Архимандриту Спиридону, миссионеру 21 страница



Вечерняя метель завывала за окном, наметая большие сугробы. У дома собрались провожающие – работники издательства во главе с отцом Анастасией, чада отца Пимена из Москвы, сотрудники фирмы, которые тоже пришли проводить нас. Фонарь на столбе, скрипя, раскачивался под порывами ветра, отчего казалось, что вся зимняя декорация качается и летит куда‑то вместе со всеми нами. В нетопленом доме стоял страшный холод. Новая владелица дома, завернувшись в шубу и обвязавшись по глаза теплым платком, сидела в зале на единственном табурете. Провожающие носили чемоданы и отцовские узлы в машины, которых на улице собралась целая кавалькада. Я заметил, что лицо у отца воспаленное и болезненно красное. Он ходил, пошатываясь.

– Папа, да ты страшно болен! – ужаснулся я.

– А? Что? Что такое? – озирался мой старик, плохо соображая, что творится вокруг него.

– Господи, вот беда, и еще на дорогу! Что мы с тобой делать будем, папа? Ты хотя бы понимаешь, что происходит? – тормошил я отца.

Из толпы суетящихся людей ко мне подбежал молодой послушник невысокого роста, с добрым лицом и маленькой черной бородкой:

– Александр, – представился он. – Батюшка, берем Федора Алексеевича под руки и ведем в машину! Там хоть теплее будет…

Я недоуменно посмотрел на него. Он понял мой молчаливый вопрос.

– Отец игумен взял билет и для меня, чтобы я помогал вам в пути. Нас ожидают в Адлере, я все устрою, – бойко рассказал он.

– Спасибо тебе, Саша! Ты вовремя появился. Тут, сам видишь, что творится!

На прощание руководитель фирмы долго тряс мою руку:

– Честное слово, очень рад был познакомиться с вами, батюшка! И жалко расставаться…

– Мне тоже очень жаль… – Я как мог ответил на его крепкое рукопожатие. Инженер, осмелившись, решил сказать мне самое приятное, что смог придумать:

– Я даже в Лавру теперь ходить буду на все службы, вот увидите! – пообещал он с воодушевлением.

– Вот этому буду очень рад, помоги вам Бог!

Мы обнялись на прощание. Последовали дружеские объятия с провожающими. Метель сыпала на нас искристые звезды, пороша глаза снежной пылью. Под жалобный скрип качающегося фонаря мы расселись по машинам. Отец Анастасий в микроавтобусе и еще две «Волги» с вещами поехали с нами на Курский вокзал. Отец сидел на заднем сиденье и тяжело дышал. Я положил его горячую голову себе на плечо.

– Папа, выпей таблетки, прошу тебя…

Он не отвечал, заснув на моей груди. Из‑за метели ехали медленно и еле успели на готовый к отправлению поезд.

– Отец Анастасий, спасибо за все! Помолись, чтобы отец выздоровел. Просто не знаю, что с ним делать? Совсем разболелся…

Мой друг, прощаясь, посоветовал:

– Дай Федору Алексеевичу ципролет – лучшее лекарство! Помогай вам Бог! – Мы попрощались у двери вагона, поторапливаемые проводницей. – До встречи в Абхазии! Надеюсь еще увидимся… – Голос архимандрита заглушил гудок электровоза.

– Скорей, скорей прощайтесь, батюшки! Поезд сейчас отойдет… – волновалась проводница. – Что это с вашим стариком? Совсем больной!

В купе я с трудом уговорил отца принять антибиотики и еще долго сидел, глядя в морозное окно, где расплывались уходящие огни заснеженной Москвы.

Послушник Александр сладко посапывал на верхней полке.

Утром мне страшно было открывать глаза: если отец болен, мы пропали. Собравшись с духом, я взглянул на соседнюю полку‑ старенький Федор Алексеевич еще спал. Его лоб уже не пугал своей температурой. На одной из стрелок вагон качнуло, и отец проснулся.

– Сын, где это мы? – Он поводил глазами, не понимая, где находится.

– В Адлер едем, папа. Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросил я. С верхней полки свесилась лохматая голова Александра, прислушивающегося к нашему разговору.

