Памяти моего любимого дедушки, 50 страница
Странные вещи говорил мне Кавак, но я толерантно отнёсся к его незнанию языка и просто одобрительно кивал в ответ, ничего не понимая. Какой снег? Ну, прошёл он тут, и чего? Хотя я, если честно, думал, что это были мои галлюцинации. Впрочем, ладно.
- А как давно был снег? – спросил я.
- А, так пару дней назад, как ты в лесу лежать.
- Что? – удивился я. – Я провалялся здесь два дня?
- Три. Бред у *** сильный был. Крепкий был, не отпускал. Мы думать, что *** умереть пару раз, но он жить. Ему теперь лежать надо, чтобы жар не пошел.
- Ох, Господи! – в сердцах выдохнул я и, закрыв лицо руками, погрузился в свои мысли.
Я выжил – это хорошо. Это замечательно! Только я потерял уйму времени и сил. Я и сам чувствую, что не могу ни вставать, ни ходить, ни, тем более, бегать по лесам в одиночестве. Жуть-то какая! И как мне спасать Газа, как помогать Алу и Балто, если я и сам себе не могу помочь?! Скверно.
- Снег сказал, твой рука во всём виной, - заметил эскимос и указал на мою пробитую ладонь. – От него жар идить, от него кровь заболеть, *** с духами говорить и чуть с ними не остаться. А еще вона чё – указал Кавак на мой пробитый живот и плечо. – Больно тебе, и силы на это много потратил. Чуть не ушел от нас совсем.
- А что с животом у меня там? – поинтересовался я.
- Эмм… - Кавак задумался и не смог подобрать слов. Вместо этого он показал мне палец и, засвистев, изобразил, как он летит к животу.
- Пуля?
- О, свинец, вспомнил! – обрадовался шаман и, проигнорировав моё уточнение, продолжил. – Свинец вот так вот лететь, - показал Кавак, как его палец, ну, то есть пуля, вскользь коснулась его ладони, то бишь моего живота.
|
|
|
- Понял. Пуля вскользь прошла?
- Да. Она живот не совсем пробить, внутрянку не задевать, но две дырка всё равно быть. А Снег их зашивать и лечить. Только Снег их умеет.
Теперь я совсем запутался. Выходит, Снег – это кто-то одушевленный?
- А вот с плечом хуже было, - покачал головой эскимос. – Свинец внутрь застрял, я ты держал, а Снег его вынимал. Вот. Потом опять шил. Сидел с *** целый день и ночь, смотрел, как ты жить, дышать, говорить. Потом сказал, когда повязка тебе менять, и ушёл.
- А когда Снег теперь придёт? – полюбопытствовал я.
- Не скоро. Снег на север пошёл, надолго совсем. Но это Снег тебя спасать. Он так лечить умеет, как шаман не знает. Он ножом по-особому резать, и рука, и живот, и плечо твой шить потом. А уж в травах понимать и как жар лечить - шаман и сам знает, Кавак тут справится вместе со Снег.
- Эх, ясно, но Вам тоже спасибо, Кавак. Не знаю, чем я могу Вас отблагодарить даже.
- У, тугныгак! Все вы такой, и ваш народ такой! Нельзя ничего за спасать предлагать! Спасать цена не имеет, жизнь цена не имеет! А ваш народ всему цена давать! Глупый вы!
|
|
|
Да и нечего мне было предложить шаману, чего уж греха таить. Да и прав он был. Жизнь – она ведь вообще бесценная штука, и сейчас, побывав на волосок от смерти, ко мне ещё больше приходит осознание этого.
Интересно всё это, загадочно. Да и спасение моё загадочным вышло, и Снег этот… Жаль только, что я не мог поблагодарить таинственного незнакомца или незнакомку. У шамана и так каша во рту, да он еще и язык наш плохо знает, так что про Снег я совсем ничего не понял. Впрочем, пускай. Главное, что всё хорошо закончилось.
4.
Около получаса я просто лежал и смотрел в потолок, пока шаман разогревал ужин. Когда я пытался с ним заговорить, он быстро терялся, потому как подбирать слова и одновременно орудовать у плиты, видимо, казалось ему сложным. Однако вскоре ужин был готов, и я позволил себе дойти до стола.
