Когда окажешься в месте, где устраиваются вечери любви, ешь и благодари Бога. (35)

 

Здесь идет речь о общении между келиотами, или, как сказали бы мы, скитянами. Их келии находились в отдалении одна от другой, но несмотря на это в дни праздников, когда устраивались вечери любви, пищу они вкушали все вместе. Вполне обычное дело. Так вот, когда ты окажешься на вечери любви, тогда не гово­ри, что ты постишься. Конечно, ты должен поститься. Святой не имеет в виду, что ты можешь нарушать уста­новленные правила: скажем, в среду или пятницу ты не должен есть скоромную пищу. Мы никогда не нару­шаем установленные посты, но святой Антоний повеле­вает нам отменять личный пост, который мы соблюда­ем по благословению старца. Например, у тебя правило никогда не есть сладостей или скоромной пищи, пото­му что ты каждый день причащаешься. Приходишь ты в какой-то монастырь, а там праздник и тебя приводят на трапезу. Не говори тогда, что ты не ешь сладкого или что ты постишься каждый день. Предпочти отказаться от причастия и поесть ради любви.

Кроме того, можно пойти куда-то еще, кроме мо­настыря, и тоже оказаться на празднике. Порадуйся этому празднику и ты, но непременно с крайним вниманием к себе. Святой не имеет в виду того, что ты можешь пировать и есть столько, чтобы все вокруг изумлялись.

На примере этого правила мы вновь видим, что в уставе святого Антония показан средний, царский, путь. Если в тридцатом правиле он говорил, что ты не должен быть расположен ходить на званые обеды, то здесь го­ворит, что на вечерях любви, иными словами на обыч­ных трапезах, обязательных для всех, ты должен есть с радостью и благодарностью. Это необходимо для со­зидания общего духа или единства с другими монахами. Не возмущайся и не думай, что тебя заставляют есть.

Далее начинается новый ряд правил, цель которых привести монаха к более высоким духовным состоя­ниям.

 

 

 

Слово «оплакивай» имеет святоотеческий смысл, под ним не подразумевается то, что наша жизнь долж­на обратиться в одно сплошное рыдание. Обычно мы, поскольку у нас в душе не все в порядке, плачем не от раскаяния в грехах, а по иным побуждениям, сокры­тым глубоко внутри нас. Не зная, однако, этой правды, мы думаем, что плачем о своих грехах. Поэтому свя­тые отцы советуют нам быть радостными, даже если мы согрешили: как только мы попросим у Бога проще­ния, душа тотчас получит облегчение. В словах «днем и ночью оплакивай свои грехи» говорится, конечно, о грехах, которые мы уже оставили. Ведь человек, ко­торый кается подобно Давиду, всегда имеет ощущение непорочности и чистоты. А Давид плакал о своих гре­хах всю жизнь, после того как осознал их, исповедал и прекратил грешить. Мы убеждаемся в этом, читая Ветхий Завет.

Итак, только тот, кто кается и разрывает всякую связь с грехом, может оплакивать свои грехи. Если же человек плачет несмотря на то, что он не покаялся, не прекратил грех и даже не намеревается его прекра­тить, то он обманывает себя и Бога. В этом случае плач равносилен нераскаянности.

Невозможно, чтобы я, скажем, совершал прелю­бодеяние или сплетничал и при этом плакал. Если я сплетничаю, то мне необходимо оставить эту дур­ную привычку. И когда я ее оставлю и докажу, что я уже окреп настолько, что не позволяю другому во­влечь меня в сплетни, и затем продержусь достаточ­ное время, тогда я смогу оплакать свой страшный грех. А осознал я этот грех только в монастыре, потому что, пребывая в миру, человек замечает только явные гре­хи, то есть те, которые совершает постоянно.

Апостол Павел до самой своей смерти признавал­ся, что он был гонителем христиан. Но он был им лишь краткое время, а впоследствии постоянно умножал число верных в Церкви, пополняя ее новообращенны­ми христианами. Однако же апостол оплакивал свой грех всю жизнь, потому что покаялся и стал первен­ствующим среди последователей Единого.

Итак, преподобный Антоний говорит о подлинном покаянии, которое ведет к плачу о грехах. Этот плач — результат подлинного обновления ума, сердца и образа жизни человека. Но когда плач сентиментален или про­исходит от чувства своего одиночества либо неполно­ценности, тогда он обременяет душу, угнетает ее, гу­бит и доводит до того, что она становится неспособной к покаянию. Даже огорчение из-за греха вновь ведет ко греху. Мы должны понять, что означает оплакивать свои грехи, должны знать, каким бывает настоящий плач. Плач, не предваряемый покаянием, — это явный признак того, что я еще не собираюсь каяться. Я не со­бираюсь оставить грехи, потому что, предаваясь плачу, я все-таки продолжаю жить по-прежнему.

