Архимандриту Спиридону, миссионеру 24 страница



 

Убедившись, что иеромонах Филадельф прочно обосновался на Решевей и с увлечением занялся пчелами, я отправился навестить отца. Он жил счастливо, совершенно удовлетворенный своей жизнью, радуясь уютной квартире и теплому климату. Послушницы иногда гостили у него, стирали ему одежду, убирали в комнате и помогали покупать продукты. Послушник Александр и Илья обустраивались в Ермоловском скиту вместе с приехавшими из северной обители монахами. Иеродиакон Савва уехал в монастырь к отцу Пимену и там исполнял послушание эконома. Еще одна грустная новость пришла от послушниц: они жаловались на то, что монахи недовольны их присутствием в мужском скиту и не оказывают им никакой помощи. Я пообещал переговорить об их положении с архимандритом и поспешил в Москву, где поселился на подворье монастыря, ожидая приезда игумена, намереваясь затем посетить отца Кирилла.

Там неожиданно мы повстречались с бывшим послушником Евгением.

– Отец Симон, я так рад вас видеть! Как здорово, что мы встретились в Москве! Давно хотел с вами объясниться… Благословите?

Я молча слушал продолжение его вступления.

– Понимаете, все хочу у вас попросить прощения за то, что на Псху распускал о вас сплетни и дурные слухи… Прошу простить меня за всю клевету, которую я о вас говорил! На меня словно нашло какое‑то помрачение. Жил как в чаду мысленном… Простите меня, враг попутал: я действительно верил, что вы агент КГБ и выведываете все о монахах на Псху! Все мне виделось наоборот. И в чем я только вас не подозревал… Теперь об этом даже стыдно вспоминать! – искренно покаялся он, когда мы стояли в коридоре подворья.

– Бог тебя простит, и я прощаю! А как ты сейчас живешь? Куда собрался?

– Милостью Божией, благодаря причащениям, молитвам и жизни в горах, на природе, вроде бы пришел в порядок. Делал все, как вы советовали, отче. Теперь я инок Иаков. Постриг меня в иночество отец Ксенофонт. Слава Богу за все. Уже нет тех жутких состояний, когда весь свет был мне в тягость, с которыми я тогда появился на Псху. Страшные дела, как город меня попортил, только сейчас все это ясно увидел… Будто прозрел, отец Симон, верите?

– Верю, верю, – улыбнулся я. – Не ты первый такой…

– Знаете, ведь я келью построил на Решевей, чтобы с вами соревноваться, по гордости, конечно, – продолжал инок. – Сейчас восстанавливаю свои документы. Паспорт‑то я выбросил, а сейчас вижу, что он мне может пригодиться. Хочу попаломничать немного, в Лавру съездить, в Дивеево. Заодно нужно мать навестить. Помогу ей и обратно на Псху поеду. У меня к вам личный вопрос, можно?

– Можно, говори.

Мы отошли в сторону, пропуская верующих, идущих в храм.

– Меня что удивляет, отец Симон. Вы же помните мое ужасное устроение? Был я никудышный человек, да, собственно, им и остался, только немного выздоровел духовно. Спасибо вам, что тогда поддержали меня и укрепили в вере и молитве! С той жизнью в грехах давно покончено… А тут на подворье ко мне монахи подходят: «Ты, – говорят, – пустынник, в молитве понимаешь. Давай рассказывай, что знаешь! Учи нас Иисусовой молитве». А мне совестно советы давать, ну какой из меня пустынник? И людей обижать не хочется… Что делать?

– То, что ты помнишь свои грехи и каешься в них, это хорошо. Но если приобрел некоторый опыт в молитве, а он у тебя есть, то делиться этим опытом с братией – дело нужное. Помогай теперь другим, как когда‑то помогали тебе! Если люди спрашивают совета, отвечай со смирением то, что знаешь из отцов и из опыта. Монахам в городе отовсюду тоска, потому и спрашивают о молитве. А если не знаешь ответа, говори просто: простите, не знаю.

– Ага, это мне понятно, так и буду поступать. Еще раз простите, отец Симон!

– С Богом, отец Иаков! Передавай поклон отцу Ксенофонту, когда увидишь его.

