Памяти моего любимого дедушки, 51 страница



Кавак объясни мне, как я сам могу справиться с перевязками, и показал, какие травы нужно брать для отвара и растирок. Он дал мне скромный букетик про запас, и мы, закончив с повязками, уселись есть.

- Ох, вкусно! – заметил Кавак, когда мы помыли руки и сели за стол.

- Спасибо, - мне было лестно слышать это от бывалого лесного жителя. Всё же я редко готовил еду в печи.

- Твои рана уже лучше. Хорошо Снег тебе сделать, однако!

- Знал бы я, кто это, и как мне его отблагодарить.

- Ну, глядишь, еще встретитесь. Тем более твоя, видно, опять на север пойдёт.

- Да, пойду. Можете показать мне по карте, где мы сейчас?

Кавак как-то недоверчиво на меня поглядел и ушёл от ответа:

- Потом так дорога показать. Кавак пешком направить. Но до мертвых только пойдём.

- До мертвых?

- Да. И мой покойный жена там тоже спать с духами. Их идолы оберегать, темно там живым ходить.

- Звучит жутко.

- Не знать как есть. Туда дойдем, и ты потом в обход иди. Нельзя там мертвых тревожить. Они злиться, и духи злиться.

- Хорошо, завтра и покажете.

- Как завтра?! – удивился Кавак. – *** уже идти?

- Да. Я и без того много времени потерял. Да и сколько я у вас на шее-то сидеть могу.

- За это, за это не переживайть. Кавак не трудно, Кавак весело с кем-то. Он тут совсем один остался, как жена его погиб.

- Ох, мои соболезнования… Что случилось?

- Убили его, жена мой.

- Как?! Кто?! – аж опешил я. Только шаман нахмурился и приказал мне ложиться спать.

Я не стал навязываться с вопросами к бедняге шаману, попил своего отвару и отправился на боковую. Ничего, идти-то я уж точно могу, а там как-нибудь дойду куда мне надо. А куда мне надо? А я и сам уже не знаю. Главное – дойти.

9.

Мы с папой перешли поле и вошли в лесок напротив. Кругом были тропинки и какие-то постройки. В сараях стояла скотина, о чём говорили блеяние, мычание и прочие звуки. Кругом всё было ухожено, однако то тут, то там лежали какие-то инструменты, вилы, грабли, косы, непонятные мне механизмы. С каждым шагом мне всё громче слышалось бурление воды, но ночь скрывала от меня его источники. Луна спрятолась, и пришлось топать совсем на ощупь, пока, наконец, мы не вышли к реке. Вода в ней еле-еле блестела и журчала от биения о дерево. Она упиралась в плотину, у которой, я не поверила своим глазам, была воздвигнута небольшая, но всё-таки мельница! Удивительно красиво! Высотой метра четыре, колесо водяной мельницы стояло у самого берега, а у него, конечно, была и пристройка, в которой мололи муку. Но мы пошли дальше.

С каждым шагом отец преисполнялся ностальгическим чувством, а я – восторгом и удивлением. Неужели папа посмел от нас всё это скрывать? И как такое возможно? И… почему?

Но ответы, как мне казалось, были так близко, что я вся затрепетала от волнения. Каждая новая секунда приближала меня к открытию тайн, и я топала за папой, стараясь лишь сдержаться и не обогнать его. А отец… Он светился таким искренним счастьем, которого, как мне казалось, я не видела у него никогда. Разве только рядом с мамой, когда он по молодости ездил по командировкам и приезжал домой после долгого отсутствия. Но тут было совсем другое, еще более живое и трепетное. Что-то… родное.

Наконец, перед нами возник огромный дом. В темноте я не могла рассмотреть его, но сейчас это было не важно. Куда важнее то, что он скрывал в себе.

Мы с папой поднялись на широкую террасу по высокому крыльцу. Под нами предательски заскрипели половицы, но отца это не смутило, особенно когда он увидел маленький огонёк в одном из окон. Остановившись у двери, папа вдохнул запах родного дома и, занеся кулак, будто бы передумал. Он на секунду задумался о чём-то, лучезарнейше улыбаясь, и только потом постучал.

