Дипломатия между посольствами
Ключевые Слова: Дипломатия между посольствами, Дипломатия с посольствами, Дипломатия международных посольств, Контрдипломатия между посольствами
В конце 50-х годов ХХ века благодаря Венским конвенциям государства начинают понимать, что в условиях новой глобальной дипломатической правовой системы организовать посольство на территории другого государства будет сравнительно легкой задачей. Также были развеяны сомнения и относительно функционала дипломатических представительств. Благодаря новым законам создание посольств за рубежом стало одной из основных задач государств. Стремительное развитие дипломатических связей между странами послужило импульсом к увеличению их количества. По данным на 2015 год в мире насчитывается более 30 тысяч посольств.[829] В 2014 году членами ООН являлись 193 государства, два государства выступали в роли наблюдателей,[830] а также 11 стран, чей суверенитет все еще оспаривался.[831] Эти государства старались поддерживать связи с теми из стран, кто оказывал влияние на внешнюю политику и национальную политическую элиту. Однако столетие назад дело обстояло иначе – на территории Германии, Китая, Испании, США и Франции существовало менее 150 постоянных дипломатических представительств, в разы меньше, чем в наше время.[832] В 2013 году на территории этих страны насчитывалось уже более 750 посольств и около 1000 консульств.[833] Тем не менее, увеличение и консолидация дипломатических иностранных посольств в государствах повлекли за собой укрепление новых видов дипломатических управлений. Эти управления ограничили политические связи, существовавшие между членами иностранных посольств, что фактически разделило их деятельность на территории одного государства.
|
|
|
В отличие от традиционных однонаправленных связей между государствами и аккредитованными посольствами, они начинают взаимодействовать между собой без прямого участия государства, на территории которого они находятся. А именно, члены посольств частично оставляют в стороне свои «официальные» функции и устремляют взгляд на другие эквивалентные дипломатические обязанности. Изменив направление, сотрудники посольств расширили свой дипломатический круг в отдаленных регионах, где они принимают решения и управляют внешней политикой государств, а также разрабатывают различные стратегии и тактики взаимодействия. Подобный тип связей посольств носит название «Дипломатия между посольствами» (англ. Diplomacy Between the Embassies). Он не должен перекликаться с инициативами, исходящими из «нецентральных органов власти». Государства и наднациональные организации характеризуются тем, что используют своих послов в качестве министров иностранных дел или других высокопоставленных представителей. Также послы занимаются и передачей политических сообщений о международных событиях. Они объединены понятием «Дипломатия с посольствами» (англ. Diplomacy with Embassies). Например, в 2010 году на Кубе 25 послов различных стран подписали документ, адресованный правительству США с ходатайством о предоставлении визы Ольге Салануевой и Адриане Перез с тем, чтобы они могли навестить своих мужей Рене Гонсалеса и Херардо Эрнандеса, осужденных в Майами в 1998 году. Такое проявление солидарности было инициировано министерством иностранных дел Кубы и министерствами других 25 стран, которые заблаговременно скоординировали усилия с тем, чтобы надавить на правительство США, отказавшее в выдаче виз.[834] Другой случай произошел в 2006 году в Женеве (Швейцария), когда 26 африканских послов при ООН приняли участие в обсуждении продовольственного кризиса и соблюдения санитарных норм в Сахель. Однако их участие в предварительных переговорах не принесло ожидаемого результата в силу того, что данные переговоры были организованы Генеральным секретарем Международной федерации обществ Красного Креста и Красного Полумесяца (англ. International Federation of Red Cross and Red Crescent Movement – IFRC) лишь для того, чтобы попытаться вернуть часть политической значимости IFRC. После 2003 года из-за борьбы между лидерами неправительственных, национальных и международных организаций в регионе Сахель стало проблематично вести какие-либо переговоры и пытаться достичь мирных договоренностей. Например, Антитеррористическое партнерство Транс-Сахары (англ. Trans-Sahara Counterterrorism Partnership), возникшее в США в 2004 году, ведет политические действия, чередуя благотворительность с террором, используя его в качестве «краеугольного камня» при ведении переговоров.[835]
|
|
|
|
|
|
В 2015 году в Австрии сотрудники посольств Чили, Колумбии, Мексики и Перу организовали форум под названием «Бизнес с Тихоокеанским альянсом» в Вене для того, чтобы продемонстрировать инвесторам, экспортерам и австрийским импортерам огромный потенциал для инвестирования в их страны. Эта политическая инициатива не была личной инициативой послов, так как с момента создания Тихоокеанского альянса (англ. Pacific Alliance) в 2011 году в посольствах было принято решение о том, что послы будут представлять не только интересы центрального правительства, но и коммерческого блока в странах своего пребывания. Несколько лет спустя стратегия использования послов в качестве политических фигур была применена для создания и продвижения образа внешней политики Венесуэлы.[836] В 2015 году был проведен «День солидарности с народом и правительством Венесуэлы» в ООН. В этом мероприятии приняло участие более 100 стран-членов ООН, среди которых были Аргентина, Боливия, Чили, Мексика, Судан, Эритрея, Сомали, Сент-Винсент и Гренадины, Фиджи, Азербайджан, а также представители Малайзии, России, Казахстана, Узбекистана, Нигерии, Никарагуа и Палестины. С помощью ООН Венесуэла укрепила свое политическое положение на международной арене. Барак Обама охарактеризовал Венесуэлу как «необычную и удивительную угрозу» для национальной безопасности США. По мнению многих участников, высказывание Барака Обамы прозвучало как «угроза для всего региона».[837] Инициатива Венесуэлы была также поддержана Бельгией, Белоруссией, Боливией, Китаем, Эквадором, Испанией, Сальвадором, Францией, Гондурасом, Никарагуа, Мексикой, Панамой, Перу, Португалией, Доминиканской Республикой, Швейцарией и Россией. Большая часть иностранных посольств, находящихся в этих странах (сообща и демонстративно) участвовали в других академических дискуссиях с целью привлечь внимание мировой общественности. Благодаря этим действиям (без необходимости проводить встречи глав государств или министров иностранных дел, что само по себе дорого и сложно организовать) Венесуэле удалось, по крайней мере, донести до государств-участников информацию о том, что США планируют вторжение в Венесуэлу. США не только навязывали санкции, но и накладывали эмбарго на национальные товары.[838]
|
|
|
Итак, можно сделать следующий вывод – «дипломатия с посольствами» признает согласие между наднациональными учреждениями и государством, а также факт того, что посольства должны брать на себя специфическое политическое поведение. Таким образом, их совместные действия можно сравнить с поведением политического деятеля на международной арене. Наднациональные учреждения извлекают пользу из того, что посольства находятся в позиции подчинения и обязывают их находить пути достижения различных целей.
