Соотношение закона и заповеди

Правовые представления Победоносцева отвечают на два важ­ных для христианского правосознания вопроса: 1) возможно ли ду­ховное оправдание права и 2) каковы условия внутренней обязатель­ности его предписаний для христианской совести.

Задача нравственного обоснования права приводит Победо­носцева к традиционной в историко-правовом аспекте проблеме со­отношения права и нравственности. По его мнению, нравственное начало «составляет высшее оправдание и коренную сущность вся­кого закона» (Курс, 2, 79). Отвергая как рационалистическую, так и утилитарную концепции нравственности, Победоносцев видит ее высшую духовную санкцию «только в религии, то есть в сознании бытия Божия и будущей жизни».²¹ Таким образом, нравственный закон

²¹ Победоносцев К. П. Свобода... С. 1008.

690

К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВ

существует для Победоносцева исключительно в значении божест­венной заповеди. «Закон, с одной стороны, правило, с другой сто-

цц _ заповедь, и на этом понятии о заповеди утверждается нрав­ственное сознание о законе». Нравственная заповедь, «полагая свыше властное разделение между правдою и неправдою», производит «раз­двоение первобытного понятия между законным и незаконным» (Курс, 2, 80). Таким образом, полагает Победоносцев, «основным типом закона» неизменно остается «Моисееве десятисловие» (с. 317). Духовное оправдание праву сообщает его соответствие нравствен­ному закону как высшей норме человеческих отношений, запове­данной Богом.

Победоносцев, подчеркивая иррациональный элемент в чело­веческой природе, убежден в неэффективности обращения зако­нодателя исключительно к рациональным мотивам правового поведения человека. Он отмечает недостаточность одного лишь ра­ционального объяснения сознанию, что добродетель есть долг чело­века. Право, основанное на рациональных предположениях о нрав­ственно должном, обращенное к «разумной» природе человека, по мнению Победоносцева, лишено вне системы принуждения безус­ловно обязывающего волю характера. Вместе с тем он полагает, что законодатель не должен также апеллировать к материальным моти­вам правового поведения (с. 378). Законодатель, с его точки зрения, не может основываться на «предположении о всеобщей безнравствен­ности» (тогда «к чему и писать законы?»), но обязан доверять «ду­ховной, высшей стороне человеческой природы».

Именно совесть предполагается Победоносцевым тем духов­ным органом, который способен воспринять нравственное значение закона и обеспечить внутреннюю обязательность его предписаний. Таким образом, социальное действие права обеспечивается вос­приятием нравственной ценности права в индивидуальном — «со­вестном»— правосознании. Его основу составляет религиозное чувство, поскольку оно предполагает ответственность «за неправду йе перед слепым правосудием человеческим, но перед всевидящим (ЗДом Божьим». Именно к религиозному чувству неизменно апел­лирует законодатель, считая его «самым крепким и определенным ^вством в человеке». «Это обращение... только тогда должно исчез-Иуть из законодательства, когда законодатель убедится, что религи-°зное чувство потеряло всю свою силу в массе народной». Однако, "олагает Победоносцев, такого состояния «не может предположить

691

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX в

законодатель, покуда не утратил веры в могущество высших нрав­ственно-религиозных побуждений».²²

Следование закону происходит «во имя Бога, во имя священ­нейшего, высшего интереса вечной жизни и вечного правосудия»²³ и, таким образом, приобретает характер своего рода религиозного послушания. Однако духовно просвещенная совесть обязывается к исполнению правовых предписаний лишь при условии их нрав­ственной обоснованности. При отсутствии духовного соответствия между предписаниями закона и заповеди законодательство стано­вится «ложью и насилием» над христианской совестью. В этом слу­чае закон, бессильный обязать совесть, «является только повелени­ем силе материальной, а не выражением правды и справедливости».²⁴ В то же время духовно непросвещенная совесть, полагает Победо­носцев, вполне удовлетворяется «слепым, рабским подчинением внешней власти».

Соблюдение правовых запретов мыслитель также связывает с нравственной отзывчивостью христианской совести, неизменно квалифицирующей преступление закона как преступление боже­ственной заповеди. Однако это возможно лишь в том случае, если «закон запретительный» является выражением высшей правды, вопло­щенной в божественной заповеди. Если же, полагает Победоносцев, спустить «высокое знамя правды с закона, совесть лишится своего твердого мерила, не будет в законе того жала, которое призвано бу­дить ее». Он отвергает любые попытки соглашения закона с налич­ным уровнем нравственности, что, по его мнению, приведет лишь к тому, что преступник лишится «возможности чувствовать, что он совершает неправду», и, таким образом, «грязь и нагота станут яв­ляться на вид без стыда и без сознания». Победоносцев признает безусловно необходимым, чтобы «начало правды стояло высоко, в виду всех, не подвергаясь колебанию и сомнению», и чтобы «в виду его не забывалась и не засыпала совесть в общественном и в част­ном сознании» (Курс, 2, 81).

Согласие «закона запретительного» с заповедью веры обеспе­чивает его безусловную обязательность для христианской совести.

²² Победоносцев К. П. Записка о гражданском судопроизводстве // Материа­лы по судебной реформе в России 1864 г. Т. 26. СПб., 1863. С. 28-29.

²³ Победоносцев К. П. О присяге тяжущегося // Там же. Т. 46, ч. 1, кн. 1-5-Б. м., б. г. С. 78.

²⁴ Победоносцев К. П. Записка о гражданском судопроизводстве. С. 29.

692

К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВ

Психическое действие законного прещения несомненно, когда схо-пится с началом нравственным», воплощенном в законе, ибо в этом случае человек сознает свою ответственность «перед всевидящим судом Божьим». Поэтому, полагает Победоносцев, «в законе несрав­ненно важнее нравственное значение запрещения» (Курс, 3, 82, 83). Перед эффективностью системы принуждения «нравственно-рели­гиозного учения» «бледнеет» «даже уголовное законодательство со своими прощениями». Таким образом, заключает Победоносцев, «основная, непререкаемая санкция закона» состоит в том, что нару­шение закона, независимо от материальной кары, «немедленно об­личается в душе у нарушителя — его совестью» (с. 317-318), кото­рая «одна дает нашим действиям правую цену» (с. 348), поэтому «притеснитель не смеет явиться со своим насилием перед лицом за­кона» (Курс, 3, 82).

