ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ ДЖЕРЕМИ ПИТТА 5 страница



нашлось панциря подходящего размера, и Питт у штурвала -- все заметили эту

тревогу в его голосе, когда он обратился к ним со следующим вопросом:

-- Как долго может продолжаться такая игра в пятнашки? И как бы долго

она ни продолжалась, конец все равно может быть только один. Рано или поздно

ветер либо спадет, либо переменится, или же мы, наконец, потеряем силы, и

тогда в любом случае окажемся во власти этого негодяя.

-- Но остаются еще неожиданности, -- сказал юный Питт.

-- Да, конечно, и спасибо, что ты напомнил мне об этом, Джерри. Так

возложим свои надежды на какую-нибудь неожиданность, хотя, право же, я не

могу себе представить, откуда она может явиться.

Однако эта неожиданность уже приближалась, и даже очень быстро, но один

только Блад сумел ее распознать, когда она к ним пожаловала. Длинный

западный галс привел их к берегу, и тут из-за мыса Эспада менее чем в миле

от них появился огромный вооруженный тяжелыми пушками корабль, который шел

круто к ветру, открыв все двадцать пушечных портов своего левого борта; на

его клотике развевался флаг Кастилии. При виде этого нового врага иного рода

Волверстон пробормотал ругательство, более походившее на всхлипывание.

-- Вот нам и пришел конец! -- воскликнул он.

-- А по-моему, это скорее начало, -- ответил Блад, и в голосе его,

недавно таком усталом и унылом, послышался смешок. Он быстро и четко отдал

команду, которая ясно показала, что он замыслил. -- Ну-ка, подымите

испанский флаг и прикажите Оглу дать залп по "Бонавентуре" из носовых

орудий, когда мы начнем поворот.

Питт переложил руль и под звон напрягшихся снастей и скрип блоков

"Синко Льягас" медленно повернул, а над его кормой заплескалось на ветру

пурпурно-золотое знамя Кастилии. Через мгновение загремели две пушки на его

носу -- вполне бесполезно в одном отношении, но весьма полезно в другом. Их

залп яснее всяких слов сказал испанцу, что он видит перед собой

соотечественника, который гонится за английским пиратом.

Несомненно, потом придется выдумывать какието объяснения, особенно если

окажется, что испанцам известна недавняя история "Синко Льягас". Однако

давать объяснения им придется лишь после того, как они разделаются с

"Бонавентурой", а сейчас Блада заботило только это.

Тем временем испанский корабль береговой охраны из Санто-Доминго,

который, неся патрульную службу, был привлечен звуком пушечных залпов в море

и, обогнув мыс Эспада, повел себя именно так, как и следовало ожидать. Даже

и без флага форма и оснастка "Синко Льягас" явно свидетельствовали о его

испанском происхождении, и вместе с тем было ясно и то, что бой он ведет с

английским шлюпом. Испанец без малейших колебаний вмешался в схватку и дал

бортовой залп по "Бонавентуре" в тот момент, когда Чард делал поворот, чтобы

избежать этой новой и непредвиденной опасности.

Когда шлюп задрожал под ударами по носу и корме и его разбитый бушприт

повис на путанице снастей поперек носа, Чардом овладел безумный гнев. Вне

себя от ярости он приказал дать ответный залп, который причинил некоторые

повреждения испанцу, хотя и не лишил его маневренности. Испанец, охваченный

воинственным пылом, повернул так, чтобы ударить по шлюпу пушками правого

борта, и Чард, к этому времени уже утративший от злости способность

соображать, тоже   повернул, стремясь ответить на этот залп или даже

предупредить его.

И только уже осуществив этот маневр, сообразил он, что разряженные

пушки превратят его в беспомощную мишень для атакующего "Синко Льягас". Ибо

Блад, предугадав этот удобный момент, тотчас встал к шлюпу бортом и дал по

нему залп из своих тяжелых орудий. Этот залп с относительно близкого

расстояния смел все с палубы "Бонавентуры", разбил иллюминаторы надстройки,

а одно удачно пущенное ядро пробило нос шлюпа почти на самой ватерлинии, и

волны начали захлестывать пробоину.