В отличие от «дипломатии с посольствами», «дипломатия между посольствами» предполагает, что инициатива по установлению и поддержанию дипломатических связей с иностранными посольствами принадлежит самим посольствам. Однако оба этих понятия могут быть связаны между собой. Например, в 2012 году члены посольств Бельгии, Франции, Испании, Италии, Голландии, Польши, Швейцарии, Румынии, Великобритании и Германии посетили провинцию Мета (Колумбия) для оценки различных промышленных, коммерческих, финансовых, социальных и культурных проектов, а также проектов, связанных с защитой окружающей среды в регионе. Этот визит был согласован с правительством Колумбии и одобрен странами ЕС, однако дипломаты прекрасно справились сами, сумев создать дружеские и неформальные отношения без какого-либо принуждения со стороны. Именно эти, созданные дипломатами доверительные отношения, открыли двери для более формальных предложений, в результате которых Европейским Союзом в различные проекты было вложено более 34 миллионов евро.[839]
Принципы «дипломатии между посольствами» подразумевают возможность посольств и иностранных консульств, находящихся на территории одной страны, договариваться между собой о стратегическом объединении для участия в совместно организованной политической, экономической, культурной и образовательной деятельности. Вместе с тем подобные отношения характеризуются установлением взаимодействия, которое не контролируется напрямую государством и не соперничает со связями центральных правительств. Иначе говоря, несмотря на существование международных норм и законов для посольств и консульств, регламентирующих их деятельность, а также несмотря на существующие внутренние законы каждого государства, посольства и консульства могут устанавливать связи с другими иностранными дипломатическими представительствами без официального информирования вышестоящих институтов в своем государстве, поскольку содержание этих связей не является угрозой национальной безопасности или нарушением административного права. В этом контексте дипломатический альянс между посольствами и иностранными консульствами на территории одного государства возможен, так как он выигрывает за счет «лазеек» в национальных и международных законах и создан для решения частных и личных вопросов, типичных для «микрополитики». Например, в теории, посольства Испании и Канады могут объединяться для:
1. Финансирования научных, культурных, спортивных, религиозных мероприятий или благотворительности;
2. Оценки потенциала политических, торговых, промышленных, финансовых и экономических проектов;
3. Обсуждения необходимости вмешательства в политические события;
4. Обмена мнениями и углубления собственных знаний по различным политическим вопросам;
5. Установления контактов с неправительственными организациями.[840]
В случае, если затронутые темы не вызывают интереса и всеобщего внимания канцлерств или государства, оба посольства устанавливают связь в форме независимого и самостоятельного управления. Например, в 2009 году дипломаты посольств США, Великобритании и Голландии решили предпринять меры и объединить усилия для решения социальных проблем в Словакии. Был организован праздничный ужин для бездомных в приюте Деполь Словенско, расположенном недалеко от аэропорта Братиславы. В этот вечер в самой столице Словакии волонтеры и американские солдаты раздавали детские игрушки.[841] После этого события несколько стран постарались восстановить партнерские отношения с правительством Словакии для совместного преодоления сложившейся ситуации, а в СМИ этот ужин был воспринят как красноречивый сигнал к дружбе и сотрудничеству. В этом же году посольства Японии и Бельгии вместе с непрямым участием посольства Норвегии помогли достроить второй этаж детской школы в общежитии палестинского «Аль Акаба» (англ. Al Aqabah), который мог быть использован в качестве библиотеки.[842] В 2014 году посольства Малайзии, Индонезии, Пакистана, Индии, Вьетнама и Японии решили объединить усилия во имя благотворительности и пожертвовать товары первой необходимости, а также продукты питания беженцам, прибывшим из Крыма в Киев (Украина). Все средства для оказания благотворительной помощи были собраны на проходящем раз в год «Фестивале азиатской культуры».[843] Месяц спустя посольства Эквадора и Боливии в Испании организовали благотворительный вечер для местных жителей для того, чтобы отметить начало Нового года «Инти Райми Уилкакути» (англ. Inti Raymi Willkakuti). В этом вечере приняло участие огромное количество людей, разделяющих интерес к культуре, духовности и обычаям коренных народов.[844]
Однако, «дипломатия между посольствами» не ограничивается лишь общением дипломатов разных стран друг с другом. Например, существует организация под названием «Ассоциация жен дипломатов» (англ. Diplomatic Spouses' Association). Это, как правило, некоммерческая организация, состоящая из жен и мужей членов дипломатических служб, находящихся с миссией в одной стране. Например, в 2005 году «Ассоциация жен дипломатов» в Мексике при поддержке 40 посольств организовала аукцион, на котором было выставлено 120 произведений искусства. Все собранные деньги были направлены на финансирование строительства «Центра общественного обучения» (исп. Centro Comunitario de Aprendizaje) в городе Идальго; на покупку 250 инвалидных колясок для «Национального института по уходу за пожилыми людьми»; пожертвования на покупку оборудования для размещения детей и подростков-инвалидов с синдромом Дауна в приюте «Дон Оноре».[845] В Колумбии в 2011 году «Ассоциации жен дипломатов» впервые за 54 года удалось собрать благодаря пожертвованиям посольств и частных компаний более 100 тысяч долларов и инвестировать их в социальные проекты.[846] «Ассоциация жен дипломатов» имеет свой интернет-сайт и официальную штаб-квартиру, предназначенную для проведения встреч дипломатов из различных посольств и консульств в неформальной обстановке. Например, «Ассоциация жен дипломатов» в Чешской Республике является одной из самых крупных и влиятельных ассоциаций в стране. Их штаб-квартира находится в Праге и функционирует как некое «многонациональное посольство», в котором рады всем дипломатам, находящимся в стране. Еще один пример «многонационального посольства» – это «Латиноамериканский культурный центр имени Симона Боливара», основанный в 2007 году в Москве. Этот центр был создан правительством Венесуэлы (при поддержке правительства Российской Федерации в лице Владимира Путина) для посольств стран Латинской Америки с целью продвижения их национальной культуры в России.[847] Каждый год на территории этого учреждения проводятся политические, культурные и академические мероприятия при поддержке посольств Латинской Америки. Подобные мероприятия помогают дипломатам из 21 страны, в которых испанский является официальным языком, поддерживать и укреплять связи между посольствами.
