Продолжение, начало см. во 2 и 3 номерах журнала, 1992 г.



Рубрика научного обозревателя «Социума» Андрея Фурсова

Гномы были для хоббитов главным источником новостей из отдалённых мест – разумеется, если хоббитам было интересно. Однако, как правило, гномы были малоразговорчивы, а хоббиты и не спрашивали их ни о чём. Но теперь Фродо часто встречал странных гномов из дальних стран. Они искали убежища на Западе. Они были озабочены и напуганы. Шёпотом некоторые из них рассказывали о Враге из страны Мордор.

Дж. Р. Р. Толкиен. Содружество кольца

Помимо социальных искажений реальности, существовавших всегда, в XIX и особенно в XX веках свою самостоятельную роль, обусловливающую восприятие реальности, сыграли идеологии. XX век стал временем расцвета трёх великих идеологий – марксизма, либерализма и консерватизма. Зародившись в XIX веке, они достигли пика своего могущества и охвата сознания людей в 1925–1975 годах (разумеется, о датировке можно спорить).

В результате все попытки в XX веке (и в XIX) разработать социальную теорию, в основе которой лежали бы «нейтральные» ценности европейской цивилизации, провалились. Любая теория становилась элементом одной из трёх идеологий. Почему трёх, насколько это было неизбежно в XIX–XX веках и можно ли назвать провал разработки подобной теории предопределённым вообще, включая наши дни? По сути, это три аспекта одного крупного вопроса, который я охарактеризую здесь лишь вкратце.

Неизбежность трёх идеологий была обусловлена фактом трёх качественно различных реакций на проблему развития, поставленную Великой французской революцией. Тех реакций, за которыми стояли качественно различные социальные силы или их комбинации:

1) отрицание развития, стремление затормозить, подморозить его (консерватизм);

2) принятие развития как постепенного, эволюционного процесса в качестве нормы (либерализм);

3) принятие развития как принципа, но неприятие эволюционного варианта этого развития, акцентирование социальных скачков, революций (марксизм).

Все три идеологии возникли в центре, «в ядре капиталистической мир-экономики» (И. Валлерстайн). Поскольку капиталистическая мир-экономика расширялась, стремясь охватить всю планету, росло и ядро. Отсюда – его гетерогенность в XIX веке, разнообразие хозяйственных и социальных характеристик (аграрные группы, промышленные группы), а следовательно – разнообразие социально (интересами) обусловленных идеологических отношений к капиталистической реальности.

В первой четверти XX века капитализм действием своих законов (по крайней мере, функционально) охватил весь мир: капиталистическая мир-экономика совпала с планетой Земля и прекратила количественный рост. Вместе с ней прекратило свой рост её ядро. В течение последующих пятидесяти лет это ядро достигло определённой социально-экономической однородности. Это особенно заметно на рубеже энтээровской эпохи, которая вообще сняла различия в значимых (трёх основных) отношениях к развитию, а по сути – и всю эту проблему в том виде, в каком она существовала ранее.

Идейно и политически это выразилось в начавшемся с конца 60-х годов кризисе идеологий и особенно – в упадке универсалистских систем мысли и подъёме фундаментализма в различных его формах вне Европы. На смену идеологическим формам противостояния социальных сил в рамках капиталистической мир-системы приходят этнокультурные, а точнее, цивилизационные.

Подобно тому как в своё время светская идеология (универсалистская и единая в многообразии форма отражения и выражения социальных конфликтов) сменила характерную для XVI–XVIII веков идеологию религиозную, так и нынешнее цивилизационное, то есть партикуляристское, неуниверсалистское мировоззрение отрицает универсализм во всех его идеологических проявлениях и самоё идеологию в её универсалистских претензиях. Это отвечает сдвигам в капиталистической мир-системе: пока она росла, основная борьба разворачивалась посредством форм, вырабатываемых в её центре. Теперь рост окончен, и поле выработки форм и средств борьбы – весь мир, в котором ядро предстаёт как бы единый цивилизационный блок, противостоящий другим цивилизационным блокам.

Конфликты, характерные для энтээровской фазы капитализма, будут всё больше и больше принимать цивилизационную, а в крайних случаях, возможно, расовую форму. Думается, не случайно в западных исследованиях последних десяти лет особый интерес вызывает треугольник «капитал – война – цивилизация». Например, у Валлерстайна, как и у Гимпела, получается, что европейская цивилизация и мир находятся в конце определённого этапа (цикла) эпохи развития и будущее встаёт довольно тревожной тенью.

И они правы: экология, новые болезни (конец эпох почему-то часто сопровождается пандемиями – чума в VIII и XIV веках, СПИД – в XX), войны и конфликты (по крайней мере, локальные, но границы между локальным и мировым в нашем внелокальном по определению мире так зыбки!); кризис СССР и советского типа социальности – со всеми последствиями, которые эти явления могут принести миру, говорят в пользу выводов учёных.

