Пока Аляска спит или Проклятие Чёрного города

1.

Город. И снова черные улицы, снова грязь отношений и циничность людская. Снова дрожь, снова печаль, снова грусть. Этот город умер, как умерла и людская любовь к нам, антропоморфам. Этот город мёртв, как и много других городов, что к югу отсюда. Но только здесь мы искали помощи, потому что больше нам ничего не осталось.

Именно в этом скверном местечке, которое мне даже не хочется называть, жил мой знакомый хирург. Нас свели с ним рабочие связи, так что я не знал, на что мне рассчитывать, но ближе и доступнее никого было не найти. Он был одним из тех, кто мог подпольно проводить операции, и криминальный мир Аляски этим пользовался. Ни один доллар, юань или рубль не будет лишним для этого человека, ведь он – обычный доктор, чьи будни – людская боль, смерти и страдания. И пускай здесь врачам платят много, но ребятам вроде него всегда мало. Винсент по прозвищу «Пила». Этот тип имеет несколько подпольных операционных, в которых он творит со всей виртуозностью своего дела. Пули, гранатные осколки, размозженные головы – почти все они ложатся под нож Пилы, и лишь немногие попадают в городскую больницу. Во всём штате не найти никого круче и профессиональнее него, и именно к Винсенту мы ехали за помощью. Ох, только бы он был дома…

Желтый седан мчался по мрачным улицам забытого Богом городишка. По крыше душераздирающе били крупные плотные капли дождя. Окна запотевали, обдув не работал, но я давил на педаль и ехал почти что вслепую. Я пойду на любые риски, только бы успеть.

Саба так и не пришла в себя. Моя дорогая бедняжка… Она натерпелась, она почти справилась, но нужно было подождать ещё немного. Скоро уже закончится эта ненормальная ночь, и всё будет как раньше. Боже, как я сам хотел в это верить…

Но вместо надежды в моё окно затекали капли, а за стеклом разветвлялись улицы серого города. Я ненавидел его всей душой. Это место скверно и отвратно. Этот город умер, и все, кто в нём остался – это живые мертвецы, такие же холодные и смрадные. Они никогда не помогут, они никогда не простят. Они не сочувствуют. Только у приезжих здесь можно искать помощи, но и она – случайность…

Криминальная столица Аляски и то выглядит приветливее и законнее. Во всяком случае, там действуют хоть какие-то законы, но не здесь. А ведь именно сюда я попал, когда уехал из дома на заработки…

***

Город. Такой прекрасный и большой, с чистыми улицами и приветливыми лицами. Город светился чем-то новым и неизвестным, затаив для меня надежду на светлое будущее.

Я приехал сюда еще совсем пацанёнком, который не ведал бед и печали. Автобус шёл на полом ходу, поднимая пыль и оставляя за собой огромное рыжее облако. Погодка была солнечной и приветливой, и я, едва окончив школу, надеялся привезти домой свой первый заработок…

Наконец, автобус остановился, и паренёк из глубинки сошёл на улице светлого города. Кругом кипела жизнь, и, в отличие от моей деревушки, здесь было всё! Магазины, прилавки, бары и игровые автоматы можно было отыскать, особо не напрягаясь. Но я шёл по указанному адресу, страстно глазея на пёстрые витрины. Они блестели на солнце, и в них отражалась моя улыбка. Даже котята, брошенные хозяевами, играли на тротуаре и вызывали не сострадание, а умиление. А местные подростки ни разу не обозвали меня «блохастым» или «псиной». В общем – красота!

Наконец, я пришел к трёхэтажному дому и ахнул. Какая красота! Неужели мне здесь работать?! Дом расположился на краю городка рядом с другими коттеджами, но ни один из них не мог похвастаться такой же красотой и величием! Особняк стоял на холме и имел в себе будто бы башню со шпилем, отчего походил на высоченный замок или крепость. Зеленые стены, очевидно, регулярно подкрашивались, а бурая черепица блестела на солнце, будто отполированная. Перед домом росли чудесно остриженные кустарники и цветы, которые выплетали на гладком газоне красивые узоры. Здесь же было высоченное крыльцо, лавочка и мощёная дорога на задний двор, сокрытый забором и гаражом. В общем – невероятно красиво! И… дорого.

Весь преисполненный волнением, я прошёл к входной двери и, поставив у неё свой багаж, позвонил. Спустя где-то минуту мне открыл пожилой худощавый человек. У мужчины был болезненный вид и большая лысина на голове, окруженная проседью. Синяки под глазами и морщины выдавали его возраст, однако, увидев меня, он сменил свой угрюмый взгляд на счастливую улыбку.

- Мистер Сайленс? – робко спросил я.

- О, Вы, Хьюго, полагаю? Проходите!

Мы вошли в дом, и я открыл рот от восхищения! Кругом было так красиво! Столько предметов, украшений и дорогой мебели, что и не сосчитать! И все это – только огромный, с два этажа высотой зал, в который я вошёл с улицы. А сколько всего еще ждёт меня в других комнатах – уму непостижимо!

- Хьюго! – спустилась по лестнице, будто королева, пожилая шатенка. Несмотря на морщины, женщина выглядела довольно роскошно для своих лет. Особенно её деловой синий костюм, вычищенный до блеска.

- Миссис Сайленс? Здравствуйте! – галантно поцеловал я ей руку, но та только лишь рассмеялась.

- Ох, мой мальчик! Добро пожаловать!

- У тебя так мало багажа? Удивительно! – воскликнул мистер Сайленс, глядя на мой чемодан и рюкзак.

- О да. Раз уж я приехал на заработки, значит, наверное, должен сам нажить себе немного добра.

- Звучит наивно, но верно! Тем более это я могу тебе гарантировать! – подмигнул мне мужчина и повёл меня по лестнице наверх. Миссис Сайленс только крикнула ему вслед:

- Дорогой, я на работу. Буду поздно!

- Хорошо, Лори!

Поднявшись на третий этаж, хозяин подвел меня к моей комнате.

- Располагайся здесь, - сказал человек и открыл мне двери в светлую комнатушку с косой из-за крыши стеной. Комнатка была небольшая, но уютная, хоть на одной из кремовых стен и красовалась огромная трещина.

Я поставил свои чемоданы и рюкзак на пол, но мистер Сайленс не позволил мне обустроиться.

- Сразу к делу, - произнёс он и жестом позвал меня обратно в коридор. Хозяин выдал мне ключ от комнаты, и я, заперев её, отправился за ним следом. - В доме двадцать две комнаты, - начал мистер Сайленс. – И поддерживать в них постоянный порядок довольно трудно. Кроме того гаражи, сад, газон, сауна – за всем этим необходимо следить. Поэтому вы и здесь.

Мистер Боб Сайленс показал мне все комнаты, параллельно рассказывая о моих обязанностях, часах уборки, и прочих мелочах, о которых мне нужно было знать. Местный зажиточный гражданин имел за собой немалый бизнес и пакет каких-то акций, поэтому мог позволить себе гораздо больше, чем просто этот домик.

- В общем, можешь приступать уже сегодня. Оплата понедельная, питание за наш счёт. И я надеюсь, что мы поладим, - улыбнулся мистер Сайленс и пожал мне руку. Я улыбнулся ему в ответ, но со стороны кухни в полном кухарском обмундировании появилась невысокая, но красивая девушка-енот. У неё были маленькие зеленые глаза на лице-масочке, которым могли похвастаться еноты. На левый бок свисала модная чёлка, а макияж казался даже немного броским, как и требовательный вид, с которым она появилась перед нами. Однако она-то уж точно была в своей тарелке и не боялась босса, а потому незамедлительно обратилась к хозяину дома немного низким для девушки голосом:

- Мистер Сайленс, у нас опять течет кран на кухне!

- О, а это наш повар Катрин. Вот и приступай к работе под её началом, идет?

- Конечно! – ответил я и с энтузиазмом пошел проверять кран.

Как-никак, это были мои первые часы на рабочем месте, и искренние порывы овладели моим юным сердцем. Вот и я уже вырос и улетел из отчего дома. Вот и я уже работаю и жду своей первой крупной получки. А ведь мне ещё было только шестнадцать…

2.

Я заехал во дворы и остановился. Делать это у дома Пилы было совсем неразумно, поэтому до хирурга придётся топать пешочком, а это – тоже большой риск. Я был весь в крови. И лицо, и одежда, и руки алели багряными красками, но идти всё равно должен был я.

Кодиак был сам не свой. Он всю дорогу молчал и смотрел за сестрой, оберегая её раны на кочках и тоже пачкаясь кровью. Парня трясло от нервов и холода, и из всегда жизнерадостного оптимиста он превратился в кого-то совсем другого. Да и к тому же Коди не знал Винсента лично. Мне будет проще вести диалог, только бы не попасться никому на пути. За такими людьми, как Пила, постоянно ведётся слежка. Они висят на волоске до первого случая, а после него их перевешивают на крючок к копам. Хотят они или нет, они будут позволять им следить за собой, будут сдавать им друзей с потрохами, будут держаться на стороже, отбрасывая минимальные риски. И это было страшно. Когда таких людей прижимают, они становятся как лисица, которой наступили на хвост. Они теряют самообладание, нравственность и секреты, теряют всё человеческое, только бы вырваться из лап закона и остаться на свободе. Но у меня нет времени думать об этом. Поздно было сомневаться.

Осмотревшись хорошенько и убедившись, что за машиной, вроде как, не следят, я вышел из неё на сильный ливень. Зашумело несколько громче, чем казалось за окнами автомобиля, но это не могло остановить меня. Несмотря на плащ-палатку, капли засекали и больно били по носу. Но я шел вперёд, мелькая под фонарями и наблюдая, как с моего носа кроме воды стекает кровь моей девушки. Я лишь опустил капюшон пониже и засунул руки в карманы поглубже, чтобы не было видно крови, и продолжил свой путь по черным переулкам проклятого городка.

Наконец, я дошёл до нужного дома и, зайдя с чёрного хода, собрал все силы в кулак. От этого зависело сейчас всё. Оглядевшись, я постучал, и мне тут же приоткрыл дверь на цепочке полноватый сгорбившийся мужчина лет пятидесяти. Небритый, в широких штанах и белой запачканной маслом майке, он выглядел крайне неопрятно и противно. Светлые волосы клочьями торчали из головы, а поросячьи глазки, упрятанные за очки с толстой оправой, жадно сверкали, видя вместо моего убитого горем лица доллары.

- Что, - даже не спросил, а просто дерзко произнёс он, будто бы не был со мною знаком.

- Нужна ваша помощь, сэр, - ответил я, и голос мой был не наигранно жалок. Я очень боялся за Сабу.

- О-о-ой, - выдохнул мужчина и, закрыв дверь, снял её с цепочки. – Проходи.

Я вошёл в приятный тёплый дом с белоснежно белыми стенами. Только Пила не пригласил меня дальше. Он запер за мною дверь и тут же стал в проходе, мешая мне пройти. Сама вежливость.

- Что? – раздраженно спросил мужчина, разглядывая меня с ног до головы. – И ничего не трогай своими кровяными лапами!

- Антропоморф-пёс. Пулевое ранение, - отчеканил я. – Висок и ухо.

Мужчина задумался, почесал подбородок и посмотрел на меня.

- Ты ведь поможешь мне, Винсент?

- Твой босс мне ни черта не звонил, - заметил Пила и с прищуром продолжал смотреть в мою душу.

- И не должен был, - твёрдо ответил я. – К тебе я приехал, не он.

- Это будет стоить дороже, - буквально выплюнул эту фразу мерзкий рот с жёлтыми зубами. Как же чесались кулаки их выбить!

- Я знаю.

Винсент достал из комода бумажку и карандаш и начал что-то писать.

- Сколько есть на руках? – спросил он.

- Три куска, но, может, раздобуду еще.

Пила остановился, взглянул исподлобья на меня, минуя свои огромные очки и, протянув мне бумажку, сказал:

- Ладно. Позвонишь по этому номеру, спросишь, сколько преднизолона принять, тебе скажут время. Через это время подъедешь сам знаешь куда.

- Понял…

- С ценой…, - перебил меня Пила. - …вопрос открытый. Будет зависеть от расходников.

- Спасибо, принял, - ответил я и потянулся за листочком.

- Но, - одёрнул Пила свою руку с бумажкой. – Тебе только как проверенному доверяю, а вздумаешь меня кинуть…

- Нет, Винс…

- Я из-за решётки тебя достану, сам знаешь.

- Знаю.

- Поэтому…

- Поэтому поторопимся - теперь уже я перебил нахала и добавил ему на радость: - Время – деньги.

- В точку! – подтвердил Винсент и протянул мне бумажку. Взяв листочек с номером, я поскорее отправился прочь от этого мерзкого типа.

Всё в этом городе было противным. Люди, отношения, антропоморфы. Эти стены, эти грязные тротуары и помойки в переулках. И только раньше я всё видел иначе. Иначе было проще, но не значит – лучше. И поэтому я ни о чём не жалею…

***

Прошла неделя, и я получил свои первые карманные деньги. Как оказалось, работать в доме было не очень уж просто, и, порой, я возвращался в свою комнату и падал на диван в беспамятстве. Однако пыхтел на этом участке не я один. Тут было ещё много охранников-людей и вислоухий старый пёс-автомеханик, который приходил, однако, всего-то два раза. Еще тут был лис-садовник, доберман-водитель и ещё какие-то антропоморфы. Однако остальная работа вся ложилась на меня, начиная от подметания дорожек и заканчивая уборкой ванной комнаты. Но за эти деньги можно было пахать и побольше, и поэтому я и не жаловался.

Катрин, прознав, что в доме появился рукастый парень, постоянно просила у меня помощи, и я любезно ей помогал. Однако только в подвале хозяин дома иногда зависал и ни разу не просил меня там прибраться. Но это меня ни сколь не тревожило, скорее наоборот, ибо работы было и так выше крыши.

Купив себе с первой получки новые джинсы и солнечные очки, я довольный пришёл вечером в свою комнату и приготовился ко сну. Летом до заката оставалось ещё много времени, а рабочий день мой уже завершился, но предаться Морфею мне не позволили. Мистер Сайленс ворвался в мою комнату как ураган, а с ним – один из его охранников.

- Хью, давай дуй за мной! – запыхавшись, позвал он меня. Я, не задумываясь, пошёл следом, ибо знал хорошо, что мистер Сайленс выплатит мне сверхурочные.

- Что-то случилось? – поинтересовался я, искренне волнуясь за босса.

- Ну, не то чтобы да… - ответил мне он, спускаясь по лестнице. – Но всё же случилось. Нужна твоя рабочая помощь. Захвати швабру, моющее и тряпки и дуй за мной в подвал.

Я без лишних разговоров побежал в кладовую за моющим набором.

- Что-то случилось, Хьюго? – взволнованно спросила Катрин, возникшая из неоткуда.

- Не знаю, Боб зовёт…

- Хьюго! – прикрикнул на меня босс из подвала.

- Иду!

И я, как сайгак, опять попрыгал вниз по ступенькам и, спустившись в тёмный подвал, остановился, не зная, куда же мне топать.

- Я здесь! – воскликнул из дальней комнаты Боб и дверь туда открылась. Один из телохранителей Сайленса вышел встретить меня, и когда я вошёл, он запер за мною дверь. И я, взглянув на комнату, обомлел.

В помещении с белым кафелем, холодным, как февральский снег, всё было в крови. Да, быть может, не всё, а только угол, но в нём пол, стены и даже потолок были выпачканы чьим-то красным содержимым.

- Что это? – наивно спросил я, не понимая даже, зачем. – Это кровь?

- Да, мой мальчик. Надо бы здесь хорошенько прибраться.

Я увидел, что прямо в луже крови на полу лежат наручники, прикованные к цепи, накрепко вбитой в стену. Картинка походила на фильм про маньяка-убийцу, и я впал в ступор. Однако мистер Сайленс меня из него вывел:

- Ты ведь любишь рагу, которое так вкусно готовит наша Катрин? – спросил он, болтая в руке какой-то кулончик на цепочке. На кулончике была гравировка «For J.D.», но что она означала – не имело значения. Как, впрочем, и остальные мелочи, что часто вгрызаются в наши воспоминания о ярких моментах из прошлого.

- Да, шеф, - проглотил я нервный комок, но он встал у меня поперек гора и завис там. Особенно ему мешал продвинуться высокий мордоворот, что стоял у входа в комнату прямо за моей спиной.

- Так вот, это не свинина. Это - кабонятина. – похлопал меня по плечу мистер Сайленс и убрал кулончик в карман. – Один мой хороший товарищ доставляет мне кабанчиков. Он выращивает их у себя, а потом продаёт. Я держу их здесь, а затем… Ну, ты понимаешь. Но ведь и не на дворе же это делать, верно? Мы ведь распугаем всех соседей и всё перемажем кровью! А тут – вона как ловко всё выходит! Приберёшься здесь, что скажешь? А завтра я попрошу Катрин, чтобы она сделала нам свежего заливного, идёт?

- Не вопрос, мистер Сайленс, - выдавил я из себя улыбку.

- И да, одень вот фартук, - указал на вешалку хозяин дома. – И всю свою спецодежду оставляй здесь, а то будет пахнуть. Катрин её завтра постирает, а ты одевай тогда новую.

- Хорошо.

- Ладно, Хью, трудись, а я пойду отдохну.

- Спокойной ночи, мистер Сайленс.

Но начальник уже вышел из комнаты и отправился наверх, оставив для чего-то со мною охранника.

За час я расправился с кровью и, освободившись от зоркого «плена» охраны босса, вышел во двор. Сев на лавочку и оглядевшись, я закурил дорогую сигарету, балдея от того, какой я крутой и на кого я работаю.

Незаметно кто-то сел рядом со мною на лавочку, и я вздрогнул, уронив от неожиданности на себя кучу пепла. Это была Катрин.

- Можно? – спросила она.

- Конечно, присаживайся.

- Угостишь сигаретой?

Я, горделиво достав дорогую пачку, протянул её даме.

- Спасибо, - произнесла Катрин и затянулась. – Не рановато ты начал?

- А сама-то? – улыбнулся я в ответ.

- Мне-то уже восемнадцать, а тебе?

- Мне тоже, - соврал я.

- Молодец. Только врать надо уметь, малой. Тут уж либо учиться, либо нет.

- Да ладно, правда ведь! – пытался я оправдаться, вгоняясь в краску.

- Ох, не смеши! Мистер Сайленс сам говорил, что тебе шестнадцать!

Я смутился еще больше и замолчал.

- Ладно, впредь давай будем на чистоту, идёт? – протянула мне енот свою изящную руку.

- Идёт, - согласился я и укрепил договор рукопожатием. – Давно ты здесь?

- Месяц. Тут почему-то подолгу никто не задерживается.

- Странно. Работка ведь, вроде, не пыльная.

- Действительно? Что же ты делал сейчас в подвале?

Я замолчал. Мистер Сайленс надеялся на меня, а вдруг это был его секрет?

- Ладно, можешь не отвечать, - увидев моё смятение, спасла меня Катрин. – Только много тут чего нечистого, братец. Да и вообще интересно тут всё у него, не находишь? Как только Лори улетает в свой Сан-Франциско, Боб сразу же начинает метаться, куда-то ездить и сутками торчит у себя в подвале. И вообще он тёмный какой-то. И ты заметил, что он таких как мы с тобой нанимает? – толкнула меня в плечо девушка. – Из домашней прислуги одни пушистики. Не похоже на человека, не правда ли? А вот телохранители у него – только люди.

- И что с того?

- А-а-ай, - махнула рукой Катрин и бросила бычок в урну. – Мал ты ещё, не поймёшь. И бросай курить, а точнее – не начинай. Я вот недавно начала – все мозги себе скурила. А ты ведь совсем малой ещё… Будь здоров!

- Спокойной ночи! – пожелал я Катрине.

- Ага, спокойной! – крикнула она уже из дома. А я всё сидел на лавочке и думал. И вправду, как-то странно с этой кровью вышло. А я так сразу ему и поверил, так ведь было легче. И волосы мне в крови попадались какие-то… не кабаньи, что ли. А вдруг это чьи-то волосы?

- Да ну… бред какой-то, - подумал я вслух и, бросив сигарету в урну, отправился спать. Завтра ведь будет очередной трудный день.

3.

Подойдя к машине, я обомлел. Кодиак стоял, упёршись руками в крышу, а вокруг тачки шарили полицейские. В фуражках, в синей форме, поверх которой были накинуты плащи, они тут же вызвали у меня невольную дрожь. Один из копов обыскивал Коди, а другой светил фонариком через боковое стекло, равнодушно глядя на умирающую Сабу. Сволочи. В этом городе копы тоже были мерзкими, и сейчас я особенно чутко проникся этим смрадом их чести.

- Оп-па, ещё один! – произнёс парень с фонариком, который он тут же направил мне в лицо. Я, было, чуть не дёрнулся бежать, но вовремя остановился. Саба ведь была в машине, да и Кодиака бросать никак было нельзя.

- Стоять! – прикрикнул другой. – Руки за голову!

Я молча повиновался. Испарина проступила у меня на лбу, только вот понимание ужасного никак меня не отпускало. У меня ведь пушки. У меня раненая девушка в тачке. У меня всё в кровище. Чего делать?

Наконец, луч фонаря ускользнул в сторону, и я, проморгавшись, увидал перед собой обыкновенного парня с жевательной резинкой во рту. Видать, только что из учебки, может, мой ровесник, а уже такой крутой. Фонариком машет. Тьфу! Второй же вечно прятал лицо. Он всё ещё был рядом с Коди и контролировал, чтобы тот не наделал глупостей. А глупости надо было делать мне.

- Ребят, - робко решил попробовать я. – Вы ведь видите – в машине моя девушка.

- И моя сестра, я ведь им говорю! – возникал Коди, но его высокий тон приглушили ударом по затылку. – Ай! Больно!

