Всё тот же старый добрый городок
Таверна так и просилась на рождественскую открытку: из окошек весело льется желтый свет, отчего снег на земле искрится, а из‑за каменных стен доносится веселое пение. Запахи дыма, плавящегося сыра и приправленного специями вина перебивали все прочие прогорклые, жирные человеческие запахи, источаемые деревушкой.
Чудовище уже довольно долго наблюдало за таверной, спрятавшись в тени у фонтана. Внутри него боролись, с одной стороны, детское желание быть частью этого веселого света, снова стать человеком, а с другой стороны, страх. Он не знал, не представлял, с чего начать. Ради всего святого, это же таверна охотника! Принц чувствовал холодный, застарелый запах смерти, заплесневелого меха и острый, чудесный душок недавно освежеванной туши, которую выставили на заднем дворе, чтобы выпустить кровь. Трудно придумать другое такое же опасное местечко для единственного в своем роде, покрытого мехом, свирепого монстра.
Это будет нелегко.
К тому же принцу еще никогда не приходилось просить о помощи. Ни разу. Ни как чудовищу, ни как принцу. Он отдавал людям приказы, ждал их точного исполнения еще до того, как успевал озвучить свою волю.
И вот теперь ему нужно не только войти внутрь и заставить людей увидеть его человеческие качества, пока они окончательно не исчезли. Нужно еще сделать так, чтобы его не пристрелили на месте, а потом уговорить их помочь ему – чудовищу, которое они впервые видят, – спасти Белль.
|
|
|
Чудовище на секунду закрыло глаза, собираясь с духом.
Прежде он никогда не испытывал недостатка в храбрости.
Затем Чудовище прыгнуло – и тут же заставило себя двигаться медленнее, подойти к двери таверны на двух ногах и м‑е‑д‑л‑е‑н‑н‑о открыть дверь.
Стоило ему войти, как в таверне установилась тишина.
А уже в следующий миг поднялась страшная суматоха, раздались пронзительные крики и вопли. Все собравшиеся в зале люди похватали свои мушкеты, ружья, охотничьи ножи – словом, любое подвернувшееся под руку оружие. Между Чудовищем и вооруженной толпой образовалось пустое пространство.
– ПОДОЖДИТЕ! – заревело Чудовище, потом выругало себя за этот рев. Вытянув вверх лапы, принц втянул когти, показывая, что безоружен и совершенно безобиден. – Я пришел просить вас о помощи. Мне нужна ваша помощь. Белль, дочь Мориса, в опасности!
Последовало ошарашенное молчание.
– Белль?
Говоривший человек уверенно держал в руках ружье, целясь Чудовищу прямо в сердце. У него были льдисто‑голубые глаза, и Чудовище не сомневалось: стоит пошевелиться хоть чуть‑чуть, и на стене, перед которой оно стоит, появится кровавое пятно с прилипшими клочками шерсти.
|
|
|
Перед глазами Чудовища живо нарисовалась красочная сцена. Они не дадут ему уйти . Эти отвратительно пахнущие, всеядные животные со своими машинами и уродливыми зубами набросятся на него все разом. Нужно напасть первым, тогда он сможет выбраться…
– Она в беде, – прошептал принц, борясь с Чудовищем в своей душе. – Мне нужно, чтобы вы помогли мне ее спасти.
– Морис говорил… правду?
Это спросил человек, сидящий у барной стойки. Он не схватился за ружье. Вообще‑то он даже не выпустил из рук пивную кружку и взирал на происходящее скорее с интересом, нежели со страхом.
– Это то самое чудовище! – заорал кто‑то. – Морис не наврал!
– У него клыки и вытянутая морда! – завопил третий человек, вскакивая с места с явным намерением броситься в бой. – Это оно!
На лице человека, целившегося в грудь Чудовищу, отразилось сомнение.
– Странное какое‑то чудовище, – пробормотал он.
– Оно прямо перед нами! – ахнул пожилой бармен.
– Оно утащило Белль! – Коротышка с собранными в куцый хвостик волосами выругался. – Держи его!
– Нет! – воскликнул принц, пятясь к двери. Он не привык лгать, точно испорченный ребенок, но, возможно, сейчас не время рассказывать всю правду. – Белль держат взаперти против ее воли… и мучают! Но схватил ее не я! Я пришел сюда, чтобы найти кого‑то, кто поможет мне ее спасти!
|
|
|
Огонь в огромном камине горел жарко, и присыпанный снегом мех начал намокать, так что противно зачесалась шкура. На искаженных страхом лицах окруживших его людей читалось недоверие. Тут взгляд Чудовища упал на разукрашенное морозцем оконное стекло. В темном небе ярко светила луна. Можно было выбить стекло и убежать…
– Смотрите, – сказал принц, отчаянно пытаясь сосредоточиться. Он вытянул вперед лапу, показывая собравшимся волшебное зеркало.
Толпа в едином порыве подалась назад, вероятно, испугавшись, что на них направляют ружье или иное оружие. Поняв же, что это всего лишь серебристое зеркало, люди начали неуверенно переглядываться.
– Покажи мне Белль.
Все разом ахнули, когда зеркало засветилось и показало девушку, привязанную ремнями к столу.
– Это же Белль! – закричал коротышка, тыча пальцем в изображение.
Несколько человек отвернулись, не в силах выносить ужасное зрелище, бармен обеими руками зажал себе рот.
Голубоглазый человек с ружьем медленно опустил оружие.
– Месье д’Арк? – прошептал он.
|
|
|
– Что он с ней делает? – резко спросил мужчина с пивной кружкой. – Вот же скотина!
– А я всегда знал, что он плохой, – сказал кто‑то. – Он не только сумасшедших забирает. Я так и знал.
– Грязный сын свиньи!
– Он что же, над всеми пациентами психушки так куражится?
– Белль просто малость странная, но не сумасшедшая… Зачем творить такое?
– Не понимаю… – сказал человек, в котором Чудовище наконец опознало Гастона. Прежде оно видело охотника только издалека, в волшебном зеркале, а теперь узнало, как тот пахнет. Оказывается, пресловутый убийца и устроитель свадеб‑сюрпризов злоупотребляет одеколоном. Красивое лицо главного городского красавчика побледнело. – Д’Арк просто должен был схватить Мориса… чтобы Белль вышла за меня замуж…
– Что? – поперхнулся бармен, внимательно прислушивавшийся к словам Гастона.
– Тогда нам показалось, что это неплохая идея, – пробормотал коротышка.
– Она тебе отказала, и ты в отместку отдал ее д’Арку, чтобы тот мучил бедняжку? – прорычал бармен.
– Нет‑нет‑нет! – потрясенно помотал головой Гастон. Потом подошел к Чудовищу и попытался забрать у него волшебное зеркало.
Первым порывом Чудовища было воспротивиться – это же его зеркало, его любимая вещь, если не считать золотой застежки, которую подарили ему родители перед смертью. Однако сейчас любая демонстрация силы может плохо для него закончиться.
Кроме того, если охотник поможет Белль…
Чудовище отвернулось, не желая вдыхать ненавистный запах Гастона, борясь с желанием разорвать ему горло.
– Д’Арк… дал мне один совет… Он считал, что Белль стоит выйти за меня замуж… – Похоже, изображение в зеркале вызывало у Гастона тошноту, судя по тому, как он судорожно сглатывал. – Я ничего не знал про это… Он просто чудовище… КАК И ВОТ ЭТОТ ЗВЕРЬ!
Гастон вдруг указал на Чудовище, как недавно сделал коротышка. На лице охотника наконец проявились эмоции, точнее, ярость. Лоб его прорезали морщины, а красивые губы искривились в хищном оскале.
– Что? – непонимающе переспросил принц.
– Я всего лишь хотел жениться на Белль, – прорычал Гастон. – Я не знал, что эта тварь действительно ее похитила… а теперь она вдруг оказалась в руках д’Арка? Очевидно, эта парочка действует заодно!
Принц почувствовал, как брови сами собой сходятся на переносице, а в горле рождается сердитый вой.
– Если бы… мы были заодно… стал бы я приходить сюда и просить о помощи?
– Я тебе не верю, чудовище! – прорычал охотник, вскидывая ружье и роняя зеркало – его приятель успел поймать волшебную вещицу у самого пола. – Бее отойдите подальше, сейчас я прикончу эту жалкую тварь!
– Это ты объединился с д’Арком! – возразил принц.
– Нет, это ты спелось с этим злодеем и отдало Белль в его руки! Я ничего подобного не делал!
Тем временем коротышка с любопытством рассматривал волшебное зеркало.
– Если он учиняет такое над безобидной крошкой Белль и Морисом, – медленно проговорил он, – то что же он делает с остальными пациентами? Вроде… моей тети Фуфу? Она была малость сдвинутая…
– Д’Арк забрал моего кузена, – мрачно сказал кто‑то. – Сказал, якобы бедняга опасен.
Народ принялся ворчать и припоминать всякие неприятные случаи, а также обсуждать, что теперь делать.
– А с ним что делать? – воскликнул Гастон, кивком указывая на Чудовище. – Это же… настоящее чудовище. Нужно сначала убить его, а уж потом думать про все остальное! Ну же!
– Это демон! Взять его!
– Погодите… А чего же он тогда пришел просить помощи‑то?
– Давайте хотя бы в цепи его закуем!
Все заговорили разом, выдвигая предложения одно другого страшнее. Люди размахивали ружьями, ножами и кулаками.
Чудовище отчаянно пыталось что‑то придумать. Что же делать? Что может сделать принц‑чудовище, раз он не имеет права приказывать этим людям, не способен их убедить или очаровать? Белль бы справилась.
Вдруг его озарило.
Нужно умолять.
Еще одна вещь, которую ему предстояло сделать впервые.
Принц опустился на колени у двери и умоляюще поглядел на толпу, в особенности на Гастона. У охотника, заметил он, почти такой же цвет глаз, как у него самого.
– Делайте со мной что хотите, только сначала спасите Белль. Клянусь честью, что предам себя в ваши руки. Запирайте меня, убивайте, делайте что угодно – я не буду сопротивляться. Прошу помогите мне ее вызволить.
Все притихли. Гастон подвигал нижней челюстью, соображая, что предпринять.
– Не соглашайтесь, – сказал кто‑то. – Этот демон околдовывает вас фальшивыми видениями. Он врет.
Но человек говорил неуверенно, даже устало, словно сам сомневался в своих словах, но не мог их не произнести.
Все остальные согласно забормотали.
– Гастон, – сказал коротышка, дергая охотника за рукав. – А как же моя тетя?
