ОТ МОСКОВСКОГО КНЯЖЕСТВА К ЕДИНОМУ ГОСУДАРСТВУ

1. Дипломатия на лезвии ножа. В первые сто лет татарского владычества, когда Золотая Орда находилась в расцвете свое­го могущества, вооружённая борьба отдельных русских кня­зей с татарами была бесперспективной и вела лишь к разо­рению их земель и гибели тысяч людей. Примечательно, что даже князь Александр Невский, прославившийся победами над шведами на Неве (1240) и над немцами на Чудском озере (1242), избегал конфликтов со степняками. Став великим кня­зем владимирским (1252 – 1263), он провёл по их требованию перепись всего населения Владимиро-Суздальской и Новго­родской земель. Она была необходима для установления раз­мера дани Орде.

Политическое развитие Северо-Восточной Руси во второй половине XIII – XIV в. характеризуется прежде всего борьбой центробежных и центростремительных сил. И если в первые полстолетия чужеземного ига преобладало интенсивное дроб­ление княжеств, сопровождавшееся жестокими усобицами, — то уже с начала XIV в. начинает явно доминировать тенденция к объединению русских земель. Понять причины этой переме­ны можно, лишь учитывая изменения в политике Орды по от­ношению к Северо-Восточной Руси. Во второй половине XIII в. Орда разжигала конфликты между князьями и добивалась по­корности с помощью постоянных карательных походов в рус­ские земли. Это привело к полному разорению Северо-Восточной Руси и в конечном счёте к уменьшению доходов ханской Нины. Постепенно правители Орды приходят к мысли о не­обходимости изменить подход к русским делам, дать возмож­ность стране восстановить свой экономический потенциал.

В начале XIV в. на смену разорённым татарскими набегами и княжескими усобицами старым городам Северо-Восточной Руси (Владимиру, Суздалю, Ростову, Переяславлю-Залесско­му) приходят новые политические центры — Москва, Тверь, Нижний Новгород. Здесь правили представители младших ветвей потомства Всеволода Большое Гнездо. Отношение ор­дынских ханов к новым претендентам на великое княжение владимирское было двойственным. Желая умиротворения страны, они, однако, опасались, что её объединение под влас­тью одного правителя создаст реальную угрозу их владычест­ву. В этих условиях решающее значение приобретали личные качества князей, их умение заслужить доверие хана, убедить его в своей преданности. Московские князья, потомки млад­шего сына Александра Невского Даниила, — Юрий (правил в 1303 – 1325 гг.), Иван Калита (правил в 1325 – 1340 гг.), сы­новья Ивана Калиты Семён Гордый (правил в 1340 – 1353 гг.) и Иван Красный (правил в 1353 – 1359 гг.) — более других пре­успели в искусстве дипломатии на лезвии ножа. Они подолгу жили в Орде и до тонкостей изучили её неписаные законы. И конечном счёте умение ладить с Ордой позволило московс­ким Данииловичам обойти своих основных соперников — князей Твери и Нижнего Новгорода. Заручившись поддержкой хана, Иван Калита попросту покупал в Орде ярлыки — особые ханские грамоты, дававшие ему право на управление различ­ными русскими княжествами. Не случайно великий русский историк и писатель Н.М. Карамзин говорил: «Москва обязана своим величием ханам».

2. Возвышение Москвы. Главными соперниками московских Данииловичей в первой четверти XIV в. были тверские правители — сыновья князя Михаила Ярославича Тверского, ценой собственной жизни избавившего родной город от татарского погрома. Подобно своему отцу, разгромившему не только московские, но и ордынские войска в Бортеневской битве (1317), князья Михайловичи отличались дерзостью и отвагой. Одна­ко время героев ещё не пришло. В 1327 г. в Твери произошло восстание против татар. За это город был полностью разорён. Верховная власть в Северо-Восточной Руси (и символизиро­вавший её титул «великий князь владимирский») после 1328 г. уже не выходила из рук московских князей. Успех нижего­родских князей и кратковременный захват ими Владимира в начале 1360-х гг. — исключение, которое лишь подчёркивает правило. Могущество Москвы неуклонно шло в гору. Новго­родские бояре внимательно следили за возвышением Москвы, однако не решались открыто ему воспрепятствовать.

Свою борьбу, нередко кровавую и жестокую, московские князья рассматривали как «собирание Руси». Они остро ощу­щали свою личную ответственность перед Богом и людьми, испытывали раскаяние за совершённые злодейства. Глубокая религиозность Ивана Калиты отразилась и в его прозвище: он постоянно носил на поясе сумку (калиту), из которой наделял милостыней всякого встретившегося ему нищего. Некоторые летописи называют московского князя Иван Добрый. Извес­тно, что он часто ходил в церковь, имел хорошие отношения с духовенством и построил много новых храмов.

Быстрое возвышение Москвы при Иване Калите и его сы­новьях неизбежно должно было привести к столкновению с татарами. Внук Ивана Калиты великий князь Дмитрий Ива­нович Донской (правил в 1359 – 1389 гг.) в 1368 г. выстроил в Москве белокаменную крепость. В 1370-е гг. он приступил к созданию союза князей, направленного против Орды. После кончины хана Джанибека в 1357 г. Орда вступила в затяжной политический кризис, сопровождавшийся внутренними вой­нами и ослаблением военного потенциала степной державы. В этих условиях князь Дмитрий Иванович решил, что настало время обнажить меч. Возглавив борьбу с Ордой, Москва долж­на была закрепить за собой руководящую роль в деле объеди­нения русских земель.

Дмитрию Донскому достались сильные противники. В 70-е гг. XIV в. в степях возвысился опытный и дальновидный времен­щик Мамай. Затем его сменил хан Тохтамыш. В ходе начав­шейся в 1374 г. вооружённой борьбы Москвы с Ордой русские познали горечь неудач (битва на реке Пьяне в 1377 г., нашес­твие Тохтамыша в 1382 г.) и радость побед (битва на реке Воже в 1378 г., знаменитая Куликовская битва в 1380 г.). Сво­ей отважной борьбой с татарами князь Дмитрий, прозванный Донским за победу на Куликовом поле, на берегу реки Дон, обеспечил будущее Москвы. Никто не мог более оспорить её нрава на роль столицы Северо-Восточной Руси. С Москвой связывали отныне русские люди и надежду на полное осво­бождение от власти Орды. Великое княжение владимирское, а с ним и обширные территории, и роль политического лидера Северо-Восточной Руси со времён Дмитрия Донского стано­вятся неотъемлемой собственностью (вотчиной) московских князей.

3. Крест и меч. Возвышению Москвы способствовала Церковь. В лице двух своих выдающихся представителей — митрополи­та Алексея и игумена Троицкого монастыря Сергия Радонеж­ского — она благословила освободительную борьбу Дмитрия Донского. История двух монахов, Пересвета и Осляби, при­нимавших участие в Куликовской битве, стала золотой леген­дой русского Средневековья. Церковь с её единым вероуче­нием, богослужебной практикой и иерархией была мощным фактором единения русского народа. Реформа монашеской жизни — введение «общежитийного устава», установившего равенство среди иноков и необходимость совместного тру­да, — осуществлённая митрополитом Алексием и преподоб­ным Сергием Радонежским, способствовала укреплению авто­ритета Церкви и активному участию монахов в хозяйственном освоении Русского Севера («монастырская колонизация»).

Зародившееся в XIV – XV вв. великорусское национальное самосознание получило своё воплощение в художественных формах православия, заговорило языком христианских поня­тий и символов. Великорусы (русские), украинцы и белору­сы — три ветви одного исторического древа, корни которого уходят в домонгольскую эпоху.

4. Выбор Ягайло. Возвышение Москвы — лишь одно из про­явлений стремления к политической консолидации, охватив­шей Восточную Европу в XIV столетии. Одновременно с мос­ковскими князьями «собиранием земли и власти» занимались тверские, нижегородские, а позднее и рязанские правители. Ещё одним центром объединения стал Вильно. Литовские кня­зья из династии Гедимина (правил в 1316 – 1341 гг.) создали сильное и обширное государство — Великое княжество Ли­товское и Русское. Основную часть его территории состав­ляли земли, входившие ранее в состав Руси. Древнерусский язык был здесь государственным языком. Некоторые исто­рики полагают, что во второй половине XIV в. существовала реальная возможность создания на основе объединения Мос­квы и Великого княжества Литовского и Русского огромного восточнославянского государства. Однако попытки литовских правителей, и прежде всего знаменитого воителя Ольгерда (правил в 1345 – 1377 гг.), распространить свою власть на Се­веро-Восточную Русь и Новгородскую землю встретили энер­гичный отпор московских князей. Озабоченный обороной своих границ от тевтонских рыцарей и татар, сын и наследник Ольгерда великий князь литовский Ягайло стал искать союза с Польшей. Результатом этого выбора стала Кревская уния (1385), объединившая Литву и Польшу под властью одной правящей династии. Одновременно с этим собственно Лит­ва, долгое время сохранявшая языческие верования и обряды, окончательно приняла католичество. Судьбоносный выбор со­стоялся. Его оценка историками неоднозначна. Но внешние последствия очевидны. Большая часть современной Украины и Белоруссии (входившая тогда в состав Великого княжест­ва Литовского и Русского) попадает в сферу влияния католи­ческой культуры и постепенно усваивает её. Язык, культура и традиции этого региона начинают существенно отличаться от великорусских. Однако православие ещё долго сохраняло на украино-белорусских землях свой авторитет не только сре­ди простонародья, но и в верхах общества.

5. «Москва — Третий Рим». Литовско-польское католичество было чуждым Северо-Восточной Руси, как и золотоордынское мусульманство. Обречённая отныне на духовное одиночество, она могла рассчитывать только на себя. Эта обособленность способствовала росту национального самосознания, побужда­ла к энергичному государственному строительству. На вызов враждебной окружающей среды Москва ответила созданием сильного государства. Его идейной основой стала религиозно­-политическая теория «Москва — Третий Рим», утверждавшая ведущую роль России в православном мире. Впервые внятно изложенная псковским монахом Филофеем в его послании к Василию III, она стала знаменем московского благочестия. Примерно в то же время возникло и «Сказание о князьях Владимирских», утверждавшее легендарное происхождение династии Рюриковичей от римского императора Августа. Со­здателем основных положений этой теории, в том числе и ле­генды о шапке Мономаха, якобы переданной Владимиру Мо­номаху византийским императором, был ссыльный киевский митрополит Савва — Спиридон.

6. Мятеж братьев. Тяжёлым испытанием для Московской Руси стала первая в её истории многолетняя династическая война, в которой тесно переплетались правовые нормы и эго­истические интересы. Борьба за власть между Василием II Тёмным (правил в 1425 – 1462 гг.) и представителями боковых линий московского княжеского дома во главе с князем Юрием Звенигородским и его сыновьями Василием Косым, Дмитрием Красным и Дмитрием Шемякой длилась, то затихая, то разго­раясь, с 1425 по 1453 г. Мятежников поддерживал Новгород. В сущности, это была решающая битва между старой удель­ной «свободой» и деспотизмом московских великих князей. Победа Василия II показала необратимость политических пе­ремен. Московская Русь сделала свой выбор и предпочла еди­новластие с наиболее устойчивым — от отца к сыну — насле­дованием престола.

Дальнейшее ослабление Золотой Орды в XV в., её распад на Казанское, Крымское и Сибирское ханства, Ногайскую и Большую Орду привели к изменению традиционного расклада политических сил в Восточной Европе. И если раньше «царь», как называли на Руси правителя Золотой Орды, умыш­ленно стравливал между собой сильнейших русских князей, добиваясь их покорности, то теперь точно так же, следуя принципу «разделяй и властвуй», действовал и московский ве­ликий князь в отношении татарских «царей» и «царевичей».

7. «Отец русского самодержавия». Военно-политические ус­пехи московского князя Ивана III (правил в 1462 – 1505 гг.), при котором был завершён процесс создания единого Русско­го государства, поражали современников и потомков. Эти ус­пехи объяснялись прежде всего соответствием поставленных им задач (установление сильной центральной власти, оконча­тельное свержение ордынского ига, ликвидация самостоятель­ных княжеств и уделов, переход от оборонительной к насту­пательной внешней политике) не только достигнутому к тому времени экономическому и военному потенциалу страны, но и интересам огромного большинства её населения. Уставшая от хаоса длительной смуты, униженная высокомерием соседей страна ждала героя, самодержца. Иван III по складу характера и воспитания подходил для этой роли. «Недостаточно родить­ся великим человеком, необходимо родиться вовремя», — го­ворил французский историк Ф.О. Минье. Время Ивана Вели­кого пришло. Московское самодержавие, формировавшееся при Иване III, было в тех обстоятельствах оптимальным госу­дарственным устройством для Московской Руси, получившей с конца XV в. новое государственное имя — Россия. Иван III принял новый титул — государь всея Руси. В нём легко уга­дывалась стратегическая цель московского правителя: распро­странить свою власть на все земли, входившие когда-то в со­став домонгольской Руси.

Задача историка — выявление целесообразности существо­вания тех или иных институтов, традиций, причин принятия политических решений. Главной целью всякого государства является всеобщее выживание и защита от внешних врагов. Ситуация, в которой оказался русский народ в силу геогра­фического положения страны, делала решение этих задач особенно трудным. Острота проблемы всеобщего выживания способствовала возрастанию роли государства, оптималь­ной формой которого оказалась монархия (самодержавие) — в XVI – XVII вв. сословно-представительная, а в XVIII – XIX вв. — абсолютная. Именно монархия в той или иной мере отвечала идеалу власти, стоящей над эгоистическими интере­сами различных сословий, социальных и этнических групп. Тем самым она оказывалась наиболее эффективной государ­ственной формой для объединения всего населения страны во имя решения общезначимых задач.

Становление московского самодержавия сопровождалось ликвидацией многих старых норм и традиций. Аристокра­тия (боярство, удельные князья) теряла свои прежние пра­ва и привилегии. Крестьяне были ограничены в свободе пе­редвижения: Судебник Ивана III (1497) разрешал им менять место жительства лишь однажды в году — на осенний Юрьев день — 26 ноября (срок перехода охватывал неделю до и не­делю после этой даты). Этого требовали интересы дворянства, ставшего со времён Ивана III основной боевой силой русской армии. В документах этой эпохи дворян часто называют «де­тьми боярскими». Принципиальное отличие дворянства от старой аристократии (боярства) состояло в том, что дворяне (помещики) жили за счёт доходов от поместья (небольшого участка земли с живущими на ней крестьянами), которое да­валось им только на время службы государю. Бояре владели крупными земельными участками (вотчинами) на правах соб­ственности и пользовались многими привилегиями. Однако их обязанности перед государством неуклонно возрастали, а пра­ва сокращались. Уже в XV в. вотчинники были обязаны нести государеву службу наряду с помещиками.

Угадав вектор времени, Иван III не встретил серьёзного со­противления своей автократической политике: силы оппози­ции, в основном — удельных князей и Новгорода, были раз­рознены, а её идеалы не встречали поддержки у народа.