- А где доказательства? – встал передо мною коп со жвачкой.

- Разве что посмотрите на них, - кивнул я на Коди и Сабу. – Они ведь как две капли воды.

- А ещё? – улыбался парень.

- И ещё пару бумажек с доказательствами найдется… на каждого, – сам не веря, что это говорю, пролепетал я. Но другого выхода просто не оставалось. Надо было цепляться за спасение. А если нет… Успею ли я выхватить из-под плаща пистолет Мексиканца?

- Нам бы по сотне доказательств, и мы поверим, - будто бы по-доброму продолжил «полицейский». – Только машину осмотрим.

- У Вас есть на это право?

Парень нахмурился, но достал из своей рабочей сумочки какую-то бумажку.

- Вы ведь к Пиле приехали. Нам разрешено всех досматривать. Вот вам и ксива.

Я посмотрел документ. Всё верно. Чёрт!

- А за три сотни стоит ли оно того? – нагло спросил я, понимая, что всё равно всё идёт к этому.

- Не. По пятихатке аргументов, и мы будем убеждены, что вы – просто тут остановились передохнуть. А мы просто шли мимо. И больше вас не видели. Совсем. Да, Патрик?

- Угу, - кивнул второй и уткнулся в салон автомобиля, стараясь наскрести улик на ещё хоть какую-то «прибавку к жалованию».

Твою ж мать! А чем с Винсентом расплачиваться? Эх, ладно! Решу по мере поступления проблем…

- По рукам. Последние.

Достав бумажник, я отдал взятки мерзким недополицейским. Такие «охранники правопорядка» были не лучше этого города. Они сами по себе казались его воплощением, но я был рад этому. Копы подарили нам шанс, который так был нужен. И не дай Бог на их бы месте были нормальные полицейские… тогда б нам сразу пришел конец. В каталажку и на разборки. Еще бы взятку в дело повесили.

Копы не успели скрыться за углом, как мы уже сидели в машине. Коди, не успевший даже кофту накинуть, был насквозь мокрый и продрогший. От стресса и холода его трясло не на шутку, но всё, что я мог сделать, это завести мотор и включить печку. Только ехать я не спешил. Хоть от копов мы пока откупились, я понимал одно – мы в дерьме.

Я молча достал мобильник и набрал указанный Пилой номер.

- Алло? – послышался женский голос.

- Алло, здравствуйте. Я был сегодня на приёме, Вы мне преднизолон назначили, но не сказали, сколько…

- Тридцать миллиграмм. Вы ведь сегодня начинаете принимать?

- Да-да, конечно! Поспешу с лечением.

- Хорошо, до свидания!

Я положил трубку и достал из бардачка спички и пачку сигарет.

- Через полчаса я должен быть на месте. Рассказывай, что случилось? – спросил я, доставая сигарету.

- Они пришли сразу за тобой, - пояснил Коди. – Неужели ты их не встретил? Из-за твоего угла выходили.

- Угу… видимо, они меня заметили и поняли, что я иду к Пиле… Они знали, что я – хороший способ поживиться, и решили проверить машины… Во-о-от т-т-тва-а-ари! – возмущался я вслух, чиркая спичками. Зажигалка давно была потеряна, но скромный коробок пришёл-таки ко мне на помощь.

Коди молчал и грелся, а я думал, выкуривая сигарету. Я понимал, что эти копы тоже не дураки. Мы – лучший след для того, чтобы прижать Пилу. И как только мы отъедем, я уверен, за авто начнется слежка… Но… Только за авто ведь?

- Нам надо разделиться.

- Почему? – не понимал Коди.

- Водить умеешь?

- Только прав нет… И как я тогда сяду за руль, да ещё в городе? Я ведь никогда в городе не водил!

- Придётся научиться. Времени нет, и выхода тоже. Тем более не переживай – сейчас ночь, никого нет на дорогах.

- Но… в чём дело?

- Они номера смотрели? – продолжал спрашивать я, игнорируя вопросы беспокойного Кодиака.

- Естественно.

- Так вот. Мы только выедем – они начнут слежку и будут ждать, куда и когда мы повезём Сабу. Тебе надо увести их от нас и дать мне время доставить Сабу куда надо.

- Как? Пешком?

- Понесу её на руках. Или у тебя есть идея получше?

Коди промолчал.

- Ещё одна беда, - заметил я, выкуривая уже вторую подряд сигарету. – Я сказал доктору, что у меня на лапах три штуки бакинских. Но и этого, поверь, будет мало. А этот косарь я отдал копам, чтоб их. У тебя есть деньги?

- Жесть! – воскликнул Коди и уткнулся в окно. Он уже согрелся, но его всё ещё трясло. – Сумма немалая.

- Копы дорогие пошли, - заметил я. – Но ты прав – я сейчас потерял большие деньги. Но это было нужно. Копы – не так страшны, как человек, к которому мы обратились за помощью. И если мы приведём легавых к нему – нам не поздоровится.

- Ох, Боже! Тогда зачем мы вообще сюда приехали?! – возмутился Коди.

- Так у тебя есть бабки, дружище?

- Ху-у-ух… На карте у меня вся получка и часть отпускных… И некоторые сбережения.

- Сколько?

- Примерно девятка.

- Уже хорошо, хоть что-то. Давай мне карточку.

Коди достал банковскую карту и назвал мне пароль. Несмотря на прошлые обиды, теперь он мне доверял.

- Я не знаю, куда, но ты должен их увести отсюда. Хотя бы какое-то время побудь в городе, чтобы они не поняли, что мы скинули Сабу. Несколько часов точно. И постарайся не покидать тачку, чтобы никто не увидел, что Сабы там нет.

Я посмотрел на подругу. Она была без чувств и очень тяжело дышала. Времени совсем не было.

- А теперь я пошёл!

- А куда мне возвращаться? И как?

- Не знаю, Коди. Я вообще не представляю, что делать. Есть наличка на телефонный автомат?

- Да.

- Значит, мы уже на связи. У меня в мобильном хватит зарядки.

- Хорошо, созвонимся, - подтвердил коллега, и мы вышли из машины. Я сообщил Коди адрес Пилы на крайний случай, а сам огляделся очень внимательно, прежде чем достать Сабу. Она, вся обмякшая, лежала как плед у меня на руках. Коди бережно укрыл сестру своей кофтой и снова затрясся. Он сел за руль и отправился в путь, а я лишь увидел из тёмного переулка, как полицейская машина помчалась следом. Значит я был прав… Это хорошо. Теперь всё зависит от меня, но я тебя не подведу, моя родная Саба! Больше никогда не подведу!

***

Следующим утром я, тяжело встав с постели, сразу же пустился в работу, однако на обед было обещанное вкуснейшее рагу с макаронами, и тарелка с добавкой окончательно отбила у меня желание что-либо делать. Благо, что мистер Сайленс в отсутствии своей супруги куда-то уехал, и я, выполнив всё, что покамест мне было назначено, отправился в город.

Прикупив маме и папе хороший подарок в честь моей самостоятельности, я продолжил путешествие по городку просто так. Мне совсем не хотелось возвращаться к работе, однако встреченная на рынке Катрина невольно привлекла меня к ней. Девушка как раз закупала продукты для хозяев, и я, ловко вызвавшись носильщиком сумок, тут же получил легальное право погулять и развеяться.

Кроме того, Катрин мне очень нравилась. Она была простой и открытой, но при этом не в пример мудрой для её возраста. Её советы и выводы, пускай всего лишь в выборе покупки, до сих пор остались в моём руководстве по выживанию в городе. Девушка-енот всегда говорила по делу. В её эмоциях как-то ярко выделялась жизнь и работа, и если рассказы о первой сопровождались буйством красок и жестов, то о кухне и делах она рассказывала с заметной усталостью. Впрочем, винить её не стоило, ведь на Катрин, как оказалось, лежала ещё стирка, глажка и химчистка.

- Ну что, нагулялся? – спросила она под конец рабочего дня, лучезарно улыбнувшись. Её пушистые щёчки аж искрились в розовом свете заходящего солнца. – Как раз мы с тобой целый день и убили.

- Я бы и дальше гулял, если честно, - признался я.

- Ну, можно прогуляться после работы, только немного, - предложила Катрина, и я, сдерживаясь, чтобы не запрыгать от счастья, ответил:

- Конечно-конечно! Погода ведь прекрасная, в кои-то веки для Аляски!

- Да-а-а, тут тебе не Майами!

Мы хихикнули и отправились дальше по улицам к дому. Забросив сумки на кухню, мы застали хозяина в каком-то недобром расположении духа, и он, не задумываясь, отпустил нас с Катриной пораньше. Разве что его лицо казалось таким хмурым, что было сложно понять, против он нашей отлучки, или нет. Но Катрин настояла, босс разрешил, и мы с моей новой знакомой отправились бродить по вечернему городу, пока бескрайняя Аляска спит.

Тогда я впервые шёл под руку с девушкой, тем более Катрин была старше меня, и я жутко этим гордился. Но куда больше я получал удовольствия от нашего с нею общения.

- Мои предки тоже с боем отпустили меня на заработки, ну, ты сам все это знаешь, - улыбнулась мне Катрина. – Но что я могла сделать, когда поступить в этом году уже не было шансов! Просто вместо подготовки к поступлению, я ухаживала за больной бабушкой, а как она умерла…

- Ох, я сочувствую, - перебил я девушку.

- Спасибо, - отрезала она и продолжила. – А потом мне было не до того, сам понимаешь…

- Ну да, ну да…

- Но я точно знаю, что когда я подготовлюсь, я поступлю. И родители знают. Я ведь отличница!

- Правда? Молодец! А я вот так… ну, как могу, в общем. - Катрина хихикнула, и я улыбнулся. – Вот поработаю немного, а там будет видно. Может, тоже поступлю куда. Но я не хочу, - признался я. – Работать хочу. Это ж вон сколько можно зарабатывать! И у родаков не буду сидеть на шее! Только меня все равно заставят учиться. Это ж престижно, это же нужно. Так что по моему не выйдет…

- А почему? – грустно спросила Катрин.

- Моя мама из зажиточной интеллигентной семьи. Она настаивает на моём обучении. А папа хоть и простой, но его «титул» тоже требует от меня продолжения мощи династии. Просто он… - задумался я, говорить или нет. – В общем, он участник экспедиции, что спасла Ном…

- Уа-а-а-ау! – ахнула енот и сложила руки в замочек от восторга. – Не, а вот мои все академики да учёные. Поэтому я и учусь хорошо, наверное.

- Наверное, - улыбнулся я. – А я батрачу неплохо.

Мы с Катрин опять засмеялись, но тут я, остановившись у фонарного столба, прервался.

- Что такое? – не поняла девушка.

А я смотрел на фотографию юной особы и немного робел. На плакате «Пропала девушка» висела цветная фотография юной девчонки-человека, наших с Катрин лет. У неё были длинные белокурые волосы, полосатый топик и много колец на пальцах. Она радостно и искренне улыбалась фотографу, придерживая рукой кулончик, что висел у неё на шее. И на нём была надпись:

- Для Джей Ди… - прочитал я в задумчивости и похолодел.

- Что такое? – не понимала Катрин. – Ты её знаешь?

- Не… Ничего, - ответил я и пошёл дальше к дому Сайленсов сам не свой.

Катрина продолжала лепетать мне что-то прекрасное, как она сама, но я уже не мог сосредоточиться на этом. Я думал о мистере Сайленсе, о кровяном полу и этом кулончике, ставшем когда-то именным. И меня забирала паника.

Наконец, дойдя до дома, Катрин встревожилась:

- Я неинтересно рассказываю? – спросила она.

- Нет, что ты, очень интересно! – проснулся я. – Просто я устал… вот.

- Я же говорю тебе, раз не умеешь врать, то и нечего браться, - немного обиделась девушка и уставилась на меня снизу вверх. – А то плохо закончится. Тут уж либо…

- Либо учиться, либо нет, я всё помню, - бестактно перебил я, но Катрин вежливо не заметила моего тона. – Прости. Иди домой, а мне надо сделать ещё один звонок, ты не против?

- Нет, конечно! – улыбнулась задумчиво девушка, будто осознав для себя нечто важное.

- Спокойной ночи, Катрина!

- Споки-ноки, Хьюго! – помахала мне ручкой енот и пошла к себе в комнату в дом к Сайленсам.

А я побежал к телефонному автомату, надеясь только побыстрее разобраться во всём и решить эту проблему, которая могла возникнуть. А может, и не могла вовсе. Просто лучше сделать всё возможное, чтобы предотвратить беду. Но каким образом? И будет ли беда, если я просто обо всём промолчу и замну это дело? Я был очень растерян. С одной стороны, я мог промолчать, и всё осталось бы как прежде, но кто его знает, так ли это. Всё ведь могло быть не случайно. Этот кулончик, кровь, одежда, от которой мой босс ловко избавился, приказав мне оставить её якобы на стирку. Я ведь больше её и не видел…Может, я – следующая жертва «убийцы» Бобби Сайленса. Или Катрина. Или кто-то ещё. Но с другой стороны, как только я сообщу что-то копам, я тут же становлюсь на пути у риска и мести. А эти ребята очень любят встречать тебя на твоей дороге, особенно когда ты кого-нибудь сдаёшь. Но ведь если не сдать, то кто-нибудь ещё попадётся на уловку старикашки?!

Ох, что же было делать бедняжке Хью? Как быть? Тогда я не думал, что Сайленс сразу поймёт, кто его сдал. Конечно, ведь Боб тут же припомнит, кто убирал кровь в подвале. Я даже представить себе не мог, что полиция может ничего на него не найти. Одно я знал точно – нужно уже как-то поступить.

- Алло?! Алло, полиция?! – спросил я, оглядываясь по сторонам.

- Офицер Граймс, я вас слушаю.

- У моего работодателя, возможно, совершено убийство в доме.

- Обоснуйте, пожалуйста, - равнодушно ответили мне.

- Видел на столбе плакат о пропавшей девушке… Светловолосая такая, с кулончиком, человек.

- Вас понял, и что?

- Так вот, на её фотографии именной кулончик, и вчера я видел его в руках моего босса, Боба Сайленса. Вчера ночью я убирал кровь в подвале его дома, и…

- Высылаем отряд, не волнуйтесь…

- Но…

- Адрес? – настойчиво спросил офицер. – Не беспокойтесь, в случае чего мы предоставим вам неприкосновенность.

Эти слова успокоили меня, и я, сдав Сайленса с потрохами, нагло пошёл к нему в дом. Меня мучила совесть, ведь мой работодатель был так добр ко мне. Он платил мне довольно большие для школьника деньги. Он дал мне кров, жильё и пропитание, а я так поступил с ним.

Но родители всегда говорили мне, что если я вдруг стану свидетелем беззакония – я должен позвонить в полицию. Тогда ведь я не знал, что всё это говорилось мне с раннего детства, только чтобы предотвратить встречу со Стилом и его «шайкой». Чтобы они не могли так просто подлезть ко мне и не получить сдачи. Но встречи этой было не миновать, и обстоятельства её оказались совершенно иными, чем представляли себе родители…

4.

И как только Динго посмел так поступить со мной, со своей мамой?! Это ужасно, просто ужасно! Да ещё и при гостях! Да чего они только подумают!

- Дженна, что стряслось? – подошла ко мне Сара. – Кто это? Куда они уехали?

Хух! Благо, что они, похоже, не услышали всего нашего разговора. Или Сара только делает вид из вежливости…

- Дакота и Коди умчались невесть куда. На отцовской машине… - не сдержалась я и пустила слезу. – Да у них даже прав нет!

- Ёлки-палки! – воскликнул Калтаг и, похлопав меня по спине, направил в сторону дома. – Пошли, Дженн. Дома всё обсудим.

Я удержала слёзы. И без того в последнее время их было больше, чем за последние десять лет. И меня уже просто трясло от всего этого!

- Да слышал я! – воскликнул полушепотом мистер Смит, стараясь, чтобы я не услышала. Он разговаривал с Ники. – Но я понятия не имею, что на него нашло! Это прямо не Динго вовсе! Не мог он так, Ники, не мог!

- Но смог, - отчеканил пёс. – Но я не говорю о нём, о Дженне, Балто и воспитании их детей. Я к тому, что довело Динго до этого. Неспроста ведь.

- Именно! – ответила им Марианна. – Тихо, Дженна идёт! Сейчас всё и узнаем!

Сара и Калтаг привели меня на кухню, куда уже вернулись остальные гости.

- Дженни, что стряслось? – осторожно спросила Сьюзен.

- Динго… Как он вообще мог! Я… я ударила его!

- Не беспокойся, Дженна, - начал Ники. – Лучше подумай, почему он сделал это.

- Я не знаю, - ответила я и села за стол. Те, кто стоял, последовали моему примеру. – Дакота и Коди угнали отцовскую машину и уехали. Динго ничего не объяснил.

Ники, было, хотел открыть рот, но Калтаг, работавший с ним в паре и знавший друга как свои пять пальцев, тут же перебил его мысль:

- Нет, Ники. Ломиться к нему в комнату сейчас не вариант.

- Правильно, - согласилась Сара. – Лучше подождать. А вот кто там был вместе с ними? Их было трое, так ведь?

- Не знаю, какой-то Гарри.

- Гарри? – переспросил мистер Смит и все на него оглянулись. – Ну конечно! Тогда всё сходится!

- К делу, - отчеканила Марианна.

- Скорее всего, это мой работник с почты. Он участвовал в той драке, как я полагаю, ибо пришёл на работу с фингалом на следующий день, когда всё началось. Так. Но неужели он работает на Стила? И вообще они все?

- Э-э-э, - помотал головой Ники. – Так, давай, не путай нас теперь! Ближе к делу!

- В ту ночь, когда случилась та драка, Алу прибежала ко мне за аптечкой.

- Так, это мы знаем, ну? – всё равно перебивал Ники.

- Наутро мои ребята пришли побитые. Киона говорит, что всё началось с драки, но вы уверены, что это они хотели узнать у вас про документы? Я так понял из ваших рассказов, что они просто были участниками драки и не более? Или вы всё же знаете преступников в лицо?

- Да, - ответила Киона. – Преступники - именно они, ваши работники. Мы ведь столько раз с ними боролись! И в городе, и в лесу… - Киона явно проговорилась.

- Я не поняла, - посмотрела я на дочь. – Это как это вы с ними боролись?

- Мама, - цыкнула на меня Киона. – Неужели не ясно, что всего я вам не сказала? – улыбнулась дочка.

- Почему? – улыбнулся Калтаг Кионе.

- Да мы бы потом из дома не вышли. Нас бы просто не выпустили! Я ведь маму-то знаю!

- Хорошо, - подумав, решила предложить я. – Может, тогда расскажешь всё дяде Калтагу? Я обещаю, что ничего не сделаю тебе, а он, думаю, пообещает держать ненужные подробности за зубами, идёт?

Киона посмотрела на меня и на дядю, а Калтаг, удивившись, тем не менее, согласился.

- Решено, - сказал златошёрстный. – Пойдём, Киона. Пускай они тут базарятся, а мы с тобой о своём потолкуем.

Киона кивнула, и они с Калтом вышли на внутренний двор. Мы же продолжали беседу.

- Ладно, если даже это тот самый Гарри, что работает у вас в подчинении, - рассуждала вслух я. – То, быть может, нам стоит отправиться к нему домой и узнать, что да как?

- Верите, - смутился мистер Смит. – Я даже не знаю его адреса! Разве что он живёт не один, с другими ребятами. Да и они все тут не местные, скорее всего, снимают комнату где-то в городе.

- Отлично, пока Гарри нет дома, можно потолковать с кем-то ещё, но как мы будем их искать? – не понимала Сьюзен.

- Я, конечно, схожу на работу и проверю их дела, - сказал мистер Смит. – Но теперь, зная, чем они занимаются… Я уверен, что ничего правдивого там не найду.

- А я могу доскочить до босса и взять ключи от офиса, - предложила Марианна. - Босс не спит допоздна, думаю, еще успею. А там я смогу пробить адреса всех, кто сдаёт комнаты в городе. А заодно отели и прочее.

- Ладно, не будем тогда тянуть, - утвердил Ники. – Поехали, я вас подброшу, - обратился он к жене и мистеру Смиту. – А вы пока успокойтесь и дайте Калтагу поговорить с Кионой. Глядишь, чего нового нароете.

Ребята покинули кухню в один миг, а я, Сара и Сьюзен остались одни.

- Ладно, Сью, пойдёмте вас обустраивать! Где ваши сумки? – спросила неунывающая Сара, и мы с девочками отправились в коридор за поклажей. Всё равно надо было чем-то занять это время.

5.

Я шёл ночными переулками с девушкой на руках, но мне не было от этого приятно. Были совсем другие обстоятельства.  Я выглядывал за угол, боясь встретить прохожих; я шёл и спотыкался даже на ровном месте; мне было тяжело и больно. Жуть. Сплошь и рядом она окружила меня вместе с болью и отчаянием, и благо, что последнее ещё не довело меня до точки не возврата. Иначе всему конец. Но, с другой стороны, не могло быть иначе. Всё случилось из-за меня. И я сие расхлёбываю, но при этом понимаю, что не могу вернуть всё, как было. Я только цепляюсь за прошлое всеми силами и пытаюсь остановить этот снежный ком событий. Но не выходит. И мне больно.

Зло всё глубже опутало наши судьбы и не хочет их отпускать. Оно заманило меня однажды, и теперь я превратился в его марионетку. И все что мне остается – выбирать меньшее из зол, но и оно всегда чревато.

Я шел под ливнем, и он скрывал мои слёзы. Саба вся промокла, и я спешил, чтобы она не простыла. Если только моя радость останется в живых. Что будет сегодня – её день рождения или день… смерти? Кто знает. Мне оставалось только молиться кому-то, молиться хоть как-то, но только о ней, о моей красавице. О зайке моей, моём солнышке, моём золотце. О пламени, в котором я сгорал день и ночь, и сейчас рисковал потушить его навсегда. И, понимая всё это, я быстрее бежал и надеялся на чудо, которое всегда может случиться.

