От моды к моде : содержание и природа модных изменений 11 страница



2 Wasson С . Dynamic competitive strategy and product life cycles. — St. Charles (111.), 1974. -P. 3-5.

4 Quails IV., Olshavski R., Michaels R. Shortening of the PLC — An Empirical Test //Journal of marketing, 1981. - Vol. 45. - № 4. - P. 76-80.

87

флер в своей некогда нашумевшей книге «Удар будущего» (1970). Он утверждал, что двумя ключами к пониманию современного общества, в частности в области массового потребления, являются, во-первых, принцип недолговечности и эфемерности, во-вторых, новизна. «Мы вступаем в эпоху временных изделий, изготовленных временными методами для удовлетворения временных потребностей. Происхо­дит неизбежная эфемеризация отношений человека с вещами», — заявил он'.

Э. Тоффлер прогнозировал всеобщее распространение принципа «использовал — выбросил» в сфере взаимоотношений человека с ве­щами. Теперь, по прошествии двух десятилетий, мы видим, что его прогноз не подтвердился. Даже в США «недолговечность», провоз­глашенная Э. Тоффлером естественным выражением образа жизни и по­требностей современного человека, затронула гораздо более узкую область потребления, чем некогда предсказывал американский социолог.

Необходимо отметить, что в научном бестселлере Э. Тоффлера описание и прогноз принципа недолговечности незаметно переходили в его воспевание. Однако не у всех этот принцип вызывал и вызывает восторг. Знаменитый немецкий архитектор и один из первых теорети­ков дизайна Г. Земпер (1803-1879) жаловался на сокращение жизнен­ного цикла вещей: «Только что получившее признание нововведение изымается из обихода как устаревшее до того еще, как оно смогло уте­рять свои технические и тем более художественные достоинства; оно заменяется новинкой, далеко не всегда более высокого качества» 2. Впоследствии исследователи и дизайнеры нередко осуждали лихора­дочный темп морального устаревания. «Неужели у художников-кон­структоров нет более важной задачи, чем создавать проекты, продол­жительность жизни которых короче мини-юбки? — спрашивал японский дизайнер И. Уга. — Разве сейчас не случается, что просто в угоду ком­мерческим соображениям и целям предприятия искусственно сокра­щается срок морального износа изделий, которые и хороши, и привле­кательны по своей форме, и выполнены из самых новых материалов, и относительно недороги, и достаточно совершенны технически, и со­ответствуют своему функциональному назначению?»3

1 Тоффлер Э. Столкновение с будущим // Иностранная Литература, 1972. —№3.-С. 233.

2 Земпер Г. Практическая эстетика. — М., 1970. — С. 181.

3 Уга И. Художественное конструирование и моральный износ. — М.,1972. - С. 8.

88

Несомненно, если изменения в вещном мире приобретают конвуль­сивный характер, то это симптом болезни социального организма. Гиперболизация принципа «использовал — выбросил» применительно к вещам является и признаком, и фактором утраты преемственности в развитии общества и культуры, отрицательно сказывается на станов­лении и развитии самотождественности личности, способствует за­грязнению окружающей среды, /la, искусственное сокращение жиз­ненного цикла продукта, и к частности «модного никла II»,— явление отрицательное со многих точек зрения. Но не менее отрицательным явлением следует признать и искусственное затягивание, продление этого цикла любой ценой. Если первое нередко свойственно развитой рыночной экономике капиталистических стран, то последнее прису­ще дефипитарной экономике государственно-монополистического социализма. При господстве последнего непомерно длительные жиз­ненные циклы продукции (с трудом прерываемые из-за того, что ин­новации буквально «стучатся в дверь» извне, из индустриально раз­витых стран) свидетельствуют об отсутствии внутренних источников обновления, о низком инновационном потенциале общества, об отсут­ствии подлинных стимулов совершенствования продукции, техноло­гии ее создания и продвижения к потребителю. И свидетельство это реальное, в отличие от словесных деклараций о приверженности на­учно-техническому прогрессу и многочисленным экономическим по­казателям.

В этих условиях хозяйственники, запуская в производство после невероятных, героических усилий новый (для них) продукт, бывают искренне убеждены, что он будет жить вечно, и очень удивляются, ког­да происходит иначе. Моральное устаревание и необходимость пре­кращения жизненного цикла вследствие замены продукта восприни­маются как досадное недоразумение или же как эпохальная революция, требующая чуть ли не столетней подготовки. Поскольку прекращение жизненного цикла продукта, если оно все же случается, не носит орга­ничного характера, оно бывает связано с колоссальными затратами, а иногда и с сомнительными преимуществами: имеют место случаи выпуска изделий с худшими, чем у их предшественников, потребитель­скими свойствами.