В интересах укрепления военного потенциала государ­ства Иван III добивался конфискации части земельных владе­ний Церкви для последующей передачи их дворянам. Однако церковные иерархи во главе с игуменом Иосифом Волоцким (иосифляне) воспротивились намерению великого князя, по­лагая, что его исполнение нанесёт вред Церкви. Лишь монахи северных монастырей во главе с Нилом Сорским (нестяжатели) высказались за отказ монастырей от владения сёлами, ко­торое, по их мнению, противоречило самой идее христианско­го монашества.

8. Россия и Запад. Процесс объединения страны и образо­вания национальных государств проходил в XIV – XV вв. не только на Руси, но и в западноевропейских странах — Анг­лии, Франции, Испании. Однако каждый шёл своим путём. На Западе королевская власть в своей борьбе за объедине­ние страны опиралась на богатые города и многочисленное дворянство, встречая сопротивление со стороны крупной аристократии и Католической церкви. На Руси города были слабыми и малочисленными. Дворянство как реальная поли­тическая сила сложилось лишь к концу XV в., когда процесс объединения страны уже в общих чертах завершился. Русская православная церковь поддерживала московских князей в их борьбе за объединение страны, но требовала за это разного рода вознаграждения. Возникшее на слабой социально-эконо­мической базе, Московское государство сплачивалось необ­ходимостью борьбы с внешними силами. Эта духовная скрепа могла исчезнуть после освобождения от власти Орды, а Мос­ковская Русь вновь рассыпаться на земли и волости. И тогда её независимости быстро пришёл бы конец. С падением ига в 1480 г. внешняя угроза для Руси ослабла, но не исчезла сов­сем. Желающих поработить Россию было более чем достаточ­но. Воинственные осколки Золотой Орды — Крымское и Ка­занское ханства, Большая Орда, а также Польско-Литовское государство и Ливонский орден внимательно следили за си­туацией и в любой момент готовы были начать наступление. Помня об этом, московские князья ужесточали свою власть над обществом. Всякое вольнодумство или непочтительный отзыв о правителе влекли за собой скорое и жестокое наказа­ние. Так рождалась пресловутая московская тирания — горь­кое лекарство от сословного эгоизма.

9. Вокруг трона. Как и многие диктаторы, Иван III хорошо раз­бирался в людях, умел находить и выдвигать способных испол­нителей своих предначертаний во всех областях жизни. Его военные успехи — походы на Новгород в 1471 и 1478 гг., Сто­яние на Угре (1480), присоединение Твери (1485), усмирение Казани (1487), покорение Вятки (1489), отвоевание у Литвы Северской Украины и некоторых смоленских земель — объ­яснялись не только многочисленностью и высокими боевыми качествами московского войска, но и талантами полководцев, среди которых первыми были князья Даниил Холмский и Да­ниил Щеня. Примечательно, что и тот и другой не были ко­ренными москвичами. Холмский был отпрыском тверского княжеского дома, а Щеня происходил из литовских князей. За этим, казалось бы, незначительным обстоятельством просмат­ривается одна из основ московской политики. Со времён Да­ниила и Ивана Калиты будущая столица России росла за счёт притока переселенцев из других земель. Москва всегда умела достойно принять каждого, кто готов был служить ей своими дарованиями. Московское дело — «собирание Руси» — ста­ло поистине интернациональным. Иван III привлекал на свою службу итальянских мастеров, отливавших лучшие в Европе пушки, и татарских царевичей, умевших на всём скаку попа­дать стрелой в цель с невероятной точностью.

Возникшее при Иване III единое Российское государство изначально было многонациональным. Пестрота его этничес­кого состава со временем только возрастала. По-разному вхо­дили в состав России целые народы или их отдельные группы. Некоторые (как, например, казанские татары) долго и муже­ственно сопротивлялись, не желая терять собственную го­сударственность. И всё же логика развития Российского госу­дарства требовала его дальнейшего расширения. Все великие державы создавались в том числе и путём насилия. Любой из правителей тогдашней Европы пользовался любыми средства­ми достижения политических целей!

Уровень социально-экономического и культурного разви­тия народов России был очень разным. Переход под власть Москвы для одних открывал возможность более быстрого дви­жения вперёд по пути прогресса, другим же казался погруже­нием во тьму отсталости. Оценки историков в вопросах меж­национальных отношений редко бывают объективными. И всё же трудно спорить с тем, что Россия давала возможность вхо­дившим в неё народам жить в соответствии с их традициями и возможностями, не допуская при этом лишь одного – преоб­ладания национального интереса над общегосударственным.

РОССИЯ В XVI СТОЛЕТИИ

1. Страна без границ. Безудержное расширение границ — давняя черта российской государственности. Рост террито­рии России в XVI столетии шёл значительно быстрее, чем рост населения. Огромные пространства на севере, востоке и юге были слабо заселены, а границы расплывчаты и неопре­делённы. Средняя плотность населения в России в это время составляла от 1 до 5 человек на 1 кв. км, а в Западной Евро­пе — от 10 до 30 человек на 1 кв. км. По общей численности населения (около 7 млн человек) Россия отставала от неболь­ших в сравнении с ней европейских государств — Франции (около 15 млн человек), Италии (около 11 млн человек), Испа­нии (около 8 млн человек).

Освоение Россией просторов Севера, Урала, Сибири, степ­ного Дикого поля со временем превратило её в крупнейшую в мировой истории империю, занимавшую 1/6 часть суши. (По­нятие «империя» мы используем в самом общем и нейтральном смысле: как огромное многонациональное государство с силь­ной центральной властью.) Огромность России сильно и неод­нозначно повлияла на уклад жизни её народа и национальный характер великороссов. «Жизнь удалёнными друг от друга, уединёнными деревнями при недостатке общения, естественно, не могла приучать великоросса действовать большими союза­ми, дружными массами», — говорил В.О. Ключевский. Однако природа России не только разъединяла людей, но и принуж­дала их к совместному действию. Для решения повседневных проблем крестьяне и горожане объединялись в устойчивые структуры — сельскую и городскую общину, церковный при­ход, неформальные родовые сообщества. Высшей формой объединения было государство. Его создание и развитие стало историческим достижением русского народа. Но всякое ис­торическое достижение имеет свою цену. Вместе с успехами и победами над внешним врагом пришли и вечные спутники государства — насилие, жестокость, произвол. Для тех, кто не хотел мириться с новыми порядками, оставался один выход — бегство в отдалённые районы, туда, где граница России раство­рялась в бесконечности тайги или Великой степи...

Постоянная возможность уйти в поисках лучшей жизни на новое место приводила к оттоку наиболее обездоленной части населения из центра страны на пустынные окраины, откуда переселенцы обычно уже не возвращались. Таким образом, окраины оттягивали из центра наиболее активные и опасные для существующего порядка элементы общества. В этом — одна из причин поразительной «тишины» в Московском госу­дарстве. Эту удивительную социальную пассивность русского народа отметил А. С. Пушкин своей знаменитой фразой, кото­рой заканчивается драма «Борис Годунов»: «Народ безмолв­ствовал...» За исключением московского восстания 1547 г., вызванного небывалыми по силе городскими пожарами, в России в эпоху Ивана Грозного практически не было бунтов и мятежей. Смута начала XVII в. была не восстанием против власти, а восстанием в поисках законной власти. Позднее, во второй половине XVII – XVIII в., именно окраины России ста­ли укрытием для оппозиционной части русского церковного общества — старообрядцев. Но наши безлюдные пространс­тва поглощали не только беглых крестьян и староверов. В них тонула любая инициатива, любые знания, любой прогресс... Напомним читателю, что в Европе XVI в. — это уже Новое вре­мя — эпоха Микеланджело и Лютера, Магеллана и Монтеня, Коперника и Рабле. В России культурными героями столетия были усыпляющий своими теологическими рассуждениями Максим Грек, диссидент, писатель поневоле Андрей Курбский и полубезумный царь Иван Грозный...

2. Военные тревоги. Осенью 1480 г. московское войско под началом старшего сына Ивана III Ивана Молодого и опытного воеводы Д.Д. Холмского остановило нашествие на Русь хана Большой Орды Ахмата. Решающее столкновение произошло на берегах реки Угры близ Калуги. Отброшенные огнём мос­ковских пушек и устрашённые численностью русских сил, ор­дынцы, простояв около месяца на правом берегу Угры, ушли обратно в степи. И хотя степняки ещё не раз приходили на Русь опустошительным набегом, её зависимость от Орды (та­таро-монгольское иго) необратимо ушла в прошлое. Стояние на Угре в 1480 г. открыло новый период в истории отношений между Русью и Степью. Получив долгожданную независимость от степняков, Россия столкнулась с новым вызовом — необхо­димостью постоянно отстаивать её военным путём. Освоение новых пространств требовало людей и денег. Эта проблема находилась в центре внимания трёх последних московских государей из династии Рюриковичей — Василия III (правил в 1505 – 1533 гг.), Ивана IV (правил в 1547 – 1584 гг.) и Фёдора Ивановича (правил в 1584 – 1598 гг.). Её решению были подчи­нены многие их шаги в области внутренней политики.

Борьба с набегами татар из Крыма или Казани была слож­ным делом. Враги всегда приходили внезапно и передвигались стремительно. В то же время, переходя от кочевого образа жизни к оседлому, татары тем самым становились более уяз­вимыми для ответных ударов русских. Первым ощутило это на себе Казанское ханство. Ещё Иван III в 1487 г. нанёс по нему мощный удар, в результате которого в Казани был посажен на престол вассальный Москве правитель. Однако со временем Казань сбросила власть Москвы.

В 1552 г. Иван IV штурмом взял Казань и присоединил тер­риторию ханства к России. За этим последовало и взятие Ас­трахани (столицы Астраханского ханства) — в 1556 г. Самым крепким орешком оказался Крым, покорить который России удалось лишь более двухсот лет спустя. Отделённое от цент­ральных областей России широкой полосой безводных степей, Крымское ханство до конца XVII в. было вообще недосягаемо для русской армии. К тому же крымские ханы, признав вас­сальную зависимость от Турции, получали от неё военную по­мощь и покровительство.

Оборона восточных и особенно южных границ России в XVI в. была основана на постройке целой системы оборо­нительных рубежей, опорными точками которых были мощ­ные каменные или дерево-земляные крепости в городах на Оке и близ неё — в Нижнем Новгороде, Муроме, Коломне, Рязани, Кашире, Серпухове, Туле, Орле, Калуге. Между ними устраивались цепи более лёгких оборонительных сооруже­ний — городков и острожков, а также многокилометровые засеки — завалы из сваленных друг на друга срубленных де­ревьев. Далеко в степи несли сторожевую службу небольшие разъезды (станицы), следившие за движением крымских орд. (Эти своего рода пограничники со временем превратились в полупривилегированное военное сословие — казаков.) Всю эту сложную систему узаконил «Приговор о станичной и сто­рожевой службе», подготовленный в 1571 г. лучшим полко­водцем Ивана Грозного князем Михаилом Воротынским. Этот храбрый воевода, многие годы успешно защищавший южные рубежи России, вскоре стал жертвой опричного террора...

Главной боевой силой южных оборонительных рубежей были сосредоточенные там московские полки. Каждый год с ранней весны до поздней осени вдоль границы в городах сто­яли несколько десятков тысяч русских воинов. Основу армии составляло дворянское ополчение — не только сами дворяне, но и сопровождавшие их боевые слуги.

При первом же известии о приближении степняков войско стягивалось к предполагаемому месту прорыва оборонитель­ной линии. Обычно это были броды на Оке в районе Серпу­хова. Лишившись преимущества внезапности и не рискуя вступать в бой с многочисленной, снабжённой огнестрельным оружием русской армией, татары уходили ни с чем. Лишь в 1521, 1571, 1572 и 1591 гг. им удавалось прорваться во внут­ренние районы страны. Набег 1571 г. сопровождался огром­ным пожаром в Москве. Однако и в этих случаях степняки или быстро отходили с добычей, или же терпели сокрушительное поражение, как, например, в ходе битвы при Молодях в 1572 г.

Помимо борьбы со степняками Русское государство в XVI в. решало поставленную ещё Иваном III задачу: прочно обосно­ваться в Прибалтике, потеснив там немцев и шведов, а также отвоевать у Польши и Литвы земли в верхнем и среднем те­чении Днепра. Вехами на этом пути стали разгром литовцев в битве на реке Ведроше близ Дорогобужа (1500), появление московских наместников в Пскове (1510), взятие Смоленска (1514). Однако затяжная Ливонская война (1558 – 1583 гг.) по­казала, что борьба «на два фронта» ещё не по силам Россий­скому государству. Лишь благодаря мужеству псковичей и расторопности воеводы Ивана Шуйского удалось уберечь этот город от осаждавших его (август 1581 — февраль 1582 г.) войск польского короля Стефана Батория (В рамках Ливон­ской войны Россия вела сразу две кампании: с польско-литов­ским государством (с 1569 г. — Речь Посполитая) и со Швеци­ей. И если первую из них Россия кое-как свела вничью, вер­нувшись к довоенным границам (Ям-Запольский мир, 1582), то вторую проиграла (Плюсский мир, 1583). Царь Иван вынуж­ден был уступить шведам не только стратегически важный порт Нарву, за который, собственно, и шла эта война, но так­же старые русские крепости по берегу Финского залива (Ям, Копорье, Ивангород).

3. Избранная рада. Внутренняя жизнь России всегда во многом определялась личностью того, кто находился на престоле. Эта особенность — порой спасительная, а порой и губительная — в полной мере проявилась в XVI столетии. Правление осмотри­тельного, но настойчивого Василия III отмечено политической стабильностью, подъёмом экономики, строительством новых городов. Его дело продолжила княгиня-вдова Елена Глинская (правила в 1533 – 1538 гг.). Преждевременная смерть Елены по­служила началом периода боярского правления, продолжав­шегося до совершеннолетия Ивана IV и принятия им царского титула в 1547 г. (Слово «боярин» имело несколько значений. В узком смысле это одна из должностей в правительстве — Боярской думе; в широком смысле боярин — любой знатный человек.) Буйные стычки бояр Шуйских и Бельских, непомер­ные амбиции бояр Глинских, вызвавшие восстание москвичей в 1547 г., — всё это показало современникам мрачные стороны своеволия аристократии, не сдерживаемой железной уздой самодержавия. Спасение от раздоров люди видели в молодом царе Иване — воспитаннике митрополита Макария (1541 – 1563). Именно Макарий внушил царю мысль о его особой про­виденциальной миссии. Почитатель монахов и монастырей, Иван слишком буквально воспринял наставления митрополи­та, а также своего духовного отца (исповедника) священника Сильвестра. Ощутив себя наместником Бога на земле, он со временем решил устроить в своём земном царстве подобие небесного Страшного суда. На фресках и иконах с изображе­нием Страшного суда грешники, попавшие в ад, подвергают­ся таким же мучениям, какие Иван устраивал своим жертвам в подвалах Александровской слободы...

