ЧАСТЬ II. ТРИУМФ, НАЧЕРТАННЫЙ КРОВЬЮ. 18 страница
Еще прекраснее казалось ее лицо. Оно было осыпано крохотными серебряными блестками, отчего тоже как будто светилось. Красиво очерченные тонкие губы пок-рывала яркая перламутрово-алая помада. На длинных черных ресницах лежал и искрился серебристый пух. Веки под черными бровями были обильно подведены изу-мрудной тушью, а пленительные темные глаза — бирюзой, и все это искрилось, све-тилось, переливалось… Блестящие смоляные волосы ниспадали до плеч широкой ко-пной, их фиксировала золотая паутинка. Голову венчала шапка, исполненная в фо-рме головы орла, также золотая, только в глазницах сверкали два больших топаза.
В руках императрица держала два миниатюрных золотых предмета: изогнутый жезл, усеянный бриллиантами, и хлыст, более похожий на кисточку. То были по-лузабытые символы монаршей власти, известные с тех неизмеримо далеких времен, когда владыки Стигии еще не научились уступать дорогу посвященным жрецам Веч-ного Повелителя.
Помимо стигийских вельмож, присутствовали все правители покоренных земель — Ариостро и Тети, король и королева Аргоса, Родриго, герцог Кордавы, граф Кас-танья, граф Нуэртес, Панто, герцог Гварралида, Осия, царевич Асгалуна. Никто из них, впрочем, не явился сюда по собственной воле — одних соблазнили, других припугнули, а третьих попросту принудили явиться. На глазах у всех этих людей Мефрес подписала императорский рескрипт об учреждении Западного экзархата и назначении экзархом князя Ронтакиса. Затем случилось самое интересное.
|
|
|
Слуги вынесли трон, поменьше трона императрицы, и поставили его на одну ступень ниже ее трона. Под звуки стигийского гимна в зал вошел Ронтакис. Его не-просто оказалось признать в длинном, до стоп, хитоне, покрытом золотыми пласти-нками, точно кольчугой, в пурпурной мантии с черной и белой каймой и высокой остроконечной шапке, также золоченой, обвитой жемчужным змеем, ползущим к ве-ршине конуса… Искусные стигийские мастера всю ночь трудились, чтобы создать ори-гинальное одеяния для человека, удостоенного чести стоять между Святейшими По-велителями Империи, с одной стороны, и королями, герцогами, графами покорен-ных земель, с другой.
Пройдя к тронам, Ронтакис припал на одно колено перед императрицей и поцеловал ее руку. Затем встал и прошел к трону, предназначенному для него.
— Да здравствует Его Высочество Ронтакис, императорский экзарх Западных территорий! — звучно возгласила Мефрес.
— Да здравствует экзарх Ронтакис! — отозвались ее подданные.
Ронтакис опустился на свой трон.
— Присягайте императорскому экзарху, — велела Мефрес.
Первым выступил граф Нуэртес, хозяин Восточной Зингары, самый лояльный из вассалов Империи. Но даже его лицо поразила бледность, когда пришлось ему пасть на колени перед троном Ронтакиса. Следом экзарху присягнули герцоги Родриго и Панто. Настал черед графа Кастаньи. Человек этот, настоящий зингарский гранд, в котором упрямство и гордыня вечно боролись с рассудком, стоял как статуя, скрес-тив руки на груди. Когда усердный Анеф чуть подтолкнул графа, тот высокомерно усмехнулся, одним движением плеча сбросил руку командора и промолвил:
|
|
|
— Я склонял колени перед могущественной императрицей Стигии. Этого более чем достаточно. Слуге ее я присягать не буду!
Только прозвучали эти слова, глаза Мефрес и Анефа встретились. Командор по-лучил бессловесный приказ. Взвился кинжал, и рука командора мефреситов точно отыскала сердце владетеля графства Кастаньи. Смерть графа была мгновенной. Им-ператрица слегка махнула рукой, чтобы убрали тело, и сказала:
— Стигийская империя не терпит непокорных. Графство Кастанья будет разделено между правителями соседних земель, в чьей верности у нас не будет сомнений.