Так завершилось мое первое испытание клеветой, о которой я читал в книгах, но в жизни столкнулся первый раз. Отчасти мне стало понятно тяжелое состояние души клеветника, и сердце ответило состраданием к его терзаниям.

Игумен задерживался, и я решил съездить в Лавру к батюшке. Меня приютил в издательском отделе архимандрит Анастасий. От него я с сожалением услышал, что старец вновь лежит в Кремлевской больнице. Пока я раздумывал как быть, у преподобного Сергия в Троицком храме мне попался на глаза седой бородач – странник Анатолий, с четками на шее и на правой руке. Он поседел еще больше. Густая борода пышно лежала у него на груди.

– Батюшка, вот так встреча! А я, знаете, чувствовал, что вас здесь увижу. По вашим молитвам я сподобился побывать на святом Афоне! – Он с гордостью показал мне четки на руке и на шее. – Видите? Со Святой Горы! Вам даже икону Иверскую привез!

Я не верил своим ушам:

– Неужели так просто можно взять и поехать на Афон? Анатолий, расскажи поподробнее!

Он взял сумку, из которой торчал рулон белой бумаги. Мы вышли из храма и сели на скамейку. К ней сразу слетелась стайка голубей, безбоязненно расхаживая у наших ног. Странник развернул рулон фотобумаги: на меня глянули такие родные, такие проникновенные глаза Пресвятой Богородицы, что сжало всю грудь от сильного переживания.

– Спасибо, Анатолий! А как ты попал на Святую Гору? – разволновался я. – Не могу даже представить, что это возможно…

– Ну, батюшка, вы даете! Сидите на Кавказе и ничего не знаете… Сейчас, если есть деньги, куда хочешь можно поехать! А я попал туда просто: дали мне добрые люди поминальных записок в‑о‑о‑т такую стопу. – Анатолий показал руками размер стопы. – В общем, целый чемодан. Вручили деньги и сказали: «Поезжай, раб Божий, на Афон. Отдай эти записки монахам в Русский монастырь!» Сделали они мне визу в Грецию на две недели, ну я и полетел…

– А как же ты без языка на этот Афон добирался? – Этот вопрос меня беспокоил больше всего. – Как с греками объясняться приходилось?

– Очень просто, руками и головой объяснялся! Греки умные, все понимают. Вот уж где я намолился, так намолился… Службы у них все ночные, как у вас на Решевей. Но зато праздничные всенощные какие долгие! Идут беспрерывно по десять‑двенадцать часов! Хотя ничего не понимаешь, но достанешь четки и молишься, и молишься… Аж дух захватывает!

Я преисполнился уважением к Анатолию, к его рассказу об Афоне и к самим афонским монахам.

– Где еще довелось тебе побывать на Святой Горе? – нетерпеливо спросил я.

– В Ивироне был, у самой Матушки, Игумении Горы Афонской, – у Иверской иконы Матери Божией! – Странник счастливо улыбнулся, вспоминая свое паломничество.

– Да, Анатолий, завидная у тебя судьба‑ ты уже во всех святых местах побывал! А я еще нигде не был, – со вздохом поведал я.

– А чего вы теряетесь? Сделайте визу в консульстве в Москве – и вперед, с Богом, на Афон! Я о вас буду молиться, чтобы Пресвятая Богородица привела вас на Святую Гору… Я ведь вам пожизненно благодарен! Вот, здесь, – странник постучал в грудь кулаком, – Христос знает, какая у меня к вам любовь!

– Спасибо, спасибо, друг! Я подумаю, помолюсь… Может, и вправду попробовать? Когда‑то мы с отцом Пименом просились в афонский монастырь святого великомученика Пантелеймона. Только тогда старец не благословил… Возможно, в паломничество он все же разрешит поехать, кто знает? – Мы помолчали, углубясь в свои думы. – А теперь ты куда собрался, Анатолий?

– Пойду опять в далекие страны: желаю Богу молитвой послужить! Хочу до самого Рима добраться, где святые апостолы проповедовали… – Он устремил мечтательный взгляд вдаль. – Сердце тянет помолиться у мощей святых Петра и Павла, побывать в катакомбах, где святых мучеников хоронили, у Алексия, человека Божия. Говорят, все это где‑то в Риме находится…

– А не тяжеловато тебе? Ведь у тебя возраст уже такой, что не до путешествий, – посочувствовал я моему другу. Его очарованная душа находила во мне какой‑то особый отклик.

