ЛЮБОВНАЯ ИСТОРИЯ ДЖЕРЕМИ ПИТТА 6 страница
весла и, злобно переговариваясь, наблюдали за происходящим. Они уже
понимали, что лишились даже предвкушаемого ими жалкого удовольствия видеть,
как капитан Блад, ничего не подозревая, топит бесценное сокровище. Истерлинг
вновь разразился проклятиями.
-- Кровь и смерть! Я забыл этого чертова испанца в каюте, и он
проболтался про золото. Вот к чему приводит милосердие! Если бы я перерезал
ему глотку...
Тем временем капитан Блад, которого легко было принять за испанца, если
бы не его синие глаза на загорелом лице, на безупречнейшем кастильском языке
объяснял недоумевающему дону Ильдефонсо, почему он поставил "Синко Льягас"
борт о борт с его кораблем.
Он не может одолжить матросов "Санта-Барбаре", потому что ему самому не
хватает людей. А в таком случае оставить ее на плаву -- значит вновь отдать
в руки гнусных пиратов, у которых ему удалось ее отбить. И остается только
одно: прежде чем потопить галион, перенести на борт "Синко Льягас"
сокровища, которые спрятаны в трюме. Он будет счастлив предложить дону
Ильдефонсо и шести его уцелевшим матросам гостеприимство на борту "Синко
Льягас" и доставить их на Тортугу; или же, если дон Ильдефонсо, что весьма
вероятно, этого не пожелает, капитан Блад даст им одну из своих шлюпок, и,
выбрав благоприятную минуту, они смогут добраться до берега Эспаньолы.
Хотя в этот день дон Ильдефонсо уже не раз был вынужден удивляться, эта
|
|
|
речь показалась ему самой удивительной из всего, что он когда-либо слышал.
-- Тортуга! Тортуга! Вы сказали, что плывете на Тортугу? Но зачем? Во
имя бога, кто вы такой?
-- Меня зовут Питер Блад, а вот кто я такой -- право же, я и сам не
знаю.
-- Вы англичанин? -- в ужасе воскликнул испанец, начиная постигать
какую-то долю истины.
-- О нет! Я, во всяком случае, не англичанин. -- Капитан Блад с
достоинством выпрямился. -- Я имею честь быть ирландцем.
-- Ирландцы и англичане -- это одно и то же.
-- Отнюдь нет. Между ними нет ничего общего.
Испанец гневно посмотрел на него. Щеки его побледнели, рот презрительно
искривился.
-- Ирландец вы или англичанин, все равно вы -- подлый пират.
Лицо Блада омрачилось, и он вздохнул.
-- Боюсь, вы правы, -- согласился он. -- Я всячески старался этого
избежать, но что делать, если судьба настойчиво навязывает мне эту роль и
предлагает для подобной карьеры столь великолепное начало?
ПОСЛАНЕЦ КОРОЛЯ
Ослепительным майским утром 1690 года в порту Сантьяго острова
Пуэрто-Рико появился некий господин в сопровождении негра-слуги, несшего на
плече саквояж. Незнакомец был доставлен к пристани в шлюпке с желтого
|
|
|
галиона, который стал на рейд, подняв на верхушку грот-мачты испанский флаг.
Высадив незнакомца, шлюпка тотчас развернулась и пошла назад к кораблю, где
ее подняли и пришвартовали к борту, после чего все праздные зеваки,
толпившиеся на молу, сделали вывод, что тот, кто на ней прибыл в порт, не
торопился возвращаться на корабль.
Зеваки проводили незнакомца исполненными любопытства взглядами.
Впрочем, внешность его вполне оправдывала такое внимание -- она невольно
приковывала к себе взоры. Даже несчастные полуголые белые рабы, укладывавшие
крепостную стену, и испанские конвойные, сторожившие их, и те глазели на
незнакомца.