Человек должен постоянно иметь перед умствен­ным взором свои грехи. Наши грехи — это некий труп: перед нами будто лежит мертвец. Если мы всегда мыс­ленно видим перед собой труп своего греха, это нам помогает. Как душа, выйдя из тела и поднявшись над ним, может видеть его лежащим на постели, так и мы должны видеть самый настоящий труп, обломок смер­ти, изуродованный бульдозером греха, должны видеть спои грехи и плакать над ними, как над мертвецом.

Однако обычно мы стремимся отыскать согрешаю­щего подобно нам, чтобы облегчить себе бремя ответ­ственности, или находим объяснение своим грехам, или ссылаемся как на причину их на свои обязанности, от которых не можем уклониться. Почему это проис­ходит? Просто-напросто потому, что мы не решились оплакать свой грех, как мертвеца. Мы не решились за­претить греху вновь в нас воскреснуть: он нам нужен, он нам нравится, он нас услаждает. Как черви любят труп, так и мы любим свои трупы, грехи, и боимся, как бы нас совсем не лишили права вновь их совершить.

Мы готовы понести даже новую епитимью, но только не оставить свой грех.

Когда преподобный Антоний говорит: «Днем и ночью оплакивай свои грехи», он не имеет в виду, что человек должен быть подавлен, что духовная скорбь должна сокрушать его. Истинно духовное состояние не может отнимать радость. Не принимаются в нашей Церкви слезы без радости. Следовательно, когда мы видим в себе огорчение, беспокойство, тревогу, за­труднение, тогда будем уклоняться от плача, потому что не о таком плаче говорится в настоящем правиле. Слезы о своих грехах предполагают, во-первых, вели­кую радость. Состояние нашего сердца при них таково, что к нам приходят и от нас исходят только радостные мысли. Во-вторых, предполагается, что мы исповеда­лись и прекратили грешить.

Впрочем, есть некоторые исключения. Кто-то, ска­жем, легко раздражается, а потом кается и плачет. По­том опять раздражается, кается и снова плачет. Такой человек некоторое время пребывает в подвиге, но за это время он должен выяснить причины страсти, уви­деть ее последствия, чтобы избавиться от нее. Страсть, какова бы она ни была, должна уйти за один-два месяца. Большинство страстей уходят за несколько месяцев, когда человек действительно хочет от них избавиться. И самые ужасные страсти, даже страсти сатанинские, даже скотские наклонности человече­ской плоти и души, за короткий промежуток времени могут быть обращены в божественное вожделение. Ни в чем Бог не делает нас пленниками. Требуется более продолжительное время только тогда, когда речь идет о падениях, происходящих от немощи человека, а не от его произволения. Тогда ему необходима жизнь в духе, великое смирение и следование воле Божией, чтобы пришло избавление от них. Бог никого не жела­ет видеть рабом.

Господь говорит через Псалмопевца: «Я сказал: вы — боги и все — сыны Вышнего; Я сделал вас на­следниками Моего Отца и Своими сонаследниками. Я открыл вам всю истину. Неизвестное и тайное пре­мудрости Моей Я явил вам. Вы Мои сыны и дщери, Я даю вам Духа Святого». И через апостола: «К свободе призваны вы, а не к тому, чтобы быть рабами».

Значит, плач начинается лишь с того момента, как я приступаю к покаянию. И плачу я не для того, чтобы получить отпущение грехов, но чтобы выразить свою благодарность Богу, Который изменил меня Своей дес­ницей. Я плачу, свидетельствуя об освобождении и ли­ковании своего сердца, воспевая Богу победную песнь. Я приношу свои слезы как благодарственную жертву. Слезы вместе с Божественной евхаристией и молитвой Иисусовой — самые благоприятные жертвы пред Бо­гом. Такие слезы заключают в себе сладость.

Покаянные слезы бывают и у человека, который жил в трясине греха и только что обратился к Богу. Он приходит в монастырь, видит просветленные лица, сла­ву девства, прекрасные, исполненные благодати серд­ца, вдохновляется, и у него возникает желание тоже стать монахом. Однако впечатления от греха еще све­жи в нем, и в нем есть страсти. Такой человек может поплакать, но недолго, а потом ему нужно будет стя­жать постоянные слезы. Сначала он будет страдать в монастыре, сокрушаться, будет сносить унижения и все то, что должно помочь ему перейти от тьмы к свету, от рабства к свободе духа. Если же — чего да не будет! — он вернется к прежним грехам, то на этом окончится его жизнь. Он умрет в жалком состоянии, предаваясь плачу, но не плачу избавленных душ, которые восходят

в белых одеждах ввысь к престолу Божию, где пребыва­ют серафимы и херувимы, но такому плачу, какому пре­дается душа, не узревшая Бога как Он есть. Как никто не грешит помимо своего желания, так никто и не ка­ется помимо своего желания. Покаяться можно только добровольно. А тот, кто добровольно хочет покаяться, предпочитает греху смерть.