Чудесам есть место в нашей жизни – я убеждался ни раз. Главное верить в них, как сейчас верю я, а достаточно этого или нет – я не знаю. Остальное, как мне кажется, решается независимо от нас, но определяется нашими поступками. Некая карма, что ли, ставится на весы событий и даёт нам результат, который и проигрывают наши судьбы. От нас зависят только наши поступки, а их результат – дело чего-то другого. Это моё мнение, и я не знаю, разделяла ли Саба его, или нет, но то, что случилось с ней – наказание именно мне. Я поставил свою работу выше жизненных принципов. Я рискнул своей любовью, и теперь рискую потерять её навсегда. И только дождь саркастично плачет о нас, ухмыляясь и поливая наши тела холодной водой. Он всё понимает, он всё о нас знает и издевается, смеётся над моей безответственностью. И я не могу найти в его глазах оправдания, как не могу найти его и в своей душе. Именно поэтому я всё быстрее и быстрее бежал, стараясь скрыться от этого сверлящего взгляда и безграничного стыда, который мне уже не искупить никогда.

Я бежал, и переулки кусались своей неизвестностью. Каждый шаг приближал меня к цели и уносил далеко моё самообладание. Я терял его, как терял Сабу, но путь мой повышал наши шансы. И вот, наконец, широкая улица, огибающая город ровно по краю. Частные дома вдоль дороги стояли мёртвыми истуканами, и в них нигде не было света. Я лишь глядел из переулка, как по дороге проезжают редкие машины, и искал глазами нужный дом. А вот и он, серый двухэтажный коттедж с большим гаражом и подвалом, о котором никак было не узнать обычным людям.

Я огляделся снова, в тысячный раз за эту бессонную ночь, и, проигнорировав далеко идущие автомобили, побежал через дорогу. Ждать отсутствия машин и прятаться от них было некогда, поэтому я, пролетев по асфальту, пулей заскочил в промежуток меж высокими заборами. Обойдя дом по грунтовке, я подошёл к нему со стороны рощи и нажал носом на кнопку у железной двери.

За высоким забором из красного кирпича послышались шаги. Не было ни «Кто там?», ни чего-то еще. Мне сразу же открыла робкая женщина-человек, и, проглотив наш жалкий вид, тут же впустила нас с Сабой внутрь. Благо она не задавала лишних вопросов. У меня и вовсе не было сил говорить. Мои руки затекли и отнимались, и я просто торопился вниз, в подвал дома, игнорируя приглашения и окружающую меня обстановку. Всё равно ничего не поменялось с той далёкой поры, разве что роль моя в разыгравшейся драме была куда более значимой.

Внизу я встретил Винсента, который был одет куда культурнее, чем при предыдущей нашей встрече. Пила надавил на стену подвала, и та, как ни странно, поддалась. Моему взору открылась скромная предоперационная, куда я тут же без спросу зашёл с Сабой и положил её на кушетку. Я почувствовал почти мёртвые продрогшие руки, и мои побледневшие ладони начали наливаться краской. Но всё это только для того, чтобы продолжать работать, выкраивая судьбоносные секунды для моей любимой.

Я без лишних команд начал снимать мокрую одежду с девушки, оставив её лишь в нижнем белье. Я вытирал её насухо, накрывая сухим полотенцем и согревая ей руки. Всё это время Пила переодевался и готовился к операции. Рядом находилась только его ассистентка – та самая женщина, что открыла мне двери и говорила со мной по телефону. Она помогала мне, она успокаивала, и её слова были так нежны и утешительны, что очень скоро меня перестало трясти, несмотря на мертвецкий холод. Разве что руки никак не могли поймать статику и прыгали то вверх, то вниз в своём треморном вальсе. Как и моё сердце, впрочем.

И только Саба была спокойной и по-прежнему красивой. Разве что перевязанные висок и прижатая рана в ухе делали её вид печальным. Но ни тряски, ни дрожи, ни угрюмой гримасы не было. Девушка лежала спокойно, её лицо не имело эмоций, мышцы полностью расслабились, и лишь редкое, едва заметное дыхание выдавало в ней жизнь. Лишь бы только та не сдалась теперь с потрохами, но чтобы сие предотвратить я и принёс сюда мою радость.

Сестра поставила Сабе капельницу и начала колоть в неё лекарства шприцами. После она выдала мне халат, маску, бахилы и шапку и мы зашли в операционную. Переложив Сабу на стол, я вышел, а сестра, поорудовав шприцами, тоже отправилась переодеваться.

Я остался в одиночестве, глядя из предоперационной на Сабу. Моя бедняжка лежала на операционном столе, на котором бывали только рецидивисты, уголовники и отморозки. А тут её красота украсила собою холодные мрачные стены подвала, и всё, что было вокруг. Но этого оказалось недостаточно. Разве что если бы Саба встала со стола и осветила всё своими эмоциями. Но девушка лежала, погрузившись в беспробудный сон, и от ожидания и давящей тишины мне стало не по себе.

Я сел на кушетку и продолжал смотреть на любимую. Только вот в голове, как и вокруг, было пусто, и тишина, казалось, задавила меня вместе с белыми стенами. И я не мог больше терпеть её.

- Саба, - робко произнёс я. – Саба… Я знаю, ты не слышишь меня, но мне жаль. Мне так жаль, что всё так вышло… Ох, что же я наделал, Господи! – воскликнул я, ударив по кушетке кулаками, но, остыв, продолжил: - Я ведь знал, знал, что Мексиканцу нельзя доверять. Я ведь знал, что есть риск и… всё равно втянул тебя в это. Я думал, что смогу найти ответы для тебя. Мне они не нужны, мне нужно только, чтобы ты была рядом, и чтобы ты была в безопасности... Я думал, что узнаю, из-за чего началась вся эта чехарда, на кого работает этот латинос и что вообще происходит! Тогда мы бы могли решить твою проблему, Саба, всей моей бандой! И я был бы первый, кто сделал бы это, чтобы только тебя оставили в покое! Но всё… всё пошло как всегда, и я… - я начал, было, молча плакать, но, выпустив пару скупых слёз, сдержался. – Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится. Я и всего, что случилось, себе не прощу. Но… Ничего ведь не слу́чится, так ведь? Ничего… Мы поставим тебя на ноги, свяжемся с Гарри, а там, глядишь, он чего-нибудь нарыл. И я всем им глотки перегрызу, слышишь? – снова бросил я взгляд на Сабу, но та не обращала на меня никакого внимания, оставаясь в забвении. – И тогда мы все уйдём на покой, - улыбнулся я. – Я куплю нам домик на берегу озера. А ребята будут приезжать к нам в гости целыми семьями. И мы будем пить до утра, есть от пуза и смеяться над врединой Динго! Да… заживём!

Но тут в комнату вошли Пила и его ассистентка.

- Иди наверх и жди вместе с Дворецким. Если что – тебя позовут.

Врачи зашли в операционную и заперли дверь. Запикало сердцебиение, зашумели лампы и вентиляция. Началась операция.

- Пройдёмте, сэр, - произнёс низким голосом очередной подельник Пилы по прозвищу «Дворецкий». Его задачей было уводить копов, стоять на стрёме и искать всевозможные законодательные уловки, мешающие полиции узнать об операции. Во всяком случае, это то немногое, что я о нём знал, а кроме низкого роста хлюпенького пожилого мужчины я в нём ничего не мог разглядеть. Как, впрочем, и копы на протяжении многих лет.

- Пойдёмте, Дворецкий, - ответил я и вышел. Я лишь оглянулся и посмотрел, как захлопнулась стена за мною, и Саба осталась в руках кровожадного и просто жадного человека, который принялся кромсать её нежное тело. И я уже ничего не мог с этим поделать. Оставалось только ждать.

***

Всю ночь в доме Сайленсов были обыски. Меня, Катрин и нескольких других рабочих дома взяли как свидетелей, но ничего противозаконного там так и не нашли. Подвал был отполирован мною же, а что происходило в других его комнатах, я не мог знать. Полицейские спускались туда без меня вместе с Бобом, и от этого мне становилось совсем неуютно. Кто знает, какие взятки он им там предлагает, наедине-то?

Но узнать этого мне было не суждено. Они просто вышли к нам, огорчённые всей этой ночной чехардой, и разошлись, как в море корабли. Копы оставили нас, работников Сайленса, наедине с хозяином дома, и мне стало страшно. И только Боб, показав свой усталый вид, совершенно спокойно отправил нас по своим комнатам, попросил прощения и разрешил всем нам выспаться. Но я не мог уснуть почти до утра. Я переживал, что же будет дальше, но дальше ничего не было. Совсем.

Прошёл день, два, три и всё стало как прежде. Мы работали в том же режиме, Боб занимался своими рабочими делами, был со всеми приветлив и отзывчив, и подозрений по его душу у меня больше не возникало. Мы снова гуляли по ночам с Катриной, отчего я окончательно успокоился и начал работать с энтузиазмом.

Пока однажды ночью в мою спальню не постучали.

- Да-да? – сонно ответил я.

- Вставай, босс вызывает, - ответил мне голос одного из охранников Боба.

Я встрепенулся, но, переодевшись, вышел из комнаты.

- Пойдём, - приказал мне лысый накачанный мужчина, и воспротивиться ему я уже не мог, да и не хотел. До тех самых пор, пока мы не начали спускаться в подвал.

Проглотив комок в горле, я ступил похолодевшими от страха ногами на последнюю ступеньку. Свет снова горел в белой комнате с кафелем, но я лишь надеялся, что меня в очередной раз попросят убраться там.

Войдя внутрь, я увидел на полу в крови тушу огромного дикого кабана, которую свежевал один из работников Сайленса. Хозяин дома стоял рядом и жадно наблюдал за кровавым процессом.

- Вот видишь, Хьюго, я не врал тебе, - сказал Боб. – Очередной кабан, очередной кусок мяса… Жаль только, что теперь без рагу…

Я не понял, к чему он заговорил про рагу Катрины, но я ещё больше напрягся.

- Пойдём ко мне в кабинет, побеседовать нужно.

Я молча повиновался. Однако это был не привычный мне кабинет, а комната, которая находилась в подвале. Тут стояло много какого-то съёмочного оборудования, видеокассеты, огромный стол, за который собирался сесть Сайленс. Но вдруг из угла комнаты раздался стон, и я, обернувшись, увидел стоящую на коленях с кляпом во рту Катрину. В тот же миг дверь за мной захлопнулась, и мне прямо в нос прилетело от стоящего у входа охранника. Я не успел даже пикнуть, как принял такое же положение, как и Катрина, на коленях, со связанными руками и зловонной тряпкой во рту.

- Итак, Хьюго, - начал Боб. – Кажется, ты мне не верил. А ведь стоило бы, - заметил Сайленс и, как ни в чём не бывало, сел за свой огромный стол.

Господи, что происходит? Чего он хочет от меня? Я всего лишь школьник, какого лешего? Ох, что же мне теперь делать! И причём здесь Катрина?

- Но всё это фигня, Хью, и я тебя понимаю. Я бы тоже сразу же побежал в полицию на твоём месте, и за это я тебя не виню, - смотрел мне в глаза Сайленс, но как только я попытался отвернуться, мне ударили по лицу и вновь заставили смотреть на босса плачущими от ужаса глазами. – Другое дело, Хьюго, что мне пришлось отвалить немалую сумму денег, чтобы один хитрожопый полицейский отдал мне кассету с моим фильмом, - начал кричать Боб, и от этого Катрин ещё больше завизжала в свой кляп. Я же стоял на коленях как вкопанный. – Чтобы он, мать его, не забрал мою кассету как вещественное доказательство для легавых. И теперь мне кто-то задолжал огромную сумму денег. Кто это? Не знаешь, Хьюго?

А что я мог сделать? Я весь трясся и плакал, как это делала и Катрина. Она, в своём милом зеленом пиджаке с широким воротом, с зачёсанной набок челочкой и размазанной по всему лицу тушью, походила на размалёванную клоунессу. Лицо у енотов само по себе пёстрое, а тут такое… Только вот смеху мало. Разве что над моей глупостью.

- Или, быть может, ты хочешь с Катриной сняться в моём фильме? – усмехнулся Сайленс и, вальяжно открыв ящик стола, извлёк оттуда пистолет и глушитель. Катрина опять завизжала и заплакала. – А что, хорошая идея! – заметил Боб, накручивая глушитель на ствол своей беретты. – М, что скажешь, Хью?

Охранники засмеялись. Боб кивнул, и нам вынули кляпы изо рта.

- Да что ты хочешь от нас?! – завопил я.

- Своих денег, Хьюго! – удивился моему вопросу босс. – Ну что, снимешься для меня в паре фильмов?

- Какие фильмы? Не буду я нигде сниматься! Что ты городишь?! – плакал я и ничего не мог понять толком.

- Ну, тебя я понял, ты долг возвращать не хочешь. Может, твоя ненаглядная подруга захочет снова вступиться за тебя?

- И при чём здесь Катрина?! – не понимал я.

- Она твою задницу спасала! – закричал мистер Сайленс. - Она копам кассету подбросила из моего тайника, потому что знала, что с уликами от меня так просто не отстанут! Меня бы задержали, а вас двоих никто бы и тронуть не успел, верно я говорю? – посмотрел Боб на Катрину.

- Да, - дрожащим голосом произнесла она. Боб кивнул, и один из охранников развернул большой белый пакет. Он натянул его позади меня и Катрины вместе со своим коллегой. – Потому что кто мог бы быть следующей, я? – заревела от отчаяния Катрина. – Или Хьюго?

- Вы можете сейчас мне помочь отмыть эти деньги своим потом, ребята.

- Да пошёл ты к чёрту! – взревела Катрин с дикой и искренней ненавистью. – Ненавижу тебя, тварь!

- Ответ неверный, - произнёс Сайленс и, взметнув пистолет вверх, нажал на спусковой крючок. Раздался писк глушителя, и Катрин дёрнулась. Позади неё на белом пакете появилась дырка и красные капли. Они тут же начали стекать вниз, а вслед за ними потекло на пол бездыханное тело девушки. Охранник ловко поймал её и закутал в тот самый белый пакет. Лицо девушки-енота в последний раз посмотрело на меня. Оно было раньше красивым, а тут стало каким-то страшным и жутким. Его исказила гримаса ненависти и красная дырка под самым глазом, из-за чего последний налился кровью и чуть ли не вываливался из орбиты. Красивые зелёные глаза смотрели в никуда и стали страшными, как вся наша жизнь, которая издевается над нами для чего-то. А для чего? Как ни отвечай, всё равно: «Ответ неверный». И эту фразу я запомнил на всю оставшуюся жизнь.

6.

Киона рассказала дяде всё. Про то, как *** получил по голове и его ещё долго латали в пещере; про то, как он с Кионой лазал в администрацию; про то, как ребята подслушивали за преступниками, как схватили Коди и про беготню в порту. В общем, девушка не умолчала ни о чём. Она была чиста, и даже обещалась показать дяде копии тех писем, что они с ребятами добыли. А дядя Калтаг был так же искренен с Кионой. Он, конечно же, не рассказал ничего своим друзьям, но понял лишь, что они не ошибались. А ещё то, что ситуация действительно вышла из-под контроля. Ребята заигрались, а преступники обозлились. Но врать Кионе и Дженне Калтаг не стал бы, поэтому оставил все свои догадки при себе, а с ними и немного тайн и откровений.

***

Мы с девчатами обустроили Калта и Сьюзен в зале, а сами пошли варить кофе для всей компании. Он нам еще пригодится, а Сара как раз готовит чудеснейший кофе, уж в этом-то она спец!

Наконец, послышался скрип дверей, и из ночной тишины раздались шаги Кионы и Калтага.

- Спасибо, дядя! – обняла Калтага Киона. – Спасибо что выслушал!

- Ничего. И не волнуйся, мы своих не продаём! – улыбнулся моей дочке Калтаг и после добавил: - А теперь иди, проверь Динго, как он там. Попробуй выманить его из комнаты, может, он нам, наконец, объяснит, что у них там стряслось.

Киона отправилась наверх, а Калтаг, тяжело вздохнув, пошёл к столу наливать себе кофе.

- Ну что там? – спросила я, затаив дыхание.

- Плохо, Дженна.

- В смысле? – забеспокоилась я.

- Не боись, ничего запредельного, вроде наших с вами проделок, они не сотворили. Так, мелочи. Я бы даже сказал, что они молодцы, - успокаивал меня Калтаг, однако при этом даже не улыбнулся. – А вот ребятки Стила совсем уже нюх потеряли. Не к добру это, ох не к добру!

- Обнадежил, - отчеканила Сара, стоя у стены, сложа руки на груди. Кажется, я даже знаю, от кого у Сабы такая же привычка…

- И да, судя по всему, подчинённые мистера Смита и вправду работают на Стила. Кстати, какие новости с почты?

- Мистер Смит звонил, - отозвалась Сьюзен. – Во всех делах стоят левые адреса. Через Марианну проверили.

- А у неё там что? – спросил Калтаг.

- Ничего, ждём её звонка.

- Мам, - прискакала сверху Киона. – Динго исчез из комнаты.

- Как исчез? – встрепенулась я, и жар испуга разошёлся по моему телу.

- Похоже, уже давно. Видимо, проскользнул через задний двор еще до темноты.

- Как же так… - отчаялась, было, я, но тут зазвонил телефон, и я ответила. – Алло?

- Дженна, я, кажется, нашла их! – это была Марианна.

- Молодец! – воскликнула я, поставив телефон на громкую связь. – Диктуй!

Сьюзен записала адрес на листочке, и, кивнув, положила его на столе.

- Дженн, проверьте, что по этому адресу творится. Ники уже выехал за Калтагом.

- Хорошо, спасибо!

- Да не за что! – послышалось из трубки. – Буду сидеть здесь до посинения, пока не найду хоть что-то ещё. Если что – позвоню Ники.

- Принято, давай! – ответила я и положила трубку.

- Значит, едем? – спросил у меня разрешения Калтаг.

- Конечно.

- Только мы поедем вдвоём, а вы останьтесь дома. Вдруг кто-то из детей появится, а я пока наберу Хьюго, может он что-то знает.

Мы проводили Калтага и остались на кухне. Дело шло к утру, а кроме Кионы никого из детей не было дома, даже Динго. И это тревожило меня больше всего. Ох, и почему всё катится к чертям…

7.

- Выньте пулю из стены, - приказал Боб. – Завтра кто-нибудь дырку замажет.

- А с этим что делать? – спросил про меня лысый охранник у своего босса. И делал он это с хладнокровной обыденностью.

- Ну не впихнёте же вы их обоих в багажник! – взревел Сайленс. – Говорил я вам купить тачку попрактичнее! Идиоты! Везите так, кончайте его на месте.

- Будет сделано, босс, - ответил мордоворот и подхватил меня за руки.

- Что вы наделали?! – заревел я, глядя на мёртвую Катрину. Я будто бы проснулся и понял, что всё-таки произошло. – Как вы могли, твари?! Что вы собрались сделать со мной, что…

Но договорить я не успел. Мне в рот снова запихнули тряпку, и, схватив под обе руки, вынесли из комнаты. Я лишь успел увидеть раздраженное лицо Сайленса и ещё двоих охранников, которые паковали тело Катрины в чёрный целлофановый пакет.

По чёрному коридору подвала меня, бьющегося и упирающегося, понесли напрямую в подземный гараж. Влепив мне по затылку, преступники вырубили меня минут на пятнадцать и посадили в машину, а за это время, видимо, успели погрузить тело бедной девушки в багажник.

Очнулся я уже от тряски на дороге. Где я, что происходит? Вспомнив всё, что случилось, меня опять охватил ужас. Я покрылся холодной испариной и затрясся, как осиновый лист. Голова гудела и кружилась, но на меня не обращали внимания. Преступники сидели на передних сидениях джипа и разговаривали о чём-то своём, а я лишь заприметил, что моя дверь не была заперта.

Я постарался справиться с волнением. Мне надо было спасаться, а иначе всё, смерть! И я решился освободить себя сам и выпрыгнуть из автомобиля. Падать на ходу из машины на асфальт будет очень и очень больно, но это – мой единственный шанс на спасение.

Наконец, решившись, я начал медленно поворачиваться спиною к двери. Мои руки были связаны сзади, и открывать путь к свободе мне будет очень неудобно. Ещё неудобнее – падать. Но надо, надо! А иначе никак! И без того сам факт, что я решился на это, будучи шестнадцатилетней мямлей, казался мне чудом.

Наконец, нащупав ручку и дождавшись очередного поворота, я дёрнул пальцами холодный металл. Дверь отворилась, и меня на повороте вышвырнуло из машины. Почти вниз головой, я полетел об асфальт, и, кувырнувшись через голову, замер, прислушиваясь к возникающей адской боли. Спина, я уверен, мигом налилась краской. Она защипала и зарезала, как и руки, с которых, судя по ощущениям, с мясом содрало кожу. В груди что-то заболело, а голова закружилась ещё больше, но мне надо было бежать, бежать быстро и без оглядки.

Кое-как вскочив на ноги, я двинулся по пустынной улице подальше от поворота, на котором я выскочил. Звук тормозов тут же разрезал ночную тишину, и уже очень скоро я услышал две пары кроссовок, шуршащих по асфальту. Я пытался бежать, но сил не было. Не было и возможности, ибо меня качало из стороны в сторону, и я, как пьяный, скорее, быстро брёл по дороге, чем убегал.

Я подумал, что мне надо закричать. Тогда на меня обратят внимание местные жители, и я буду спасён. Увидев группу людей, что шли по дороге навстречу, я крикнул, но вместо этого из меня раздался, скорее, какой-то неразборчивый рев. Но люди, увидев меня, только ушли в переулок, чтобы не связываться с чужими проблемами.