Меня уже совсем не качало, и голова почти не болела. Я чувствовал только сильную слабость и боль в своих ранах. Бок прожигало огнём при каждом движении. Я сел за стол и так и остался сидеть, согнувшись вправо, на сторону раны. Рука так и вовсе была не моя. Она дёргала, пульсировала и была вся распухшая. Про боль я и вовсе молчу. Как они меня тут «оперировали» без анестезии и антибиотиков и не убили – история вообще умалчивает. Хотя какие там операции – шаман сказал, что органы не задеты. Перитонит я, вроде как, не получил, значит, видать, мне просто промыли раны и наложили швы. Разве что пуля застряла в плече, вот где напасть. Но и с этим, говорят, они справились. А там кто уж их знает. Главное – жив остался.
|
|
|
- Ты быстро не ешь, - остерёг меня шаман и поставил передо мной полтарелки кислых щей. – Ты давно уже не ешь, больно будет, животу тяжело.
Я отхлебнул постных, но всё-таки щей, и в животе заурчало на весь дом.
- Прости, суп совсем не на чем варить. Весь день охота ходил – ничего не нашёл! – развёл руками Кавак и, улыбаясь, начал смотреть, как я ем. Он даже не притронулся к своей тарелке, всё смотрел за мной, а я не мог остановиться. Щи были такие ароматные, горячие, да ещё и с голодухи… Я разве что, старался не есть на обгон, чтобы не показаться невежливым, да не угробить себе пищеварение. Но сдерживаться, признаться, было сложно.
- Спасибо большое, Кавак. Без вас бы мне совсем пришлось туго.
- Ничего, ***. Мне в лесу торопиться некуда, время ты мой не много отнять, - начал шаман хлебать у себя из тарелки. – Главное – чтобы твоя поправлялся. Извини, что полтарелка налить. Не надо тебе сейчас много. Тем более, вона, три часа ночь твой часы кажут, - кивнул на край стола шаман. И действительно – там лежали мои часы, патроны и… револьвер. Кавак поймал мой взгляд на оружии и сказал: - Только не говори, что себя стрелять хотел. Себя нельзя стрелять. Наши духи не любить это, и ваш Бог не разрешать тоже. Слабый себя только убивать, а ты - вона какой сильный!
|
|
|
- Да уж, - кивнул я на свои повязки. – Сильный!
Мы посмеялись, и я ушел от ответа. А ведь и вправду, чего я хотел в ту ночь? Умереть? Или я просто жалел себя, ища сострадания? Сопереживать мне было некому, так, может… Ай, да какая теперь разница!
Повисло молчание, но оно ни сколь не напрягало. Напротив – Всё вокруг казалось успокаивающим и тихим. Даже калитку, похоже, хозяин закрыл, и она больше не колыхалась на ветру. Да и ветра, судя по всему, на улице не было. Всё успокоилось и ушло на ночлег, а в доме было просто тепло от жаркой печи, и от этого очень уютно и душевно. Давно я не ночевал под крышей, с горячими харчами, одеялом, и, самое главное, с приятными людьми. А без этого никакая атмосфера не бывает доброй. И уж она-то сегодня располагала к себе, прямо как дома у моего дяди… Только собираться нужно при других обстоятельствах, да и боль не давала мне покоя.
- Ладно, ***. Я спать идти. Завтра утром тебя разбудить – ты всё мне и рассказать. А пока – отдых нужен. Сил набираться надо.
- Спасибо за ужин, - поблагодарил я хозяина дома и вновь приготовился ко сну. Благо, что от супа меня разморило, и спать опять захотелось. А то кто его знает, когда мне ещё предвидится так отдохнуть.
5.
На рассвете я и папа собрались в путь. Ночь для меня оказалась бессонной от боли в пробитой руке и дурных мыслей, поэтому утром я чувствовала себя разбитой. Когда заболело вывихнутое плечо, мне захотелось уже выть от отчаяния, но я сдерживалась при папе как могла. А путь был не близкий.
Как назло, кругом был один только лес, и ничего интересного, кроме разного цвета, формы и размера грибов не было. Да и папа молчал всю дорогу. Он наоборот, будто бы любовался всем этим, шёл улыбчивый и оптимистичный. Даже заря поднималась солнечная, как лицо папы. От этого, вроде как, становилось тепло на душе, спокойнее, да и на улице было жарко, но моя боль снова и снова вырывала меня в реальность насущной картины.
Но я должна была терпеть не для того, чтобы помнить. Помнить мне не хотелось, я желала наоборот – забыться и топать, пока события вновь не прижмут за хвост. Мне нужно было доказать папе, что я не буду обузой, что я уже не ребёнок. Он должен понимать, что мой выбор, мои решения тоже имеют место в нашей судьбе. Папа такой же упрямый, как и я, и чтобы его в чём-то убедить – нужно стараться, и не один раз. Поэтому я кряхтела, щурилась от боли, пока папа не видит, но молчала в трубочку.