У красавчика сделался такой вид, словно он очень хотел убить приятеля – или хоть кого‑нибудь, лишь бы выпустить накопившуюся злобу, причем не видел для этого другого способа. На какой‑то миг принц почти ему посочувствовал. «Не все чудовища выглядят как чудовища». Интересно, как выглядел бы зачарованный портрет самого Гастона?
– Мы разберемся с тобой позже, – сказал наконец Гастон, беря портупею и охотничью сумку. – А сейчас нам нужно спасти Белль!
Побег
Никогда еще Белль не чувствовала себя так плохо. Никогда еще ей не было так одиноко.
И не только из‑за боли.
Хуже всего было то, что всю эту боль ей причинили специально. И сейчас свет мигающих фонарей так сильно бьет в глаза, что те немилосердно болят, а нервы кажутся оголенными.
И она понятия не имеет, когда ее мучитель вернется.
«Что я, книжный червь, дочь чокнутого изобретателя, сделала такого, чтобы заслужить все это?» – не могла не думать она.
Она вела тихую жизнь, читая книги, потом отправилась спасать отца, потом попыталась помочь Чудовищу после того, как все испортила. Она никогда никому намеренно не вредила с самого детства, если не считать мелкие детские шалости.
Вдобавок Фредерик д’Арк когда‑то дружил с ее отцом! Бедный папа даже этого не помнит…
Кроме того, сумасшедший «доктор» похитил и предал ее мать. Именно он в ответе за то, что Белль с детства была лишена материнской любви.
– Мама, – тихо всхлипнула девушка. Сейчас ей как никогда хотелось оказаться рядом с матерью.
Вдруг над ней словно повеяло свежим ветром.
Она села, изумленно огляделась.
Фиксирующие ремни сами собой расстегнулись.
Девушка всего один раз моргнула в замешательстве. Прежняя Белль немедленно попыталась бы понять природу такого удивительного явления, ведь всего минуту назад ремни стягивали ее грудь, ноги и даже голову.
Новая Белль не стала тратить время на раздумья, немедленно ухватившись за возможность сбежать. Кто знает, почему д’Арк ее оставил и как скоро вернется.
В комнате для подготовки подопытных никого не было. Белль крадучись пробралась мимо пустых каталок, стараясь дышать неглубоко: в помещении стоял сильный запах антисептика.
Дверь была заперта, но с ее стороны, Белль удивилась: кто стал бы пытаться сюда вломиться? Возможно, д’Арк боялся, что кто‑то помешает его экспериментам.
Девушка осторожно отодвинула огромную щеколду и по возможности тихо открыла дверь. За ней обнаружился коридор, в одном конце которого стояло три пустых стула… а на четвертом сидел такой здоровенный детина, что Белль заподозрила его в родстве с великанами. Если бы он был чаровником… Здоровяк чистил ногти жуткого вида тесаком.
Девушка выругалась про себя и тихонько закрыла дверь.
Чувствуя нарастающую панику, Белль оглядела комнату для подготовки подопытных. На столе в углу лежали скальпели и ножи, и она взяла один – почему бы и нет? – хотя понимала, что в ее слабых руках от оружия будет мало толку, если придется иметь дело с мордоворотом вроде того, из коридора. Больше ничего полезного она не нашла.
Оставалось только вернуться в ту комнату, из которой она пришла.
Белль прикусила губу и, заставив себя не поддаваться ослепляющей сознание панике, снова прошла в операционную.
В углу зловеще громоздились машины, которые д’Арк использовал, чтобы проверить наличие у Белль магии. Напротив, по другую сторону от стола, имелась еще одна дверь, которую она сначала не заметила. Совсем маленькая дверца, каталка в такую не пройдет.
Белль подергала ручку.
Заперто.
Девушка зажмурилась и прошептала несколько крепких словечек, которые попадались ей в приключенческих романах. Потом глубоко вздохнула. Все это здание напоминает скорее средневековую тюрьму, а не современную больницу, навряд ли здесь установлен особо хитрый замок. Она опустилась на колени и осторожно вставила скальпель в замочную скважину. На нее нахлынуло облегчение: сразу стало ясно, что это обычный замок без барабана – простая защелка. Сделав несколько осторожных движений и поворотов, она отперла замок…
Щелк.
Нож сломался. Белль выругалась: обломок лезвия застрял в замке, и если кто‑то сюда войдет, то сразу поймет, в чем дело. Ну, по крайней мере, она взломала замок. Девушка быстро вошла внутрь и закрыла за собой дверь.
Белль не знала, что ждет ее по ту сторону, но то, что она увидела, определенно выбило ее из колеи.
Черепа.
Много черепов.
В стеклянном контейнере, залитом специальным раствором, плавало нечто, похожее на мумифицированное туловище.
Посреди комнаты стоял рабочий стол, на покрытой подозрительными пятнами столешнице лежало множество бумаг, стояла чернильница и лежало прекрасное длинное перо.
Не в силах сдержать любопытства, Белль заглянула в записи.
«К сожалению, не смог найти живой экземпляр этого вида. Доставленное мне тело уже начало разлагаться, и мозг пришел в полную негодность. Не смог подтвердить теорию о «наросте чаровников». Тело, однако, просто удивительное. Я начал с надреза…»
Девушка отвернулась, не в силах читать дальше.
В углу комнаты имелась узкая винтовая лестница, и Белль направилась к ней, в надежде сбежать от приевшегося тошнотворного запаха средств для бальзамирования.
Она карабкалась всё выше и выше в темноту по круглой металлической холодной лесенке. Ей уже начало казаться, что она поднялась на несколько этажей, и вот, наконец, перила кончились, а ее ноги ступили на ровную поверхность.
Чувствуя тошноту и головокружение, Белль поднялась в темную тесную комнатушку и сперва решила, что это просто какой‑то чулан. Она вытащила из канделябра свечу и подняла повыше, щурясь, всматриваясь в темноту.
Книги.
Сотни книг, а может, тысячи.
Вдоль холодных черных стен тянулись ряды полок, забитых книгами.
«Истребление ведьм в Новом Свете и самые верные способы выявления дьяволопоклонников, описанные Джоном Хаторном» .
«Таксидермия: справочник любителя» .
«Некрономикон» .
«О вреде сверхъестественного» .
«Деконструктивная анатомия» .
«Успешные методы пыток конца XI века» .
Белль вытащила одну книгу наобум и открыла на первой попавшейся странице. Целую страницу занимала иллюстрация, на которой была изображена рогатая женщина со вскрытой грудной клеткой, женщина разевала рот в беззвучном крике, хирург был совершенно спокоен.
Белль выронила книгу, чувствуя себя запачканной.
Потом здравый смысл взял верх над брезгливостью, девушка подобрала книгу и поставила на прежнее место.
Куда бы она ни посмотрела, каждый угол, каждая щель были заполнены книгами в черных кожаных переплетах, буквально источавшими зло. Все это не имело ничего общего ни с наукой, ни с религией.
В дальнем углу комнатушки лежали большие дневники и журналы, похожие на тот, что она недавно видела в лаборатории д’Арка. Девушка выбрала самый толстый дневник в самой черной обложке и открыла его. Иллюстраций в нем, к счастью, не было, только списки и заметки.
«Мадам Аннабель Сальваж – пол женский, сорок три года на момент поступления. Известная «составительница» сомнительных зелий и настоек. ИЗЛЕЧЕНА. Выжила. См. примечание: удален «нарост чаровника», прочищена кровь.
Безымянная пациентка – пол женский, невысокая, разговаривает с животными. ИЗЛЕЧЕНА. Скончалась».
Весь дневник был заполнен такими списками. Здесь были перечислены все чаровники, имевшие несчастье попасть в руки д’Арка, а также составлен список экспериментов, которые он над ними проводил, чтобы лишить их магии.
– «Излечена. Скончалась!» – выплюнула Белль, на мгновение забывшись. Она с размаху опустила книгу обратно на полку. Ей хотелось уничтожить этот дневник, сжечь, как поступили с хорошими книгами месье Леви. Нет. Когда они приведут д’Арка на суд, эти его записи и книги послужат неопровержимыми доказательствами.
Белль заторопилась, прикрывая пламя свечи рукой, чтобы оно не погасло, теперь в ее душе прочно укрепилась решимость сбежать отсюда, спасти родителей, выжить и покарать чудовище, управляющее этим сумасшедшим домом.
За дверью библиотеки обнаружилось просторное, ярко освещенное помещение. Девушка прижалась к стене и прислушалась к различным звукам, доносившимся из разных коридоров: позвякиванию, бряцанью, громким голосам и пронзительным крикам.
Узкий конец комнаты заканчивался двойными дверями‑решетками, так что было видно, что происходит за ними.
– Кто дежурит сегодня ночью? – раздался голос из‑за дверей. Грубый, мужской, низкий голос. Белль сразу же подумала о похитивших ее людях в масках.
– Грязнуля Мэри, – хохотнул другой голос.
– Тьфу! Тогда можно оставить всё как есть.
– И не говори.
Белль стала красться вдоль стены, прижавшись к ней спиной, и, добравшись до угла, осторожно заглянула в первый коридор. В нескольких футах от себя она увидела большую запертую дверь. Сквозь решетчатое окно в дверь доносились стоны и крики, по правде говоря, совершенно безумные.
Девушка быстро перебежала к следующему коридору, молясь, чтобы ее никто не заметил.
То же самое. Запертая дверь, из‑за которой доносятся вопли сумасшедших.
То же самое в третьем коридоре.
Заглянув за угол в четвертый раз, девушка увидела кое‑что другое.
Там не было запертой двери, вместо этого за углом начиналось более широкое помещение, похожее на складское. У стен лежали чистые, аккуратно сложенные простыни, чистые ночные горшки, бесформенные рубашки с широкими ремнями… и подносы, уставленные мисками и хлебом – ужин пациентов.
Еду раскладывала женщина, один вид которой пробудил в Белль почти неконтролируемую ярость.
Не раздумывая ни секунды, Белль побежала вперед, стараясь тихо ступать на мыски, и с разгону, изо всех сил ударила тетку по спине.
Ненавистная женщина упала – это оказалась та самая мегера, которая «сопровождала» Белль в операционную, чтобы позаботиться о ее «комфорте». Хорошо, что на ней не было маски.
Тетка застонала – падая, она ударилась лицом о стол, – и ее ноги подкосились.
– Что… – пролепетала она.
Белль схватила первое, что подвернулось под руку – это оказалось оловянное ведро, из тех, что ставились в каждую камеру, – и огрела им тетку по голове.
«Медсестра» упала и наконец умолкла, из ссадины на голове текла кровь.
Целую секунду Белль пыталась отдышаться.
Вторую секунду она потратила на обдумывание сложившейся ситуации.
На исходе третьей секунды она уже обыскивала Грязнулю Мэри, ища ключи, которые наверняка при ней.
