ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ ДЖЕРЕМИ ПИТТА 8 страница



наконец.

-- Ваша скромность единственно тому причиной.

-- Все может быть, -- согласился дон Хайме.

-- Но теперь вам уже самому все ясно?

-- О да, теперь мне ясно. Король, конечно, будет поражен.

Но Фрей Алонсо огорчился. Он очень мечтал об аутодафе. А донью Эрнанду

более всего поразила внезапная перемена, происшедшая в ее кузене: куда

девалось его презрительное высокомерие, почему он вдруг стал так мягок и

обходителен? Дон Педро же тем временем все подливал масла в огонь.

-- Его величество сразу увидит, что таланты вашего превосходительства

растрачиваются впустую в таком незначительном поселении, как здесь, на этом

Пуэрто-Рико. Я уже вижу вас губернатором куда более обширной колонии. Быть

может, даже вицекоролем, как знать... Вы проявили столько рвения, как ни

один из наместников Испании в ее заокеанских владениях.

-- Но как же я переправлю их в Испанию? -- заволновался дон Хайме, уже

не сомневавшийся более в целесообразности самого мероприятия.

-- А вот тут я могу оказать услугу вашему превосходительству. Я возьму

их на борт "Сент-Томаса", который должен прийти за мной с минуты на минуту.

Вы напишете еще одно письмо его величеству о том, что препровождаете ему это

живое свидетельство вашего усердия, а я доставлю ваше послание вместе с

заключенными. Общую амнистию вы повремените объявлять, пока мой корабль не

отвалит от пристани, и тогда это торжество ничем не будет омрачено. Оно

будет совершенным, полным и весьма внушительным.

Дон Хайме был в восторге и, рассыпаясь в благодарностях перед гостем,

дошел даже до такой крайности, что позволил себе назвать его кузеном.

Решение было принято как раз вовремя, ибо на следующее утро на заре

жители Сантьяго были потревожены пушечным выстрелом и, пожелав узнать

причину этой тревоги, увидели, что желтый испанский корабль, доставивший к

берегам острова дона Педро, снова входит в бухту.

Дон Педро немедленно разыскал губернатора и, сообщив ему, что то был

сигнал к отплытию, учтиво выразил сожаление, что его обязанности не

позволяют ему злоупотреблять долее великодушным гостеприимством дона Хайме.

Пока негр-лакей укладывал его саквояж, дон Педро пошел попрощаться с

доньей Эрнандой и еще раз заверил эту миниатюрную задумчивую женщину в том,

что у нее нет оснований тревожиться за судьбу своего кузена Родриго, который

в самом непродолжительном времени предстанет перед ней.

После этого дон Хайме в сопровождении адъютанта повез дона Педро в

городскую тюрьму, где содержались пираты.

В полутемной камере, освещавшейся  только маленьким незастекленным

окошком с толстой решеткой под самым потолком, они лежали на голом каменном

полу вместе с двумя-тремя десятками разного рода преступников. В этом

тесном, грязном помещении стояло такое зловоние, что дон Педро отшатнулся,

словно от удара в грудь, и дон Хайме громко расхохотался над его

чувствительностью. Однако сам он вытащил из кармана носовой платок,

благоухавший вербеной, и поднес его к носу, после чего время от времени

повторял эту операцию снова и снова.

Волверстон и его пятеро товарищей, закованные в тяжелые цепи,

образовали небольшую группу немного поодаль от остальных заключенных. Одни

лежали, другие сидели на корточках у стены, где на пол было брошено немного

гнилой соломы, заменявшей им постель. Грязные, нечесаные и небритые, так как

все туалетные принадлежности были у них отобраны, они жались друг к другу,

словно стремясь обрести в своем союзе силу и защиту против окружавших их

жуликов и бандитов. Гиганта Волверстона по одежде можно было бы принять за

купца. Дайк, в прошлом младший офицер королевского военноморского флота,

имел вид почтенного добропорядочного горожанина. Остальные четверо были в

бумажных рубашках и кожаных штанах -- обычной одежде всех флибустьеров -- и

с цветными повязками на головах.