По залу разнесся неясный вздох. Герцоги Родриго и Панто, а также граф Нуэр-тес, невольно заулыбались. Король Ариостро, бледный, как смерть, подумал, взгля-нув на их лица: вот к чему приводит глупая гордыня. Кастанья умер, никому и ни-чего не доказав. Умер напрасно. А эти алчные сеньоры теперь начнут делить его графство. Гражданская война, полыхавшая в Зингаре долгие годы и, казалось бы, уже завершившаяся каким-никаким, но миром, вспыхнет с новой силой. Родриго, Панто и Нуэртес будут драться за земли Кастаньи. Не сами, конечно, — руками сво-их подданных. Грядет новая братоубийственная война. А на все на это с лисьей ух-мылкой будет взирать хитроумнейший экзарх Ронтакис; когда же прольется достато-чно крови, он и будет решать, кому какой кусок достанется… Вот чего добился гор-дый граф Кастанья.
|
|
|
Найдя глазами взгляд Мефрес, Ариостро мысленно поблагодарил ее за очеред-ной урок.
А поблагодарив, он встал на колени перед экзархом и тоже присягнул ему. Он не мог видеть, какая досада отразилась на лице гварралидского герцога Панто; вта-йне Панто надеялся, что мальчишка Ариостро, которому корона должна была вскру-жить голову, поведет себя не лучше Кастаньи. Возможно, так бы оно и случилось, не преподнеси ему давеча Мефрес другой урок, насчет этой самой золотой короны. Возможно, что тем давешним уроком она сейчас спасла жизнь Ариостро.
|
|
|
И за это он был также благодарен ей.
Последним к руке экзарха припал асгалунский царевич Осия. Он принес присягу от имени своего отца, царя Пелиштии, которому тяжкий недуг не позволил прибыть лично.
29. Расставание.
| П |
о окончании церемонии почетных гостей развели по палатам, дабы они могли
приготовиться к торжественному обеду. Мефрес и Ронтакис уединились в лич-
ном кабинете императрицы. Она прошла к тайнику в столе и последовательно нажала несколько пружин. Новоявленный экзарх деликатно отвернулся. Императрица извлекла из тайника запечатанный папирус и сказала:
— Вскроете это ровно через седмицу. Здесь мои распоряжения по аквилонской кампании. Ронтакис принял пакет и поклонился.
— Воля Вашего Величество будет исполнена в точности.
— Не сомневаюсь,— усмехнулась Мефрес.— Ведь от того, стану ли я императри-цей Аквилонии, зависит, будете ли вы наследным принцем Стигийской империи.
— Вы обижаете меня, госпожа, — вздохнул экзарх, смотря ей прямо в глаза. — Я уж и забыл о нашем пари. Вам известно, я выполню любые ваши распоряжения, хо-тя бы они стоили мне жизни. Ради вас я пожертвовал внучкой. А она, моя Тети, бы-ла единственной, кто искренне любил меня. Теперь она меня ненавидит.
— Непонимание, даже ненависть близких — неизбежная плата за наши труды. Но я не знала, что вас еще волнуют чьи-либо чувства, кроме моих!
— Это другое. Каждый мечтает о чистой любви. Даже я. И даже вы, как я понимаю.
— Пожалуй, — согласилась императрица, вспомнив о Паксимене. — Кстати, о вашей внучке. Ее нужно учить. Займитесь этим.
Ронтакис побледнел. Он все понял сразу, но осмелился переспросить:
— Что вы имеете в виду, госпожа?
— Я должна вам объяснять?
— У вас нет сердца,— тихо произнес глава Ордена мефреситов. — Вам мало, что вы нас развели, меня и Тети. Вы хотите, чтобы я, своими собственными руками, сотворил из моей Тети некое подобие Анефа!
— Лучше! Анеф — слуга. Сотворите подобие вас! Не исполнителя, но созидате-ля, мыслителя, творца. Зачем, догадаетесь сами.
— О, неужели вы хотите сделать ее…
— Да, хочу. Но это будет после. А теперь довольно о Тети. Я расплатилась с вами за нее. Вы получили власть, какая и не снилась королям. Имя Ронтакиса уже вписано в историю рядом с именами Джосера и Мефрес. Вы стоите выше всех оста-льных наших подданных. Вы удовлетворены?
— Я удовлетворен уже тем, что служу вам, — промолвил Ронтакис.
— Вернемся к аквилонской комбинации. Вопросы?
— Четыре тысячи солдат и гвардейцев остаются в моем распоряжении. Скольких из них я должен зарезервировать для вас?
— Вы неисправимый пессимист,— рассмеялась Мефрес.— Ну, хорошо, зарезервиру-йте сто человек, лишь для успокоения вашей совести, если она у вас еще осталась.