Высокий, стройный, худощавый и сильный, он был одет элегантно, хотя и
несколько мрачно, -- в черный с серебром испанский костюм. Локоны черного
парика свободно падали на плечи; широкополая черная шляпа с черным плюмажем
оставляла в тени верхнюю половину лица; обращали на себя внимание твердый,
гладко выбритый подбородок, тонкий нос с горбинкой и надменная складка губ.
На груди незнакомца поблескивали драгоценные камни, кисти рук утопали в
кружевных манжетах, на длинной черной трости с золотым набалдашником
развевались шелковые ленты. Он мог бы сойти за щеголя с Аламеды, если бы от
|
|
|
всего облика этого человека не веяло недюжинной силой и спокойной
уверенностью в себе. Равнодушное пренебрежение к неистово палящему солнцу,
проявляемое незнакомцем в черном одеянии, указывало на железное здоровье, а
взгляд его был столь высокомерен, что любопытные невольно опускали перед ним
глаза.
Незнакомец осведомился, как пройти к дому губернатора, и командир
конвоиров отрядил одного из своих солдат проводить его.
Они миновали площадь, которая ничем бы не отличалась от площади любого
маленького городка старой Испании, если бы не пальмы, отбрасывавшие черные
тени на ослепительно-белую, спекшуюся от зноя землю. За площадью была
церковь с двумя шпилями и мраморными ступенями, а за церковью -- высокие
чугунные ворота, пройдя в которые незнакомец, следуя за своим провожатым,
оказался в саду и по аллее, обсаженной акациями, приблизился к большому
белому дому с глубокими лоджиями, утопавшему в кустах жасмина. Слуги-негры в
нелепо пышных, красных с желтыми галунами ливреях распахнули перед
посетителем дверь и доложили губернатору Пуэрто-Рико, что к нему пожаловал
дон Педро де Кейрос -- посланец короля Филиппа.
Не каждый день появлялись посланцы испанского короля в этих отдаленных
|
|
|
и едва ли не самых незначительных из всех заокеанских владений его
католического величества. Вернее сказать, это случилось впервые, и дон Хайме
де Вилламарга, необычайно взволнованный этим сообщением, сам еще не понимал,
должен ли он приписать свое волнение приливу гордости или страху.
Дон Хайме, обладавший, при своем среднем росте и весьма посредственном
интеллекте, непропорционально большой головой и большим животом, принадлежал
к числу тех государственных деятелей, которые могли бы оказать наилучшую
услугу Испании, отдалившись от нее на возможно большее расстояние, и, быть
может, именно в силу этих" соображений и было ему уготовано назначение на
пост губернатора Пуэрто-Рико. Даже благоговейный страх перед его
величеством, посланцем которого явился к нему дон Педро, не мог поколебать
неистребимое самодовольство дона Хайме. Важный, напыщенный, принимал он
королевского гонца, и холодный, высокомерный взгляд синих глаз дона Педро
отнюдь не заставил дона Хайме присмиреть. Пожилой доминиканский монах,
высокий и тощий, помогал его превосходительству принимать гостя.
-- Сеньор, я вас приветствую. -- Могло показаться, что дон Хайме
говорит с набитым ртом. -- Я уповаю услышать от вас, что его величество
решил почтить меня своей высокой милостью.
Дон Педро снял шляпу с плюмажем, отвесил поклон и передал шляпу вместе
с тростью негру-слуге.
-- Я прибыл сюда после некоторых, по счастью благополучно
завершившихся, приключений, чтобы сообщить вам монаршью милость. Я только
что сошел с борта "Сент-Томаса", испытав за время своего путешествия многие
превратности судьбы. Теперь корабль отплыл в Санто-Доминго и возвратится
сюда за мной дня через три-четыре. А на этот короткий промежуток времени мне
придется воспользоваться гостеприимством вашего превосходительства. --
Создавалось впечатление, что гость не столько просит оказать ему любезность,
сколько заявляет о своих правах.
-- Так, так, -- соизволил произнести дон Хайме.