Никто из них не шелохнулся, когда скрипнула на чугунных петлях дверь и

с полдюжины закованных в латы испанцев с пиками в руках -- почетный эскорт и

охрана его превосходительства -- вошли и стали у порога. Когда же сия

высокая персона в сопровождении адъютанта и благородного гостя самолично

вступила в камеру и все остальные заключенные вскочили и в почтительном

испуге выстроились по стенам, корсары равнодушно продолжали сидеть на своей

соломе. Однако они не были вовсе безразличны к происходящему. Когда дон

Педро небрежно шагнул вперед, лениво опираясь на увитую лентами трость и

похлопывая по губам носовым платком, который он тоже почел не лишним извлечь

из кармана, Волверстон приподнялся на своем вонючем ложе, и его единственный

глаз (второй он, как известно, потерял в битве при Сегморе) округлился от

ярости.

Дон Хайме жестом указал на корсаров.

-- Вот они, эти проклятые пираты, дон Педро. Глядите -- сбились в кучу,

словно воронье, слетевшееся на падаль.

-- Эти? -- надменно спросил дон Педро, ткнув в сторону корсаров

тростью. -- Клянусь небом, вид их вполне под стать их ремеслу.

Единственный глаз Волверстона сверкнул еще более грозно, однако корсар

продолжал хранить презрительное молчание. Сразу было видно, что этот негодяй

упрям, как буйвол.

Дон Педро, безукоризненно изящный в своем черном с серебром костюме --

живое олицетворение гордости и величия Испании, -- приблизился к корсарам.

Коренастый, неуклюжий губернатор, облаченный в травянисто-зеленую тафту,

шагнул вместе с ним, нога в ногу, и обратился к пленным со следующей речью:

-- Ну вы, английские собаки! Почувствовали теперь, что значит бросать

вызов могуществу Испании? Ничего, успеете почувствовать еще не раз, покуда

вас не прикончат. Я вынужден отказать себе в удовольствии отправить вас на

виселицу, как намеревался, потому что хочу дать вам возможность отплыть в

Мадрид, где по вас скучает костер.

Волверстон ухмыльнулся, оскалив зубы.

-- Вы благородный человек, -- произнес он на скверном, но все же

вразумительном испанском языке. -- Благородный, как все испанцы. Вы

оскорбляете людей, пользуясь их беспомощностью.

Взбешенный губернатор обозвал его всеми непечатными словами, которые

мгновенно приходят на язык любому испанцу, и еще долго продолжал бы

сквернословить, если бы дон Педро не остановил его, положив руку ему на

плечо.

-- Стоит ли зря тратить порох? -- презрительно сказал он. -- Вы лишь

попусту задерживаете нас в этой зловонной дыре.

Корсары в каком-то изумлении уставились на него. Дон Педро резко

повернулся на каблуках.

-- Идемте, дон Хайме. -- Голос его звучал повелительно. -- Выведите их

отсюда. "Сент-Томас" нас ожидает, и скоро начнется прилив.

Губернатор, казалось, был в нерешительности; затем, выпустив в корсаров

еще один заряд сквернословия, он отдал распоряжение своему адъютанту и пошел

следом за гостем, который уже направлялся к двери. Адъютант отдал приказ

солдатам. Солдаты с бранью принялись поднимать корсаров, подталкивая их

древками пик. Подгоняемые солдатами, корсары, пошатываясь, звеня кандалами и

наручниками, выбрались на свежий воздух и солнечный простор. Оборванные,

грязные, измученные, эти обреченные виселице люди устало побрели через

площадь, мимо высоких, чуть колеблемых морским ветром пальм, мимо

остановившихся поглазеть на них жителей, -- побрели к молу, где покачивался

на причале восьмивесельный барк.