Связка нашлась рядом с кухонным ножом, под поясом.
Белль схватила большую, черную, уродливую связку ключей, нож и заторопилась в коридор.
– У тебя там всё в порядке?
Это был голос стражника, он раздался за большими решетчатыми дверями. Белль застыла, лихорадочно соображая.
– Ключи выскользнули из пальцев, – отозвалась она, стараясь подражать ужасному акценту подбитой ею тетки. – Не хочешь прийти… помочь? У тебя‑то руки сильные.
– Нет уж, работай давай, – быстро открестился стражник.
Белль зажмурилась и позволила себе протяжно выдохнуть от облегчения.
Все комнаты в этом коридоре были намного хуже тех, куда бросили их с отцом. Не более четырех футов в ширину, без освещения, а еще в них воняло. Белль быстро перебрала маленькие ключи, пытаясь подобрать подходящий.
Стоны сделались громче, заскрипели металлические кровати: то ли узники боялись, то ли ждали положенную им овсянку – трудно сказать.
Кода Белль, наконец, распахнула первую дверь, сложно сказать, кто удивился сильнее: она или томившийся внутри заключенный.
Находившийся внутри субъект был низеньким. Очень низеньким. Конечно, узник содержался в отвратительных условиях, и все же Белль сомневалась, что можно так сильно обрасти волосами. Скорее всего голову бедняги покрывали самые настоящие иглы, как у ежа.
– БЕГИТЕ! – сказала Белль, вновь обретя способность говорить. Она указала на дверь. – Вы свободны!
Бедолага подслеповато заморгал, его большие черные глаза слезились. Он уже открыл было рот, но девушка прижала палец к губам.
– Тс‑с‑с! Бегите!
Тут существо побежало, а может… заметалось – трудно сказать.
План Белль был прост: как можно скорее отпереть все двери, выпустить всех узников. Найти своих мать и отца, пока стражники будут ловить сбежавших обитателей сумасшедшего дома.
Идея не блестящая, но ничего другого ей в голову не пришло.
Она побежала к следующей камере, потом к следующей.
Большая часть заключенных оказалась людьми. У всех несчастных головы были покрыты шрамами и рубцами. Кроме того, некоторых узников Белль знала.
– Господин Буланжер? – От изумления у девушки просто отвисла челюсть. Перед ней стоял отец нынешнего месье Буланжера, старый кондитер, про которого поговаривали, будто он умел создавать такие нежные и воздушные сладости из сахара, словно их творили ангелы. Вот только Белль уже много лет ничего про него не слышала.
Господин Буланжер глядел печально и немного смущенно, вид имел откровенно больной и тяжело, со свистом дышал.
Белль открыла было рот, чтобы что‑то сказать. Ведь старик тоже чей‑то отец, как и Морис – ее папа. А его выкрали и упекли сюда…
В этот миг кто‑то из стражников наконец заподозрил неладное.
– ЭЙ! ЭЙ! Адриан! Иди сюда! Почему Мэри еще не вернулась? Кажись, у нас неприятности…
Белль бросилась бежать, надеясь, что старый кондитер – был ли он чаровником? – следует за ней, но удостовериться, так это или нет, было некогда.
Девушка стремительно металась от камеры к камере, отпирая двери так быстро, как только могла – пальцы уже устали. Крики стражников сделались громче.
Наконец она распахнула последнюю дверь… и увидела нечто, очень похожее на труп, привязанный к твердой каменной скамье.
«Труп» приподнял голову и посмотрел на девушку.
Белль сразу же узнала монстра, явившегося ей ночью в зеркале.
– Мама! – зарыдала она.
Воссоединение
– Белль, – прохрипела ее мать.
Она выглядела лет на двадцать старше папы Белль. Шрамы и морщины избороздили ее лицо, словно старое поле, покрытое пересохшими канавками. Преждевременно поседевшие грязные волосы свалялись в колтун, спаянный старой засохшей кровью. А вот глаза остались такими же ярко‑зелеными, как и прежде, и буквально сияли на изможденном грязном лице.
– Мама! – снова воскликнула Белль, обнимая мать и заливаясь слезами. Девушка часто представляла себе их встречу, но в этих мечтах она всегда оказывалась ниже матери, и это мать обнимала ее и успокаивала, а не наоборот.
– Белль. Я жила только ради этого дня, – прошептала мать.
Огромным усилием воли Белль взяла себя в руки и принялась неловко расстегивать ремни, которыми женщина была привязана к лавке. С тяжелым вздохом мать перекатилась на бок, возможно, впервые за несколько лет.
– Нужно уходить, – сказала Белль, беря маму за руку и пожимая. Кисть была хрупкая, костлявая и холодная.
– Подожди, постой минутку. Дай мне на тебя посмотреть, – проговорила женщина, накрывая руку Белль второй трясущейся ладонью. Она подалась вперед и прищурилась, словно пытаясь свыкнуться с мыслью о том, как повзрослела дочь за минувшие десять лет. – Ты такая красивая! Такая сильная! Ты самая лучшая дочь на свете.
Белль пыталась смаргивать набегавшие на глаза слезы, но они всё текли и текли. Слишком велико оказалось потрясение: ее вновь обретенная мать говорила именно те слова, которые девушка всегда мечтала услышать.
– Почему? – спросила Белль, не в силах промолчать. – Почему ты заставила меня забыть о тебе? Почему не оставила мне хоть немного воспоминаний?
– Я поступила так не только с тобой, – с трудом проговорила женщина, делая паузы между словами, чтобы отдышаться. – Я заставила всех забыть о чаровниках. Навсегда. Чтобы защитить нас. И защитить тебя. Ни один человек не смог бы вспомнить, где мы жили, и не смог бы выследить нас. А вы с Морисом… забыв меня… забыв о магии, вы были в безопасности. Навсегда. Но, похоже, в конечном счете это не сработало.
– Лучше бы я была в опасности, – возразила Белль, – зато рядом с тобой.
Женщина горько усмехнулась.
– Ах, сомневаюсь. Никому, даже злейшему врагу не пожелала бы того, что он сделал со мной за последние десять лет, и тем более – моей собственной дочери.
– Но как… Как д’Арк сумел это сделать? Почему он‑то не забыл про чаровников?
Лицо женщины исказилось от страха и злости.
– Он же сам чаровник или был им. Он ненавидел самого себя и всех нас. Я и понятия не имела, как сильна в нем эта ненависть.
– Я его видела, – сказала Белль. – В видениях… в замке…
– О‑о‑о, – застонала женщина. – Я такая дура. Свое последнее мощное волшебство я использовала, чтобы проклясть одиннадцатилетнего человека. Когда я почувствовала, что ты ускорила действие проклятия, моя душа словно разорвалась надвое. Магия всегда возвращается, и вот я получила справедливое наказание.
Она покачала головой.
– Используя слабенькие способности, которые у меня еще остались, я пыталась до тебя дотянуться и рассказать, что произошло. А потом я тебя освободила.
Каталка. Ремни. Вот как она сумела освободиться – ей помогла мама.
Звон металла, ударявшегося о металл, вдруг стал громче, как и крики, дверь камеры открылась, и внутрь заглянул один из заключенных, больше других походивший на человека.
– Мадемуазель, сюда идут стражники, вы должны бежать вместе с Розалиндой!
– Розалинда, – повторила Белль. Вот как зовут ее маму.
– Идем, тебе придется мне помочь, – сказала женщина, с трудом спуская ноги со скамьи. – Теперь, увидев твое лицо, я могу и умереть спокойно – хоть и не стремлюсь к этому. Сначала я хочу посмотреть, как умрет Фредерик.
Белль перекинула ее руку себе через плечо и помогла встать со скамьи, а потом и выйти из камеры. Со стороны могло показаться, что это внучка и бабушка. Мать так обессилела, что Белль почти тащила ее на себе.
Снаружи царил хаос – в точности как надеялась Белль: все бегали, пронзительно вопили, паниковали и кричали.
– Нужно найти папу, – сказала Белль.
– Я его видела… Мориса. Он, скорее всего, наверху, – хрипло выдохнула Розалинда. – С… «настоящими» пациентами. Идем…
– Белль!
Белль остановилась как вкопанная, услышав донесшийся из ближайшей, все еще запертой камеры знакомый голос.
Ухватившись за прутья решетки, точно печальный цирковой зверек, на нее смотрел месье Леви, книготорговец.
Белль ахнула и поспешила отпереть дверь.
– Эта скотина, – выругался Леви, выйдя из камеры. – Он же обещал, обещал мне не трогать тебя.
Розалинда прищурилась.
– Ты что, заключил сделку с этим монстром? – спросила она на удивление ровным тоном. А ведь еще минуту назад она говорила с трудом и задыхалась. – Мы обсудим это позлее, Леви. А теперь, может быть, ты сможешь нам помочь…
– Разумеется. – Старик улыбнулся и протянул руку, показывая маленький поблескивающий осколок стекла. – Теперь, когда я свободен, я могу выпустить всех остальных. Вы двое идите, найдите Мориса!
Белль поудобнее взяла мать под руку и потащила ее вперед так быстро, как только могла. Показалось ли ей, или мать стала сильнее? Может быть, силы вернулись к ней теперь, когда она выбралась из тюремной камеры? Или сказалась ажитация момента?
– СТОЯТЬ!
Перед ними вырос один из охранников. Бицепсы у него были толстенные, как у циркового силача, а своими огромными руками он мог запросто оторвать руки двум хрупким женщинам.
Белль выставила перед собой кухонный нож. Тонкое лезвие смотрелось жалко против такой груды мышц.
Охранник шагнул вперед… а в следующий миг вдруг рухнул, точно бревно, вопя от боли.
Белль повернулась посмотреть, что сбило с ног такого громилу. Человек‑еж свернулся клубком и теперь широко улыбался сквозь ощетиненные длинные иглы. На чистой белой робе «санитара» проступали капли крови.
– Спасибо, – прошептала Белль.
В ответ существо прострекотало что‑то несвязное, безумно вращая глазами, потом развернулось и, встав на ноги, бросилось наутек.
– Иглоеж , – пробормотала Розалинда себе под нос. – Очаровательный народец. Не думала, что они еще остались на свете…
Белль потянула мать дальше. Похоже, внимание женщины легко переключалось с одного предмета на другой, а вокруг сейчас царила такая суматоха, что это ее состояние только усугубилось. Обитатели сумасшедшего дома толпились у главного входа, а охранники пытались прорваться через эту толпу, орудуя дубинками. Белль зажмурилась, пробормотала короткую молитву и поспешила дальше.