– Вроде нормально. – Отец потер рукой лоб. – Ничего не помню, хоть убейте… – Он посмотрел в окно, за которым кружились донские балки и степи. – А мы уже далеко от Москвы?

– Далеко, папа. К морю едем! – Я постарался приободрить его.

– К морю? И это хорошо… И это хорошо, – улыбаясь, проговорил отец, приглаживая рукой волосы.

В Адлере нас встретил Филипп с послушником лет тридцати, кинематографического облика.

– Батюшка, пока хозяева не съехали, мы с Ильей, кстати, познакомьтесь – помощник игумена Пимена, сняли вам комнату в пригороде Адлера. Это недалеко, по Краснополянской дороге, рядом с форельным хозяйством… Вам еще предстоит ремонт сделать в купленной квартире, подождете?

Вокруг стояла щедрая на тепло погода, над головой синело бездонное небо, узорчатые ветви пальм раскачивал шумный ветер, в котором угадывалось дыхание близкого моря. Я с готовностью и признательностью ответил, готовый ждать сколько угодно:

– Конечно, не вопрос… Правда, папа?

Он снял шляпу, подставляя голову южному солнышку, думая о чем‑то своем.

– И это хорошо… И это хорошо, сын…

Архимандрит Пимен приехал с иеродиаконом Саввой, неторопливым человеком с седоватой бородой, профессиональным фотографом, возившим с собой громоздкий старинный фотоаппарат.

– Отец Савва поможет нам с ремонтом. Он в этом деле имеет отличный опыт, – отрекомендовал мой друг прибывшего специалиста.

– Ну уж, отличный… Скажете тоже, отче. Так себе, опыт средненький… – Окая в густую бороду, проговорил иеродиакон.

– Итак, пока будет идти ремонт, отцы Савва и Илья им как раз займутся, я предлагаю, отец Симон, поездить по району и присмотреться к местам, подходящим для скита! А с Федором Алексеевичем останется послушник Александр, – деловито распорядился архимандрит.

Поиски в пригороде мы прекратили сразу – густо заселенная местность для скита не подходила. Красная Поляна тоже ничем нас не утешила, кроме прекрасного, с юности знакомого горного вида. Слишком высокие цены на дома и участки заставили нас отступить.

– Отче, поищем наше место по селам вдоль ущелья. Там должно быть подешевле! – предложил я. В одной из небольших деревенек с подходящим названием Монастырь нам приглянулся участок в виде полумесяца, с открывающимся с него видом на речные террасы.

– Местечко неплохое! Эх, жаль, земли маловато. Но если ничего другого не найдем, то и это подойдет. Можно хотя бы храм построить и келью… Филипп поможет нам оформить «полумесяц», у него отец архитектором в Сочи работает, – рассудил мой товарищ, и мы продолжили наши поиски. Приглядываясь к горному ландшафту, я обратил внимание на одну глубокую долину в стороне от Красной Поляны по реке Псоу.

– Видишь, отец, ущелье на самой границе с Абхазией? Мы туда еще не ездили!

– Отличная идея! – вдохновился архимандрит. – Кстати, отец Херувим строит скит на горке под Лазаревской, – сообщил мне новость настоятель, которая для него, видимо, не прошла безболезненно. – Сначала я не хотел его отпускать, а потом подумал: «Зачем человеку жизнь портить? Если хочет, пусть едет…» Отец Кирилл тоже благословил ему перебраться сюда. Видать, уговорил Старца…

– А мы съездим к отцу Херувиму? Интересно послушать его мнение…

Но мой порыв был остановлен.

– Съездим, съездим, только сначала наши дела закончим, – внушительно ответил отец Пимен.

Широкая долина Псоу, с зеленеющими по ней виноградниками, нам приглянулась сразу.

– Подходящий район, смотри‑ка, Симон! – довольный, воскликнул настоятель монастыря. – За рекой Абхазия, горы совсем рядом, и земля, кажется, отличная… Что это там, вроде сады? – спросил он, вглядываясь в пойму реки, оттененную плывущими над ней облаками.

Село, в которое мы приехали, называлось Ермоловка. За ним тянулись вдоль реки наспех поставленные столбы новообразованной границы.