Губернатор и его гость дожидались, пока корсары в сопровождении своих

вооруженных конвоиров спустятся в барк. Затем дон Хайме и дон Педро заняли

места на носу; за ними последовал негр-слуга дона Педро с его саквояжем.

Барк отчалил, и гребцы, рассекая голубые волны, повели его к величавому

кораблю, на мачте которого развевался испанский флаг.

Барк приблизился к желтому корпусу корабля возле трапа, и дежуривший на

борту матрос приготовил отпорный крюк.

Дон Педро, стоя на носу барка, повелительно отдал приказ мушкетерам

построиться на шкафуте. Над фальшбортом появилась голова в остроконечном

шлеме, и последовало сообщение, что мушкетеры уже построены, после чего,

неуклюже переступая ногами в кандалах, корсары, подгоняемые конвоирами,

начали медленно взбираться по трапу и переваливаться один за другим через

борт.

Дон Педро сделал знак своему черному слуге следовать за ним и жестом

предложил дону Хайме первым подняться на борт. Сам дон Педро начал

подниматься сейчас же вслед за ним, и когда наверху трапа дон Хайме внезапно

остановился, дон Педро, продолжая подниматься, подтолкнул его вперед, и

притом так сильно, что дон Хайме едва не полетел головой вниз на шкафут. Но

дюжина проворных рук подхватила его и поставила на ноги под громкий смех и

приветственные крики. Однако руки, оказавшие ему помощь, принадлежали не

кому иному, как корсарам, а приветствия были произнесены на английском

языке. Весь шкафут был заполнен корсарами, и некоторые из них уже спешили

снять кандалы с Волверстона и его товарищей.

Разинув от удивления рот и побледнев как мертвец, испуганный дон Хайме

де Вилламарга повернулся к дону Педро. Этот испанский гранд остановился на

последней ступеньке трапа и, держась рукой за трос, наблюдал происходящее.

На губах его играла улыбка.

-- Вам совершенно нечего опасаться, дон Хайме. Даю вам слово. А слово

мое крепко. Я -- капитан Блад.

И он спрыгнул на палубу, а губернатор продолжал молча таращить на него

глаза -- он все еще ничего не понимал. Когда же слова капитана Блада

проникли в его сознание, в потрясенном мозгу этого тупицы все мысли

спутались окончательно.

Высокий, стройный мужчина, элегантно одетый, выступил вперед навстречу

капитану, и губернатор с возрастающим изумлением узнал в нем кузена своей

жены -- дона Родриго. Капитан Блад дружески его приветствовал.

-- Как видите, я доставил сюда ваш выкуп, дон Родриго, -- сказал он,

указывая на закованных в кандалы пленников. -- Вы теперь свободны и можете

покинуть этот корабль вместе с доном Хайме. Наше прощание, к сожалению,

должно быть кратким, так как мы уже поднимаем якорь. Хагторп, распорядись!

Дону Хайме показалось, что он начинает кое-что понимать. Взбешенный, он

повернулся к кузену своей жены:

-- Черт побери, так вы с ними заодно? Вы были в сговоре с этими врагами

Испании с целью...

Чья-то крепкая рука стиснула его плечо, откудато донесся резкий свисток

боцмана.

-- Мы поднимаем якорь, -- произнес капитан Блад. -- Вам лучше покинуть

этот корабль, поверьте мне. Для меня было большой честью познакомиться с

вами. Отправляйтесь с богом, дон Хайме, и постарайтесь оказывать больше

уважения вашей супруге.

Губернатор, подталкиваемый сзади, шагнул, словно во сне, к трапу и

начал спускаться в барк. Дон Родриго, любезно распрощавшись с капитаном

Бладом, последовал за губернатором.

Дон Хайме, как мешок с трухой, повалился на корму барка. Но через

несколько мгновений он вскочил и вне себя от ярости принялся угрожать дону

Родриго, требуя у него объяснений.

