Модель Шутова: институционально-политологический подход

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 17Следующая ⇒

Становлению многопартийности в современной России посвящена небольшая по объему, но предметно акцентированная именно на периодизацию этого процесса и анализ его отдельных этапов работа А. Ю. Шутова "Из новейшей истории формирования многопартийности в современной России"¹². Он выделяет пять этапов данного процесса и дает им следующую характеристику.

Первый этап - "политический плюрализм" в СССР конца 1980-х - начала 1990-х гг. Основные характеристики, касающиеся становления протопартий в указанный период, совпадают с аналогичными оценками в приведенных выше исследованиях.

Второй этап - "хаотическая многопартийность" в России начала 1990-х гг. Ключевая, на наш взгляд, характеристика данного этапа заключается в следующем: государственная власть в этот период, по сути, следовала линии утверждения политического плюрализма при минимальном правовом регулировании электорального процесса. Иными словами, становление многопартийности в этот период можно было бы назвать запущенной "сверху", но при этом стихийной демократизацией. Это выражается в том, что политические элиты берут курс на максимальную демократизацию политической системы, стимулируя участие множества партийных объединений в политической борьбе, при отсутствии каких-либо внятных норм и регламентов, упорядочивающих этот процесс.

Подобный плюрализм отнюдь не вел к появлению весомых партийных структур - считает автор, разделяя аналогичную позицию своих коллег в оценке данного этапа становления многопартийности в России. С одной стороны, "уже перед выборами в Государственную Думу 1993 г. насчитывалось множество оппонирующих друг другу организаций". С другой стороны, они "представляли собой пеструю и противоречивую композицию различных группировок, возглавлявшихся замеченными или же "раскрученными" в медийном пространстве лидерами без внятной политико-идеологической платформы"¹³. Исключением были "либеральный блок" и КПРФ, имевшие, по мнению автора, наиболее выраженные и структурированные идеологические позиции.

В целом складывавшаяся в стране система "крайней многопартийности" характеризовалась неустойчивостью и подвижностью. Это, по мнению исследователя, определялось не только либеральным партийным и избирательным законодательством, но и общим несовершенством нормативной правовой базы, а нередко и попросту отсутствием соответствующих правовых норм¹⁴.

Третий этап - попытка построения многопартийной системы (1995 - 1999). Оценивая данный этап, автор анализирует попытки создания центристских политических сил, способных стабилизировать партийно-политическую систему, в виде "партии власти". От провала подобных попыток в середине 90-х гг. к консолидации центристов как альтернативы левому и правому флангам партийной системы в виде двух новых блоков ("Отечество - Вся Россия" и "Единство") - стержневая логика данного этапа. Этот период также характеризуется новым трендом, который впоследствии получит новый импульс: речь идет о расширении нормативного регулирования избирательных отношений, которое также вело к упорядочиванию политико-правовых правил игры и для политических партий.

Четвертый этап - строительство "партийного государства" (2000 - 2010). Нормативно-правовое регулирование электорального и, условно говоря, "партийного" законодательства автор напрямую увязывает с общим новым курсом федеральной власти на укрепление политических и государственных институтов, проводившимся в этот период. Следствием этого стало усиление политического веса партий, формирование реальных, а не виртуальных политических структур, обладающих разветвленной организационной структурой. Решение о формировании региональных легислатур, в том числе по пропорциональному принципу, привело к существенному усилению роли федеральных политических партий в субъектах Федерации. Все вместе, по мнению автора, стало значительным шагом на пути создания единого политико-правового пространства на всей территории страны.

Сам по себе процесс обновления партийно-политической системы не был лишен недостатков. Среди них автор отмечает следующие:

* Жесткие требования к потенциальным участникам на "входе" избирательной системы, которые отсекали множество электоральных конкурентов;

* Ограниченная адаптивность и чувствительность партий к интересам и настроениям значительных групп избирателей;

* Снижение общей динамики межпартийной конкуренции;

* Ослабление стимулов к обновлению кадрового состава и совершенствованию методов партийной работы.

Но, несмотря на отдельные и довольно значительные недостатки, сопровождавшие данные реформы, "масштабный процесс партийной интеграции, которому способствовала существенно обновленная к середине 2000-х гг. институциональная архитектура, внес важный вклад в нормализацию работы политической системы"¹⁵. В результате многопартийная система России перешла от количественного роста к качественным изменениям.

Пятый этап - демократизация партийного строительства (с 2011 г.). По мнению автора, либерализация партийного и избирательного законодательства отражает перемены в общественно-политической сфере российского общества, прежде всего тренд на его дифференциацию. Прямым следствием этого процесса стала возросшая политическая активность российских граждан в 2011 - 2012 гг., вылившая в различные массовые движения, в том числе и оппозиционного рода. На этом фоне реформы партийной и избирательной систем, призванные стимулировать политическую конкуренцию, позволяют направить внеинституциональную политическую активность граждан в институциональное русло. Анализируя этот новейший этап становления российской многопартийности, А. Ю. Шутов предостерегает от некоторых либеральных новаций, прежде всего от снижения требования минимальной численности партий до 500 человек. Это, по его мнению, может воспроизвести отдельные негативные черты и трудности, свойственные периоду "хаотической многопартийности" 1990-х гг.

Выводы

Сравнивая приведенные подходы к периодизации становления многопартийности в современной России, можно отметить, что, несмотря на различия в принципах периодизации и политических оценках процесса партийного строительства, представленные модели содержат схожие выводы.

