
6-Й ГОЛОС
6-ое отчаяние!
7-Й ГОЛОС
Хорошо, что нет бога, а то было бы плохо, что он есть.
1-Й ГОЛОС
Вы меня убиваете вашим 7-ым!
2-Й ГОЛОС
Я убиваю себя своим 2-ым!
3-Й ГОЛОС
Кругом слово «смерть»! Любимое слово живых.
4-Й ГОЛОС
Любимая тайна мертвых...
Наступает пауза, окрашенная шумом ливня...
5-Й ГОЛОС
Чтобы не сойти с ума от всего этого, я напряженно всматриваюсь.
6-Й ГОЛОС
Куда?
5-Й ГОЛОС
В циферблат молчания...
Этот каменный дом поразил Истленьева своими тремя мрачными этажами. Пермяков поджидал его в холодной каменной подворотне. Вход в дом был со двора.
Двое бывших попутчиков по варшавско-московскому поезду не обменялись ни словом. Они молча стали подниматься по неосвещенной крутой лестнице.
Наконец, они оказались. Но до этого были минуты тягостного молчания, когда они медленно поднимались по выщербленным ступеням. Обветшалая сырая стена провожала незнакомца взглядом безропотного калеки. Истленьев думал:
— Как мрачно!..
Как мрачно Пермяков думал! Это тройное безмолвие — Истленьева, Пермякова и каменных стен — становилось невыносимым себе самому. Мучительный стон готов был вырваться из скрюченного железа перил...
ПЕРМЯКОВ
Ну, что? Вот и пришли... Вот здесь...
|
|
|
ИСТЛЕНЬЕВ
Здесь?.. Да, здесь темно...
ПЕРМЯКОВ
Присаживайтесь... Вот стул... этот, кажется, еще держится... А что, легко вы меня отыскали?
ИСТЛЕНЬЕВ
Легко... очень легко... Да я и не искал совсем. Вы ведь мне адрес сами давеча сообщили. Но я не искал. Ноги сами сюда привели. Я еще издали, как увидел этот дом, подумал: «Наверное, здесь».
ПЕРМЯКОВ
Вот ведь как... Только бледны вы очень... Говорите, что спокойны, а сами бледны, как мертвец.
ИСТЛЕНЬЕВ
Да разве я говорил?
ПЕРМЯКОВ
Что ж, мне послышалось?
ИСТЛЕНЬЕВ
Н-нет... тогда бы и мне послышалось... Я устал... да и болен был... вот и...
ПЕРМЯКОВ
Вот и дом этот, к тому же. Да?.. Я знаю... Сейчас про Эвелину хотите спросить? Я знаю...
Пермяков с кривой усмешкой глянул на стены, будто знал, о чем и они хотели спросить.
В комнате ничего, кроме койки из покрашенного железа, стола и двух стульев. Окно было пробито в толстой стене, низкое и узкое, как бойница. Свет проникал в комнату такой слабый и тусклый, что его присутствие начинало щемить душу, словно присутствие неизлечимо больного...
ПЕРМЯКОВ
Помните поэта... из бывшей компании? Я его забыл, а две строчки стихов помню:
Удар был шпаги так силен,
Что мир насквозь себя увидел...
|
|
|
Каково! А?.. Надо же! «насквозь себя увидел»! Ну и поэт! Ну и «силен»!..
ИСТЛЕНЬЕВ (тихо)
Да... Я помню...
Дверь, ведущая в другую комнату, была плотно затворена. Окно хрупко держало свет, словно мать — больное дитя.
Они замолчали. Истленьев вдруг вспомнил маленькую Мадлон, Швейцарию.
— Было ли это? Или никогда не будет? — подумал он.
Молчание стен и молчание этих двух людей сливалось в одно тягостно-каменное безмолвие...
Подчиняясь молчанию разума, толпа медленно продвигалась в сплошной темноте. Левицкий и Куклин, стиснутые людьми и стенами.
КУКЛИН
Небо без носа. Провалился.
ЛЕВИЦКИЙ
Это кошмарно. Или, если хотите — да.
КУКЛИН
Я только что от. У нее уже знают.
ЛЕВИЦКИЙ
Она?
КУКЛИН
Бледнее обычного, но не бледнее, чем в прочие необычные дни.
ЛЕВИЦКИЙ
Вот и все.
КУКЛИН
Тут же предложили игру.
ЛЕВИЦКИЙ
Невозможное становится возможным.
КУКЛИН
Кого-то среди нас не хватало. Кого — неизвестно. Он не явился.
ЛЕВИЦКИЙ
Я вас поздравляю, с чем вас и поздравляю.
КУКЛИН
Потом стали появляться числа. Сначала четные, потом нечетные, потом и другие. Стоял скрежет.