Вместе с тем не следует забывать и о том, что «закон запрети­тельный (не делай, не прикасайся) во имя высшего духовного начала» прежде всего имеет воспитательное значение, поскольку он «при­зван ограничивать своею заповедью» низшие побуждения челове­ческой природы (Курс, 2, 80). В связи с этим Победоносцев полагает, что всякая система человеческой дисциплины, и прежде всего право, должна побуждать человека к ежедневному упражнению «высших ощущений духа» и борьбе «с низшими ощущениями» (с. 317).

Историческая концепция права

Победоносцев являлся последователем немецкой исторической школы права. Право рассматривается ученым как социальное явле­ние, обусловленное в своем происхождении и развитии «духом наро­да». Победоносцев использует предложенное исторической школой сравнение процесса образования права с происхождением языка как Двух органических порождений «народного духа». Происхождение права, утверждает он, «столь же трудно уследить в каждом народе, ^к и образование народной речи».²⁵

Формирование и развитие правовых институтов, правовых форм, — в терминологии ученого, обусловлено «не одной случай-чостью, не одним личным произволом, а целым ходом истории, строгой

²⁵ Победоносцев К. П. О реформах в гражданском судопроизводстве // Рус­ский вестник. М., 1859. Т. 21. Июнь. Кн. 2. С. 547.

693

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX и

связью предшествовавших явлений, вследствие коих возникло новое явление по закону исторической необходимости».²⁶ Развитие право­вых форм, убежден Победоносцев, определяется их внутренней идеей, «истекающей из основ народного духа»; «форма развивается и совершенствуется по мере того, как очищается сознание идеи».²⁷ Правовая форма, «развиваясь последовательно по мере развития общественных отношений... через долгое время достигает того вида в котором можно указать ее место в системе права, обнаружить вполне разумное ее значение».²⁸

Таким образом, ученый рассматривает развитие правовой формы как некий естественный цикл, в который не допускается какое-либо произвольное вмешательство. С помощью органических сравнений Победоносцев поясняет, что подобно тому, как «ни в одном цветке не завяжется плод, если иссохнет центр зиждительной силы образо­вания и обращения соков», точно так же и правовая форма, исчерпав одухотворявшую ее внутреннюю идею, «может обветшать, испол­нить свое назначение». Только тогда, наконец, «настанет время от­менить ее или заменить новой» (с. 343-344). В частности, в начале 60-х годов в качестве активного участника судебной реформы Побе­доносцев заявлял о своем размежевании с партией «закоренелых староверов», отстаивающих «каждую букву, лишенную духа, каждую форму, давно отжившую».²⁹ Однако и в этом случае производить институциональные изменения необходимо весьма осторожно, чтобы не вынуть «из механизма общественного снасть, приходившуюся ко всему его строю, и вставить другую, неподходящую». В связи с этим прежде всего необходимо задаться вопросом, «действительно ли условия быта нашего, начала нашей общественной организации и требования государственной идеи... изменились настолько, что осуж­даемое нами правило представляется уже излишним и вредным» (Курс, 1,65).

Либеральные реформы 60-х годов, проведенные, как полагал Победоносцев, под влиянием «педантичного доктринерства», сделали

²⁽¹ Победонос1ев К. П. Заметки для истории крепостного права в России // Русский вестник. 1858. Т, 16. Август. Кн. 2. С. 557.

²⁷ Победоносцев К. П. Критика на сочинение М. М. Михайлова о Русском гражданском судопроизводстве до издания Свода Законов 1832 г. // Архив практи­ческих и исторических сведений, относящихся до России. СПб., 1859. Кн. 1. С. '•'•

²⁸ Победоносцев К. П. Приобретение собственности и поземельные книги // Русский вестник. 1860. Т, 28. Июль. Кн. 1. С. 211.

²⁹ Победоносцев К. П. О реформах в гражданском судопроизводстве. С, 54о.

694

К П. ПОБЕДОНОСЦЕВ

актуальной проблему определения пределов законодательного вмешательства в процесс органического развития права. Победо­носцев видит несомненную опасность институциональных преоб­разований в том, что они посягают на внутреннюю идею правовой формы. Народ, полагает ученый, «под множеством внешних наростов, покровов и форм... утративших в новом мире первоначальное свое значение», «оберегает инстинктивно зерно истины, под ними скры­тое... против легкомысленного посягательства» (с. 382). Однако «на­родные реформаторы», не видя в древнем учреждении ничего, «кро­ме грубости и обрядного суеверия», готовы «разбить его совсем». При этом, по мнению Победоносцева, они забывают о том, что народ, которому «оно доступно по мере... духовного развития... лишь в этой грубой обрядности», «утратит с обрядностью целое учреждение, утратит, может быть, навсегда, возможность уловить снова заложен­ную в нем предками идею и облечь ее в новую форму» (с. 382-383).

В период подготовки судебной реформы Победоносцев также критически относился к «вредному направлению педантов-доктри­неров», которые «стараются сравнением и взвешиванием сухих форм заменить ясное понимание дела... и в одних этих формах ищут раз­решения своей задачи».³⁰ Напрасно ожидать, полагает ученый, что «в новые формы немедленно вселится новый дух». Авторитета ста­рого учреждения, которое «не придумано, а создано жизнью», нельзя заменить «сознанием идеи вновь введенного учреждения», потому что «только отдельные лица могут скоро усвоить себе такое созна­ние рассудочной силой». Народ же «усваивает себе идею только не­посредственным чувством, которое воспитывается и утверждается... не иначе как историей, передаваясь... из поколения в поколение», именно поэтому он «крепко держится за учреждения в привычных ему формах» (с. 382).