К тому же нельзя не учитывать подмеченный ими рост отклоняющихся форм поведения и, что не менее странно, небезуспешные попытки представить их в качестве одной из норм; нарастающее давление неевропейских цивилизаций и культур на европейскую (давление довольно успешное в США с их менее сильным социокультурным иммунитетом и менее успешное в Европе, особенно в Германии). Так и напрашивается ассоциация с «Властелином колец» Дж. Р. Р. Толкиена – Тень Мрака, Завеса Тьмы встаёт над миром. Это не запугивание, а предупреждение: кто предупреждён, тот вооружён.

Похоже, что современный мир действительно подошёл к концу определённого цикла своего развития и переживает многослойный «эсхатологический» кризис – одновременно кризис капитализма, кризис европейской цивилизации и кризис мира в целом, ибо капитализм как детище европейской цивилизации, как её апофеоз и в то же время зияющая высота, есть явление мировое.

Современный кризис имеет кумулятивный характер и потенциал. Он замыкает одним поворотом ключа одного замка сразу три цикла (капитализм, европейская цивилизация, мир) и три эпохи (античная, средневековая и новая). Это заставляет предположить, что кризис в конце «третьей эпохи» может стать тяжелейшим по своим последствиям во всех сферах общественного бытия: в отношениях человека с природой, другими людьми, духом.

Кстати, события «Властелина колец» Толкиена разворачиваются в конце третьей эпохи. И можно лишь поразиться аналогиям и аллюзиям, содержащимся в этой книге, которую, на мой взгляд, можно – по её потенциалу – считать Библией неоконсерватизма, неоевропеизма, хотя автор, по-видимому, не претендовал на это. Конец третьей эпохи, скорее, был навеян картинами эпохи переселения народов, битвами на Каталаунских полях («битва на Пелинорских полях») или при Пуатье. И всё же.

Автор рисунка: М. Эсхер

История широкомасштабных, макросоциальных кризисов (европейский хроноклазм XII–IX веков до н. э., V–VIII веков н. э.) и длительных кризисных ситуаций (например, европейская ситуация XIV–XV веков) (1) показывает, что наиболее частый и вероятный их исход, хронологически более или менее длительный, – наступление социальной однородности, варваризация, преобладание паталогических форм социальности.

Разумеется, подобного рода вещи бывали необходимы, логически они выводят общество (и вообще живые системы) из тупика. Однако это не значит, что они всегда автоматически таковы. Как заметил венгерский философ Д. Лукач, никакой Ренессанс не мог бы появиться из упадочного Рима – для того, чтобы явились Джотто и Мазаччо, нужны были Аларих и вестготы.

Правда, из этого не следует, что после всякой волны «вестготов» и «аларихов» придут Джотто и Мазаччо. Как заметил другой венгерский философ, Ф. Фехер, семьдесят лет советской истории показали, что такие ожидания могут быть и обманчивыми. Причём обманчивыми не только в масштабе «одной, отдельно взятой страны, где всё возможно», но и в «мировом масштабе», включая Запад. Тем более, что, как показали исследования ещё одного известного учёного, М. Фуко, похоже, явления, связываемые с «советским типом социальности», «прорастают» и на Западе: «вестготам – привет от остготов»! И как знать, не есть ли советский опыт воспоминанием о будущем Запада?

Можно ли утверждать, что Запад гарантирован от катаклизмов российского образца? Ведь развитие – это, как известно, не только прогресс, но и регресс, не только эволюция, но и история. Для ответа на вопрос о перспективах подобного повторения и средствах избежать его необходима серьёзная, кропотливая и, самое главное, спокойная и неспешная (festina lente!) философия будущего. Философия, противостоящая нашему суетливо-мародёрскому, склонному к эффектам и краткосрочным целям веку. Нужны разработки феномена будущего как социального времени, замыкающего или способного замкнуть социальное пространство.

Если уж в физическом мире пространство и время могут вместе образовать конечное четырёхмерное пространство (то есть время замыкает пространство и таким образом замыкается им и в нём – по крайней мере такая возможность возникает, по мнению «Эйнштейна современности» С. Хокинга, – при объединении квантовой механики с общей теорией относительности), то в историческом мире – мире исторических субъектов и социальных систем – замыкание времени, его «конец» тем более возможны. Да и история об этом свидетельствует – с большей или меньшей степенью относительности.

Необходимо вести речь о разработке научной дисциплины, отражающей, с одной стороны, реальность нынешнего этапа развития мира, ситуацию возрастающего цивилизационного напряжения и превращения культуры в поле идеологической, точнее, межцивилизационной борьбы, с другой – сдвиги в научной картине мира.

