Шесть правил, которым я собираюсь следовать весь выпускной год и которые, я надеюсь, хоть немного смягчат маразм моего пребывания здесь, хотя ручаться в этом я бы не стала. 8 страница
– Эй, Джесс!
Бриджит тоже была на этом забавном уроке. Сейчас она размахивала руками, чтобы привлечь мое внимание.
– Здесь, здесь!
Бриджит сидела на трибуне одна. Вроде как. Она была окружена со всех сторон девятиклассницами, которые держали тем не менее безопасную дистанцию. Сам факт, что они таращили на Бриджит глаза в беспредельном восхищении, сам по себе четко идентифицировал их как новобранцев. (Все девицы из десятого, одиннадцатого и двенадцатого классов уже люто ненавидели Бриджит за ее квазиизвестность, о чем свидетельствовали постоянные указывания на нее пальцами и слова «Кем она себя возомнила?», постоянно доносившиеся из‑за кольца поклонников.) Более того, все эти Сексуальные Малышки были одеты в чрезвычайно откровенные наряды. Их счастье, что администрация была слишком занята расписанием и не ввела дресс‑код.
Если Бриджит все это и замечала, то виду не подавала.
– Ты идешь? – спросила я Пепе.
Он покачал головой.
– Не‑a, ты иди. Она у нас звезда, а мне приходится драться за второстепенные роли.
– Ну, ладно.
После сложного ладонь‑скольжение‑хлопок‑за‑спиной‑щелчок‑пальцем‑по‑груди маневра, который обозначает, что мы братья‑по‑духу‑номер‑один, Пепе удалился.
Я подошла к Бриджит.
– Привет, на тебя опять все таращатся, – сказала я, сделав телодвижение в сторону девчонок, которые пытались сохранить спокойствие, что у них не получалось.
|
|
|
– Неужели? – Бриджит без интереса огляделась. – Ну и ладно. А чего Перси не подошел, ну, сказать привет или чего еще?
– Он подавлен твоим величием, – ответила я.
– Ерунда какая‑то, – сказала она, наблюдая, как он удаляется. – Не понимаю, почему все ведут себя так, как будто снимаются в видео – это такое большое дело.
Я тоже не понимаю. Лично меня очень бы подавляло, если бы я была объектом ложных слухов о моих отношениях с участником мальчиковой музыкальной группы. Но это всего лишь я.
– Ты уже видела Сару и Мэнду? – спросила я.
– Страшилу и Страшилище? – Бриджит сделала гримасу. – Нет. А ты?
– Сегодня нет, – ответила я. – Но недавно столкнулась с ними в торговом центре.
– Неужели? Странно, что Страшилище не была занята охаживанием чьего‑нибудь дружка и вместо этого пошла по магазинам.
У меня не было настроения снова перетирать то, как Мэнда переспала с Бэрком, пока Бриджит была в Лос‑Анджелесе. Боже, это случилось целых два года назад. Несмотря на то что Бриджит уже явно разлюбила Бэрка, она никогда не упускает возможности напомнить всем, какая Мэнда шлюха. Но мне уже надоело об этом говорить, поэтому я сменила тему.
– Сара прилично уменьшилась в размерах за это лето.
|
|
|
– Синяк наконец‑то рассталась со своим жиром? – Бриджит была настолько удивлена, что даже временно перестала называть ее Страшилой и перешла на менее оскорбительное прозвище. – Пять, десять, двадцать килограммов? На сколько она похудела?
Я никогда в жизни не сидела на диете. И я просто не представляю, потеря какого количества веса превратила Сару из увесистой трапеции в вытянутый прямоугольник. Не думаю, что мои геометрические объяснения будут понятны Бриджит. Математика не является сильной ее стороной.
– Не знаю, – сказала я. – Наверное, намного.
– Когда дело касается, типа, важных вещей, ты никогда ничего не знаешь.
Что касается ее понимания важного, я с ней полностью согласна.
Бриджит встала и прикрыла бледно‑белой ладонью глаза от солнца, которое вливалось в помещение через открытое окно. Она всматривалась в толпу, выискивая похудевшую Страшилу. Я тоже огляделась, нашла Сару за тридцать секунд, но не успела я показать на нее Бриджит, как увидела нечто гораздо более неприятное.