Победоносцев выступает также против любой попытки «пере­нести в наше законодательство готовую, хотя бы и совершеннейшую, форму», предвидя аналогичную опасность для органического раз­вития индивидуально-своеобразной внутренней идеи и соответству-^к)Щeй ей правовой формы. Он объясняет это тем, что «иногда, из-за ^ренятой чужой формы, пренебрегая своей собственной, правда, ^убой на взгляд, но еще не сознанной нами, — мы вместе с остав-•ченной формой теряли из виду и то историческое зерно сознания,

³⁰ Там же.

695

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХК в

которое неприметно для нас самих могло таиться в этой старообыч­ной форме».³' Более того, необходимо учитывать тот факт, что «не­редко форма, оказавшаяся в одном государстве и у одного народа совершенной и вполне соответствующей своей цели, в другом краю оказывалась неприложимой к жизни; учреждение, которое в одном краю действует с успехом, в другом оказывается несогласным с на­родными понятиями и нравами». Поэтому он признает неизбежность заимствования правовых институтов только «вследствие чужезем­ного завоевания», когда «народ терял независимость и самостоятель­ное бытие свое». С помощью взятого у Савиньи сравнения он дока­зывает, что подобно тому, как «невозможно вообразить себе, чтобы... народ добровольно отказался от родного языка и принял язык чуж­дого племени, так же трудно себе представить, чтоб он решился... принять и ввести у себя иноземный порядок».³²

Институциональному реформированию Победоносцев проти­вопоставляет естественный процесс отмирания правовой формы после того, как ее внутренняя идея исчерпала возможности своего органического развития, а также возможность «одухотворения» внутрен­ней идеи и, следовательно, совершенствования правовой формы.

Методологическим фундаментом историко-правовых исследо­ваний Победоносцева, положенных им в основу «Курса гражданского права», стал исторический метод, разработанный исторической школой. Ученый отвергает научную ценность изучения права на основании так называемых «общих начал», которым придается «без­условное значение» (Курс, 1, 65). С его точки зрения, юридическая наука не может «довольствоваться одним... систематическим пере­числением разнообразных положений Свода [Законов]», но прежде всего должна исследовать «идею, выраженную в каждом положе­нии и... историческое ее развитие». Главная цель юридического ис­следования, по мнению ученого, состоит в том, чтобы, проследив историческое развитие учреждения «до положения, впервые сознан­ного и высказанного законодательством... получить ясное понятие о том, из каких потребностей общественной жизни оно возникло, какая идея в нем выразилась... сохранился ли в нем первоначальный дух его и в чем изменился сообразно новым потребностям жизни». Такова, в представлении ученого, идеальная модель исторического метода

³¹ Победоносцев К. П. Приобретение собственности... С. 222, 211.

³² Победоносцев К. П. О реформах в гражданском судопроизводстве. С. 547.

696

К. П. ПОБЕДОНОСЦЕВ

исследования права, которое отнюдь не является археологическим коллекционированием «мертвых» правовых форм. «Дело историка», по его мнению, состоит в том, чтобы исследовать, «насколько форма соответствовала содержанию в ту или другую эпоху своего развития», «когда обозначилась и пришла в сознание идея», и указать на потреб­ность «отменить... или заменить новой» старую правовую форму.³³

Победоносцев полагает, что исторический метод изучения по­ложительного права «более чем где-нибудь, необходим у нас в Рос­сии» не только «для юриста-теоретика», но и «для юриста практи­ческого». Это связано прежде всего с непрерывностью правовой традиции: в России в отличие, например, от Франции не разорвана «историческая связь между учреждениями старого порядка и новыми уставами гражданской жизни». Соответственно, у нас «ни одного почти учреждения... невозможно оторвать от почвы исторической;

на этой только почве и возможно отыскать смысл и объяснение каждо­му явлению гражданского права, потому что каждое глубоко пустило корни в историю». Именно поэтому «у нас, более чем где-нибудь, практическая разработка юридического вопроса тесно связана с исто­рическим его исследованием».³⁴

Как «отрешенное от жизни, следовательно, от истины», харак­теризует Победоносцев знание, приобретенное «из источников ино­земных», вследствие которого будущие юристы «незаметно воспри­нимают... понятия, возникшие посреди истории чужого народа, усваивают начала и формы, на чужой почве образовавшиеся и свя­занные с экономией такого быта, который далеко отстоит от наше­го». Закономерным следствием такого образования становится «лож­ное понятие о потребностях нашего юридического быта и о средствах к их удовлетворению».³⁵

Особенности «Курса гражданского права» Победоносцева— отсутствие широких теоретических обобщений, строгих логических Дефиниций — объясняются особенностями консервативного мировоз­зрения Победоносцева, более склонного к историческому описанию правовых институтов, нежели к систематическому развитию право-^и теории. С этим связано также и присутствующее в «Курсе» не­приятие в качестве источника права правовой доктрины, являющейся

³³ Победоносцев К. П. Критика на сочинение М. М. Михайлова... С. 1-2; 4-5.

³⁴ Там же. С. 1, 11.

³⁵ Победоносцев К. П. Указатели и приложения к «Курсу гражданского пра-•^а». СПб., 1896. С. 87-88.

697

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫХК и

для него всего лишь субъективным произведением индивидуального разума. В иерархии источников права Победоносцев, как и предста­вители исторической школы, отдает очевидное предпочтение пра­вовому обычаю, являющемуся выражением коллективного разума народа, запечатлевшего в нем свой правовой опыт.

ГЛАВА 4. Б. Н. ЧИЧЕРИН

Борис Николаевич Чичерин (1828-1904) — выдающийся русский ученый: историк, химик, зоолог, философ, правовед, политический мыслитель и публицист. В 1849 г. Чичерин окончил юридический факультет Московского университета, а в 1853 г. защитил магистерскую диссертацию «Областные учреждения России в XVII в.». С 1861 по 1868 г. — профессор кафедры государственного права Московского уни­верситета. В 1866 г. защитил в качестве докторской диссертации книгу «О народном представительстве». Через два года вместе с группой профессоров вышел в отставку в знак протеста против нарушения университетского устава. В 1882-1883 гг. являлся московским город­ским головой. Уволен в отставку по политическим мотивам, остаток дней провел в родовом имении в селе Караул.