Во-первых, на заре становления российской многопартийности, то есть на рубеже 1980 - 1990-х гг., партии как таковые не существовали. Это означает, что, несмотря на официально признаваемый за некоторыми общественно-политическими организациями статус политических партий, соблюдение норм закона и соответствующих процедур, в России того периода существовали протопартии, а не партии как таковые. Достаточно отметить, что они были вынуждены объединяться в широкие коалиции, включающие в себя множество общественно-партийных структур, схожих по идеологии, с тем чтобы иметь возможность хоть как-то влиять на ход политического процесса. На наш взгляд, именно эти коалиции и были протопартиями, а не те структуры, которые имели в своем официальном названии юридическое определение "партия".

Из этого, казалось бы, не главного вывода следует более важная особенность российской многопартийности, имеющая долгосрочный характер: когда процесс партийного строительства развивался естественным образом, стихийно, то он был мало результативен. В этой связи уместно напомнить, что все исследователи независимо от идеологических взглядов отмечают влиятельность протопартийных клубов в 80-е годы и крайнюю слабость юридически оформленных политических партий в начале 90-х, выражающуюся в их непрерывной фрагментации, организационном бессилии, конфликтности по линии внутрипартийного лидерства. Партии росли и видоизменялись, но полноценная партийная система из них никак не складывалась.

Во-вторых, из этого можно заключить, что именно правовые нормы и регламенты эффективно, хотя порой и очень жестко, взращивали подлинную и настоящую партийную систему России. По поводу специфики и характера правовой институционализации российских партий в целом и в частности конкретных правовых норм, с помощью которых она осуществлялась, существуют диаметрально противоположные в идеологическом отношении оценки. Некоторые, как Г. М. Михалева, полагают, что институциональные условия тормозили становление партий. Другие, как С. Е. Заславский, убеждены, что процесс правовой институционализации политических партий часто опережал по времени их реальное становление. Но все авторы так или иначе признают, что наиболее значимые правовые решения, регулирующие партийную сферу в России, с каждым разом существенно усиливали роль политических партий в стране, увеличивали вес и авторитет самих партий и в конечном счете вели к формированию полноценной и работающей российской модели партийно-политической системы.

Характерен в этом отношении пример Федерального закона "О политических партиях" 2001 г., а также блок поправок к нему 2004 г., который еще более ужесточал требования закона. Даже самые непримиримые противники этих нормативно-правовых новшеств, полагающие, что они носят исключительно антидемократический характер, признают, что благодаря законодательному ужесточению, во многом зачистившему партийно-политическое поле России, в нашей стране появились авторитетные и по-настоящему общенациональные партийные структуры, а партийная система России - окончательно сложилась.

Нам представляется, что в России именно правовая институционализация партий в целом и нормативно-правовые нормы как ее юридические рамки в частности являются определяющими факторами для формирования российской модели многопартийности. Этим наша партийно-политическая система существенно отличается от многих зарубежных аналогов.

В-третьих, во всех упомянутых исследованиях отмечается два тренда, которые авторы не анализируют подробно и не увязывают друг с другом. С одной стороны - слабое внимание федеральной исполнительной власти к партийной системе в 1990-е гг. при слабости самой партийной системы. С другой стороны, повышенное внимание руководства страны к формированию политических партий как важных элементов политической системы в 2000-е гг. совпало с повышением политического веса российских партий. Добавим к этому, что авторы очень по-разному реагируют на поведение федеральной власти на партийно-политическом поле. Палитра мнений: от поддержки новаций в отношении реформирования партийной системы, инициированных федеральной исполнительной властью, до решительной критики подобных действий, расцениваемых как антидемократические. Однако так или иначе все авторы подспудно сходятся в том, что именно ставка федеральной власти на формирование мощной центристской политической партии, которая призвана стать ключевым партнером исполнительной власти в федеральном парламенте, усилила всю партийную систему страны и каждую федеральную партию. Политический вес партий как института, в том числе и электорального, благодаря этому существенно вырос.

В-четвертых, все авторы, кто-то в фоновом режиме, а кто-то четко артикулируя, признают необходимость ликвидации региональных политических партий и своего рода "федерализацию" партийной системы. Для одних главным мотивом в данном случае является укрепление федерации, усиление политического единства страны после разрушительных дезинтеграционных процессов 1980 - 1990-х гг. Для других логика данного процесса заключается в укреплении партийной системы, в рамках которой по-настоящему мощными и сильными могут быть только общенациональные крупные политические партии, имеющие свои региональные отделения во всех или в подавляющем числе субъектов Российской Федерации. Но какая бы логика в данном случае ни доминировала, все исследователи признают, что ликвидация региональных партий и формирование крупных общенациональных партий укрепляет единство политического пространства страны и превращает политические партии в серьезные и значимые элементы политической системы России.

В-пятых, рассмотренные работы сходятся в том, что Россия движется в направлении усиления партийной системы. Некоторые авторы ставят под вопрос демократичность тех или иных мер в рамках данного процесса, а также их влияние на развитие собственно многопартийности. Примечательно, что, по-разному оценивая переход к исключительно пропорциональной системе формирования Государственной Думы в 2007 и 2011 гг., все исследователи так или иначе признают, что этот шаг способствовал укреплению партийной системы и усилению роли политических партий.

Что касается требований к повышению конкурентной среды в партийной системе России, то, отметим, они оказались учтены в пакете поправок 2012 г. к основным нормативно-правовым актам, регулирующим деятельность российских партий. Эти поправки призваны упростить создание, регистрацию и деятельность новых политических партий, в том числе облегчить участие непарламентских партий в выборах. С их принятием, по нашему мнению, в России начался новый этап становления российской многопартийности.