По наитию они свернули в коридор, заполненный горячим воздухом и зловонием общей кухни. Вскоре Белль поняла, что не ошиблась: они быстро пробежали по похожему на пещеру помещению с низким потолком, в котором витал ужасный запах. На низких металлических плитах стояли грязные черные горшки с кипящим варевом – судя по виду, это была жидкая похлебка, а судя по запаху – серная кислота.
Главный повар, здоровенный неопрятный детина, сидел, скорчившись, на низком табурете, прогибавшемся под его весом, и при виде Белль и ее матери в его поросячьих глазках мелькнуло ленивое удивление.
– Нас здесь не было, – сказала Белль, грозя повару ножом.
Детина только равнодушно пожал плечами.
Белль потащила мать дальше.
За кухней обнаружилась кладовая с окошком, через которое легко можно было загружать припасы, а также узкая лестница для слуг, ведущая на основной этаж.
Девушка бросилась к ней, таща мать за собой…
…И врезалась в пару здоровых санитаров, которые возвращались сверху, неся подносы и пустые миски.
Образовалась куча‑мала, причем Белль и ее мать упали сверху, потому что были меньше и легче.
– Они сбегают! – воскликнул один из санитаров. – Это пациенты!
– Где вы тут увидели пациентов? – рявкнула Белль, с трудом выбираясь из клубка тел, поднимаясь на ноги и помогая подняться матери.
Женщина‑санитарка тоже встала на ноги и, сцепив руки, наотмашь ударила Белль по лицу.
Не ожидавшая такого стремительного и сокрушительного нападения, девушка отлетела к стене, оглушенная. По ее лицу текла кровь.
Ее мать, сгорбившись, широко распахнула зеленые глаза и беспомощно наблюдала за этой сценой.
Второй санитар, мужчина, тоже поднялся с пола. Он жестко схватил Белль за плечо, так что девушка ахнула от боли.
– Racine [корень (фр.)] , – прошептала Розалинда. Она вытянула перед собой руку и подула на ладонь.
Оба санитара удивленно вытаращили глаза.
Потом посмотрели на свои ноги. Белль только‑только приходила в себя после удара, глаза у нее слезились, и она почти ничего не видела. Похоже, тюремщики не могли оторвать ноги от пола. Они в панике замахали руками и принялись беззвучно разевать рты.
Мать Белль обессиленно обмякла и пошатнулась.
Белль успела подхватить ее, не дав упасть, стараясь не обращать внимания на боль.
– Грязь с пола моей камеры… – пробормотала ее мать, с трудом начиная взбираться по лестнице. – Смешанная с нитями грибницы…
Белль на мгновение усомнилась, не бредит ли мама, но тюремщики не могли их преследовать, а это было главное.
Поднявшись по лестнице, они словно попали в другой мир: пусть не слишком светлый и солнечный, но коридоры здесь были шире и отсутствовала вонь. На каменных стенах не было и следа плесени и грязи, под потолком висели светильники.
– Какая знакомая обстановка, – задумчиво пробормотала Белль.
Она на цыпочках пробежала в конец коридора, таща за собой мать, но резко остановилась, услышав крик.
– Нет, только монстры с подвального этажа. Здесь, наверху, все спокойно. Отправьте вниз всех, кого сможете! – приказывал знакомый голос.
Это д’Арк!
Белль почувствовала, как в животе тугой горячей волной поднимается ненависть. Этот человек причинил ее семье столько зла… Сейчас ей хотелось только одного: броситься на негодяя с ножом.
Однако разум взял верх над негодованием.
Девушка подождала, пока стихнут быстрые тяжелые шаги охранников, сопровождаемые позвякиванием подкованных сапог д’Арка.
Выждав для верности еще секунд пятьдесят, Белль двинулась дальше.
Как она и предполагала, они находились в крыле для «нормальных сумасшедших». Здесь комнаты для пациентов были большие, почти уютные, а на полу лежали тонкие ковровые дорожки. Несомненно, это должно было впечатлить родственников, явившихся навестить больных, – наверняка визитеры понятия не имели, что творится этажом ниже. Даже звуки здесь были другими: время от времени раздавались хныканье и стоны, но звучали они жалобно, а не так, словно кого‑то пытают.
Белль решила все равно выпустить всех здешних обитателей – как только освободит отца.
– Папа? – позвала она тихо.
– Белль? – раздался в ответ изумленный голос.
– Морис, – прошептала Розалинда.
Мать и дочь торопливо подошли к камере изобретателя, и Белль принялась подбирать ключи, пока наконец не нашла нужный.
Отец выскочил в коридор, чуть не сбив их с ног, обнял жену и дочь мясистыми руками и крепко прижал к себе.
– Девочки мои! – зарыдал он. – Мои бедные девочки. Я никогда… никогда не думал, что мы все снова будем вместе.
Белль не хотелось разрывать объятие. Хотелось стоять вот так вечно, чтобы мать с отцом обнимали ее, чтобы они больше никогда не разлучались. Но кто знает, что случится через несколько минут, если они не начнут действовать? Этот драгоценный миг может больше никогда не повториться…
– Нужно уходить. Немедленно, папа, – сказала она наконец, неохотно отстраняясь.
– Подожди… А как же все остальные? – спросил Морис.
– Эй, ты, – окликнула Белль заключенного из камеры напротив – тот наблюдал за трогательной сценой, прижавшись лицом к решетке. – Держи!
Человек, похоже, не слишком сильно удивился, когда девушка сунула ему в руки ключи. Несколько секунд он тупо смотрел на связку, а потом его глаза округлились: он наконец понял, что именно держит в руках.
– Вперед! – сказала Белль, схватила родителей за руки и потянула за собой.
Тут в дальнем конце коридора появились двое охранников и сразу же заметили беглецов.
– СТОЯТЬ! – приказал один из них.
Узник, которому Белль отдала ключи, поспешно спрятал их за спиной и сделал вид, что он тут ни при чем.
– БЕЖИМ! – крикнула Белль.
Она рванулась вперед, собираясь тащить на себе обоих родителей, однако, сделав несколько шагов, Морис воспрял духом и довольно бодро порысил по коридору. Выпустив Белль, он схватил Розалинду за другую руку и вместе с дочерью потащил жену за собой.
Они вбежали в ближайшую открытую дверь и оказались в довольно просторном помещении, которое, судя по всему, использовали в качестве комнаты отдыха для «обычных» пациентов. На грязных столах и стульях без спинок лежали кожаные мячи и игральные карты. Белль и ее отец опрокинули несколько столиков и побежали дальше. Девушка не рискнула оборачиваться, но с удовольствием услышала за спиной досадливые возгласы и звуки падения.
Не зная, что делать дальше, Белль наудачу сворачивала в коридоры и комнаты. Они вбежали в прачечную: тут стояли лохани с горячей мыльной водой, а поперек помещения, преграждая путь, висели плохо отстиранные простыни. Несколько пациентов, из числа тех, что поспокойнее, работали под присмотром нескольких сиделок: таскали кучи белья и помешивали палками в котлах с кипящим щелоком.
– Вы свободны! – крикнула им Белль, обегая вокруг обжигающе горячей лохани.
– Бегите! – вторил ей Морис, отталкивая с дороги худющую девицу.
– ВОН ИЗ МОЕЙ ПРАЧЕЧНОЙ! – взвизгнула высокая женщина в огромном чепце.
Розалинда изо всех сил старалась не отставать от Мориса, пока они пробирались через лабиринт чистой и грязной одежды.
– Впереди должна быть дверь! – прокричал Морис, обращаясь к Белль. – Чтобы развешивать белье на заднем дворе!
Размышлять о том, как отец успел прийти к такому заключению, было некогда: Белль свернула, и на пути ей попалась пациентка, державшая в руках огромную кучу белья – судя по бессмысленному взгляду, несчастную опоили ударной дозой лекарств. Не сумев избежать столкновения, они обе упали, вверх полетели наволочки и ночные сорочки. Белль сумела подняться первой.
– Извините, – пробормотала она, убегая. Кажется, бедная женщина вообще не поняла, что случилось.
Охранники настигали, срывая с веревок попадавшееся им на пути белье и громко ругаясь, когда кипящие брызги попадали на кожу.
Однако отец оказался прав: они нашли заднюю дверь.
– На счет три, Белль. – Морис слегка наклонился, целясь плечом в предположительно запертую дверь. Белль сделала то же самое. – Раз, два, три!
Отец и дочь ринулись на дверь, и та подалась под их двойным весом и напором – хотя, пожалуй, вес Мориса сыграл решающую роль. Розалинда изо всех сил спешила следом за ними.
На улице царил самый настоящий хаос.
Было темно, и в полумраке трудно было понять, что происходит. Десятки человек разной степени одетости бегали по аккуратно подстриженной лужайке перед сумасшедшим домом. За ними гонялись охранники, то ласково уговаривая несчастных вернуться в уютные палаты, то с размаху ударяя по голове дубинками. Такую жуткую картину с удовольствием запечатлели бы художники вроде Брейгеля или Босха.
Вдали показались какие‑то огоньки, они стремительно приближались.
«Неужели это… Гастон? Он ведет за собой жителей деревни?»
– Что здесь происходит?
Один из преследователей наконец прорвался через прачечную, догнал их и уже потянулся было к Белль мускулистыми ручищами, но увидел разверзшийся на лужайке кромешный ад и замер, открыв рот.
Морис немедленно воспользовался его замешательством и с размаху ударил охранника в грудь, тот согнулся пополам, и изобретатель нанес ему второй удар, на этот раз в челюсть. Тюремщик без сознания повалился на землю.
– Поделом тебе, – прорычал Морис. – Так и знал, что ты только против слабых боец.
– Тетя! Тетя Фуфу!
К сумасшедшему дому подошла толпа горожан с факелами, и Белль узнала Лефу. Некоторые горожане тоже искали родственников среди сбежавших пациентов, а остальные, похоже, жаждали крови: в руках они сжимали мушкеты и даже вилы. Свет факелов падал на их лица, так что те походили на пугающие маски.
– Давайте… обойдем по краешку, – предложила девушка, кивая на развернувшееся на лужайке побоище. Что бы тут ни затевалось, оно явно не сулило Белль ничего хорошего, принимая во внимание явление Гастона во главе толпы горожан с факелами.
Маленькое семейство двинулось вдоль сумасшедшего дома, старясь держаться подальше от бегающих по лужайке людей. Если отец не предложит ничего лучшего, Белль хотела добраться до дороги, украсть коней или даже экипаж, а если не выйдет – просто идти пешком.
Но когда они повернули за угол, то нос к носу столкнулись с поджидавшим их там д’Арком.
Сказка (старая, как мир)
В руках д’Арк держал маленький мушкет и гадко улыбался.
Белль, Морис и Розалинда хотели было повернуть обратно, но путь им преградили трое тюремщиков, вооруженных деревянными дубинками. Отступать было некуда.