Склонив голову набок и важно улыбаясь в седеющие усы, он ждал, когда
гость приступит к более подробному изложению послания короля.
Гость, однако, не проявлял торопливости. Он окинул взглядом большую
прохладную комнату, роскошно обставленную резной дубовой и ореховой мебелью,
доставленной сюда из Старого Света вместе с устилавшими пол коврами и
развешанными по стенам картинами, и непринужденно, как человек, привыкший
чувствовать себя свободно в любой обстановке, спросил, не разрешат ли ему
сесть. Его превосходительство, слегка утратив свою величавость, поспешил
предложить гостю стул.
Посланец короля все так же неторопливо, с легкой усмешкой, чрезвычайно
не понравившейся дону Хайме, опустился на стул и вытянул ноги.
-- Мы с вами в какой-то мере родственники, дон Хайме, -- объявил он.
Дон Хайме уставился на него.
-- Не имею удовольствия об этом знать.
-- Именно поэтому я и спешу уведомить вас. Эти родственные узы возникли
в результате вашего брака, сеньор. Я -- троюродный брат донны Эрнанды.
-- О! Моей жены! -- В тоне его превосходительства явственно прозвучал
оттенок пренебрежения к упомянутой выше даме и ее родственникам. -- Я
обратил внимание на ваше имя: Кейрос. -- Его превосходительству стала теперь
ясна причина жесткого акцента дона Педро, от которого страдало его в
остальном безупречное кастильское произношение. -- Вы, значит, португалец,
как донна Эрнанда? -- И снова в тоне его превосходительства проскользнуло
презрение к португальцам, и особенно к тем из них, кто состоит на службе у
короля Испании, в то время как Португалия уже полстолетия назад установила
свою независимость.
-- Наполовину португалец, разумеется. Моя семья...
-- Да, да, -- прервал его нетерпеливый дон Хайме. -- Так с каким же
поручением прислал вас ко мне его величество?
-- Ваше нетерпение, дон Хайме, вполне естественно, -- с оттенком иронии
произнес дон Педро. -- Не взыщите, что я позволил себе коснуться семейных
дел. Итак, поручение, которое мне дано... Вас, вероятно, не удивит, сеньор,
что слуха его величества, да хранит его бог, -- дон Педро благоговейно
склонил голову, принудив дона Хайме последовать его примеру, -- достигают
сообщения не только о вашем прекрасном, весьма похвальном управлении этим
островом, именуемым Пуэрто-Рико, но и о большом усердии, проявленном вами в
стремлении освободить эти моря от губительных набегов различных морских
разбойников, и особенно от английских пиратов, мешающих нашему мореходству и
нарушающих мирное течение жизни в наших испанских поселениях.
Да, конечно, дон Хайме не нашел в этом ничего удивительного и
неожиданного. Не нашел даже после некоторого размышления. Будучи отпетым
дураком, он не догадывался, что из всех испанских владений в Вест-Индии
вверенный его попечению остров Пуэрто-Рико является наиболее дурно
управляемым. А что до остального, то дон Хайме действительно содействовал
очищению вод Карибского моря от пира тов. Совсем недавно, кстати сказать, --
и совсем случайно, вынуждены мы добавить, -- он весьма существенно помог
достижению этой цели, о чем и не замедлил тут же упомянуть.
Задрав подбородок и выпятив грудь, он горделиво расхаживал перед доном
Педро, повествуя о своих подвигах. Если его старания оценены по заслугам,
это, разумеется, приносит ему глубокое удовлетворение, заметил он. Такое
поощрение порождает стремление к дальнейшей усердной службе. Он не желал бы
показаться нескромным, однако по справедливости должен сказать, что под его
эгидой остров Пуэрто-Рико процветает. Вот Фрей Луис может
засвидетельствовать, что это так. Христианская религия насаждена твердой
рукой, и ни о какой ереси на Пуэрто-Рико не может быть и речи. А в отношении
пиратов им сделано решительно все, что только в его положении возможно, хотя
он, разумеется, и желал бы достичь большего. Однако обязанности призывают
его находиться на берегу. Обратил ли дон Педро внимание на новые укрепления,
которые он здесь возводит? Сооружение их уже близится к концу, и едва ли
даже у этого злодея, у самого капитана Блада, хватит теперь наглости нанести
ему визит. Он уже показал этому грозному пирату, что с ним шутки плохи.