Еще одна форма «Дипломатии между посольствами» – это организация спортивных мероприятий. Достаточно часто можно увидеть, как посольства, работающие в одной стране, устраивают соревнования для укрепления взаимоотношений между членами дипломатических служб. Например, в 2004 году был организован «Международный чемпионат по футболу министерств иностранных дел» в Уругвае, где приняли участие члены посольств Аргентины, Италии, Испании, Великобритании, а также сотрудники министерства иностранных дел Уругвая и «Латиноамериканской ассоциации по интеграции».[848] В 2008 году посольства Швейцарии и Австрии организовали чемпионат по футболу «Мини-европейский кубок» (англ. Mini-Euro Cup) в Бразилии при поддержке «Управления ООН по противодействию обороту наркотиков и преступности» (англ. United Nations Office on Drugs and Crime).[849] В 2011 году в Кувейте был организован чемпионат по футболу «Чемпионат между посольствами» (англ. Inter-Embassy Futsal Tournament) между аккредитованными в этой стране дипломатами.[850] В течение трех лет, с 2011 по 2013 гг., в Гане проходили «Игры между посольствами» (англ. Inter-Embassy Games).[851] В 2013 году в Индии прошел «Первый чемпионат по теннису между посольствами в Дели» (англ. First Inter-Embassy Tennis Tournament in Delhi).[852] В ходе подобных соревнований дипломатические представительства имеют уникальный шанс наладить взаимодействие, а также установить личные контакты, ведь их трудовая деятельность обычно не запрещает подобный неофициальный обмен мнениями. Во многом благодаря развитию Интернета стало известно о ежемесячных неформальных встречах иностранных дипломатов в ресторанах или ночных клубах, также известно и о дружеском общении в социальных сетях. Эти встречи помогают укрепить дружеские связи между посольствами и создают благоприятную возможность для обмена мнениями относительно международных проблем, также они помогают дипломатам получить больше информации относительно конкретных проблем и насущных вопросов.
Однако известны случаи, когда посольства фокусируются на охране жизни и неприкосновенности дипломатов. Например, во время одного из самых кровопролитных переворотов за всю историю Венесуэлы в 2002 году сторонники нового правительства напали и разграбили посольство Кубы. В течение двух дней посольство Кубы пыталось связаться с министерством иностранных дел Венесуэлы, однако, ответа не последовало, и было принято решение просить помощи у дружественных посольств в Каракасе для проведения финансовых операций по оплате долгов за государственные услуги по техническому обслуживанию посольства в связи с произошедшим нападением.[853]
Также существует такое понятие, как «Дипломатия между международными посольствами» (англ. Diplomacy Between the International Embassies) – оно описывает ситуации, когда посольства и консульства на территории одного государства создают стратегические альянсы с другими посольствами и консульствами, находящимися на территории других государств, при этом национальная принадлежность не имеет значения. Так, в 2011 году дипломаты посольства Аргентины в Уругвае и посольства Уругвая в Аргентине провели рабочую встречу с представителями власти и бизнеса в городе Пайсанду (Уругвай), на которой обсуждались вопросы введения режима беспошлинной торговли, а также упрощение визового режима для граждан этих двух стран. В ходе встречи дипломаты затронули и другие, не менее важные темы: взаимодействие и сотрудничество, охрана окружающей среды, развитие здравоохранения и повышение благосостояния граждан Уругвая и Аргентины;[854] в 2012 году дипломаты посольства США в Мексике и посольства Мексики в США встретились в офисе мэра города Нуэво Ларедо (Мексика) для обсуждения пограничных вопросов между странами.[855]
Стоит отметить, что в последнее время участились случаи, когда «Дипломатия между посольствами» может быть рассмотрена как вызов статусу-кво государства, и такое явление получило название «Контрдипломатия между посольствами» (англ. Counter-Diplomacy Between the Embassies). Например, в 2002 году посольства Канады,[856] Испании[857] и США[858] в Венесуэле объединили усилия и скоординировали свои действия с группой венесуэльских военных в целях организации государственного переворота и свержения правительства Уго Чавеса. При этом наибольшая активность была проявлена со стороны посольств Испании и США[859] – во многом это объясняется тем, что посольства не были полностью подконтрольны своим министерствам иностранных дел – они поторопились и за несколько часов до государственного переворота опубликовали совместный манифест в защиту мятежника Педро Кармона.[860] Помимо этого, за пять месяцев до переворота посольство США заявило, что для Венесуэлы Кармона – это «правильный человек в правильное время».[861] Во время переворота в Венесуэле посольство США действовало почти независимо от Государственного департамента США.[862] Отметим, что за 13 лет президентства Уго Чавесу пришлось работать с пятью послами Соединенных Штатов и некоторым количеством временных поверенных. История отношений венесуэльского лидера с ними – наглядный пример успешного противодействия глобальной политике шантажа, заговоров, переворотов и «оранжевых революций».
За месяц до переворота в Венесуэлу прибыл новый посол США – Чарльз Шапиро. Воспользовавшись практически полным отсутствием контроля со стороны дипломатических служб,[863] он объединил усилия с другими посольствами и профинансировал военных, участвующих в государственном перевороте. Впоследствии это позволило ему подняться по карьерной лестнице в дипломатических службах США.[864] В Госдепартаменте его ценили как специалиста по переворотам. В послужном списке Шапиро отмечена его полезная работа в Чили (в качестве военного атташе) по подготовке свержения С. Альенде. Шапиро отличился также в Сальвадоре и Никарагуа в 1980-е годы в эпоху «грязной войны» с партизанскими движениями. В Вашингтоне полагали, что такой богатый опыт пригодится для окончательного решения «проблемы Чавеса». Действительно, 11 апреля 2002 года Шапиро направил в Вашингтон депешу о падении Чавеса. Ходом военных действий командовали США, при этом отстранив от участия посольства Канады и Испании.[865] Однако, торжество американского посла было недолгим. Чавес вернулся в президентский дворец на гребне народных протестов и при поддержке патриотически настроенных военных. Через неделю после этих событий Шапиро попросил Чавеса о встрече. Госдепартамент поручил послу довести до сведения президента информацию о готовящемся на него покушении. Чавес выслушал короткое сообщение и спросил: «Что конкретно известно о покушении? Кто планирует убийство, их имена?» Шапиро пожал плечами: «Инструкции, полученные мною, таких данных не содержат».
Через несколько лет Чавес рассказал журналистам о той беседе с Шапиро, назвав его «самым настоящим клоуном, а не послом»: «При наличии ЦРУ, ФБР и других разведывательных органов не иметь никакой другой информации? Мы знаем, и это известно не только нам, что в Майами есть полигон для подготовки венесуэльских террористов. Правительство США знает, кто они такие, но ничего не делает для их ареста. Более того, оно поощряет этих людей». По словам Чавеса, этот визит Шапиро был задуман в Вашингтоне для того, чтобы прикрыть факты причастности США к апрельским событиям, затушевать «аплодисменты американского посла Кармоне главарю заговорщиков». После этих событий Шапиро фактически стал «нерукопожатной персоной» для Чавеса и его сторонников.