За труды по теоретической химии Чичерин по предложению Д. И. Менделеева был избран почетным членом Русского физико-химического общества. Наряду с К. Д. Кавелиным явился основа­телем и наиболее видным представителем так называемой госу­дарственной школы в отечественной историко-правовой науке. Представители данной школы, среди которых были С. М. Соловьев, А. Д. Градовский, В. И. Сергеевич, первостепенную роль в истори­ческом развитии России отводили Русскому государству и его поли­тическим институтам.

Значительный вклад Б. Н. Чичерин внес в русскую философскую и философско-правовую мысль. В своих многочисленных трудах он с гегельянских позиций разрабатывал проблемы логики, метафи­зики, философии истории, права, государства. Выступая последова­тельным и убежденным оппонентом любых позитивистских теории, Чичерин, наряду с В. С. Соловьевым, явился одним из провозвест­ников «возрожденного естественного права» в России.

698

Б. Н. ЧИЧЕРИН

Основные работы: «История политических учений» (в 5 ч., {369-1902); «Собственность и государство» (в 2 ч., 1882-1883); «Курс государственной науки» (в 3 ч., 1894-1898); «Философия права» (1900).

Личность и общество

3

Рационалистическая теория права Чичерина целиком покоилась на метафизических основаниях, как они были разработаны Гегелем, но с существенными корректировками, отчасти заимствованными из философии Канта.

Сама идея права, по мысли Чичерина, возможна только при предположении, что человек есть носитель безусловной ценности, определяющей его достоинство и делающей его целью обществен­ного развития, а не средством к достижению цели. Человеческому разуму присуща идея Абсолютного, которая никаким опытом не дается, но которая всегда существовала и существует в человече­ском роде. На ней основаны все религии и все философские системы. Отсюда Чичерин делал вывод о необходимости признания в человеке духовного начала, которое «полагает незыблемую грань между ли­цами и вещами».³⁶

Личность — исходный пункт философии права Чичерина, Она имеет независимое от общества метафизическое обоснование, само общество лишь через личность обретает свой смысл и ценность. Поэтому индивидуализм, который заключается в признании свободы лица, является для Чичерина «краеугольным камнем всякого истинно человеческого здания» (с. 53).

Другой необходимой предпосылкой права, по мысли ученого, являлся постулат свободной воли человека. Свободная воля, утверж­дал он, составляет основное определение человека как человека ра­зумного.

Личность, в представлении Чичерина, обладает следующими основными свойствами.

1. Как постоянно пребывающая сущность личность признает своими «вытекающие из нее действия в прошедшем и будущем» и

³⁶ Чичерин Б. Н. Философия права // Избр. труды. СПб., 1998. С. 42. — Да-^лее ^ылки на это издание даются в тексте главы.

699

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX

это признается другими. На таком признании основывается посто­янство человеческих отношений.

2. Личность есть сущность единичная, самостоятельный центр силы и деятельности: «...это своего рода атом».

3. Личность есть сущность духовная, т. е. одаренная разумом и волей.

4. Воля этого единичного существа признается свободной и вследствие этого ей приписываются права, т. е. власть распоряжаться своими действиями и присвоенными ей физическими предметами.

5. Личность обладает достоинством, в силу которого она тре­бует к себе уважения. «Метафизики выражают это положением, что человек всегда должен рассматриваться как цель и никогда не дол­жен быть низведен на степень простого средства... Последнее есть унижение его достоинства» (с. 47).

Признание Чичериным индивидуализма не следует понимать в этическом, социальном смысле. Речь шла лишь о том, что индиви­дуум есть некая «самость», некий самостоятельный творческий и духовный центр, который не может быть «упразднен» или принесен в жертву чему-либо более значимому. Само общество, полагает Чи­черин, представляет собой лишь разные формы общений между ин­дивидуумами и не является самостоятельной сущностью. «Человек есть существо общежительное; таково первое положение всякой тео­рии человеческого общества», — утверждал ученый; «оно ищет об­щения с другими» (с. 48). К потребностям, из которых рождается общение, Чичерин относил потребность продолжения рода, духовные, материальные и экономические потребности. Духовные потребности могут удовлетворяться «только взаимным общением между людьми», что делает возможным развитие разума.

Первым явлением духовной жизни в общении людей ученый считал язык, который и позволяет выделиться человеческому об­ществу из животного царства. «Через посредство языка происходит общение разума; люди понимают друг друга. Этим устанавливается духовная связь между людьми, рассеянными на дальних простран­ствах. Через это образуются различные группы людей, говорящих на разных наречиях. ...Язык служит выражением племенного ед№ ства. Таким образом, над физиологической связью строится новый мир чисто духовных отношений» (с. 49). Взаимопонимание рассмат­ривается Чичериным как возможность, распространяющаяся на весь человеческий род. «Язык является носителем того высшего духовного

700

Б. Н. ЧИЧЕРИН

содержания, которое наполняет историю человечества и делает из нее совершенно новый мир, бесконечно возвышенный над всем, что дает (Ьизическая природа со своими механическими и органическими силами» (с. 49-50).

Народности, «составляющиеся из разных племен», демонстри­руют, подчеркивал Чичерин, не физиологическую, а духовную связь. «Народность состоит не в личных свойствах, а в общей идее, в при­знании в других тождественного с собой духовного элемента, еди­ного во многих, т. е. в принадлежности к общей духовной сущности, связывающей отдельные лица не только между собой, но и с отда­ленными предками... От этого люди говорят: наш язык, наша исто­рия, наша литература, наше отечество. Тут есть общее духовное со­стояние, которое каждый признает своим и которое является выражением общей духовной сущности, существующей помимо отдельных лиц, но присущей им всем как связующий их элемент» (с. 55).