Дон Родриго старался сохранить хладнокровие:

-- Постарайтесь выслушать меня спокойно. Я плыл на этом корабле, на

"Сент-Томасе", и направлялся в Санто-Доминго, когда капитан Блад напал на

корабль и захватил его. Всю нашу команду он высадил на берег на одном из

Виргинских островов. Но меня, в соответствии с моим рангом, оставил

заложником.

-- И, чтобы спасти свою шкуру и свой кошелек, вы вступили с ним в эту

бесстыдную сделку?..

-- Я предложил вам выслушать меня. Все это было совсем не так. Он

обращался со мной в высшей степени почтительно, и мы с ним в какой-то мере

даже подружились. Он весьма обаятельный человек, как вы сами могли заметить.

Мы много беседовали, и он мало-помалу узнал кое-что о моей личной жизни, а

также и о вашей, так как между нами существует некоторая связь, поскольку

моя кузина Эрнанда стала вашей женой. Неделю спустя, после того как вы

захватили в плен Волверстона и еще кое-кого из тех корсаров, что сошли на

берег, Блад решил воспользоваться полученными от меня сведениями, а также

моими бумагами, которыми он, разумеется, завладел. Он сообщил мне о своих

намерениях и пообещал, что не будет требовать за меня выкупа, если ему

удастся, использовав мое имя и мои бумаги, освободить захваченных вами

людей.

-- А вы что же? Согласились?

-- Согласился? Порой вы, в самом деле, бываете на редкость тупы. Никто

и не спрашивал моего согласия. Я был просто поставлен в известность. Ваше

глупое тщеславие и орден святого Якова Компостельского довершили остальное.

Вероятно, он вручил его вам и так вас этим ослепил, что вы уже готовы были

поверить каждому его слову.

-- Так это вы везли мне орден? И пират захватил его вместе с вашими

бумагами? -- промолвил дон Хайме, решив, что теперь наконец он что-то

уразумел.

На худом загорелом лице дона Родриго появилась угрюмая усмешка.

-- Я его вез губернатору Эспаньолы, дону Хайме де Гусман. Ему же было

адресовано и письмо.

Дон Хайме де Вилламарга разинул рот. Потом он побледнел.

-- Как! И это тоже обман? Орден предназначался не мне? Это тоже была

его дьявольская выдумка?

-- Вам следовало получше рассмотреть послание короля.

-- Но  письмо было испорчено морской водой! -- в полном отчаянии

вскричал губернатор.

-- Тогда вам следовало получше спросить свою совесть. Она бы подсказала

вам, что вы еще не сделали решительно ничего, чтобы заслужить такую высокую

награду.

Дон Хайме был слишком ошеломлен, чтобы достойно ответить на эту

насмешку. Однако, добравшись до дому, он успел несколько оправиться, и у

него достало силы обрушиться на жену, упрекая ее за то, что его так

одурачили. Впрочем, действуя подобным образом, он лишь навлек на себя еще

большее унижение.

-- Как это могло случиться, сударыня, -- вопросил он, -- что вы приняли

его за своего кузена?

-- Я не принимала его за кузена, -- ответила донья Эрнанда и

рассмеялась в отместку за все нанесенные ей обиды.

-- Вы не принимали его за кузена? Так вам было известно, что это не ваш

кузен? Вы это хотите сказать?

-- Да, именно это.

-- И вы не сообщили об этом мне? -- Все завертелось перед глазами дона

Хайме, ему показалось, что мир рушится.

-- Вы сами не позволили мне. Когда я сказала, что не могу припомнить,

чтобы у моего кузена Педро были синие глаза, вы заявили, что я никогда

ничего не помню, и назвали меня дурочкой. Мне не хотелось, чтобы меня еще

раз назвали дурочкой в присутствии посторонних, и поэтому я больше не

вмешивалась.

Дон Хайме вытер вспотевший лоб и в бессильной ярости обратился к дону

Родриго:

-- А вы что скажете?