Послу пришлось делать вид, что он «стоит над схваткой», попытаться сыграть роль посредника между правительством и оппозицией. Закулисно Шапиро поддерживал оппозицию финансовыми вливаниями по каналам ЦРУ и НПО, помогал ей развивать «полезные связи» на международной арене. К антиправительственной работе стали активнее привлекаться сионистские круги в стране. Через СМИ Шапиро посылал угрожающие сигналы Чавесу, намекал, что обстановка в стране еще более ухудшится, если к его «рекомендациям» не прислушаются. Всё это воспринималось боливарианским руководством как политика шантажа, и Чавес несколько раз говорил о возможности объявления Шапиро «persona non grata». В августе 2004 года Шапиро покинул Венесуэлу. Его командировка завершилась.
В 2009 году ситуация повторилась: на сайте wikileaks.org была опубликована информация о том, что посольство США в Каракасе совместно с другими посольствами Соединенных Штатов в регионе оказывали финансовую поддержку протестующим против правительства Венесуэлы.[866]
В 2005 году правительство во главе с Фиделем Кастро заподозрило, что некоторые посольства на территории Кубы финансируют проведение опроса населения относительно популярности нынешнего кубинского правительства. Для проведения этого опроса (в период с 8 октября по 3 ноября) из Испании на Кубу приехало около 15 исследователей под видом туристов. В общей сложности они опросили 541[867] человека, выбранных случайным образом и проживающих в разных провинциях.
В 2006 году в Таиланде посольства Германии, США, Франции, Финляндии, Голландии, Великобритании и Швейцарии оказали влияние на внутриполитическую ситуацию в стране, когда попытались подорвать статус-кво национальной элиты, обвинив правительство в растрате 60 % от 1,7 миллионов долларов, пожертвованных на финансирование деятельности «Центра идентификации жертв» на Пхукете. Центр был построен для проведения опознания тысяч погибших во время цунами в 2004 году. В этом письме, адресованном тайской полиции, послы просили провести внутренний аудит частной компанией для выяснения судьбы денег. Предполагалось, что более 800 миллионов долларов было использовано не по назначению. Впоследствии посольства Индонезии, Индии и Шри Ланки написали аналогичные жалобы о нецелевомом использовании пожертвованных средств.[868]
В 2013 году в Болгарии 13 послов (Австрия, Бельгия, Дания, Финляндия, Франция, Германия, Ирландия, Голландия, Норвегия, Сербия, ЮАР, Великобритания и США) открыто поддержали протесты и демонстрации в Софии против политической системы Болгарии. В этом конфликте посольства Франции и Германии проявили наибольшую активность и заняли гораздо более жесткую позицию, чем другие посольства. Послы этих двух стран оценили болгарскую политическую систему как олигархическую, в то время как остальные сосредоточили свое внимание на нарушении прав человека и притеснении ЛГБТ-движения.[869] В 2009 году дипломаты посольств Кубы, Никарагуа и Венесуэлы пытались не допустить государственного переворота и свержения президента Гондураса Мануэля Селайя. Однако, все усилия оказались тщетными. Это дискредитировало посольства, и сторонники военного переворота напали на представительства этих трех стран, обвинив дипломатов во вмешательстве во внутренние дела Гондураса.[870] Как следствие, посольству Бразилии в Гондурасе по просьбе Венесуэлы пришлось вмешаться в конфликт и оказать содействие дипломатам Венесуэлы в период военного правительства, тем самым показав пример функциональной стратегии «Дипломатии между посольствами» для налаживания связей с центральным правительством дискредитированными дипломатами посольства. Одновременно посольство Бразилии выступило в защиту интересов посольства Венесуэлы, тем самым улучшив их отношения с новым правительством Гондураса.
Подобные стратегии характеризуются использованием принципов дипломатических коммуникаций между посольствами, пытающимися уменьшить контроль со стороны государства. Будучи аккредитованными в определенном государстве, в конечном итоге они стали контрпродуктивными для политической стабильности самого государства пребывания. Таким образом, стратегии «Контрдипломатии между посольствами» могут быть:
1. Положительными или отрицательными для государств их пребывания;
2. Положительными или отрицательными для их собственного государства;
3. Приносящими или не приносящими пользу другим международным структурам, не имеющим связей ни с государством пребывания посольств, ни со своим государством;
4. Выгодными или невыгодными дипломатам лично.
По мнению Хайди Хардта, на отношения между дипломатами разных посольств сильно влияет возможность разговаривать на одном языке – успешность союза между такими посольствами гораздо выше. Тем не менее, несмотря на важность языкового фактора, на отношения влияет и география. Вполне возможно, что альянс между посольствами может быть результатом того, что представленные страны находятся в одном регионе или на одном континенте. Посольства европейских стран больше взаимодействуют между собой, так как представлены на одном континенте, точно так же, как и посольства в Азии. Однако, отношения между дипломатами могут успешно развиваться и в силу совпадения интересов во внешней политике их государств. Известны случаи, когда взгляды дипломатов из разных посольств на внешнюю политику диаметрально противоположны, но их личные взгляды могут совпадать намного больше, чем религиозные, академические или политические интересы.[871] С другой стороны, качество политических отношений между посольствами зависит от бюрократических возможностей министерств иностранных дел, к которым они принадлежат. Во-первых, если дипломатическая служба государства назначает послов относительно часто, то это может повлиять на установление отношений между иностранными посольствами в определенном государстве. Назначение на должность нового посла может иметь негативные последствия для дипломатических отношений между посольствами, поскольку новому послу понадобится время для оценки политической ситуации в стране пребывания и понимания целесообразности установления или продолжения уже установленных предшественниками дипломатических отношений.
В случае, если государство не имеет тенденции к частой смене дипломатов, отношения между посольствами имеют намного больше шансов на успех. Если посол того или иного государства в стране своего пребывания имеет политический вес, то, скорее всего, через какое-то время его действия перестанут подвергаться тотальному контролю государства, и наоборот, если посол не имеет практически никакого влияния в стране пребывания, государство будет осуществлять полный контроль за действиями такого дипломата. Также следует сказать о том, что на отношения между дипломатами влияет и политическая система государств. Если структура правовой системы государства разработана плохо, то возрастает вероятность того, что посольства этих стран будут стремиться к альянсу с другими иностранными посольствами по различным вопросам, представляющим взаимный интерес. Делая выбор между «Дипломатией между посольствами» и «Контрдипломатией между посольствами», можно утверждать, что обе эти стратегии допустимы. Однако, «Контрдипломатия между посольствами» – это, без сомнения, дипломатический маневр, представляющий собой вмешательство в национальные дела государств, в которых он осуществляется и замаскирован под легитимность и законность. Именно поэтому «Контрдипломатия между посольствами» является незаконной с точки зрения дипломатического и международного публичного права, выступающего против политических вмешательств в национальные дела государств. Кроме того, следует отметить, что подобные политические маневры достаточно сложно обнаружить в силу того, что «Контрдипломатия между посольствами» использует стратегии, связанные с «Тайной дипломатией». С другой стороны, «Контрдипломатия между посольствами» весьма эффективна во время политического кризиса в случае, если необходимо подорвать доверие к одной из национальных политических элит.