Несколько дней назад кучка головорезов из его пиратской шайки осмелилась
высадиться на южном берегу острова. Но люди дона Хайме проявили
бдительность. Он сам позаботился об этом. Вооруженный отряд всадников прибыл
на место вовремя. Они налетели на пиратов и задали им хорошую трепку. При
одном воспоминании об этом дона Хайме начал разбирать смех, и он не выдержал
и расхохотался. Дон Педро учтиво рассмеялся вместе с ним и, проявляя вполне
уместное любопытство, вежливо пожелал узнать дальнейшие подробности.
-- Вы прикончили их всех до единого, разумеется? -- поинтересовался он.
Тон его вопроса не оставлял сомнения в том, что он исполнен презрения к этим
пиратам.
-- Пока еще нет. -- Его превосходительство, казалось, смаковал
предстоящее ему жестокое удовольствие. -- Но они все сидят у меня под
замком, все шестеро, которых я захватил в плен. Мы еще не решили, как лучше
с ними разделаться. Вздернем, вероятно. А может, устроим аутодафе во славу
божию. Они же все еретики, конечно. Мы с Фреем Луисом еще не решили этот
вопрос.
-- Так, так, -- сказал дон Педро, которому разговор о пиратах, как
видно, уже прискучил. -- Желает ли ваше превосходительство услышать то, что
я имею ему сообщить?
Его превосходительство был раздражен этим намеком, призывавшим его
прервать свою пространную похвальбу. С надутым видом он принужденно отвесил
чопорный поклон посланцу его величества.
-- Прошу прощения, -- произнес он ледяным тоном.
Но надменный дон Педро, казалось, даже не заметил его надутого вида. Он
извлек из кармана своего роскошного одеяния сложенный в несколько раз
пергамент и небольшой плоский кожаный футляр.
-- Прежде всего я должен объяснить вашему превосходительству, почему
этот предмет попадает к вам в таком неподобающем состоянии. Я уже имел честь
сообщить -- но вы, мне кажется, не обратили на это внимания, -- что мое
путешествие сюда было сопряжено со многими превратностями. По правде говоря,
уже одно то, что мне в конце концов удалось все же попасть на этот остров,
похоже на чудо. Я сам пал жертвой этого дьявола -- капитана Блада. Корабль,
на котором я отплыл из Кадиса, был им потоплен неделю назад. Мой двоюродный
брат, дон Родриго де Кейрос, сопровождавший меня, попал в руки страшного
пирата и в настоящее время находится у него в плену, но я оказался
счастливее его -- мне удалось бежать. Впрочем, это слишком длинный рассказ,
и я не стану утомлять вас описанием всего, что произошло.
-- Меня это нисколько не утомит! -- вскричал его превосходительство, от
любопытства теряя свою чванливость.
Однако дон Педро не пожелал вдаваться в подробности, невзирая на
проявленный к ним интерес.
-- Нет, нет, как-нибудь потом, если у вас еще не пропадет охота. Не
столь уж это существенно. Для вашего превосходительства существенно, главным
образом, то, что мне удалось бежать. Меня подобрал корабль "Сент-Томас" и
доставил сюда, и я счастлив, что могу выполнить данное мне поручение. -- Он
протянул губернатору свернутый пергамент. -- Я упомянул о моих злоключениях
лишь для того, чтобы объяснить вам, как могло случиться, что этот документ
так сильно пострадал от морской воды, хотя, впрочем, не настолько, чтобы
стать неудобочитаемым. В этом послании государственный секретарь его
величества оповещает вас о том, что нашему монарху, да хранит его бог,
угодно было в знак признания ваших уже упомянутых мною заслуг одарить вас
своей высокой милостью, возведя в ранг рыцаря самого высшего ордена --
ордена святого Якова Компостельского.