-- Мне нечего сказать. Могу только напомнить вам, как напутствовал вас

капитан Блад при прощанье. Мне помнится, он советовал вам оказывать впредь

больше уважения вашей супруге.

 

 

ГРОЗНОЕ ВОЗМЕЗДИЕ

 

 

Ввязавшись в морской бой с "Арабеллой", испанский фрегат "Атревида",

несомненно, проявил необычайную храбрость, однако вместе с тем и необычайное

безрассудство, если учесть полученное им предписание, а также значительное

превосходство в огневой силе, которым обладал его противник.

Ведь что это было за судно -- "Арабелла"? Да все тот же "Синко Льягас"

из Кадиса, отважно захваченный капитаном Бладом и переименованный им в честь

некой дамы с Барбадоса -- Арабеллы Бишоп, воспоминание о которой всегда

служило ему путеводной звездой и обуздывало его пиратские набеги.

"Арабелла" быстро шла в западном направлении, стремясь догнать

остальные корабли капитана Блада, опередившие ее на целый день пути, и

где-то в районе 19ь северной долготы и 66ь западной широты была замечена

фрегатом "Атревида"; фрегат повернул, лег поперек курса "Арабеллы" и открыл

сражение, дав залп по ее клюзам.

Командир испанского фрегата дон Винсенте де Касанегра никогда не

страдал от сознания собственной ограниченности и в этом случае, как всегда,

был побуждаем к действию неколебимой верой в самого себя.

В результате произошло именно то, чего и следовало ожидать. "Арабелла"

тотчас переменила галс с западного на южный и оказалась с наветренной

стороны "Атревиды", тем самым сразу же сведя на нет  первоначальное

тактическое преимущество фрегата. После этого, будучи еще в недосягаемости

его носовых орудий, она открыла сокрушительный огонь из своих пушек, чем и

предрешила исход схватки, а затем, подойдя ближе, так изрешетила картечью

такелаж "Атревиды", что фрегат уже не в состоянии был бы спастись бегством,

если бы даже благоразумие подсказало дону Винсенте такой образ действий.

Наконец, приблизившись уже на расстояние пистолетного выстрела, "Арабелла"

бортовым залпом превратила стройный испанский фрегат в беспомощно ковылявшую

по волнам посудину. Когда после этого корабль был взят на абордаж, испанцы

поспешили сохранить себе жизнь, сложив оружие, и позеленевший от унижения

дон Винсенте вручил свою шпагу капитану Бладу.

-- Это научит вас не тявкать на меня, когда я мирно прохожу мимо, --

сказал капитан Блад. -- На мой взгляд, вы не столь храбры, сколь нахальны.

Сложившееся у капитана Блада мнение ни в коей мере не претерпело

изменений к лучшему, когда, исследуя судовые документы, он обнаружил среди

них письмо испанского адмирала дона Мигеля де Эспиноса-и-Вальдес и узнал из

него о полученных доном Винсенте наказах.

Письмо предписывало дону Винсенте как можно быстрее присоединиться к

эскадре адмирала в бухте Спаниш-Кей возле Бьека с целью нападения на

английские поселения на острове Антигуа. По счастью, намерения дона Мигеля

были выражены в письме вполне недвусмысленно:

"Хотя, -- писал он, -- его величество король не ведет сейчас с Англией

войны, Англия тем не менее не предпринимает никаких мер, чтобы положить

конец дьявольской деятельности пирата Блада в испанских водах. Вследствие

этого мы вынуждены применить репрессалии и получить известную компенсацию за

все убытки, понесенные Испанией от руки этого дьявола-флибустьера ".

Загнав обезоруженных испанцев в трюм -- всех, кроме неосмотрительного

дона Винсенте, который под честное слово был взят на борт "Арабеллы", --

капитан Блад отрядил часть команды на "Атревиду", залатал ее пробоины и


Дата добавления: 2021-01-20; просмотров: 54; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!