В заключение отметим общую логику развития партийной системы России. Российская партийная система прошла путь от слабых и несамостоятельных политических объединений, которые, будучи неконкурентоспособными сами по себе, действуют в высоко конкурентной политической среде в условиях слабой нормативно-правовой регуляции этого процесса, через создание с помощью нормативно-правовых механизмов крупных и мощных партийно-политических структур, которые становятся конкурентоспособными, но действуют в слабом конкурентном политическом поле, к высокой межпартийной конкуренции в рамках устойчиво сложившейся и институционально оформившейся партийной системы России.

Пройдя сложный путь от слабых и идеологически невнятных партийных структур к организационно мощным и четко идеологически оформленным партиям, повысив авторитет действующих политических партий, порой - с помощью жестких политических решений и нормативных регламентов, мы переходим на новый этап развития. В его рамках можно усиливать межпартийную конкуренцию, не ставя при этом под угрозу основы сформированной партийной системы.

Становление многопартийной системы в постсоветской России Автор: БОРИС РОМАНОВ Свободная мысль, № 4, 2007, C. 29-42 Проблемы и перспективы Проблема становления многопартийной системы в России более чем полтора десятилетия спустя после начала демократических реформ по-прежнему остается актуальной. Сам процесс политической эволюции современного российского общества заставляет предположить, что реальная многопартийность в стране находится еще на начальной стадии формирования. Более того, в последнее время этот процесс искусственно тормозится. Стало аксиомой положение, согласно которому "партийная система придает стабильность функционированию политических институтов. Она является гарантом того, что в своей деятельности властные органы будут руководствоваться в первую очередь политическими, то есть общенациональными, мотивами, а не корпоративно-лоббистскими интересами и тем более не соображениями личной выгоды отдельных руководителей". Существует мнение, что в России традиционное деление политических сил на левых и правых в силу специфики российских политических партий не работает. "По отношению к современным российским партиям и движениям малоприменима традиционная классификация по принципу "правые-левые". О подавляющем большинстве из этих организаций нельзя говорить как о представляющих интерес какой-либо социальной группы, идеологические установки многих из них не поддаются идентификации с достаточной степенью определенности", - считает известный специалист по политическим партиям Ю. Коргонюк. А вот мнение одного из идеологов "Единой России", политика А.Исаева: "Если в Европе несколько десятилетий существует устоявшаяся общественная система, в рамках которой главным является вопрос соотношения социальной справедливости и экономической эффективности и отсюда главный спор - это спор социал-демократов и либерал-консерваторов, то в России основной идеологический конфликт сегодня иного порядка. Это вопрос о месте России в современном мире". В своей статье "Социальный консерватизм - идеология "Единой России"" зам. главы президентской администрации А.Исаев предлагает такую политическую классификацию политических сил страны: "...Мы можем выделить три борющиеся между собой идейно-политические силы: изоляционисты (коммунисты, "Родина", "Патриоты России" и пр.); западники (СПС, "Яблоко", республиканцы и пр.) - те, кто хотел бы скорейшей интеграции России в западную цивилизацию на любых условиях... сторонники суверенной демократии, социал-консерваторы"³. Под последними один из лидеров "Единой России" имеет в виду свою партию и сторонников курса президента Путина в целом. Данная классификация имеет под собой определенные основания. Деление политических сил в нашей стране по так называемой геополитической ориентации на западников и изоляционистов разделяют и многие эксперты по российской многопартийности. В странах Восточной Европы политические силы также делятся не только на левых и правых, но и на еврооптимистов - сторонников интеграции в ЕС и их оппонентов - евроскептиков. Однако, с точки зрения автора, очевидный факт политического противостояния в России между западниками и изоляционистами ни в коей мере не отменяет традиционную политическую шкалу, деление на левых и правых. Безусловно, далеко не все политические партии в России в полной мере соответствуют традиционным представлениям о правой и левой политике. Как отмечает историк В.Согрин, "о неустойчивости современных политических тенденций и течений в России, как и ее политического сознания, свидетельствует то, что одним и тем же понятием подчас обозначались взаимоисключающие явления. Например, термин "правые" применялся не только к национал-государственникам, но и в отношении радикальных либералов прозападной ориентации". Тем не менее основные российские партии идентифицируют себя либо с правой политической ориентацией (СПС) и правым центром ("Единая Россия"), либо с левой (КПРФ и другие коммунистические и социалистические организации) и левоцентристской ориентацией ("Справедливая Россия", социал-демократы). Это наглядно свидетельствует о том, что отечественные политики по крайней мере стремятся определять свои идеологические представления именно в этой системе координат. Как известно, идеологическое противостояние не исключает возможности тактического блокирования или совпадения позиций по тем или иным конкретным вопросам между партиями самой различной ориентации. Это подтверждает мировая политическая практика. Так, во Франции политические антагонисты, крайне правый Национальный фронт Ле Пена и левые - коммунисты, выступали против принятия на референдуме либерального проекта конституции ЕС, что, однако, не отменяет их присутствия на противоположных полюсах французского политического спектра. Вряд ли также можно согласиться с тезисом, что в условиях современной России деление политических сил на левых и правых не актуально. Более того, если в наиболее благополучных странах Европы различия между правыми и левыми (социал-демократами и христианскими демократами в Германии, лейбористами и консерваторами в Великобритании) существенно сократились, то в России высокий уровень социальной поляризации