Дон Хайме побледнел, затем побагровел. В неописуемом волнении он взял
дрожащей рукой послание и развернул его. Документ и в самом деле был сильно
подпорчен морской водой. Некоторые слова совсем расплылись. На месте титула
губернатора ПуэртоРико и его фамилии было водянистое чернильное пятно, а еще
несколько слов и вовсе смыло водой, однако основное содержание письма,
целиком соответствовавшее сообщению дона Педро, явствовало из этого послания
с полной очевидностью и было скреплено королевской подписью, которая
нисколько не пострадала.
Когда дон Хайме оторвал наконец глаза от бумаги, дон Педро протянул ему
кожаный футляр и нажал пружинку. Крышка отскочила, и глаза губернатора
ослепил блеск рубинов, сверкавших, подобно раскаленным углям, на черном
бархате футляра.
-- Вот орден, -- сказал дон Педро. -- Крест святого Якова
Компостельского -- самый высокий и почетный из всех орденов, и вы им
награждаетесь.
Дон Хайме с опаской, словно святыню, взял в руки футляр и уставился на
сверкающий крест. Монах, приблизившись к губернатору, бормотал слова
поздравления. Любой орден был бы высокой и нежданной наградой для дона Хайме
за его заслуги перед испанской короной. Но награждение его самым высоким,
самым почетным из всех орденов превосходило всякое вероятие, и губернатор
Пуэрто-Рико на какое-то мгновение был совершенно ошеломлен величием этого
события.
Однако через несколько минут, когда в комнату вошла очаровательная
молодая дама, изящная и хрупкая, к дону Хайме уже вернулись его обычное
самодовольство и самоуверенность.
Увидав элегантного незнакомца, тотчас поднявшегося при ее появлении,
дама в смущении и нерешительности замерла на пороге. Она обратилась к дону
Хайме:
-- Извините. Я не знала, что вы заняты.
Дон Хайме язвительно рассмеялся и повернулся к монаху.
-- Вы слышите! Она не знала, что я занят. Я -- представитель короля на
Пуэрто-Рико, губернатор этого острова по повелению его величества, а моя
супруга не знает, что я могу быть занят, -- она полагает, что у меня много
свободного времени! Это же просто невообразимо! Однако подойди сюда,
Эрнанда, подойди сюда! -- В голосе его зазвучали хвастливые нотки. --
Взгляни, какой чести удостоил король своего ничтожного слугу. Быть может,
хотя бы это поможет тебе понять то, что уже понял его величество, воздав мне
должное, в то время как моя супруга оказалась не в состоянии этого сделать,
-- король оценил по заслугам усердие, с коим несу я бремя моего поста.
Донья Эрнанда робко приблизилась, повинуясь его зову.
-- Что это, дон Хайме?
-- "Что это"! -- насмешливо передразнил дон Хайме свою супругу. -- Да
всего-навсего вот что! -- Он раскрыл перед ней футляр. -- Его величество
награждает меня крестом святого Якова Компостельского!
Донья Эрнанда чувствовала, что над ней смеются. Ее бледные, нежные щеки
слегка порозовели. Но не радость, нет, породила этот румянец, и тоскующий
взгляд больших темных глаз не заискрился от удовольствия при виде ордена.
Скорее, подумалось дону Педро, донья Эрнанда покраснела от негодования и
стыда за своего грубияна мужа, так презрительно и неучтиво обошедшегося с
ней в присутствии незнакомца.
-- Я очень рада, дон Хайме, -- сказала она мягко. Голос ее прозвучал
Дата добавления: 2021-01-20; просмотров: 47; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!