ЛЕВИЦКИЙ
Слышу.
КУКЛИН
И вдруг увидели: нет неба!
|
|
|
ЛЕВИЦКИЙ
Оно было нечетного цвета...
Пермяков, Истленьев и время постепенно исчезали в сгустившейся темноте. Истленьев боялся взглянуть на закрытую, ведущую в другую комнату, дверь. На лице Пермякова оставалась все та же усмешка...
— Что, боязно? — спросил тихо он.
— Н-нет...
— Нет?.. А сами весь дрожите, как тогда... в поезде... Да уж что там, я ведь, знаете...
— Знаю...
Пермяков вдруг вытащил из кармана белоснежный платок. Темнота сразу бесшумно заслонила окно. Пермяков заметил невольное движение руки Истленьева.
— Что? — спросил он. Его лица не было видно. Усмешка, казалось, передалась темноте.
— Как вы платок... вдруг достали!.. Я вспомнил сразу...
— Вот и она... сразу... вспомнила... — еле слышно вымолвил Пермяков и как-то странно заговорщически кивнул в сторону запертой двери.
Наступило молчание. Окно угасло давно. Темнота не оставила ни окон, ни стен.
Темнота взяла лицо Пермякова и, покачивая им, смотрела на сгорбившегося на своем стуле Истленьева. Усмешка исчезла, только два глаза, огромные, как безумие, остались на этом лице.
Темнота голосом Пермякова? Или Пермяков голосом темноты? Истленьев вдруг услышал быструю, захлебывающуюся, бессвязную речь.
Начался бред...
|
|
|
Темнота, казалось, сделала усилие, чтобы еще более сгуститься. Невидимые железные крыши со свистом разрубали пространство. Время проникало сквозь стены, как темнота сквозь окна.
Несколько неподвижных голосов прозвучало:
1-Й ГОЛОС
Странно, зеркало, отражая лицо слепого, само остается зрячим.
2-Й ГОЛОС
Так же и часы: спокойно тикают, отражая безумие.
3-Й ГОЛОС
Так же и окна: почернели от ливня.
4-Й ГОЛОС
А мы — побелели.
5-Й ГОЛОС
Но этого ведь не видно.
4-Й ГОЛОС
Зато слышно.
6-Й ГОЛОС
Я не знал, что в темноте можно слышать.
7-Й ГОЛОС
Голоса безумцев!
1-Й ГОЛОС
С 1-го по 7-й.
2-Й ГОЛОС
Мы — заживо мы.
3-Й ГОЛОС
Похоронены вместе со временем.
4-Й ГОЛОС
Если время мертво, то что же тогда эхо?
5-Й ГОЛОС
Скелеты секунд.
6-Й ГОЛОС
Тише! вы заглушаете ливень...
Наступило молчание.
7-Й ГОЛОС
Но что это?!.
Не стало слышно ни звука. Навстречу окаменевшим гостям в окнах появился дневной ослепительный свет. Ливень прекратился так же неожиданно, как и не прекращался.
Когда, наконец, в комнату к Пермякову вошли люди, их взорам открылась следующая картина:
На железной койке лежал в полубессознательном состоянии Пермяков. Он то вдруг начинал бредить, выкрикивать что-то бессвязное, называть странные забытые имена, то затихал.
У его изголовья сидел некто призрачный и, склонившись, гладил прозрачной рукой волосы и лицо больного. Призрак был едва различим в утренних сумерках и казался скорее дуновением болезненного оконного света. Он растаял в воздухе, как только к нему приблизились.
ЭПИЛОГ
Двое из них были ему знакомы. Он сразу узнал усы по их Левицкому. Второй же смотрел в окно. Он видел: 1. Небо. 2. Время, скрытое серыми облаками. 3. Гибель, летящую навстречу своей птице.
Остальные гости сидели, стояли или просто ничего не делали. Он поклонился, поздоровался, сказал:
— Здравствуйте!
Хозяйка сказала:
— Это Истленьев! Будьте знакомы!
Хозяйка подумала:
— Знакомы?.. Странно!..
Но они так и не стали. Потому что в это время произошло что-то другое, что отвлекло внимание. Что же произошло? Мог, например, раздаться неожиданный стук или удар в дверь. Двери удивительно чутки к таким вещам. Что-то могло случиться с окнами. И, наконец, с кем-то из гостей. Но... неизвестно.
Истленьев пробрался в самый отдаленный и темный угол, сел там и думал, что он присутствует.
Левицкий, окруженный со всех сторон гостями, стоял ко всем спиной одновременно. Увидя Истленьева, он подал ему знак. Не увидя Истленьева, он продолжал свой разговор с воображаемым не им собеседником.