общества неизбежно диктует куда большую остроту соперничества между неолиберализмом и социально ориентированными политическими силами. МОЖНО ВЫДЕЛИТЬ ТРИ основных этапа становления в нашей стране многопартийной системы. Первый связан с процессами демократизации и перестройки советского общества; второй - с принятием в 1993 году новой Конституции РФ и введением смешанной пропорционально-мажоритарной системы выборов; третий определяется реформами политической системы, осуществленными президентом В. Путиным, и последними изменениями избирательного законодательства в этой сфере. Первый этап становления российской многопартийности начался фактически еще до официальной отмены Съездом народных депутатов СССР в марте 1990 года 6-й статьи Конституции, согласно которой была законодательно закреплена монополия КПСС в общественной жизни и существовала однопартийная система, в которой компартия была провозглашена руководящей и направляющей силой, "ядром всех общественных организаций страны". Для данного периода был характерен лавинообразный рост общественно-политических организаций самой различной идеологической направленности. Важнейшим политическим фактором этого этапа стал идеологический и организационный кризис КПСС, не только приведший к краху самой партии, но и ставший одной из важнейших причин распада союзного государства. Это был романтический этап неограниченной веры значительной части общества в возможности демократического процесса и одновременно - совершенно деструктивный с точки зрения выработки оптимальных методов реформирования страны. Второй этап связан с новой Конституцией РФ. Принятая в 1993 году на референдуме, эта Конституция, с одной стороны, способствовала становлению многопартийности через введение пропорционально-мажоритарной системы выборов, где половина депутатов избиралась по партийным спискам. А с другой стороны, ее суперпрезидентский характер на практике ограничивал возможности влияния политических партий на формирование правительственного курса. Следует отметить, что многие возникавшие в тот период общественно-политические организации, громко именовавшие себя партиями, на деле представляли собой маловлиятельные объединения, политические группировки, клубы, зависимые от того или иного лидера, провозглашавшего себя вождем демократической, либеральной, социалистической или национально-патриотической ориентации. Единственная сложившаяся на тот момент партия -КПРФ - являлась скорее рудиментом прежней однопартийной модели; с ней соперничало несколько объединений протопартийного типа, стремившихся стать общенациональными партиями. Известная бесконтрольность верховной власти во времена Ельцина была связана не только с широкими президентскими полномочиями, предоставленными Конституцией, но и с отсутствием организованной социальной базы власти, выражать интересы которой могла бы полноценная политическая партия. Нежелание правящей группировки создавать такую партию вполне объяснимо. Тогда ей пришлось бы согласовывать с широким спектром общества, элитных групп свой кадровый и политический выбор. А это принципиально не устраивало Ельцина и его ближайшее окружение, стремившееся сохранить в условиях формальной демократии методы режима личной власти. Нельзя сказать, что власть вообще ничего не предпринимала в направлении партийного строительства. Однако попытки сформировать двухпартийную систему из послушных структур типа правоцентристского образования "Наш дом - Россия" премьер-министра В. Черномырдина и левоцентристского блока И. Рыбкина бесславно провалились. "Наш дом - Россия" так и остался партией премьера Черномырдина, обреченной на гибель после его отставки и неспособной объединить основные группы влияния. А это только подтверждает верхушечный характер подобного партийного строительства. Потерпели крах и искусственные попытки поставить под контроль протестный электорат и убедить его голосовать за лишенный всякой внятной политической программы и тем более идеологии якобы левый блок Рыбкина. В итоге на выборах в Госдуму в 1995 году успех сопутствовал не политическим клонам власти, а оппозиционной КПРФ. А возникший политический кризис в стране после дефолта 1998 года удалось преодолеть, только сформировав впервые за весь период реформ ответственное перед парламентом коалиционное правительство Е. Примакова с участием реальной оппозиции, то есть коммунистов. Успешная деятельность этого правительства, в том числе в области макроэкономической стабилизации, принятия бездефицитного бюджета и т. д., наглядно показала, что правительство, созданное с участием политических партий на коалиционной основе, способно проводить взвешенную политику, опираясь на поддержку парламента. После отставки Примакова в ходе затянувшегося периода правительственной чехарды произошли серьезные изменения в развитии политического процесса. Наиболее ответственная и дальновидная часть правящей элиты, видя пагубность продолжения старой политики и сохранения власти в руках так называемой семьи - группы фаворитов и олигархов в окружении больного президента Ельцина, сделала ставку на формирование конструктивной оппозиции во главе с популярным мэром Москвы Ю. Лужковым и созданную им политическую партию "Отечество", в идеологии которой преобладали патриотические и социальные мотивы. Это вызвало страх в окружении Ельцина, особенно после создания блока "Отечество - вся Россия" с участием пользовавшегося авторитетом в обществе Примакова и рада наиболее влиятельных региональных лидеров и президентов национальных республик. Было спешно инициировано создание альтернативного прокремлевского избирательного объединения "Единство", которое, используя державно-патриотическую риторику в связи с началом второй войны в Чечне и растущую популярность нового премьера, В. Путина, сумело добиться внушительного успеха на парламентских выборах 1999 года. Таким образом, к началу нового века в России объективно произошел раскол правящей элиты - как высшей бюрократии, так и влиятельных представителей олигархического капитала, часть которых поддерживала прокремлевское "Единство", а другая часть - оппозиционное левоцентристское "Отечество". На такой базе впервые возникла реальная возможность формирования эффективной двухпартийной системы из этих политических