 

Днем и ночью пусть твоя голова будет по­крыта кукулем и будь облечен в рясу и прочие свои одежды. (37)

 

Кукуль с рясой (обычно они составляли единое одеяние) и прочие одежды дает монахам Сам Христос. В древности последование монашеского пострига со­вершалось у святого престола. Монах или монахиня входили в алтарь и пребывали там восемь дней. По­стриг — это таинство, совершаемое в алтаре. Но с тех пор, как мы стали совершать его вне алтаря, Церковь предписывает на время пострига переносить Еванге­лие к Царским вратам, что имеет символическое зна­чение. И перед Евангелием мы принимаем одежды, которые еще с вечера были положены на святой пре­стол. Следовательно, все, даже и сандалии, мы при­нимаем от святого престола. Сам Христос дает нам полное воинское одеяние, потому что наша бранъ не против плоти и крови, но против лукавых демонов, против наших страстей. Демоны неусыпны, поэтому нужно и нам носить свое одеяние днем и ночью, так чтобы в любой момент мы были готовы к сражению. Прообразы такой бдительности мы встречаем в Вет­хом Завете, а воплощение этих прообразов — в Но­вом Завете, но живым ее примером остается только монашеское жительство.

В Ветхом Завете Бог требовал от иудеев, чтобы они всегда были препоясаны, а значит, готовы услышать Его повеление или звук военной трубы. Они воспри­нимали это с верой. И действительно: Сам Бог давал повеление о начале войны, по Его мановению подни­малось облако, появлялся огненный столп. Кроме того, когда иудеям предстояло уйти из Египта, Он сказал им: «Будьте препоясаны поясом, сандалии пусть будут у вас на ногах и посох в руке, и Я скажу вам, когда от­правляться в путь».

Цель рассматриваемого правила — показать, ка­кую готовность мы должны иметь пред Богом. С древ­них времен существует обычай: монаху всегда быть в кукуле. Нам необходимо понимать глубокий смысл этого обычая. Когда я иду в церковь, я надеваю кукуль, потому что в церкви присутствует Бог. Точно так же и когда я иду спать в кукуле, я должен знать, что и те­перь рядом со мной присутствует Бог.

В наше время этот прекраснейший обычай чаще всего не соблюдается. Но хорошо было бы нам, насколь­ко это возможно, соблюдать его по-настоящему: не по форме, а по сути. Конечно, если нам приходится по той или иной причине снимать рясу или подрясник, мы мо­жем по-прежнему сохранять бдительность, но нужно сохранять еще и благообразие. И если святой говорит это о мужчине, то тем более это относится к женщине. Она должна сохранять благообразный вид. В особенно­сти нельзя допускать, чтобы одна видела наготу другой.

Об одном архиепископе, у которого была тяжелая болезнь сердца, рассказывали: врачи совсем не позво­

 

 

 

ляли ему двигаться, потому что его состояние было опасным и от одного движения он мог умереть. Ког­да владыку пришли навестить важные люди, он очень вежливо попросил их ненадолго выйти. Посетители подумали, что он хочет помолиться, и оставили его од­ного. Когда они вновь вошли, то увидели, что он встре­чает их стоя, одетый в рясу и подрясник. Они замер­ли от изумления. Архиепископ хотел предстать перед ними в подобающем виде.

Итак, мы должны чувствовать потребность в бла­гообразии, должны быть облеченными в кукуль, рясу и прочие одежды. Только в браке можно входить в тесное соприкосновение с телесностью другого че­ловека. Мы же не должны нарушать своего целомуд­рия, чистоты и скромности, во-первых, перед ан­гелами и святыми, а во-вторых, перед ближними и даже, я бы сказал, перед собственными очами. Ког­да совесть начинает притупляться и нам становится

безразлично то, что другие могут увидеть нас с непо­крытой головой или даже раздетыми, тогда притупля­ется и наша способность к таинственному вйдению Бога. Таким образом становится ясно, есть ли в созна­нии человека ощущение живого Бога и воспринимает ли он Бога духовным зрением. Поэтому давайте будем хранить строгое целомудрие и бдительность при ду­ховных подвигах.

 

---

Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!