– Ни хрена себе! Это что, Мэнда в спортивной куртке Скотти?
Бриджит искоса посмотрела в ее направлении.
– Страшилище!
Имени, вышитого на куртке, я прочесть не смогла, но то, как активно Скотти и Мэнда начали засовывать свои языки в самое горло друг друга, говорило о том, что именно Скотти принадлежала спортивная куртка из шерсти и кожи, которую Мэнда напялила на себя в этот теплый солнечный день. Каким‑то непостижимым образом за последнюю неделю Мэнда успела воспользоваться своими женскими чарами (читай: умением обращаться с пенисом), чтобы захомутать Его Королевское Мужество, Большого Стервеца из богатых районов. Отвратительно.
|
|
|
– Меня сейчас стошнит, – сказала я.
– Я думала, типа, Скотти тебе больше не нравится, – заметила Бриджит.
– Не нравится, – ответила я. – Как мужчина он мне никогда не нравился. Но это так мерзко, что кто‑то, кому когда‑то нравилась я, кто хотел, чтобы я была его подружкой, теперь обменивается слюной с Мэндой.
Не могу поверить, что он был моим первым и единственным бойфрендом. Конечно, это было в восьмом классе, задолго до того, как его избрали королем на школьном балу, до того как он стал Самым Крутым Стервецом с Галерки и Наикрутейшим Парнем, каким он является сегодня. Я никогда не хотела встречаться с ним и до сих пор не хочу. Но когда я увидела его с Мэндой, я чуть не скатилась кубарем с трибуны. Мэнда. Интересно, не сменит ли она имя на Мэнди, чтобы вписаться в список его предыдущих нимфоманских подружек: Келси, Бекки, Кори, Линдси и Тори. Тупость. Лично я не была знакома с этими девицами, и поэтому их статус меня мало беспокоил. Тем не менее Скотти и Мэнда – это прямо инцест какой‑то. Слишком хорошо я знаю их обоих.
|
|
|
Я хмыкнула и выпадала в осадок следующие полчаса, пока Бриджит не нашла чем меня отвлечь.
– Внимание, внимание! На горизонте появился новый душка! – воскликнула она, указывая на интригующего юношу на противоположной стороне трибуны. Его волосы были насыщенного темно‑русого цвета, хорошо, если бы этот цвет еще отражал глубину его интеллекта. Прическа стильная; мозговитые очки в тонкой оправе. Его мускулатура явно была разработана во время долгих походов в лесу в одиночестве, а не в качалке за поднятием железа с кучкой тупиц. Парень улыбался немного нервно. Идеальная светлая кожа соответствовала обнаженной красотке, нарисованной на его футболке.
ОООХ. Он в моем вкусе. Клевый, но не слащавый, ударение на «клевый». О, да.
О, пусть он окажется именно тем душкой новеньким, о котором говорила Сара. В школе около тысячи учеников, но кажется, что это заведение значительно меньше. К тому времени, когда ты доживаешь до выпускного класса, ты уже либо знаешь всех лично, либо знаешь о каждом много правды и лжи. Этот парень точно не был девятиклассником, он был мужчиной. Скорее, Нирвану (так я его назвала) перевели к нам из другого района. Или это смущенный иностранный студент, прибывший по обмену, и нуждавшийся в знакомстве коренным жителем Нью‑Джерси вроде меня, чтобы ему показали наш Садовый Штат.
Буквально через долю секунды я перестала фантазировать о достижении нирваны с этим красавчиком, потому что рядом с ним я увидела…
Человека, которого надеялась увидеть в классной комнате, но этого не случилось, ибо в нашем расписании перепутались все буквы алфавита и фамилии на «Ди» и на «Эф» больше не стояли рядом.
Я увидела…
Парня, Чье Имя…
Ох…
Пошло все к черту.
ПОШЛО ВСЕ К ЧЕРТУ. Я СДАЮСЬ.
Эти игры разума больше не работают. То, что я исключила его имя из словарного запаса, не смогло удалить его из памяти. Так что бредовая когнитивно‑поведенческая терапия, о которой я прочла в книге по психологии, отправляется в утиль. Все. Теперь я буду произносить и писать его имя.
Маркус Флюти.
Вот тогда‑то я и увидела Маркуса Флюти.