Очевидно, необходимо разумное и дифференцированное отноше­ние к определению длительности жизненного цикла различных кате­горий «мод». А такое отношение, в свою очередь, обязательно предпо­лагает учет их реальных ритмов и опору на них. Знание длительности «модных циклов II» и стадии, на которой в данный момент находится

89

та или иная «мода», чрезвычайно важно для принятия оптимальных решений в ассортиментной политике в области товаров массового по­требления. Решения эти должны варьировать в зависимости от того, находится ли данная «мода» в стадии зарождения, максимального рас­пространения или упадка.

В период максимального распространения, расцвета определенная «мода» представляется большинству самой что ни на есть прекрасной, «естественной», «удобной» и т. п. Кажется, что так было всегда, а если нет — то только по недоразумению; что «иначе и быть не может» и что впредь так, безусловно, будет всегда'.

Правда, для старшего поколения такими же «естественными» мо­дами нередко являются моды их молодости, что, в частности, вызыва­ет время от времени борьбу вокруг узких (широких) брюк, коротких (длинных) юбок и причесок, «нормального» вальса и «ненормально­го» брейка (шейка, твиста) и т. д. В условиях сверхидеологизации всей общественной и личной жизни этой борьбе, как правило, приписыва­ется статус идеологической борьбы.

Но модные циклы, так же как и инновации, существуют не где-то в надчеловеческой реальности. В конечном счете их исследование — это исследование создания, распространения, усвоения, потребления модных стандартов людьми. Поэтому более или менее исчерпывающее знание о циклах и инновациях возможно лишь тогда, когда мы знаем, кто и как участвует в моде. К этим вопросам мы и обратимся в после­дующих главах.

1 Кстати, так называемый «классический» стиль часто означает не что иное, как модный стандарт на поздней стадии «модного цикла II», когда большинство участников моды успевают основательно привыкнуть к нему и не восприни­мают его как экстравагантный, считая его чем-то вроде традиции. «Класси­ческий» стиль — это, как правило, наименее утрированный или наименее «свежий» (или воспринимаемый как таковой) вариант модного стиля; в раз­ное время он разный.

Глава 4

Мода — массовое явление

Есть люди, открыто презирающие толпу, есть и другие, которые верят только ей. Ничто не может быть па­губнее для художников, чем подоб­ные взгляды. Альфред де Мюссе. Салон 1836 года

Не смешно ли, сворой стадной Так назойливо, так жадно За штаны толпу хватать — Чтоб схватить, как подаянье, От толпы пятак вниманья, На толпу же и плевать?!

Саша Черный. Эго-черви

Откуда массовость ?

Прилагательное «массовый» сегодня весьма часто встречается в сло­варе социальных наук. Мы говорим о «массовом производстве», «массо­вом потреблении», «массовых движениях», «массовых организациях», «массовом сознании», «массовой коммуникации» и т. д. В XX столе­тии массовость стала неотъемлемой чертой многих социальных про­цессов, она прослеживается в самых различных областях социально-экономической, политической и культурной жизни. Но еще в прошлом веке появились пророчества относительно предстоящего наступле­ния эры масс, причем одни мыслители предсказывали наступление этой эры с оптимизмом, другие — с ужасом и отвращением. К. Маркс и Ф. Энгельс связывали с повышением роли масс грядущие революци­онные преобразования, движение человечества к коммунизму: «Вме­сте с основательностью исторического действия будет... расти и объем массы, делом которой оно является»'. С другой стороны, для сторон­ников аристократического элитизма, противников идей равенства, де-

1 Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство, или Критика критической крити­ки // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. — Т. 2. — С. 90.

91

мократии и социализма, например, французского философа Г. Лебона (1841-1931), отождествлявшего массу с толпой, массовость означала неизбежную социальную деградацию. Своеобразным отражением уси­ления роли масс явились на Западе концепции «массового общества». При этом для либеральных и леворадикальных теоретиков (Р. Миллс, Э. Фромм и др.) анализ «массового общества» был средством крити­ки капитализма, а для приверженцев аристократического элитизма ( X. Ортега-и-Гассет и др.), наоборот, критика капитализма служила прежде всего инструментом критики масс, явной или неявной идеали­зации прошлого. Как бы то ни было, во всех индустриально развитых странах в XX в. неизмеримо выросла роль масс: иногда в качестве субъектов созидательного исторического действия, а иногда как могу­чей разрушительной силы. Произошла «массовизация» многих соци­альных процессов. И хотя на протяжении нашего столетия массы не раз становились объектом жестоких экспериментов, проводившихся политическими маньяками, мифотворцами и ловкими политиканами, делалось это, как правило, руками самих масс, от их имени и во имя их же «блага».