— Должна была наступить ночь, но что-то не позволяло, — услышал Истленьев.
Со всех сторон долетали обрывки разговоров и фраз. Какая-то незнакомая женщина обратилась к Истленьеву. Отвечая ей, он коснулся воздуха, из которого она состояла.
— Вы любитель музыки?
— Нет.
— Вы любитель живописи?
— Нет.
— Вы нет?..
Голос, не принадлежавший никому из присутствующих, и особенно Истленьеву, ответил ей:
— Не имея страстей, имею бесстрастие. Бывает, смотрю в зеркало так, что оно первым не выдерживает и отводит взгляд. Ммда...
Женщина замолчала. Истленьев покосился в сторону голоса: там было темно.
— А кто это с вами? — спросил гость у Левицкого.
— Это моя невеста — Мария. Мы с ней в один час родились, в один час умерли и, очевидно, в один час будем обвенчаны.
Потом сказал, обращаясь к Марии:
— Это Клавесинов, Мария. Мы с тобой очень рады.
Мария сказала:
— Я очень рада.
Клавесинов:
— Я очень рад...
Иногда, чтобы дать отдых хозяйке, все исчезали. Замечала ли она это? Вдруг погружалась в глубокую задумчивость и так сидела.
Внизу, под окнами, кто-то из маршировавших вскрикнул и громко запел.
Но до этого тишина показалась Истленьеву знакомой.
Хозяйка переплела свои пальцы и стиснула. Они побелели. Их боль была почти слышна в тишине.
Прошло два дня. Следом за ними — две ночи. Ничто не изменилось. Только одним гостем стало больше, а другим — меньше.
Фамилия гостя, которым стало больше, была Куклин. Вот вкратце история его жизни: он подошел к стене и задумался. Вечернее холодное небо бесшумно прильнуло к крышам... Теперь о его внешности: когда он проходил мимо зеркал... Теперь о: а!..
Куклин, пробираясь в толпе, чувствовал себя уверенно. Раскаленная на ноябрьском ветру толпа. Потом хлынул дождь, но до этого Куклин имел малоприятную беседу, она окончилась словами:
— Часы сломались, и дождя не будет...
Вдруг в одном из окоп домов он увидел Истленьева и силуэты гостей. Сразу же прошло много времени: булыжная мостовая выщербилась местами, дождь облез, а седина, покрывавшая виски Куклина, захватила еще полнеба.
Ветер со скрежетом огибал железо. Небо не умещалось и вылезало за пределы города.
— Что же делать? — подумал кто-то рядом с Куклиным, а улица была пустынна.
— Я. «Нет! — сказала она. — Нет! Выйдите хотя бы на полчаса!» Но нигде не было этого получаса.
— Слово «странно», повторенное три раза подряд.
— Я встал за углом секунды.
— Я говорю: «И что же?»
— Смотрите! Это, кажется, числа?
— Судя по запонкам, да.
— Я, затаив дыхание, прислушался: откуда я отзовусь?
— И что же, позвали?
— Нет, отозвался.
— :
— Вы издали странное двоеточие. Это напомнило мне.
— Вы меня не дослушали.
— Да, молился богу, но бог меня не дослушал.
— Что это, конец?
— Нет, это просто «что это?»...
Были одновременно осень и ночь. Гость, которым стало меньше, столкнулся нос к носу с Куклиным. Гость уходил. Схватив пальцами лицо, оставалось несколько минут до полночи. Фамилия уходящего была Уходящий. Он пристально посмотрел прямо в лицо мимо Куклина. Куклин сразу от этого взгляда почувствовал себя мимо себя. Он бросился вслед Уходящему. Но тот уже был далеко на мосту. Запыхавшись, они никак не могли настигнуть друг друга.
Когда он оторвал пальцы от своего лица, взорам гостей предстало что-то непостижимое. Глаза были окровавлены, а углы губ вздрагивали. Смертельная бледность покрывала его и стены близстоящих домов. Он помнил крыши, реку. Какой-то корабль шел по черной воде, сигналя огнями. Хозяйка спросила:
— Куда же вы уходите?.. Но, что это с вашим лицом?!.
И вздрогнула, замолчав.
Он не мог объясняться ни на одном из существующих языков. Он принялся изучать азбуку немых, но только изранил пальцы. Не вынеся пытки ступенями, он бросился в пролет лестницы.
Но прежде он чуть не коснулся Истленьева, проходя мимо него. Левицкий покосился вслед уходящему Уходящему и вдруг узнал в нем одно из действующих лиц своего поразительного сновидения.
Было так тихо, что было так. Ночь часов и ночь окон таинственно смотрели в глаза друг другу.