Вот, я написала это. И сказала.
МАРКУС ФЛЮТИ! МАРКУС ФЛЮТИ! МАРКУС ФЛЮТИ!
Боже, как здорово! Но еще лучше я себя чувствую, когда смотрю на него. Когда я его увидела, я вдохнула в грудь столько воздуха, что все остальные на стадионе могли просто задохнуться.
– О, Джесс, – сказала Бриджит. – Нет.
О, Джесс. Да.
– Нет, – тихо, но твердо повторила она.
Да.
– Только не снова Маркус Флюти, – сказала Бриджит.
Да. Маркус Флюти. Снова. Исноваисноваисноваисноваисноваиснова.
Теперь он был не в форме, состоящей из рубашки и галстука, в простой белой футболке с коротким рукавом, на груди которой было что‑то написано, чего я не могла разглядеть. Солнце придало его рыжеватым волосам оттенок новой медной монетки. Его короткая стрижка отросла и теперь волосы стояли торчком. О‑о‑ох. Петушок‑золотой‑гребешок…
Нет.
Нет, Петушок‑золотой‑гребешок.
– Что же в нем такого, что ты, типа, готова описаться при виде его?
Хотела бы я знать. Что‑то большее, чем наши ночные разговоры обо всем и ни о чем, которые были единственным (помимо бега) средством, помогавшим мне успокоиться и хоть как‑то поспать ночью. И что‑то большее, чем то, как он все усложнял, но при этом помогал увидеть проблему очень ясно, как бы новыми глазами. И нечто больше, чем просто тот факт, что он единственный парень, с которым я почти что занималась любовью.
Наверное, так происходит потому, что я понимаю: мы никогда не будем вместе.
– Хочу напомнить тебе, что ты его, типа, ненавидишь.
Я типа ненавижу его. Я типа люблю его. Я люблю его. Я его ненавижу.
– Я ненавижу его.
Бриджит вздохнула:
– Да.
Бриджит единственная во всей школе знает, насколько далеко мы зашли с Маркусом Флюти, что я чуть не позволила ему лишить себя девственности в прошлый новогодний вечер. Она единственная знает, почему я отказалась от близости с ним: тогда он набрался смелости и рассказал мне правду. Мол, все началось с игры – сможет ли хулиган и бывший наркоман уложить в постель главную Умницу класса, а закончилось влюбленностью с его стороны. И Бриджит, только она, знает, как я мучила себя каждый день после того. Господи, да как я вообще могла допустить мысль о том, чтобы переспать с Маркусом, когда он вместе с братом Хоуп принимал наркотики, и, казалось, совершенно не был расстроен смертью Хиза из‑за передозировки? Бриджит. Она единственная знает об уничтоженном дневнике, который я вела в ту болезненную, безумную вторую половину моего одиннадцатого класса, в котором я описывала свои психически неуравновешенные переживания, связанные с Маркусом (и много с чем другим). Она единственная знает, что, несмотря на чувство вины и на то, что я устала быть игрушкой в чужих руках, я не могу перестать думать о нем.
Я заставила ее дать обещание никому не рассказывать об этом, и я уверена, что она сдержит слово. Недостаток внутренней глубины восполняется у Бриджит кристальной честностью. Она никогда не лжет. Уже одно это качество делает ее моим ближайшим союзником в Пайнвилльской школе, что, на самом деле, не так уж много и значит, поскольку выбор у меня невелик.
– Смотри, что я придумала, – вдруг сказала Бриджит чрезвычайно бодрым тоном. – Если бы всех людей на свете разделили на две половины: толстую и худую, то куда нужно было бы отнести Сару?
Да, это будет очень длинный год.
Маркус Флюти.
Аааааахххххххх. Я снова это сказала.
Ку‑ка‑ре‑куууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу.
Пятое сентября
Благодаря моему новому, «улучшенному» расписанию (по которому у меня теперь на одну физкультуру меньше и на один урок самостоятельной подготовки больше), единственное занятие, которое хоть как‑то напоминает нормальную учебу, – это английский со Старой Девой. (Черт. Я имею в виду, с мисс Хэвиленд. Поскольку я уже вступила на тот путь, который приведет меня к тому, что я умру девственницей, то я обещаю больше не смеяться над «синими чулками».) Костяк нашей группы остался нетронутым, но к нам присоединили как минимум двенадцать других учеников, которым здесь было нечего делать. На самом деле, это нам не следовало вмешиваться в их учебный процесс, поскольку в расписании этот урок значился как «основы английского для девятого класса», а не как занятие для класса двенадцатого, выпускного.