Послышались шаги. За дверью возникло небольшое свечение, которое просачивалось сквозь щели на террасу. Казалось, что свет этот заперли в клетке, а отец пришел освободить его и насладиться этими жизнерадостными лучами. Никто даже не поинтересовался, кто идёт. Дверь просто отворилась, и в блеске туманных плясок свечи показался силуэт.

- Балто? – произнёс женский голос.

- Грейс! – воскликнул папа, и две родные души слились в счастливом плаче и объятьях. И пускай я не знала, кто это, но я и сама была растрогана радостью папы, будто бы весь наш долгий и трудный путь был сведен к этой тихой, но радостной ночи.

10.

Утром мы с Каваком решили выдвигаться, но не сразу на мой маршрут, а на болото, где рос цветок, который мог помочь мне подлечиться. Шаман угостил меня вяленым мясом, отдав большущий кусок мне с собой в дорогу. Я забрал подаренные сушёные травы и грибы, получил указание продолжать пить отвар из них и провёл себе перевязки. Самому делать их оказалось неловко, но вполне возможно, да и в придачу к моим бинтам инуит одолжил мне тряпок из своих запасов. Благо еще, что я взял с собой много антисептика, а вот с антибиотиками была беда. Я лишь надеялся, что в этом отваре, быть может, будет чего полезного для моего восстановления. Впрочем, а на что мне ещё было надеяться?

Наконец, мы двинулись в путь. Эскимос не замолкал ни на минуту, и акцент его от этого становился совсем неразборчивым. Оно и понятно – Кавак снова останется в одиночестве на долгие недели. Однако полезного в наших разговорах было мало. Мы говорили обо всём, что попадалось нам на глаза, а значит, о природе. Так мы прошли километров десять, пока не дошли до заветной заболоченной полянки.

- Такой вот цветок ищи, - показал мне шаман красный пятилистник. Я таких цветков никогда не видел, а уж тем более не знал его названия. – С корень вынай его, корень чистить от грязь и мне давай.

Побродив по болоту с полчаса, мы добыли достаточно корня. Ходить тут было хорошо, не топко, и выше колена я ни разу не провалился. Разве что цветок этот разглядеть было трудно. Поэтому пришлось постараться.

- Молодец, ***, - сказал мне Кавак, когда я вышел к нему на сухую землю с целым пучком растений. – Смотри, вот так нужно, - показал мне шаман, как правильно обрезать корень. – Когда совсем будет болеть рана, надрезай, сок наливай и пей. Только с крышку на твой бутылка, - указал Кавак на мою поясную флягу. – Не можно больше, совсем нет. Боль пройдёт, легче станет. Но часто не пей – плохо.

- Понял, спасибо! – поблагодарил я шамана и мы двинулись дальше.

- А теперь к мёртвый пойдем. Говорить я с ними не буду, ты сам мимо пойти. Не громко пойти, назад не глядеть, с духами не говорить. Ты не умеешь говорить с мёртвый.

- А что это за место, куда мы идём?

- У нас здесь живут мёртвый. Как кладбище ваший, только у нас не хоронить, у нас мёртвый наоборот – ближе к небу лежит.

- Интересно. А как это? – любознательно спросил я.

- Сам увидеть мёртвый. Не боишься их?

- Не особо… вроде.

- Боишься – сразу умереть с мёртвый. Много инуиты, алеуты так находить с ними.

Мне стало совсем не по себе, однако я понимал, что всё это байки, чтобы никто не разворовывал эскимосские кладбища. Только вот затронутая тема отчего-то не давала мне покоя.

- А… Что случилось с Вашей женой, Кавак? – наверное, бестактно спросил я, однако моё привычное любопытство не давало мне покоя.

Шаман помолчал, помолчал немного, но всё же раскололся, тем более путь был ещё не близкий.

- Давно это был. Мой жена хороший был, и мой друга тоже добрый был, вот. Друг мой любить Ила, как и я любить, пока мы не муж и жена стать с Ила. Друг Нанук сказать мне, что очень любить Ила, а я любить и Нанук и Ила. Я сказать, что пусть Ила выбирает, кто ей муж – Нанук или Кавак. Она я выбрал. И Нанук тогда её убить.

- Ужас какой, - удивился я. – Но почему?