— Я зарезервирую тысячу.
— Это глупо. Где вы найдете столько галер, чтобы их разместить?
— У герцога Кордавы. Взамен пообещаю ему львиную долю наследства Кастаньи.
— А это мне нравится! Наконец-то в вас пробудился политик, какого я так ценю.
— Нет, это во мне засыпает человек…
Императрица подошла к нему, взяла руки Ронтакиса своими руками и с необык-новенной теплотой сказала:
— Не страшитесь, друг мой, это не больно. Особенно когда вам приходится нес-ти боль другим. Когда вокруг вас и по вашей воле страдают люди, некогда думать о собственных страданиях. Воспользуйтесь этим средством, мой дорогой Ронтакис. Поверьте, оно надежно, как лучшие снадобья мудрого Паксимена.
* * *
| К |
огда экзарх наконец оставил ее, императрица переоделась и отправилась к Пак-
симену. Ее лицо выражало искреннюю скорбь дочери и любовь к нареченному отцу. Предчувствия не обманули Мефрес: старый медикус стоял на коленях перед статуэткой Великого Змея Сета и тихо плакал. Женщина неслышно подошла сзади и опустилась на колени подле старика.
— О, моя доченька…
— Тише, отец. Я тоже хочу помолиться Вечному Повелителю. Молись и ты, мо-лись за меня.
— Я не встаю с колен вторую ночь.
— Так нынче уже день, отец.
— Разве? Ох, прости…
Они помолились вместе; затем Мефрес встала сама и заставила Паксимена подня-ться с колен.
— Пора нам прощаться, отец.
— Нет… Я в это не верю. Я больше тебя… не увижу?
— Ты больше никогда не увидишь меня живой, — раздельно, по слогам, прого-ворила Мефрес, и твердый, решительный взгляд ее глаз иссушал слезы на глазах Паксимена.
— Не-е-ет…
— Скоро я отдохну от твоих причитаний, — жестко усмехнулась она. — А теперь к делу. Твои снадобья я получила. Кое-что удалось вшить в платье, а остальное доставит Сентес.
— Тебе нужно принимать их каждый день. Иначе сорвешься…
— Спасибо, что предупредил. Срываться мне никак нельзя.
Медикус рухнул на колени и принялся рыдать, обхватив руками ноги Мефрес. Она вздохнула.
— Ну, ты опять за свое. Чего плачешь? Я умру счастливо и красиво. Можно ли желать иного, в моем положении? Это было бы непростительной дерзостью, пожалуй.
— Возьми меня с собой, — шепнул ей Паксимен сквозь слезы.
— Я никого не беру с собой, ясно?
— Никто в состоянии помочь тебе, как я, если что не так.
— Ошибаешься, отец. Никто не поможет мне так, как я помогу себе сама. Даже и не думай. Ты будешь только путаться у меня под ногами, а мне придется отвле-каться на твою защиту. Нет, ты останешься здесь, и мои мефреситы будут пригля-дывать за тобой. А то, чего доброго, поспешишь за мной и все испортишь.
— Я не смогу жить без тебя, доченька. Ты это знаешь. Я почувствую, когда тебя… когда ты уйдешь. И уйду сам вслед за тобой.
— Тебе придется дождаться моего супруга. Вот, возьми и спрячь, — Мефрес пе-редала медикусу кожаный мешочек.
— Что здесь? — испуганно молвил старик.
— Передашь это лично в руки Джосеру, но не прежде, чем я покину этот мир. Я написала ему все. О ребенке тху, о том, почему я не вернулась и как провела эти две луны. Пусть он узнает. Добавь, что я по-прежнему люблю его. Я верю, он очи-стит нашу землю от змеядов и будет править Стигией долгие годы, а затем достой-но примет смерть на вершине своей славы, как я. Еще скажи ему: все земли, поко-ренные мною на Западе, — мой прощальный дар ему. Пусть поступает с ними, как знает. Это всё. Прощай, отец.
— Прощай, Камия, любимая доченька моя…
Она наклонилась, нежно поцеловала медикуса в лоб — а после вышла из его каюты, не оглядываясь. Плотно затворила тяжелую дверь за собой, но все равно услышала его рыдания.
— Чудак, — пожала плечами святейшая императрица. — Любит меня и ничуть не понимает! У двери в покои медикуса остались на страже ее лучшие мефреситы.