Истоки и одновременно выражение феномена массовизации кро­ются прежде всего во внушительном и неуклонном росте народонасе­ления. В эпоху средневековья численность населения земного шара росла невысокими темпами: ее оценивают обычно в 250-300 млн че­ловек к концу первого тысячелетия и в 400-500 млн к середине второ­го. К 1900 г., по оценкам демографов, население мира насчитывало примерно 1656 млн человек1. В конце 80-х гг. население Земли уже превысило 5 млрд. Каждые три года население мира увеличивается в среднем на 220 млн. Согласно прогнозам ООН, к 2025 г. его числен­ность достигнет 8,5 млрд человек.

По дело, разумеется, не только и не столько в количественном росте населения, сколько в качественных социально-исторических сдвигах в европейском мире Нового и новейшего времени. Бурный рост произ­водительных сил в начале Нового времени и в XIX в., промышленная революция обусловили массовый характер как процесса производства, так и его результатов, адресованных массовому анонимному потреби­телю.

Рост товарного производства в результате промышленной револю­ции усилил потребность в международном товарном обмене. Начиная

1 Народонаселение стран мира. Справочник / Под ред. Б. Ц. Урланиса, В. А. Борисова. - М., 1984. - С. 7-8.

92

с великих географических открытий XV-XVI1 вв. значительно уси­лились культурные контакты и взаимовлияние культур. Все это спо­собствовало резкому росту географической мобильности населения.

Разрушение феодально-сословного строя вызвало ломку соци­альных барьеров, стимулировало процесс социально]'] мобильности, формирование новых, бессословных классов и слоев.

Мощное воздействие на массовый характер социально]'] жизни ока­зали и оказывают технические нововведения в области транспорта. Создание и внедрение в XIX в. новых транспортных средств, парохода и железно]'] дороги, было обусловлено промышленной революцией и потребностями товарного обмена. В свою очередь, внедрение этих средств существенно способствовало развитию связей между удален­ными друг от друга районами мира, между различными культурами, стимулировало резкий рост миграции населения.

В XX в. внедрение в повседневную жизнь таких транспортных средств, как автомобиль и самолет, радикальное усовершенствование других транспортных средств вызвали беспрецедентную но своим мас­штабам подвижность широких слоев населения. Возник совершенно новый но своей сути массовый социальный феномен — туризм и соот­ветствующая отрасль экономики — индустрия туризма.

Невиданных ранее масштабов достигла в XX в. урбанизация, все­мирный процесс, охватывающий такие явления, как рост числа горо­дов и численности городского населения, увеличение числа крупных городов, возникновение городских агломераций и мегаполисов, про­никновение городского образа жизни и городской культуры в деревню (урбанизация) и т. д. Интенсивность и широкие масштабы урбани­зации вызвали концентрацию населения в рамках больших террито­риальных общностей и существенно повлияли на концентрацию и мас­совый характер социальных и культурных процессов.

Развитие городской формы расселения и городского образа жизни вместе с перечисленными выше факторами способствовало возникно­вению и развитию массовых форм общения, неведомых ранее замкну­тым сельским общинам, основанным на личном взаимодействии их членов. Не меньшее воздействие в данном отношении оказали возник­новение, развитие и распространение средств массовой коммуникации, позволяющие производить, тиражировать и передавать информа­цию в огромных количествах, с громадной скоростью и на любые рас­стояния.

Начало этому процессу было положено изобретением в XV в. И. Гу­тенбергом первого в Европе печатного станка. Правда, в первые века

93

своего существования в Европе (как и в Китае, где книгопечатание было изобретено раньше) ни печатная книга, ни появившиеся в XV1-XV11 вв. периодические печатные издания (газеты и журналы) еще не име­ли того эпохального значения, которое они приобрели впоследствии. Строго говоря, вплоть до XX в. они не представляли еще собой средств массовой коммуникации в собственном смысле. Это относится как к их производству, гак и к потреблению: известно, что доступ широ­ких масс к этим средствам почти отсутствовал вследствие различных социально-экономических факторов и, в частности, по причине повсе­местной неграмотности. Сегодня книга и периодическая печать зани­мают громадное место в жизни развитых в промышленном отношении стран.

Хорошо известно, какое глубокое преобразующее воздействие на жизнь современного человечества оказали и продолжают оказывать такие средства массовой коммуникации, как кино, радио и телевиде­ние. В этой же связи следует отметить возникновение и развитие раз­личных методов фиксации аудиовизуальных сообщений, приведших к созданию специфических средств массовой коммуникации, отчасти включенных в вышеназванные, отчасти существующих самостоятель­но: фотография (возникшая в XIX в., но радикально усовершенство­ванная в XX в.), граммофонная, магнитофонная и видеозапись. Но­вым и весьма многообещающим методом регистрации информации является голография.