Хэвиленд с радостью воспользовалась возможностью обратиться к более обширной и разнообразной аудитории, чем обычно. Не успела я присесть, как она уже взобралась на кафедру и приступила к одной из своих знаменитых речей. В основном она говорила о том, что тот, кто взломал компьютеры школьной администрации, явно очень смышленый человек, но что он использует свой ум не во благо, а во вред. Неужели мы не видим, что наше испорченное поколение воспринимает образование как нечто само собой разумеющееся? Что мудрость – это билет в большой мир? Что знание – это сила, и что потерянные зря дни окажут разрушительное воздействие на наши хрупкие подростковые умы?
Вообще‑то меня восхищают ЛСД‑шные пассажи Хэвиленд, напоминающие всем о ее хипповом прошлом, но на сей раз меня сильно отвлекало то, что я видела перед собой. Хэвиленд наконец‑то отменила систему рассаживания учеников по алфавиту, даровав нам привилегию садиться с теми, с кем нам заблагорассудится. И как вы думаете, кто сел прямо передо мной, как не Маркус? Но об этом я из принципа не хочу больше говорить. Я просто снова начала писать его имя. Надо сбавить темп.
А кто еще мог сесть спереди и слева от меня, если не душка Нирвана? Я подумала, что лучше уже не будет. Тем не менее мне было немного жаль Нирвану. Я имею в виду: сколько уроков физкультуры и ланчей было запихнуто в его расписание? Более того, поскольку это был наш третий подряд год с Хэвиленд, она, как всегда, начала распинаться на тему возвращения в школу, которая уже надоела нам, ветеранам, но могла показаться важной новичку. По‑моему, с ее стороны это как‑то бесчувственно. Я решила, что после урока я подойду и представлюсь.
– Я не сторонница воинственной политики жесткого реагирования, которые в моде у нынешней администрации, – продолжала тем временем Хэвиленд. – Но иногда мне кажется, что наказание у доски – это единственное средство развить в вас чувство ответственности за ваши собственные поступки. Что вы думаете об этом?
Весь класс явно думал о том, как все скучают по тем временам, когда все, что от нас требовалось первого сентября, – было три абзаца на тему «Как я провел лето».
– Я согласен с вами, мисс Хэ, – сказал Скотти. – Вся эта политика жесткого реагирования – дерьмо.
– А почему, Скотт? Я бы хотела, чтобы ты развил тему.
О’кей, – развил тему Скотти. – Потому что отстой это все.
Мэнда, сидевшая за ним, положила руки на плечи своего бойфренда, чтобы поздравить его с глубокой мыслью. Кого‑то такой ответ и удовлетворил бы, но с Хэвиленд этот номер не прошел.
– Так почему?
– На меня тут наезжали, когда я перешел в девятый класс, – сказал он. – Теперь я выпускник, капитан, и пришел час расплаты.
Скотти сделал паузу, во время которой вся его значительность рассеялась как дым.
– Политика жесткого реагирования – дерьмо, потому что я не могу и пальцем тронуть этих грязных девятиклашек, когда они начинают зарываться. Не имею право бить их, чтобы научить уму‑разуму. Это несправедливо.
Он откинулся на спинку стула и поднял ладони вверх, чтобы Пи Джей и остальные «апостолы» оценили его блестящий вклад в дискуссию. Скотти успешно завершил трансформацию из простого парня в полного кретина. Мэнда быстро поцеловала его в шею. Подумать только, ведь всего полтора года назад я могла стать его подружкой. Нереально.
Хэвиленд несколько секунд стояла без движения, явно подсчитывая в уме, может ли она уйти на покой прямо сейчас, но получить при этом максимально возможную пенсию.
К счастью, прозвенел звонок, и все вскочили, чтобы убежать на следующий неурок. Я решила, что сейчас самый подходящий момент, чтобы познакомиться с Нирваной. Я буду первой, кто поприветствует его в нашей школе. Плюс Маркус увидит, что его присутствие не оказывает никакого воздействия на мое психическое равновесие.