Заключение
В международных отношениях понятие «Дипломатия» ассоциируют с механизмами мирного урегулирования, которые позволяют вести переговоры между государствами и предотвращать конфликты, а также способствуют достижению консенсуса в решении проблем и нахождению взаимоприемлемых решений по реализации проектов.[872] Тем не менее, на протяжении всей истории самому понятию «Дипломатия» были даны тысячи различных определений. Во все времена исследователи рассуждали и писали на эти темы, предлагая собственные идеи и теории, тем самым демонстрируя, что дипломатия – явление увлекательное и постоянно развивающееся.
Целый ряд причин способствовал изменению функций и символов дипломатии. Однако они не повлияли на основные представления о дипломатии как о социальном явлении. В целом, история показала, что существует три характерных для дипломатических отношений признака. Во-первых, участники дипломатических отношений имеют официальный статус. То есть, имеют подтвержденные полномочия, свидетельствующие, что они в действительности являются представителями короля или президента. Во-вторых, они имеют особые юридические полномочия, что придает их решениям обязательный характер. Иначе говоря, они могут с легкостью поставить под угрозу интересы той страны, которую они представляют. И, в-третьих, действия этих людей обладают определенной закономерностью. Другими словами, повторяющееся поведение, с юридической точки зрения, позволяет думать о принадлежности к «дипломатическому учреждению».
Поведенческие закономерности привели к принятию Венских конвенций в 60-е годы ХХ века. В этих соглашениях, разработанных ООН, были изложены и юридически закреплены правила поведения, или, другими словами, нормы, устоявшиеся веками и частично, нерегулярно и даже «неофициально» применяемые государствами и правительствами. По мнению некоторых специалистов, Венские конвенции явились важной вехой, поскольку представляли фазу перехода к новому порядку, разделяя (с исторической точки зрения) дипломатию на «до» и «после». Однако, другие эксперты считают, что произошедшее не следует рассматривать как первый раскол в истории дипломатии, столкновение дипломатической традиции и современности, поскольку и ранее имели место исторические события, повлиявшие на историю дипломатии.
Например, изменения, произошедшие после Вестфальского мира (1648 г.), дают нам повод считать, что в тот момент также произошел некий переломный момент. Вестфальский мир способствовал появлению первого современного дипломатического конгресса и ввел новый порядок в Центральной Европе, основанный на концепции национального суверенитета.[873] Некоторые историки придают особое значение этому событию, так как в Вестфалии был заложен принцип территориальной целостности как основы для существования государств в противовес феодальной концепции территорий и населения. Стоит упомянуть и Венский конгресс 1815 года, ставший еще одной вехой эволюции дипломатических отношений, представляя собой пример первых международных усилий (хотя и со стороны лишь нескольких государств) по установлению порядка и регулированию отношений между государствами. Во многом благодаря Конгрессу дипломатия стала частью государственной службы страны, и дипломатическое представительство приобрело четыре основные характеристики: постоянство, всесторонность, профессионализм представителей и служение интересам государства (а не интересам принцев и королей). Так же зародилась профессия дипломата, почетная должность, представители которой стали принадлежать к социальным и экономическим элитам своих стран.[874]
Вестфальский мир и Венский конгресс установили условные границы международных отношений и расширили круг прав и обязанностей государств при решении существующих проблем. Но самое интересное заключалось в том, что эти два события запустили административные процессы в дипломатии. Подобная ситуация повторилась лишь после принятия Венских конвенций, с дуновением «свежего ветра» в конце столетия.
Примерно в 1997 году начался новый этап эволюции дипломатии. Он характеризуется появлением на мировой арене новых и неожиданных технологических и социальных явлений, которые, опять же, стимулировали процесс оптимизации и адаптации дипломатических организаций к новым требованиям «окружающей среды». Этот момент также может рассматриваться как переломный, свидетельствующий об изменениях, произошедших в дипломатии. Главным образом потому, что в этот период Интернет начинает активно распространяться по всему миру. Влияние Интернета ознаменовало собой новую динамику отношений между странами. Таким образом, традиционный ход работы министерств иностранных дел оказался под влиянием новой, пока неизвестной технологии. В то время мало кто успел ощутить пользу электронной почты и «поисковых систем». В 1998 году Дитрих Каппелер признал, что появление «информационных технологий и Интернета» коренным образом изменило дипломатические организации и сформировало «дипломатию завтрашнего дня».[875] С его точки зрения, информационные системы сократили дистанцию и помогли дипломатическим представительствам разных стран поддерживать как постоянные, так и кратковременные отношения. Это освободило дипломатов от рутинной работы и стимулировало более высокий уровень активности, позволив, наконец, сосредоточиться на более существенных обязанностях: установлении и поддержании личных контактов и связей.
В то же время, приблизительно в этот период, получают развитие явления, негативно влияющие на дипломатическую среду. Например, развитие сообщества государств и субъектов международного права (новых неофициальных участников);[876] тенденция государств заботиться больше о гуманистических идеалах, идеологических спорах и проблемах культурных различий, чем о геостратегических интересах страны;[877] увеличение неформальной деятельности со стороны новых участников, играющих обязательную роль в государстве;[878] появление на международной арене политического национального подсектора;[879] участие гражданского общества в проведении внешней политики национальных государств;[880] развитие СМИ и транспорта;[881] расширение тем повестки дня в государствах;[882] исчезновение дипломатических миссий, имевших «категорию ниже посольств» и повышение роли наднациональных организаций политической и экономической интеграции;[883] расцвет «гражданской» и «публичной дипломатии»;[884] выявление новых проблем, возможностей, международных сил и угроз на мировой арене благодаря развитию научного подхода в международных отношениях;[885] тенденция государств выбирать свои интересы качественным и функциональным путем;[886] увеличение отраслей и методов дипломатического взаимодействия;[887]распространение многосторонних инициатив и потеря «дипломатической неприкосновенности» по причине шпионажа;[888] тенденция университетских центров изучать детали истории дипломатии, а не «дипломатию в целом»; увеличение «мобильных посольств» в целях сокращения бюджета;[889]процессы глобализации и интеграции, взаимозависимость, новый федерализм, торговый и финансовый взрыв, а также чрезмерное освещение дипломатических вопросов в средствах массовой информации. Иначе говоря, данные события повлияли на мировую динамику дипломатических организаций, поскольку не были далеки от дипломатии.[890] Жан-Ив Хэйн[891] считал, что «лавина» событий на дипломатической арене вовсе не была хорошим знаком. Напротив, она объясняет, почему большинство людей потеряло веру в дипломатию, считая ее бесполезной или попросту ненужной. Причина кроется не только в отсутствии результатов. Дело в том, что дипломатам приходилось выполнять несколько задач одновременно. В то время, как дипломаты занимались вопросами международного экономического сотрудничества, глобальными экологическими проблемами, оказанием гуманитарной помощи и разрешением региональных конфликтов, люди требовали незамедлительных и удовлетворительных результатов. Однако, сложность данных проблем выходит за рамки полномочий дипломатического корпуса. Шестьдесят лет назад в задачу дипломата входило решение всего нескольких вопросов. Сегодня его рабочий стол буквально завален бесчисленными неотложными проблемами и многогранными задачами, требующими куда больше времени и сил. При всем при этом дипломат ограничен рамками строгих бюрократических инструкций.