Первый период самостоятельного правления Ивана IV (1547 – 1560), отмеченный широким участием в управлении страной не только Боярской думы, но и деятельных предста­вителей приказной бюрократии, личных друзей царя (Из­бранная рада), ознаменовался успехами во внешней политике и восстановлением порядка во внутренней жизни. Политика Избранной рады состояла в том, чтобы путём реформ добить­ся усиления самодержавия и ограничения привилегий круп­ной аристократии. Эти реформы имели и несколько конк­ретных задач: укрепление военно-полицейской базы режима (Стрелецкое войско, Избранная тысяча), пополнение казны путём роста налогов и отмены разного рода налоговых льгот (Сошное письмо, отмена тарханов), развитие системы цент­рального и местного управления (приказы, отмена воеводских кормлений, губные старосты).

Консолидации общества и укреплению авторитета монарха способствовали Земские соборы — периодически созывавшие­ся царём съезды представителей всех слоёв русского общества за исключением крестьян, интересы которых должны были вы­ражать землевладельцы, а также сам царь. Деятельность Зем­ских соборов (первый из которых был в 1549 г., а последний — в 1653 г.) — характерная черта сословно-представительной мо­нархии в России. Не имея законодательной власти, Земские соборы, однако, были действенным средством согласования интересов различных сословий и социальных групп. Вёл засе­дания Земского собора сам царь, указы которого в конечном счёте были единственным источником законодательства.

На первый взгляд кажется удивительным, что самый деспо­тичный из русских государей — Иван Грозный был изобре­тателем и сторонником Земских соборов. Однако это вполне объяснимо с точки зрения реальной политики. С помощью Земских соборов, где присутствовали дворяне и посадские люди, купцы и духовенство, царь расширял социальную базу своего режима. Проводя то или иное своё решение через Зем­ский собор, он всегда мог в споре с аристократией сослаться на «мнение народа».

4. Самовластие. Второй период правления Ивана IV (1560 – 1584) отмечен стремлением царя править, исходя исключи­тельно из своих собственных представлений о власти. Раз­делив страну в 1565 г. на две части — опричнину и земщину, царь начал гонения на высшую аристократию, которая, по его мнению, не была вполне предана интересам государства, а главное — лично ему, царю. Идея опричнины была про­ста: добиться беспрекословного подчинения всего правяще­го класса, опираясь на его небольшую часть. Опричники, эти русские преторианцы, обладали полной безнаказанностью и подчинялись только самому царю. Они несли охрану двор­ца., исполняли любые приказы государя. Опасаясь расправы, знатный боярин из земщины низко кланялся худородному оп­ричнику. Обращаясь к москвичам в 1565 г., царь просил народ поддержать его в борьбе со знатью. Однако действительность разрушила царские планы. Задуманная как инструмент кон­троля над правящим классом, опричнина вскоре выродилась в слепой и безумный террор, жертвами которого становились преимущественно дворяне и горожане.

Сама целесообразность решительной борьбы с аристокра­тией, которую провозгласил Иван IV, некоторыми историка­ми ставится под сомнение: именно этот слой общества при всех его эгоистических притязаниях был своего рода карка­сом, несущей конструкцией Российского государства. Высту­пая в трёх основных ипостасях: полководца, администратора и придворного, бояре в массе своей были заинтересованы в успехах государства, служили царю не за страх, а за совесть. Вместе с тем они были организаторами крупного вотчинного хозяйства — наиболее эффективного в то время. Дробление конфискованных у бояр вотчин на поместья, которыми царь награждал своих дворян, в конечном счёте снижало их эконо­мическую эффективность.

Опричнина формально была отменена в 1572 г., но фак­тически продолжалась до самой смерти Грозного. Она имела губительные последствия не только для экономики страны, но и для нравственного состояния общества. Свирепые каз­ни в Александровской слободе — резиденции царя Ивана, в 120 верстах к северо-востоку от Москвы — стали устраше­нием для всей России. Повсюду процветали доносы и наве­ты. По существу, в России установилась кровавая диктатура в духе Древнего Рима времён Тиберия и Калигулы.

В сочетании с бедствиями Ливонской войны, неурожая­ми и эпидемией чумы опричнина с её земельным переделом и принудительными переселениями опальных вотчинников привела к запустению центральных уездов России. Их насе­ление частично вымерло, а частично ушло в более безопасные окраинные места. Стремясь сохранить остатки подданных и укрепить материальное положение дворянства., правитель­ство в 1580-е гг. вынуждено было пойти на отмену Юрьева дня. Характер этой реформы («указное» или «безуказное» прикрепление крестьян к земле) вызывает споры среди исто­риков. В 1590-е гг. был установлен 5-летний срок сыска бег­лых крестьян. Эти меры вызвали острое недовольство народа, ставшее одной из причин крушения российской государствен­ности в начале XVII в.

Опричнина Ивана Грозного выявила ахиллесову пяту рос­сийской политической системы: своеволие монарха, его не­сменяемость при определённых условиях — прежде всего при недостатке у самодержца ума или сердца — могут привести к тому, что свою неограниченную власть он использует во вред обществу. Остановить обезумевшего тирана может толь­ко заговор аристократии. Понимая это, Грозный был очень внимателен к вопросам собственной безопасности. Царь умер 18 марта 1584 г. внезапной и, по-видимому, естественной смертью. Но ещё долго слухи о его отравлении или удушении с оглядкой передавались из уст в уста...

5. Царь Фёдор. Правление царя Фёдора Ивановича (1584 – 1598) кажется счастливым и мирным временем в сравнении с тяжёлым царствованием Ивана IV. Недалёкий и набожный Фёдор фактически передал власть брату своей жены — бояри­ну Борису Годунову. Жёстко расправившись с недовольными его возвышением боярскими родами Шуйских и Мстислав­ских, Годунов повёл прозорливую и осторожную политику, направленную на возрождение экономики, подорванной бедствиями опричнины и Ливонской войны, укрепление государ­ства и расширение его границ. В это время было построено много новых городов в Нижнем Поволжье и Диком поле, воз­ведены мощные оборонительные сооружения Москвы и Смо­ленска. Неприступной крепостью стал Соловецкий монастырь на Белом море — форпост борьбы со шведской экспансией в Поморье. Успешная война со Швецией (1590 – 1595) позво­лила вернуть России её крепости в Прибалтике — Ям, Копорье, Ивангород. Однако ключевая цель, Нарва, так и осталась у шведов. В правление Фёдора вырос международный авто­ритет России. В 1589 г. Годунов и глава Посольского приказа Андрей Щелкалов организовали возведение московского мит­рополита Иова в сан патриарха. Этим Годунов возвысил пре­стиж Русской церкви и обеспечил себе её поддержку. Летом 1591 г. огромное войско крымского хана Казы-Гирея, прорвав­шись через пограничные рубежи, внезапно подошло к Мос­кве. Казалось, ничто не может спасти столицу от разорения. Однако случилось неожиданное. В лагере крымчаков среди ночи вспыхнула тревога, превратившаяся в паническое бег­ство. Наутро татары исчезли, словно страшный сон. Уверен­ный в том, что это проявление Божьей милости к Руси, царь Фёдор приказал основать монастырь на том месте, где стояли лагерем московские полки. Главной святыней новой обители стала чудотворная икона Божией Матери Донской, которую в своё время брал с собой на Куликово поле Дмитрий Донской.

Смерть в Угличе 15 мая 1591 г. младшего сына Ивана Гроз­ного — царевича Дмитрия обострила вопрос о престолонас­ледии: царь Фёдор не имел наследников. После его кончины в 1598 г. Земский собор во главе с патриархом Иовом после долгих колебаний избрал на престол Бориса Годунова (1598 – 1605). Время показало, что это была роковая ошибка, дорого стоившая России...

СМУТНОЕ ВРЕМЯ

1. Русская Смута: история болезни. Тяжёлые испытания для русского народа, начавшиеся вскоре после смерти царя Фё­дора Ивановича и завершившиеся лишь с избранием нового царя Михаила Романова на Земском соборе 1613 г., получили в исторической литературе название Смуты. Это была свое­го рода болезнь, из которой российское общество вышло хоть и ослабевшим, но живым. Дорого стоил и горький опыт поли­тической наивности, который получила Россия.

В истории Смуты теснейшим образом переплелись са­мые различные по характеру явления: кризис власти и вой­на с внешними врагами, борьба между боярскими кланами и социальный протест низов, всплеск религиозных чувств и развитие национального самосознания. И всё же главная причина катастрофы — нарушение внутреннего равновесия общества из-за утраты одного из важнейших элементов его политического устройства — легитимной монархии. Попыт­ки различных лиц и поддерживавших их социальных групп восстановить порядок не приводили к обретению утрачен­ного равновесия. Ситуация усугублялась разрушительным действием вторгшихся в ослабевшую Россию внешних сил — польских и шведских войск, донских и запорожских казаков, иностранных наёмников.

Поиск утраченного равновесия шёл вслепую. Демагогия тех или иных деятелей Смуты часто скрывала эгоистические ин­тересы. Никто не хотел уступать. Каждая партия стремилась в ходе борьбы получить максимум власти, не догадываясь, что своей алчностью она лишь усугубляет кризис, в который ока­залась ввергнута страна.

2. Звезда Годунова. В конце правления Ивана Грозного на мос­ковском политическом небосклоне взошла яркая звезда Бориса Годунова — брата жены наследника престола Фёдора Иоанновича. С воцарением Фёдора Годунов получил почётный титул конюшего боярина и занял место у самого трона, превратив­шись в своего рода премьер-министра. Кончина царя Фёдора заставила Годунова вступить в борьбу за царскую корону. Таков был неписаный закон власти в те времена: утрата высокого пос­та, как правило, означала не только гибель самого боярина, но также гонение и бесчестие для всей его родни. Годунов взлетел уже так высоко, что не оставил себе пути к отступлению.

В борьбе со своими соперниками — представителями вид­нейших аристократических родов — Годунов проявил неза­урядное искусство интриги. В конце концов он добился того, что Земский собор, в состав которого входили Боярская дума и верхушка духовенства (Освящённый собор), признал его царём. Учитывая особое отношение народа к династии Рюри­ковичей как роду, отмеченному Божьей благодатью, сторон­ники Годунова всячески подчёркивали его родство с царём Фёдором. Распространялись слухи о том, что Иван IV питал к Борису особое расположение. Однако родством со старой династией гордились и главные политические противники Бо­риса — братья Романовы. Первая жена царя Ивана IV Анаста­сия — мать царя Фёдора — была родной сестрой их отца, бо­ярина Никиты Романовича. Наряду с Романовыми свои виды на престол имели и представители боковых ветвей династии Рюриковичей, а также князья литовского происхождения. На­конец, даже крещёный татарский хан Симеон Бекбулатович рассматривался как кандидат на русский престол: в его жилах текла кровь ордынских «царей», потомков Чингисхана.

Несмотря на признание Земским собором, Борис Годунов ощущал непрочность своего положения. Он знал, что столич­ная аристократия, затаившись, ждёт удобного момента для его свержения. В других слоях общества отношение к новому царю было неоднозначным. Многие не считали легитимным его избрание. Трезво оценивая ситуацию, Борис вёл крайне осторожную политику. Он избегал войн с соседними государ­ствами, но при этом укреплял армию, строил новые крепости, заботился о расширении территории России.

Добиваясь народной любви, Борис объявил о намерении установить для помещичьих крестьян определённые нормы податей и повинностей. Однако это намерение не воплотилось в жизнь. В результате крестьяне были раздосадованы, а поме­щики обеспокоены. Не слишком удачным оказалось и другое начинание царя. Освободив на время от государственных по­датей жителей наиболее бедных волостей, он вызвал зависть и раздражение всех тех, кто не получил этой льготы.

Царь Борис — одна из самых противоречивых фигур рус­ской истории. Историки давно спорят о том, интересы какого сословия в первую очередь защищал Годунов. Одни считают его «дворянским царём», другие — «боярским». В действи­тельности он не был ни тем ни другим. В своём стремлении получить московский трон он искал не только власти, но сла­вы. Родоначальник новой династии, он хотел войти в исто­рию и как мудрый законодатель, просветитель и устроитель Русской земли. Подражая великим правителям древности, Борис создал выдающиеся постройки: огромную колокольню в Московском Кремле («Иван Великий»), гигантские крепости в Смоленске и Астрахани, новые стены Москвы (Белый город). Шедевром архитектуры стала Троицкая церковь в подмосков­ной усадьбе Бориса Годунова Вязёмах. Самый амбициозный из его замыслов — огромный храм Святая Святых в Москов­ском Кремле — не был осуществлён из-за начавшейся Смуты...

Благородное честолюбие царя Бориса вызывает уважение. Однако его мечты были утопичны. Для осуществления заду­манных им новшеств едва ли хватило бы всей власти и ярос­ти Ивана Грозного. Но Борис был далеко не Грозный. Власть «избранного царя» была гораздо слабее, чем наследственная власть монарха по рождению. Да и сам Борис по складу своего характера избегал острых ситуаций и публичных казней. Ге­ний интриги, он был слаб там, где требовалось необъяснимое, но столь привлекательное для народа очарование торжеству­ющей воли — харизма. В результате Борис остался в памяти потомков как царь-неудачник, запятнанный подозрениями в подготовке убийства малолетнего царевича Дмитрия.

3. Гнев Божий. История заставляет с уважением относиться к такому далёкому от науки понятию, как судьба. Борис Го­дунов был пасынком судьбы. Над его головой словно тяготел какой-то злой рок. Под скипетром первого избранного царя Россия попадала из одной беды в другую. Уже первые годы правления Бориса были омрачены небывалыми по размаху стихийными бедствиями: затяжными дождями и ранними мо­розами в 1601 – 1602 гг. Употребив в пищу весь семенной хлеб, крестьяне в 1603 г. остались без урожая. Царь использовал для борьбы с голодом всю мощь государственного аппарата. Были организованы раздачи зерна из царских запасов, установлены твёрдые цены, жестоко наказывались спекулянты. Однако и здесь Годунов боялся действовать слишком круто: хлебные махинации высшей аристократии и некоторых церковных иерархов оставались безнаказанными. Между тем голод в стране достиг небывалых размеров. Дороги переполнились беженцами из охваченных голодом районов страны, а леса — шайками разбойников. Как обычно, голоду сопутствовал мор — эпидемия чумы. По некоторым данным, в 1601 – 1603 гг. вымерло около трети всего населения России.

Народ быстро нашёл объяснение обрушившимся на него бедствиям: это был гнев Божий. Нашлось и объяснение при­чин, вызвавших небесную кару. Согласно древнему христиан­скому представлению, Бог наказывает народ не только за его собственные грехи, но и за грехи правителей. Сомнений не оставалось: Борис совершил какое-то страшное преступление, за которые расплачивается вся Русь. Оставалось лишь выяс­нить, в чём именно он виноват. Вскоре возникла молва о том, что сын Ивана Грозного — царевич Дмитрий не стал жертвой несчастного случая, как было официально объявлено в 1591 г., а пал от рук посланных Годуновым тайных убийц. Вслед за гибелью царевича Дмитрия Борису приписали и смерть царя Фёдора.