Чард понял, что его судьба решена, и снедавшая его злоба стала еще

мучительнее, когда он сообразил, какое недоразумение было причиной его

гибели. Он увидел испанский флаг над "Синко Льягас" и усмехнулся в

бессильной ярости.

Однако тут ему в голову пришла отчаянная мысль, и он спустил флаг,

показывая, что сдается. Рискованный расчет Чарда строился на том, что

испанец, не зная численности его экипажа, попадется на удочку, подойдет к

нему вплотную для высадки призовой партии и, захваченный врасплох, окажется

в его власти, а он, завладев таким кораблем, сможет выйти из этой переделки

благополучно и с честью.

Однако бдительный капитан Блад предвидел возможность такого маневра и

понимал, что в любом случае встреча Чарда с испанским капитаном грозит ему

серьезной опасностью. Поэтому он послал за Оглом, и по его приказу искусный

канонир ударил тридцатидвухфунтовым ядром по ватерлинии в средней  части

"Бонавентуры", чтобы усилить уже начавшуюся течь. Капитан испанского

сторожевого корабля, возможно, удивился тому, что его соотечественник

продолжает стрелять по сдавшемуся кораблю, однако это не могло показаться

ему особенно подозрительным, хотя, вероятно, и раздосадовало его, так как

теперь корабль, который можно было бы взять в качестве приза, неизбежно

должен был пойти ко дну...

А Чарду было уже не до размышлений. "Бонавентура" так быстро погружался

в воду, что Чард мог спастись сам и спасти свою команду, только попытавшись

выбросить корабль на берег. Поэтому он повернул к мели у подножия мыса

Эспада, благодаря бога за то, что ветер теперь ему благоприятствовал. Однако

скорость шлюпа зловеще уменьшалась, хотя пираты, чтобы облегчить его,

вышвырнули за борт все пушки. Наконец киль "Бонавентуры" заскрежетал по

песку, а волны уже накатывались на его ют и бак, еще остававшиеся над водой,

как и ванты, почерневшие от людей, искавших на них спасения. Испанец тем

временем лег в дрейф, и его паруса лениво полоскались, а капитан с

недоумением взирал на то, как в полумиле от него "Синко Льягас" уже повернул

на север и начал быстро удаляться.

На борту фрегата капитан Блад обратился к Питту с вопросом, входят ли в

его морские познания и испанские сигналы, а если да, то не может ли он

расшифровать флаги, поднятые сторожевым кораблем. Молодой шкипер сознался в

своем невежестве и высказал предположение, не означает ли это то, что они

попали из огня да в полымя.

-- Ну, разве можно так мало доверять госпоже фортуне! -- заметил Блад.

-- Мы просто отсалютуем им флагом в знак того, что торопимся заняться

каким-то другим делом. По виду мы -- истинные испанцы. В этой испанской

сбруе нас с Хагторпом не отличишь от кастильцев даже в подзорную трубу. А

нам давно пора бы посмотреть, как идут дела у хитроумного Истерлинга. На мой

взгляд, пришло время познакомиться с ним поближе.

Если сторожевой корабль и был удивлен тем, что фрегат, которому он

помог разделаться с пиратским шлюпом, удаляется столь бесцеремонно, то

заподозрить, как в действительности обстоит дело, он все же не мог. И его

капитан, рассудив, что фрегат спешит куда-то по своей надобности, да и сам

торопясь взять в плен команду "Бонавентуры", не сделал никакой попытки

погнаться за "Синко Льягас".

И вот спустя два часа капитан Истерлинг, задержавшийся в ожидании Чарда

неподалеку от берега между мысом Рафаэль и мысом Энганьо, с удивлением и

ужасом увидел, что к нему стремительно приближается красный корабль Питера

Блада.