Важным вкладом в развитие массово!] коммуникации было изобре­тение в XIX в. телеграфа (1832) и телефона (1876). Такой вид связи, как почта существовал в истории с незапамятных времен. Тем не ме­нее только возникновение общегосударственных и международных систем почтовой связи, появление почтовой марки, преобразования в сфере транспорта и почтовой техники, осуществленные в XIX-XX вв., сделали почту подлинно эффективным и массовым средством связи.

Разумеется, коммуникация, осуществляемая посредством почты, телеграфа и телефона, в значительной мере относится не к массовой, а к межличностной коммуникации. Однако создание, развитие и рас­пространение этих средств способствовали тому, что можно назвать массовым характером межличностной коммуникации, т.е. вовлечен­ности в нее множества людей, находящихся на значительных расстоя­ниях друг от друга.

Огромное значение названных процессов хорошо известно и мало у кого может вызвать сомнение: ведь почти каждый человек сегодня носит одежду, сшитую на фабрике, живет в доме, построенном пнду-

94

стриальным способом, ест консервы, читает газеты и смотрит телеви­зор. Тем не менее некоторые неизбежные исторические последствия этих процессов со всеми их плюсами и минусами зачастую рассматри­ваются как некое уклонение от «нормального» хода событий. Именно так произошло с оценкой массовпзации ряда культурных процессов. Именно так в сочинениях западных, а затем и отечественных интел­лектуалов (философов, искусствоведов, литературоведов и др.) воз-пик и распространился «жупел» массово]"! культуры.

2. Об одной псевдодилемме: культура массовая и немассовая

Как только речь заходит о массовой культуре, даже наиболее бес­пристрастные исследователи нередко утрачивают объективность. Случается, что даже те деятели культуры, которые убеждены в своей приверженности демократическим ценностям, считают своим долгом выразить отвращение к массовой культуре, осудить ее. Чтобы каким-то образом примирить исповедуемый демократизм с осуждением мас­совой культуры, используются разного рода ухищрения, в частности терминологические. «Массовая культура» решительно противопостав­ляется «культуре масс», народной, подлинной культуре и т. д. Такому противопоставлению обычно предшествует процедура сведения мас­совой культуры к низкопробной, пошлой продукции, создаваемой лов­кими ремесленниками и мошенниками на потребу неразвитой в куль­турном отношении массе.

В этой связи чрезвычайно важно выяснить, с каких позиций осуще­ствляется критика массовой культуры, какие реальные альтернативы скрываются за этой критикой. На сегодняшний день доминируют две такие позиции, хотя внешних форм, в которые они облекаются, есте­ственно, гораздо больше. Это культурный элитизм и традиционализм (именно последний часто выдается за народность). Как правило, явно или неявно подразумевается, что в прошлом существовал «золотой век» культурного процветания, когда только «истинные» творцы создава­ли исключительно «подлинные» культурные ценности, а «истинные» ценители «по-настоящему» усваивали их.

Недифференцированно критическое отношение к массовой куль­туре, ее «отбрасывание» многими западными, а вслед за ними и неко­торыми отечественными теоретиками и деятелями культуры зачастую скрывает в себе снобистскую критику масс. Разумеется, критика низ­копробной продукции, выбрасываемой на «рынок» культуры, не мо-

95

жет вызывать возражений, однако низкое качество и массовость от­нюдь не синонимы'.

Когда в наше время низкокачественный культурный «продукт», например художественное произведение, получает массовое призна­ние, оказывается «в моде», то именно вследствие его повсеместной распространенности в определенный момент его низкое качество так­же становится общеизвестным, «бросается в глаза». А сколько низко­пробной продукции не получает всеобщего признания даже па короткое время, не оказывается «в моде»? Сколько произведений культуры низ­кого качества, даже будучи широко тиражированными, находят лишь горстку почитателей или же умирают естественным образом, едва по­явившись на свет? Можно с полным основанием предположить, что та­ких произведений, не получивших массового признания, гораздо боль­ше, однако как раз вследствие своего массового непризнания они незаметны.

Авторы подобных произведений сталкиваются с соблазном высту­пать с критикой массовости и моды как таковых, и далеко не все из них от этого соблазна отказываются. С одной стороны, с такой пози­ции им удобно критиковать тех собратьев по ремеслу, которые поче­му-либо им не импонируют, но получили массовое признание. Можно упрекать их в «погоне за модой», в стремлении к «дешевой популяр­ности», в подлаживании к неразвитым вкусам массы, можно прогно­зировать недолговечность их успеха, говорить о дистанции, отделя­ющей их произведения от «высокого», «подлинного», «вечного», и т. д.


Дата добавления: 2019-09-13; просмотров: 156; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!