30. «Виконтесса, баронет и капитан».
| П |
ока лояльные гости готовились к приему в честь успешного завершения Запад-
ной кампании, пленников Стигии вывели из корабельного узилища и погрузили
на галеру. Руки им стиснули за спиной, а на глаза надели черные повязки, чтобы пленники не видели, куда их везут. Низкобортная галера отчалила от фрегата и поплыла к Мессантии. Пройдя мимо города, она вошла в устье Хорота и спустя некоторое время причалила к правому берегу. Здесь, прямо на берегу реки, стоял старый замок, построенный, наверное, еще ахеронцами; последние двести лет ко-роли Аргоса использовали его в качестве государственной тюрьмы для особо опас-ных преступников.
Пленников — всего их было около ста человек — заставили сойти на берег. Вра-та тюрьмы открылись, пропуская их внутрь. Стигийцы, однако, не стали разводить пленников по камерам, а просто оставили их во внутреннем дворе замка. Сами же ушли, затворив за собой ворота.
Помогая друг другу, пленники мало-помалу сбрасывали путы и глазные повяз-ки. Оказалось, многие из них знают друг друга. Это были, в основном, активисты сопротивления, схваченные стигийцами во Флори, и жители Мессантии. Женщин среди заключенных было немного, пять или шесть.
Одна из этих женщин, изящная, среднего роста, с красивым чистым лицом, бо-льшими карими глазами и каштановыми волосами, была одета в длинное пестрое платье со шлейфом, шитое жемчугом и высоко подпоясанное алым шарфом. Платье это, явно неподходящее для узилища, было изорвано в разных местах, из чего сле-довало, что хозяйка платья оказала активное сопротивление при аресте. Сейчас она растерянно крутилась на месте, видимо, надеясь разглядеть в толпе заключенных знакомое лицо.
— Виконтесса! Вы ли это? Я не верю своим глазам!
Слова были сказаны по-аргосски с едва заметным северным акцентом. Женщина обернулась. К ней обращался молодой человек благородной наружности, высокий и стройный, с тонкой талией, черноволосый и кареглазый. Узнав его, виконтесса из-дала радостный вскрик и бросилась в его объятия.
— Господин баронет! Как я рада, что вы здесь! — промолвила она и, смутившись своим словам, тут же поправилась: — Ой, простите, я совсем не это имела в виду!
— А вы-то как тут очутились? Змеепоклонники объявили охоту на женщин Аргоса?
Виконтесса скромно потупила взор и ответила:
— Я не сдержалась. Давеча, на пиру в честь вступления на престол короля Ари-остро. А они тотчас схватили меня и потребовали взять слова назад. Я сказала «нет», и тогда они отвезли меня на свой страшный корабль. О, Митра, и натерпелась же я этой ночью!
— Все, все позади, — успокаивал ее баронет. — Нас увезли с того корабля. Все образуется…
Виконтесса освободилась из его объятий и, оглядев фигуру молодого нобиля, с удивлением спросила:
— А вы, баронет? Ваш камзол цел. Вы сдались без борьбы? О, это на вас так не похоже. Молодой человек покраснел.
— Змеепоклонники обманом пленили меня. Это случилось третьего дня во Флори. Когда я понял, что к чему, сопротивляться было уже поздно. Да проклянут их боги!
— Кого вы проклинаете, господин Октавио?
Это вступил в разговор другой мужчина. Невысокий, с квадратным волевым ли-цом, густой шевелюрой белокурых волос, толстыми губами и маленькими светло-серыми глазами, он был одет в глухой черный камзол, вернее, те лохмотья, кото-рые остались от камзола. На вид мужчине можно было дать от тридцати до сорока. Аргосские слова он выговаривал неторопливо, с очевидной натугой.
Названный Октавио улыбнулся и обнял его. Затем, как диктуют правила прили-чия, баронет обернулся к женщине и представил ей своего знакомца.
— Госпожа виконтесса, это капитан Жильбер из Шамара, что в Аквилонии. А это, господин капитан, виконтесса Мальвина из Мессантии.
Мальвина доброжелательно улыбнулась и подала Жильберу руку. Однако он не стал целовать ее, а просто пожал.
— Рад познакомиться с вами, виконтесса. Я и не знал, что в Аргосе встречаются такие красавицы. Избегаю смотреть в глаза ваши, так как боюсь утонуть в них. Дос-таточно ваших губ, которые сведут меня с ума, если я немедля не отведу от них взгляд.