Рассуждая об истинных и ложных идеалах, мыслитель обосно­вывает необходимость следования тому общему началу, без которого «нет истинно человеческой жизни». Такое начало мыслитель видел в «гармоничном соглашении тех двух противоположных элементов, из которых слагается общежитие: личности и общества». Для Чиче­рина — это и есть конечная цель общественного развития. Но именно поэтому «не может быть идеалом ни чистый индивидуализм, отри­цающий всякую общественную власть, каковым представляется учение анархистов, ни социализм, всецело поглощающий лицо в обществе. Это две противоположные ветви, выросшие из одного корня, но оди­наково основанные на полном непонимании человеческой природы и свойств общежития. Оба являются продуктами бессмысленного отрицания. Идея гармонического соглашения всегда лежит посре­дине между крайностями» (с. 63).

Понятие права

В представлении Чичерина, идея права рождается из призна-иия человека носителем «сознания Абсолютного», обладающего сво-°Дой и правом требовать ее признания от других. Отсюда возника-^ет потребность установления «внутреннего распорядка» между ^соединяющимися для совместной деятельности людей». Необходимо

701

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ .1C ОВИНЫ XIX и

определить, «что принадлежит каждому», и установить «известные правила для решения споров». Таково происхождение права, которое возникает, подчеркивает Чичерин, «уже на первоначальных ступенях человеческого общежития» (с. 50).

Поскольку духовная природа личности выражается в свободе а общественное начало — в ограничении этой свободы через закон то основной вопрос философии права Чичерин видел в уяснении соотношения закона и свободы. Поэтому и право определяется им как «взаимное ограничение свободы под общим законом» (с. 50).

Однако в отличие от представителей либеральных правовых теорий, стремившихся утвердить естественные неотчуждаемые права человека, которым придавалось непосредственно юридическое зна­чение, Чичерин неразрывно связывал право с государством. В этом, в частности, проявились гегельянские симпатии Чичерина. Как из­вестно, именно Гегель видел в государстве высшее проявление сво­боды. В то же время, отдавая определенную дань либерально-канти­анским идеям, ученый особое значение придавал личным правам, так как был твердо убежден, что источник права заключен все же не в законе, а в свободе. Можно отметить стремление мыслителя син­тезировать философию права Канта и Гегеля (эту попытку впослед­ствии повторил ученик Чичерина — П. И. Новгородцев).

Понимание права как внешней свободы человека, ограничен­ной законом, за которым стоит принудительная сила государства, и заключает в себе, по мнению Чичерина, главное отличие права от нравственности.

Для разграничения области свободы ученый использовал уче­ние Аристотеля о двух видах справедливости: справедливости, или правде, уравнивающей и правде распределяющей. Справедливость прежде всего есть равенство, которое вытекает из самой природы человеческой личности: все люди — разумно-свободные существа, все созданы «по образу и подобию Божьему» и, как таковые, равны между собой. Признание этого коренного равенства составляет выс­шее требование правды, которая с этой точки зрения носит назва­ние «правды уравнивающей». Люди равны в свободе — отсюда тре­бование равенства всех перед законом. Однако равенство необходимо соблюдать и между тем, что дается, и между тем, что получается^. Там, где происходит распределение прав, обязанностей и почестей сообразно со способностями, заслугами и назначением, действует «правда распределяющая» — начало, основанное на равенстве не

702

Глава •

Б. Н. ЧИЧЕРИН

 

 

1

арифметическом, а пропорциональном. Люди, равные в одном отноше­нии, могут оказаться неравными в другом. Обоим видам равенства более всего соответствует своя область государственной жизни: арифме­тическому равенству — гражданская, пропорциональному — поли­тическая; так же как и своя область права, — частного и публичного соответственно. Оба начала должны гармонично сочетаться в госу­дарстве, основанном на союзе власти и права.

Государство, по мысли Чичерина, воздвигается над гражданами и общественными союзами как высший порядок, который, однако, не уничтожает, а только восполняет частные отношения, зиждущиеся на свободе. Именно государство является в его теории носителем всех высших начал и представляет собой «объективный орга­низм» — воплощение развивающихся в истории человечества ми­ровых идей. Поэтому Чичерин не признавал либерального учения о неотчуждаемых естественных правах человека, существующих помимо государства, но не признавал и притязаний государства са­мовольно распоряжаться человеческими правами, имеющими осно­вание не в прихоти законодателя, а в самой идее человеческой лич­ности. Мыслитель был убежден, что «там, где человеческая личность не признается, там нет истинно человеческого общежития... Там есть внешнее насилие, а не разумное устройство» (с. 53). Парадокс Чичерина заключался в том, что он возрождал один вариант рационалистиче­ского естественного права (права как идеи разума), критикуя другой вариант той же доктрины (естественных неотчуждаемых прав).

Государство для Чичерина являлось помимо всего еще и «орга­низацией народной жизни». В государстве народ становится исто­рической личностью и исполняет свое историческое предназна­чение. Поэтому, утверждал ученый, в государстве выражаются физиологические и духовные свойства народа. Каждый народ имеет свои особенности, данные природой и выработанные историей. Для отдельного человека эта общая, охватывающая его среда, в которой он рождается, живет и умирает, к которой он принадлежит как часть ^к Целому, называется отечеством. Идея отечества, когда она получа­ет общую организацию, устраиваясь как одно целое, имеющее одну волю, становится государством. Таким образом, государство, по опре­делению Чичерина, есть организованное отечество.³⁷

³⁷ Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. Т. 1. Общее государственное "Раво.М., 1894. С. 9.

703

Раздел IX     ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ1ЗДХ .

В целом Чичерина можно отнести к представителям либераль­ного консерватизма, основная идея которого как раз и выражалась в обосновании необходимости гармоничного сочетания интересов личности и общества (государства), права и власти. «Только энергия разумного и либерального консерватизма может спасти русское об­щество от бесконечного шатания, — писал Чичерин еще в 60-е годы XIX века. — Если эта энергия появится не только в правительстве но и в самом народе, Россия может без опасения глядеть на свое будущее».³⁸

К мыслителям-правоведам либерально-консервативного на­правления можно отнести также В. С. Соловьева, Н. М. Коркунова, И. А. Ильина, С. Л. Франка, П. Б. Струве, А. С. Ященко, Н. Н. Алек­сеева и др.