4. Воскресший царевич. Любовь народа переменчива. Разоча­рование в добром, но нерешительном царе-реформаторе быс­тро перерастало в ненависть к нему. Отсюда оставался лишь один шаг до поисков «законного наследника престола». И вот в 1604 г. против Годунова поднялся объявившийся в Польше «царевич Дмитрий» — чудом восставший из гроба сын Ива­на Грозного и его седьмой жены Марии Нагой. (Ныне среди историков преобладает мнение, что подлинный царевич Дмит­рий погиб в Угличе 15 мая 1591 г. в возрасте 8 лет в результате несчастного случая.) Самозванец, принявший имя царевича Дмитрия, получил в истории прозвище Лжедмитрий. Он ут­верждал, что в Угличе погиб его двойник, которого держали при дворе на случай покушения. Идея самозванца была новой для российской политической традиции и явно носила «ав­торский» характер. Полагают, что её изобретателями были лютые враги Годунова бояре Романовы, в доме которых не­которое время жил исполнитель роли «воскресшего цареви­ча» — бедный дворянин Григорий Отрепьев.

В русской Смуте было много иррационального. Измучен­ный бесконечными бедствиями народ жил в атмосфере рели­гиозного возбуждения. Каждый выживший считал себя Божь­им избранником. Охваченную мятежами Россию могло спасти от распада только чудо. Этим ожидаемым всеми чудом и стал поднявшийся из своей угличской гробницы державный от­рок Дмитрий. Толпы народа встречали «царевича» с иконами и хлебом-солью на его пути от Путивля до Москвы. Люди свя­зывали с ним надежду на восстановление законной царской династии и прекращение гнева Божьего. Тем временем вер­ные правительству воеводы действовали вяло и под конец пе­решли на сторону самозванца. Борис Годунов внезапно умер 13 апреля 1605 г. Его наследник, сын Фёдор, был убит после захвата Москвы сторонниками «царевича» в июне 1605 г.

Вступив в Москву во главе пёстрого войска (казаки, поля­ки, дворяне южных уездов), «царевич» вскоре под давлени­ем Боярской думы вынужден был распустить своих воинов по домам. Теперь он остался один на один с могущественной московской знатью. Желая заручиться поддержкой сосло­вий, новый царь щедро жаловал всех подряд. Он поручил со­ставить новый общерусский свод законов и лично принимал жалобы от всех обиженных. Полагают, что Лжедмитрий соби­рался восстановить свободу крестьянского «выхода», то есть перехода от одного господина к другому. Даже холопы полу­чили некоторое облегчение от нового государя. Однако Бояр­ская дума взяла правителя под свою плотную опеку, смирив его реформаторский пыл. Самозванец же не имел достаточно сил и опыта, чтобы подчинить столичную аристократию. Не сумел он и сродниться с ней, вжиться в её среду. Стремясь возвысить свою власть, Отрепьев принял титул императора.

Его сильным козырем оставалась поддержка дворян южных уездов и московских низов, всё ещё веривших легенде о вер­нувшемся на трон народном царе. Однако Отрепьев не успел разыграть эту карту. 14 мая 1606 г. самозванец отпраздновал свадьбу с польской аристократкой Мариной Мнишек. Вместе с ней в Москву прибыла большая свита, а также польское вой­ско. Лжедмитрий надеялся с помощью чужеземцев укрепить своё положение. Но было уже поздно. Утром 17 мая 1606 г. «воскресший царевич» был убит заговорщиками, во главе ко­торых стоял могущественный клан князей Шуйских — потом­ков отважного князя Андрея Суздальского, брата Александра Невского. Одновременно москвичи жестоко расправились с незваными гостями из Польши, которые были либо переби­ты, либо взяты в плен.

5. Ветер удачи. Сторонники Шуйских, собравшиеся на Крас­ной площади, провозгласили одного из братьев, Василия Ива­новича Шуйского, царём. 19 мая 1606 г. новый царь дал клятву, подтверждённую целованием креста, что не будет применять смертную казнь и конфискацию имущества по отношению к своим врагам без согласия Боярской думы. Тем самым фор­мула власти уже второй раз после избирательного Земского собора 1598 г. существенно изменялась: вместо мягкой дик­татуры отменившего смертную казнь Бориса Годунова страна получила олигархию — коллективную власть столичной зна­ти. Но и эта политическая конструкция оказалась для России неприемлемой. Четырёхлетнее правление Шуйского и Бо­ярской думы не принесло Русскому государству желанного умиротворения. Народ был охвачен дурманом самых стран­ных ожиданий и представлений. Многие провинциальные дворяне верили, что «царевич» Дмитрий вновь чудесным об­разом спасся от убийц. Эти доверчивые люди объединились вокруг беглого холопа Ивана Болотникова, объявившего себя воеводой «царевича» Дмитрия, якобы бежавшего из Москвы и скрывающегося в Польше. Современному человеку труд­но понять, как можно было верить сказкам о многократном чудесном спасении угличского царевича. Однако не забудем, что для людей той эпохи чудо было особого рода реальностью. Никаких официальных «средств массовой информации», кроме царских указов, оглашённых на площади, не существо­вало. Народная молва жила по своим таинственным законам. Отряды Болотникова, в которых преобладали казаки, беглые крестьяне и польско-литовские наёмники, подошли к самой Москве, однако взять столицу не смогли. В нескольких сра­жениях армия Болотникова потерпела поражение, её остатки укрылись в Туле, где осенью 1607 г. сдались на милость воево­дам Василия Шуйского.

Уцелевшие болотниковские атаманы не нашли ничего луч­шего, чем ещё раз воспользоваться легендой о бессмертном царевиче. В каком-то литовском захолустье они отыскали че­ловека, внешне немного схожего с Григорием Отрепьевым, и объявили его «царевичем Дмитрием». Историки называют этого авантюриста Лжедмитрий II. Под его знаменем собра­лись казачьи атаманы и польские наёмники. Ветер удачи раз­вернул их полинялые стяги. Пользуясь слабостью правитель­ства Шуйского, Лжедмитрий II полтора года стоял лагерем в Тушине близ Москвы. Шайки его сторонников рыскали по стране, сея ужас и разорение. Большое войско Тушинско­го вора осадило Троице-Сергиев монастырь. Укрывшиеся за стенами обители монахи и воины оказали твёрдое сопротив­ление. Героическая оборона монастыря преподобного Сергия (сентябрь 1608 – январь 1610) — одна из самых ярких стра­ниц в истории Смутного времени.

Для борьбы с отрядами Лжедмитрия II царь Василий Шуй­ский нанял большой отряд шведов (12 тыс. человек). Не по­лучая обещанного жалованья, наёмники быстро теряли ин­терес к службе и возвращались домой. И всё же их участие помогло Шуйскому отразить натиск Лжедмитрия II. Вместе с полками московского воеводы М.В. Скопина-Шуйского они к весне 1610 г. успешно очистили центр страны от неприяте­ля. Однако внезапная кончина Скопина-Шуйского положила конец этой эпопее. Удача улыбнулась Лжедмитрию II. Каза­лось, ещё немного, и его отряды войдут в Москву. Однако в начале 1610 г., напуганный приближением польской армии, Тушинский вор ушёл в Калугу, где вскоре был убит своими приближёнными.

6. «Витязь на распутье». Гражданская война в России сопро­вождалась борьбой с внешним врагом. Осенью 1609 г. с запада в Россию вторглись польские войска. Началась героическая оборона Смоленска, которой руководил воевода М.Б. Шеин (сентябрь 1609 – июнь 1611). Продвигаясь дальше к Москве, поляки разгромили войско Василия Шуйского в битве у дерев­ни Клушино (июнь 1610). В северо-западных областях хозяй­ничали шведы, которым удалось обманом захватить Новгород. Ситуация требовала срочных военно-политических решений. Устранив от власти Василия Шуйского в июле 1610 г., мос­ковская знать создала олигархическое правительство — Се­мибоярщину. «В олигархиях таятся зародыши двоякого рода неурядиц: раздоры друг с другом и с народом», — утверждал Аристотель. Справедливость этой) тезиса подтверждает пе­чальная история московской Семибоярщины. Не имея сил для борьбы с армией польского короля Сигизмунда III и опасаясь двинувшегося на Москву из Калуги Лжедмитрия II, Семибояр­щина решила пригласить на опустевший с падением Шуйско­го московский трон сына Сигизмунда, 15-летнего королевича Владислава. Первым с этим предложением ещё в начале 1610 г. выступил ростовский митрополит Филарет (в миру — боярин Фёдор Никитич Романов), попавший в плен к тушинцам и на­ходившийся в тушинском лагере в качестве мнимого двоюрод­ного брата Лжедмитрия II и наречённого патриарха.

Однако сложность этого проекта состояла в том, что мос­ковские бояре требовали от Владислава перехода в правосла­вие, а ревностный католик король Сигизмунд настаивал на со­хранении за сыном «латинской» веры. Выбирая между двумя угрозами — королём Сигизмундом и Тушинским вором, Се­мибоярщина предпочла короля. В августе 1610 г. Москва при­сягнула королевичу Владиславу. А в сентябре 1610 г. польское войско гетмана Жолкевского вошло в Москву. Вскоре боль­шое московское посольство отправилось в лагерь Сигизмунда под Смоленском. Бояре хотели встретить королевича и прово­дить его в Москву. Однако, поразмыслив, король Сигизмунд сам захотел занять московский престол и обратить Россию в католичество. Король потребовал от послов уговорить за­щитников Смоленска сдать крепость. Переговоры зашли в ту­пик. Подобно витязю с известной картины Васнецова, сторо­ны пребывали в томительном размышлении. Момент выбора содержал в себе слишком большой риск. Речь шла о будущем России и Польши.

Мог ли Владислав вступить на московский трон? Что дало бы его воцарение: быструю европеизацию России или её полное закабаление соседним государством? Сторонники польского проекта вспоминали рассказ о призвании варягов и умиротворение Руси под властью древнего Рюрика... Трудно сказать, чем обернулось бы для России это новое «призвание варягов». Во всяком случае, в историю Польши Владислав во­шёл как выдающийся правитель, хотя и не всегда успешный в своих начинаниях...

Между тем под развалинами московской государствен­ности уже разгоралось пламя религиозной войны. Отваж­ный старец патриарх Гермоген, брошенный поляками в тем­ницу, и архимандрит Троице-Сергиева монастыря Дионисий в своих грамотах, расходившихся по всей стране, призвали православный народ взяться за оружие и изгнать из страны чужеземцев. Оскорблённые в своих патриотических и религи­озных чувствах, измученные многими годами разрухи, люди всех сословий мечтали о восстановлении государственного порядка. Многие готовы были с оружием в руках бороться за освобождение страны от чужеземцев. В марте 1611 г. в Моск­ве вспыхнуло восстание, подавленное польским гарнизоном. Спешившее на помощь восставшим первое народное ополче­ние, состоявшее главным образом из остатков войска Лже­дмитрия II, потерпело неудачу (весна 1611 г.). Второе опол­чение, возникшее в Нижнем Новгороде, возглавил великий дуумвират Кузьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского. Их поход на Москву завершился освобождением столицы от по­ляков осенью 1612 г. Основой этого успеха стали совместные действия казаков под началом князя Д.Т. Трубецкого и отря­дов дворян и горожан, во главе которых стояли Минин и По­жарский. Разгромив польский отряд гетмана Ходкевича, опол­ченцы открыли путь к полной победе. Церковь в лице келаря Троице-Сергиева монастыря Авраамия Палицына способство­вала консолидации патриотических сил. 22 октября (4 ноября) 1612 г. ополченцы взяли штурмом Китай-город. Вскоре поль­ский гарнизон, засевший в Кремле, капитулировал.

Земский собор в феврале 1613 г. избрал на царство 16-лет­него Михаила Романова, сына московского боярина Фёдора Романова, насильно постриженного в монахи с именем Фи­ларет по приказу Годунова. Выбор Земского собора оказался удачным. Отрок на троне возрождал надежды разуверивше­гося в своих прежних правителях русского народа. Избрание Михаила Романова было окружено ореолом чудесного. Золо­той легендой Романовых стал подвиг костромского крестья­нина Ивана Сусанина, ценой жизни спасшего юного царя от поляков. Получив заветную «шапку Мономаха», Романовы сумели подняться до осознания общенациональных задач, главной из которых было преодоление безвластия и разрухи. Уставшая от многолетних неурядиц страна сплотилась вокруг престола юного самодержца. Очистив Новгородскую землю от шведов в 1617 г. (Столбовский мир) и отразив поход на Москву польского королевича Владислава в 1618 г. (Деулинское перемирие), правительство Михаила Романова доказало свою способность отстоять независимость страны и вывести её из исторического тупика. Важную роль в восстановлении государственного порядка сыграл вернувшийся в 1619 г. из польского плена отец Михаила Романова патриарх Филарет. Среди деятелей Смуты Филарета отличала глубокая религи­озность и твёрдость в отстаивании интересов Русского госу­дарства.

В истории России трудно найти события, которые заслужи­вают только положительной или только отрицательной оцен­ки. Этот закон действует и при оценке Смуты. Её негативные последствия — гибель людей и разрушение материальных ценностей — очевидны. Однако этот урок истории не прошёл даром. Смутное время отчётливо показало слабые места рос­сийской государственности, общественного устройства и во­енного дела. Более требовательным стало отношение народа к верховной власти. Сама эта власть, утратив свою сакраль­ную недоступность, стала ближе к народу.

ПРАВЛЕНИЕ ПЕРВЫХ РОМАНОВЫХ

1. Россия встаёт из руин. Бедствия Смутного времени опусто­шили Россию, оказали глубокое воздействие на характер со­циальных отношений. Все понимали, что возрождение страны возможно лишь при условии консолидации всех слоёв обще­ства. Исходя из этого, правительство царя Михаила Фёдорови­ча (правил в 1613— 1645 гг.) работало в тесном сотрудничестве не только с Боярской думой, но и Земским собором, который в первые годы после Смуты заседал почти непрерывно. Имен­но при царе Михаиле Романове государственный строй Рос­сии был наиболее близок к народной монархии — идеальному типу общественного устройства, о котором позднее мечтали славянофилы и их последователи.

Совместная деятельность Боярской думы и Земского со­бора по преодолению разрухи в стране не устраняла, однако, существенной разницы этих двух институтов. Боярская дума стояла на страже общенациональных интересов, но при этом не упускала из виду и узко-сословные чаяния московской аристократии. Социальный состав Земского собора был более широким, включая представителей поместного дворянства, тяглового городского населения и духовенства. Именно по­этому Земский собор гораздо более, чем Боярская дума, был привержен идее усиления самодержавия. По наблюдению В.О. Ключевского, «народное представительство (Земский со­бор. — Н.Б.) возникло у нас не для ограничения власти, а что­бы найти и укрепить власть: в этом его отличие от западноев­ропейского представительства».

2. Смоленская война. К концу 1610-х гг. правительство Миха­ила Романова завершило военную борьбу с наследием Смут­ного времени — попытками нового наступления со стороны поляков и шведов, бесчинствами разного рода «воровских» шаек. После этого страна получила почти полтора десятиле­тия относительного покоя. Отстраивались города, заселялись опустевшие деревни, распахивалась заброшенная в Смутное время пашня.