Он уже давно внимательно и с некоторой тревогой прислушивался к далеким

залпам, однако, когда они прекратились, сделал вывод, что "Синко Льягас"

захвачен. Теперь же, увидев, как этот фрегат, целый и невредимый, быстро

режет волны, он не мог поверить своим глазам. Что случилось с Чардом?

"Бонавентуры" не было видно. Неужто Чард совершил какой-то глупейший промах

и позволил капитану Бладу утопить себя?

Однако другие куда более неприятные размышления вскоре заслонили эти

мысли. Каковы могут быть намерения этого проклятого каторжника-доктора? Будь

у Истерлинга возможность пойти на абордаж, он не опасался бы ничего, потому

что даже его призовая команда на "Санта-Барбаре" вдвое превосходила

численностью экипаж Блада. Но как подвести искалеченный галион вплотную к

борту "Синко Льягас", если Блад будет этому препятствовать? Если же после

своей схватки с "Бонавентурой" Блад замыслил недоброе, то "Санта-Барбара"

станет беспомощной мишенью для его пушек.

Эти соображения, достаточно гнетущие сами по себе, довели Истерлинга до

исступления, когда он вспомнил, какой груз лежит в трюме корабля. Как видно,

фортуна вовсе не была к нему милостива, а лишь посмеялась над ним, позволив

захватить то, что ему не суждено было удержать.

И тут, словно всех этих бед было еще мало, взбунтовалась призовая

команда. Предводительствуемые негодяем по имени Ганнинг, отличавшимся почти

таким же гигантским ростом и такой же жестокостью, как сам Истерлинг,

матросы с яростью обрушились на своего капитана, проклиная его чрезмерную

слепую алчность, которая ввергла их в беду: угроза смерти или плена казалась

им особенно горькой при мысли о богатстве, доставшемся им на столь краткий

срок. Захватив такой приз, Истерлинг не имел права рисковать, кричали

матросы, он должен был бы удержать "Бонавентуру" при себе для охраны и не

зариться на "Синко Льягас" с его пустыми трюмами. Команда злобно осыпала

капитана упреками, на которые он, сознавая их справедливость, мог ответить

только ругательствами, что он и не преминул сделать.

Пока длилась эта перепалка, "Синко Льягас" подошел совсем близко, и

помощник Истерлинга крикнул ему, что фрегат поднял какие-то сигналы. Это

было требование: капитану "Санта-Барбары" предлагалось немедленно явиться на

"Синко Льягас".

Истерлинг перетрусил. Его багровые щеки побледнели, толстые губы стали

лиловыми. Пусть доктор Блад проваливает ко всем чертям, заявил он.

Однако матросы заверили капитана, что они отправят к чертям его самого,

если он не подчинится, и притом без промедления.

Блад не может знать, какой груз везет "СантаБарбара", напомнил капитану

Ганнинг, и, значит, есть еще надежда, что этот каторжник поддастся

убеждениям и позволит галиону спокойно продолжать свой путь.

Одна из пушек "Синко Льягас" рявкнула, и над носом "Санта-Барбары"

просвистело ядро -- это было предупреждение. Его оказалось вполне

достаточно. Ганнинг оттолкнул помощника, сам встал у руля и положил корабль

в дрейф, показывая, что подчиняется приказу. После этого пираты спустили

ялик, куда спрыгнуло шесть гребцов, а затем Ганнинг, угрожая Истерлингу

пистолетом, принудил его последовать за ними.

И когда через несколько минут Истерлинг поднялся на шкафут "Синко

Льягас", лежащего в дрейфе на расстоянии кабельтова от "Санта-Барбары", в

его глазах был ад, а в душе -- ужас. Навстречу ему шагнул презренный

докторишка, высокий и стройный, в испанском панцире и каске. Позади него

стояли Хагторп и еще шестеро человек из его команды. На губах Блада играла

чуть заметная усмешка.

