Никого не укоряй ни за какой недостаток, ни по какой причине. (23)



 

Это очень мудрый совет, он показывает, с какой нежностью относился преподобный Антоний Великий к братьям: никогда никого не обижай, не порицай, не огорчай из-за какого-либо его недостатка. Каждый из нас считает, что он лучше всех, и может представить подробный перечень недостатков и отрицательных черт, которые он видит в своих ближних. Чтобы оправ­дать самих себя, мы ссылаемся на слабости других: я пришел сюда, чтобы достичь святости, но мне это­го сделать не дают: этот такой, а этот сякой. В особен­ности так происходит в том случае, когда недостаток брата задевает меня лично. А он не может меня не за­деть, потому что раздражительный брат будет раздра­жаться в том числе и на меня, ленивый и мне скажет «нет», гордый и со мной будет вести себя дерзко, — и тогда я начну порицать братьев.

Порок осуждения, к сожалению, всегда существо­вал среди людей и будет существовать. Но преподоб­ный Антоний, говоря: «Никого не укоряй за недоста­ток ни по какой причине», хотел бы, чтобы этого не до­пускалось в монастыре. Если, тем не менее, какие-то монахи не исправлялись, то их удаляли из монастыря, потому что в противном случае они продолжали бы глумиться над обителью и сделались бы искушением для братьев. Об этом говорит и святитель Василий Ве­ликий в своих правилах.

Хочу я, например, что-то сделать и прошу помо­щи у брата. Он отказывает самым ужасным, по мое­му мнению, образом, и тогда я иду к другому брату и рассказываю ему о происшедшем, потом ко второ­му, к третьему... Теперь об этом случае знает весь мо­настырь, между тем как я истолковал отказ брата под влиянием своего сердечного расположения, своего эгоизма, а не соответственно намерению брата. Ведь я не знаю, насколько он был утомлен и какое испыты­вал затруднение. Таким образом, я становлюсь извра­тителем правды, обманщиком в монастыре. И я буду отвечать за свое поведение.

Брат же свободен от всякой ответственности, по­тому что он, вероятно, был уставшим, расстроенным и не мог со мной разговаривать. Может быть, у него есть затруднения в отношениях со мной лично, или та­кой у него характер, и он разговаривает так со всеми. Я не могу знать причин его отказа. Он может остаться не­повинным, а я тут же впадаю в грех. Но даже если в тот момент брат был виновен, то Бог его оправдает, а я по­несу всю тяжесть ответственности и за себя, и за него.

Кто-то, например, очень медлителен — не говори ему: «Давай быстрее, пошевеливайся!» Другой немно­го неуклюж или несообразителен — никогда не давай ему повода задуматься о его недостатке, потому что этим ты нанесешь удар ему в сердце, выбьешь почву у него из-под ног. Ему, конечно, нужно избавиться от своих недостатков, но тебе ни в коем случае не дозво­ляется ему об этом напоминать.

Приведем еще несколько примеров. Игумен посы­лает тебя встретить посетителей, и у тебя в разгово­ре с ними срывается что-то с языка. Потом один брат говорит тебе: «Как ты мог такое сказать? Впрочем, ты всегда такой». Лучше проглотить язык, чем ска­зать своему брату нечто подобное. Никогда не будем обижать или огорчать человека, никогда не будем заставлять его почувствовать себя ущербным, при­ниженным, почувствовать себя хуже других, иначе мы убьем его душу. Этот человек получит травму и не сможет преуспеть в жизни.

Ты назначаешь кого-то петь на клиросе, он поет не на тот глас, и ты делаешь замечание: «Опять ты не­правильно спел тропарь». Каждый раз, когда он будет приходить петь, он будет вспоминать об этом и думать: «Как бы мне не ошибиться». И конечно, будет ошибать­ся. Кто в этом виноват? Тот, кто сделал замечание.

Никогда не будем акцентировать внимание ближ­него на какой-либо его немощи, проблеме. Никогда не будем напоминать ему о его пороке, грехе. Будем прибегать только к похвале, но похвале благородной, а не глупой. Ведь человек никогда не исправляется от упрека, равно как и от замечания. Надо быть насто­ящим святым, чтобы найти в себе силы исправиться после твоего упрека, указания или замечания. Но если бы он был таким святым, он не имел бы того недостат­ка, из-за которого тебе понадобилось сделать ему за­мечание. А раз все-таки он этот недостаток имеет, то единственное, что нужно, — это твое крайнее уваже­ние, чтобы он смог когда-нибудь смириться и испра­виться, видя твое мирное расположение, кротость, смирение, любовь, долготерпение, добросердечность, снисходительность, мягкость... Только тот, кто имеет эти добродетели, может исправить другого человека.

Итак, не будем упрекать ближнего и напоминать ему о его недостатке! Мы не должны нарушать это требование, если хотим вести себя достойно, благо­родно и проявлять хотя бы элементарное братолюбие. Необходима крайняя деликатность. Преподобный Ан­тоний Великий — человек пустыни и гор (многие годы он прожил в гробнице, а потом в развалинах военной крепости), но как он внимателен к человеку! Если мы невнимательны к тому, кто рядом с нами, если мы не чутки и не благородны, то мы никогда не станем чада­ми Божиими. Введи нас Бог даже на небо — мы и там не сможем ни с кем ужиться.