Итак, на данном этапе наглядно будет описать историю дипломатии воображаемым вектором, направленным слева направо, на котором такие даты, как Вестфальский мир, Венский конгресс, Венские конвенции, развитие технологий и СМИ, а также появление новых неофициальных участников международных отношений представляют собой «скачок», напоминающий электрокардиограмму, после чего линия продолжается:
Как мы видим, каждый «скачок» связан с конкретными историческими событиями. При этом он не изменял «дипломатическую сущность», не влиял на «сердце» дипломатии, а скорее расширял, подталкивал и переводил ее на следующие, «высшие» уровни, где прежние методы «ведения дипломатии» существенно изменились:[892] судя по всему, дипломатия меняла свой облик, но суть всегда оставалась прежней.[893] Каждый «скачок» означал переход к новой культуре труда и организации; отмечал изменение в динамике взаимоотношений между странами; это момент истории дипломатии, когда обстоятельства приобретали для нее новое значение; это разлом, разделяющий территорию на две части; это решающий момент между «старым» и «пришедшим на смену» в научных исследованиях дипломатических явлений.
Однако эти «скачки» можно рассматривать и с иной точки зрения. Эрнан Эскарра отмечал,[894] что Роберт Нисбет видел в них некий «разрыв», новый этап на пути к прогрессу.[895] И не следует различать «скачки» современным диалектическим путем, так как он подразумевает общее преобразование «дипломатической субстанции», в то время как «дипломатический разрыв» подразумевает толчок вперед, не нарушающий «дипломатическую субстанцию», а напротив ее «очищающий».[896]
Или, по словам Гастона Башляра,[897] эти «скачки» знаменуют собой различные эпохи, каждая из которых характеризуется особым типом рациональности и научного или политического мышления, которые могут представлять собой конкретный «эпистемологический профиль». Кроме того, Башляр предполагает, что такие «скачки», которые отныне мы будем называть «разрывами» – это ключевые этапы истории науки, которая является, прежде всего, историей научной мысли и ее эпистемологической эволюции,[898] определяя момент, когда «не представляющее ценности» знание было заменено знанием «более подходящим».
«Эпистемологический разрыв[899] является одним из ключевых терминов концепции развития науки, который французский эпистемолог и историк науки Гастон Башляр разработал в противовес традиционным представлениям об истории естествознания как о непрерывном процессе роста знания. Согласно Башляру, в истории науки, на самом деле, есть периоды, когда происходит, прежде всего, рост эмпирического состава знания, что было обнаружено в результате наблюдений и экспериментов».[900]
При этом, спускаясь на уровень менее эпистемологический, Башляр считает, что анализ истории дипломатии не должен быть сосредоточен на оценке непосредственных событий нового цикла, что обычно происходит в поиске «исторических предшественников». Мы также не должны опираться на предшествующие события, так как они являются отражением «научного духа». Вместо этого, мы должны акцентировать внимание на переходном периоде, чтобы обнаружить «глубинные силы», вызвавшие изменения, и преодоленные «эпистемологические препятствия».
Другими словами, Вестфальский мир важно рассматривать как «реконструкцию преемственности между историческими эпохами и создание археологии, которая станет основой для разработки принципов конструирования предметности».[901] Фиксируя внимание на этом кульминационном моменте, можно оценить успехи и неудачи дипломатии, а также, что более важно, тенденции. И хотя может показаться, что изучение тенденций дипломатии является хорошо проработанной областью, но, к сожалению, это не так, поскольку сегодня университеты и специалисты предпочитают рассматривать детали истории дипломатии, а не дипломатию в целом. В настоящее время больше известны формы дипломатической деятельности, чем тенденции. И это именно они, тенденции, которые мы выявили, когда произошел важный «разрыв», поскольку они первые изменяют порядок работы или существования.
Благодаря изучению тенденций, согласно Гордону Смиту, обнаружились некоторые знаки, указывающие на еще один эпистемологический разрыв, произошедший в начале XX века. В статье, опубликованной в 1910 году, он отметил, что дипломатия того времени подвергалась и адаптировалась к трем проблемам: 1) расширение «общих интересов» между народами; 2) возрастание влияния общественного мнения на дипломатию; и 3) увеличение влияния средств массовой информации. Это позволяет предположить, что Гордон наткнулся на появление нового теоретического уровня, означавшего новый шаг в развитии общей теории дипломатии, которая на протяжении ХХ века должна была постоянно приспосабливаться к изменениям на международной арене.
Таким же образом, Генри Киссинджер выявил и два других эпистемологических разрыва в области дипломатии.[902] С одной стороны, Киссинджер подчеркнул важность момента, когда указом Вилле-Котре король Франции Франциск I в 1539 году обязал администрацию составлять документы на французском языке, в результате чего французский стал единственным государственным языком. С тех пор и до начала ХХ века французский оставался официальным языком дипломатии, что способствовало переговорам между государствами. И, во-вторых, Киссинджер ссылается на биографию кардинала Ришелье (1586–1642), первого дипломата, «достойного этого имени».[903]Ришелье применил уникальный термин в области внешней политики: «национальные интересы».[904]Принцип состоит в том, чтобы отдавать приоритет безопасности государства, какими бы важными и срочными ни казались другие обстоятельства.