– Д’Арк! Что на вас нашло? – спросил Морис, снова поворачиваясь к главе сумасшедшего дома.
– Ты хотел сказать «Фредерик», – устало поправила мужа Розалинда. – Припоминаешь теперь Фредерика д’Арка?
Морис озадаченно посмотрел на нее, на д’Арка, потом как‑то странно заморгал: очевидно, в его сознании происходило что‑то необычное.
– Фредерик… – медленно проговорил он. – Мой старый друг… Фредерик. Д’Арк? Как же это я… забыл, кто ты такой?
– Он чаровник, – заявила Розалинда. – Точнее, был им. А ты, дорогой, все забыл из‑за моего заклинания.
– Больше я не такой, как ты, благодарю покорно. – Д’Арк мерзко ухмыльнулся и отвесил женщине шутовской полупоклон. – Я сумел вырезать из себя всю грязь еще много лет назад.
– Но… как ты устроил все это? – потрясенно спросил Морис. – Все эти люди… Они же наши соседи… Как ты мог похитить всех этих людей?
– Король с королевой полностью меня поддерживали, – усмехнулся д’Арк и гордо приосанился. – Они хотели избавиться от чаровников, но руководствовались несколько иными мотивами, чем я. Они полагали, что ваша братия угрожает их власти. Выслушав мои теории и соображения по данному вопросу, они выделили мне щедрое жалованье, средства, чтобы купить сумасшедший дом, и рабочую силу, чтобы доставлять сюда подопытных и пациентов.
– Выходит, это ты с самого начала стоял за исчезновениями, – ровным тоном проговорила Розалинда. – Ты похитил и убил Вашти.
– Я ее не убивал, – уточнил д’Арк. – Вообще‑то она сама покончила с собой в этом доме. Порой пациенты такое проделывают.
Белль наблюдала, как вытягивается лицо матери, а руки сжимаются, словно нащупывая предмет, которого давно нет.
Возможно, волшебную палочку?
– Фредерик… – медленно проговорил Морис. – Я не понимаю. Мы же были друзьями … Как ты мог так поступить?
– Извини, что пришлось забрать тебя и твою невинную дочурку, хотя вы ни в чем не были виноваты, – ответил старик, опуская глаза. Белль почти поверила, что он раскаивается. – Всё потому, что я нацелился на более крупную добычу, а вы были просто приманкой.
Глаза Белль расширились.
– Чудовище. О нет…
– Да. Когда Гастон рассказал мне, что Морис несет всякий вздор про чудовище, я сложил два и два и понял, что речь идет о том маленьком принце из всеми забытого сказочного королевства. Разве что теперь принц вырос, пусть и превратился при этом не в мужчину, а в нечто иное.
Розалинда сощурила глаза.
– Что бы с ним ни случилось, это не его вина. Оставь его в покое.
– Я же не могу допустить, чтобы по нашей округе бегал хищный монстр. – Д’Арк озабоченно пощелкал языком. – И вообще, кто ты такая, чтобы указывать мне? Ты же только и делала, что проклинала принцев направо и налево да превращала нормальных людей в то, чем они изначально не являлись. Кто дал тебе право?
Розалинда болезненно поморщилась.
– Я совершала ошибки. Я бы их исправила… Убийство принца ничего не решит.
Тут любопытство дернуло Белль за язык.
– Месье Леви упомянул, будто вы пообещали не трогать меня, – сказала она обвиняющим тоном.
– Ах да, действительно. – Д’Арк пожал плечами. – Леви был одним из последних безобидных чаровников и старался не заниматься магией в этой деревеньке. Он согласился никому не рассказывать, чем я здесь занимаюсь, а взамен я согласился, что ни ты, ни твой отец не имеете никакого отношения к магии.
– Однако вы похитили и меня, и отца! – воскликнула Белль. – А также самого месье Леви!
– Ну, прискорбно, конечно, что пришлось нарушить слово, но я руководствовался благой целью. К тому же обещание, данное чаровнику, равноценно обещанию какой‑нибудь птице. Мне нужно было удостовериться, что старик не станет помогать Белль или Чудовищу… Поэтому я посчитал возможным тихо убрать его с дороги.
– «Обещание птице»? – с отвращением переспросил Морис. – Фредерик, мы же были друзьями. Ты приходил на крестины Белль!
– Что? – вырвалось у девушки. Ее мозг лихорадочно работал. Раз этот тип был так близок к семье, что его даже позвали на крестины… – Вы все знали друг друга и дружили… Это вы убили Аларика Поттса!
При этих словах д’Арк нахмурился, с его лица исчезло самодовольное выражение.
– Вы знали, что он не мог не помогать своим друзьям‑чаровникам покидать королевство… Знали, что он отвозил их к маме и папе. Или же вы узнали это только после того, как убили его, а узнав это, отправились за мамой, – продолжала Белль.
Д’Арк нервно переступил с ноги на ногу, недовольно поморщился, посмотрел на свои старомодные сапоги.
– В мои планы никогда не входило причинять вред людям. Тем более своему старому другу. Его предательство вывело меня из себя.
– Предательство? – возмущенно переспросила Белль. – Это вы предали лучшего друга! Предали всех своих друзей!
– Он пошел против собственной расы! – прошипел д’Арк. – Зачем кому‑то, кто рожден чистым, рожден невинным, помогать чаровникам? Он же знал, как они опасны!
– Мы уходим, – осторожно проговорил Морис. – И ты нас отпустишь. Думаю, ты и сам понимаешь, в какого подлеца превратился, Фредерик. Ты же умный человек и всегда таким был. Ты должен понимать, когда следует остановиться. Прощай.
Морис взял за руки жену и дочь, после чего повернулся к д’Арку спиной, собираясь уйти.
– Ты ошибаешься, старый друг , – хрипло сказал д’Арк. Белль услышала, как он с ужасным щелчком взводит курок мушкета.
Они повернулись к доктору. Тот стоял, подняв оружие, и целился, закрыв один глаз. Похоже, старый негодяй решил убить их во что бы то ни стало.
Белль уже открыла было рот, выбирая самые разумные, жалобные, правильные, умоляющие слова…
А в следующий миг сквозь толпу промчалось Чудовище и прыгнуло, метя д’Арку в горло.
Все вместе
– Чудовище! – закричала Белль.
Ни разу за время своего пребывания в замке она не видела его в таком состоянии. Из оскаленной пасти Чудовища капала слюна и летели клочья пены, острые клыки казались длиннее, чем они есть, виднелись черные, как у животного, десны.
Глаза были, как и прежде, ярко‑голубые, но в них не осталось ни следа человечности и разума. Чудовище было безумно.
Д’Арк успел один раз выстрелить, после чего Чудовище ударило его в грудь, сбив с ног. Белль не смогла определить, куда попала пуля: даже если безумный доктор ранил Чудовище, оно никак этого не показывало.
Подмяв под себя человека, зверь занес когтистую лапу, изготовившись разорвать жертву на куски, словно изголодавшийся лев.
– Подожди!
Белль вырвалась из рук родителей и бросилась к Чудовищу.
– Белль, нет! – закричал ее отец.
Принц, как ласка, повернул голову совершенно нечеловеческим движением, при этом нижняя половина его тела оставалась абсолютно неподвижной, и посмотрел на Белль. Принюхался, так что его мокрый нос и розовый язык оказались в опасной близости от лица девушки.
Белль стояла неподвижно.
– Чудовище, это я, – сказала она и медленно потянулась к нему рукой.
Чудовище глядело с подозрением.
Белль прикусила губу и осторожно коснулась горячей, покрытой мехом лапы.
– Помнишь меня? Это Белль. Я – Белль. Я читала тебе сказки.
– Белль, – хрипло прорычало Чудовище каким‑то утробным, звериным рыком.
Воспользовавшись этим, д’Арк попытался отползти в сторону.
Чудовище заревело и ударило свою добычу по голове, чтобы та утихомирилась.
– Нет! – снова сказала Белль, громче и решительнее. – Остановись.
Чудовище зарычало.
– Если ты убьешь его, то сам станешь убийцей. А ты ведь не убийца и не чудовище.
Большие глаза зверя смотрели на нее с нечитаемым выражением. Непонятно было, понимает ли он ее вообще или раздумывает.
Острые когти шевельнулись.
– Вернись ко мне, – умоляла Белль. – Вернись обратно. Я знаю, что ты там. Прошу, вернись.
Чудовище моргнуло.
Белль заставила себя смотреть в голубые глаза, ища там человека.
Чудовище смотрело на нее в ответ пустым взглядом.
– Пожалуйста, – прошептала девушка. – Ради меня.
Она медленно протянула руку и коснулась его гривы над рогами. Чудовище дернуло носом. Мягко, осторожно Белль заправила одну светло‑коричневую волнистую прядь ему за ухо, как всегда убирала за ухо собственные непослушные пряди волос.
Чудовище выбросило вперед лапу и схватило Белль за запястье.
Девушка поморщилась: хватка у него была железная. Но Чудовище не собиралось причинять ей боль или ранить. Оно просто… крепко держало ее за руку.
– Белль, – еле различимо прошептало Чудовище.
– Ты обещал подарить мне книжный магазин, – сказала Белль, стараясь не расплакаться. – Ты мне обещал. Чтобы я могла прочитать истории про Джека. Чтобы я могла почитать их… тебе.
Чудовище открыло рот в попытке выговорить слова и не в силах их вспомнить, его зубы вдруг показались просто огромными, неуместными.
А потом оно вдруг встряхнулось, словно испуганная кошка или собака.
Чудовище посмотрело на Белль, и его взгляд вновь стал осмысленным.
– Я действительно обещал, – сказал принц, и с каждым словом его голос звучал все увереннее, по‑человечески. – А… король всегда держит слово.
Белль чуть не расплакалась от облегчения.
Потом Чудовище вскочило, подняло старика и не слишком бережно поставило на ноги.
– Девушка, которую ты похитил, только что спасла тебе жизнь, – прорычало оно. – Благодари ее.
– О, непременно, – пробормотал д’Арк, отряхиваясь.
Его спокойствие и почти театральные ужимки немедленно насторожили Белль. Она огляделась. Горожане собрались вокруг и внимательно наблюдали за происходящим. Лефу смотрел на нее с любопытством, Гастона нигде не было видно.
– Я от души благодарю ее за исключительно человеческую склонность к милосердию и жалости, – продолжал глава сумасшедшего дома. – Которых ты сам… по природе своей лишен. – Потом д’Арк возвысил голос, обращаясь к толпе: – Видите? Вот от чего я защищал всех вас долгие годы. От диких, безумных и могущественных чудовищ, которые порой выглядят как люди.