Ни по какой причине не исследуй, виноват ближ­ний или не виноват, потому что ты совершишь ошиб­ку: о его недостатке ты будешь судить соответственно своим личным понятиям, а не соответственно истин­ному расположению сердца ближнего. Кроме того, ты должен интересоваться не ближним, а своей душой.

 

***

 

В тринадцатом правиле преподобный Антоний призывал нас молиться ночью, прежде чем идти в цер­ковь. Значит, наша молитва может приносить плод, даже если мы не будем каждый день перед правилом читать духовные книги?

Конечно, может, но не всегда. Человек перемен­чив: на него влияет его здоровье, климат, люди, соб­ственное душевное состояние. Никогда он не бывает один и тот же. Однако пусть нас не интересует, смо­жем ли мы всякий раз вкусить плод молитвы. Будем совершать правило в отведенное для этого время, а остальное как Бог даст. Изменение нашего духовного состояния — это дело Бога, а не нас самих. Бог желает, чтобы мы пребывали в молитве два, три, четыре, пять часов и наслаждались этим. Какой плод это нам при­несет, зависит от Бога. Мы дадим ответ не за то дело, которое совершается Богом, а за свое собственное. При этом необходимо следить за тем, чтобы не быть чрезмерно утомленными, не быть пресыщенными, не говорить много в течение дня, не вступать в конфлик­ты с людьми, потому что все это совершенно разоряет правило. Также не следует ничем огорчаться, потому что огорчение всегда свидетельствует о присутствии рядом с нами демона и является его внушением. Когда с нами все в порядке, остальное довершает Бог.

Кроме того, когда нам трудно молиться, не будем осыпать себя упреками, потому что это нездоровая ре­акция, она указывает на ущемленное самолюбие, а не на сознание своей греховности. Брать на себя ответ­ственность вполне естественно. Однако обычно мы осыпаем себя упреками в том случае, когда не хотим менять свое поведение. Хочу я, например, завтра при­частиться, но вижу, что я опять не в порядке, что опять был невнимателен. Тогда я начинаю говорить, что сам во всем виноват. Это означает, что и завтра я буду таким же, и послезавтра. Конечно, не кто-то другой, а мы сами во всем виноваты, но обрушиваться на себя с упреками — это не решение проблемы.

 

Когда посещаешь какого-либо брата, не за­держивайся долго в его келии. (24)

 

Настоящее правило относится к подвижникам, живущим в келиях, — келиотам. Есть разные свиде­тельства того, что они время от времени посещали друг друга. Обычно младший обращался с вопросами к старшему (отсюда известный вопрос «Отечника»: скажи мне, как спастись), или же они приходили на откровение помыслов, чтобы рассказать о трудностях и проблемах, которые их занимали. Поэтому вполне естественно, что Церковь не запрещала монахам об­щение, связанное с потребностью услышать утеши­тельное или назидательное слово. Впрочем, они не задерживались друг у друга надолго. Получали жела­емое утешение и уходили. Они знали по опыту, что, когда разговор выходит за пределы дозволенного, мы впадаем в грех: пренебрежительно говорим о братьях или высказываем недовольство игуменом. И таким об­разом мы теряем ангельское достоинство монашества.

Если бы мы были внимательны, когда приходим к кому-нибудь в келью, встречаемся с кем-нибудь, если бы мы находились там лишь до тех пор, пока наше об­щение остается прекрасным, радостным и приятным, если бы мы ощущали, что перед нами Бог, и говорили то, что могли бы сказать пред Богом, то не было бы никакой нужды в правилах относительно осуждения и многословия.

Конечно, это правило предназначено для келиотов. Однако оно могло бы иметь силу и для нас, на­сельников общежительного монастыря, если бы мы были людьми принципиальными, если бы уважали до­стоинство ближних и не желали согрешать при обще­нии с братьями. То, что говорит преподобный Анто­ний, очень мудро. Стоило бы руководствоваться этим в монашеской жизни, то есть всегда стоять с благого­вением пред невидимо присутствующим Богом и при разговоре с кем-либо замечать, есть ли у нас причина продолжить беседу или пора ее прекратить.

Хотелось бы, чтобы в монастырях были люди, спо­собные сказать: «Позвольте мне сейчас уйти, потому что меня ждут» — и пойти к себе в келью, для встречи со Христом. Тогда незачем было бы принимать профи­лактические меры против разговоров. Но обычно при разговорах нет никого, кто помог бы другим опом­ниться. Даже брат, который осознает, что надо быть внимательным к словам, теряет душевную теплоту, силу и, увлекаемый другими, ниспадает до уровня обыкновенного человека.

Итак, когда мы разговариваем, будем продолжать разговор лишь до тех пор, пока уста всех остаются по-истине преисполненными благодати, пока радуется Бог, Который нас слышит.

 


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 117; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!