- Помоги-и-и-ите! – крикнул я, задыхаясь, но тут же раздался выстрел, и я почувствовал боль в ноге. – А-а-аргх!

Преступники и сами не хотели шуметь, но я закричал и помешал им с. Они стреляли мне по ногам, надеясь успеть схватить меня и увезти, куда и хотели. Но было поздно, было громко. И теперь им некогда было со мною возиться. Если их спалят с раненым и трупом в машине – им крышка. Поэтому я тут же услышал второй выстрел, и почувствовал резкую боль чуть выше и левее поясницы. Я упал. Вот и всё.

Преступники подбежали ко мне. Им надо было добить меня как свидетеля и сваливать с моим трупом в лес, чтобы избавиться от двух тел сразу. Один из них перевернул меня ногой, и только было собрался выстрелить мне в лоб, как сам получил туда пулю и дёрнулся. Уже знакомый звук пистолетного глушителя разрезал воздух неподалёку. Преступник приземлился на дорогу и замер. Его сотоварищ трижды дёрнулся следом, и в таком же отрывистом танце упал на асфальт рядом со мной. А я начал плыть от свербящей боли в животе и всём теле сразу. Но я чётко видел, как черный пёс с окраской хаски в коричневом плаще держал пистолет на вытянутой руке. Из глушителя шёл дымок, а мужчина всё подходил и подходил ко мне, осматриваясь.

Наконец, он присел на колено рядом со мной и грубым голосом спросил:

- Ты как, дружок?

- Помогите, - прошептал я в ответ, и пёс без всяких лишних вопросов взял меня на руки и побежал со мной в переулок.

Каждое движение отдавалось мне адской болью в животе. Нога вся была мокрой от крови, как и спина. Голова кружилась и стучала неистовой колокольней. Я отключался.

Однако пёс усадил меня в машину и я, замерев на месте, почувствовал облегчение.

- Что случилось, парень? – обеспокоенно, но хладнокровно сдержанно спросил мой спаситель.

- Сайленс, - только и пролепетал я.

- А, этот престарелый извращенец - завёл машину мужчина, и мы сдвинулись с места. - Он крупный бизнесмен и аферист, а ещё накручивает огромные деньги на порнографии. Что ты ему сделал, сынок? – взглянул на меня пёс через зеркало. Но я не мог уже говорить. На ходу в машине было очень-очень больно, и я только и мог, что скрипеть зубами от этой боли. – Извини. Держись там давай. Сейчас отвезу тебя к Пиле, он тебя подлатает, и к тебе не возникнет никаких вопросов со стороны полиции, так что не переживай.

Так я попал на стол к Пиле. В тот самый дом, такой знакомый и страшный, куда я принёс Сабу. А когда-то именно Стил притащил меня в этот подвал на руках, и так же бережно и ответственно положил на эту самую каталку.

 После произошедшего я провалялся на каких-то квартирах пару недель, думая о том, что случилось. Стил убил охранников Сайленса, но он спасал меня, поэтому я не видел повода бояться его. Куда больше моя голова была занята воспоминаниями. Я постоянно думал о Катрин. Она так хотела жить, поступить в университет, радоваться каждому дню… Катрина была такой хорошенькой, а умерла из-за меня. Она хотела меня спасти, и у неё это вышло. Но я ничего не смог сделать для неё, ничего. Меня мучили жалость, совесть и тоска по погибшей. Катрин многое пережила, и не успела толком переступить совершеннолетие, как оборвалась её жизнь, из-за того, что я поступил неверно. А как было верно? Шут его знает…

Каждый день меня навещали, приносили мне еду и лекарства, книги и свежие газеты, в которых рассказывали о жестоких убийствах посреди города, о трупе бедной девушки, найденной в машине с левыми номерами, и о загадочном исчезновении с места преступления пса, чья кровь была найдена на асфальте рядом с трупами. Это была моя кровь. И с этим так же помог мне разобраться Стил, заверяя, что никто под меня копать уже не будет. Он-то понимал, что Бобби сейчас заляжет на дно и будет тише воды и ниже травы. Однако это не значит, что мне стоило оставаться в этом проклятом городе.

Несмотря на то, что ко мне чаще всего приходили какие-то незнакомые люди, Стил и сам иногда навещал меня, и, с интересом выслушав мой рассказ о Сайленсе, всё думал и думал, что с этим делать. Однако решать этот вопрос Стил и не собирался. Ему это уж точно было не нужно, но он хорошо делал вид, что его заботит вся эта история.

А потом закончился мой первый «рабочий» месяц. Мне нужно было возвращаться домой, к родителям, по мнению которых я всё это время продолжал спокойно работать на богатого дядю и получать с него денежку. А я лишь лежал на кровати в каком-то притоне у телевизора, весь в бинтах и мазях и не знал, что мне делать. И как раз в этот день ко мне пришёл Стил поговорить по душам.

Узнав о том, кто мои родители, он несколько изменился в лице. Однако тогда я даже предположить не мог, что Стил с моим папой вместе ходили в экспедицию. Отец никогда про неё не рассказывал, и хотел, чтобы и я держал язык за зубами. Кто ж знал, что я должен был скрывать это именно от Стила. Однако он, услышав имя отца, и так всё понял, и придумал, наконец, что со мной делать.

- Хьюго, не посчитай меня скупердяем или кем-то в роде Сайленса, - завёл тогда разговор Стил. – Но твоё лечение обошлось мне в крупную копеечку.

- Я всё верну, - заверил, было, я, но, остепенившись, задумался и спросил: - А сколько там вышло?

- Много, Хью. Очень много.

Холодок пробежал у меня по спине. Что, опять?!

- Но я предлагаю тебе выплатить долг проще. Как на счёт того, чтобы на меня поработать? – улыбнулся мне Стил, сидя у моей кровати. Я аж весь сжался.

- Смотря каким образом.

- Ничего особенного, мой мальчик. Всё даже лучше, чем ты думаешь. Ты не будешь работать бесплатно. Я устрою тебя на обычную нормальную работу. На почте в городе Ном, что скажешь?

Я промолчал.

- Ты можешь работать там вместе с моими ребятами, они тебя всему научат. Будешь получать тысячи три-четыре.

- И как я верну вам долг? – напрямую спросил я.

- Очень просто, - улыбнулся мне Стил. – Будешь всячески помогать ребятам, делать, что они говорят, и только тогда, когда это будет нужно. Ничего особенного. Когда – погрузить мои товары, продукты. Иногда – что-то починить, где-то кому-то помочь. Но главное – смотреть за всем, что твориться в городе. Ты будешь моими глазами и ушами, и, если понадобиться, - наклонился к моему уху Стил. – Проследишь за некоторыми кадрами. Идёт?

- Хм, звучит заманчиво. И не совсем законно.

- Ох, мой мальчик! – улыбнулся Стил и похлопал меня по плечу. – В нашем мире очень много беззакония, и ты не понаслышке это знаешь. То, что предлагаю тебе я, не так караемо и страшно как то, с чем тебе пришлось столкнуться. Да и, как я сказал, без работы ведь ты не останешься. Выйдет не меньше, чем ты получал у Сайленсов, да ещё и долг твой будет постепенно покидать тебя.

- И как долго? – спросил я, проглотив ком волнения. Что-то важное решалось сейчас в моей жизни. – Сколько мне нужно работать, чтобы погасить долг?

- Мои ребята получают за это всё хорошие деньги. Поэтому может годик, может другой, а там будет видно, как ты себя проявишь. Глядишь, тебе понравится, и ты останешься на подработке. Потом я тебе за эту небольшую халтурку тоже начну платить, да и на почте, может, повышение будет. Будешь зарабатывать хорошие деньги. Всё же лучше, чем сидеть у родителей на шее, верно?

- Да, - согласился я.

- Тем более, старина Калтаг будет не в восторге, когда узнает, сколько и кому ты задолжал.

От последних слов Стила мне стало не по себе. Я тогда и понял, что он знал отца, но мне это ни о чём не говорило. Однако на тот момент предложение Стила было, пожалуй, лучшим выходом из сложившейся ситуации, и я решился.

- Что ж… - я прямо при Стиле набрал отцу. – Алло? Привет, пап… Как дела? Как мама? Слушай, тут такое дело… в общем, меня берут на хорошую работу. Да, пап, я не вру! Я всё равно не хочу поступать, ты же знаешь. Где? В Номе… На почте… Ладно, давай я тебе позже расскажу, что там да как, а то я разговариваю по этому поводу… Хорошо, будь здоров!

Я положил трубку, и Стил поднялся с моей постели.

- А ты быстро решился!

- Надеюсь, что не опрометчиво, - усмехнулся я.

- Думаю, не в этом случае. А в другом всё может быть иначе… - задумчиво сказал Стил и добавил: - Больше не делай так.

- Не буду, - пообещал я. – Я уже наступал на эти грабли…

- Ладно, - отвёл от меня грустные воспоминания Стил. - Ты уже можешь ходить? Дорогу перенесёшь?

- Да.

- Тогда в путь! Поедешь в Ном, а там всё будет видно.

***

Воспоминания, наконец, отпустили меня. Я сидел с Дворецким и нервно глотал крепкий кофе. Мужчина с уже проступающей проседью угощал им бесплатно, в отличие от своего подельника Винсента, который был готов удавиться за каждую копейку. Но Пила сейчас трудился, он оперировал Сабу, а Дворецкий спокойно сидел со мной у камина, накрывшись пледом и рассуждая о погоде и политике. Как знать, кто из них был прав. Однако невозмутимость Дворецкого меня, наоборот, ещё больше драконила, и я периодически подскакивал с кресла и начинал блуждать по комнате.

В очередной раз не найдя себе места, я попросился выйти из дома. Пила пришил бы меня за такой риск и нарушение конспирации, но Дворецкий, зная мою натуру и меня самого, разрешил мне выйти. Разве что он пересмотрел все камеры, которыми были напичканы стены по периметру, а потом, нажав на кнопку, открыл для меня заднюю дверь.

Я отправился к ближайшему банкомату и, сняв последние деньги с карты Коди, задумался. И чем же я буду отдавать оставшийся долг? Сколько сдерет с нас Винсент? Ведь если мы не отдадим всё в срок… никакой Пила потом не зашьёт. Или же он поставит нас на счётчик под нормальный процент, и тогда до скончания века мы окажемся в рабстве. Конечно, я понимал, что я преувеличиваю, но всё же вопрос был серьёзный. И решать его следовало незамедлительно.

Только вот не зная цены вопроса, я не мог обратиться к тому, кто в первую очередь мог бы нам помочь. К Стилу. Поэтому всё, на что я мог надеяться сейчас, это на тонкую работу Винса и самообладание Коди, которое последний терял с каждой минутой. Но я продолжал верить, что у него всё будет хорошо…

***

Прикинув, что к чему, я решил поездить немного кругами. Было жутко впервые гонять по большому городу, в «потоке» машин и без водительских прав. Конечно, ночью на дорогах никого и не было толком, но меня трясло от каждого встречного автомобиля. И еще больше от того самого, что плёлся за мной по пятам.

Копы старались не отставать, и когда я сделал первый круг, я понял, что очень скоро им всё станет ясно. Я начал петлять по дворам и заезжать на всё новые улицы. Страшнее было то, что меня могла остановить патрульная служба, и тогда я точно приплыл.

От нервов меня начало колотить. Я пару раз чуть было не нарушил правила дорожного движения со страху, но вовремя находил выход из ситуации. Я понимал, что эти полицейские следили за Пилой, но кто знает, подведомственно ли им остановить меня за нарушение ПДД. Им ведь только дай повод, и всё, я раскрыт. И пускай я отделаюсь штрафами и лёгким испугом, зато они, заприметив, что Саба исчезла из машины, прямиком позвонят своему начальству и начнут искать Пилу в его домах и операционных. А кто их знает, вдруг рано или поздно найдут? И что тогда? Даже думать не хочется.

Чувствуя, что мои бездумные круги по городу вот-вот спровоцируют что-нибудь недоброе, я решил совершить хоть какое-то действие и поужинать. Или уже позавтракать? Впрочем, не важно. Копы держали меня на расстоянии, и я успел подъехать к окошку с выдачей прямо к машине. И пускай расстояние между мной и этими молодыми неопытными полицейскими было сокращено, я, по всей видимости, не дал им повода усомниться в том, что езда за мной принесёт им пользу. Казалось, что они бездумнейше следуют за мной, но при этом и сами не могут придумать способа, как остановить меня. Даже я сочинил их уже штук десять, продолжая накручивать себя и волноваться. Однако им, похоже, было нужно, чтобы я привёл их к Пиле, дабы его можно было поймать с поличным. Но пока всё тихо – я всё равно не буду подавать вида.

Желая показать всю свою невозмутимую мощь, я решил остановиться у этого кафе и деловито перекусить, не дав копам шанса подсмотреть, что у меня да как. Мало того – я выигрывал время на раздумья, и единственным вариантом, походящим на выход, было путешествие в частный сектор. Да, в нём можно заблудиться и попасть в тупик, а там уже и копам на крючок. Да, там ужасная дорога, но всё это, как мне казалось, могло стать хорошей попыткой снять с себя хвост, и я окончательно решился. Боже… Что же я делаю… Мама, если ты узнаешь – ты самолично меня прибьёшь, и копов никаких не надо!

Допив свой кофе с булочкой, я шумно выдохнул и, надавив на педаль акселератора, отправился в бездну частной застройки. Копы, хоть и нырнули следом, очень быстро отстали и, гоняя со мной по параллельным улицам, пытались загнать меня в ловушку. Но тут уже я нарушал правила, как мог, ускоряясь даже там, где это, казалось, было невозможно. Седан нервно подёргивался, но слушался и выдерживал пытки неумелым водителем. Для меня это был знак свыше, и я, вкладывая все оставшиеся нервы в это трудное дело, заезжал всё глубже в частный сектор, увеличивая отрыв от полицейских. И мои молитвы были услышаны - именно тут, затесавшись в трущобах домов, я и сбросил копов с хвоста.

Осуществив свой коварный план и перестав замечать полицейских, я рванул побыстрее в большой город, и, убедившись, что на выезде меня никто не ждёт, поехал поближе к тому месту, что указал мне Хьюго.

Да уж, ну и друг называется! Во что ты втянул мою сестру и меня? И вообще всю нашу семью? А ради чего? Узнать правду? Да кому она нужна такой ценой! Без правды можно жить, как мы жили раньше, как живут и обычные граждане, включающие новости по утрам. Какая разница, что нам льют в уши, правды ведь всё равно там нет. А в нашем деле она ничего не даёт, кроме бед. Ведь, как говориться, меньше знаешь – крепче спишь. Но теперь уже было поздно ругаться с Хьюго. Потом, всё потом, и кто его знает, может, он в чём-то сможет меня переубедить.

Проехав немного и удостоверившись, что за мной нет погони, я остановился у телефонного автомата. Достав мелочь, я погрузил её в приёмник и набрал Хьюго:

- Хью, я оторвался, подъезжаю…

***

- … Где мне встать?

Коди, слава Богу! Хоть этот парень меня не подвёл! Ладно бы сам не попался, а там кто его знает, привёл ли он хвост… Ну ничего – поглядим.

Я назначил коллеге место встречи, и мы пересеклись. Коди оставил машину в назначенном переулке, и я, только лишь внимательно осмотрев всё вокруг, подошёл к автомобилю. Я открыл водительскую дверь, а Коди, казалось, так и сидел и рулил в никуда, прилипший к рулю руками. Его всего колотило, но он справился, а значит, всё было не зря.

Поведав мне историю своего «побега», Коди храбрился, но был всё-таки сдержан. Его сестра лежала на операционном столе, и Кодиаку было не до гордостей. Разве что и не до конспирации, так что за дорогой и возможными преследователями следил только я. Однако всё прошло как по маслу. Хвоста Коди и впрямь не привёл, поэтому я осмелился притащить самого Коди в операционную к Винсенту. Дворецкий разве что спросил:

- Кто?

- Я, и её брат, - ответил я, стараясь не распыляться в подробностях, и дверь отворилась.

Просидев минут пятнадцать с Дворецким, мы не увидели никаких признаков наблюдения и спустились с Коди в подвал. Мы даже ничего не говорили, а просто молча сидели у дверей и слушали биение сердца Сабы на аппарате. Оно хорошо звучало за стеной, однако человеческое ухо могло этого не услышать. Видимо, конспиролог из Пилы всё же плохой, раз мы, антропоморфы, смогли услышать пиканье аппарата. Он стучал и стучал раз за разом, пока вдруг не слился в один сплошной визг. Это означало только одно – сердце Сабы остановилось.

8.

Гарри даже не отошёл от рации, а закурил прямо за столом, как всегда положив на него ноги и издевательски глядя на наши недоумевающие морды.

- Да, Газ – родной сын Стила. Но что в этом такого? – не понимал Гарри. А мы с Дакотой продолжали охать и ахать.

Сие откровение было ужасным. Оно ошарашило нас, перевернуло отношение к Газу и к миру. Неужели всё это было обманом? Неужели Газ всегда следил за нами и был на стороне отца? Неужели всё это так?

- Оф-ф-фигеть! Просто! Что за ночка!? – хватался за голову Дакота.

- Да я умаляю, - усмехнулся Гарри и стукнул по сигарете над пепельницей. – То ли ещё будет!

- И он всё это время был с нами… - заметил я, не зная, что вообще сказать, а сказать что-нибудь было надо.

- Ну и что. Он ведь не работал на своего папашу.

- В смысле? – не понял я.

- Хм, в прямом! – пожал плечами Гарри, и, осознав что-то, запнулся. – В общем, не забивайте себе этим голову, так было надо, и Газ ни в чём не виноват. И он вас нигде не подставлял, а если бы даже и хотел, то…

В дверь постучали. Гарри убрал ноги со стола и весь напрягся. Он передвинул пистолет за поясом поудобнее и прошёл в коридор. Мы с Дакотой переглянулись и затихли, ожидая, что будет дальше.

Скрипнула дверь, а затем упёрлась в цепочку, неласково стукнув. Уверен, что Гарри держал в этот момент свою руку на рукояти оружия.

- Ты Гарри? – послышалось из коридора.

- Ну да, а в чём дело? – ответил хозяин квартиры.

- Мы войдём?

- Может, сперва скажете, чего вы от меня хотите?

- Это ты и так узнаешь, другой вопрос, захочешь ли ты обсуждать твои дела со Стилом посреди улицы?

В ответ повисло недолгое молчание, и Гарри, отстегнув цепочку с дверей, произнёс:

- Проходите.

Свет горел только в зале, где мы сидели, и на этот свет, будто мотыльки, вышли две тени, одна высокая, а другая жилистая и коренастая.

- Дядя Ники? Дядя Калтаг? – удивился я, аж встав с дивана.

- Ребята? Вот так номер! – воскликнул Калтаг и снял свою любимую шляпу с полями, однако плащ он снимать не стал. Калтаг сел на табурет, и Ники последовал его примеру, так же не сняв обувь и кожаную куртку. И только Гарри стоял, не шевелясь, в проходе. Может, надеялся убежать, если что-то пойдет не так? Посмотрим. Лишь бы стрелять не начал. – Я, конечно, не эксперт, но, по-моему вам светят огромные люли от матери, - улыбнулся златошёрстный пёс, и от его улыбки мне почему-то хотелось прятаться. А может, это просто от стыда за то, что я им наговорил сегодня.

- Мы знаем, - смело вступил в разговор Дакота. – Но что мы можем поделать, когда… - Дакота посмотрел на меня, ища в моих глазах опору, но, не найдя её, всё равно решился: - …когда судьба нашей сестры на кону.

Калтаг напрягся.

- Так, значит, теперь вопросы к Вам, Гарри? – спросил Ники, повернувшись на стуле в сторону преступника. – Что скажете на этот счёт?

- М…Мексиканец, - только и выпалил Гарри.

- Да ладно?! Гонишь?! – воскликнул Калтаг, да такими жаргонными словечками, коих я от него не ожидал. Но ещё больше я не ожидал, что Калтаг знал, кто такой Мексиканец.

- Отвечаю, - заверил Гарри, всё ещё не знавший, как себя вести. Он и сейчас сильно запереживал, когда ляпнул по случайности про Мексиканца. А вдруг перед ним были его подельники? И я, прочитав всё это в лице человека, заверил:

- Это свои, Гарри, расслабься.

- Сядь, - приказал Калтаг, но всё же сбавил обороты своей брутальности и, по велению мягкого сердца, добавил: - Мы участники экспедиции и друзья Балто. Мы ни с кем не подельничаем.

- Уж вас-то я знаю! Не подельники они… - пробубнил Гарри, который, может, и вправду знал, кто сидит перед ним? Может, он просто был озадачен их появлением? Не знаю, посмотрим.

- Вы ещё здесь? – прикрикнул на нас дядя Ники, посмотрев мне прямо в душу. – Живо домой! Мать места себе не находит!

- Пускай посидят, - спокойно умерил пыл друга Калтаг. – А то ещё куда пропадут, пока дотопают. А ты, Гарри, всё же поясни, что это Мексиканец вдруг от вас захотел?

- Так, давайте тогда в машину, - встал Ники и приказал нам с Дакотой собираться. – Закрою вас там, как малолеток. И только рыпнетесь мне!

Я, конечно, знал, что у дяди Ники характер не сахар, но никогда впредь я не видел его таким. Он был зол и взволнован одновременно, и не повиноваться ему было глупо. Даже Дакота притих, хотя ему и так нормально. Брат всё равно был привыкши к таким вещам, не то что я. А мне было совсем не по себе от всего, что происходило, и поэтому я почти буквально трясся, ожидая, когда за нами с Дакотой придут. Даже в комфортном гелентвагене дяди Ники я чувствовал себя неуютно.