— Вы не смотрите, виконтесса, что он грубо скроен, — рассмеялся Октавио. — Господин Жильбер непревзойденный кавалер. Шамарские дамы не давали проходу ему, пока он служил в страже тамошнего герцога.
— О да, — согласилась виконтесса. — Я тоже очень рада познакомиться. Но ска-жите, капитан, ради Митры, как вы, шамарец, очутились среди нас?
Жильбер быстро переглянулся с Октавио. Баронет положил руку на плечо капи-тану и сказал: — Вы можете вполне доверять виконтессе. Я ее знаю давно. Покой-ный муж виконтессы, виконт Гасперо, был верным другом моего отца. Он пал три года назад в битве при Танасуле, когда войска Пуантена и Аквилонии в пух и прах разбили армию немедийцев.
— Вы неисправимый пуантенец, баронет, — с улыбкой произнес Жильбер. — Только пуантенец мог сказать то, что сейчас сказали вы.
— Пуантен не всегда был частью Аквилонии, — заметила Мальвина. — Мой муж почитал короля в Тарантии, но полагал себя прежде всего подданным нашего гра-фа. И в той битве, последней для виконта, именно рыцари Пуантена победили не-медийцев.
Получив поддержку от красивой женщины, Октавио подбоченился и сказал:
— Да, так оно и было. Виконтесса жила в Тулуше, а после смерти виконта Гас-перо возвратилась в Мессантию, откуда она родом. Я ручаюсь за нее, капитан.
— Ну, если так… Я наемник, госпожа виконтесса. Вернее, собирался им стать. Признаюсь, служба у герцога Жонаса порядком мне поднадоела, и я отправился в Мессантию, чтобы уплыть куда-нибудь, где в цене услуги человека, владеющего мечом. Но в Мессантии я наткнулся на этих, — Жильбер нахмурился, и собеседники поняли, кого он имеет в виду. — Они уже хозяйничали тут. Тогда я решил посту-пить на службу к адмиралу Парнези. Деньги меня уже не сильно волновали, хоте-лось сперва поглядеть, какого цвета кровь у змеенышей Сета. А Парнези, слышал я, это настоящий адмирал. Прибыл во Флори, да бестолку. Не взяли меня, как ни про-сился. Мол, сухопутная крыса. Ну и подался я к герцогу. Не к нашему, а к Бене-детто, то есть, в его армию. Защищал бастионы Флори. Вот этой рукой убил вось-мерых змеепоклонников, когда они на нас напали…
— Вы настоящий герой, капитан, — с восхищением проговорила Мальвина. — О, если б все мужчины сражались, как вы, мы одолели бы проклятых! Мне стыдно за наших мужчин, господа. Они попрятались по норам.
— Вот тут вы неправы, виконтесса. Рядом со мной сражались аргосцы. Они ничем не хуже нас, аквилонцев. Не в том дело. Не повезло нам. Видать, боги за что-то разгневались на Аргос.
— Я в это не верю.
— А как иначе?
— Всему виной Мефрес, — с ненавистью промолвила Мальвина. — Не будь ее, все было бы иначе. О, я готова пожертвовать жизнью, чтобы покончить с Мефрес!
— Я бы на ее месте поостерегся, — улыбнулся Жильбер.— В вашем лице, викон-тесса, стигийская императрица, несомненно, приобрела опасного врага.
— Как вам не стыдно, капитан,— заметил Октавио. — Я понимаю чувства викон-тессы. Змеепоклонники унизили весь Аргос, от короля до матроса. Если бы что-то подобное случилось с Аквилонией, разве вы не отдали бы жизнь за родину?
— Простите меня, благородная госпожа. Я не хотел вас обидеть. Нергал меня забери, никакой я не кавалер, как говорит Октавио. Я солдат. Что на уме — то и на языке. Ради Митры, простите меня.
— Это вы меня простите,— вздохнула Мальвина. — Я сказала глупость. До Меф-рес мне не добраться. Ее охраняют. А сегодня, слышала я, она и вовсе покидает наш Аргос, возвращается к мужу в Стигию.
Капитан Жильбер, не сдержавшись, крепким солдатским жаргоном послал стиги-йскую императрицу — туда, где этой злодейке самое место. Мальвина и Октавио рассмеялись. Они были солидарны с капитаном, хотя и не умели выражаться так, как он.
Дата добавления: 2020-11-15; просмотров: 49; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!