– Привет, – сказала я. – Меня зовут Джессика. Добро пожаловать в нашу школу.
Нирвана смущенно посмотрел сначала на меня, потом на Маркуса, который болтался где‑то позади.
– Э‑э‑э… – начал заикаться он. – Э‑э‑э, я…
Секундочку. Это монотонное, дрожащее стаккато…
– Э‑э‑э, Джесс, э‑э‑э, это же я. Э‑э‑э…
Эти нервные «э‑э‑э», идущие вперемешку с незаконченными фразами…
– Э‑э‑э, Лен. Э‑э‑э, Леви. Э‑э‑э…
ЛЕН ЛЕВИ?
Боже правый! Нирвана – это, оказывается, не новый душка, а старый зубрила, только без ужасных фиолетовых прыщей, да к тому же с новой прической. Благодаря какому‑то дерматологическому чуду он превратился в красавчика с фарфоровой кожей, чем‑то неуловимо напоминающего о золотой эре музыки Гранж. Как только я сделала это открытие, я увидела, что Сара и Мэнда прямо‑таки падают друг на друга от смеха.
– Боже мой! – визжала Сара. – Она купилась, купилась!
Суки. Они подставили меня.
– Лен, – сказала я, постаравшись собраться. – Я шучу. Конечно, я тебя узнала. Я вовсе не приняла тебя за новенького. Я просто, э‑э‑э…
Никакой логичной лжи мне в голову не приходило, особенно под настойчивым взглядом Маркуса.
– Э‑э‑э, – кивнул Лен.
Затем он отвернулся, будто ему нужно было прокашляться, затем очень ненатурально прочистил горло, вроде как пытаясь избавиться от чего‑то, засевшего у него в глотке и мешавшего говорить. Э‑кхе‑кхе‑кхе‑кхе‑кхе‑кхееееееееееееееееее.
– Ну, тогда извини за «зебру». Это медицинский сленг, означает неправильный диагноз. Старая медицинская поговорка гласит: «Заслышав стук копыт, сперва подумайте о лошадях, а не о зебрах».
– Ara, – сказала я, уже жалея о том, что стала пытаться заставить Маркуса ревновать: ну, я имею в виду демонстрировать ему, что мне на него наплевать.
А Лен все продолжал:
– Так что мое предположение, что ты подумала, будто я новенький, а не кто‑то, кому помог «Аккутан», оказалось притянутым за уши, так сказать, «зеброй». Видишь, этим летом я выучил много медицинских выражений. Я работал санитаром, поскольку хочу поступить на подготовительные курсы в университет Корнуэлл, и я подумал, что будет круто, если в моей анкете будет указано, что я уже прошел боевое крещение яркими хирургическими лампами и скальпелями…
Лен напоминал подержанный вездеход, который нужно было несколько раз заводить, нажимая на ножной стартер, чтобы мотор наконец‑то завелся. Как только ему удавалось разговориться и слова начинали литься рекой, он уже не мог остановиться, пока не кончится бензин.
– Лен, это очень интересно, но мне нужно идти, – сказала я и направилась к двери. Лен потащился за мной, а Маркус тоже пошел за нами, ухмыляясь, как хитрый Будда.
– Ну и насмотрелся я на всякое этим летом. Была у нас как‑то одна LOL с SOB…
Маркус вклинился между нами и мягко ударил Лена по лбу ладонью. Тогда я заметила, что на белой футболке Маркуса черными буквами написано «Wednesday». Эти буквы были намного реальнее, они были не такие иссиня‑черные, как вытатуированные, практически не читабельные китайские иероглифы, которые постоянно опоясывали его предплечье.
– Э‑э‑э, это он так напоминает мне, что не все понимают медицинский жаргон.
Затем Лен объяснил мне, что «LOL с SOB» у них означает «маленькую старушку» с «одышкой», а вовсе не «громко смеюсь» и «сукин сын». Когда он сделал глубокий вдох, желая подзаправиться энергией, я воспользовалась ситуацией, чтобы завершить разговор. Ибо он мог продолжаться вечно.
Дата добавления: 2021-01-21; просмотров: 42; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!