Тут он посмотрел на Розалинду.
– Несмотря на их… привычную внешность, те, кто от рождения владеет магией и сверхъестественными способностями, – не люди. Им в отличие от нас, мужчин и женщин, не свойственны умеренность, сострадание, логика, нравственность. Все эти годы я отлавливал этих существ, лечил их от сверхъестественного безумия, защищал вас от них. Можете ли вы представить себе мир, в котором они разгуливали бы свободно и творили, что пожелают?
– Ты же сам был одним из чаровников! – закричал Морис. – Ты мог предсказывать будущее, Фредерик. Ты убиваешь себе подобных.
– Больше нет. Я больше не один из них, – сказал д’Арк с отвратительной улыбкой. – Он снял с головы волосы – то есть парик, – и все увидели, что его череп весь покрыт глубокими шрамами, как будто кости пилили лобзиком.
Белль и ее родители смотрели на это зрелище с ужасом. Горожане гадливо заахали.
– Видите? – Д’Арк снова надел парик. – Я удалил неестественную часть себя, из‑за которой мне являлись ложные видения.
– Ты удалил не только ее, Фредерик, – грустно ответил Морис. – Прежде ты не был таким психом. В тебе не было столько ненависти.
– А как же Белль? – выкрикнул кто‑то из толпы. – В ней нет ничего сверхъестественного. Ты ее похитил! И мучил!
– Он всех нас пытал! – раздался вдруг слабый сиплый голос.
Это заговорил престарелый господин Буланжер. Он тяжело опирался на плечи сына и дочери, вид у которых был донельзя сердитый и пристыженный.
Толпа заволновалась.
Пациенты, которых легко было выделить из толпы по бледным больничным одеждам, придвигались ближе, и в глазах у них горела жажда убийства.
Санитары, медсестры и охранники, нанятые д’Арком, немедленно окружили своего хозяина, угрожающе подняв дубинки.
Вдруг один из пациентов с пронзительным криком бросился на главу сумасшедшего дома.
Двое санитаров тут же преградили ему дорогу и сшибли с ног дубинками.
На них немедленно направили с дюжину мушкетов. До сих пор злость горожан ничем не подпитывалась, но теперь она сконцентрировалась на конкретных людях. Народ двинулся вперед, угрожающе вскинув вилы и выставив перед собой мушкеты.
– Предупреждаю, моя охрана хорошо натренирована, – сказал д’Арк.
– Охрана? – с отвращением в голосе выплюнул месье Леклерк. – Оказывается, мои пожертвования шли на содержание… какой‑то тюрьмы, чтобы не сказать притона. Вы просто одержимы, д’Арк.
– Вы не видите широты моего замысла, – спокойно возразил старик так, словно со временем все его поймут. – Эти люди опасны…
– И КАКИМ ЖЕ БОКОМ ОПАСЕН МОЙ ОТЕЦ? – завопила дочь господина Буланжера. Она засучила рукава, оголив мощные руки, которыми ежедневно месила тесто, и надвинулась на главу сумасшедшего дома. – Вы же говорили, что он может навредить себе и окружающим! А мы вам поверили!
Дорогу ей заступил дюжий санитар.
– А моя тетя! – поддержал пекаршу Лефу. – Она всего лишь была чуточку странной, а теперь она меня вообще не узнает!
Коротышка потрясал парой пистолетов, а все знали, что стрелок он неважный.
– Люди… – неуверенно заговорила Белль.
– Ты поклялся, – закричал месье Леви, тоже выходя вперед и становясь рядом с Белль и ее семьей. – Поклялся, что никогда не придешь за Белль. Ты – чудовище, которое ко всему прочему, не держит слово.
– Я должен был убедиться, что Белль чиста, что зараза ее матери ее миновала, – чопорно ответил д’Арк. – И, честно говоря, я хотел сделать из нее приманку для… для…
Белль и все остальные ждали, что он закончит предложение, но старик смотрел куда‑то перед собой, и лицо его выражало крайнее изумление.
Его тело странно дернулось.
– Я‑я‑а‑а‑х‑х‑х…
Рубашка д’Арка окрасилась красным: у него из живота хлынула кровь.
Старик упал ничком, и все увидели, что позади него стоит Гастон с окровавленным охотничьим ножом в руке.
– Это я нашел тетку Лефу, она сидела на койке, на грязных простынях, – прорычал Гастон на ухо умирающему.
Потом охотник поднялся, выпятил грудь и с выражением мрачного удовлетворения на лице обвел взглядом толпу.
– Я победил злодея, терзавшего наш славный городок и невинных душевнобольных, – громко объявил он. – Идемте, запрем Чудовище, как мы и договаривались, и покончим с этим.
Никто не пошевелился и не произнес ни слова. Даже сбежавшие пациенты потрясенно молчали, после того как их мучителя хладнокровно зарезали у них на глазах. Некоторые неуверенно переглядывались.
– Есть только один способ покончить с этой мрачной историей на веселой ноте, – продолжал Гастон, грустно улыбаясь. Потом стремительно повернулся к Белль, упал на одно колено и широко улыбнулся: – Пусть у этой истории будет самый что ни на есть счастливый конец. Белль, ты выйдешь за меня замуж?
Конец
Белль потрясенно захлопала глазами. Принц – тоже. От изумления он даже не бросился с ходу разорвать охотника пополам. Лефу покачал головой и смущенно отвел глаза, чтобы не смотреть на приятеля. Все остальные замерли, и какое‑то время над лужайкой царила тишина.
Никто не предпринимал попыток схватить Чудовище, застрелить или заковать в кандалы.
Белль глубоко вздохнула и попыталась рассуждать спокойно. Она заставила себя подумать обо всех тех страшных вещах, которые могли случиться с ней и ее семьей, но не случились. По сравнению с этим глупое положение, в которое ее поставил еще более глупый человек, – несущественная мелочь.
Тут она заметила месье Леви: книготорговец наблюдал за ней с интересом, так, словно гадал, что она сейчас будет делать. Как будто он доверял ей и верил, что вне зависимости от того, что Белль предпримет, она поступит правильно.
В ушах у девушки зашумело, она не ела целую вечность.
– Гастон, это ты сжег магазин месье Леви?
Живительное дело: она не кричала, даже голос не повысила, и всё же ее слова прозвучали громогласно, точно приговор.
Брови Гастона удивленно поползли вверх.
– Что? Да! Но я же искал Мориса. Д’Арк сказал мне, что изобретатель, возможно, в книжном магазине. Еще он сказал, что Леви… нехороший человек.
Однако говорил охотник смущенно – очевидно, и сам понимал, как глупо звучат его оправдания.
– Он действительно был опасен…
Белль молча смотрела на него.
– Ну, его книги были опасны! – настаивал Гастон. – Это из‑за них ты превратилась в глупую девицу, не желающую выходить за меня замуж! За меня, самого Гастона! Каждая девушка в деревне хочет за меня выйти! И вообще, книги пожароопасны…
Белль никак не могла упорядочить свои мысли и решить, что именно хочет сказать Гастону. Воображение ее колебалось от «убить его» до «он безнадежен, к чему тратить на него время».
А судя по тому, как толпа наблюдала за его лепетом, город разочаровался в своем любимом сыне.
Так что, пожалуй, можно воздержаться от гневной тирады и не объяснять, что нехорошо сжигать чужие магазины, особенно книжные.
Поэтому Белль просто‑напросто отвернулась от Гастона и обратилась к толпе:
– Я определенно не выйду сегодня за Гастона – по многим причинам. Несомненно, он поймет, почему я ему отказала, если хорошенько поразмыслит чуть позже, когда немного успокоится.
– Белль… – смущенно прошептал Гастон.
Девушка его проигнорировала.
– И мы, конечно же, не станем запирать Чудовище, – громко объявила она, кладя руку ему на лапу. – Это принц… нет, король забытого волшебного королевства, лежащего за лесом, которое вы, возможно, уже начинаете припоминать. Он пришел сюда, чтобы освободить свой народ – и вас – от человека, совершившего множество непростительных жесткостей. Д’Арк похищал ни в чем не повинных жителей того королевства и нашего городка, чтобы проводить над ними свои отвратительные эксперименты.
Белль повернулась так, чтобы видеть, как можно больше людей.
Она набрала в легкие побольше воздуха.
– Я бы посоветовала тщательно обыскать этот дом. Помимо заключенных, которые еще могли остаться в этих стенах, там могут обнаружиться вещи, на которые стоит взглянуть членам семей… В библиотеке есть списки всех жертв д’Арка…
Она умолкла, не зная, что еще сказать.
Потрясенные и опечаленные странными событиями этой ночи, горожане немедленно последовали ее совету. По крайней мере, обыскав это место, они могли лучше понять и осмыслить случившееся. Наиболее рассерженные, грустные и любопытные пошли в сумасшедший дом. Семьи выживших пациентов наконец‑то забрали бедняг домой.
Некоторые остались на лужайке, перешептываясь и тихо обсуждая всё, что произошло.
Гастон смотрел на них непонимающе.
– Нет, подождите, – воскликнул он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Д’Арк должен был умереть. Я должен был его убить, как вы не понимаете? Он же был ужасным человеком, убийцей! Кто‑то же должен был…
– Вот именно, Гастон. Кто‑то. Судья, присяжные. Палач. А может быть, его приговорили бы к заключению, чтобы он гнил в собственной тюрьме. Не тебе было это решать.
– Он, конечно, был злодеем, – с отвращением в голосе сказал месье Совтер. – Только я теперь спать не смогу из‑за того, что с ним жестоко расправились у меня на глазах. Хорошо, что здесь не было детей и они этого не видели.
Гастон побежал через толпу, уговаривая других людей признать его правоту, но от него все отворачивались и отказывались слушать.
Белль устало обмякла, прислонившись к Чудовищу. Она чувствовала себя древней старухой, у которой болит все тело. Строго говоря, счастливый конец что‑то не складывался. А он обязательно должен быть счастливым? И почему их история должна закончиться именно сейчас?
Вероятно, принц чувствовал то же самое: он стоял, не двигаясь, и просто поддерживал ее.
К ним настороженно приблизилась Розалинда, не сводя глаз с Чудовища.
– Никакими словами не загладить моей вины, – начала она, глубоко вздохнув. – Мне казалось, я спасала то, что осталось от королевства. Я думала, что отомщу за всех, кто пострадал из‑за действий твоих родителей. А выходит, я повела себя не лучше этого сумасшедшего с охотничьим ножом. Вот только мой поступок навредил гораздо большему количеству людей и имел более разрушительные последствия.
Чудовище долго смотрело на нее, потом заговорило:
– Спасибо. – Потом оно грустно, чуть иронично улыбнулось. – Думаю… в качестве своего первого государственного постановления… я своей королевской волей объявляю амнистию. Прощение всем.