В результате мирной передышки 1618 – 1632 гг. Россия собралась с силами для того, чтобы начать борьбу за возвра­щение захваченных во время Смуты поляками и шведами территорий. Первый шаг на этом пути — Смоленская война 1632 – 1634 гг. — оказался неудачным. Очевидной стала необ­ходимость серьёзного увеличения армии, её переустройства на принятом в большинстве европейских армий принципе регулярности. Вместе с тем угроза новой войны, которая пос­тоянно витала над Россией, заставляла укреплять города, пре­вращать главные монастыри (Троице-Сергиев, Кирилло-Бело­зерский, Соловецкий и др.) в неприступные крепости.

3. Смена вех. Вспыхнувшее в Речи Посполитой национально- освободительное движение под руководством Богдана Хмель­ницкого (1648 – 1653) создало возможность для исторического события — воссоединения Украины с Россией (Переяславс­кая рада, 8 января 1654). Однако Речь Посполитая не смири­лась с этим. В результате длительной Русско-польской войны (1654 – 1667) России удалось получить Смоленскую землю, Левобережную Украину и город Киев. К концу XVII в. осла­бевшая от внутренних неурядиц Польша из врага России пре­вратилась в её союзника в борьбе с Турцией (Вечный мир 1686 г.). Ещё в средине XVII в., ослабив внимание к польскому направлению, Москва начала войну со Швецией (1656 – 1658), которая была остановлена Валиесарским перемирием (1658), принёсшим России некоторые приобретения. Однако царя Алексея Михайловича пугала перспектива союза Польши со Швецией против России. Поэтому он пошёл на уступки ради окончательного выхода Швеции из войны. В итоге Швеция по Кардисскому миру (1661) сохранила за собой захваченные ею русские земли, прилегавшие к Финскому заливу. Решение балтийской проблемы, таким образом, вновь откладывалось Россией до лучших времён.

В последней трети XVII в. во внешней политике Романовых па первый план выходит крымско-турецкий вопрос. Война с Турцией за Правобережную Украину (1677 – 1681) не при­вела к решительным успехам России, равно как и Крымские походы князя В.В. Голицына в 1687 и 1689 гг. Однако уже сама постановка этих задач свидетельствует об усилении России, о её возвращении к активной, наступательной внешней поли­тике, цель которой — собирание всех восточных славян в еди­ное государство и выход к морям — были намечены ещё Ива­ном III.

4. Доходы и расходы казны. Достижение новых военно-поли­тических рубежей требовало больших материальных затрат. Пополнение разграбленной в Смутное время казны было на­иболее сложной и вместе с тем неотложной задачей, с которой сталкивались цари Михаил Фёдорович и Алексей Михайлович (правил в 1645 – 1676 гг.). Деньги нужны были прежде всего для выплаты жалованья дворянскому ополчению. В связи с за­пустением многих поместий в Смутное время их владельцы уже не могли нести службу без материальной помощи со сто­роны правительства. Немало средств требовало содержание стрелецкого войска, перевооружение армии, строительство новых крепостей, а также широко распространившийся с се­редины XVII в. найм иностранных офицеров и инженеров.

Доходы казны в XVII в. складывались из самых разнооб­разных поступлений. Общую сумму доходов, поступавших от тяглого (то есть подлежащего налогообложению) сельского и городского населения, правительство пыталось увеличить путём сокращения числа лиц, не несущих «государева тягла». Так возникла проблема белых слобод — участков городской застройки, владелец которых (а также его арендаторы) поль­зовался налоговыми льготами. Ликвидация белых слобод была законодательно оформлена «Соборным уложением царя Алек­сея Михайловича». Этот знаменитый свод законов Российско­го государства был принят на Земском соборе 1648 – 1649 гг., откуда и получил своё название.

В погоне за доходами правительство иногда пускалось на откровенные финансовые авантюры, вызывавшие народное возмущение. Резкое повышение цены на соль было одной из причин восстания в Москве в 1648 г. (Соляной бунт), а инфля­ция, вызванная чеканкой медной монеты взамен серебряной, привела к Медному бунту в 1662 г. Случалось, что правитель­ство брало деньги в долг у крупных монастырей, но обратно их не возвращало. Освоение бескрайней Сибири, особенно активно развернувшееся в середине XVII в., имело прежде всего экономическую подоплёку. Огромные прибыли — до 1/3 всех доходов — приносила казне продажа за границу добытой в Сибири пушнины.

Постоянная военная угроза или состояние войны вкупе с острой нуждой в деньгах заставляли правительство идти по пути централизации, сосредоточения власти в одних руках как в уездах, где компетенции местного самоуправления перехо­дили в руки воевод, так и в центре, в Москве, где приказная бюрократия, складывавшаяся в вездесущий аппарат власти, постепенно вытесняла и родовитую высшую аристократию (боярство), и уже сыгравшее свою историческую роль сослов­ное представительство (Земский собор). Оба института окон­чательно ушли в прошлое во второй половине XVII в.

5. Бессрочный сыск. Естественным шагом правительства, за­ботившегося о материальном обеспечении своей военной н социальной опоры — дворянства, стало введение бессроч­ного сыска беглых крестьян по Соборному уложению 1649 г. Побеги крестьян наносили тяжёлый ущерб благосостоянию дворян. После установления бессрочного сыска развитие кре­постничества пошло в направлении усиления личной власти землевладельцев над крестьянами. Сближение юридического статуса помещичьих крестьян и совершенно бесправных хо­лопов завершилось слиянием этих двух категорий населения при Петре I в единое сословие «крепостных крестьян». Во имя государственных интересов должны были лишиться свобо­ды передвижения и посадские люди: в 1658 г. они были при­креплены к своему тяглу, то есть лишены права переезжать на другое место жительства и тем самым выходить из числа на­логоплательщиков. Таким образом, права личности всё более ограничивались во имя интересов государства.

Внутренняя политика первых Романовых вполне соответ­ствовала целям, которые они перед собой ставили. Строитель­ство огромного и сильного Российского государства при скуд­ности природных ресурсов и суровости климата, при бедности и малочисленности населения, при низких урожаях и частых стихийных бедствиях могло идти успешно только по пути жёсткой централизации. Но здесь-то и зарождалось трагиче­ское противоречие русской жизни: величие государства и мо­гущество правителя достигалось только лишь за счёт беспра­вия и нищеты его подданных.

6. Терпение и возмущение. Отбирая у людей часть их имущес­тва и свободы, государство, естественно, сталкивалось с воз­мущением подданных. Ситуация порой достигала критической черты. Но целый ряд факторов — привычка к повиновению, крайняя ограниченность повседневных потребностей про­стых людей, память о бедствиях Смутного времени — сдер­живал развитие этих настроений. И всё же время от времени они грозно давали о себе знать. Народные волнения случались главным образом на окраинах государства, где аппарат власти был слабее, а социальная активность населения (казаки, бег­лые крестьяне, инородцы) значительно выше, чем в центре страны. Наиболее крупным событием такого рода стало вос­стание под предводительством Степана Разина, охватившее Нижнее Поволжье и Дон (1667 – 1671).

Рост налогов и повинностей заставлял тяглое население искать облегчения путём всякого рода хитростей и уловок. Обычным явлением стало сокрытие истинных размеров до­хода. Крестьяне, например, часто обрабатывали землю «наез­дом», не сообщая об этих дополнительных запашках при со­ставлении писцовых книг, на основе которых определялись прямые налоги. Стремясь пресечь сокрытие доходов, прави­тельство во второй половине XVII в. переходит от поземельной системы налогообложения («сошное письмо») к подворной, при которой податной единицей становится крестьянский двор. Однако крестьяне нашли новую уловку — укрупнение размеров двора, совместное проживание в одном дворе не­скольких самостоятельных семей. В ответ на это правитель­ство уже во времена Петра I перешло к подушной подати, при которой налог возлагался непосредственно на челове­ка — мужскую ревизскую душу. Теперь крестьянин мог уве­личивать размеры своих полей, не опасаясь вызвать этим рост налога, а молодые семьи могли строить новый дом, не увеличи­вая этим размеров взимавшихся с них податей.

7. Казнокрадство и мздоимство. Привыкнув смотреть на го­сударство как на грабителя, стремящегося залезть в народный карман, люди, не стесняясь, отвечали ему тем же — массо­вым расхищением государственного имущества. И чем боль­ше средств высасывал из населения разраставшийся государ­ственный аппарат — тем больше их уплывало обратно в руки налогоплательщиков через многочисленные щели в казённых житницах и складах. Повальное, почти поголовное казно­крадство и взяточничество стало хронической болезнью Рос­сии, излечить которую не смогли даже свирепые петровские указы.

По мере усиления власти монарха к исходу XVII в. усили­лось и значение царских любимцев — фаворитов. Именно они, пользуясь своим положением, обычно и выступали самы­ми крупными казнокрадами и взяточниками. Однако фавори­тизм не был простым капризом монарха. Окружённый рядами льстивых придворных и лживых чиновников, монарх испыты­вал потребность в неформальном общении. Наконец, фавори­ты напрямую, минуя казённые отчёты, осведомляли монарха о положении в стране.

8. Мир и порядок. Романовым на троне сопутствовала удача, которую люди той эпохи назвали бы милостью Божьей. Сти­хийное (осуществляемое исподволь, вопреки законам) и целе­направленное (проводимое правительством) перераспределе­ние народного богатства в конечном счёте создало некоторое равновесие. В последней трети XVII в. Россия достигла поли­тической стабильности и определённого экономического бла­госостояния. Отражением этого благосостояния стало стро­ительство многочисленных и богато украшенных каменных храмов не только в торговых городах, но и в вотчинах аристок­ратии. Постепенно преодолевалась культурная изоляция. Ев­ропа уже не казалась русским какой-то однозначно враждеб­ной силой. Этому способствовали и контакты русских людей с иноземными жителями Немецкой слободы в Москве. Россия завершала перестройку армии на европейский лад, расширяла свои границы и уверенно смотрела в будущее.

Закладка фундамента империи — как назовёт позднее Пётр I доставшуюся ему от отца огромную страну — было главным историческим итогом деятельности первых Романо­вых. При всех недостатках Российской империи ничего луч­шего на пространстве от Тихого океана до Карпат возникнуть не могло. Россия давала входящим в неё народам два блага, значение которых познаётся только при их отсутствии, — мир и порядок. А ещё — возможность приобщиться к русской ци­вилизации, которая открывала новые горизонты для всех всту­пающих в её пределы малых народов.

КУЛЬТУРА РУСИ

1. Окна в исчезнувший мир. Развитие древнерусской куль­туры было тесно связано с общим ходом истории страны.

Так, например, культура XI – XII вв. была значительно ближе к современной ей западноевропейской культуре, чем русская культура последующего времени. Татарское нашествие с его погромами и грабежами городов затормозило её развитие. Оборвались контакты с Западом, где стали смотреть на Русь как на провинцию Орды. Но вместе с тем нашествие степ­няков как явное проявление Божьего гнева способствовало быстрому распространению во всех слоях населения хрис­тианских взглядов на мир. Владимирский епископ Серапион в своих проповедях утверждал, что именно приверженность языческим обрядам и верованиям вызвала гнев Божий. Испол­ненная драматизма борьба за освобождение страны от влас­ти Орды сопровождалась духовным подъёмом, ярко отразившимся в литературе и искусстве. Создание единого Русского государства в XIV – XV вв. и его дальнейшая централизация сопровождались унификацией культуры, стиранием её мес­тных особенностей, возникновением общегосударственной идеологии. Глубокий след в культуре оставило Смутное время, изменившее многие традиционные представления о человеке и обществе.

Древнерусская культура изменялась не только во времени, от века к веку, но и в пространстве, от города к селу. Культура го­родской Руси отличалась от культуры деревни, где даже в XIX в. сильно ощущалось влияние язычества, а ритм жизни определял­ся не церковным календарём, а природными циклами.

О культуре средневековой деревни известно очень мало, тогда как о культуре города всё же несколько больше. Жизнь города отражалась в письменных и вещественных источни­ках, деревня не имела своих летописцев и оставила археоло­гам не слишком много находок. Изучение культуры Руси — как, впрочем, и её истории — сильно затруднено недостатком источников, большинство которых погибло во время пожаров и вражеских нашествий или же было сознательно уничтоже­но по тем или иным соображениям. Тот, кто желает взглянуть на этот давно исчезнувший мир и по осколкам восстановить целое, должен пройти своего рода «подготовительный курс», посвящённый шедеврам древнерусской архитектуры, живо­писи и литературы, а также отразившейся в этих артефактах системе ценностей той далёкой эпохи.

Огромное воздействие на культуру городской Руси ока­зывало христианство как учение и Церковь как организа­ция. В сущности, главное отличие средневековой культуры от культуры Нового времени заключается именно в том, что первая была преимущественно церковной, а вторая — пре­имущественно светской. Христианство, ставшее государственной религией Руси с 988 г., помимо чисто догматиче­ских положений соединяло в себе историю и философию, этику и эстетику. Зримым воплощением христианских идей служил дом Божий — храм. На Руси преобладали неболь­шие деревянные храмы. По виду они чаще всего напоминали обыкновенную избу, над крышей которой возвышалась не­большая главка, увенчанная крестом. Однако в городах не­редко возводили и каменные храмы. Обычно каменным был собор — главная церковь города, в которой по определённым дням служили вместе, соборно, священники всех осталь­ных церквей. Каменные храмы строились и в монастырях, которые появились на Руси одновременно с христианством и вскоре стали центрами распространения христианской культуры.

В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» старец Зосима говорит о том, что «русский монастырь искони был с народом». История России подтверждает эти слова. Но рус­ское иночество — лишь ветвь великого древа христианского монашества.

Монашество, возникшее практически одновременно с пре­вращением христианства в государственную религию Рим­ской империи (325 г. н.э.), имело глубокий социально-пси­хологический смысл. Это была постоянно обновляющаяся служба жертвенности, попытка воплотить в жизнь евангель­ский нравственный идеал. «Вера без дел мертва», — утверж­дал апостол (Иаков 2, 20). Монашество с его стремлением упо­добиться Иисусу Христу стало наиболее трудным и почётным для христианства делом и потому — «живой водой» христиан­ства. Цель монаха — спасти душу, отойдя от полного грехов и соблазнов мира. Но, спасая себя, монах одновременно слу­жит обществу. Он молится о благополучии всех людей. Счита­лось, что молитва безгрешных иноков угодна Богу. Только ею мир может быть спасён от постоянной угрозы гнева Божьего, проявлениями которого считались всевозможные стихийные бедствия и нашествия иноплеменников.

Греческое слово «монах» (то есть иной, не похожий на дру­гих) на Руси обычно заменяли русским словом того же значе­ния — инок. Иногда по тёмному цвету одежды монахов назы­вали чернецами. Ревностный христианин, монах стремится не только по состоянию души, но и по образу жизни уподобиться Спасителю. Иисус Христос, согласно Евангелию, не имел се­мьи и собственности, был послушен пославшему его Богу-от­цу. Во всём следуя за Христом, мирянин, принимая постриг, даёт три главных монашеских обета — нестяжания (отказ от собственности), целомудрия (отказ от близости с женщиной и возможности иметь семью) и послушания (отказ от соб­ственной воли, полное подчинение своему наставнику). Обряд пострижения имел глубокие исторические корни: ещё в Древ­нем Риме остригали наголо рабов. Пострижение в монахи оз­начало превращение человека в раба Божьего.