– Батюшка, я не путешественник, а странник. Вы же меня благословили на странничество! Конечно, иной раз нелегко бывает: где и поработать приходится – то на огородах, то на кухнях, то на разных погрузках… Но с молитвой все иначе: помолишься, помолишься – и все идет как по маслу, слава Тебе, Господи! Бог – Он всегда помогает тем, кто молится, вы же знаете… К тому же везде попадаются добрые люди, не обижают! – Он достал из кармана потертой куртки хлебные крошки и высыпал их на асфальт. Голуби засуетились возле него, некоторые сели ему на плечи.

– Спасибо тебе за икону и рассказ, Анатолий! Храни тебя Господь…

– И вас пусть хранит Господь, отец Симон! А Матерь Божия пусть на Святую Гору приведет…

Мы обнялись. Я оставил его, окруженного голубями. После этого разговора во мне возникла уверенность, что нужно попросить у батюшки благословение в паломничество на Святой Афон.

Наконец приехал отец Пимен и взял меня с собой к старцу. По дороге мой друг с сомнением качал головой, слушая историю паломничества странника Анатолия на Афон.

– Слушай, отец, ты же не Анатолий! Греческого языка не знаешь, как будешь один паломничать? Нужно обязательно с переводчиком ехать, если еще визу дадут. Не знаю, не знаю… Стоит ли бросать пустынь и становиться паломником? Пусть старец рассудит… А насчет сестер в Адлере не знаю, что и сказать: монахам тяжело жить рядом с молодыми девушками, что я могу сделать? Им нужно искать другое место.

Он долго исповедовался в палате, где лежал отец Кирилл, который теперь перешел на полный присмотр врачей, периодически проверявших состояние его сердца после операции.

– Рад, рад видеть вас обоих, отче Симоне! – приветствовал меня Старец своей умилительной улыбкой, снимающей с души все скорби. – Вы так и ходите друг за другом? Что ж братские отношения‑ дело хорошее, да… Всегда поддерживайте друг дружку… – сказал отец Кирилл, благословляя уходящего архимандрита… – А как дела в скиту?

Я исповедовал все свои ошибки, горячо каясь в неудачах – в неумении хранить мир среди монахов и направлять их к миру, а также в привязанности к одним людям и в неприязни к другим…

– Скорби побеждают меня, батюшка, снова и снова… Слаб я и немощен, чтобы мужественно и стойко претерпевать их. Как ни стараюсь, они овладевают мной, и пока единственный мой выход – уходить от людей или в верхнюю келью на Грибзе, или в пещеру на Пшице… Разве это не отступление монашеское?

Духовник слушал не перебивая, полуприкрыв глаза. Когда я умолк, после некоторого молчания он заговорил:

– Во‑первых, нам не должно входить в разбирательство чужих дел и грехов, давать им ту или иную оценку. Поэтому ты запутался в двух соснах. Затем, тот, кто постиг, что в скорбях созревает и укрепляется истинная молитва, печалится, когда Бог не посылает ему скорби, а когда обретает их, то встречает с радостью. Это признак того, что душа избавляется от рабства мира сего и обретает в себе мир, «превосходящий всякий ум».

– Батюшка, простите, мне кажется, что это еще очень высоко для моего слабого духа… – в раздумье промолвил я.

– Высоко не высоко, а делать надо. Дух бодр, плоть же немощна (Мф. 26:41). Делай понемногу, да вдруг и сделаешь… – Отец Кирилл улыбнулся. – Нужно всегда помнить, что привязанность – страшная вещь. Она убивает на корню все отношения с близкими, как и вышло у тебя в скиту. У того, кто растит в себе привязанности, благие обстоятельства убывают одно за другим, а дурные обстоятельства разрастаются, как мухоморы под дождем… У того, кто живет в привязанностях, молитва не изгоняет страхи, а те добродетели, которые придуманы умом и не стяжались потом и кровью, будут бесполезны, как лопата без черенка…

– Что же делать, отче? Каким путем дальше идти? – Весь свой слух и внимание обратил я к словам старца.