Наконец, на поляне папа остановился, порылся в рюкзаке и сказал:
- Хватит мучиться, съешь таблетку, - протянул мне отец анальгетик. Я повиновалась, и, запив таблетку освежающей холодной водой, опять пошла следом за Балто. Не я первая, не я последняя. Под его предводительством даже почётно ходить, но так думали горожане Нома. Для меня же это был родной папа, и мне всё равно на его взгляды, на его подвиги и достижения, характер и всё то, за что хвалят тебя незнакомцы. Я любила его таким, какой он есть, и сегодня я, наконец, прониклась отцовскими тайнами, чем-то сокровенным и значимым для него. Не это ли доказывает, что его отношение ко мне изменилось? Неужели я в его глазах всё-таки стала взрослой? Да какая я взрослая, если терпела пару часов и не просила таблетки. Хах, вот это ребячество…
6.
Утром я проснулся около шести от какого-то шума. Это Кавак орудовал у печки и громко звенел кастрюлями, видать, с непривычки, что у него гости. Но я на него не сердился. Всё равно мой сон был очень чуток и тревожен, что неудивительно после трёх дней отключки. Однако виду я не подавал и смирно лежал в постели. Я только сейчас решил подумать о сложившейся ситуации.
С одной стороны, этот человек и некто с ним спасли меня. А с другой… Незнакомец ушёл куда-то в неизвестном направлении, зная, что я здесь в лежачем состоянии. Шаман и вовсе мог остаться «приглядывать» за мной, чтобы я не улизнул. Работают ли они на Стила – тут уж как знать. Здесь много кто на него работает. И что мне теперь делать? Довериться и молиться, чтобы этот или эта «Снег» не привёл сюда нужных людей, которые захотят закончить своё дело? Или же рвать когти отсюда, пока я хоть как-то могу передвигать ноги? Не знаю. В любом случае, всё решит наша с шаманом беседа, только вот чем мне с ним поделиться, а чем нет? О чем рассказать, а о чём и… приврать от греха. Приврать от греха, хм, забавно звучит.
- А, ***, уже проснулся! – заметил шаман.
- Доброго утречка, - ответил я.
- Как спал? Как твой болезни?
- Ничего, по-тихому, - привычно ответил я, но, заметив на лице шамана вопрос, пояснил: - Всё хорошо. Лучше.
- Нет, просто я помнить, как этот фраза другой человек любить говорить. На тебя очень похож. Отец твой?
- Не знаю. Но он тоже жил здесь какое-то время, - ответил я, заинтересовавшись.
- Точно отец твой быть. Да. Лет пятнадцать назад. Шаман Кавак с ним ходить, даже у него учиться много чему. Он вместе с Балто всегда приходить.
Я аж обомлел. Ну точно – папа!
- С ними еще пёс иногда быть. Чёрный, белый.
- Чёрно-белый? – спросил я, думая на Стила. Хотя с чего бы это вдруг…
- Да. Но давно это случаться, давно совсем. Не помнить я как звать их. Только Балто помнить, и то, потому что он…
- Не Стилом пса звали? – решил спросить я напрямую.
- Не, Стил – злой, говорят. Стил здесь страх на всех наводить. Все его боятся, что он их кров и еда заберет. А тот не должен был быть, не. Тот, вроде, добрый был.
- Спасибо, - задумался я и спросил про имя отца у шамана.
- Да, точно! Он быль. Он быть вместе с Балто и пёс у Кавак. А ты, слушай, а ты местный, местных знаешь, а что, Стил тебя не наказать? Ты платить деньги Стил? Или это он тебя так?
Шаман ставил вопрос ребром и ждал прямого ответа. Только вот… ну не верилось мне, что он врет и темнит. Слишком уж он открыт душой. Думаю, если бы он работал на Стила – я бы заметил.
- Не он, его люди. А откуда Вы знаете про Стила?
- Э-э-э, я хоть и в глуши сидеть, а народ знать. Раз в месяц в народ ходить, там друзей знать, много слышать. Только не видеть я Стил совсем. Может и видеть когда – не думал.
Имя Стил, видимо, было у него на слуху, только в глаза его никто не видел. Немудрено. Хотя я очень сомневаюсь, что все, кто на Стила работает, знают имя своего босса. А шаман раз в месяц появляется в какой-то деревеньке – и на тебе. Хм, странно…
- А чего ты так далеко пошел в лес? Что случилось? Откуда идти?
- Иду я из Нома, хочу помочь своим друзьям…
- Из Нома?! – удивился эскимос. – Очень далеко ты ходить! И Балто там жить, в Ном.