- Как думаешь, сильно влетит от мамки? – усмехнулся брат, спокойно глядя за окно джипа.

- Ты до сих пор думаешь только о себе? – возмутился я, глядя на неунывающего Дакоту. Братец явно уже отошел и успокоился.

- Если бы я думал только о себе, я бы спал сейчас дома.

- Не убедительно, - сложил я руки на груди и уставился в противоположное окно.

- Братец, чего ты от меня хочешь? – завёлся Дакота. – Раскаяния? За что?

- За то, что так говоришь о маме.

- А сам-то что, мало ей наговорил? – Дакота не знал, как я повёл себя сегодня при всех, но попал в самую точку. Мою болевую точку.

- Вот и не наступай на мои грабли, Дакота, - умно сказал я, понимая, как много ужасного натворил в последнее время.

- Спасибо, не буду, - ответил брат после задумчивой паузы. – Извини.

- Хорошо, - ответил я, и тут же услышал шаги за окном. Дядя Калтаг и дядя Ники быстро топали к автомобилю.

Пикнула сигнализация, и тут же открылись передние двери.

- Где отцовская машина? – спросил дядя Калтаг.

- В переулке за углом, - ответил Дакота.

- Ключи, - протянул лапу Калтаг и, выхватив прошенное из рук моего брата, скрылся в переулке.

 Дядя Ники сел в машину, и мы тронулись в сторону моего дома. Пёс был мрачнее тучи, и за недолгую дорогу по дворам только бросал в окна нервные взгляды. А я нервно молчал, не решаясь заводить диалога и задавать вопросы.

Наконец, мы остановились у дома. Калтаг тут же подъехал за нами, выскочил из машины и пошёл к крыльцу. Я ничего не слышал, а только наблюдал, как в рассветных лучах к нему вышла жена, как он обнял её и что-то начал ей говорить. Потом вышла мама и тётя Сара. Калтаг продолжал им что-то объяснять, и те задёргались и занервничали. Сара разводила руками, мама лишь прикрывала ладонью рот, а тётя Сьюзен просто жалобно смотрела на уходящего к машине мужа.

- Ох, и натворили же вы делов! – попрекнул нас с Дакотой Ники, всё это время сидевший за рулём тарахтевшей машины. – Все мы… - добавил он, но тут же открылась моя правая задняя дверь.

- Выходите, - произнёс дядя Калтаг, опёршись одной рукой на крышу авто, а другой держа двери. – И попроси прощения у матери, Динго, - обратился он ко мне. - Мы-то теперь что-то понимаем, а она – нет. И прошу, - посмотрел Калтаг на Дакоту. – Не рассказывайте ей ничего, идёт?

- Лады, - прокряхтел Дакота, выпрыгивая из автомобиля. Я просто кивнул и молча вышел, пока Калтаг садился на переднее сидение.

- Берегите себя, - произнёс он напоследок, и гелентваген умчался куда-то в пустоту ещё спящего города.

9.

Мы с Коди вскочили с кушетки. Казалось, что сердцебиение Сабы, которое было слышно раньше, всё слилось с моим, и моё сердце застучало в два раза быстрее. Уверен, тоже самое случилось и с Коди. Он ломанулся, было, в операционную, но я остановил его. Я и сам бы хотел ворваться туда, сломя голову, но меня останавливала рациональность. Каждая ведь секунда на счету, и мешать докторам нельзя. Протяжный монотонный писк наполнял всё вокруг. Мне казалось, что звенят стены, предметы и даже электрические провода, что вели к люстре. И от этого меня только больше колотило.

Я читал в глазах Коидиака вопрос: «Что делать? Что нам делать, Хью?». Только вот ответов не было. Не было, но и они, как оказалось, были ни к чему.

Спустя минуту сердечко моей любимой затрепетало, и вновь за стеной послышалось громкое и чёткое «Пип-пип-пип».

- Что это, Хью? – трясся Коди. – Что это?

- Всё хорошо, дружище, всё хорошо! – сказал я другу и крепко обнял его. Мне некуда было девать свои жуткие эмоции, и я только хлопал Коди по спине и ждал, что всё это скоро закончится.

Наконец, мы успокоились и сели. В моих окоченевших от ужаса руках дрожал телефон, с которого я всё пытался дозвониться до Гарри. Но это было тщетно – мой коллега всё ещё находился вне зоны доступа. Еще и за них приходилось волноваться. Что там стряслось? Как они справились? Не поймали ли их?

Но ответ не заставил себя долго ждать. Гарри появился в сети и тут же набрал мне на сотовый.

- Алло? – судорожно поднял я трубку, вскочив на ноги. – Гарри?! Вы как?

- Всё хорошо, вы там как?

- Ох, Боже! – не знал, с чего начать я. – Мы добрались до врача, её сейчас оперируют, - говорил я без имён и названий, чтобы не нарушать конспирацию.

- Уже прооперировали, - произнёс голос Пилы у меня за спиной. Я и не услышал, как дверь операционной открылось.

- Иди, у нас всё нормально, - видимо, услышал слова врача Гарри. Я положил трубку.

- Док, как она? – молящим взглядом глядел Коди на Пилу. Но тот будто бы игнорировал бурошёрстного и обратился сразу ко мне.

- Жить будет, - коротко произнёс Винсент и продолжил. - Она просто потеряла много крови, плюс стресс и, возможно, сотряс, поэтому её вырубало. Еще бы чуть-чуть и… - выдержал Пила демонстративную паузу, хотя по глазам было видно, что на самом-то деле ему всё равно.

Коди шёл за Пилой по пятам, и я заметил, как сие раздражало Винсента. Поэтому старик, сняв с себя окровавленный халат и прочие прибамбасы, позвал меня к себе в кабинет. Перед этим он тщательно проследил, чтобы на нём не было крови и любых других улик, и вальяжно продолжил свой путь на второй этаж. Коди же откровенно изнемогал. Я изнемогал так же, но в отличие от друга я знал, что Пилу не стоит торопить и дразнить. Я лишь цыкал на Коди, и всячески одёргивал его, пока Пила молча и упрямо двигался к себе.

- Стой здесь, - шепнул я, наконец, Кодиаку, и тот остановился. Ну как же было не понять, что Пила ему не доверяет!?

Мы вошли к Винсенту в кабинет. Он был совершенно обычным, и он мало меня волновал сегодня. Куда важнее было услышать, что скажет доктор.

Пила сел за свой стол, закурил сигару и начал:

- Значит так, - почесал он висок. – Рану я зашил, сосуды восстановил. Повторно ничего делать не надо. Еще хотя бы пару часов она побудет у меня, пока придёт в себя, пока мы её прокапаем, поколем и посмотрим за состоянием.

Пел Винсент сладко, но я-то знал, к чему всё это идёт. Было дело…

- После того, как уедете – будете вот это ей давать и колоть, - протянул мне Пила список с рекомендациями, лекарствами и дозами. – В аптеках вам без рецептов ничего не продадут, так что советую сразу всё закупить у меня.

Хитрый ты, Пила. Очень хитрый. Но когда же ты озвучишь мне сумму?

- Хорошо, - ответил я. – Что по режиму?

- Покой. Всегда нужен покой, сам это знаешь. Так что желательно залечь на дно где-нить в глуши и не рыпаться.

Хм, а то я не знаю! Показывает тут своё наигранное беспокойство! Ага, как же!

- Так, а что по оплате? – задал прямой вопрос я.

- По старой дружбе отдавай сейчас то, что есть на руках. Хрен с тобой, - сделал мне одолжение Винсент и начал записывать свои расчеты на листок, оглашая их содержимое. – Учитывая то, что нам пришлось вытаскивать её с того света, учитывая риск, расходники, лекарства, электроэнергию…

Пила продолжал ещё где-то минуту, складывая цифры, а потом как отрезал:

- Сто пятьдесят.

Холодок пробежался по телу, а ком в горле застрял и преградил путь к дыханию. Я долго держался, но всё же поперхнулся.

- Сроки? – спросил я.

- Как всегда неделя. Я и без того тебе столько поблажек сделал! – попрекал меня Пила.

- Хорошо, Винсент. Я найду деньги.

- Хм, - усмехнулся мужик. – Куда же ты денешься! А теперь иди тусить с Дворецким и своим корешем. Из дома не выходить. Ваша цаца очнётся, тогда и валите на все четыре стороны!

- А ты как всегда гостеприимен, - натянуто улыбнулся я, из последних сил сдерживая нервы и кулаки.

- А что я тебе должен, в ножки поклониться?!

- Я твой хлеб, Пила.

- Ты мой раб, Хьюго! – улыбнулся «доктор» и, затушив сигару, повторил, погрозив пальцем: - Неделя!

11.

Уставший от всего этого недоразумения, я спустился вниз к Коди и позвал его пошептаться. Красношёрсный быстро смекнул, что по чём, и подошёл со мною к самому дальнему окну.

- Он хочет за всю работу сто пятьдесят кусков, и мы в расчете.

- Сколько? – ошарашено переспросил Коди.

- Я отдал ему десятку предоплаты, плюс купил все нужные лекарства, так что с нас сто сорок тонн бакинских за неделю.

- И где нам их добыть? – возмущался Коди.

- Вот и я о том же, - нервно улыбнулся я. - В теории может помочь твой батя.

- Может, конечно. В теории. Но как ты себе это представляешь? Да и не будет у него такой суммы, я думаю. И вообще, как я могу выйти на связь с ним, если он не пойми где.

- В пролёте, - подытожил я рассуждения Кодиака.

- Может, занять у кого? Кредит взять?

- Не знаю, Коди. У меня есть только один действующий вариант.

- Какой?

- Стил.

Коди молча вытаращился на меня, но тут нас позвала медсестра:

- Идёмте! Ваша подруга приходит в себя!

Коди лишь пробуравил меня осуждающим взглядом, но вот я другого выхода не видел. Я всё думал о сложившейся ситуации, но на ум приходило только попросить Стила о помощи. Тем более он, как оказалось из рассказа Коди, был заинтересован в этом. Очень надеюсь, что Стил снова поможет мне. Ведь так уже было. Всё повторилось вновь. Снова я дома у Пилы, снова кто-то лежит на операционном столе, снова из-за меня страдает ни в чём не повинная девушка.

Когда я смотрел на приходящую в себя Сабу, я видел в ней Катрин. Мне так хотелось верить, что и она, когда я скрылся с места преступления, вдруг ожила и пошла к себе домой, как ни в чём не бывало. Но Катрин гнила в земле, оставив в горе любимых родителей и всю свою семью. Может, разве что, её приведение отправилось домой, став последним добрым существом в этом проклятом городе.

Я смотрел, как сердцебиение Сабы нормализуется. Глаза задёргались под веками, ещё сохранившими остатки размазанной туши, как когда-то на лице у Катрины. Саба уже вот-вот очнётся, но всё ещё витает где-то в небытии. И в этом небытии я представлял себе призрак Катрины, который стоял сейчас рядом и помогал моей девушке прийти в себя.

В тот раз Катрина пожертвовала собой, спасая друга-подростка. А ведь сама же мне говорила, что Сайленс опасен, а значит, она знала, на что идёт. Но всё равно она рискнула, ведь у неё было доброе сердце. У Сабы тоже доброе сердце, которое она скрывает от окружающих. Только единицы видят его в поступках Сабы и в её отношении к миру. Она так же, как и Катрина, достойна жизни. Но Катрина мертва, а Саба была на волосок от смерти. И если Катрина рискнула ради меня, то Сабу откровенно подставил я, рискнув ею. Я не рискнул собой, как та девушка-енот. Я снова спрятался под уверенную женскую юбку. Я подставил их своею ошибкой. А эти девушки… Они такие сильные! И как мне научиться у них этой силе – я не представляю.

Мне казалось, что всё повторяется. Нет, теперь я знаю, всё иначе. Саба будет жить и процветать, а я всё же буду считать, что чему-то научен. Все мы вольны совершать ошибки, но когда они забирают у нас самое ценное, мы часто перестаём видеть наши провалы. Мы смотрим на то, что у нас забрали, и забываем предотвратить подобное вновь. Но теперь я не позволю так просто испортить мне жизнь. Теперь я готов воевать с этой нечистью и бороться за жизнь тех, кто мне дорог. Цена уже ведь заплачена, и если мы узнаем от Гарри что-то большее, чем просто о предательстве Мексиканца, то это уже не зря. Не зря, потому что безопасность моей девушки – это безопасность моей семьи. И я буду защищать нашу семью до последнего!

Но вдруг передо мной возник образ Катрины. Она стояла будто бы рядом с Сабой в своём зеленом пиджачке с широким отвисающим воротником, с синим поясом под её штаны и сумочку. Девушка смотрела на меня улыбчиво и неунывающе, и мне казалось, что я начинаю четко видеть её. Будто сейчас она появится здесь и поддержит, как и несколько лет назад. Но она пропала, испарившись перед моими заплывшими от усталости глазами, но осталась навсегда рядом со мной, чтобы поддержать вновь, когда это будет так необходимо.

Я и не заметил, что Коди уже держит сестру за руку, а Саба всё это время смотрит на меня, искренне и с любовью, и этот взгляд пробивал мою душу сквозь пелену из призраков прошлого. Эти призраки останутся со мной, чтобы я помнил и больше не ошибался, а взгляд Сабы – будет рядом, чтобы напоминать мне, для чего мне всё это.

P.S.

В тёмном кабинете мелькала только точка горящей сигары. Боб Сайленс любил сидеть в тишине и думать о своих планах, различая лишь едкий дым в чёрной комнате. Но тишину его кабинета разорвал телефонный звонок. Он был противен и громок, и раздражённый старик поскорей поднял трубку.

- Да.

- Босс, объявился наш старый знакомый.

- Кто?

- Хьюго. Он у Пилы. Следим за ними.

- Продолжайте, - ответил Боб в темноту трубки и, широченно улыбнувшись после затяжки, добавил: - А я что-нибудь придумаю…

Глава 23

Ни от мира сего

«И не судите - и ни в коем случае не будете судимы; не осуждайте - и ни в коем случае не будете осуждены; отпускайте – и будете отпущены».

Евангелие от Луки, 6:37

1.

Идти было не так, как раньше, - идти было тяжко. Болели раны, болели с непривычки ноги, но продолжать путь было необходимо. Слишком поздно и… обидно останавливаться, что ли. Просто я знал, что надо, - значит надо. И так было всегда, и в школе и в работе по дому. Я так был воспитан, и мне не в чем тут стыдиться. Разве что порой казалось, что всё это я делаю не для себя. Хех, наверное, такими как я легко манипулировать, что многие и делают… Но не мне их судить.

Так я и шел, рассуждая о вечном, о прошлом и будущем, и каждый шаг приближал меня к последнему. Интересно, каким он будет для меня, завтрашний день? Настанет ли он вообще? Что ждет меня там, впереди? Определенно это зависит от того, что случилось позади, только вот произошедшее не оставляет мне никаких догадок. Оно странное, запутанное и неопределенное. Роза, Того, Ниджу и их мотивы… Стил… Да и дядя мой, наконец, со своими секретами! Я вообще отказываюсь понимать, что со мной происходит! Чего им всем от меня надо!? …может, и ничего. Может, я и сам больше выдумал себе проблем, чем их есть на самом деле. Выдумал, да и не заметил, я ведь часто так делаю…

Однако передо мной вставали проблемы куда более реальные. У меня очень болели раны, и с этим нужно было что-то делать.

Спустя пару часов пути в заданном Каваком направлении, я вышел в болото, и путь мой стал ещё труднее. Видимо, я слишком напрягался, проваливаясь по колено в вязкую жижу, и оттого почувствовал себя многим хуже. Как оказалось, сие чувство было не безосновательно: - рана на животе начала кровоточить. Видимо, я и впрямь чересчур налегал на брюшной пресс, отчего из-под швов засочилась красная влага. Вместе с ней утекало моё время, моя сила, энергия и самоуверенность. И если на первые три я мало мог повлиять, то с последней я решил разобраться по полной программе. Ведь не зря же я, и в самом деле, выжил!? Не для того, чтобы сгинуть в этом мелком болоте. Значит, у меня есть какая-то важная цель на земле, что даст мне сил и поможет отыскать ответы.

Сегодня я был уверен в себе как никогда. Казалось бы, судьба бросала мне намёки, крича остановиться. Но я шёл всё дальше и дальше к своей цели, и теперь не хотел останавливаться. Я воспринял знаки судьбы оптимистично, ибо устал от печали. Так проще жить, откидывая плохое в долгий ящик, однако когда он переполнится – всё уже может быть иначе, но это уже другая история...

Да, думать о плохом не хотелось, но до хорошего идти ещё далеко, и по сему я вынужден был остановиться и отдохнуть. Замедляя темп, я нашел подходящую рёлку, и её появление окончательно остепенило мой пыл. Присаживаясь на ссохшийся болотный ствол, который завалился, видать, ещё совсем недавно, я сравнивал себя с ним. Я тоже сломался, тоже, прогнувшись, упал, но всё-таки служил для чего-то. И, в отличие от этого несчастного дерева, я ещё могу воспрять духом и возродиться снова, зелёным и цветущим.

И только боль останавливала мои душевные порывы. Я был настроен альтруистично, геройски, улетая душою в высоту небес, и всё-таки снова и снова приземлялся на дерево посреди глухого болота. Мечты и далёкие цели уничижались обыденной болью и слабостью, которые так мешали мне двигаться вперёд. Это расстраивало, и я всё думал, как помочь себе справиться с данной напастью.

Отбросив сомнения, я решился попробовать шаманских трав Кавака перед перевязкой. Трава была очень горькой и неестественной на вкус, отчего у меня складывалось ощущение, что меня отравили. Однако уже скоро боль отступила. Нет, она не пропала вовсе, а будто бы ушла куда-то на дальний план, как если бы я слушал музыку через снятые наушники. Эхо, оставшееся от боли, позволило мне спокойнее перевязать рану и накрепко зафиксировать повязку. Это было то, что нужно, ибо вечерний переход через инуитское кладбище казался мне жутким. А это значит, что рассиживаться мне было некогда. Отдохнул, восстановил силы, и порядок. Чем быстрее всё это начнется, тем быстрее кончится. И тогда я буду отдыхать вместе с Балто, Алу и ребятами в доме у дяди, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Все мы. Вместе.

2.

Заскрипели половицы под ногами. В сером доме, среди темноты холодных стен и черноты дверных проёмов, засиял в трепете момент долгожданной встречи.

Грейс, как она была похожа на отца…. Только сейчас при свечах я её рассмотрела. Она была невысокого роста, с густой пепельно-серой шерстью с некоторой «проседью» из белых волос, как у настоящего волка, только светлее. Грейс вышла к нам в расстегнутой цветастой рубашке, видимо, наспех накинутой на белую майку. Зеленые охотничьи штаны, похоже, так же были надеты на скорую руку. Грейс еще только недавно в них выходила, о чём говорили их мокрые от росы полы и кусочки растёртой грязи на уровне голени. Они явно уже сушились, и одевать их снова, наверное, было не очень приятно. Босиком Грейс выскочила к нам, заспанная, но уже такая бодрая от радости, что, казалось, она была так молода, будто моя ровесница. Но что-то мне подсказывало, что она многим старше меня, несмотря на очень молодое и приветливое лицо. Хотя какой там возраст – с первого взгляда я увидела, что Грейс была молода душой, как и мой папа. И вообще, они выглядели очень похожими.

- Грейси… - обнимал отец свою старую… знакомую ли?

- Привет, братец, привет! – улыбалась Грейс, но, заприметив меня, легко отстранилась от папы и прыгнула ко мне обниматься.

- Алу, Господи! – так крепко сдавила меня незнакомка, что глаза вывалились у меня из орбит. Однако я улыбнулась и обняла её в ответ здоровой рукой, почувствовав что-то такое тёплое и знакомое, что-то… родное, что ли. Будто бы нечто связывало нас с Грейс уже много лет. И запах… Она пахла так знакомо. – Как же ты выросла, какая ты совсем большая! – продолжала улюлюкать Грейс, обнимая меня. – Эх, как жаль, что ты меня не помнишь, племянница, - подытожила обнимания волчица и посмотрела на меня. – Ты и не могла помнить, тебе тогда было…

- Полтора годика, - подсобил папа Грейс.

- Полтора… - задумчиво повторила она, будто улетев на секунду в прошлое, но отец её перебил.

- Знакомься снова, Алу. Это Грейс, моя сестра.

Но я, преисполненная буйством эмоций, всё никак не могла поверить в происходящее. Однако и протестовать совсем не хотелось, ведь всё было так приятно и хорошо, особенно на фоне последних событий, что мне не верилось вдвойне.

- Очень приятно, - ответила я. – Но… как? Ты не рассказывал нам про сестру?

- А про еще одну сестру и брата, наверное, тоже, - улыбнулась мне Грейс, проходя мимо и впуская нас с папой вглубь дома.

- Эмм… - обомлела я, но Грейс бесцеремонно взяла меня за плечо и направила в темноту дверного проёма. Вот так номер! Вот так папа!

3.

После обеда и перевязок я отправился в путь обновленным и отдохнувшим. Корешки, заготовленные Каваком, заметно помогли, и уже через час я забыл о боли. Несмотря на это, повязка на животе продолжала кровоточить, и сие, рано или поздно, вынудит меня остановиться снова. Да, прав был Кавак, стоило мне отлежаться… Кого я обманываю, я и сам это понимал, но не мог поступить иначе. Меня звали фальшивые геройства, но важные цели. Всё это превратилось в игру со сто́ящим призом за победу. Только вот поражение в ней может принести мне куда больше «призов», которым я совсем не обрадуюсь.