 -- Наконец-то, капитан, вы стоите там, куда так давно стремились, -- на

палубе "Синко Льягас".

В ответ на эту насмешку Истерлинг только гневно буркнул что-то. Его

мощные кулаки сжимались и разжимались, будто ему не терпелось схватить за

горло издевавшегося над ним ирландца. Капитан Блад продолжал:

-- Никогда не следует зариться на то, что не по зубам, капитан. Вы не

первый, кто в результате оказывается с пустыми руками. Ваш "Бонавентура" был

прекрасным быстроходным шлюпом. Казалось бы, вы могли быть им довольны.

Жаль, что он больше не будет плавать. Ведь он затонул или, вернее, затонет,

когда поднимется прилив. -- Внезапно он спросил резко: -- Сколько у вас

человек?

Ему пришлось повторить этот вопрос, и лишь тогда Истерлинг угрюмо

ответил, что на борту "СантаБарбары" находится сорок человек.

-- А сколько у вас шлюпок?

-- Три, считая ялик.

-- Ну, этого должно хватить для ваших людей. Прикажите им спуститься в

шлюпки, и немедленно, если вам дорога их жизнь. Через пятнадцать минут я

открою по галиону огонь и потоплю его. Я вынужден так поступить, потому что

у меня не хватит людей, чтобы послать на него призовую команду, а оставить

его на плаву -- значит позволить вам продолжать разбойничать.

Истерлинг яростно запротестовал, перемежая возражения жалобами. Он

указывал на то, какими опасностями грозит ему и его людям высадка на

Эспаньолу. Но Блад перебил его:

-- С вами обходятся так милосердно, как вы, наверное, никогда не

обходились со своими пленниками. Советую воспользоваться моим

мягкосердечием. Если же испанцы на Эспаньоле пощадят вас, когда вы там

высадитесь, возвращайтесь к своей охоте и копчению свинины -- для этого вы

годитесь лучше, чем для моря. А теперь убирайтесь.

Но Истерлинг не сразу покинул фрегат. Он стоял, широко расставив

сильные ноги, и, покачиваясь, все сжимал и разжимал кулаки. Наконец он

принял решение:

-- Оставьте мне этот корабль, и на Тортуге, когда я туда доберусь, я

уплачу вам четыреста тысяч испанских реалов. По-моему, это для вас выгоднее,

чем пустое злорадство, если вы просто высадите нас на берег.

-- Поторапливайтесь! -- только и ответил ему Блад, но уже более грозным

тоном.

-- Восемьсот тысяч! -- воскликнул Истерлинг.

-- А почему не восемь миллионов? -- с притворным изумлением спросил

Блад. -- Обещать их столь же легко, как и нарушить подобное обещание. Я в

такой же мере готов положиться на ваше слово, капитан Истерлинг, как

поверить, что в вашем распоряжении имеется восемьсот тысяч испанских реалов.

Злобные глаза Истерлинга прищурились. Скрытые черной бородой толстые

губы плотно сомкнулись, а потом слегка раздвинулись в улыбке. Раз ничего

нельзя добиться, не открыв секрета, так он промолчит. Пусть Блад утопит

сокровище, которое ему, Истерлингу, во всяком случае уже не достанется.

Эта мысль доставила пирату даже какое-то горькое удовлетворение.

-- Надеюсь, мы еще когда-нибудь встретимся, капитан Блад, -- сказал он

с притворной угрюмой вежливостью. -- Тогда я вам кое-что расскажу, и вы

пожалеете о том, что сейчас творите.

-- Если мы с вами когда-нибудь встретимся, не сомневаюсь, что эта

встреча послужит поводом для многих сожалений. Прощайте, капитан Истерлинг,

и помните, что у вас есть ровно пятнадцать минут.

Истерлинг злобно усмехнулся, пожал плечами и, резко повернувшись,

спустился в ожидавший его ялик, покачивавшийся на волнах.