– Прощение, но не забвение, – быстро добавил Морис, вздрагивая. – Ни за что больше не хочу ничего забывать. Это было очень поспешное решение, Розалинда. Я говорю о заклинании забвения.
– Я думала, что защищаю чаровников, – вздохнула женщина. – А вместо этого я, кажется, только ускорила наше полное исчезновение. Но послушайте… – Она вдруг вся подобралась, и, несмотря на седые волосы и истощенное, измученное тело, Белль увидела отблеск той женщины, которой ее мать была когда‑то: могущественной, неукротимой волшебницы. Розалинда обратилась к принцу:
– Ты сумел остановить превращение и не стать чудовищем внутри. Молодец! Я хочу сказать, твоя человеческая душа и разум теперь излечены.
Чудовище моргнуло.
– Навсегда? И у меня больше не случится… рецидивов? Я больше не буду звереть?
– Конечно, нет, – нетерпеливо упокоила его Розалинда. – Пока ты любишь Белль, а она любит тебя, все будет в порядке. Заклятие снято, пусть и не до конца.
Белль и принц посмотрели друг на друга совершенно круглыми глазами.
Принц вдруг принялся смущенно потирать шею мохнатой лапой, а Белль покраснела.
Еще через мгновение девушке ужасно захотелось хихикать.
– Это же очевидно, – заметил Морис с улыбкой.
– Да‑да, это еще одна часть моего наказания, – мрачно кивнула Розалинда. – Магия всегда возвращается… И, разумеется, именно моя дочь разрушила проклятие. Я такая дура. И – вуаля! – вот он, твой будущий муж. Принц.
– Король, – мягко поправил Морис. – И, положа руку на сердце, разве это плохо?
– Неплохо, но это к делу не относится. Дети мои, у меня почти не осталось магии, но ее как раз хватит, чтобы превратить тебя обратно в человека, как ты того заслуживаешь.
Чудовище посмотрело на нее широко раскрытыми глазами, несколько раз открыло и закрыло рот.
У Белль радостно екнуло сердце – кажется, впервые за долгие годы. Счастливый конец все‑таки состоится! Как в книгах! Он существует!
А потом Чудовище задало один‑единственный вопрос:
– А как же мои слуги?
Белль немедленно почувствовала себя идиоткой. Обрадовавшись, она совершенно про них забыла.
– Им стало хуже, – сказало Чудовище. – Они… все замерли. Не двигаются и не говорят. Как мебель. Мертвые.
– О нет… – в ужасе ахнула Белль. – Миссис Поттс…
– Вы можете расколдовать и их тоже?
Губы Розалинды сжались в тонкую линию.
– Нет, – ответила она наконец. – Мне хватит магии только на что‑то одно. Если я расколдую тебя, помочь им уже не смогу.
Чудовище посмотрело в глаза Белль, потом спросило:
– Если вы… не будете меня расколдовывать, вы сможете помочь им всем?
– Возможно, – быстро ответила Розалинда.
Белль почувствовала, как суровая реальность стискивает ее плечи холодными пальцами.
Она кивнула почти незаметно, так что никто, кроме Чудовища, этого не заметил.
– Тогда… Давайте так и поступим.
Чудовище положило огромные лапы на плечи Белль и крепко сжало.
– Спасите моих людей. Они ни в чем не виноваты, все эти годы они присматривали за замком и заботились обо мне. Они заслуживают свободу.
А потом Чудовище прижало Белль к груди так крепко, как только осмелилось. Девушка тихо всхлипнула, затем обмякла в его объятиях. Все пошло не так, как хотелось бы, но сейчас она чувствовала себя в полной безопасности. Они что‑нибудь придумают.
– Ох, – немного удивленно пробормотала Розалинда. – Будь по‑твоему. Если ты действительно этого хочешь.
* * *
Несмотря на желание Чудовища расколдовать слуг как можно скорее, на дворе стояла темная холодная ночь – не самое подходящее время для того, чтобы отправиться в дорогу, особенно для Розалинды. Поэтому Белль, ее родители и Чудовище решили вернуться в деревню вместе со всеми остальными и переночевать дома – правда, заснули они лишь под утро. Слишком много любопытных посетителей желало нанести визит странному королю – получеловеку получудовищу. Вдобавок к людям постепенно возвращалась память, и многие заходили спросить: правда ли, что в детстве они видели девушек с копытами вместо ступней и мальчиков с заостренными ушами.
В конце концов Морис выпроводил последнего гостя, закрыл дверь на засов, и маленькое семейство – а также их гость – заснуло крепким сном. Наконец‑то семья Белль воссоединилась. Среди ночи девушка проснулась и заглянула в комнату родителей: Морис и Розалинда мирно спали, обнявшись, озаренные лунным светом.
Белль слышала, как сопит во сне Чудовище: оно улеглось спать на коврике перед камином, свернувшись клубком, как собака, но под голову ему подсунули подушку, а сверху накрыли старым одеялом. Перед тем как снова погрузиться в сон, Белль немного полежала с открытыми глазами, наслаждаясь теплом и уютом родного дома.
Когда взошло солнце и немного потеплело, все четверо отправились в замок.
Филиппа запрягли в сани, одолженные у кого‑то из горожан. Розалинда сидела в санях, укутанная целым ворохом одеял, и все равно ежилась и дрожала от слабости. Морис ехал вместе с женой, а Белль – верхом на бедном коне. Время от времени Чудовище подменяло уставшего коня и молча, без жалоб тащило сани.
Солнце стояло уже довольно высоко, когда они наконец добрались до замка. Снег вокруг него частично подтаял, а самые стойкие сугробы искрились и переливались на солнышке. Паутина тоже таяла на глазах, белесые нити растворялись и исчезали, словно их никогда и не было, со стен капало.
– Ха. Неплохо, – сказала Розалинда, любуясь делом своих рук.
– Мама, я вообще‑то жила здесь в заточении, – мягко заметила Белль. – Как и все эти несчастные люди.
Ее мать погрустнела, вспомнив, к чему привел ее необдуманный поступок.
В замке все было так, как в тот вечер, когда Белль попала сюда впервые: холодно и темно. Вот только теперь девушка ожидала, что навстречу ей выбегут маленькие живые вещи, и их отсутствие сделало атмосферу еще более унылой и печальной. Войдя в кухню, Белль сразу же увидела печальный натюрморт на столе – канделябр, чайник и часы – и едва не ударилась в слезы.
– В прошлый раз они были такими… живыми… – удивленно пробормотал Морис.
Розалинда явно сильно устала и замерзла с дороги и только‑только начала согреваться, однако не стала ни возражать, ни жаловаться. С выражением мрачной решимости на лице волшебница запела.
Белль наблюдала за ней с удивлением. Розалинда оказалась сложным человеком… Не слишком добрая и сострадательная, она определенно была очень храброй и, раз приняв решение, которое считала правильным, всегда готова была идти до конца. Но ведь хорошие люди именно так и должны поступать. Да, Розалинда заблуждалась, делала ошибки и не всегда сдерживала свою силу.
«Это моя настоящая мама. Ну и что, что она не идеальна?»
В воздухе повеяло странным ароматом… Так пахнет свежая сосна и весна: не ломкие еловые иглы солнцестояния и Рождества, а мягкие, яркие, зеленые веточки марта.
Стоявшие на столе часы потянулись, словно просыпаясь после долгой спячки, зевнули, а потом начали увеличиваться, становясь всё больше и больше, пока не превратились в невысокого толстенького человека с усами. Пожалуй, он был немного бледен, но в остальном выглядел вполне живым и здоровым.
– Боже мой! – сказал Когсворт, разглядывая свои пухлые руки и шевеля пальцами. – Я… снова стал самим собой! А как же проклятие?..
Он спрыгнул со стола, увидел Чудовище и Белль и сразу же сообразил, что что‑то тут не так.
– Это долгая история, – улыбнулась Белль. – Мы вам потом всё расскажем.
– Буду ждать с нетерпением, – ответил Когсворт, пожалуй, чуточку суховато. Идеальный мажордом: не позволил себе ни капли эмоций. Чудовище чуть улыбнулось.
Затем настала очередь Люмьера, превратившегося в довольно симпатичного, хотя и длинноносого малого. Едва обретя возможность двигаться, он немедленно отвесил поклон и расцеловал Белль в обе щеки.
– Ма cherie … – воскликнул он, улыбаясь от уха до уха. – Не знаю, как вам это удалось, но я с самого начала верил, что вы сумеете снять проклятие! – Тут он заметил Чудовище…
И пожал плечами:
– Ну, что же, никто не совершенен.
Потом настала очередь миссис Поттс, и домоправительница принялась подпрыгивать и кружиться по столу еще до того, как закончила превращаться в человека.
– Честное слово! – восклицала она. – Где мой сын? Чип? Превратите Чипа!
Белль осторожно открыла стеклянные дверцы буфета, достала маленькую чашку и передала домоправительнице. Через несколько мгновений на руках у миссис Поттс сидел извивающийся всем телом пятилетний карапуз, слишком большой, чтобы держать его на руках.
– Чип! – вскричала домоправительница, прижимая сына к груди. Глядя на нее, Белль поняла, что миссис Поттс гораздо моложе, чем ей всегда казалось: просто домоправительница всегда держалась так подчеркнуто вежливо и говорила так уверенно, что производила впечатление женщины в годах. – Мы снова стали людьми! О, Чарльз…
Чудовище и Белль обменялись улыбками. Если у него и оставались какие‑то сомнения касательно своего решения, то теперь они окончательно исчезли.
* * *
Магии Розалинды хватило на всех слуг. Последней расколдовалась несносная горничная‑метелочка, превратившаяся в такую же несносную девицу. Если прежде Люмьер и питал к ней какой‑то интерес, то теперь его чувства исчезли – после того, как горничная ополчилась на чаровников.
Белль чувствовала себя счастливой, но от усталости не могла ничем заниматься – даже отдохнуть толком не получалось. Замок наполнился хлопками открываемого шампанского, радостным смехом и музыкой – уже лет сто тут не устраивали такого праздника. И все же девушке не хотелось участвовать в этом веселье. Это не ее праздник. Она просто угодила в неприятности, неосознанно все испортила, а потом по мере сил постаралась помочь, чтобы исправить то, что натворила. Она вернулась в свою прежнюю спальню и присела на кровать, гадая, что делать дальше.
– Эй, дорогая, идем к нам!
В комнату заглянула женщина, прежде бывшая гардеробом, которую на самом деле звали Анной. Она оказалась очень высокой, со смешливым скуластым лицом – ей бы пошел образ Жанны д’Арк или средневековой принцессы‑воительницы. Щеки Анны раскраснелись от вина, а в руке она держала золотой кубок.