– Вот, отлично! Пограничники нас и охранять будут. Нужно с ними непременно познакомиться… – рассуждал игумен, расхаживая по обширной территории полузаброшенного села. Выяснилось, что из всех домов, разбросанных по зеленым холмам с садами и виноградниками, продаются два расположенных рядом дома по десять тысяч каждый.

– Из этих домов мы сделаем скит. В большом доме поселим братию и соорудим храм, а второй дом оставим под склад или для будущих насельников скита, если братство увеличится. Кстати, неплохо будет сюда наших больных присылать. Пусть в теплом климате здоровье восстанавливают…

Я молча соглашался со всеми распоряжениями игумена, кивая головой.

Прижимаясь к реке, в даль уходила грунтовая дорога, заворачивающая в красивое лесное ущелье с встающими на горизонте снежными вершинами. Пока мой товарищ осматривал дома, я поднялся на один из зеленых холмов и сел на молодую травку, подставив лицо под теплые лучи солнца.

То, что исподволь происходило внутри меня, удивило своей сокровенной подспудной работой. Как будто молитва постепенно освобождалась от тяжкого гнета забот и попечений, тяжелым грузом придавивших ее и чуть было не убивших в ней всякую жизнь. И теперь этот слабый голосок молитвы, словно горный ручей, пробившийся из камней, становился звучнее и отчетливее, как забытая мелодия или как живое дыхание благодати.

«Господи… – ясно и отчетливо выговаривало радостное сердце, – Иисусе Христе… – присоединялась к молитве вся моя душа, – помилуй мя!» – углублялся в нее весь собравшийся в молитвенных словах ум, вновь обретший уснувшую было силу. Истинная, прекрасная в своей торжествующей полноте жизнь, не сравнимая ни с какими красотами мира, возрождалась в груди, как будто омывая изнутри сердце и душу кристально чистой водой благодати.

– А куда эта дорога ведет? – услышал я за спиной голос моего друга, поднявшегося на холм. – Интересно, интересно… Здесь, наверное, молиться хорошо будет! – Вдохновение, кажется, посетило и его. – Отец, разведаем это ущелье?

Мое согласие обрадовало любителя гор. Дорога, после прошедших дождей, оказалась очень грязной, местами на скальных участках наш уазик начинал скользить назад. На одном их крутых подъемов пришлось выйти из машины и подталкивать ее руками, упираясь ногами в чавкающую колею. Отец Пимен встал так неудачно, что грязь из‑под колес обдала его большой жирной струей, но он стоически перенес эту неприятность.

– Ничего, у меня в рюкзаке другой подрясник есть… – добродушно заметил он, отряхивая с одежды комья грязи. В конце пути на уютной полянке дорога уперлась в пасеку – двухэтажный домик с остатками старых ульев, стоящих на поляне. Вокруг возвышались припорошенные первым снегом покатые безлесные хребты.

– Чудесное место для наших отшельников! – возрадовался духом игумен. – Как твое мнение, Симон? – Он критически осматривал местность, удовлетворенный таким исходом наших поисков.

– Место хорошее и уединенное, только, по мне, здесь все‑таки сыровато… – Я поежился в легком подряснике.

– Нет, не сыровато! – стоял на своем архимандрит. – Это же весна, а весной всегда сыро…

– Ну, смотри, отче, тебе виднее… Вполне возможно, что летом здесь будет отлично…

Место действительно выглядело красивым, но не таким, как в Абхазии, – солнечным и радостным, а немного сумрачным, возможно, из‑за низких облаков, и сырым из‑за близости горной реки.

В управлении пчеловодческого хозяйства нам удалось быстро договориться о цене, и мы приобрели эту поляну с домиком за тысячу долларов.

– Теперь все нужно согласовать с мэром. Все‑таки скит открываем официально. Поедешь со мной, а то одному неудобно? – Игумен деловито и сосредоточенно просматривал все документы на покупку недвижимости в своей разбухшей папке.

Мэр, властный, уверенный в себе человек, лет пятидесяти, говорил с нами сухо и кратко.

– Скит в Ермоловке строить разрешаем. Постановление о покупке домов подпишу. Не пойму только, чего это вы в село забрались? В Сочи есть и получше места.

– Для нас в Сочи дороговато, а по селам цены небольшие, – сдержанно отвечал игумен.