Также можно привести примеры и других «разрывов». Один из них – изобретение книгопечатания Иоганном Гутенбергом в 1440 году, оживившее обмен правовой информацией между странами. Кроме того, можно упомянуть итальянские государства: Венецию, Ломбардию и Савойю, которые проявили инициативу в назначении постоянных представителей (от лица государства) в первой половине XV века. Различные авторы считают Венецию, Ломбардию и Савойю предшественниками постоянных дипломатических представительств, поскольку эти государства тщательно регламентировали дипломатические функции, что привело к появлению настоящих дипломатов в современном смысле этого слова. Также у нас есть и более древние примеры эпистемологических разрывов. Например, в Древней Греции, почитавшей своих официальных представителей сродни богам, родилось понятие иммунитетов и привилегий будущих дипломатов. Римлянам мы обязаны традицией архивирования заключенных договоров. В целом, история дипломатии была полна важных эпистемологических разрывов. И если мы внесем другие упомянутые нами разрывы в вышестоящий график, то выглядеть он будет следующим образом:
Диаграмма может расширяться и далее по мере того, как появляются новые данные о «разрывах». Однако период с 1997 по 2014 гг. особенно выделяется среди остальных и вовсе не из-за своей исторической близости, а по той причине, что есть некоторые междисциплинарные и многосистемные явления, которые, кажется, не только загнали дипломатию в более жесткие рамки, но и вытесняют ее из собственной сферы деятельности и ведут к «погибели».[905]
В этот разрыв, антидипломатический по своей сути, дипломатия столкнется с препятствиями в области научных знаний и «более ценных» институциональных принципов. Основной вывод данного исследования заключается в том, что в последние годы историческая линия развития дипломатии вышла на новый этап, когда государства стали применять (и довольно «азартно») ряд антидипломатических стратегий, которые, в целом, представляли опасность для институциональной стабильности министерств иностранных дел и, в то же время, как это ни парадоксально, достигают соглашений.
В «процессе ревизионизма» составных элементов дипломатической теории повторное изучение источников с учетом рассмотрения некоторых проблем, с которыми сталкиваются государства в последние годы, можно обнаружить, что дипломатия претерпевает очередной «разрыв» в своей истории. На самом деле другие авторы отчасти определяли этот «разрыв», но только уже в рамках «Неодипломатии»[906] как усовершенствованной версии дипломатии, включающей все явления, возникшие в связи с последним переломным моментом в ХХ веке, словно при переходе от Дипломатии 1.0 к научно более совершенной версии Дипломатии 2.0. Неодипломаты[907]сосредоточивают свое внимание на слабостях и недостатках Общей теории дипломатии (традиционной), которые были обнаружены, прежде всего, в свете технической революции и новых негосударственных субъектов с целью включения современных знаний в основные теоретические идеи, не изменяя при этом сущности самой дипломатии. Идея, которую они преследуют – это не только создание дискуссии для защиты самобытности дипломатической теории, воспрепятствование ее поглощению административным правом, но и отстаивание права на сосуществование таких неоднозначных дипломатических стратегий, как «постдипломатия», «антисистемная дипломатия» и других «благоприятных» форм наряду с «Общей теорией дипломатии».[908]
Но, в отличие от «неодипломатии», антидипломатические стратегии выделяются как рациональный и не схожий элемент, что в совокупности представляет собой сигнал перехода дипломатии к фазе, ведущей к разрушению принципов «дипломатического представительства» и «дипломатической гарантии», и где, строго говоря, о дипломатии в классическом ее понимании, уже не может идти и речи. Но, прежде чем продолжить, было решено наглядно разделить на две части основные выводы данного исследования, при этом начиная с научных рассуждений, чтобы затем перейти к более конкретным выводам. Зачем? Это необходимо, чтобы выявить научные интересы в документах, относящихся к внешней политике, международным отношениям и дипломатии.
Часть 1. Научные выводы
А. Кризис концепции. В процессе изучения источников информации, использованных при создании данной работы, привлекают внимание (и довольно сильно) ощутимые разногласия между мировыми научными сообществами относительно содержания основных понятий и терминов, используемых в общественных науках. Эти разночтения коснулись и концепции демократии, настолько разнообразной в своих интерпретациях, что она способна изменяться от человека к человеку, от группы к группе, от факультета к факультету, от университета к университету, от страны к стране, от континента к континенту. Что касается сферы международных отношений, то, по словам Джеффри Уайзмана,[909]мировые научные сообщества смогли дать концептуальное определение государства (с некоторым единодушием),[910] но далее периодически появляются разногласия в классификации, разделении, группировании или подразделении государств,[911] других участников международных отношений[912] и особой группы «концептуальных инструментов», что осложняет восприятие мнений других академических сообществ, даже не связанных с международными отношениями. Фактически эти разногласия могут быть одной из причин того, почему в мировом масштабе дипломатические службы все чаще заполняются профессионалами, не обучавшимися на университетских факультетах международных отношений. Архитекторы, инженеры, врачи, ветеринары, математики, физики, химики, биологи, философы, поэты и другие занимают должность современных дипломатов. Свои места они получают благодаря политическим связям, и следует отметить, что их понимание дипломатической деятельности и миротворческих процессов, в общем-то, не отличается от багажа знаний выпускника факультета международных отношений, поскольку обе группы имеют в распоряжении одни и те же смутные и противоречивые концептуальные понятия. Хотя специалисты международных отношений имеют больше опыта в понимании вопросов внешней политики государств, это знание не приносит пользы, если оно эффективно только в условиях «реальности» университетского факультета. Рабочие инструменты международников, как и политологов, – это концепции, но если эти инструменты не имеют четкого определения, то специалисты вряд ли выполнят свою работу успешнее. К примеру, лучше всего эту ситуацию в середине ХХ века иллюстрирует пример Международной ассоциации семиотических исследований. В то время семиологи стремились улучшить технический потенциал своих выпускников, чтобы отличать их, к примеру, от лингвистов. Таким образом, в 1969 году на Всемирном конгрессе в Венесуэле в Ассоциации приняли решение охватить все знаковые системы (медицинские, персидские, русские) в единой семиотической методике с тем, чтобы не путать семиотику с семиологией, что также ошибочно, как путать знак с символом. В результате конгресс смог установить универсальные понятия и термины, используемые специалистами семиотики, и те смогли, наконец, направить свое внимание на другие, более важные вопросы. Если семиологи добились этого в 1969 году, то почему сегодня подобное невозможно в сфере международных отношений? Учреждение международного научного движения, устанавливающего основные понятия, могло бы стать важным шагом к тому, чтобы данное научное направление прекратило кружить на месте, а продолжило бы развитие в направлении академической материи, и выпускники этих факультетов находили бы работу по специальности.