структур, приход каждой из которых к власти не вел бы к серьезным политическим потрясениям и мог проходить относительно безболезненно. Так, если правоцентристское "Единство" тяготело к единению рыночного либерализма с патриотизмом и державностью, то левоцентристское "Отечество" наряду с патриотической риторикой отдавало предпочтение политике социального патернализма. Как писали в своей книге Ю. Лужков и А. Владиславлев, ""Отечество" убеждено: восстановить доверие россиян к власти и государству можно только одним способом - создав общественные отношения, отвечающие глубинным представлениям наших народов о справедливости"⁵. Однако власть выбрала курс на строительство так называемой вертикали власти, плохо совместимый с развитием конкурентной многопартийности, состязательностью и открытостью политического процесса. С одной стороны, государство после хаотической политики Ельцина с его авантюристическими лозунгами типа "Берите суверенитета, сколько сможете проглотить" крайне нуждалось в укреплении единства. Необходимо было преодолеть сепаратистские тенденции, привести законодательства субъектов Федерации в соответствие с общефедеральным законом, прекратить самоуправство региональных баронов на местах, ограничить влияние олигархических финансовых групп, стремившихся к приватизации государственной власти, и т. д. Все это в той или иной степени было реализовано в политике нового президента Путина. С другой стороны, политика выстраивания властной бюрократической вертикали вела к свертыванию реальной многопартийности и требовала обязательной лояльности действующей власти всей правящей элиты - в лице как губернаторов, так и представителей крупного бизнеса. Партия "Отечество" была слита под давлением Кремля с "Единством", в результате чего возникла новая политическая партия "Единая Россия", которую даже лояльные власти эксперты называют бюрократическим монстром. А праволиберальный Союз правых сил, выражавший интересы активной части крупного бизнеса и поддержавший президента Путина, по мере того как власть усиливала давление на крупный капитал и убирала с политической и экономической сцены опальных олигархов, постепенно перешел в оппозицию Кремлю. С МОМЕНТА ОБРАЗОВАНИЯ пропрезидентской "Единой России" начался третий, современный этап эволюции российской многопартийности. Используя популярность президента Путина, формально не входящего в "партию власти", и государственный контроль над электронными СМИ, "Единая Россия" не только смогла выигрывать как федеральные, так и региональные выборы, но и фактически монополизировала политическое пространство. Эксперты заговорили о формировании полуторапартийной системы, где одна правящая партия бессменно много лет находится у власти и отчасти сращивается с государственной бюрократией, а ей противостоит оппозиционная партия или группа партий, не способных фактически прийти к власти и играющих роль "вечной" оппозиции. При этом делались ссылки на опыт Мексики, послевоенной Японии и Италии. Однако в подобных оценках не учитывались серьезные отличия российской ситуации от политической системы этих стран. Так Либерально-демократическая партия Японии, правящая в этой стране в течение многих лет, была политической структурой, объединяющей основные корпоративные группы влияния, которые реально боролись между собой на фракционной основе внутри партии. Что касается христианских демократов в Италии, то это была созданная "снизу" традиционная общенациональная партия правоцентристского толка, пользовавшаяся поддержкой католической церкви, объединявшая влиятельные предпринимательские структуры, популярные христианские профсоюзы и даже, как выяснилось впоследствии, мафиозные кланы. Все эти партии реально формировали правительства в указанных странах и определяли выработку правительственного курса в условиях полновластного парламентаризма. Напротив, "Единая Россия" формировалась "сверху", в основном бюрократическими методами, находится в полной зависимости от администрации президента, не принимает реального участия в формировании правительства и даже, по выражению некоторых лидеров самой партии, является приводным ремнем между властью и обществом. В то же время, безусловно, создание такой влиятельной "партии власти" - серьезный успех кремлевских политтехнологов, задействовавших популярный патриотический бренд "Единая Россия" и сумевших консолидировать немалую часть общества вокруг президента и партии, опирающейся почти исключительно на его личную популярность. Ничего подобного во времена Ельцина власть создать не смогла. В этом заключается как сила, так и определенная слабость "Единой России". В политическом классе стало нарастать недовольство монополией "Единой России". Возникла угроза политической стагнации, ухода части протестного электората во внесистемную оппозицию, что побудило власть к поиску механизмов создания более конкурентной политической среды. Именно поэтому администрация президента не пошла по пути сохранения сложившейся внешне весьма благоприятной ситуации, позволявшей в течение еще неопределенного времени консолидировать властный ресурс вокруг бренда "Единой России". В последнее время активно обсуждается процесс партийного строительства на левом фланге политического спектра. Подобный интерес закономерен, поскольку левые и левоцентристские социал-демократические настроения в обществе возрастают. Это также связано с целым рядом объединительных инициатив российских политиков. Так, на базе Российской партии жизни, партии "Родина" и Партии пенсионеров создана новая левоцентристская партия "Справедливая Россия" во главе с председателем Совета Федерации С. Мироновым. Этот альтернативный "Единой России" проект левоцентристской партии возник в силу различных причин, среди которых эксперты называют и соперничество в окружении президента Путина между так называемыми силовиками и либералами. Лидеры "Справедливой России" претендуют на создание второй по влиянию партии в стране и выступают с критикой "Единой России" за попытки монополизации политического пространства. Подобное конструирование двухпартийной системы "сверху" уже вызвало массу критических комментариев как экспертов, так и политиков различных направлений. Многие оппозиционные политики рассматривают такую модель как имитацию