- Знаю, - замялся я, но, отбросив последние сомнения, решился: - Я ему и помогаю. Я его крестник.
- Она как! – ахнул шаман. – А что такой «крестник»? А, ладно, - отмахнулся шаман. – Скажи лучше, а Балто в беде?
- Не знаю, - с грустью ответил я. – Он со своей дочкой отправился во всём разобраться. Но я точно знаю, что один мой друг в беде. Мы с ним начинали этот путь, но его поймали.
- Да-а-а, дела…
Повисло молчание.
- А как далеко мы сейчас от того места, где Вы меня нашли? Как мне лучше продолжить путь на север?
- А я не сказать тебе сегодня! – взмахнул рукой Кавак - Ты побежать сейчас же, по глазам видеть! А тебе лежать надо, еще сегодня точно, так Снег сказал. Я Снег всегда слушать.
Я вздохнул и расстроился. Хотя с другой стороны я понимал, что шаман прав. Не дойду я такой. Отлежаться надо. Только сколько лежать, неделю, две? Так можно надолго тут застрять, а у меня совершенно нет времени. Ладно, буду смотреть по обстоятельствам.
- Давай теперь отвар пей. Снег сказал, он лучше тебе делать. После твой повязка поменяем. А потом я охота в лес ходить. Там дела. Хозяином за меня будешь.
7.
За весь день пути мы не повстречали ни одной речушки, ни одного озерца или высокого пика. Ничего, кроме сплошного леса и редких полянок. И только отец знал, куда идти. В густом лесу, без ориентиров и даже без компаса, папа находил верный для него путь, и я шла следом, повинуясь. Он будто бы знал этот лес, будто бы был тут только вчера, хотя наверняка я сказать не могла. Кто знает, какие у папы ещё есть секреты. Но я бы на его месте хоть раз бы достала компас, чтобы свериться с точностью маршрута. Разве что нынче было довольно солнечно, и папа мог ориентироваться по светилу. А, впрочем, не важно. Куда больше меня сегодня беспокоили мои боевые раны и неудобно подвешенная вывихнутая рука, из-за которой у меня возникала куча проблем. Однако и проблемы эти были довольно житейские, поэтому от них оставалось, скорее, одно название. Ведь, как говорит папа, всегда есть, куда хуже.
За время нашего путешествия мы сделали только один привал. Дорога была ровной и беспрепятственной, поэтому мы шли довольно быстро и не уставали. Однако и для болтавни не было времени и тем. Разговоры почти не шли, как это часто бывает в лесу, и мы просто шагали в надежде прибыть на место уже сегодня. Так оно и вышло.
Уже стемнело, и даже сумерки начали покидать этот лес, превращаясь в черноту, но отец упрямо шёл вперёд.
- Пап, уже ничего не видно, может, лучше заночевать здесь?
- Не волнуйся, осталось не больше километра.
- Ты уверен? Так ведь можно совсем заблудиться.
- Ох… вся в мать, - устало выдохнул папа и звучно перепрыгнул через большое бревно. Я томно перевалилась через него со своей зафиксированной рукой, и говорить мне больше ничего не хотелось. – Скоро на поле выйдем.
И верно – поле было совсем недалеко. Просвет будто бы искрился последними солнечными лучами, и когда мы вышли из леса – сразу стало ясно, что ещё не так уж и поздно. Да и папа оказался прав в своих расчетах.
А вокруг-то какая красота! Поле это было гладко выкошено и прибрано. То тут, то там стояли копны с ровно уложенным сеном. Поле уходило по левую руку, сливаясь там с остатками заката, и по правую, подходя, судя по отблескам, к самой речке. В последних багрово-синих лучах ещё пестрела крупная роса, но и её блеск уже переманивала луна, которая как раз вышла из облаков. И всё это в вечернем птичьем распеве казалось волшебным.
Поле подковой окружало небольшой клочок леса как раз напротив. Он был довольно большой, а деревья в нём высокие, но редкие. И средь этого скромного лесочка виднелись крыши каких-то построек.
Отец глубоко-глубоко вздохнул. Он почуял запах свежескошенных трав и речки, прелость леса и хвои, влажность тумана, но этого было мало. Он учуял запахи родного дома.
- Ну, вот мы и добрались, - загадочно произнёс папа и, улыбнувшись, шагнул вперёд в сторону просеки.
8.
Весь оставшийся день я провёл в одиночестве. Кавак ушёл на свой промысел, а я, разве что, осилил сбор смородины у него во дворе и растопку печки к ужину. Несмотря на слабость, я не мог просто лежать и смотреть в потолок. Мне всегда нужно что-либо делать, но, честно признаться, даже сидя под кустом на табуретке, я испытывал постоянные боль и дискомфорт в своих ранах и в организме в целом. Одно я чувствовал – силы потихоньку приходят ко мне, и скоро прежний *** должен вновь выйти на тропу войны со Стилом.