ГЛАВА 5. В. С. СОЛОВЬЕВ

Огромное влияние на формирование русской правовой мысли оказали идеи глубокого и разностороннего мыслителя Владимира Сергеевича Соловьева (1853-1900). Его идеи явились одним из основных источников «русского духовного ренессанса» (термин Н. А. Бердяева) начала XX в. и «возрожденного естественного пра­ва» в России. Не случайно один из учеников Соловьева, П. И. Нов­городцев, называл его «блестящим и выдающимся представителем философии права», а другой его последователь, А. С. Ященко, по­святил правовым воззрениям Соловьева целое исследование, в кото­ром доказывал синтетический (интегральный) характер его учения о праве.³⁹ Другой незаурядный философ и социолог права, Б. А. Кис-тяковский, подчеркивал неоценимый вклад Соловьева в защиту са­мой идеи права и государства, которую приходилось отстаивать как от правового нигилизма Л. Н. Толстого, отрицавшего право во имя абсолютных нравственных начал, так и от взглядов Б. Н. Чичерина, утверждавшего, напротив, абсолютное значение правового начала в отрыве от нравственности. По мнению Кистяковского, Соловьев

³⁸ Чичерин Б. Н. Несколько современных вопросов. М., 1862. С. 162.

³⁹ Ященко А. С. Философия права Владимира Соловьева. Теория федерали ма. Опыт синтетической теории права и государства. СПб., 1999.

704

В. С СОЛОВЬЕВ

привел неопровержимые доказательства в пользу того, что подлинное существо права обладает нравственным характером. Не менее высоко оценивали философию права Соловьева и другие русские философы и правоведы: Б. П. Вышеславцев, Н. Н. Алексеев, И. В. Михайлов­ский, Г. Д. Гурвич и др. Вряд ли можно полностью согласиться с мне­нием М. Лазерсона о том, что среди русских философов права было только два оригинальных мыслителя: идеалист Соловьев и позитивист Петражицкий,⁴⁰ но то, что именно эти мыслители оказались в самом эпицентре российского дореволюционного правового дискурса, сомне­ний не вызывает.

Наиболее полно правовые идеи Соловьева выражены в следу­ющих его работах: «Критика отвлеченных начал» (1877-1880), «Оправдание добра» (1897), «Право и нравственность» (1897).

Концепция всеединства

В молодости Соловьев испытал влияние со стороны славяно­фильской мысли. Этим было обусловлено его внимание к немецкой философии, в частности, к философии Шеллинга. Помимо этого на мировоззрение Соловьева оказали влияние Шопенгауэр, Кант, Гартман, Платон, Плотин, гностики и отцы православной Церкви. В целом философскую концепцию мыслителя следует охарактеризовать как метафизику христианства, как «конкретный» идеализм на религиоз­ной основе.

Соловьев резко выступал против абстрактного рационализма классической философии, страдающей неизлечимой односторонностью. Эта односторонность выражалась в сведении всего либо к понятию, либо к явлению.

В противоположность этой односторонней позиции Соловьев развивает учение о сущем всеединстве. «Истина есть истинное бытие, все и единое», другими словами, истина есть Абсолют и, как таковая, она не может быть дана ни в опыте, ни в рассудке, ни в ощу-Щении и не может быть сведена к логическому мышлению.⁴¹

⁴⁰ Laserson М. Die Russische Rechtsphilosophie // Archiv fur Rechts- und "irtschaftsphilosophie. 1932/33. В. XXVI. S. 303.

⁴' Соловьев В. С. Критика отвлеченных начал // Собр. соч. Т. 2. СПб.: Изд. Товарищества «Общественная польза», б. г. С. 286.

705

Разде-ч IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ X(v

Только через интуитивное познание Абсолюта, или Всеединого как безусловно реального и безусловно универсального, восприми^ маемые в нашем опыте явления могут обрести истинную действи­тельность, а понятия мышления — истинную всеобщность. Такое интуитивное познание возможно только через акт религиозной веры которая составляет предпосылку подлинного познания. Соловьев убежден, что «если разум и опыт без знания мистического лишены истины, то без знания и опыта сама истина лишена полноты и дейст­вительности».⁴²

Таким образом, в цельном, синтетическом знании односто­ронность мистицизма, рационализма и реализма снимаются и соеди­няются воедино. Такую же методологию мыслитель применяет в отношении практического знания. Этика у Соловьева также зиж­дется на религиозной вере. На ней основывается безусловность нрав­ственного принципа, предполагающего действительность бытия Бога и духовную сущность человека. Несовершенство человека и совер­шенство Бога выдвигает задачу бесконечного совершенствования как постепенного перехода от «зверочеловечества» к «Богочеловече-ству». При этом Соловьев стремился совместить религиозное пере­живание, дающее начало безусловности, с принципом нравствен­ной автономии, установленным Кантом в форме категорического императива.

Для социально-этической философии Соловьева также чрезвы­чайно характерно стремление к всеобъемлющему синтезу. Так, для него нравственное выражение общественной жизни возможно толь­ко при условии единства личного и сверхличного, общественного. Это не предполагало, конечно, растворения личности в обществе. Ход мысли философа иной. Соловьев совершено справедливо пола­гал, что конкретная индивидуальность каждого может проявиться только в рамках общества. Поэтому «истинный индивидуализм тре­бует внутренней общинности и неразлучен с нею».⁴³ Без общества, полагал Соловьев, личность немыслима в принципе. Мыслитель всегда выступал против так называемого «социального атомизма», в рам­ках которого общество понималось как механическое объединение противостоящих ему независимых и самодостаточных субъектов. Он был убежден в том, что «разделяющее противостояние» общества и личности есть не более чем «болезненная иллюзия самосознания».

⁴² Там же. С. 313.

⁴³ Там же. С. 121.