демократического процесса. Экспертное сообщество заговорило о начале формирования управляемой двухпартийной модели. Как известно, на официальном сайте Российской партии жизни было обнародовано выступление В. Суркова перед партийным активом. В нем он высказался за постепенное становление в нашей стране двухпартийной системы с участием влиятельной левоцентристской партии социал-демократического направления. Весьма любопытно, что ранее необходимость "левого поворота" в российской политике пытался обосновать опальный олигарх М. Ходорковский в своих нашумевших статьях. Остается, однако, открытым вопрос о том, насколько жизнеспособной может быть в стратегической перспективе подобная "двуногая модель" политической системы, при которой, по образному выражению того же Суркова, политические партии оказываются ногами власти. Многие политологи отмечают, что такое искусственное формирование многопартийности напоминает борьбу нанайских мальчиков, а некоторые предрекают "Справедливой России" судьбу печально известного блока Рыбкина. Однако ситуация, сложившаяся в современной России, весьма далека от той, которая имела место в середине 1990-х. Во-первых, власть пользуется большим доверием населения, чем во времена Ельцина; во-вторых, коммунисты утратили значительную часть своей популярности; в-третьих, Кремль обладает куда более мощным административным ресурсом управления политическими процессами, что позволяет "Справедливой России" не только завоевать левую часть электората президента Путина, поддерживавшего до этого "Единую Россию", но и отчасти потеснить КПРФ. Тем не менее столь же преждевременно и обратное утверждение, что в стране уже возникает новая двухпартийная система. Дело в том, что в таких предположениях не учитывается специфика созданной по новому избирательному законодательству пропорциональной системы выборов. Так, политолог В. Никонов отмечает: "Главный фактор, который определяет количество партий в парламенте, - характер избирательной системы. Двухпартийность бывает при мажоритарной системе. Ни в одной стране, где используют пропорциональные системы, как у нас, не возникла двухпартийность. Партий - по арифметике - в парламент проходит больше чем две". К тому же сама "Справедливая Россия", претендующая на роль оппозиции "его величества", изначально создавалась из весьма разнородных элементов. Она сформирована на основе совершенно лояльной власти "Партии жизни" и популистской партии "Родина", в которой всегда были сильны националистические и оппозиционные настроения. Следует отметить, что конструирование "сверху" некой умеренно левой партии, механически соединяющей разнородные силы центристского, национал-патриотического и прокоммунистического характера, скорее повторяет печальный опыт многих других политических проектов в современной России со свойственной им эклектикой и наличием взаимно несовместимых идеологических констант. Подобные объединения, как показывает практика, хотя и могут достичь временного успеха, однако, как свидетельствует судьба той же партии "Родина", искусственно собранной из политиков разных идеологических направлений, нежизнеспособны. Ко всему прочему, на эту же левоцентристскую политическую нишу претендуют другие партии социал-демократической и социал-патриотической направленности: Социал-демократическая партия, "Патриоты России", Партия возрождения России, Партия социальной справедливости, Народная партия, СЕПР. Тем не менее перспективы у партии спикера Совета Федерации С.Миронова есть, но лежат они несколько в иной плоскости. Как свидетельствует опыт избирательных кампаний в Госдуму с 1993 года, каждый раз Кремль выдвигал новую политическую команду, символизирующую власть и опирающуюся на авторитет президента. В 1993 году "партией власти" был "Демократический выбор России", в 1995-м - "Наш дом - Россия", в 1999-м - "Единство", в 2004-м - "Единая Россия". Следуя этой логике, на выборах 2007 года также возможно кардинальное обновление партии власти и уж по крайней мере - смена вывески. Такой новой партией вполне может стать усиленно раскручиваемый в СМИ проект Миронова "Справедливая Россия". Тем более что сам Миронов, стремясь завоевать симпатии населения, весьма активно выступает за социальную переориентацию реформ, введение прогрессивной шкалы налогообложения. В ПОСЛВДНЕЕ ВРЕМЯ ВЛАСТЬЮ БЫЛИ ОСУЩЕСТВЛЕНЫ достаточно серьезные изменения избирательного законодательства. Такие нововведения, как переход к исключительно пропорциональной системе выборов по партийным спискам в Государственную Думу, запрет на создание политических избирательных блоков, безусловно, способствуют кристаллизации многопартийной системы, стимулируют укрупнение и объединение политических партий в стране. В то же время этот процесс носит весьма противоречивый характер. Как отмечает уже цитировавшийся Ю.Коргонюк, "пропорциональная система, при которой парламентские выборы проводятся по партийным спискам, создает для партий самые "тепличные" условия, оберегая их от конкуренции со стороны беспартийных кандидатов. Однако эта "тепличность" имеет и обратную сторону - в результате в стране с неразвитой многопартийностью весьма велик шанс успеха на выборах псевдопартии, не имеющей ни реальной политической программы, ни особо развитых организационных структур, но сумевшей эффективно использовать предоставленные ей государством возможности предвыборной рекламы". В последнее время власти внесли в действующее законодательство ряд поправок, направленных на сдерживание партийно-политического процесса. С 5 до 7 процентов был повышен проходной барьер, в избирательных бюллетенях отменена графа "Против всех", ликвидирован обязательный порог явки на выборах. Все эти шаги, безусловно, задерживают становление многопартийности в стране, ведут не к развитию демократии, а к определенному ограничению политических прав граждан. Подобные авторитарные новации в избирательном законодательстве накладываются на старые проблемы развития политической системы. Продолжает сохраняться оторванность многих политических партий от их предполагаемой социальной базы, не преодолены бюрократическая природа возникновения одних политических структур и сугубо вождистский характер других. Почти во всех партийных структурах сохраняется преобладание личных политических амбиций лидеров над общепартийными и тем более общенациональными интересами страны, что неоднократно приводило к крушению различных политических проектов. Неразвитая политическая культура общества до сих пор порождает ориентацию граждан не на программные установки партий, а на их лидеров и вождей. Государственная бюрократия, консервируя данную политическую ситуацию, явно не заинтересована в формировании самостоятельных и независимых политических организаций, что фактически приводит к деградации цивилизованной политической оппозиции в стране. Та же в итоге либо скатывается к деструктивному радикализму, либо порождает противоестественные союзы и объединения сторонников демократии и диктатуры, либералов и ультранационалистов, правых и левых радикалов. По мнению философа и политолога Б.