– Иди средним путем, отец Симон. Средний путь назван золотым или царским путем, ибо ведет к умиротворению ума, очищению сердца и закреплению его в непрестанной молитве, за которой следует святое созерцание, если Бог того сподобит… Поддерживай не этот мир, суетный и привременный, но поддерживай и укрепляй Царство Божие в самом себе. О горнем помышляйте, а не о земном (Кол. 3: 2). Так спасешься сам и тысячи вокруг тебя, по словам преподобного Серафима, да… – Немного передохнув, отец Кирилл продолжил: – Даже если мы понимаем, что Евангелие истинно, но при этом не совершаем благие поступки и не ведем внимательной жизни, не уделяя должного внимания молитве, не храня ее благоговейно и впадая в многоразличные грехи, мы не сможем прийти к спасению, сами себе создавая все новые и новые препятствия. Внимательная жизнь, отче Симоне, означает, что мы не должны рассеиваться в любых обстоятельствах – ни в скорбях унывать, ни утешениями благодати упиваться, а хранить и беречь непрестанную молитву, которую Бог даровал, – это корень духовной жизни, да, корень духовной жизни…

– Почему же я периодически падаю, батюшка? Почему это происходит? – волнуясь, спросил я.

– Из‑за неприметного роста гордыни в душе Бог попускает тебе эти падения. Это вот самая беда и есть… Чем больше у людей гордыни, тем жизнь хуже. Смотри сам, как оно идет от поколения к поколению: рост гордыни есть прямая причина деградации человечества… Только духовно свободный человек может помочь несвободному, опутанному грехами и заблуждениями человеку. Нам необходимо стать свободными и мужественными православными людьми в Боге, а быть равнодушными, слабыми и трусливыми нельзя. Ни в коем случае, да, да…

Сострадание и евангельская любовь к ближним заключены в самой основе духовной свободы, «которую даровал нам Христос». Только свободный духом может всем сердцем возлюбить ближнего, потому что он ни от чего не зависит! Так‑то, отче Симоне… Именно поэтому святые помогают миру своей благодатью и молитвами. Прямая задача Церкви – сделать нас духовными существами во Христе, а не бренными жителями земли, привязанными к плоти и к суетной и ложной жизни. Этому следуй, отец Симон, и этому учи людей… Помни, что без любви нет спасения, а без отречения от привязанностей нет любви. Умение молиться непрестанно – это начало нашего спасения, а умение мужественно претерпевать брани – его завершение. Бог больше всего любит души, воспитывающие в себе эти качества.

– Спаси вас Христос, батюшка, за наставления и вразумления. Есть у меня еще один вопрос: недавно в Лавре я узнал, что можно, как паломник, съездить на Афон. Как вы благословите: ехать или не стоит? – Мне пришлось собрать весь дух воедино, молясь о решении старца и стараясь удержать волнение.

– А как у тебя на сердце? Что оно говорит? – Отец Кирилл испытующе смотрел на меня улыбающимися глазами.

– Я бы поехал не раздумывая, отче дорогой.

– Ну, на месяцок можно попробовать! Делай визу, а там посмотрим, там посмотрим, да… Ищи дальше духовное знание, отец Симон, не останавливайся. Может, на Афоне найдешь кого‑нибудь из прежних отцов, которые вразумлены Духом Божиим. – Духовник прикрыл глаза, словно засыпая.

– Отче, родной, я от вас ни к кому не уйду и всегда буду вам верен! Вы мой единственный батюшка на свете! – от всего сердца высказал я свою любовь к старцу.

– Хорошо, хорошо… Бог тебя благословит! Поезжай в паломничество, разузнай, как там отцы подвизаются…

– Языка не знаю греческого, отче! От этого и нахожусь в смущении.

Я действительно не представлял себе, как добираться до Афона, если английский у греков не в ходу.

– Бог все управит, отец Симон, не переживай! – напутствовал меня Старец. – Возьми еще обязательно благословение у наместника.

В отделе внешних церковных связей Московского Патриархата визами ведал знакомый мне по патриаршим службам в Лавре архидиакон.

– На Афон собрался? Сделаем визу. На месяц хватит тебе?

Это было больше, чем я ожидал, рассчитывая на две недели.

– А как мне в Греции добраться до Афона и Русского монастыря?