706

Глв<"

•а 5

В. С СОЛОВЬЕВ

Понятие права

Правовые взгляды Соловьева, которые основывались на его оригинальной философии, также отражали его стремление к всеобъ­емлющему синтезу. Именно эта особенность его правовой филосо­фии вдохновляла российских сторонников интегральной юриспру­денции: А. С. Ященко, С. Л. Франка, Н. Н. Алексеева, Г. Д. Гурвича и др. Своими оппонентами мыслитель считал как представителей позитивизма всех направлений, так и сторонников естественно-пра­вового индивидуализма. Обосновывая собственную синтетическую (интегральную) концепцию права, Соловьев утверждал неразрыв­ную связь права с духовной природой личности каждого человека и одновременно — с обществом. В соответствии со своей концепцией «всеединства» Соловьев видел в праве необходимое условие общест­венного бытия, самостоятельную идею, не сводимую к утилитар­ным целям.

Интересно, что в своей правовой теории Соловьев сформули­ровал целых три определения права, которые можно обозначить как онтологическое, аксиологическое и интегральное.

Онтологическая трактовка права близка у Соловьева к фено­менологической. Мыслитель пытается «выразуметь» общий смысл права, его ratio, логос или, другими словами, логический prius. Вся­кое положительное право, утверждал Соловьев, «поскольку оно есть все-таки право, а не что-нибудь другое, необходимо подлежит об­щим логическим условиям, определяющим само понятие права». Этот общий смысл права Соловьев традиционно называл естествен­ным правом. «Естественное право, — пишет мыслитель, — есть та общая алгебраическая формула, под которую история подставляет различные действительные величины положительного права. При этом, само собой разумеется, что эта формула (как и всякая другая) в своей отдельности есть лишь отвлечение ума, в действительности же существует лишь как общее идеальное условие всех положитель­ных правовых отношений, в них и через них».⁴⁴

Как и у других представителей либерального консерватизма, "сходный пункт правовой теории Соловьева заключался в понятии личности. Идея права, по мысли философа, неразрывно связана со

⁴⁴ Соловьев В. С. Предварительные замечания о праве вообще // Власть и право. Л., 1990. С. 98-99.

707

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ в

свободой, которая представляет собой характерный признак личности. Самоограничение собственной свободы и порождает право, ибо озна­чает признание права на свободу другого лица; отрицая свободу дру­гого, нельзя иметь нравственных оснований для утверждения соб­ственной свободы. Следовательно, только равенство в пользовании свободой может быть гарантией самой свободы. Отсюда следует определение Соловьевым права как «свободы, обусловленной ра­венством», или «синтеза свободы и равенства».

Данное определение права, генетически связанное с немецкой классической философией, может быть интерпретировано в коммуни­кативном духе, учитывая направленность всего мировоззрения мысли­теля на объединительный синтез. Право здесь трактуется как отноше­ние между людьми, причем как такое отношение, которое требует взаимных ограничений. Такое разграничение и устанавливается нор­мой, правилом поведения, признаваемым субъектами отношения и по­зволяющим им сохранять свою свободу, признавая взаимные ее огра­ничения. Понятно, что само возникновение права в этом случае требует одинаковой интерпретации этого правила субъектами взаимодействия, так же как требует от них и соответствующего поведения.

Признание нормы и подчинение ей означает равное отношение между субъектами, а взаимное признание ими границ своей свободы выступает как справедливость. Таким образом, мы имеем в построе­нии Соловьева простейший вариант понятия правовой коммуника­ции, в котором, однако, не хватает некоторых важных элементов. Дело в том, что данное определение права было сформулировано Соловье­вым в его ранней работе «Критика отвлеченных начал» и под явным влиянием кантовского учения. Поэтому, хотя даже в этом определе­нии право оказывается связанным с нравственностью («самоогра­ничение своей свободы как нравственное основание права»), эта нравственность не имеет еще никакой связи ни с обществом, ни с общими духовными началами, ни с какими-либо формами «социа-бельности», если использовать терминологию Г. Д. Гурвича.

Право и нравственность

Соловьев был глубоко убежден в том, что право и нравственность не должны ни отрываться друг от друга, ни противопоставляться. «Ни противопоставление запрета и дозволения, ни противоположность

708

В. С. СОЛОВЬЕВ

внутреннего и внешнего не выдерживают критики, — пояснял мысль Соловьева Г. Д. Гурвич, — ведь внутреннее не может быть отделено от внешнего ни в праве, ни в нравственности. Внутреннее и внешнее суть один длительный процесс, а запрет и дозволение одинаково рас­пространяются на обе эти сферы. Поэтому решение этой проблемы нужно искать в совершенно противоположном направлении: пытаться язаимоутвердить право и нравственность на их общей основе».⁴⁵

Гурвич верно понял смысл основной задачи, сформулирован­ной для себя Соловьевым. В решении этого вопроса мыслитель противостоял как идеям Л. Н. Толстого, принципиально отвергав­шего право во имя чистоты морали, так и идеям Б. Н. Чичерина, которые отделял право от морали. Возражая обоим своим оппонен­там, Соловьев обосновывал нравственное значение права как необ­ходимого средства, дающего возможность для осуществления нрав­ственного идеала.

Поэтому перед мыслителем стояла задача более конкретно, «со­циально» связать право и нравственность, и для этого он формули­рует аксиологическое определение права. Теперь право у Соловьева определяется также и справедливостью, которая не тождественна равенству и не носит только формальный характер. Справедливость трактуется мыслителем как равенство в исполнении должного, что соответствует принципу альтруизма, требующему признавать за дру­гими то же право на жизнь и благополучие, какое признается каж­дым за самим собой. В этом заключается центральный пункт теории права философа: нравственно-должное в ней трактуется как необхо­димый признак права, но уже не связывается исключительно с лич­ной свободой. Поэтому несправедливые законы, идущие вразрез с нравственным понятием добра, не отвечают и существенным требо­ваниям права, не являются правовыми и подлежат отмене.