К вечеру я уже свободно ходил по двору, попивая приготовленный мне отвар, и не чувствовал серьёзных препятствий. Но и работа, которую я себе придумал, была не сложной. Я сидел и перебирал смородину под свечами, готовил параллельно ужин и ждал хозяина. Только вот шаман всё не приходил домой, и я начал придумывать себе в голове дурные мысли. А с ними, как известно, приходят и плохие воспоминания.
Прокручивая в голове все события, начиная от драки в Номе и заканчивая сегодняшним днём, я пытался найти разгадки, но понимал, что еще больше запутываюсь. И волнуюсь. Жизнь и так уже дала мне очень много шансов отступить, а я вот упёрся как баран и лезу на рожон. Страшно всё это, всё то, что со мной происходит, а я и дальше ползу по следам каких-то теней из прошлого. Зачем… Для чего я бегу вперёд, как оглашенный, и только еще больше подливаю масла в огонь… Так чего же я жду? Вернулся в Ном, поехал домой и дело с концом! И никаких рисков, только вот как я могу вернуться?! Разве что с друзьями и дядей, не иначе! А кто во всём этом виноват? Я, оказавшись последним «предателем» для Алу? Она сама, из-за того, что не справилась с нервами и побежала искать ответы? Балто, что не уследил за ситуацией и упустил что-то много лет назад? Или всё это из-за Стила, который безжалостно выдернул нас с ребятами из беспечной молодой жизни? Наверное, только теперь я пришёл к выводу, что хороши все. Наверное, всем нам и придется отвечать. Мне так уже пришлось, а что на счёт Стила? Ох, лишь бы с Алу и Балто всё было в порядке. Уж кто-кто, а Алу, наверное, меньше всех из нас заслуживает наказания. Она просто искала ответы. Оставшись совсем одна, Алу решилась на отчаянный поступок, а я не оказался с ней рядом. Это было ужасно. Но… откуда же я знал, что она задумала? И всё же… Хм, даже сейчас, понимая, что я вру сам себе, я всё равно стараюсь найти для Алу и себя оправдание. А ведь именно мы с ней заигрались. Как оказалось, в опасные игры. Но чего уж теперь… А теперь мы уже нашли ответы, только залезли слишком далеко, и нам всё мало. И ничем хорошим, как мне кажется, всё это не кончится. Это тебе, хех, не смородина. Разве что и тут ягод много и все разные, и уж если испорченных наберется побольше, то и всему варенью придёт конец.
Я как раз закончил перебирать смородину, как вернулся Кавак. Он был уставший, но с добычей – за плечами его болталась парочка зайцев. Увидав меня за работой и горячими чугунами, эскимос обрадовался и с облегчением выдохнул, приземлившись около стола:
- Зачем делал за меня работа мой?
- Так и Вам легче, и мне хоть занятие.
- Спасибо тебе, ***. Пойду умываться и будем твой повязки менять.
Кавак отнёс трофей в сарай, а потом ушёл за печь к рукомойнику, а я разложил похлебку с зайчатиной по тарелкам, чтобы остывала. Я нарезал самодельного хлеба и почистил пару головок красного лука, и теперь оставалось только дождаться, когда суп остынет.
Как раз это время можно уделить перевязкам. Кавак помог мне снять повязки с живота и плеча, и я, наконец, хорошенько осмотрел свои раны. На животе лежало несколько швов, спереди и сзади. Кожа над ними была воспалена и отёчна, отчего она побагровела. Но и кровь, которая уже не так сильно сочилась сквозь белые ткани, добавляла ей красноты. Плечо же казалось страшнее. Несмотря на то, что стреляли сзади, разрез был заметен даже спереди. Видно было, что плечо раскурочили инструментами, и кровоточило оно, к тому же, сильнее. И швов на нём было больше, и они выглядели грубее, так что шрам останется явно брутальный. Ладонь я раскручивал сам. Эти мероприятия были болезненны, но с рукой – особенно. Рана всё еще была гнойной. Повязка на ладони знатно протекала, и гной с кровью раскрашивали белые тряпки в грязный противный цвет. Ладонь всю дёргало, пробирая до самого локтя, однако зловонного запаха, к счастью, пока не наблюдалось. Но всё равно теперь я понимал, почему таинственный друг шамана сразу сказал, что всё дело в пробитой ладони.
Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 92; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!