Славина, в современной России "политический плюрализм носит сугубо деформированный характер". Он подчеркивает, что главная особенность такой многопартийности, какая сложилась у нас за годы радикальных реформ, состоит в том, что "имеющиеся партии искаженно выражают интересы своих электоральных групп"⁸. Исследователи отмечают, что "слабая структурированность общества, низкий уровень осознания своих реальных интересов, отсутствие опыта их самостоятельного согласования между собой лежат в основе того, что в РФ еще в течение достаточно долгого времени не сложатся партии в западноевропейском понимании этого термина". Другой исследователь партийной системы в России, С. Пшизова, придерживается иной точки зрения: "Правомерно спросить, реально ли в сегодняшних условиях воспроизвести то развитие, что в прежние времена при совершенно иных исторических обстоятельствах пережили "классические" демократические системы (даже если допустить, что они все обязательно шли одной дорогой)? Стоит только присмотреться к обстоятельствам возникновения гражданского общества или массовых политических партий на Западе, чтобы легко убедиться: ныне подобных обстоятельств нет нигде на свете, и уж меньше всего их в России". Пшизова ставит под сомнение возможность становления политических партий в современной России по классическому образцу: "Один из центральных "мифов становления" новой российской демократии - миф о необходимости скорейшей организации социальных слоев российского общества "по современным меркам". Свято верилось в то, что с минуты на минуту бурно пойдет социальная дифференциация общества, а вслед за ней неизбежно сложится отражающая новую социальную структуру система политических организаций, прежде всего политических партий". К тому же исследователь отмечает, что и в современной Европе политические партии прошли серьезную трансформацию, поскольку социальная структура западноевропейских обществ существенно изменилась и "на смену жестким рамкам классовых и идеологических различий идет гибкая, подвижная и пестрая совокупность профессиональных, культурных, эстетических, половозрастных и прочих идентификаций". Это мнение разделяют и некоторые другие эксперты. По мнению М. Малютина и А. Юсуповского, "классическая модель многопартийного плюрализма находится в глубоком кризисе, и происходит переход от организаций, связанных с определенной социальной базой и программой, к "американской модели", где партия есть механизм организации выборов с целью прихода определенной команды к власти"¹³. В качестве примера партий нового типа исследователи называют "Вперед Италия" С. Берлускони, созданную на лидерской основе с использованием средств современной коммуникации, которую европейские аналитики именуют "первой в мире поистине постмодернистской политической партией". Однако следует иметь в виду, что практический опыт партии "Вперед Италия" вынудил ее лидера Берлускони перейти к достаточно целостной правой либерально-консервативной идеологии. Что же касается особенностей американской политической системы, то и там остается определяющей идеологическая мотивация противостояния между консервативными республиканцами и демократами - сторонниками социально-либеральной политики. Вероятно, следует признать, что время партий классового типа, как их понимала советская историография, ушло в прошлое. Однако это вовсе не означает полного исчезновения идеологических ценностей политики. Скорее можно говорить об их серьезной трансформации. САМОГО ПРИСТАЛЬНОГО ВНИМАНИЯ, на наш взгляд, заслуживают выводы исследователей относительно роли и эволюции современных политтехнологий. "Посредниками между лидерами и гражданами выступают теперь не социальные общности, не "организации единомышленников, объединенных схожестью политических взглядов", а компании специалистов, менеджеров по продаже "политического товара" (будь то имидж претендента на государственную должность или определенный вариант решения какой-то общественной проблемы). В отличие от западных демократий, где маркетинговый подход к политике пробивает себе дорогу через обломки идеологий, мимикрирующих политических организаций и традиций, где все еще считается не совсем приличным и даже оскорбительным для идеалов демократии продавать образы политиков, как зубную пасту, в России ничто не мешает внедрению последних достижений в этой области"¹⁵. Наиболее парадоксален и в то же время крайне интересен тезис Пшизовой, опровергающий общепринятую точку зрения об отсталости и несовершенстве российской политической системы. "Нужно признать, что мы не догоняем, а в определенном смысле обгоняем западные демократии по части маркетизации политической сферы. Приняв рыночный характер политических отношений как факт, нам следует искать способы, как нейтрализовать негативные последствия этого процесса, а не пытаться вернуться в безвозвратно ушедшее прошлое"¹⁶. Соглашаясь с исследователем в постановке проблемы, следует, тем не менее, принять во внимание тот факт, что российские политические партии не участвуют в осуществлении важнейшей функции многопартийной системы, а именно смены высшей исполнительной власти, демократической ротации элит. Россия, как известно, - президентская республика, но и Б. Ельцин, и В. Путин во время президентских выборов выступали как беспартийные общенациональные лидеры и дистанцировались от политических партий. В отличие от Ельцина, выступавшего беспартийным вождем реформистских антикоммунистических сил, президент