Но, не смотря на вновь вернувшиеся пессимистические идеи, я, в кои-то веки, старался бороться с ними. У меня не было опыта в этом нелегком деле, и я просто отбросил все мысли и шёл вперёд до самого заката. Всё, что угодно, но я больше не желал быть нытиком. Это только всё усложняло, ставило мне палки в колёса, и я решил научиться бороться с этим, как учусь сейчас борьбе с обстоятельствами. Мир давил на меня, давил социум, даже здесь, в этой глуши, и битва за то, что мне дорого, должна начинаться с меня. Пока я не был готов убить в себе все пороки, но я решился на это. И пускай сея битва принадлежала дяде и его семье, но теперь она стала моей, и мой первый враг – моя слабость.

Несмотря на такие красивые размышления, эта самая «моя слабость» давала о себе знать. Когда в середине дня боль возвращалась, я решался не ждать её полного прихода и пил свой волшебный настой. Он очень мне помогал. За сутки я прошёл на корешках Кавака много миль, совершив всего одну остановку для перевязок. Я благополучно покинул болото, миновал высокую гору и почти всю дорогу шагал по бескрайнему лесу, рельеф которого был прямым и податливым для моих ног и амбиций.

На закате вернулась боль. С нею пришло и приземленное чувство лёгкого отчаяния. Я и без того принял больше корня, чем позволил мне Кавак, однако я хотел выпить ещё, наверное, чтобы пройти кладбище за вечер. Во всяком случае, последнее было уже близко, о чём свидетельствовали признаки появления вмешательства человека в окружающий мир.

То тут, то там я встречал привязанные к деревьям факелы, которые иногда стояли отдельно на длинных шестах или же просто валялись на земле, брошенные, будто я сам. Порой я выходил на тропинки, по которым потом шёл, пока не терял их из виду в сумеречной темноте леса. То тут, то там на деревьях можно было заметить черепа и кости оленей и прочих животных. Я был близок к чему-то конкретному как никогда, и это стимулировало меня. Ведь, в кои-то веки, я знал, куда я иду, чего я хочу и что мне от этого ожидать.

Однако я шагал довольно долго, превозмогая томление ожиданием. И вот я увидел огромный тотемный столб, который определенно заявлял, что я пришёл. Вот оно, начало эскимосского кладбища, святая земля для местных племён, о чём говорил старательный труд и почётный вид у входа на территорию духов.

Крупные камни были уложены в метре друг от друга, олицетворяя границу и уходя в обе стороны вглубь лесной чащи. У тотемного столба лежал гладко стесанный булыжник, на котором расположились давно увядшие цветы. Они потеряли свои яркие краски, но засохли так, будто бы замерли, готовые вновь возродиться. Над цветами возвышался ещё один валун, на котором были высечены какие-то символы. Но более всех в глаза бросался тотемный столб.

Высотою метра четыре, он состоял, тем не менее, только из пары животных. Несмотря на то, что они были раскрашены, давно потрескавшаяся и облезшая краска делала их какими-то жуткими и злобными. На самом верху, как я понял, расположился медведь, символ леса, в котором обитает местный народ. Он грозно взирал на окрестности кладбища, будто бы наблюдая по велению духов за живыми и мёртвыми. Его огромная пасть, выкрашенная порозовевшей от времени алой краской, была страшной и зубастой, от чего я невольно даже поёжился, будто бы ощущая в сумерках, как за мною следит его настоящий сородич. Дунуло холодным ветром, и я, поддавшись страху, обернулся. Никого. Просто жуткий тотем, вот и всё. Ну а мышка-то, что расположилась ниже медведя, была и вовсе не злой. Просто отчего-то такой же жуткой. Она олицетворяла Подземное царство, выказывая видимо, тем самым, что это за территория. Мышь эта была спокойной, будто бы умерщвленной, как и те, кто остался навсегда в этом месте.

Столб был величественен и красочен, но он не мог отвлечь меня от боли. Я решился и снова выпил настойку из кореньев. Ждать всё равно было нечего, нужно было двигаться вперёд. И я, отбросив сомнения, шагнул в темноту, что окутала пристанище духов.

4.

В доме пахло чем-то затхлым и родным. Вместе с этим тут были запахи хвойного мыла, сушеных яблок и свежей похлебки. Все эти ароматы сменяли друг друга из комнаты в комнату, наполняя мою душу новыми впечатлениями об этом месте. Грейс провела нас через несколько помещений в другой конец большого дома. Как я поняла, из каждой комнаты здесь имелось по два выхода, которые связывали их между собой, так что по дому можно было ходить по кругу. Но не успела я об этом подумать, как мы минули несколько помещений и вошли в спальню, что была в самом дальнем углу дома.

Тут было очень хорошо. Сквозь резные занавески в комнату лился мягкий лунный свет. За окнами виднелось поле: на него опускались тени деревьев из леса напротив, и яркий лунный свет, который отражался от травы, густо покрытой росой. На подоконниках стояли цветы в глиняных горшках, в правом углу комнаты – две кровати. Они были рядом с печью, одна из белых стен которой выходила в эту комнату. Кругом висели ковры с алеутскими символами и узорами, такие же ковры были на деревянном полу, а по стенам то тут, то там располагались рога, чучела и всевозможная утварь. Она была расставлена в комоде с большим зеркалом на двери, на платяном шкафу, полках и столике. Одним словом, даже в чёрно-белом лунном свете комната выглядела уютной и красивой.

- Проходи, Алу, располагайся, - пригласила меня Грейс. – Заночуешь здесь, со мной, если ты не против, - улыбнулась мне тётя и указала на нужную кровать.

- Конечно нет, что Вы! – ответила я. – Заночевать в тепле и уюте – уже праздник, - решила я отшутиться, но Грейс нахмурилась.

- Никаких «Вы», а то пойдёшь опять ночевать на улицу, - вновь улыбнулась она, и её хмурость вмиг улетучилась. – Мне всего двадцать семь, я не такая уж и старая, не то что ваш батюшка, хех. Ты-то, надеюсь, не забыл свою комнату? – усмехнулась Грейс и толкнула папу в плечо. Отец ответил на это добродушной улыбкой, а энергичная волчица уже побежала куда-то вперед: - Я схожу за бельем, подождите.

Тётя скрылась в дверном проеме следующей комнаты, растаяв в нём вместе с сумеречным светом оплывшей свечи, а мы с отцом остались одни в темноте.

- Да-а-а. Всё, как и было, - задумчиво огляделся папа. – Я здесь родился, Алу. Это мой дом.

- Почему ты ничего нам не рассказывал? – недоумевала я.

- Так было надо, дочь. Так было надо…

- Что же такое могло случиться, что нам нельзя было видеться с бабушкой, дедушкой, дядей и тетями? Что мы даже не знали об их существовании!

- Давай не сейчас, хорошо? – устало процедил отец. – Не порти настроение батьке.

Я насупилась и замолчала. В знак протеста я отстранилась от папы и отправилась выкладывать вещи из карманов у своей кровати. А тем временем уже прискакала Грейс с двумя комплектами белоснежного постельного белья.

- Держи, Алу, - подала она мне постельное одной рукой, в другой держа свечку. – На, - отдала Грейс второй комплект папе. – Иди, стелись. А мы с Алу пойдём на кухню, угу? – вопросительно взглянула она на меня.

- Угу, - кивнула я, и тётя повела меня в неизвестность новых комнат. Я почти не видела их, я всё думала, что попала в сказку. У меня есть тётя. Родная. Вот она, стоит рядом со мной, но я ничего не знаю о ней. Кто она, чем занимается, есть ли у неё муж, дети… Удивительно и очень, очень грустно. Эту грусть, что ползла сквозь радость, выразить невозможно. Отец скрывал это почти семнадцать лет. Семнадцать! И почему я, кажется, не узнаю. Во всяком случае, не сегодня. Хотя… посмотрим. Я уже не знаю, чего ожидать от всего этого. Я просто плыву вперед и думаю, что если бы осталась тогда, десять дней назад, в Номе, то ещё многого бы не знала.

- Проходи, садись, - указала мне Грейс на огромный дубовый стол с лавками вокруг и парой табуретов во главе. Один из табуретов она перенесла к печи, а на другой села я. – На вот, зажги ещё свечи, - отдала мне свой единственный источник света Грейс, а сама отправилась к печи, что стояла прямо напротив стола.

На столе располагались красивые подсвечники в виде различных зверей, и один большой канделябр в середине стола, в котором было много свечей. Я зажгла от своей их все.

- Вот спасибо, - произнесла Грейс. – Дай-ка мне теперь мою свечку.

- Может, Вам… тебе чем-нибудь помочь? – робко поинтересовалась я.

- Не, сиди. Ты умаялась, поди, совсем. Сегодня я вас обслуживать буду. Кто знает, может, состарюсь, так ты мне хоть стакан чая подашь, - усмехнулась Грейс, поставив на загнетку свечу в подсвечнике в форме медведя. – Надо зарабатывать себе репутацию, - говорила она, выкладывая колодец из дров на загнетке. Она всё делала ловко и привычно, укладывая поленья и бересту между ними, а после в одно мгновение сдвинула всю эту конструкцию ухватом вглубь печного проёма и подожгла его свечкой. Пламя полыхнуло мигом, и я заворожено глядела на него и на свою тётю. Она такая красивая. Чудна́я, постоянно улыбается, даже когда работает. У неё доброе широкое лицо, хотя сама она не была полной. В её движениях была какая-то нелепая грация. Почему нелепая? Потому что она была во всём, где её не могло, наверное, быть и вовсе. Она как-то «грациозно» выкладывала поленья на загнетке, «грациозно» вставала на мысики, открывая трубу, и так же «грациозно», одним плавным и ловким движением заправляла большой и тяжелый чугун в недра печного огня. Она казалась большим и сильным, но всё же ребенком, таким искренним и добродушным, но в то же время уже выросшим, чтобы понимать все тяготы и «прелести» жизни. Но я не общалась с Грейс, поэтому не могла сказать наверняка, права я или нет. И я не знала, как мне реагировать на всё это. Не знала, что говорить, и стоило ли вообще открывать рот. Я ничего не понимала, я просто наслаждалась видом огня, который завораживал меня своими язычками. И, поддавшись на его зов, я взяла здоровой рукой табурет и подсела рядом с Грейс возле печки. Она так же заворожено смотрела на огонь, и он плясал в её зеленых глазах и подыгрывал отблесками на её задумчивом лице. И я её понимала. Здесь было так тепло, так красиво и уютно среди дома, полного темноты, что мне хотелось укутаться в одеяло и сидеть здесь всю ночь, ограждённой от внешних забот и напастей. Я чувствовала безопасность, тепло и порядок, который впервые за последние месяцы охватил мою душу. И я, наконец, улыбалась.

- О чём думаешь, Алу? Я вижу, ты что-то вспомнила.

- Да вот я теперь понимаю своего друга ***, который с таким трепетом всегда рассказывал о печи. Он из России, из…

- Да, я помню его ещё карапузом. Куда лучше я знала его родителей. Хорошие люди. Они живы?

- Да, конечно!

- Славно. Давно не слышала от них вестей, с тех пор, как Балто последний раз с нами связывался… Но не суть. Рассказывай дальше…

- «Рано утром прабабушка встанет справляться, растопит печь, а ты прошмыгнёшь мимо всех спящих по холодному полу. И ноги прям отмерзают, но ты всё равно идешь, водрузив на голову одеяло. Тебе холодно до дрожи, но ты берёшь табуретку, садишься напротив печи и укутываешься, глядя на огоньки. Бабуля месит тесто на балябушки, а ты сидишь и смотришь на угли, и больше ничего в этом мире не надо. И нет никаких катастроф, бед, новостей. Никаких тебе проблем и печалей – ты укутался от них с головой и греешься у яркого жара. Как такое забудешь. Как может быть что-то лучше…», - приблизительно процитировала я друга.

- Да, так и есть. А больше ничего и не надо… - продолжала задумчиво смотреть в печку Грейс.

- Жаль, что всё не может быть так просто.

- Может, - ответила Грейс и, поднявшись, водрузила в угли еще один чугунок. – Может, Алу. Только жить от этого не становится проще. Порой, бездействие заставляет нас сделать потом куда больше, нежели было задумано…

Повисло молчание. В нагретых углях стояли чугунки с ужином, но отводить от них взгляд совсем не хотелось. Однако Грейс неожиданно встала, взяла в руку свечку и начала расставлять тарелки по столу.

- Я помогу? – спросила я.

- Сиди-сиди! – остановила меня тётя. – Не тревожься! Это дело не благородное, а моё дело – житейское. Справлюсь.

- Я не очень устала с дороги, - уверила я, но Грейс сопротивлялась.

- Я не сомневаюсь ни в тебе, ни в твоём отце, но то ли ещё будет, родная! Да и руке твоей, видимо, покой нужен. Что стряслось-то?

- Поучилась летать… неудачно, - отшутилась я, и Грейс это понравилось. Она с хитринкой мне улыбнулась, но я всё же добавила: - Вывих. И… - показала я перебинтованную ладонь. – Пробила.

- Бог ты мой! – ужаснулась тётя, хотя слово «ужас» никак не вязалось в моей голове с Грейс. Очень уж она была молода, ближе к моим ровесникам, чем к отцовским, только говорила чудно́. Однако это не мешало ей готовить столовую утварь к позднему ужину и умело хозяйничать в доме, держа одной рукой свечку.

Наконец, она вытянула чугуны на загнетку и начала раскладывать по тарелкам вкусную ароматную похлёбку.

- Не думай о печали и боли. Она и без того находит, когда и где нам о себе напомнить. Лучше расскажи ещё что-нибудь, - отвлекла моё внимание Грейс от больной руки. – Что ещё вспоминается?

- А ещё, я помню, *** пел мне на гитаре песню про свечи. Это было ещё в России, снежной зимой, когда у них дома отключили свет.

- Осенней ночью за окном… Туман поссорился с дождём… - начала напевать мне Грейс, и я удивилась, откуда она её знает!? Эту песню!? Но, то ли от игравшей в душе моей музыки, толи от неожиданности, я начала подпевать.

Пока Грейс готовила стол к ужину, мы всё пели и пели, улыбаясь друг другу, и от этого стало ещё теплее. «И за тебя и за меня… Сгорая, плачут свечи…». А ведь и правда, по нам остаётся только плакать…

- Я смотрю, вы уже спелись, - возник у меня за спиной отец. Я от страха аж дёрнулась. Хотя, очевидно, он дожидался окончания нашей песни уже некоторое время, а я и не заметила. Я ничего замечать не хотела, ведь мне, в кои-то веки, было хорошо и спокойно. А папа будто бы напомнил, как оно есть на самом деле, и я мало того что смутилась, так ещё и расстроилась. Однако Грейс в очередной раз не давала грустить:

- Так, похлёбка подогрета, давайте садиться.

И мы принялись размахивать ложками, получая удовольствие от горячей домашней пищи.

5.

Кругом ничего не менялось. Всё та же природа, те же сосны и ели, те же кусты и травы. Только могилы мелькали повсюду, и они были жуткими.

Я слышал, что севернее эскимосы и вовсе не хоронят мертвых из-за вечной мерзлоты, но и тут покойники не были захоронены так, как мы себе представляем.

Сперва я натыкался на могилы из камня. Они были похожи на обычные, просто покрытые булыжниками, но стойкий трупный запах от одной из свежих говорил, что трупы так никто и не закапывал. Они, похоже, просто лежали под слоем камня. Это казалось мне диким и ужасным, и я старался пройти это место как можно быстрее. Однако и после мне чудилось, что этот запах остался в моём носу, и я закашливался и сморкался до слёз, пытаясь от него избавиться. Но это не помогало.

А тем временем уже совсем стемнело. В сумерках я едва замечал малые тотемные столбы, всё те же черепа на деревьях и странное головокружение, которое только усиливалось. Я почему-то связывал это с тем жутким запахом, но этого не могло быть. Я давно прошёл ту могилу, но меня всё ещё качало и тошнило. И всё, о чём я мечтал, - это покинуть это страшное место как можно скорее.

В темноте я наткнулся на пару гробов, которые были подвешены к деревьям на крепких цепях. Они были квадратные, обшитые оленьими шкурами и, раскачиваясь на ветру, скрипели и пищали среди ночной тишины. Жуткое зрелище. Особенно, когда в лесу уже почти ничего не было видно, а фонарик доставать я пока не хотел. Несмотря на холодок, который накатывал на меня от страха, я понимал, что остаться без фонаря в пути куда страшнее. Осталась всего одна пара батареек, и от нынешних уже почти не было свету. И хоть ночами я, как-никак, старался спать, или же погода позволяла мне топать в хорошей видимости, но сегодня… Сегодня всё было как будто назло. Небо хмурилось, луна не выходила, да и в августе ночи всегда были темными. Однако нынче стемнело очень рано, и было особенно много черного вокруг, и пусть никто сейчас за мною не гнался, но меня подгоняло вперед чувство страха. Ночевать на кладбище мне совсем не хотелось, да и костёр разводить здесь было не красиво, оскорбительно для инуитов. Поэтому я всё же планировал пройти этот путь как можно скорее, пускай даже ночью.

Несмотря на экономию, я всё же надел налобный фонарик на всякий пожарный, и включал его, только чтобы свериться с картой и компасом. Да, путь мне лежит неблизкий, но всё же я прошёл уже слишком много, чтобы останавливаться. Да и до места оставалось относительно немного, дня два пути. Газ рассчитывал на неделю дороги, а я потратил многим больше времени, но так и не дошёл. На то были свои причины, конечно… Интересно, как там Газ? Может, он тоже волнуется, что меня так долго нет, что я не иду к нему на помощь? Эх… досада. Как только я открываю карту, я думаю о нём, о Газе, и мне становится страшно за друга. И в то же время – стыдно перед ним чего-то. А чего – я уже и сам не знаю. Раньше знал, теперь я ничего не знаю. Совсем. Эх…

Но вдруг поток моих мыслей прервал шорох. Он раздался далеко, метрах в пятидесяти кзади, но этого ему хватило, чтобы моментально оборвать нить моих размышлений. Сердце застучало, и я застыл на месте. Вслушиваясь в темноту, я уловил едва слышное шуршание травы позади и чуть левее. Однако на человеческий шаг сие не походило, а, скорее, на зверя или нечто другое. В общем, замерев в темноте, я начал ждать.

Прошло с минуту. Холодный пот уже выступил на лбу неестественно быстро, а дыхание мешало мне выхватывать наиболее тихие звуки из темноты. Но ничего в ней не было и не происходило. Шумел только ветер, раскачивая могучие макушки елей и берез, отчего меня продувало, и я только больше затрясся. Видать, правду говорят, что у страха глаза велики, но а всё-таки, кто его знает, что там за зверь крадется в ночной тишине…

В сердцах плюнув, я двинулся дальше. Однако минут через пять, когда я уже, было, успокоился, я снова услышал шаги. На этот раз они были отчётливыми и я, не выдержав, щёлкнул фонарик. Луч разрезал темноту, и в его тусклом свете я увидел лишь чёрноту леса и качающийся гроб на дереве. Саркофаг был подвешен совсем невысоко, но качался, как мне казалось, куда сильнее, чем его мог бы раскачивать ветер. Подвешенный между двух ёлок он, как качели, то приближался ко мне, то удалялся, издавая противный и жуткий скрип. Я смотрел на гроб, который качался неестественно сильно, и не мог отвести от него глаз. Он завораживал меня моим же страхом, который возникал больше из-за необъяснимости. Очень уж сильно качался саркофаг, очень. Однако мой пытливый испуганный взгляд продолжал всматриваться в темноту, которая окружала гроб… И над ним… показались глаза.

Они были неестественными, желтыми и большими, очень яркими и страшными! Ни один зверь не мог похвастаться подобным взглядом, это я вам точно говорю!

И я побежал. Я даже не стал доставать пистолета, он казался мне бесполезным. Я просто не выдержал, мне было очень и очень страшно! Но испуг не мог породить подобных иллюзий, нет! Они настоящие, точно! Настоящие!

Я бежал, и глаза продолжали возникать в моих воспоминаниях, подстрекая меня ускориться. Жуть охватывала с ног до головы, пронизывала молнией моё тело, и оно тряслось от холодного ужаса. Я бежал и не мог остановиться, не сейчас. Казалось, что когда я убегал от преступников, мне было не так страшно, как сегодня. Конечно, тогда я хотя бы знал, чего ожидать, а тут…

Мимо меня мелькали гробы и тотемы, шкуры и черепа животных, на которые я натыкался и в панике оббегал их. Но я всё равно бежал, набирая скорость, или, как минимум, не сбавляя темп, и чувствовал, что отрываюсь от неведомой угрозы. Но вдруг земля ушла из-под ног и я оступился. Это был резкий склон, и я, даже не пробуя что-либо предпринять, поддался ему и кубарем покатился вниз.

Я долго летел вниз по склону, пытаясь сопротивляться. Но тщетно. Картинка перед глазами постоянно переворачивалась, раны пронизывало болью, но я ничего не мог сделать, пока не врезался в широкий серый столб. От удара мне совсем поплохело, особенно моему пулевому ранению на плече, которым я вписался в могучий ствол то ли осины, то ли ещё какого-то дерева. Оно зашаталось, и с него, почти на меня, что-то упало.

Я бросил взгляд кверху. В луче фонаря показалось прогнившее днище деревянного короба, натянутого между деревьями. Гроб и без того давно уже сгнил и проломился, а я только поспособствовал этому. Тут же пришло осознание, что шмякнулось рядом со мной, а с ним же и скверный запах. Я повернул голову влево и улицезрел лицо полусгнившей мумии, укутанной в давно уже прорванные шкуры оленей. Запах усилился, какой-то неведомый, но уже совсем другой страх прошёлся по мне дрожью и застыл комком в горле. Я встал на локтях и быстро отполз в сторону, с ужасом взирая на мёртвое тело. Оно так жутко пахло, так выглядело, так упало на меня… В общем, меня вычистило.