Когда он сообщил решение Блада своим пиратам, они впали в дикую ярость

при мысли, что им предстоит лишиться своей добычи. Их неистовые вопли

донеслись даже до "Синко Льягас", заставив Блада, не подозревавшего об

истинной причине их возмущения, презрительно усмехнуться.

Он смотрел, как спускали шлюпки, и вдруг с удивлением увидел, что эта

разъяренная вопящая толпа внезапно исчезла с палубы "Санта-Барбары". Прежде

чем покинуть корабль, пираты кинулись в трюм, намереваясь увезти с собой

хоть частицу сокровищ. Капитана Блада стало раздражать это промедление.

-- Передайте Оглу, чтобы он пустил ядро в их бак. Этих негодяев следует

поторопить.

Грохот выстрела и удар двадцатичетырехфунтового ядра, пробившего

высокую носовую надстройку, заставили пиратов в страхе покинуть трюм и

устремиться к шлюпкам. Однако, опасаясь за свою жизнь, они сохраняли

некоторое подобие дисциплины -- при таком волнении шлюпке ведь ничего не

стоило перевернуться.

Мокрые лопасти весел засверкали на солнце, шлюпки отплыли от галиона и

стали удаляться в сторону мыса, до которого было не более двух миль. Едва

они отошли, как Блад скомандовал открыть огонь, но тут Хагторп вцепился ему

в локоть.

-- Погодите-ка! Стойте! Смотрите, там кто-то остался!

Блад с удивлением посмотрел на палубу "СантаБарбары", потом поднес к

глазу подзорную трубу. Он увидел на корме человека с непокрытой головой, в

панцире и сапогах, по виду совсем не похожего на пирата; человек отчаянно

размахивал шарфом. Блад сразу догадался, кто это мог быть.

-- Наверное, какой-нибудь испанец, которому Истерлинг забыл перерезать

глотку, когда захватил галион.

Блад приказал спустить шлюпку и послал за испанцем шестерых людей под

командой Дайка, немного знавшего испанский язык.

Дон Ильдефонсо, которого безжалостно оставили погибать на обреченном

корабле, сумел освободиться от своих пут и теперь, спустившись на якорную

цепь, ожидал приближающуюся шлюпку. Он весь дрожал от радостного волнения:

ведь и он сам и его судно с бесценным грузом были спасены! Это внезапное

избавление казалось ему поистине чудом. Дело в том, что, подобно капитану

сторожевого судна, дон Ильдефонсо, если бы даже и не распознал испанской

постройки корабля, так неожиданно пришедшего ему на выручку, все равно решил

бы, что перед ним соотечественники, так как на "Синко Льягас" продолжал

развеваться испанский флаг.

И вот, не успела еще шлюпка подойти к борту "Санта-Барбары", как

испанский капитан, захлебываясь от возбуждения, уже рассказывал Дайку, что

произошло с его кораблем и какой груз он везет. Они должны одолжить ему

десяток матросов, и вместе с теми шестью, которые заперты в трюме

"СантаБарбары", он сумеет благополучно добраться с сокровищами до

Санто-Доминго.

Этот рассказ ошеломил Дайка. Однако он не утратил самообладания. Боясь,

что его испанская речь позволит дону Ильдефонсо догадаться об истинном

положении вещей, он ответил со всем возможным лаконизмом:

-- Буэно, я передам капитану.

Затем он шепотом приказал гребцам отваливать, чтобы спешно вернуться на

"Синко Льягас".

Когда Блад выслушал эту историю и оправился от первого изумления, он

расхохотался:

-- Так вот что собирался рассказать мне этот негодяй при нашей будущей

встрече! Черт побери, я не доставлю ему этой радости!

Десять минут спустя "Синко Льягас" пришвартовался к борту

"Санта-Барбары".

В отдалении Истерлинг и его команда, заметив этот маневр, опустили


Дата добавления: 2021-01-20; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!