Монах должен был не только строго соблюдать данные при пострижении обеты, но и совершать непрерывный духов­ный труд, цель которого — полное торжество добра над злом в душе человека. Тех, кому удавалось ближе других подойти к этой цели, Церковь после кончины причисляла к лику свя­тых. Святые из числа монахов в русской церковной традиции именуются преподобными, то есть весьма подобными самому Спасителю.

Главным врагом монахов была праздность. Она порожда­ла разного рода соблазны и греховные помыслы. Понимая это, глава монашеской общины (игумен) тщательно следил за тем, чтобы каждый монах помимо молитвы имел какое-нибудь практическое занятие — послушание. Иноки переписывали книги и писали иконы, работали на огороде, готовили пищу и заготавливали припасы. В лучших русских монастырях с XIV в. действовал «общежительный устав», предусматривав­ший строгую дисциплину, отсутствие у монахов частной соб­ственности и постоянный труд.

Подлинное монашество было прежде всего призванием. Однако при этом оно являлось и своего рода профессией, тре­бовавшей немало специальных знаний. Вопросам самоусовер­шенствования, духовного расцвета личности были посвящены творения Отцов Церкви и корифеев христианского монаше­ства — Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Бого­слова, Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Аввы Дорофея. Наряду со Священным Писанием — неисчер­паемым источником нравоучений и житейской мудрости — эти книги составляли обычный круг чтения не только монахов, но и благочестивых мирян. Изучение новгородских берестяных грамот свидетельствует о том, что грамотность была обычным явлением среди горожан древнерусских городов. Библиотека любознательного человека была невелика по объёму (обычно не более десятка книг) — однако каждая книга прочитывалась с глубоким вниманием и размышлением. Те, кто не умел чи­тать, слушали слово Божие в церкви из уст священника.

Кроме чисто религиозных, монастыри имели и социальные функции. Они часто выступали в роли школы и больницы, ссудной кассы и богадельни, тюрьмы и кладбища. В монасты­рях велись летописи, хранились и создавались художествен­ные ценности. Монахи умели рачительно вести хозяйство на землях, пожалованных им благочестивыми людьми.

В процессе освоения русскими крестьянами новых терри­торий монастыри не только служили точками опоры для пе­реселенцев, но и сами вели хозяйственную деятельность. Ухо­дя в глухие северные леса в поисках желанного безмолвия, русские иноки совершали важное государственное дело, ко­торое историки позднее назовут «монастырской колонизаци­ей». Древнейшей и самой известной обителью домонгольской Руси был Киево-Печерский монастырь, основанный в середи­не XI в. иноками Антонием и Феодосием. В XIV в., когда Киев перешёл под власть Великого княжества Литовского, а Моск­ва стала центром объединения русских земель, возвысилось значение подмосковного Троицкого монастыря, создателем которого был «игумен земли Русской» преподобный Сергий Радонежский (1314 – 1392). Ученики и последователи Сергия основали несколько десятков монастырей, среди которых осо­бенную известность получила обитель преподобного Кирилла Белозерского (в 120 км севернее Вологды), а также Соловец­кий монастырь на Белом море.

Помимо христианско-монашеского пласта древнерусской культуры существовал и языческий. Для язычества характерно обожествление сил природы, их персонификация в зри­мых образах богов — Перуна, Даждьбога, Велеса, Стрибога и др. Благополучие русского крестьянина всецело зависело от прихотей суровой северной природы. Он жил с нею одной жизнью, понимал каждое её движение, чествовал её подоба­ющими обрядами, в которых тесно переплетались языческие и христианские мотивы. Обряд, ритуал был альфой и омегой крестьянской культуры, её цветением. В основе обряда ле­жало характерное для Средневековья растворение личнос­ти в коллективе, в окружающей природе. Церковь осуждала приверженность крестьян языческим обрядам. Не имея воз­можности до конца искоренить их, она стремилась придать им христианскую окраску. Одновременно Церковь совершен­ствовала систему христианской обрядности, которая оказыва­ла мощное эмоциональное воздействие на людей.

2. Летопись мира. «Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания...» Эти слова Н.В. Гоголя наглядно подтверждаются всей историей древнерусской архитектуры. Здесь каждый камень — словно буква неведомого языка... Талант старых русских мастеров наиболее наглядно проявился именно в храмовом зодчестве. Через все века истории Руси тянется непрерывная цепь архи­тектурных шедевров — символов своего времени.

Могущество домонгольской Руси, свежесть и силу её рели­гиозного чувства воплотили величественные соборы — Свя­тая София Киевская (1037) и София Новгородская (1045), Спасский собор в Чернигове (1036). С распадом единой Руси независимые земли стали состязаться не только блеском ору­жия, но и сиянием красоты. Большинство этих зданий не со­хранилось до наших дней. Но кое-что всё же поднято из руин реставраторами. Благодаря им красуется и ныне стройная как свеча церковь Параскевы Пятницы в Чернигове (конец XII в.), загадочная церковь Святого Пантелеймона в Галиче (конец XII в.), приземистая, словно выросшая из земли, церковь Спа­са на Нередице в Новгороде (1198). Вершиной домонгольско­го зодчества стали прекрасные белокаменные храмы Северо- Восточной Руси: церковь Покрова на Нерли (1165), Успенский и Дмитровский соборы во Владимире (1190-е гг.), церковь Свя­того Георгия в Юрьеве-Польском (1234).

Длительный, более чем: столетний кризис в развитии древ­нерусского зодчества, вызванный нашествием татар, сменил­ся новым подъёмом в период правления Дмитрия Донского и его сыновей. Об этом свидетельствуют сохранившиеся до наших дней белокаменные соборы в Троице-Сергиевой лав­ре (1423), Звенигороде (1400, 1405), московском Спасо-Анд- рониковом монастыре (1427). Освобождение от власти Орды и создание единого Русского государства в эпоху Ивана III было отмечено постройкой величественного архитектурного ансамбля Московского Кремля. Возведением прекрасных хра­мов — собора Василия Блаженного в Москве, Софийского со­бора в Вологде — ознаменовалось полное противоречий цар­ствование Ивана Грозного. Скорбь о многих тысячах русских людей, погибших в Смутное время, воплотилась в шатровых храмах-памятниках второй четверти XVII в. — церкви Покро­ва в Медведкове в Москве (1627), Успенской Дивной церкви в Угличе (1628). Расцвет русских городов во второй половине XVII в. привёл к появлению нарядных, богато украшенных каменных церквей, построенных на средства разбогатевших купцов. Особенно много таких храмов сохранилось и доныне в Ярославле. В их числе подлинные шедевры национальной ар­хитектуры — церковь Ильи Пророка (1650), церковь Иоанна Предтечи (1687).

3. Ничего лишнего. Внутреннее убранство выдающихся по значению храмов не менее привлекательно, чем их внешний вид. Здесь нет ничего лишнего, но есть всё необходимое для создания молитвенного настроения. Главную роль играет жи­вопись — росписи стен и иконы. Однако за много веков су­ществования христианского искусства символическое значе­ние получила каждая деталь убранства дома Божьего. Имена создателей внутреннего убранства храмов обычно неизвест­ны. Средневековая этика осуждала авторское право как про­явление тщеславия и гордыни. Считалось, что Бог знает заслу­ги каждого, а гордиться своим талантом перед людьми — грех. И всё же источники донесли до нас имена нескольких знаме­нитых художников. Во второй половине XIV – начале XV в. работали Андрей Рублёв и Феофан Грек. Первый из них из­вестен прежде всего как создатель гениальной иконы «Трои­ца», а также частично сохранившихся росписей Успенского собора во Владимире, второй прославился росписями в новго­родской церкви Спаса на Ильине улице.

Лучшим живописцем эпохи Ивана III был Дионисий, мас­терство которого известно нам главным образом по росписям собора Ферапонтова монастыря (в 130 км к северу от Волог­ды). Следуя своим великим предшественникам, он сумел со­хранить изысканность и выразительность образов при общей ясности и простоте композиции.

Во второй половине XVII в. живопись испытывает сильное влияние западноевропейского реалистического искусства и постепенно расстаётся со своими средневековыми худо­жественными нормами — строгим следованием образцам, «обратной перспективой», плоской моделировкой формы, лаконизмом композиции. В этот переходный период широ­кую известность получили стенописи поволжских мастеров Силы Саввина и Гурия Никитина, а также иконы московско­го изографа Симона Ушакова. В своём творчестве они попы­тались органически соединить старое и новое в живописи. Однако общий ход развития русского искусства неизбежно вёл к появлению светской живописи и торжеству реализма даже в церковном — символическом по своей природе — ис­кусстве.

В литературе Руси в количественном отношении преоб­ладали произведения сугубо церковного содержания, боль­шинство которых в разное время были переведены с гречес­кого языка. Однако встречались и оригинальные, созданные русскими авторами сочинения. Именно они и представляют наибольший интерес, отражая живые черты духовной жизни общества. Среди оригинальных произведений выделяется со­зданная киевским монахом Нестором в 1113 г. «Повесть вре­менных лет» — яркий и увлекательный рассказ о первых веках русской истории. (И авторство, и время создания «Повести...» вызывают споры среди исследователей.) Величие Древнерус­ского государства воспел в своём знаменитом «Слове о законе и благодати» (середина XI в.) киевский митрополит Иларион. Возвышенными размышлениями о жизни и смерти, о нравст­венном долге христианского правителя исполнено «Поуче­ние детям» князя Владимира Мономаха (конец XI в.). Борьба с кочевниками на южных рубежах Руси послужила темой для знаменитого «Слова о полку Игореве» (1185 – 1187). Идеология княжеской власти в Северо-Восточной Руси ярко отразилась в оригинальном публицистическом произведении «Моление Даниила Заточника» (конец XII в.). Загадочным обломком ка­кого-то не дошедшего до нас произведения о Батыевом на­шествии является «Слово о погибели Русской земли» (начало XIII в.).

Горестные повести о нашествии Батыя и страданиях Руси (XIII в.) сменяются произведениями, прославляющими жер­твенный подвиг князей, казнённых в Орде за верность вере и Отечеству (повесть о Михаиле Тверском), победу на Кули­ковом поле («Летописная повесть», «Задонщина», «Сказание о Мамаевом побоище») и окончательное свержение власти Орды («Послание на Угру» ростовского архиепископа Вассиана, 1480). Большой след в литературе конца XV — первой половине XVI в. оставила полемика иосифлян и нестяжателей — двух непримиримых течений внутри Русской церкви, представители которых по-разному видели её место в систе­ме Московского государства. Стремление к Божьей правде, то есть всеобщей справедливости и братской любви между людь­ми, составляет идейную основу летописей и русской религи­озной публицистики, примером которой могут служить посла­ния к князьям игумена Кирилла Белозерского.

Украшением русской литературы XVI в. стала переписка Ивана Грозного и князя А.М. Курбского, ярко отразившая противостояние аристократии и самодержавия. В XVII столетии литературу обогащают произведения, посвящённые со­бытиям Смутного времени («Сказание Авраамия Палицына», «Временник дьяка Тимофеева»). В глубинах общества воз­никают «сатирические повести», бичующие вечные пороки русской жизни — произвол власть имущих, корыстолюбие и мздоимство, пьянство и невежество. Над массой безымянных произведений возвышается одно из первых авторских сочинений — житие основателя оппозиционного течения в Русской церкви (старообрядчества) протопопа Аввакума, написанное им самим.

В целом к концу XVII в. в русской литературе явно заметны поиски новых жанров и идей. Петровские реформы ускорили развитие этих тенденций.

ЦАРЬ-РЕФОРМАТОР ПЁТР I

1. Юность Петра. Сын царя Алексея Михайловича Фёдор (1676 – 1682) и стоявшее за ним боярское правительство дей­ствовали в традициях предшественников: неторопливо и без блеска, но зато основательно и ответственно. В 1682 г. было окончательно отменено местничество — средневековая систе­ма раздачи чинов и должностей в соответствии с родовитос­тью и заслугами предков. Отныне единственным источником карьеры становились ревностная служба государю и его ми­лость. Отсюда был уже один шаг до петровской «Табели о ран­гах» (1722).

Ранняя смерть молодого, но болезненного царя Фёдора привела к затяжному династическому кризису. Фёдор не ос­тавил наследника, и потому на престол могли претендовать другие сыновья Алексея Михайловича — Иван (от первого брака с Марией Милославской) и Пётр (от второго брака с На­тальей Нарышкиной). В результате интриги родичей Ивана, поднявших в столице летом 1682 г. первый стрелецкий мятеж, на престоле оказались сразу два царя: малолетний Пётр и сла­боумный Иван. Формально они царствовали вместе до самой смерти Ивана в 1696 г. Но реальная власть в 1682 – 1689 г. была в руках у их сестры, царевны Софьи, и её фаворита князя В.В. Голицына.

В 1689 г., подавив второй стрелецкий мятеж, Пётр и его сторонники добились заточения Софьи в монастырь и ссыл­ки Голицына. Однако полностью самостоятельное правление Петра фактически началось лишь после кончины в 1694 г. его матери — властной и влиятельной Натальи Нарышкиной. Пос­ледним отзвуком династической борьбы стал третий стре­лецкий мятеж (1698), жестоко подавленный новым правитель­ством. Вскоре было ликвидировано и само стрелецкое войско, созданное ещё Иваном Грозным.

2. Медный всадник. Глубокие перемены во многих областях русской жизни, осуществлённые Петром I, — одно из самых важных событий русской истории. Подобно тому как оприч­нина Ивана Грозного стала символом кровавого террора, так и эти преобразования стали символом реформ, проводимых сверху. Для русских либералов-западников, боявшихся ино­го источника перемен — народного бунта, революции, но при этом не желавших жить по-старому, петровские преобразова­ния казались оптимальной эволюционной моделью политиче­ского развития России. Там, где останавливались в своих по­хвалах либералы, революционеры продолжали славословить Петра. Грубые, силовые методы преобразований, в жертву которым были принесены жизни тысяч людей, импонировали отечественным радикалам от Н.Г. Чернышевского до больше­виков, высоко ценившим царя, несмотря на его «классовую ограниченность». Но и это был ещё не конец восхвалений. Не­бывалый рост военного могущества России и её международ­ного престижа в Петровскую эпоху заставлял склонять голо­ву перед «царём-плотником» и самых рьяных консерваторов, противников развития страны по европейскому пути.

Отлитый в бронзе впечатляющий образ Петра Великого — пушкинский «Медный всадник» — стал одним из главных символов Российской империи. Однако уже Н.М. Карамзин весьма сдержанно оценивал итоги царствования Петра, заме­чая, что по его вине «мы стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России». Принуди­тельная европеизация, проводимая Петром, привела к расколу русского общества на чуждые друг другу по культуре и даже языку «верхи» и «низы». Критику Петра, начатую Карамзи­ным, продолжили славянофилы и их последователи. Картину дополнили исторические исследования, выполненные в кон­це XIX – начале XX в. В них стали очевидны негативные по­следствия деятельности Петра: разорение народа многократно возросшими налогами и повинностями, окончательный крах идеи сословного представительства и установление диктату­ры дворянства. Картину довершает всевластие чиновничества в системе абсолютной монархии и бюрократизация Русской церкви.