Ох, что за жуть! Что происходит такое со мной, а!? Что мне делать? Как всегда – вопросы без ответов. Я продолжал кашлять и начал задыхаться. Пришло утомление после пробежки, пришла дрожь в полной мере, и разве что страх чуток отступил. Я хотя бы остановился, осознавая, что все мои раны болят и кровоточат. И только шёпот, раздавшийся в темноте, запустил моё безумие с новой силой, и я, подчинённый ему, побежал.

6.

Ужин при свечах был не романтическим, а семейным. Очень семейным, хотя ещё пару часов назад о существовании Грейс я не знала, но так прочувствовала её всем сердцем, что уже не видела какого-то смущающего барьера между нами. И пускай за первыми ложками супа на кухне повисло молчание, мне оно не казалось неловким. Видимо, очень уж я соскучилась по горячей похлебке, которая казалась наивкуснейшей! Конечно, куда там было успевать говорить, да и папа взял это дело под свою ответственность.

- Не томи, Грейси, где все?

- Как всегда, - ответила тётя, дуя на ложку с горячей похлебкой и, с шумом проглотив жижку, добавила: - Мать отправилась на болота за травами. Отец опять пошёл на охоту по своим таёжным маршрутам. На большой круг пошёл: от заимки к зимовьям, от зимовьев к ярангам, и так до дома.

- А то я не знаю этот маршрут, - придрался отец.

- А то ты недавно по нему ходил?

- Лет пятнадцать назад.

- То-то же, - подтвердила свою правоту Грейс, однако это не доставило ей никакой радости. «А чего тут радоваться, ну, права и права, и что с того. Жаль лишь, что Балто так долго не появлялся». Наверное, что-то подобное звучало сейчас в её голове, но наверняка я знать не могла.

- А ты почему не с ним? – слукавил отец.

- А-а-ай, - отмахнулась его сестра куриным бедрышком, к которому она перешла, пока остывала похлебка. – Чего я там не видела. Да и мать заставила следить за хозяйством, а сама побежала, мол: «Холода нынче близко, заморозки будут ранними, надо срочно мне тра́вы заготовить». И кого она ими собралась лечить?! – риторически закончила Грейс, складывая куриные кости в деревянную миску.  – Разве что, вон, Алу с её рукой. Чего дочку-то не уберег? – улыбнулась Грейс, однако взгляд отца ей сказал, что она перегибает палку, и тётя тут же перестала улыбаться. – Ладно, не бери в голову. Ты же знаешь, я вредная, когда кто-то косячит. А ты хотя бы стараешься этого не делать, - рискнула Грейс улыбнуться снова, на что я улыбнулась ей в ответ. Папа лишь посмотрел на сестру, но остепенился и  продолжил есть свой до боли горячий суп.

И всё-таки Грейс понимала, что отцу сейчас нелегко. Он вернулся в родной дом, который был вынужден покинуть. Он взял на себя ответственность за мою безопасность и подверг меня такому риску. Но что-то ещё двигало его вперёд, возможно, то же, что и меня. Поиски правды, какой бы она не была. Поиски надежды на то, что всё это закончится раз и навсегда. Или же просто поиски приключений, за которыми всё ещё бежала его юная душа. Я не знала, что это, но понимала, - это – нечто важное, раз отец так много ставит на кон и рискует. Стоит оно того или нет – я тоже не знаю. Видимо, судьба опять всё расставит по полочкам, и всё будет так, как должно быть.

- Может, расскажешь уже, что случилось? – спросила Грейс напрямую, буравя глазами хлебавшего из тарелки брата.

- Всё то же, Грейс, - ответил папа, но его ответа было достаточно. Тётя нахмурилась и, чертыхнувшись, тряхнула головой, отгоняя сторонние мысли и воспоминания. Решившись окончательно избавиться от них, она перевела разговор на другую тему.

- Алу, а ты как?

- У неё вывих плеча и рука пробита насквозь, - добавил папа.

- Го-о-о-осподи, - ахнула Грейс. Папа не знал, что мы уже говорили с тётей на эту тему, поэтому её удивление было не очень искренним. – Сильно болит?

- Болит, - честно призналась я. – Плечо почти не болит, а вот ладонь… Горит огнём и дёргает.

Грейс и папа переглянулись, но ничего не сказали.

Однако я уже не замечала стеснения и говорила при Грейс всё как есть. Кстати, о стеснении:

- Пап, как долго мне ходить с повязкой?

- Ещё хотя бы недели полторы.

- Сколько? – возмутилась я.

- А ты что думала? Скажи спасибо, что ты не человек. Те по месяцу где-то ходят.

- Ох, Бог ты мой! – схватилась я за лоб, который показался мне горячим. Впрочем, и без того в тепле горели щёки после десятидневной прогулки по лесу. Ветер не щадил ни кожу, ни душу, которая холодела к людям, к эго и ко всему, что происходит вокруг… Эх, снова мысли навязчиво лезут. Мне просто отчего-то стало плохо, быть может, меня всего лишь разморило и мне требовалось отдохнуть. Но как пропустить рассказ папы о том, что случилось? Пускай я была в эпицентре событий, но Балто – не тот, кто много болтает при своих детях. Кто знает, может, куда больше он расскажет сестре?

- Иди спать, не мучайся, - предложила Грейс и взяла меня за здоровую руку. – Мы не будем секретничать без тебя, обещаю.

И я почему-то поверила этим глазам, в которых плясала душа моей тёти. Она прыгала там, в отблесках свечных огоньков, и казалась мне искренней и очень доброй. Такая душа всегда прикроет тебе спину, поможет советом и просто останется тебе крепким другом. И мне так хотелось заслужить её доверие, что я согласилась.

- Я и сам уже валюсь, - заверил нас отец. – Так что мы не долго.

- Я помогу тебе с постельным, - сказала Грейс и лениво потопала в нашу с ней комнату. Я уже не в праве была отказаться, хотя почувствовала себя неловко.

Мы снова остались с папой вдвоём. Только шелест пламени свеч нарушал этот крик тишины. Я благополучно доела свой ужин и тихонько отставила пустую тарелку. Отец смотрел на меня всё это время, и в глазах его читалась жалость и в то же время укоризна.

- Все-таки зря я взял тебя с собой… - охнул отец и положил ложку в опустевшую тарелку. – Зря…

- Не зря, пап, - попыталась я его успокоить.

- Неужели? И почему же?

- Тебе ещё может пригодиться моя помощь… - сказала я первое, что пришло мне в голову, в своё оправдание. Однако, если взглянуть объективно… Пока что я была только обузой для отца.

- Может быть, но… сама-то ты в это веришь? Особенно в твоём теперешнем состоянии?

Я промолчала. Мне было обидно слышать откровенные слова отца. Они не столько обижали меня, сколько вновь заставляли меня почувствовать себя бесполезной. Не стану отрицать, я видела, что папе эти слова тоже тяжело даются, но это была горькая правда. Я не помогла отцу, и уже вряд ли смогу помочь.

- Но не зря же судьба привела меня сюда? – робко спросила я.

- Пойми, дочь, нельзя всегда полагаться на судьбу. Рано или поздно возникнет такая ситуация, когда тебе нужно будет принять быстрое и важное решение. И оно окажется только твоим. Судьба не даст тебе совета, не получится пустить всё на самотёк, как бы этого не хотелось. Придется действовать самой.

- Я понимаю, пап, - виновато опустила я глаза в тарелку. Мне нечего было возразить отцу.

- Понимает она… Ладно, иди спать, дочка. Я пока расскажу сестре, что да как, и мы пойдем следом. Грейс может много чего полезного посоветовать. Не смотри, что она молода, ей тоже досталось, как и нам с твоей мамой. Как и всей нашей семье… А за ночь многое может прийти в голову, а сестра ещё даже не знает, что завтра приплывёт Френсис…

- Френсис? Кто такой Френсис? У нас гости? – возникла за моей спиной Грейс, и я уступила ей место на табурете.

- Ладно, Алу, спокойной ночи, - не стал сразу отвечать отец своей сестре.

- Да, давай, спокойного сна, - пожелала мне Грейс и улыбнулась. Она протянула мне подсвечник в виде волка и я, взяв его здоровой рукой, отправилась к своей кровати.

Минут двадцать я лежала и смотрела на этого волка. Отец говорил нам, что его мать – волк. И во мне было больше её крови, чем у моих братьев и сёстёр вместе взятых. Волки живут глубоко в лесах, в своих деревнях, и редко выходят в свет, прячась от его безразличия. Они живут так, как жили их предки из поколения в поколение. Их немного, но они вместе. Они держатся друг за друга горой, им не одиноко, а я… А я совсем одна в этом мире, как и этот волк, держащий в пасти свечу. Горячий воск, будто слёзы, стекал по его щекам, и мне тоже хотелось плакать. Ни туда, ни сюда. Я житель современного мира, но волк по своей натуре. Я только теперь поняла, что хочу прожить свою жизнь иначе. Как-то спокойно и тихо, но в обществе тех, кто мне дорог и близок. Пускай даже где-нибудь в глухом лесу, но радом с теми, кто протянет мне свою руку и скажет, как я важна для него. И только городской житель во мне бунтует. Он требует приключений и отвергает моё спокойствие. Он требует, чтобы я пошла вперед, потому как, оставаясь на месте, я не смогу спать спокойно. Меня не удержать в оковах ожидания, и в то же время не заманить подобными нынешним крайностями… Нет, и всё-таки я не знаю, кто я такая…

7.

Всё шептало вокруг. Это была какая-то магия, не иначе! Это всё инуиты и их духи! Почему, почему Кавак не предупредил меня? Хотя нет, предупредил, но почему не рассказал всего?! Почему!?

Я задавал себе вопросы и бежал вперед. Меня подгоняли шепоты нескольких голосов, которые раздавались у меня за спиной. Они то удалялись, то приближались вновь, заставляя меня бежать ещё быстрее. И я бежал, подчиненный их воле.

- Тебе здесь не рады, беги! – говорили они.

- Уноси ноги!

- Ты останешься здесь навсегда!

- Ищи себе гроб!

Эти шёпоты были очень реальны. Голоса говорили четко, разборчиво и пугающе, и я не мог ничего поделать. Я подчинялся им, стараясь побыстрее покинуть это проклятое место. Пока вдруг не наткнулся на каменную могилу и не оступился.

Перелетев через бугорок, я упал, и шепоты прекратились. Всё оборвалось в один момент, как я приземлился, и это меня ошарашило. Не вставая с колен, я обернулся. Почти наглухо севший фонарик ничего в темноте не высмотрел. Только я, когда падал, скинул камни с покойного и сместил труп со своего места ногами. Но более – ничего. Тишина. Только моё шумное дыхание раздавалось в могильном сумраке кладбища. Однако, вновь посмотрев вперёд, я вздрогнул.

Передо мной на корточках сидел человек. Он был эскимосом, с немного вытянутой вверх головой, на которой виднелась лысина. Она была окружена редкими седыми волосами, которые были аккуратно зачесаны на бок. Незнакомец выглядел плотно сложенным, крепким, хотя и не молодым. Человек был в чём-то вроде свитера, только самодельного, хотя в лес я бы в таком наряде не пошёл. Мужчина улыбнулся мне, но ничего не сказал, а встал с корточек и кивнул в сторону могилы. Я посмотрел на безобразие, которое устроил, и снова обратился взглядом к незнакомцу. Он загадочно помотал головой, выражая негодование.

- Я, это… уберу… - отчего-то робко произнёс я и, встав, подошёл к могиле.

Я брезгливо подвинул тело, закутанное в оленьи шкуры и ткани. Хотя я не касался его напрямую, но мне было очень неприятно. Так же брезгливо я брал камни в руки, но всё же прикапывал ими тело. Мужчина же недвижимо стоял рядом и наблюдал за мной. Он, казалось, совсем не думал мне помогать, хотя я и сам его стыдился. Теперь эта неясная смесь чувств пришла на смену страху и ужасу, что меня поражало. Я так быстро переключился, забыв про всё, что было доселе, что это было на меня совсем непохоже. Что-то странное творится…

Наконец, я закончил работу и обратился к незнакомцу:

- Всё. Ты Нанук, верно?

Эскимос кивнул.

- Мне Кавак рассказывал о тебе, - признался я, стараясь заполнить хоть чем-то возникшую паузу. Она казалась мне неловкой и странной. – Вы ведь сегодня это… должны встретиться, - решил аккуратно начать я, но мужчина никак не реагировал на мои вопросы и заявления. Он всё так же продолжал смотреть на меня, отрешённый от всяких эмоций, и я решился продолжить. – Так вот, Кавак, он… думаю, он простил тебя, Нанук. Ну, ты понимаешь… -робел я из-за молчания собеседника. – В общем, надеюсь, вы встретитесь сегодня и решите ваши проблемы. Думаю, всё будет хорошо, - подытожил я, и, так и не дождавшись ответа, продолжил. – А теперь… не помогли бы Вы мне выйти отсюда? Кажется, я заплутал...

Но мужчина так мне ничего и не ответил. Он поднял левую руку и указал мне пальцем направление.

- Спасибо, - произнёс я и замер на секунду. Но Нанук никак не реагировал на меня, и, решившись, я двинулся в указанном им направлении. Отойдя на пару метров, я обернулся. Эскимос так и стоял, только лишь повернув голову в мою сторону и провожая меня глазами. Немного поколебавшись, я добавил: - Это правда, Нанук. Кавак простил тебя, давно простил, только сказать тебе не решался. Но сегодня решится, я знаю.

Мужчина кивнул мне, но следом не пошёл. Я продолжил двигаться вперед, а Нанук провожал меня глазами, пока совсем не скрылся из света моего фонаря, оставшись в кромешной темноте инуитского кладбища.

8.

Я проснулась после одиннадцати. Отдых был мне нужен как никогда, и Грейс предоставила его в полной мере. Она не беспокоила нас с отцом, хотя сама встала часов в шесть. Я лишь услышала, как скрипнула её кровать по соседству, как зашлепали босые ноги на кухню, но после я вновь провалилась в сон.

Утро было солнечным. Комната, запомнившаяся мне в лунном свете, теперь казалась ещё более красочной. В неё лился яркий солнечный свет и, сквозь окно, пускал на пол свои косые лучи. Лучи эти опускались на деревянный пол с узорчатым ковром, над которым переливались в беспорядочном танце мелкие пылинки. Тепло, сухо и так уютно… как дома.

Я лениво поднялась с постели. Желание потянуться наткнулось на проблему в виде повязки. Рука будет ещё долго фиксирована, и как мне теперь продолжать с нею путь я не знаю. Однако больше всего я боялась, что отец отправит меня домой вместе с Грейс. Он доверял ей, и тут возник такой удобный момент всё устроить. Во всяком случае, окажись я на месте моего отца, я бы так и поступила.

Наверное, именно этот страх не пускал меня дальше кровати. Я боялась выйти из комнаты и услышать отцовский приговор об окончании моих приключений. Я так и сидела, опустив ноги с постели, в ожидании чего-то, что заставит меня выйти из комнаты. Ноги мёрзли на холодном полу, пробитая ладонь горела, но и перевязку делать я не решалась. Не хотелось шуметь, да и не было сил. Я будто была сама не своя, и если вчерашним вечером я не нуждалась в отдыхе, то сегодня утром я осознала, как сильно он был мне нужен. Только вот слабость всё равно оставалась, а вместе с нею какая-то скованность и озноб от холодных половиц под ногами.

Смирившись, я снова легла на постель, и к вискам прилило чувство боли и жара. Что-то не так…

- Доброе утро! – поздоровалась постоянно улыбающаяся Грейси. – Я как раз собиралась тебя будить, - заявила она и, подойдя ко мне, будто почувствовав что-то неладное, прикоснулась к моей голове обратной стороной ладони. – Бог ты мой! – заявила она и прильнула к моему лбу губами, чтобы удостовериться в своей правоте. – Да у тебя жар!

- Замечательно… Просто прекрасно! – возмутилась я, не в силах сдержать своих эмоций. Только этого мне ещё не хватало.

- Не дрейфь! Я что-нибудь придумаю, - хитро улыбнулась мне Грейс, будто бы совсем не сочувствуя моему положению, будто бы уже наперёд знала – всё будет хорошо. – Вставай, одевайся, тебе нужен свежий воздух, - подытожила она и отправилась к выходу. И только в этот момент я увидела на её лице беспокойство. Да, Грейс, похоже, умеет утешить и хорошо одевает улыбку, как бы тяжело не было. Но я не думаю, что это плохо, наверное, даже наоборот. Знать бы только, такой ли позитивный её подход к обстоятельствам, и я скажу, что думаю по этому поводу.

Я последовала советам тёти и поднялась с постели. Одевшись и мало-мальски приведя себя в порядок, я, пошатываясь, вышла из дома. Вокруг было солнечно и красиво. Тени от высоких деревьев создавали на террасе прохладу, от которой меня познабливало. И я, услыхав голоса со стороны речки, поскорее направилась туда, чтобы ещё сильнее не простыть. Мимо мелькали сараи, бочки, какие-то хозяйские постройки, будто бы хаотично разбросанные по этому маленькому «лесу». Он был небольшой и окружал дом только спереди могучим забором из сосен, берез, осин, лип. Тут было много различных деревьев. Наверное, их кто-то высаживал и бережно взращивал ещё очень давно, и теперь они великанами возвышаются здесь и служат свою вековую службу.

Однако, пока я шла на голоса, деревья поредели. Прямо за домом показалось огромное поле, на которое выходили окна моей сегодняшней комнаты. Оно начиналось здесь узкой полосой в пару метров и уходило куда-то вдаль, в сторону леса, где кругом была только дикая природа Аляски. Я зашла за дом. Шум речной воды усилился, а могучих великанов сменили яблони, груши и вишни, на которых висели разноцветные ароматные плоды.

- Доброе утро! – раздался голос отца среди прекрасного зелёного сада, что тянулся вдоль самой речки. Папа и Грейс сидели за огромным столом под навесом и завтракали чаем с блинами. – Присаживайся!

- Какая красота! – с искренним восторгом заметила я.

- Ага, - подтвердила тётя. – Бери к блинам чего хочешь, всё своё, на твой выбор.

Несколько оробев от такого предложения, я, всё-таки, наклонилась и подобрала с земли горсть спелых вишен. Потерев их немного о полотенце, я села посреди стола и налила себе свежего травяного чаю. Он был горячим, пах мятой, малиной и мелиссой. Да… успокоительное…

- Мы ведем беседы уже не первый час, - начал рассказывать мне отец, и я напряглась. – Грейс заявляет, что знает нашего Френсиса.

- Да, он нормальный парень, - подтвердила тётя. – И у него есть свои счёты с бандой. Несмотря на то, что он работает на Майкла, а Майкл ходит под Стилом, у Френсиса есть веский повод не любить их обоих.

- Тогда почему он на них работает?

- А ты видела в Бревиг-Мишн уйму свободных кадров? – поинтересовалась у меня в ответ тётя, и её позиция с сомнением, но всё-таки меня устроила. – Скажем так… банда была причастна к его семейным проблемам, и Френсис вряд ли это забудет. Мало того, он пару раз помогал мне с информацией по Стилу, и я лично от него получала полезные сведения.

- Так стоп. Но ты же живешь здесь, откуда ты знаешь…

- Я знаю о-о-очень многих, поверь, - перебила меня Грейс. – Особенно в окружающих нас городах.

- Ладно, с этим понятно, но зачем тебе информация о Стиле?

- Ты многого не знаешь, Алу, я понимаю. Но осведомлён – значит вооружен. А ты как думаешь, откуда твой отец знает о том, где сейчас база Стила и его «шайки», ммм? – гордо улыбнулась Грейс. – А вот люди Стила заняли её совсем недавно, пару месяцев назад. Пойми меня правильно, Алу, наша семья играет во всей этой истории куда бо́льшую роль, чем ты себе представляешь. И пускай я была совсем ещё мелкой, когда началась вся эта шумиха с эпидемией, документами и прочими заварушками, она изменила и мою жизнь тоже. Мы все живём как на ножах, и жили так лет двадцать, пока вдруг не произошло то, чего мы так все опасались. Старый вулкан начал бурлить, спокойный улей зашевелился, загудел, и, наконец случилось то, что случилось. Я и сама, если честно, уже думала, что моя работа стала напрасной, ан нет…

- Короче говоря, - подытожил отец рассказ своей сестры. – Я хотел узнать у Грейс про Френсиса и поговорить с ней наедине. А заодно решить, что делать дальше.

Грейс не обратила внимания на то, что её перебили, а вот я заволновалась о принятом папой решении. Он вот-вот озвучит его, и тогда у меня не будет пути к отступлению… Однако теперь тётя сама перебила отца и заявила:

- Алу нужна медицинская помощь, - твёрдо и спокойно произнесла Грейс. - Она вся горит, посмотри на неё! - папа потрогал мне лоб и нахмурился. – Так что наши решения могут измениться.

- Антисептик и бинты у нас есть, это не проблема, - успокоил меня папа. – Но…

- Ты сама понимаешь, тебе нужен антибиотик или, как минимум, покой, - продолжила за папой Грейс. – А ни того ни другого тебе сейчас не светит.

- Неужели дома ничего не осталось? – удивился папа.

- Цок, голяк, - щёлкнула губами Грейси и покачала головой.

- А мамины травы? – с последней надеждой спросил папа. А я с грустными глазами и потерянным видом продолжала смотреть то на одного, то на другого.

- Мы всё продали, а что не продали – схомячили, - ответила тётя. – Отец умудрился простыть по весне, да так знатно, что все травы на него ушли. А когда мама заболела, тут уже я не стала ждать…

- Что ты имеешь в виду? – не понял отец.

- Нава.

- Нава? – удивился папа. На лице его читалось недоверчивое недоумение.

- Ты знаешь его удивительные настои и шаманские штучки! Но главное – Стая тоже покупает лекарства.

- С каких это пор, «Стая», начала так часто контактировать с внешним миром? – спросил папа, акцентируя тоном внимание на слове «Стая».