Б. Концепции и математика. Еще одним из заинтересовавших нас факторов стало то, что источники информации, используемые для создания данного документа, указывают на тенденцию со стороны факультетов международных отношений избегать числовых показателей для оценки тематических исследований. Большая часть научного сообщества, похоже, не понимает, что на международной арене числовые показатели, которые могут быть использованы для подкрепления научного значения исследований, обладают большим потенциалом. Если научные сообщества начнут использовать эти показатели, возможно, многие из существующих разногласий относительно понятий и терминов в среде международных отношений исчезнут. Укрепление связей между математикой и международными отношениями может стать новым этапом. Количество посольств, консульств, дипломатов, международных соглашений, подписанных между государствами, количество официальных и неофициальных визитов глав государств, частота авиарейсов между государствами, число национальных НПО, работающих за границей и ряд международных НПО, работающих на территории государства – это лишь некоторые из многочисленных показателей, которые могут помочь воспроизвести геополитическую карту дипломатических политических союзов по всему миру. Например, если принять во внимание целый набор математических показателей, связанных с возможностью ректификации международных соглашений государств путем дополнений, можно предложить рейтинг государств, наиболее заботящихся о сохранении своей репутации. Мы обращаемся к дополнениям потому, что они являются синонимами договорных фактов, не предусмотренных сторонами при подписании соглашений, но, в то же время, отражают волю государств исправлять ошибки, следуя своему слову; при этом поддерживая достоинство «дипломатической надежности» каждый раз, когда обсуждение поправки может означать законное расторжение договора по «непредвиденным причинам», не затрагивая дружественных отношений между сторонами.
В. Университетские факультеты Vs. Дипломатические институты. На протяжении всего исследования было отмечено, что знания, генерируемые международным научным сообществом, как правило, никак не относится к знанию, производимому дипломатическими институтами.[913] В Европе и Латинской Америке научные сообщества практически оставляют без внимания исследования дипломатических институтов, обвиняя их в «малонаучности», «предвзятости», «контролируемости» или «манипулятивном потенциале» со стороны структур политической власти, что было подтверждено скандалом с Wikileaks. Но, честно говоря, следует отметить, что академические сообщества (в основном), связанные с международной средой, не принимают участия в дипломатии. Таким образом, они интерпретируют международные отношения, не выходя из дома или офиса, собирая информацию через телевидение, газеты или журналы, не имея прямого отношения к реальным международным событиям. Большая часть научных сообществ наблюдает события из «амфитеатра» и, пользуясь своей «научностью», манипулирует политическими элитами и направляет их по дорогам, зачастую ведущим в никуда, за исключением случаев преследования собственных политических интересов или интересов элит. Например, в 2003 году опытный специалист Деметрио Боерснер сказал, что, начни дипломаты преподавать в университетах, мало бы что изменилось, но, тем не менее, они «прояснили бы многие сомнения», т. к. их преимуществом, по сравнению с наблюдением за дипломатическими явлениями «на расстоянии», без прямого участия в них, является бюрократическая роль в дипломатии.[914] Между тем, профессор Альфредо Рамос Хименес из Университета в Лос-Андес связывает это с так называемой «академической ограниченностью», явлением, затрагивающим латиноамериканские университеты, при котором специалисты и исследователи предпочитают читать документы, написанные внутри заведений, где они, как правило, работают, не обращая внимание на происходящее за стенами колледжа, университета или страны. В любом случае пренебрежительное отношение научных сообществ к документам дипломатических институтов не меняется, что важно отметить для будущих исследований.
Г. Научный рынок. Следует отметить, что на протяжении данного исследования был отмечен определенный коммерческий характер деятельности некоторых североамериканских университетов, пытающихся навязать научные знания за столом обсуждения международных отношений. Некоторые университеты настойчиво продвигают исследовательские программы через сеть научных газет и журналов, пытаясь привлечь внимание мировых и научных сообществ и, особенно, студенческого рынка, увеличивающегося с каждым годом. Крупные американские университеты, будучи частными компаниями, ежегодно тратят миллионы долларов в попытке продать свой статус «лучшего университета мира», располагающего большим опытом и лучшими учеными. С помощью этой стратегии они намерены поощрять или экономически стимулировать будущих студентов, которые прекрасно осознают престиж этих учебных заведений. Но, при этом, подобная рыночная направленность пренебрегает другими научными дисциплинами, создавая трудности в доступе к информации, и навязывает научную мысль, далекую от либертарианства.[915] Таким образом, похоже, что единственный возможный вариант – это поднять на более высокий уровень критическое отношение ко всем научным документам, поступающим из США, Канады и Великобритании, чтобы ускорить «приближение к пониманию нашего объекта изучения».
Д. Притворные отзывы и вынужденные статьи. Одной из самых любопытных деталей, обнаруженной в данном исследовании, стало присутствие «притворной критики» в адрес некоторых исследовательских работ со стороны других исследователей. Будучи далекими от научных принципов, эти критические замечания не предполагают конкретной научной позиции относительно выводов или научного вклада различных работ. Наоборот, эти критические замечания, похоже, пытаются убедить читателей в «неопровержимой» необходимости приобрести раскритикованные труды, что сочетает в себе новые маркетинговые тенденции американского академического знания. Также можно обнаружить «вынужденные статьи», то есть научные документы, принадлежащие признанным университетам, чьи объекты исследования являются спорными. Например, стоило социальным медиа США и Канады опубликовать пресс-релиз о сотруднике правительства Квебека, который позвонил мэру Москвы и спросил время, как тут же выходит статья, подтверждающая парадипломатические отношения между провинцией Квебек и мэром Москвы в вопросах обмена технологической информацией. Этот тип документов излишне отвлекает внимание исследователей и представляет собой лишь доказательство того, что типичные практики североамериканских «твердых» наук, таких как, например, биология, движутся в направлении «социальных». Хорошо известны случаи, когда биологи составляют несколько научных статей по мере того, как в кровь крысы вводят различные вещества. Если различные вещества вводятся 10 раз, то после каждой продемонстрированной реакции публикуется 10 различных научных статей. Но, в отличие от биологии, где ученые ценятся за количество опубликованных статей или документов, здесь, в «социальных науках», качества одного документа более, чем достаточно; если же нет, имеет место пример Иво Дучачека.
Е. Научный язык в английском и испанском языках. Исторически и культурно сложилось так, что в испанском языке слова имеют тесную связь со «смыслом» и «значением», по этой причине легко заметить, что испанские ученые в своих текстах всегда подходят «ближе к делу», так как автор предполагает, что читатель знаком с инструментальным значением каждого элемента. В английском же языке менее тесные отношения между словом и его смыслом, а также значением приводят к тому, что авторы посвящают несколько абзацев, а то и страниц, уточняя значение. В этом случае англоязычному автору необходимо как можно лучше прояснить англоговорящему читателю смысл каждого понятия и каждой идеи, что в испанском языке не столь необходимо. По этой причине научные тексты на испанском языке, как правило, более конкретны, в то время как книги на английском языке объемом в 300 страниц могут быть посвящены лишь небольшому кругу идей.
Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 221; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!