- Настоящий инуит даёт свой жена другу, чтобы тот с ним жить, помогать, делать дети и их растить, - пояснил мне удивительные вещи Кавак. – Когда чей-то жена носить дети, болеть, ухаживать за тем, кто болеть, другой инуит может отпустить свой жена с ним. У нас принято так, мои родители жить так, мои братья так жить. Но ваш народ был очень близок Нанук. Его мать не инуит. Даже Кавак осесть и жить в свой постоянный дом, как вы. А Нанук – совсем как вы жить. Как вы расти и учиться, так же мир видеть. Поэтому, когда Ила меня в муж выбрать, ничто не утешить Нанук.

- Но как можно оправдать убийство? – недоумевал я. – И у нас, и, наверное, у вас оно ужасно! Так почему же Нанук так поступил?

- Нанук сказать, чтобы дружба наш не ломать. А там Кавак не знает. Может Нанук завидовать, может злиться. А может и правда говорить. Но я не простить Нанук. Он дружба наш разрушил страшно. Он сломал жизнь Ила и Кавак. Он пойти против наши обычаи. А сейчас…

- Что? – хотел я узнать побыстрее.

- Я понял, что всё это зря был. Не знаю, что Нанук хотел, но он сломать дружба наш. И если Нанук месть делал, то и сам ни с чем оставаться. Несчастный, выходит, он.

- Так и… что с ним случилось?

- Ничего. Он как я жить, на другой сторона от мёртвых. Только я с Нанук тридцать и почти три года не говорить. Завтра как раз день, как Ила умереть. Поэтому сегодня мне нельзя к мёртвый ходить. Мне завтра надо ходить. И Нанук тоже придти к Ила. Мы каждый год приходить.

- А… - я подумал, сказать или нет, но решился: - А Вы не простили друга?

- Я думал простить Нанук. Он один, и я один. Ему тоже тяжело. Может…

Шаман молчал с минуту, и я уже начал было думать о своём, но он продолжил:

- Может, простить мне свой старый друг? – спросил у меня вдруг Кавак. Я очень удивился, но, выдержав паузу и подумав, ответил:

- Тогда его поступок хоть какой-то обретёт смысл. Его ведь последствия он уже испытал, и Вы их ему доказали. Так, может, и он сможет доказать свою дружбу, которую стремился сохранить?

Шаман замолчал и больше ничего не говорил до нашего с ним прощания. Когда же мы подошли к очередной из лесных опушек, Кавак молвил:

- Пришли, ***. Дальше мне с тобою нельзя. Смотри, береги свой дружба, ***, чтобы не быть, как у нас с Нанук. Ты хороший друг, ***, не как я.

- Почему?

- Ты, видно, умеешь прощать.

Я мысленно пожал плечами, но ничего не ответил. Мы обнялись с Каваком, и только тогда я сказал:

- Вы ещё можете многое исправить, Кавак. Не всё, но многое. Мы с друзьями и сами этим занимаемся. Я и сейчас пытаюсь исправить, возможно, чужие ошибки. Но мы верим в результат. И я тоже в него верю. Верю, что то, чего не сделал кто-то до нас, сможем сделать мы, и это поможет нам всем. Так, может, и Вам стоит исправить не только свои ошибки, но и помочь их исправить другим?

Кавак задумался, и я продолжил:

- Простите Нанука, и, может быть, Вы и сами не пожалеете.

- Ты хороший человек, ***. Удивительно, что жизнь тебя не сломил, - ответил мне шаман, держа меня за руку и положив свою левую руку мне на плечо. – Может быть, ты много не понимат, но я так не думать. Я верить в твой дух и слово, ***. Да будет так!

Мы с Каваком ещё раз обнялись на прощание.

- Спасибо за всё, Кавак! – произнёс я и отправился в путь. Не люблю я долгих прощаний.

- И тебе спасибо, ***, - едва слышно произнёс Кавак и, проводив меня взглядом, двинулся восвояси, но потом вдруг остановился и крикнул мне вслед: - А если чего случится – тебе поможет Снег! Снег всегда помогать, когда трудно! Вы похожи со Снег.

Я оглянулся и увидел, как Кавак улыбался и отчего-то плакал. Он махал мне вслед, и я, махнув в ответ, продолжил свой путь. Я так и не узнал, чем именно я похож на Снег, но только надеялся, что чем-то хорошим. А коли так, значит, Снег спас меня не зря. И это значит, что я снова иду навстречу приключениям.

Глава 22


Дата добавления: 2020-04-08; просмотров: 98; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!