- А с тех самых, когда Стил и его команда выпроводили её на остров.

- Ох, этот мир сошел с ума! – взялся за голову отец. – У меня просто нет слов!

- Пойми, брат, ей нужен Нава! До города слишком далеко, да и вам теперь туда путь заказан. Этот вариант не подходит.

- А мама? Не поверю, что у неё ничего не осталось! – продолжал сопротивляться папа.

- А я вот верю! Она поэтому и пошла на болота, одна, к чёрту на кулички! – продолжала спорить Грейс уже повышенным тоном. - Мы не знаем, когда придет мать. Ты же сам понимаешь, это надолго. Так давайте поедем в Стаю, раз у нас есть лодка!

- Но ты же сама говорила, люди Стила захватили поселение!

- Но не остров! Послушай, я знаю, я была там пару месяцев назад. Я уже говорила, когда ничего не осталось, а мать совсем разболелась, я пошла туда, и Нава мне помог.

- Но как?

- По косе.

- Я не поверю, что Стил и его шайка не контролируют косу. - Грейс промолчала, недовольно помотав головой. Но папа продолжил говорить на повышенных тонах: - Я не поверю, что они не контролируют воду в заливе. Я даже не удивлюсь, если они следят за внешним морем и подходом со скалы. Скажи, разве я не прав?

- Прав.

- И ты полезла через них?

- А то ты меня не знаешь! – заявила Грейс, но в её тоне не было и толики хвастовства. – Если было бы нужно, я бы и в пещеры полезла!

Отец только покачал головой и коротко отчеканил:

- Нет.

- Что значит: «Нет»? Разве не этого вы хотели? Пойми, мы вылечим Алу и приблизимся к Стилу как никогда! Мы убьём сразу двух зайцев! – бурно жестикулировала руками Грейси. – А на косе у них всего-то пара караульных. Стая выходит и заходит под отчёт, но проскочить там проще простого!

- Нет. Слишком рискованно. К тому же нас по-любому будут ждать на выходе в океан…

- А вот в этом, братец, я не вижу никакой проблемы! – встала Грейс из-за стола и улыбнулась.

- Опять твои хитрости? И что же на этот раз? – уже не возмущался отец и даже улыбнулся в ответ.

- Вас-то они ждать будут, но вот меня… - лукаво подмигнула тётя и направилась в сторону дома. – Слышишь, ваш Френсис катит. Пойду поставлю ему горяченького. А ты помоги Алу перебинтоваться, нужно быть готовыми перед дорогой.

9.

Я шел, но больше не выключал фонаря до первого просветления. Рассветом назвать сие было трудно, ибо солнце еще не взошло, а те лучи, что оно выбрасывало в небо, были еще слишком тусклыми, и казалось, что наступали сумерки. На землю ложился очень холодный и густой туман, в котором я замерз ещё с ночи после бешеных пробежек. Меня всё ещё тошнило, качало, трясло, толи от страха, толи от холода, толи от всего сразу. Меня не отпускали эмоции паники и буйства чувств, а вместе с ними улетело куда-то и моё сознание. Я ни о чем не хотел и не мог думать, и просто шел вперед, пока на болотистой прогалине из тумана не выступила крыша мрачного дома. Сперва показались фронтоны, крест-накрест вершащие конёк, затем щепа крыши и вот уже появились маленькие окошки на серых стенах.

- Наконец-то! – В сердцах произнёс я и направился к дому.

Даже если дом не жилой, в нем определенно найдется печь и укрытие от ветров и осадков. Хоть что-то, что поможет мне согреться и отдохнуть после тяжелой ночи.

Я стал приближаться к дому. Под ногами хлюпало, что было странным. Во всяком случае, я бы не стал ставить дом на болоте. Впрочем, местные народы отличались своими причудами, да и затопить всё вокруг могло из-за плотных дождей, что прошли здесь недавно. Да и вообще, сам-то дом стоял на пригорке, и разве что участок был подтоплен, но всё же. Странным было место для дома, и дом был странным, жутким, но всё же красивым. Он стоял на прогалине посреди леса, возвышаясь серым коробом над зелёною массой растений и белым молоком тумана. В нём не горело свеч, он казался умершим и диким, и оттого ко мне в душу вернулся холод.

Но холод моей души – ничто, по сравнению с тем, как меня колотило от холодного тумана. Ну, теперь-то я точно совсем разболеюсь. И чего я только поплёлся вперед… Ответы на этот вопрос я давно себе дал, да и они сейчас меньше всего меня волновали. Я двигался к дому в надежде на кров и ночёвку. Хоть на что-то, что могло меня согреть и успокоить.

И вот я уже у входа в дом. Мощный косяк из тяжелого бруса скрывал деревянную дверь в своём проёме. Он надвигался на неё как-то грозно, однако не мог скрыть робость тонкой дверной доски. И только я не робел. Я так набегался и испугался, что моя скромность осталась где-то далеко в лесу, захороненная вместе с эскимосами. И я, не раздумывая, постучался.

Тук-ту-у-к. На второй удар хлипкая дверь поддалась моей руке и приоткрылась.

- Есть тут кто? – спросил я у темноты дверного проёма и отворил-таки двери полностью. И тут же в нос ударил уже знакомый сегодня запах. Разве что его отличала свежесть и резкость, которая стреляла мне в нос и глаза.

«Нет…», - подумалось мне, но очевидного нельзя было избежать. Прикрывая нос и лицо рукою, я всё-таки решился и щёлкнул фонариком над головой и увидел…

- Кхе… Господи! – воскликнул я и попятился к выходу. Под потолком на сквозняке, который я создал, раскачивалось тело. Оно окоченело, и оттого молчаливо поддавалось потоку ветра, заставляя скрипеть крюк под потолком, на котором висело.

- Ох, Боже, Боже! – причитал я, выйдя из дома. Закашлявшись, я уперся руками в колени и отдышался. Ху-у-ух… Да что же это такое! Почему меня преследуют неудачи! Что за жуть! Что за ужас! Что… что?

Я призадумался, вспоминая висевшего спиною ко входу мертвеца, которого только что увидел. Холодок пробежал по моему телу, но не столько от ситуации, сколько… Нет, я должен это проверить!

Уткнувшись в рукав своей мокрой куртки, я вновь подошёл к двери и со скрипом отворил её. В нос тут же ударил смрад трупного запаха. Тело всё так же раскачивалось под потолком, наводя на меня ужас. Но я должен быть сильнее, и посему двинулся вглубь комнаты, обходя покойника кругом.

Перешагнув стул, с которого мужчина, по-видимому, совершил свой последний шаг, я продолжил обходить его, нагло сверля мертвеца глазами. Белые, слегка опухшие синюшные ладони, такая же шея, чуть приподнятые руки, но меня интересовало лицо…

И когда я увидел его, меня затрясло. Я попятился назад и упал навзничь, не смея отвести глаз от этого знакомого лица. Это был Нанук, Нанук! Точно такой же, как сегодня ночью, на кладбище! Боже!

Я не стал додумывать. Я бросился вон из дома, споткнувшись о стул на обратном пути и шумно свалившись на пыльный пол. Его не убирали уже много дней, столько же, сколько висело тело мужчины под потолком. Его мертвое лицо с высунутым языком меня пугало снова и сова, хоть я уже был далеко от проклятого места. Я бежал оттуда, не в силах остановиться. Это невозможно, невозможно! Только вчера я говорил с этим человеком, а сегодня я вижу его труп, который висит уже не меньше недели! Как, ка-а-ак!?

Пробежав метров двести от дома Нанука, я остановился. Меня душили слёзы несправедливости. За что, за что мне всё это? Я закашлялся. Казалось, что трупный запах пропитал мои легкие, и я всё ещё его чувствовал. Всё кружилось в моей несчастной голове, всё плыло и скакало в ней, и меня снова вытошнило.

Горечь осталась во рту, но я продолжал двигаться вперед. Меня зашатало сильнее, всё плыло перед глазами, скакало и покрывалось белой пеленой. Что-то не то, совсем не то, что-то… что-то…

Я пошатнулся, глядя, будто через экран, как я медленно приближаюсь к земле и падаю на бок. Мои глаза закрылись, и на секунду я почувствовал спокойствие, за которым мгновенно пришла и тьма. Она схватила меня и сдавила в объятьях, и больше уже не хотела отпускать. Да и отпустит ли она теперь когда-то мою израненную душу…

10.

Я не поняла ровным счётом ничего из того, что произошло за столом этим утром. И дело тут даже не в температуре, а в том, что папа и Грейс обсуждали каких-то только им известных знакомых, свои тайные тропы и неясные для меня местные «достопримечательности». Я хотела получить ответы, вот и получила. И что это мне дало? Ничего, ровным счётом. Вот и вышло, что ответов-то толком и не было. Не буду лукавить, я почти ничего не узнала, но что-то уже начало связываться у меня в цепочку происходящего. Казалось, что я собираю сложный пазл из обрывков чужих воспоминаний, и чьи-то загребущие ручонки постоянно тащат со стола по кусочку, не давая мне закончить начатую картинку. Но я не хотела сдаваться. Особенно сейчас, когда Грейс заступилась за меня, и теперь была готова отстаивать свою точку зрения, под эгидой которой моё путешествие продолжалось. По версии же отца мой путь должен был окончиться тут, в его доме, после которого меня ждала бы только скучная обратная дорога, полная волнений и переживаний за папу, *** и Газа. Но не тут-то было. Моя лихорадка и пробитая насквозь ладонь, несомненно, оспаривали папины взгляды на моё будущее. И надо было что-то решать, и решать быстро.

Что же касается Френсиса, то от него не последовало ни одной продуктивной идеи. Хотя он собрал лодку, и на том спасибо. Оставалась одна надежда на Грейс, которая придумала такой интересный план, что даже отец признавал своё тактическое поражение. И только в одном он был не согласен. Он всё ещё хотел отправить меня домой. Однако перво-наперво нужно было решать вопрос с лодкой и тремя пассажирами в ней, которых вполне могут ждать на выходе реки в океан. И план моей новоиспеченной молодой тётушки предусматривал решение этой проблемы аж несколькими путями. Оставалось только обговорить всё ещё раз и действовать.

- А что, если я им просто сдамся? – решил предложить Френсис. - Они меня не убьют! Я скажу им, кто мой босс, и они отпустят меня. Человеческий ресурс – самый важный ресурс! Теперь-то я понял, Алу, что это не плохо. Даже хорошо, что босс на них работает!

- Не тупи, - прямо ответила я. – Даже я со своей температурой понимаю, что они с большим интересом устроят тебе допрос. И это будут не анонимные тесты-опросники, уж поверь!

- Нам нельзя бросать лодку, - поддержал меня папа. – Ты уж прости, Френсис, что я распоряжаюсь ей, будто своей, но раз уж ты решил помогать…

- Не вопрос, без проблем! – поднял ладони вверх парень и улыбнулся. И снова его глупая улыбка выводила меня из себя, но теперь я сдерживалась.

- План Грейс очень хорош, я не спорю, - продолжил папа. – Он сохраняет нас на борту и даёт нам огромную фору. Но столько рисков…

- Я не знаю, что ещё придумать, брат, - честно призналась Грейс. – Я просто не знаю, - громко выдохнула тётя, опёршись прямыми руками о стол.

- Ты уже сделала более чем достаточно, Грейси, - успокоил отец свою сестру, положив на её руку свою ладонь. – Просто нам нужно ещё немного подумать.

- Ждать, пока Алу совсем залихорадит?

Отец промолчал и, насупившись, опустил голову.

- Ты хорошо поел и отдохнул, Френсис? – спросила я у парня.

- Конечно! – радостно подтвердил он.

- Тогда нет смысла сидеть. Давайте накормим скот, подготовим всё это домашнее хозяйство, соберем припасы и двинемся в путь. Сделаем, как говорит Грейс.

Теперь, выходит, я поддержала тётю, на что она грустно, едва заметно улыбнулась, продолжая буравить глазами стол в поисках решения.

- Не сочтите, что я особенно о себе беспокоюсь, - продолжила я, на что Френсис начал было своё: «Ну что ты!», но я перебила его: - Но Грейс права. Лучше исходить из плохого и предвидеть худший вариант. Если я слягу, я совсем стану вам обузой, и через эту вашу «косу» не переправлюсь. Даже если этого не потребуется, одно бесполезное «тело» не прибавит нам форы.

- Ладно, Алу, ты права, - с грузом на сердце согласился отец. – Но если что-то пойдёт не так…

- Всё будет хорошо, - теперь уже Грейс успокоила папу. – Ты знаешь, кто тут самый меткий стрелок, - загадочно улыбнулась тётя, и глаза её заблестели.

- Ладно, давайте собираться и двигать, - подытожил отец. – Главное – пережить этот день, а дальше всего ничего.

11.

Утро. Рассвет был ранним, и солнце едва ещё только поднималось над горизонтом. На улице стояли будто ещё вечерние сумерки, а по низинам стелился густой дымкой холодный туман. Это было время, когда ночные звери и птицы уже затихли и уходили на ночлег, а дневные и утренние ещё не проснулись. Именно поэтому в лесу стояла мёртвая тишина, которая очень скоро, как по часам, начнёт отступать перед музыкой леса. Будто кто-то включает проигрыватель со своей музыкой точно в срок, так же начнут петь сперва одни птицы, затем другие, третьи и уже очень скоро лес станет шумным и спокойным. Удивительно, что спокойствие лес приобретает только в этой весёлой шумихе. В тишине же, напротив, он не кажется человеку спокойным. Тишина давит и поглощает одинокого странника, обволакивая его туманной дымкой со всех сторон.

Только вот страннику от неё не страшно. Ему не впервой спускаться вниз к болотам и инуитскому кладбищу. Как и многие годы доселе, Кавак шёл к своей любимой в этот день. Туман окутывал его с головой, поглотив всё вокруг, от звуков и до ближайших деревьев. Но и это не могло остановить инуита. Он знал свой путь, он знал дорогу и продолжал уверенно шагать по траве, покрытой густой прозрачной росой.

Но сегодня его сердце билось чаще. В этот раз Кавак волновался как никогда, приближаясь к могиле его верной покойной Ила. Он всегда вспоминал о ней в этот день, пока шагал через лес час за часом. Он вспоминал её чёрные густые волосы, её застенчивую улыбку, деревянный гребень, который сам же Кавак сделал и подарил своей любимой. Но сегодня в голове эскимоса не было места воспоминаниям. Он думал о Нануке и о том, как будет просить у него прощения. Этим Кавак изводил себя всю дорогу, и на его душе трепетало беспокойство.

Но вот и знакомые деревья. Два высоких дуба раскинули свои могучие ветви во все стороны, будто размахивая ими от возмущения. Меж их великими стволами, на цепях, что уже въелись в твёрдую дубовую кору, где-то высоко раскачивался гроб, в котором покоилась Ила. Она была так близко от Кавака, но так высоко, где-то там, на небесах, что от этого невольно кружилась голова у старого инуита. Он смотрел на неё, он был первым, и пока Нанук не пришёл, он мог поговорить с ней о чём-то своём, сокровенном.

Кавак делился с Ила новостями. Всегда делился, но не сегодня. Сегодня он открывал ей свою душу и изливал свои слабости и обиды. Кавак боялся, что его секреты останутся втайне от той, кому он готов был доверить весь этот свет. Он боялся, что, оставив свои волнения и переживания на душе, он ещё один год не сможет найти себе покоя, живя в обиде на Нанука, себя и весь белый свет.

Нет ничего страшнее личной потери. Нет ничего, что утешало бы вас в этот час, и Кавак знал сие не понаслышке. Но как простить провинившегося? А ведь просто. Куда проще спустя много лет и зимовий. А как не простить и мстить виноватым и всем, кто попал под раздачу? Сперва многим проще, но всё же сложнее с каждой минутой. Время затягивает раны, но оставляет рубцы. Рубцы не уходят, а раны зияют, наливая огнём беспокойное сердце, готовое разорваться на части. И как всё-таки сложно его успокоить и дать ему зарубцеваться…

Это Кавак тоже знал и чувствовал. Огонь первых лет погас, а с ним угасала и ненависть. Затягивались душевные раны, и разум крепчал под напором событий, стремясь отыскать во всём этом смысл и толику чего-то хорошего, что скрывалось за горизонтами будущего. Только вот хорошего Кавак не находил. Не находил годами, десятилетиями, а тут вдруг пришёл к нему паренёк и помог отыскать, посеяв надежду в изъеденном ранами сердце.

И Кавак решился, и в кои-то веки в его душе появилась надежда. И вот теперь, стоя у гроба любимой, он ждал своего часа, шаги которого уже раздавались за дымкой тумана.

Шлёп. Шлёп. Шлёп. По мокрому лугу, что заболотился нынче дождями, ступала нога эскимоса. Кругом была только белая дымка и сумеречный холод рассвета, за которыми Кавак не мог разглядеть приближавшегося. Его шаги были странными, медленными, но целенаправленными. Неужто Нанук услыхал голос Кавака, шепчущий Иле его сокровенные тайны? Как знать, так иль этак, но вот и в тумане показалась фигура мужчины. Он был в свитере и с седой головой, и плёлся откуда-то из глубин кладбища прямо к знакомому гробу. Завидев Кавака, мужчина приостановился. Его лица нельзя было разглядеть, лишь только руки и торс были видны из белого туманного облака. Но мужчина, разглядев, что хотел, пошёл дальше и уже очень скоро остановился напротив гроба чужой жены, ставшей для него когда-то такой же любимой.

Это был Нанук, вне сомнений. Он был бледен и сер, как никогда, и в одном только свитере добрался через мёрзлый туман в это место. Но Кавак не мог сего замечать. Он смотрел себе под ноги, не смея поднять стеснительных глаз в сторону бывшего друга. А тот стоял, как стоял каждый год в этом месте, глядя наверх на раскачивающийся гроб и не смея промолвить и слова. На протяжении многих лет так оно и бывало. Бывшие друзья приходили к праху Ила и молча стояли, так же тихо потом расходившись. Но сегодня всё будет иначе. Так решил Кавак, и значит, тому так и быть.

- Нанук, - произнёс эскимос имя бывшего друга и продолжил говорить на их родном языке. – Вот уже тридцать три года мы молчим, глядя на прах нашей любимой Ила. Её красота канула в нашей памяти, а тело её превратилось в иссохшие кости и травы, что растут у нас под ногами. – Кавак поднял голову на прохудившийся гроб, что качался высоко над их головами, и, проглотив едва заметный комок, продолжил. – Я любил Ила всем своим сердцем. И ты любил её тоже. Но только теперь я стал мудр, чтобы понять, что тогда твоя рана была куда большей. Рана болит, рана горит, пока не станет рубцом, но это так долго и так тяжело… - Кавак пустил одинокую слезу, но собрался с мыслями и решился закончить начатое. – Мы считали, что наша утрата – самая горькая, забыв друг о друге. Мы винили друг друга, считая себя невиновным. Но когда твои раны зарубцевались, мои ещё продолжали зиять. Я помню, Нанук, как ты хотел помириться. Ты уже тогда это понял, и твой разум стал выше моих скверных эмоций. Так готов ли ты ещё простить меня, уже совсем старого и бесполезного дурака, который так долго шёл к этому? – спросил Кавак, повернувшись к Нануку, и, не сдержавшись, горько заплакал, как плачут мужчины. Ни всхлипов, ни эмоций, ни вздохов, а только лишь слезы, бороздкой текущие по щекам. – Я был самым глупым инуитом на всём белом свете, от красного Солнца до синих недр океана. Моя глупость испортила наши жизни, сломив наши судьбы и разделив нашу дружбу на долгие годы. Так есть ли мне прощение, мой старый друг?

Нанук молча подошёл к Каваку и крепко-крепко обхватил его голову ледяными ладонями. Уткнувшись в его лоб своим лбом, эскимос взглянул в глаза старого друга и, заплакав, сказал:

- Негоже винить только себя одного, друг мой Кавак! Я убил Ила, и положил начало всему нашему раздору. Я заставил тебя ненавидеть меня, я лишил нас светлого будущего, так простишь ли и ты меня, старый друг, за всё это?!

- Конечно, - заулыбался Кавак, заплакав ещё сильнее. – Теперь я прощаю тебя, Нанук!

- Я давно простил тебя, Кавак, но своей вины я вынести не сумел. Теперь ты простил меня, и я могу быть спокоен, мой друг. Я положил сему начало, я сие и закончил. Схорони меня возле дома, как верного пса, и найди в себе то, что наполнит смыслом отписанные тебе дни, то, чего я в себе найти не сумел.

Кавак вздрогнул, и открыл заплаканные глаза. В белой дымке тумана никого не было. Только птицы начали петь свои первые песни, славя утро и солнце и всё, что под ним проживало. Зачиналась могучая заря нового дня, за которой вставало будущее этого странного, но такого красивого мира.

 

 

[1] Антропоморфизм – одна из форм анимизма, присвоение психических качеств, присущих человеку, другим созданиям (животным, предметам и т.д.) (Анимизм – свойственен первобытным народам представление о существовании духа, души у каждой вещи.)(Толковый Словарь Русского Языка С.И.Ожегова) В данном произведении «антропоморфами»называются персонажи-зверелюди, наделенные разумом, прямохождением, речью, душой, не отличной от человеческой. В восприятии антропоморфов следует приравнивать к человеку, а не к животным, ибо физиология их – не более, чем признак расы у человека, и никакими душевными и умственными качествами антропоморфы не обделены.

[2] Я не говорю о персонажах рассказа, о себе и своих знакомых, но всё же, наверное, я знаю таких людей, на которых держится мировая этика и порядок. В них есть совершенство и интеллект, ум и доброта, которую они несут окружающим, которые, в большинстве своём, не видят этого и отвергают. Я надеюсь, что каждый читатель знает таких людей и понимает меня.

[3] Кто всё поймёт, тот всё и простит (франц.)

---

Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 106; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!