Путин стремится представлять всех граждан, обращаясь в первую очередь к ценностям общегосударственного характера. А это трудно совместимо с какой-либо четкой идеологической платформой и определением внятных партийных пристрастий. Линия на дистанцирование президента от политических партий при сохранении за ним образа общенационального лидера, вероятно, продолжится и дальше. А следовательно, и ставки в политической игре могут меняться. Как отмечают эксперты Института национальной стратегии, "именно этот исключительный статус президентской власти во многом препятствует формированию стандартной (с точки зрения европейского понимания политики) динамической системы "власть-оппозиция""¹⁷. Однако, для того чтобы в стране сформировалась эффективная многопартийная система, представляющая интересы различных социальных слоев общества, сама власть должна быть партийной, то есть опираться на реальные политические силы, имеющие сильные позиции в парламенте и регионах. "Партийную систему можно считать сформировавшейся только тогда, когда политические партии контролируют формирование политического состава не только законодательной, но исполнительной власти. Если партии определяют фракционную структуру парламента, но еще не способны влиять на назначение высших должностных лиц исполнительной власти, имеет смысл говорить о той или иной степени развития многопартийности и начале складывания партийной системы". Следует предположить, что российская многопартийность в целом находится именно на этом этапе своего развития. Главное противоречие складывающейся в современной России политической модели - это беспартийность, а следовательно, и бесконтрольность исполнительной власти вообще. И это при том что выборы и в Госдуму, и в законодательные собрания в регионах проводятся по пропорциональной партийной системе (в ряде регионов - по смешанной пропорционально-мажоритарной). "Между тем ни для кого не секрет, что именно исполнительная власть абсолютно доминирует в политической системе современной России. Выходит, что многочисленные политические партии практически не участвуют в формировании основ государственности в нашей стране", - констатирует политолог И. Константинов. А вот мнение другого политолога, А. Пушкова: "Исполнительная власть фактически заменяет собой и партийную систему, и законодательную власть. Так, с одной стороны, власть активно стимулирует развитие многопартийности на законодательном уровне, а с другой - превращает ее в некую декорацию, когда ни президент, ни глава правительства, ни само правительство не связаны напрямую ни с какой политической силой. Более того, президент Путин неоднократно высказывался против перехода на данном этапе развития общества к формированию правительства на партийной основе, мотивируя это в первую очередь неразвитостью российской многопартийной системы и слабостью политических партий. Как отмечает И. Константинов, "вглядываясь в устройство отечественной политической системы, постоянно ловишь себя на мысли о ее имитационном характере. Такое впечатление, что десятки тысяч взрослых дядь и теть играют в детскую игру под названием "демократия". Спору нет, игра идет на деньги, иногда по-крупному, с использованием технологий телевизионного шоу, но, тем не менее, остается всего лишь игрой. Она не имеет почти никакого отношения к подлинной жизни, насущным интересам народа и механизмам реальной государственной власти"²¹. В связи с этим закономерен вопрос: если российские политические партии по той или иной причине оказываются не способными решать стоящие перед обществом проблемы, если для общества характерен устойчивый антипартийный синдром, то нуждается ли Россия в многопартийной системе вообще? Известно, что А. Солженицын, в том числе в своей книге "Россия в обвале", ставит под сомнение роль политических партий и выступает решительным критиком многопартийной системы, весьма негативно оценивая практический опыт даже развитых демократий в этой сфере. По своеобразному мнению Солженицына, "всякая партия вообще ущемляет, ущербляет индивидуальность человека. Она втискивает его в программу, устав партии"²². Но эта позиция Солженицына подвергается аргументированной критике. Так, по мнению историка Б. Орлова, "писатель не хочет признавать, что новые рыночные отношения со всей неизбежностью порождают различные социальные группы с различными, как правило противоречивыми, интересами, уладить которые, как показывает опыт других стран, можно только политическими средствами на основе консенсусных договорных отношений"²³. Каковы же перспективы российской многопартийности? Будет ли это устойчивая двухпартийная система, или же несколько партий станут блокироваться вокруг власти и в оппозиционном лагере? Скорее всего, произойдет второе. Российское общество недостаточно структурировано, чтобы перейти к жесткой двухпартийной модели, к тому же, как было отмечено выше, пропорциональная система выборов предполагает, как правило, наличие большего числа основных партий. Но, вероятно, следует согласиться с теми исследователями, которые утверждают, что возникновение в России массовых политических партий "снизу" по европейскому образцу вряд ли возможно. Очевидно, новая российская партийность будет отчасти виртуальной, с использованием мобилизационных и рекламных ресурсов современных электронных коммуникаций (телевидения, Интернета), а отчасти - копировать традиционный американский опыт избирательных кампаний. Станут ли российские политические партии реальным инструментом выявления и согласования общественных интересов, или так и останутся придатком новой административной системы? Как представляется, в том случае если президентские выборы в России будут проводиться на партийной основе, это может качественно изменить роль политических партий, сделать их более весомым инструментом политической борьбы. В то же время не исключено, что политические партии в России так и не приобретут той роли, которую они по традиции играют в странах исторических демократий, а институты социального партнерства будут формироваться на корпоративной основе или жестко регулироваться государственной бюрократией.

Дата добавления: 2019-11-16; просмотров: 808; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒

Мы поможем в написании ваших работ!