– Не знаю, не знаю, это не ко мне, отец. Поезжай на Афонское подворье, там тебе все расскажут… – мгновенно схватив суть дела, ответил архидиакон и поспешил по коридорам отдела с папками под мышкой.

На Афонском подворье Русского Пантелеимоновского монастыря мне приглянулся бравого вида монах лет тридцати в греческой рясе и камилавке. Он толково объяснил мне, как действовать в Греции, и на листе бумаги написал адрес подворья русского монастыря в Салониках.

– В аэропорту просто покажи этот адрес таксисту, и он доставит тебя, куда нужно! Это не очень далеко…

Я замялся насчет денег. Монах понял мой безмолвный вопрос:

– Не бойся! В Греции таксисты честные… Если какие‑нибудь деньги у тебя есть, сразу поменяй на драхмы. Передавай отцам поклон от иеромонаха Пантелеймона…

Хороший, обаятельный человек почему‑то надолго запомнился мне.

В Лавре наместник поначалу строго отнесся к моей просьбе:

– Отец Кирилл, говоришь, благословил? А что ты в Греции будешь делать? Там же ничего нет! Знаешь, что такое «грек»? Это – грех!

Такого толкования я прежде никогда не слышал, поэтому осмелился возразить:

– Отец Феофан, в книге «Жизнеописания Афонских подвижников благочестия XIX века» и в Афонском Патерике описано множество великих святых и достойных подвижников. Мне хотелось бы им поклониться. И еще я очень люблю Иверскую икону Божией Матери, в честь которой у нас скит назван в Абхазии. А эта икона находится на Афоне.

Настоятель заложил руки за спину и несколько раз быстрым шагом прошелся по кабинету.

– Ладно, убедил. Ступай к казначею. Он тебе выдаст нужные средства на билеты и дорогу. – Затем резко повернулся ко мне: – Слушай, у нас подворье создается в Геленджике. Давай принимай его!

– Отец наместник, где Геленджик и где Псху? Это очень далеко от нас…

– Как далеко? Ерунда… Твой скит на Кавказе, так? И Геленджик на Кавказе. Вот и следи за обоими скитами!

– Простите, отец наместник, боюсь, что не потяну… – Спасительная идея пришла мне в голову. – Разрешите с отцом Кириллом посоветоваться?

– Хорошо, советуйся…

Архимандрит широким размахом подписал мое прошение о денежной помощи, и я вышел от него, не чувствуя под собой ног. Дрожащими руками я набрал номер батюшкиного телефона в палате больницы.

– Батюшка, это вы? Простите, что беспокою… Наместник только что предложил мне принять строящееся подворье в Геленджике!

– А ты что ответил?

– Сказал, что с вами посоветуюсь… – В трубке послышался треск: похоже, отец Кирилл засмеялся.

– Ты пока давай на Афон, а там видно будет… Геленджик не твое место.

– Спасибо, спасибо, отче! Успокоили! Помолитесь обо мне…

Визу мне сделали быстро. Я попрощался с отцами в Лавре, взяв от них письма к знакомым монахам, и, не помня как, будто в мгновение ока, очутился в Салониках. Только что прошел небольшой дождь, который не прибил даже пыли. На замутненном желтоватом горизонте тянулись невысокие, выгоревшие от жары хребты, с зелеными пятнами виноградников и небольших рощиц. На окрестных холмах дома с красными черепичными крышами, словно привстав на цыпочки, загляделись в морскую даль. «На Таджикистан немного похоже, – подумалось мне. – Только дух лучше, православная страна как‑никак!»

 

Рожденные от Бога, мы призваны Им жить Его жизнью, настолько свободной, что эта Божественная Свобода не вмещается в нас, ибо слишком тесны узы нашего тела, в котором мы ждем свою смерть. Но когда мы добровольно отказываемся от всего, неожиданным образом в нас вливается духовная сила, в которой и через которую мы обретаем духовную свободу в Духе, ибо Бог есть Дух. Даже когда я блуждаю во сне, знаю, что это сон, рождающийся в моем уме, который пребывает в Духе Твоем, а Ты окружаешь меня со всех сторон, сторожа мои сновидения. А когда пробуждаюсь я, то Твои объятия, Боже, встречают меня, куда бы я ни обернулся. Ты – жизнь моя, Господи, хочу навеки стать единым с Тобою!


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 32; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!