При Петре произошло окончательное закрепощение кре­стьян, которое прямо противоречило взятому им курсу на ев­ропеизацию России. Основная часть населения превращалась в бесправные ревизские души. Здесь скрывается главный па­радокс Петровских реформ: европеизация дворянского фаса­да империи достигалась за счёт, так сказать, азиатизации её остальных частей.

Реформы Петра I отличаются крайней противоречивостью. В них причудливо переплетаются самые различные принципы и подходы. И потому каждая эпоха по-новому оценивает их, исходя из своих собственных проблем и представлений.

Ещё учитель В.О. Ключевского, С.М. Соловьёв, убедитель­но доказал, что важнейшие направления деятельности Пет­ра — военная реформа, борьба за выход к морям, развитие промышленности и государственного управления, европеиза­ция культуры правящих верхов — наметились до его прихода к власти. Пётр лишь действовал на этих направлениях гораз­до более решительно, чем его предшественники на троне. Эта решительность проистекала как из ситуации, в которой оказа­лась Россия в начале XVIII в., так и из характера самодержца.

3. Азовские походы. Первое значительное военное пред­приятие Петра как главы государства — Азовские походы 1695 – 1696 гг. — было продолжением той активной внешней политики России на южном крымско-турецком направлении, которая началась ещё во времена царя Фёдора Алексеевича (Чигиринские походы 1677 – 1678 гг.).

Взятие Азова, мощной турецкой крепости в устье реки Дон, стало возможным с помощью построенного на воронежских верфях флота. До Петра Россия не имела военно-морского флота. Однако этот успех не привёл к дальнейшему наступ­лению русских войск в Причерноморье. Великое посольство 1697 – 1698 гг. убедило Петра в том, что европейские страны, и в первую очередь союзники России по антитурецкой коа­лиции (Австрия, Венеция и Польша), не готовы продолжать войну с Турцией. Действовать в одиночку против могущест­венной Османской империи Пётр не решился. Лишь гораздо позже, в 1711 г. он предпринял попытку самостоятельно, без союзников потеснить Турцию. Однако Прутский поход Петра завершился неудачей. Русские вынуждены были вернуть тур­кам Азов и срыть укрепления Таганрога.

4. Северная война. В 1700 г. Пётр заключил с Турцией мир на 20 лет и спешно двинул свои войска в Прибалтику, где Рос­сия присоединилась к уже начатой Данией и Польшей войне против Швеции. Эта длительная (1700 – 1721) война получила в русской истории название Северной. Она началась крупны­ми победами шведских войск, которыми командовал талантли­вый полководец король Карл XII. В 1700 г. шведы разгромили Данию и нанесли тяжёлое поражение русским под Нарвой. После этого Карл XII двинул свои силы в Польшу. Считая, что основные трудности уже позади, он действовал там медленно и опрометчиво. Между тем Пётр после неудачи под Нарвой принялся деятельно укреплять и переустраивать своё войско. На смену старой системе дворянского ополчения приходят рекрутские наборы. Крестьяне, отданные в солдаты (рекру­ты), быстро становились хорошо подготовленными рядовыми и служили всю жизнь. Армия из дворянской превращается в крестьянскую. Дворяне отныне играют в ней роль офицер­ского корпуса.

В результате этих перемен, потребовавших огромных де­нег и достигнутых ценой неимоверных усилий правительства и местной администрации, армия стала более многочисленной и дисциплинированной. Для подготовки дворян к офицерс­кому званию Пётр использовал Семеновский и Преображен­ский гвардейские полки, комплектовавшиеся главным обра­зом из дворянской молодёжи. Той же цели служили военные, военно-инженерные и морские училища, создание которых началось при Петре.

5. Крепостническая мануфактура. Одновременно с преоб­разованием армии и своим любимым занятием — строитель­ством кораблей Пётр всячески содействовал развитию рос­сийской промышленности, и в первую очередь тех её отрас­лей, которые обеспечивали потребности армии и флота. Из­вестно, что для развития промышленности во все времена необходимы три условия: капитал, свободные рабочие руки и рынок сбыта для готовой продукции. Эти условия должен был выполнить и Пётр. Особенно тяжело решалась в России проблема свободных рабочих рук. И всё же выход был най­ден. Как солдатами в петровских полках, так и рабочими на петровских мануфактурах должны были стать крестьяне. Вла­дельцы мануфактур — предприятий, основанных на ручном труде, — получили дворянское право покупать крестьян, но не в личную собственность, а только для работы на данном пред­приятии. Одновременно тысячи государственных крестьян были принудительно отправлены на работу на государствен­ные мануфактуры. Эти крутые меры быстро принесли впечат­ляющие результаты. Если к концу XVII в. в России известно около 30 мануфактур, то в петровское время их возникло уже около 100. Россия не только перестала ввозить металл из-за ру­бежа, но и сама готова была снабжать им другие страны.

Важно отметить, что наличие петровских мануфактур не означало появления буржуазных отношений в недрах фе­одального общества. Напротив, они представляли собой распространение феодальных отношений на сферу про­мышленности. В них отсутствовала главная особенность ка­питалистической системы производства — вольнонаёмный труд рабочих. В исторической перспективе петровская «ин­дустриализация» во многом напоминает сталинскую: те же принудительные методы, тот же впечатляющий успех, поз­воливший резко усилить военный потенциал страны, и та же бесперспективность низкооплачиваемого рабского труда, ведущего к нравственной и физической деградации рабочих. В конечном счёте такая индустриализация вела к неизбежно­му отставанию экономики страны от развитых европейских стран. Однако мог ли Пётр предложить стране иные пути ре­шения вопроса? Едва ли. К тому же, не имея времени для раз­мышлений, он спешно искал средства разбить угрожавших России шведов и не думал ни о чём другом.

6. Война продолжается. Постепенно вытесняя шведов из При­балтики, Пётр в 1703 г. основал город-крепость Санкт-Петер­бург, ставший в 1713 г. столицей России. В 1704 г. русские войска овладели Дерптом (Тарту) и Нарвой, в 1706 г. разгро­мили шведов на территории Польши (битва при Калише). Ре­шающее наступление Карла XII на Россию началось в 1708 г. Однако русским удалось уже в начале кампании нанести не­приятелю тяжёлый удар. 30 августа 1708 г. близ деревни Лес­ной петровская армия разгромила корпус генерала Левенгаупа, шедший на помощь Карлу XII из Риги. Оставшись без подкрепления и лишившись запасов продовольствия, которые вёз с собой Левенгауп, Карл XII вынужден был отказаться от прямого удара на Москву и двинулся на Украину, где короля обещал обеспечить всем необходимым его тайный сторонник гетман Иван Мазепа. Там, на Украине, 27 июня 1709 г. и про­изошло решающее сражение Северной войны — Полтавская битва. Она завершилась полной победой русской армии, кото­рой командовал сам Пётр, проявивший в сражении не только талант полководца, но и личное мужество.

После разгрома под Полтавой Карл XII, пользуясь под­держкой Турции, ещё долго продолжал сопротивление. В 1714 г. при мысе Гангут и в 1720 г. близ острова Гренгам молодой русский Балтийский флот победил шведов. Гибель Кар­ла XII в 1718 г. и высадка русских десантов в Швеции в 1719 и 1720 гг. ускорили конец войны. 30 августа 1721 г. был заклю­чён Ништадтский мир, по условиям которого Россия получила обширное побережье Балтийского моря от Выборга до Риги вместе с расположенными там восемью портами. Отныне она становилась морской державой, активной и полноправной участницей европейской политики.

Завершение Северной войны было отмечено пышными празднествами и глубоко символичным актом — принятием Петром I 22 октября 1721 г. титула Великого, отца Отечества и императора Всероссийского.

7. Каспийские походы. В последние годы жизни Пётр вновь вернулся к южным делам. Его заинтересовали слабо защи­щённые владения Ирана (Персии) в Закавказье. Первый Кас­пийский поход Петра состоялся летом 1722 г., но из-за слабой подготовки имел весьма скромные результаты — взятие рус­скими без боя крепости Дербент. В следующем году военные действия начала каспийская флотилия, высадившая десант на западном и южном побережье Каспийского моря. По Пе­тербургскому договору Иран признал эти земли владением России, которая обязывалась защищать его от возможно­го нападения Турции. Турецкие войска, захватившие к это­му времени центральные районы Закавказья, столкнувшись с русскими, вынуждены были остановиться. В 1724 г. между Россией и Турцией был заключён Константинопольский дого­вор, признававший права обеих стран на занятые ими в Закав­казье территории.

Каспийские походы Петра — свидетельство стратегическо­го мышления первого русского императора. Подобно опытно­му шахматисту, он просчитывал действия противника на не­сколько ходов вперёд. Геополитическая ситуация на Кавказе предопределяла в будущем долгую борьбу России с Турцией.

Выйдя на Каспий, турки могли построить там флот и нанести России удар с юга. Помогая персидскому шаху отбросить ту­рок от Каспийского моря, Пётр тем самым стремился не до­пустить опасного для России развития событий. Это был последний военный и дипломатический успех Пет­ра. 28 января 1725 г. после тяжёлой, но скоротечной болезни «отец Отечества» скончался, не оставив завещания.

ЭПОХА ДВОРЦОВЫХ ПЕРЕВОРОТОВ

1. Искатели трона. Уставшая от войны и напряжения всех сил в Петровскую эпоху, Россия как бы отдыхала при его ближай­ших преемниках. Пётр установил порядок, согласно которому глава государства мог завещать престол любому члену пра­вящего дома Романовых. Однако его собственная семейная жизнь сложилась так, что к концу своих дней он не видел вок­руг себя того, кто был бы достоин трона. Уморив в тюрьме ца­ревича Алексея (сына от первой жены — Евдокии Лопухиной) и похоронив умершего в детстве царевича Петра (сына от вто­рой жены — императрицы Екатерины I), Пётр в конце жизни имел лишь двух дочерей — Анну и Елизавету. От двух браков в общей сложности было 11 детей, однако почти все они умер­ли в детстве или младенчестве.

При поддержке гвардии, которая в XVIII в. играла решаю­щую роль в борьбе за власть, любимец Петра I А.Д. Меншиков добился возведения на престол второй жены умершего само­держца — Екатерины I. В 1727 г. корона перешла к внуку Пет­ра — царевичу Петру Алексеевичу (правил в 1727 – 1730 гг.). С его кончиной высшая аристократия (Верховный тайный совет) пригласила на престол племянницу Петра I — Анну Иоанновну, сильно ограничив при этом её власть в свою пользу особым обязательством — кондициями. Однако Анна, прибыв в Россию из Митавы, где она жила в качестве вдовствующей герцогини Курляндской, вскоре уничтожила подписанные ею обязательства и стала править самовластно, окружив себя советниками преимущественно немецкого происхождения. Десятилетнее правление Анны, омрачённое жестокостью её фаворита Бирона (бироновщина), сменилось кратким пребы­ванием на престоле младенца Ивана Антоновича (1740 – 1741) при регентстве его матери, племянницы Анны — Анны Лео­польдовны. Эту последнюю с помощью гвардии устранила от власти дочь Петра Великого Елизавета (правила в 1741 – 1761 гг.). Наследник Елизаветы, её племянник Пётр III (правил в 1761 – 1762 гг.) не сумел поладить с гвардией, которая, свер­гнув незадачливого императора, возвела на престол его жену, немецкую принцессу Августу Софью Фредерику Ангальт- Цербскую, более известную как Екатерина II Великая (пра­вила в 1762–1796 гг.). Последним дворцовым переворотом, назревшим в конце XVIII столетия, но осуществлённым уже в XIX в., стало убийство группой офицеров сына Екатерины II императора Павла I (правил в 1796 – 1801 гг.).

2. Правящий класс. Пёстрый ряд лиц, побывавших на престо­ле в 1725–1762 гг. (эпоха дворцовых переворотов), вызывает недоумение. Как могли эти в большинстве своём слабые и не­далёкие люди стоять во главе такой сложной и тяжёлой в управ­лении страны, как Россия? Ответ — в особенностях расстанов­ки социальных и политических сил XVIII столетия. Монархия и в этот период оставалась мощным регулятором социальных отношений. Однако представление о ней в обществе сущест­венно изменилось. После Смутного времени люди постепенно стали воспринимать Российское государство не как родовую вотчину правящей династии, а как некую систему, созданную самим обществом (через его представителей на Земском собо­ре 1613 г.) для общего блага. Монарх при этом выступал как бы доверенным лицом общества, ответственным за его благополу­чие. Не случайно Пётр I так любил говорить о благе Отечества. Он искренне считал себя стражем государственных интересов, а государство — гарантом общего порядка. Однако в реальности баланс общественных интересов в результате реформ Петра изменился. Сословие землевладельцев, прежде чётко делившееся на вотчинников-бояр и помещиков-дворян, в ре­зультате целого ряда социальных трансформаций, и прежде всего юридического уравнивания поместья с вотчиной, стало единым. Его политический вес и активность возросли. Этому благоприятствовали и личные качества лиц, занимавших пре­стол в первые полстолетия после кончины Петра. Исключая взрослого, но беспомощного в делах Петра III, это были либо женщины, либо дети, от имени которых правило их ближай­шее окружение, состоявшее из наиболее удачливых столич­ных дворян. В сущности, монархия стала лишь фасадом, за которым скрывалась диктатура правящего класса — дворян­ства. Стесняя права других сословий, дворяне шаг за шагом добивались от правительства практически всего, чего только они могли пожелать, — от личной власти над крестьянами до освобождения от обязательной службы и щедрой раздачи го­сударственных земель в поместья. Лишь Екатерина II сумела до некоторой степени вернуть монархии её былой авторитет. Одновременно она предпринимала некоторые шаги, направ­ленные на дальнейшую европеизацию России.

3. Права и обязанности сословий. При Екатерине II возникла необходимость юридического оформления социальной струк­туры русского общества. Оно было официально разделено на пять сословий: дворянство, духовенство, купечество, мещан­ство и крестьянство. Между первыми тремя сословиями по- разному распределялись узаконенные привилегии. Главную из них — право владеть землёй с живущими на ней крестья­нами — имело только дворянство. Существенную роль играли и такие привилегии дворянства, как свобода от телесных нака­заний и службы в армии (рекрутской повинности), освобож­дение лиц мужского пола от подушной подати, а домов — от воинского постоя. Духовенство имело все привилегии дворян, за исключением права владеть крепостными крестьянами. Крестьяне и мещане, то есть рядовые горожане, были подат­ными сословиями. Они платили подушную подать, несли все повинности и не пользовались никакими привилегиями. Со­словное деление общества, характерное для Средневековья, формально сохранялось в России до самой революции в фев­рале 1917 г.