– Для батюшек и дороговато? Удивляюсь… – озадачился мэр. – А чего же вы сидели, когда все вокруг землю даром брали?

Мы промолчали. Глава администрации попрощался с нами за руку:

– Моя супруга хотела с вами побеседовать. У вас найдется немного времени? Вы там с ней сами, без меня…

Супруга мэра оказалась более радушной и гостеприимной, приняв нас в гостиной в своей новой большой вилле с шикарным видом на город и море. Пока она готовила чай, в комнату вошла ее дочь, школьница. Увидев священников, она сконфузилась.

– Мама, я пойду, не буду вам мешать…

– Ну‑ну, не будь букой, монахи не кусаются… – засмеялась мать. – Угощайтесь, батюшки! – Она придвинула к нам бутерброды с красной икрой, шоколад. – Не обращайте внимания на моего мужа. Они все после коммунизма припорошенные… А я уверовала. Правда, совсем недавно. И Церковь я уважаю. У вас где скит разместится?

– В Ермоловке. Место красивое. Сады вокруг… – Архимандрит держался строго и величественно.

– Вы позволите к вам приезжать на службу? – спросила хозяйка.

Отец Пимен замялся:

– Вообще‑то скит у нас мужской…

– Понимаю, понимаю… – поправилась женщина. – Но вы сами иногда намерены сюда приезжать?

Они разговорились и, похоже, нашли общий язык. Девочка искоса поглядывала на меня.

– Хотите, покажу вам мои картины? Я пробую рисовать акварелью…

На всех листах, изображенное в полудетской манере, всюду присутствовало море. Но краски были положены хорошо, у этой девочки явно имелся талант.

– Я море очень люблю. И брожу вдоль него, когда мы с мамой выезжаем на наши любимые места.

Прощаясь, она со смелой детскостью сказала:

– Мама, а монахи не такие страшные, как говорят.

Ремонт квартиры затягивался. Архимандрит уехал, а мой отец начал унывать. Затем уныние переросло в подозрительность.

– А почему вы мне квартиру не показываете? Может, ее совсем даже и нет на белом свете?

– Папа, там Савва и Илья ремонт ведут, смотрят за рабочими, стройматериалы им подвозят. Все идет нормально. Как закончат, так и переедем, – попытался я успокоить отца.

– Это что значит? Подождите, детки, дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток? Я требую показать мне квартиру! – Он изо всей силы стукнул кулаком по столу. – Вы что, обманываете меня? – Старик разволновался не на шутку.

– Саша, собираемся, поедем в город на автобусе! Пусть Федор Алексеевич осмотрит квартиру.

Там полным ходом шел ремонт. Краской пахло даже в подъезде. Отец молодцевато помахал рукой пенсионеркам, сидевшим у подъезда на лавочке.

– Вот, теперь своими глазами вижу – молодцы, молодцы! Это кто, отец Савва? Отец Илья? Благодарю, благодарю! – энергично тряс им руки Федор Алексеевич.

Но главное было еще впереди: нам предстояла прописка отца и оформление его пенсии. Выстояв с Сашей огромную очередь у дверей паспортного стола с шести часов утра, мы вошли в кабинет начальника паспортного стола. Женщина в чине майора милиции встретила меня неприветливо:

– Вы тут пропишетесь с вашим отцом и потом балдеть будете, а мне за вас отвечать! Так? У нас строго с пропиской.

– Прошу отца прописать по здоровью, как пенсионера. Хлопот от него немного. Документы в порядке. А я жить буду рядом, в Абхазии, – пытался я спокойно отвечать на капризы майора.

– Вы живите где хотите, а нам нужно документы проверить вашего отца начиная с Таджикистана. Пишите заявление, что вы живете, как священник и монах, в Абхазии, а отца хотите поселить в Адлере. Только это еще не все: вам нужно в Краснодаре разрешение получить. Тогда и пропишем вашего Федора Алексеевича. Пусть Краснодар решает!

Мне это обстоятельство показалось запредельным для моих душевных сил.

– А когда проверка документов закончится? – упавшим голосом спросил я.

– Не раньше, чем через месяц. А пока приходите, проверяйте списки.