В то же время Соловьев проводил четкое отличие права от нрав­ственности. Нравственное требование есть требование неограничен­ное и всеобъемлющее, соответствующее идеалу совершенства; право­вое требование по существу ограничено, оно требует лишь фактической эадержки известных проявлений зла. В этом отношении право есть определенный минимум нравственности. Право требует объективной Реализации этого минимума добра или действительного устранения известной доли зла. Поэтому право допускает принуждение.

ц ⁴⁵ Гурвич Г. Д. Два величайших русских философа права: Борис Чичерин и "ладимир Соловьев // Правоведение. 2005. № 4. С. 152.

709

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ]х

Согласно Соловьеву, именно нравственный интерес требует личной свободы как условия человеческого достоинства и нравствен­ного совершенствования; но человек не может существовать и со­вершенствоваться иначе как в обществе. Поэтому, констатировал философ, нравственный интерес также требует, чтобы внешние про­явления личной свободы сообразовывались с условиями существо­вания общества, прежде всего с реальной безопасностью всех. Эта безопасность не может быть обеспечена законом нравственным, как не имеющим силу для людей безнравственных, и потому нуждается в ограждении принудительным юридическим законом. Таким образом понятие права (в его объективном отношении к нравственности) формулируется Соловьевым как принудительное требование реали­зации определенного минимального добра или такого порядка, который не допускает известных крайних проявлений зла.⁴⁶

Но мыслитель не ограничился двумя приведенными выше опре­делениями и формулирует еще одно синтетическое (интегральное) определение права, призванное подчеркнуть моменты объективности права, его справедливости (ценности) и процессуальности. Данное определение формулирует своеобразный правовой идеал: «Право, — утверждает Соловьев, — есть исторически подвижное определение принудительного равновесия между двумя нравственными интере­сами: формально-нравственным интересом личной свободы и мате­риально-нравственным интересом общего блага».⁴⁷ Именно через правовую деятельность, через согласование интересов достигается равновесие, которое является отличительным признаком права и которое выражается как в устранении крайнего индивидуализма, так и в устранении полного подчинения личности обществу, уничтожа­ющего свободу. В интересах общего блага возможно лишь ограни­чение личного интереса, но не его уничтожение вообще, так как это означало бы необратимое нарушение исходного принципа равновесия. В этом заключалась одна из причин, по которой Соловьев отрицал воз­можность применения к преступнику смертной казни. Принудитель­ность права является у Соловьева лишь гарантом реализации право­вых интересов, но не тем, что определяет смысл права как такового.

Сформулированное мыслителем определение права весьма знаме­нательно. Оно позволяет интерпретировать любое право как проект,

⁴⁶ Соловьев В. С. Определение права в его связи с нравственностью // Власть и право. Л., 1990. С. 109.

⁴⁷ Там же. С. 112.

710

В. С. СОЛОВЬЕВ

устремленный в будущее, к поиску наилучшего выражения справед­ливости (баланса интересов личности и общества), достигаемый через согласование позиций, через диалог. Причем эта устремлен­ность движима нравственными чувствами в широком значении слова и в этом смысле напоминает «вдохновляющую мораль» Л. Фуллера (см. об этом разд. V, гл. 10). По сути дела, Соловьев также говорит о «внутренней морали» права, а не просто о «морали долга». Необходи­мость человеческого совершенствования имеет отношение и к праву. Поэтому характеристика права как «минимума нравственности» озна­чает не принудительность нравственных требований для человека, а наличие определенных минимальных нравственно-коммуникатив­ных предпосылок у любой личности, необходимых для того, чтобы люди вообще могли вступать в правовые отношения, быть субъекта­ми правовой коммуникации. Это как раз и есть то соборное, комму­никативное начало, которое было глубоко прочувствовано (каждым по-своему) С. Л. Франком, И. А. Ильиным, Г. Д. Гурвичем, А. С. Ящен-ко, П. А. Сорокиным, Н. Н. Алексеевым, П. И. Новгородцевым, Н. А. Бердяевым и др. и нашло отражение в их правовых построени­ях, глубоко связанных с философией права Соловьева. К примеру, понимание Г. Д. Гурвичем справедливости как согласования ценно­стей, как их равновесия, которое постоянно ищется и никогда не мо­жет быть достигнуто окончательно, является прямой или косвенной цитатой из Соловьева. Другие мыслители прямо ссылались на тру­ды Соловьева как на источник своих правовых идей (А. С. Ященко, Е. Н. Трубецкой, П. И. Новгородцев и др.).

Следует также отметить, что интегральное определение права, сформулированное Соловьевым, предполагало, что необходимым ус­ловием его осуществления является государство. Государство, с точки зрения мыслителя, есть объективная форма осуществления права.

Исходя из того, что цель права заключается в максимальном предоставлении свободы своим согражданам ради их всестороннего развития, не противоречащего общему благу, Соловьев уделял особое внимание правам человека, под которыми он понимал не только тради­ционные для либерализма права негативные (права, обязывающие Прежде всего государство не вмешиваться в сферу личной свободы индивидуума), но и права позитивные (требующие определенных Действий со стороны государства для своей реализации). Среди по-^едних особое место занимало сформулированное Соловьевым

711

Раздел IX ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ПРАВОВЫЕ УЧЕНИЯ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫХ1Х а

(но не только им) право на достойное человеческое существование

явившееся впоследствии одним из краеугольных камней концепции социального государства. Следует иметь в виду, что это право не являлось, по Соловьеву, безусловным: ему соответствовала обязан­ность лица трудиться для общего блага.⁴⁸

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Ни советы Леонтьева «подморозить Россию, чтобы не гнила», ни масштабные панславистские мечтания Данилевского, ни прин­ципы охранительной политики Победоносцева, ни либерально-кон­сервативный проект конституционной монархии Чичерина, ни идея всемирной теократии Соловьева — ни одна из этих программ «спа­сения» России не в состоянии была противостоять надвигающейся катастрофе. Ее ощущение в разной степени присутствовало у всех этих мыслителей. Россия как империя уходила в прошлое, оставляя в наследство Россию как культуру, последняя яркая «вспышка» ко­торой — философский и теоретико-правовой ренессанс начала XX в.

---

Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 321; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!