– Немного позже, – вежливо сказала Белль.
– Лучше поторопись, а то ничего не останется, – пошутила Анна и, отсалютовав девушке кубком, нетвердой походкой удалилась.
Белль вздохнула и посмотрела в окно, на заснеженный пейзаж. В розарии на белом снегу темнело серое пятно. Всего несколько недель назад девушка подумала бы, что это какой‑то несчастный бродяга, а теперь сразу же узнала свою мать. Розалинда сидела, сгорбившись, на земле, совсем одна и, кажется, о чем‑то раздумывала.
Белль вскочила и побежала вниз, остановившись, только чтобы накинуть на плечи плащ и захватить еще один, для матери.
До весны было еще очень далеко, но яркое солнце уже намекало на приближение теплых деньков: повсюду звенела веселая капель, а в воздухе едва уловимо пахло дымом. Белль шагала осторожно, отметив мимоходом, что ее туфли потрескались и износились: давно пора их подлатать и поставить новые подметки. Если только принц не закажет для нее новые.
Что за странная мысль. Белль даже слегка вздрогнула.
«Короли, чудовища и волшебницы вместо матерей… а меня, похоже, волнует только одно: подарят ли мне новую пару туфель».
Она улыбнулась, но при виде матери улыбка сбежала с ее лица: Розалинда сидела на скамье с унылым видом, глядя прямо перед собой невидящим взглядом.
Словно уловив настроение дочери, женщина просветлела лицом.
– Белль! Иди, посиди со мной, – оживленно предложила она, двигаясь. Похоже, состояние собственной одежды Розалинду не волновало. Белль осторожно присела рядом и накинула на плечи матери принесенный плащ. – Нам нужно столько всего сделать, чтобы наверстать упущенное! Я хочу всё знать.
– О чем ты сейчас думала? У тебя был очень грустный вид, – сказала Белль.
– Ох. – Розалинда пожала плечами и поморщилась – похоже, движения причиняли ей боль. – Я размышляла о словах Фредерика… д’Арка… Что, если он был прав по‑своему? Может, чаровники действительно думают по‑другому, действуют не так, как люди, не владеющие магией? Возможно, мы инстинктивно ведем себя не так, как принято в нормальном обществе?
Белль вздохнула.
– А может, это ты, Розалинда, моя мать, действуешь не так, как все остальные? Горожане, слуги, правители? Может, это лично ты ставишь себя выше закона и решаешь, что хорошо, а что нет? Ты сейчас занимаешься тем же, чем и д’Арк… судишь по своим поступкам обо всех людях. Это просто смешно. Не важно, гугенот ты, католик, иудей или цыган, коротышка или темнокожий, а может, кожа у тебя вообще синяя. Все люди разные. У каждого человека есть душа, и каждый человек сам распоряжается собственной судьбой.
Розалинда посмотрела на дочь с хитрой улыбкой.
– Очень разумная и мудрая речь. Я смотрю, ты, как прежде, очень много читаешь.
– В последние несколько дней не очень много, – улыбнулась Белль.
– Деревенские по‑прежнему держат тебя за чудачку?
– Ага. – Белль вытянула ноги и посмотрела на свои туфли. – По крайней мере, так было до вчерашнего дня. Не знаю, что они думают обо мне теперь.
– Я рада, что Леви согласился стать твоим крестным. Вы двое просто идеально спелись.
– Жаль, что я только вчера узнала, что он мой крестный. Мне бы хотелось знать это раньше.
– Желания, – вздохнула Розалинда. – Жаль, что я в свое время не сдерживала свой характер. Жаль, что я прокляла принца. Мне следовало пожалеть короля с королевой, а не думать, как бы побольнее их наказать. Меня переполняла сила, но мне не хватало мудрости. А теперь всё наоборот… Сил совсем не осталось, а я только‑только начинаю умнеть.
Белль не знала, что сказать. Они с матерью беседовали как… взрослые. Не как мать с ребенком, который хочет научиться готовить печенье, плачет из‑за разбитой коленки или хочет, чтобы ему почитали книгу. Совсем не так она представляла себе воссоединение с мамой.
Где‑то совсем рядом зашуршал гравий. Белль подняла голову, и глазам ее предстало, пожалуй, самое странное зрелище из всех, что ей случалось наблюдать за последний месяц: ее отец и Чудовище шли бок о бок, увлеченно о чем‑то беседуя. Какое‑то мгновение девушка смотрела на них, не в силах уложить в голове эту картину. Отец так серьезен… о чем, интересно, они говорят?
– Здравствуйте, дамы, – сказал Морис, улыбаясь от уха до уха. – Мы увидели, как вы шли сюда… избегаете толпы?
– Мне немного неуютно, когда много народу, – призналась Розалинда. – Отвыкла. Как поживают ваши подданные, король?
– Злоупотребляют, – ответило Чудовище, еле заметно улыбаясь. У него что, появились морщинки вокруг глаз? У чудовищ такое бывает? – Они это заслужили.
– Я тут размышляла про твою… ситуацию, – продолжала волшебница. Такое определение слегка покоробило Белль. – Самые сильные чары, заклятия и проклятия можно разрушить, если за дело возьмутся несколько волшебников. К примеру, на крестинах Белль нас было мало, поэтому сотворить сильные чары не удалось. Я абсолютно уверена, что проклятие можно разрушить, если найти несколько сильных магов.
Чудовище уныло поглядело на Розалинду.
– Но ведь чаровников совсем не осталось, если не считать нескольких бедолаг, которых мы выпустили из сумасшедшего дома.
– О, многие успели сбежать до того, как в королевстве начались все эти ужасы. Просто нужно их найти, – беспечно отмахнулась Розалинда.
– А если мы их найдем, где их спрятать, чтобы они были в безопасности? Нужно же, чтобы они согласились отправиться с нами, – заметило Чудовище. – Случившееся здесь происходило и в Новом Свете. Чаровников повсюду подстерегают опасности.
– Есть одно безопасное место, – воскликнула Белль. Ей в голову пришла отличная идея.
Все посмотрели на нее.
– Как вы не понимаете? Это и есть самое безопасное для них место в целом мире! – Девушка взмахнула руками, указывая на замок и долину. – Твое проклятие снято только частично. И замок, и все его обитатели преданы забвению, а значит, никто не помнит про это место. Можно отыскать всех оставшихся чаровников и перевезти их сюда. Дать им новый дом. Тогда и… тебя расколдуют.
– Хм‑м‑м, – задумчиво протянула Розалинда. – Неплохо. Идея немного странная, учитывая, что в этом королевстве нас всех чуть не поубивали… но звучит заманчиво. Да, мне нравится. Отправляйся в путь, разыщи всех, кого сможешь, и верни их домой. Честно говоря, это меньшее, что ты можешь сделать после того, что натворили твои родители.
Морис многозначительно посмотрел на Розалинду и чуть сдвинул брови, но та лишь пожала плечами.
Чудовище моргнуло.
– Отправиться на поиски? Мне?
– Да. Почему бы и нет? – Белль широко улыбнулась, угадав его мысли. – Тебе придется отправиться в мир, за которым ты так долго наблюдал в волшебном зеркале.
– Вместе с тобой, – быстро ответило Чудовище. – Я все смогу, если ты будешь рядом.
Белль широко улыбнулась и уже хотела ответить…
…а потом увидела, что Морис и Розалинда смотрят на нее и ждут, что она ответит.
Белль вновь обрела семью. Теперь у нее есть мать – самая интересная, необычная мать на свете, – с которой она только что познакомилась. Нужно столько у нее спросить, о многом поговорить.
Но это ее шанс отправиться навстречу приключениям, о которых она так мечтала. Возможность увидеть дикие острова Греции, дремучие леса, даже Париж и Рим… Они могли бы путешествовать по миру в поисках чаровников‑отшельников, а найдя их, возвращали бы их домой. Подумать только, сколько всего они могли бы повидать!
Это нечестно.
– Поезжай, Белль, – решительно сказала Розалинда. – На твоем месте я не колебалась бы ни секунды. Ты всегда можешь вернуться сюда, и я всегда буду ждать тебя здесь. И мы сможем вдоволь наговориться. Всем нужно время от времени путешествовать, и всем нужен дом, куда можно вернуться из странствий. Отправляйся навстречу приключениям, посмотри на мир, а потом возвращайся домой – ведь здесь тебя любят.
Морис посмотрел на дочь с легкой грустью.
– Я так обрадовался, что обе мои девочки снова вместе… но у нас столько дел, что время пролетит незаметно – мы и глазом моргнуть не успеем, как ты вернешься домой.
– Каких дел? – переспросила Белль.
– Ну как же, в деревне сейчас будет масса забот, – ответил ее отец с горестной улыбкой. – Люди обрели давно потерянных родственников, оказавшихся чаровниками… а также тех несчастных, которые и впрямь… не в себе. Многие провели в той страшной тюрьме столько лет… Думаю, ближайшие несколько месяцев будут непростыми, и горожанам может понадобиться помощь парочки… чудаков.
– И есть еще твой замок, – подхватила Розалинда, указывая на окно, с подоконника которого свисала, точно флаг, пара женских чулок. – Когда эта суматоха немного успокоится, твоим людям придется решать, как жить дальше. Уверена, часть из них захочет остаться… но некоторым уже не захочется быть слугами… Ведь снаружи есть целый мир, а сам ты уедешь.
Чудовище задумчиво посмотрело на нее.
– Я мог бы назначить Люмьера и Когсворта своими заместителями…
– Отлично придумано, – поддержала его Белль, уже представляя, чем это закончится: окончательное слово всегда будет за миссис Поттс.
Чудовище посмотрело на нее.
– Ты поедешь со мной, Белль? Поможешь мне? У нас может не получиться… Я могу навсегда остаться чудовищем.
– Нет, – улыбнулась Белль и погладила его по носу. – Ты всегда будешь моим принцем.
– Ну, ты, конечно, не идеальный зять – я хочу сказать, из‑за твоих родителей, а не из‑за внешности, – быстро сказала Розалинда. – Но ты определенно намного лучше этого увальня Гастона… Что он за человек, кстати? Один из освобожденных пациентов сумасшедшего дома?
Белль чуть не подавилась смехом.
– Нет, и предложение мне он делал не впервые.
– Думаю, – предложил Морис, обнимая счастливую пару за плечи, – нам стоит напоследок побыть вместе этим вечером, перед тем как вы отправитесь в путь… только мы вчетвером. Нужно столько всего рассказать перед расставанием.
– И у большей части этих историй, – заметила Белль, – почти счастливый конец.
Дата добавления: 2020-04-25; просмотров: 130; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!