Начались долгие хождения по мукам в милицию с записью в очередь с шести утра. Верный Александр всюду сопровождал меня. Не желая ехать в неизвестность, мне хотелось дождаться результатов проверки. Время шло, а ответа не было.

Начальница, увидев меня в очередной раз, вспылила:

– Что вы все ходите и ходите ко мне? Сказано вам: через месяц придут сведения! Вы в Краснодар ездили? Вот тогда и будем разговаривать.

– Простите, месяц уже прошел… Отец без пенсии и без денег сидит.

Мои возражения не были услышаны.

– А мне какое дело? Значит, Таджикистан тянет! Освободите кабинет и не мешайте работать.

Пришлось собрать все телесные и душевные силы и собираться в Краснодар.

– Батюшка, не переживайте, я тоже с вами поеду!

Самоотверженность послушника немного утешила мою душу.

– Спасибо, Саша! Без твоей помощи мне давно уже пришел бы конец.

 

* * *

 

Что синь, от края и до края,

До дна от солнца светится,

Что где‑то жизнь течет иная,

С трудом каким‑то верится!

 

А за окном – зима сырая

С вороньей стаей по ветвям,

Так убедительно плохая,

Что и без слов понятно нам!

 

И в той знакомости тревожной

Мне тоже что‑то вручено –

И море с синью невозможной,

И то, что светится оно.

 

Рабы суеты не поднимают взора от земли сей, ибо говорят друг другу: «Разве возможно воскресение наше в Боге?» И им отвечают другие рабы: «Не нуждается человек в Боге!» Потому изливается гнев Божий на рабов нерадивых. Но чада Божии смотрят прямо в лицо Отца Небесного, ибо сказал Он Сам через пророка Своего: Будьте святы, потому что Я свят (1 Пет. 1:16), а через Сына Своего прорек: Видевший Меня видел Отца (Ин. 14:9). Рабы земли сей всегда пребывают во мгле греха, а сыны Божии неотлучно – в укрепляющей их благодати, сияющей в сердцах детей Отца Небесного, подобно огню в купине неопалимой. Сыны живут в истинном смирении пред Отцом светов, а рабов точит горькая зависть и сжигает гнев. Дух Божий касается душ сынов Божиих и раскрывает им без‑предельность Царства Небесного, а плотские души живут и мыслят по‑плотски, не проникая в глубины Божественной жизни Твоей, Христе, которую во всей полноте даруешь Ты созерцающему уму.

 

МЕЖДУ ДВУХ ОГНЕЙ

 

Обманываю я сам себя, Боже, и не нужно даже хитростей лукавого, когда верю я, что тело мое – это я сам, и жизнь моя, и упование мое. Тело всегда немо и безжизненно, ибо лишь благодать Твоя, Христе, движет его и говорит через уста его. Плоть обманывает плоть своей привлекательностью, пустая плоть, ничего не значащая без жизни вечной Твоей, Боже. Познавший Тебя преобразил и смертную плоть свою, наделив ее благодатью и животворящей силой, избавив от греха и смерти. Тогда преображенное тело становится помощником и другом в подлинном благоговейном единении с Тобой, Господи, когда истины Евангелия созерцаются боговидно богами по благодати Божией.

 

По зеленеющим первыми всходами бескрайним кубанским полям мы катили на стареньком междугородном автобусе. В окно сильно дуло через неплотно прикрытую щель. Солнечные лучи щедро разбрызгали пятна света по весенней просыпающейся земле, ощутившей первое настоящее мартовское тепло. От этого в душе лучилось солнечное настроение и жило ожидание самых удивительных свершений. В Краснодар приехали поздно, в одиннадцать вечера. Отыскали горисполком, а ночевать оказалось негде – в гостиницах, как всегда, не было мест. В вестибюле учреждения горел свет. На наш стук вышел старенький вахтер.

– Ладно, ночуйте здесь, в креслах! Только утром раненько я вас на улицу выпущу, чтобы вас здесь сотрудники не увидели. Зайдете потом в общей очереди.

Такое предложение показалось нам верхом удачи. Наутро, заспанный и плохо соображающий, я стоял перед каким‑то чиновником, который долго что‑то писал, а потом подал мне бумаги.


Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 34; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!