Я настаиваю на философском содержании этой дисциплины по нескольким причинам. Конкретный социологический анализ конца XX – начала XXI веков, то есть времени, на которое придётся новый подъём капиталистической экономики, кондратьевская A-фаза, несущий прибыли, улучшение благосостояния центра, ядра капиталистической системы, не может не отразить этого подъёма.

Соответствующий анализ, скорее всего, будет пропитан оптимизмом и иллюзиями целого поколения (длительность кондратьевских фаз – обычно 25-35 лет). Далее. Главной задачей представляется не столько футурологическое (2) исследование, прогноз (хотя и он важен), сколько осмысление пройденного человечеством вообще и европейской его частью истории и предполагаемых качественных вариантов его развития в будущем с учётом возможностей человека как субъекта, то есть творца истории, личности.

Показательно, что у Маркса определение личности отрицает христианство, индивидуального субъекта, по сути воспроизводя характеристику человека в дохристианскую, античную эпоху: личность есть совокупность общественных отношений. И всё. Отношению к Абсолюту как великому таинству, окрашивающему совокупность отношений человека с другими людьми, без которого эта совокупность остаётся суммой, и так и не превращается в целое, в трёхмерный антропоконтинуум, в марксовом определении нет места. И в этом смысле возникновение марксизма – первый стук Судьбы в дверь европейской цивилизации как христианской. (Хотя другие элементы христианства Маркс заимствовал, но только элементы, а это значит – предварительное расчленение целого.)

Показательно и то, что системы тотального отчуждения человека, стремясь на практике свести человека к сумме его социальных отношений, к состоянию слепка с «Объективных Условий», носили ярко выраженный антихристианский, неоязыческий характер («культ вождя», «культ героев», «культ мёртвых»), нашедший выражение в неоклассицистских и китч-ампирской формах. Последние как бы блокировали индивидуально-субъектное, личностное отношение индивида к Абсолюту, ставили на место последнего конкретную земную тотальную Власть, которая в результате оказывалась всем-всем-всем: отцом и бандитом, ухом и половым органом, домом и помойкой.

Только осмысление, индивидуальное отношение к Абсолюту, занятие чёткой положительной позиции по отношению к нему может стать основой реального действия человека и его воздействия на будущее. Философское осмысление предполагает активный характер отношения к миру. Слово есть Дело.

Замечу здесь, что некоторые исследователи предлагают некую дисциплину (отличную от предмета моего рассмотрения), активно изучающую и творящую будущее – утопистику. У меня, однако, вызывает отрицательное отношение само это название. «Утопия» есть мир, где внешние, объективные, системные условия приводятся в такое состояние и такой порядок (идеальные с точки зрения социальной системы), что потребность в субъекте исчезает, и системообразующему элементу остаётся лишь воспроизводить не-(без- и анти-) субъектный мир со всеми отсюда вытекающими последствиями.

Утопия – это апофеоз системности, коллективности, подчинившей субъекта и стремящейся растворить его в себе. Более традиционное название – философия будущего или, несколько менее традиционное, – социальная эсхатология (социоэсхатологика) привлекают меня своим личностным (индивидуально-субъектным) потенциалом, активистским характером отношения к природе и обществу, лишённым склонности к фетишизации как первого, так и второго.

Продолжение в следующем номере

***

1 – Параллели между состоянием Европы XIV – начала XVI веков и современным Западом действительно интригующи. К тем, которые отметил Ж. Гимпел и о которых нам ещё представится возможность поговорить, добавлю одну. Если на рубеже XV–XVI веков род людской, ожидая катастрофы, изображал и её, и посткатастрофический мир в донаучной манере (Босх), то теперь происходит то же самое – перед лицом возможной катастрофы, анализом изменений человека и даже видообразования животных в «век после человека» учёные занимаются на научной или квазинаучной основе (Д. Диксон). Нишевое сходство между Босхом и Диксоном очевидно.

2 – Футурология есть в большей степени количественный подход к изучению будущего; в его основе лежит прежде всего экстраполяция на будущее нынешних тенденций. Не говоря о том, что это может порождать ошибочные картины «количественного», «жюльверновского» будущего (огромные дирижабли, огромные воздушные шары и т. д.), такой подход и методологически может быть ошибочным. Он представляет развитие как филиацию системы из системы, одних системных качеств из других. А это исключает человека как субъекта, как активное начало, сводит его к пассивному состоянию слепка со структур системы, оставляет ему роль точки пересечения, совокупности социальных отношений. Человек являет собой при этом социального индивида, а не личность, поднимающуюся до собственного отношения с Абсолютом и к Абсолюту. Под Абсолютом здесь понимается Бог или Совесть, короче, внелокальная и внеприродная сущность человека, отделённая от него самого и противопоставленная ему как индивидуальному субъекту в качестве внешней и самостоятельной формы субъектности и структуры бытия.


Дата добавления: 2019-08-30; просмотров: 147; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!