Хозяйка подошла к Истленьеву. Или это обоим им показалось?
Гости не узнавали друг друга и снова раскланивались.
1-Й ГОСТЬ
Удивительный день!
2-Й ГОСТЬ
Ничего удивительного, тем более, что это ночь.
3-Й ГОСТЬ
Ах, я знал по поводу этого одно поразительное слово, но забыл его!
4-Й ГОСТЬ
Итак, ничего не произошло. Ничего и не могло произойти. Но все же... Какой-то незнакомый самому себе человек шел, а была ночь. Он слышал свои шаги и видел свою тень, когда она появлялась возле желто-светящихся фонарей. И только. «Кто это? — шептал он, указывая на себя. Беглец?» И он принялся избегать широко освещенных улиц. В темных переулках ему было спокойнее. Он перевел дыхание. На одном из домов висел номер, который вдруг привлек его своим странным числом. Не решаясь постучать, он стоял долго. Тогда дверь отворилась сама, и чей-то голос тихо пригласил его. Вскоре, после долгого путешествия по темной лестнице и коридору, он оказался в комнате, где слабо светила лампа. Женщина, которая его привела, ничего не спрашивала, а только стояла и только была...
5-Й ГОСТЬ
Что это? Вы рассказываете, или мы слушаем?
4-Й ГОСТЬ
В небе — незаживающие раны от крыш... Молчание длилось. Наконец, ночь не выдержала...
5-Й ГОСТЬ
Ах, ваш рассказ полон слов!
6-Й ГОСТЬ
Странные я однажды видел глаза после дождя!
7-Й ГОСТЬ
Ночь после глаз.
8-Й ГОСТЬ
Он смотрел в окно и видел булыжную мостовую, выщербленную углами звезд...
9-Й ГОСТЬ
Ах, я сдавлен прошлым и будущим!..
Хозяйка молча подошла и остановилась. Странные у нее были глаза! Казалось, они были перед грозой, перед вещим боем часов или после чего-то другого.
Стало так тихо, словно видение самому себе показалось видением.
Истленьев не видел ее. Он остался один. Ночь осталась одна.
Левицкий был в этом отношении подобен сверкающему стеклу: он позволял скорее видеть сквозь себя, чем видеть себя. Он вспомнил вдруг слова Вологдова «быть веселым, не теряя отчаяния». Мария тоже их вспомнила, и они переглянулись.
Гости незаметно смешивались с темнотой.
— О чем?
— Улицы покрылись льдом, и было скользко думать о боге.
— Ночь или день?
— Ни того, ни другого.
— Так тихо?
— Так, но не тихо.
— А что же она?
— Сейчас отвечу.
— О!
— О — вверх ногами.
— Но это ведь то же самое!
— Ошибка живых.
— Да?
— Нет.
— Если я умру, разбудите меня, пожалуйста.
— Ваш покорный слуга!
— Звучит несколько старомо... (умирает)
— Она? Была бледна, как фонарь при свете прохожих...
Истленьев смотрел на лицо хозяйки. Это расстояние от ее темных ресниц до уголков рта он прожил в каком-то полубреду.
Друг за другом прошли несколько ночей. Она исчезла.
Кто-то вскрикнул, и на другом конце города — кто-то другой. Пронесся ветер.
Заметив исчезновение Левицкого и его спутницы, гости тотчас же послали погоню, но она так и вернулась ни с кем.
Мысль в виде буквы посетила Левицкого, когда они шли по ночным улицам:
— Щ, — подумал он.
В виде числа:
— 519, — подумал он.
Или, наоборот, число в виде мысли?
Невеста молчала. Ее лучи скользнули по стенам домов, по окнам. Рассвет, казалось, опережал себя.
Август — октябрь 70 г.,
Москва
Автобиография
Родился в Москве, в августе 38-го года. Во мне течет русская, армянская и польская кровь.
55 г. — закончил среднюю школу.
56 г. — исключен из военного училища.
58 г. — исключен из гуманитарного института.
59—62 г.г. — работа на Колыме: промывальщиком золота, учителем у кочевых чукчей, плотником, кочегаром, лесорубом, матросом и взрывником.
65 г. — начало писательства.
66 г. — знакомство с Алексеем Крученых.
69 г. — закончена книга «Стихов».
70 г. — «Мои встречи с Владимиром Казаковым», роман «Ошибка живых».
71 г. — «Драмы», «Незаживающий рай».
72 г. — «Продолжение воздуха».
73 г. — роман «От головы до звезд», роман «В честь времени».
74 г. — «Жизнь прозы».
В июле 72-го года я был крещен по обрядам Русской Православной Церкви. Считаю это самым важным и самым светлым событием своей жизни.
Владимир Казаков
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 29; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!