4. Рост империи. Петровские реформы изменили многое не только в самой России, но и в её отношениях с внешним ми­ром. Северная война показала, что завоевать Россию практи­чески невозможно как по причине огромных размеров, так и благодаря первоклассной армии и сильному флоту. В самой России также осознали, что военный потенциал страны от­ныне может быть направлен не только на оборону, но и на расширение границ. В XVIII в. во внешней политике России ярко проявился имперский, то есть силовой, подход к реше­нию территориальных и национальных, проблем. Однако не следует забывать, что в те времена понятия «агрессия» ещё не существовало. Любое государство имело свои собствен­ные интересы, которые сводились прежде всего к увеличе­нию территории и расширению сферы влияния в окружаю­щем мире. Никто не упускал случая прибрать к рукам то, что плохо лежит. Европейские державы энергично строили свои колониальные империи, используя их ресурсы для обогаще­ния метрополии. Страны, которые в силу различных причин не могли быть превращены в колонии (Турция, Китай и др.), закабалялись экономически и вовлекались как второстепен­ные фигуры в различные комбинации европейской полити­ческой игры.

Россия также следовала нехитрой логике тогдашнего по­литического мышления и стремилась не упустить своего. Че­рез весь XVIII в. тянется череда Русско-турецких войн (1711; 1736–1739; 1768–1774; 1787–1791), в результате которых в состав империи были включены Крым (1783) и плодородные южные земли между Днепром и Днестром. В этих войнах за­сверкал талант екатерининских полководцев П.А. Румянце­ва (битвы при Ларге и Кагуле, 1770) и А.В. Суворова (битвы при Фокшанах и Рымнике, 1789, штурм Измаила, 1790). Речь Посполитая из опаснейшего врага России, коим она являлась в XVII столетии, превратилась в XVIII в. сначала в её союзника, а затем и в жертву. Не сумев создать сильной монархической государственности, Польша погрязла во внутренних распрях и стала добычей своих соседей. В результате трёх разделов Польши (1772, 1793, 1795) между Австрией, Пруссией и Рос­сией, в состав последней вошли Литва, Белоруссия и часть Западной Украины. Медленно, но неуклонно Россия теснила Турцию на Кавказе. Опасаясь создания прусским королём Фридрихом Великим сильного немецкого государства близ за­падных границ России, правительство императрицы Елизаве­ты направило войска в помощь коалиции (Австрия, Франция, Швеция, Саксония), воевавшей с Пруссией и Англией (Семилетняя война, 1756 – 1763).

Россия прирастала не только штыком Суворова, но также предприимчивостью купцов и любознательностью землепро­ходцев. Во времена Екатерины II русские начинают осваивать Северную Америку, основывая свои поселения в её безлюд­ной северо-западной части.

Многонациональная Российская империя существенно от­личалась от современных ей колониальных империй, создан­ных Англией, Францией, Испанией, Португалией, Голланди­ей и другими европейскими странами. Народы, добровольно или по принуждению вошедшие в её состав, не испытывали национального унижения, так как русские, в сущности, не являлись в империи господствующей нацией. Сумев освоить и благоустроить огромное пространство от Тихого океана до Балтийского и Чёрного морей, русские как нация не приобре­ли для себя каких-либо существенных выгод или привилегий. Более того, положение русского крестьянства было не менее, если не более, тяжёлым, чем положение населения так назы­ваемых национальных окраин Российской империи.

Важнейшим принципом строительства Российской импе­рии было включение в состав имперской аристократии правя­щей верхушки национальных меньшинств. Так повелось ещё со времён киевских князей, в дружине которых варяги мирно уживались с финно-уграми, а крещёные степняки — со сла­вянами. Так было и во времена Российской империи, когда дворянство едва ли не наполовину состояло из лиц неславян­ского происхождения, что, разумеется, не мешало им быть полноправными подданными империи. Всё это позволяло бо­лее эффективно интегрировать разноязыкие племена и наро­ды в уникальную геополитическую общность, или, иначе го­воря, суперэтнос. Принципиальное значение имела и другая традиция российской государственности — снисходительное отношение имперских властей к внутреннему устройству ма­лых народов. Эта терпимость к пережиткам старины и тради­ционным духовным ценностям народов не исключала циви­лизующего воздействия на них со стороны России, которое обычно шло исподволь, без принуждения.

Народы Российской империи расселялись по её террито­рии смешанно, чересполосно, содействуя тем самым монолит­ности государства. Правительство сознательно отказалось от национального принципа при административно-территори­альном делении страны. И петровские провинции, и екатери­нинские губернии расчерчивались исходя из количества на­селения, игнорируя всякие этнические границы. И в этом был глубокий государственный смысл.

5. Всероссийский рынок. Внутренней консолидации империи в XVIII в. способствовало и быстрое развитие экономических связей между её регионами, формирование всероссийского рынка. Во второй половине XVIII в. в Среднем и Нижнем По­волжье развернулось крупное товарное производство хлеба для центральных и северных районов России. Многочислен­ные реки бассейна Днепра служили естественными путями для торговли украинской пшеницей и другими продуктами сельского хозяйства. Выход к Чёрному морю и строительство там новых портов (Одесса, Херсон, Николаев, Севастополь) позволяли начать поставки русского хлеба в страны Среди­земноморья. В Крыму и на Кавказе развивалось садоводство и виноделие, в степной Украине — овцеводство и коневод­ство. Быстро осваивались рудные богатства Урала и Сибири.

Появление в конце XVIII в. на внутреннем рынке России большого количества дешёвого хлеба из южных районов ска­залось и на социальных процессах. Крестьяне центральных и северных губерний, избавленные от постоянной угрозы го­лода, получали возможность оставить пашню и уходить в го­рода на заработки (отхожие промыслы). Помещики, учитывая это, переводили крестьян на денежный оброк, предоставляя им свободу передвижения. В конечном счёте произошло не­которое расширение рынка свободной рабочей силы, Указом 1762 г. Екатерина II запретила труд крепостных на мануфак­турах. На смену крепостнической мануфактуре постепенно идёт мануфактура, основанная на более эффективном наём­ном труде. В городах Центральной России увеличивается про­изводство относительно дешёвой ткани и бумаги, изделий из железа и кожи, меди и стекла, спрос на которые существует по всей стране.

Зародившаяся ещё в петровское время тесная связь между развитием российской промышленности и нуждами государ­ства (прежде всего армии) сохранилась и окрепла в XVIII сто­летии. Государственные и частные мануфактуры, работавшие на армию и флот, составляли костяк всей промышленности. Развитие прочих отраслей тормозилось нехваткой свободных рабочих рук и капиталов, низкой покупательной способнос­тью населения и конкуренцией более высококачественных иностранных товаров. Правительство защищало интересы отечественного производителя и устанавливало высокие ввоз­ные пошлины на импорт. Это заставляло торговцев продавать иностранные товары по более высоким ценам, доступным главным образом столичной аристократии и разбогатевшим на хлебной торговле помещикам Юга. В этой ситуации поме­щики Нечерноземья, стремясь не отстать в расходах от своих южных собратьев, увеличивают денежный оброк своих крес­тьян. Отношения между помещиками и крестьянами приобре­тают всё более конфликтный характер. Крестьяне по-своему реагировали на происходящее. Изыскивая новые источники доходов, они в то же время ставили предел домогательствам помещиков народными средствами — бегством на окраины страны, убийствами и поджогами, наконец, просто недоимка­ми, отказом платить непомерные подати, ссылаясь на полное обнищание.

Крестьянская война под предводительством донского каза­ка Емельяна Пугачёва, охватившая в 1773 – 1775 гг. Среднее и Нижнее Поволжье, а также южный Урал, стала грозным предупреждением для русского дворянства, заставила его со­отнести свои запросы с возможностями крестьян. В итоге воз­ник некий баланс сил и интересов, позволивший крестьянам в последней четверти XVIII в. не только выжить, но и выстро­ить в своих сёлах множество каменных храмов, сменивших деревянные церквушки древности. Их устремлённые к небе­сам колокольни и поныне скрашивают однообразие русской равнины. Колокола пробуждали веру. Вера давала надежду, а здравый смысл, смекалка и трудолюбие превращали эту на­дежду в действительность.

РУССКАЯ КУЛЬТУРА XVIII в.

1. Один народ — две культуры. Относительно единая культу­ра средневековой Руси в петровское время отчётливо раздели­лась на «новую культуру» дворянства и традиционную, мало изменившуюся культуру крестьян. Культура дворянства отныне стала по преимуществу светской, в то время как крестьяне по-прежнему пользовались причудливой смесью православ­ных и языческих обрядов.

Русское дворянство приняло европейский вид, заговори­ло на иностранных языках и даже называло себя на поль­ский манер — шляхетство. Это подчёркнутое внешнее отчуждение от тёмной крестьянской массы нравилось дво­рянству, так как зримо подчёркивало его сословное превос­ходство. Но настанет день, когда дворянству придётся горь­ко пожалеть об этом отчуждении. Ценой, которую придётся заплатить за культурное превосходство, станут погромы дво­рянских усадеб и мстительное торжество Великой русской революции...

Европеизация правящей элиты при Петре I изменила не только внешний вид дворянина, превратив неловких борода­чей в галантных кавалеров. Она несла в себе целый ряд новых для России мировоззренческих принципов, и прежде всего — индивидуализм и рационализм. Первый из них противостоял традиционному российскому коллективизму, второй бросал вызов господству религиозного сознания. Менялось и отно­шение к такому основополагающему принципу западной ци­вилизации, как закон, его происхождение, обязательность исполнения и механизм контроля. В духовной сфере начался «великий спор» России и Запада...

В России европейская культура всегда была чужеродным явлением, предметом роскоши. Это была культура хорошо устроенного, устоявшегося и процветающего мира, где чело­век давно уже осознал себя целью, а не средством всякого про­гресса. В России с её византийской шапкой на голове и степ­ным ветром в душе всё было иначе. И потому европейская культура воспринималась здесь прежде всего в её внешних проявлениях — костюмах, манерах, предметах роскоши и удо­вольствиях. Вероятно, именно так воспринимали когда-то сов­ременники Владимира Святого культуру Византии. Русское дворянство желало быть потребителем благ, созданных для че­ловека европейской цивилизацией. Но стоило только хотя бы отчасти насытить этот потребительский голод и сделать ещё один шаг по дороге европеизации — как становилось ясно: русские ещё долго останутся незваными гостями в уютном и обжитом романо-германском доме. Подлинная европеиза­ция требовала изменения традиционной системы ценностей, а главное — отказа от самодержавия. В условиях тогдашней России это было невозможно.

2. Дворянская вольность. Колесо истории продолжало вра­щаться. Дворянство в царствование Анны Иоанновны и Ели­заветы Петровны понемногу освобождалось от бремени обязательной военной или гражданской службы, получало возможность путешествовать по Европе и ближе знакомить­ся с европейским укладом жизни. Последнему способствовала Семилетняя война, в ходе которой русские войска долгое вре­мя находились на территории Пруссии и Польши.

Манифест о вольности дворянской (1762) окончатель­но раскрепостил дворянство, положил начало его золотому веку. Проводившаяся Екатериной II политика просвещён­ного абсолютизма дала новый толчок европеизации русско­го дворянства. Относительно происхождения и содержания этой политики историки ведут давний спор. Одни считают, что просвещённый абсолютизм Екатерины II — это полити­ка социальной демагогии, цель которой представить монар­хию в качестве защитницы интересов всех сословий. По­требность в такой демагогии обусловлена была тревожным состоянием русского общества в ту эпоху. Другие полагают, что культурные проекты Екатерины не имели политической подоплёки. Императрица искренне хотела блага России, но, натолкнувшись на сопротивление эгоистически настроенного дворянства, вынуждена была отступить. Как бы там ни было, но главные начинания императрицы в рамках просвещённого абсолютизма — Конкурс Вольного экономического общества (1765), созыв Уложенной комиссии (1767), развитие системы начального и среднего образования — не имели успеха. Рас­суждая о том, насколько искренна была императрица в своих политических и образовательных начинаниях, следует пом­нить и о том, что бывшую немецкую принцессу очень беспо­коило впечатление, которое производит её деятельность на европейских знаменитостей той эпохи — философов-просве­тителей Вольтера, Дидро, Руссо.

3. «Тулупчик заячий...» Освобождённое Манифестом о воль­ности дворянской от необходимости в мирное время служить государству, но по-прежнему вполне обеспеченное матери­ально трудом своих крепостных, дворянство получило досуг, столь необходимый для размышлений и художественного творчества. Глядя на дворянские затеи, народ безмолвствовал, но думал о своём.

Крестьянская война под предводительством Емельяна Пу­гачёва, с её кровавым террором по отношению к дворянству, наглядно показала, к чему может привести в России медли­тельность в действиях административно-полицейской систе­мы. В срочном порядке была проведена губернская реформа (1775), укрепившая бюрократическую структуру власти и рас­ширившая военные полномочия губернатора. Пугачёвщина развеяла последние иллюзии относительно всеобщего блага и приоткрыла тёмную силу мятежа, дремавшую под покровом внешнего процветания империи. Не случайно А.С. Пушкин, тонко чувствовавший родную историю, с таким интересом относился к событиям пугачёвского бунта. Здесь он услышал грозное пророчество будущего России.

4. Идеальный мир. Утратив надежду внести начала разума и справедливости в большой и страшный русский мир, лучшие представители аристократии занялись созданием идеального мира в миниатюре, в масштабах своей собственной усадьбы. Именно усадьба, рассматриваемая как целое, стала наиболее ярким воплощением сущности русской дворянской культуры. Её лучшее время приходится на последнюю треть XVIII — пер­вую четверть XIX в. В лучших своих образцах усадьба вырас­тала до микрокосма — замкнутого в себе идеального мира, в котором налажены гармонические отношения между чело­веком и человеком, между человеком и природой, человеком и искусством. Стройная классическая архитектура главного дома и служебных построек, рациональная планировка, про­никнутая изяществом отделка комнат, тенистые аллеи парка, беседки для уединённых раздумий и лужайки для многолюд­ных праздников — всё это и ещё многое другое превращало усадьбу в храм одного божества, имя которому — человек. Его потребностям, его желаниям и прихотям подчинено было здесь всё. Наилучшее устройство усадьбы стало своего рода искусством, которому посвящали учёные трактаты и востор­женные стихотворения.

5. Вольные каменщики. Индивидуализм дворянской культуры нашёл своё выражение и в таком своеобразном явлении ду­ховной жизни, как масонство — братство вольных каменщи­ков. Занесённое в Россию из Германии в середине XVIII в., оно содержало в своих тёмных теориях не только мистику и при­зывы к нравственному самоусовершенствованию, но также идеи свободы, равенства и братства. Для масонства характер­на стройная организационная структура, ядром которой были объединявшие несколько десятков братьев масонские ложи. Вступление в ложу и посещение её собраний обставлялись та­инственной символикой и мистическими ритуалами. Знаками принадлежности к масонству являлись инструменты камен­щика — лопатка, циркуль, отвес. Одним из главных символов был пчелиный улей.

Екатерина II и её преемники на троне весьма подозрительно относились к масонам, то разрешая, то запрещая их собрания. Для столичного дворянства второй половины XVIII — первой четверти XIX в. масонство стало своего рода модой, призна­ком принадлежности к высшему классу. Позднее декабристы тщетно пытались использовать масонские структуры для сво­их целей.

6. Художественные образы новой России. Развитие отде­льных областей духовной культуры — архитектуры, живопи­си, литературы — отражало названные выше закономерности культурного процесса в XVIII столетии. Мажорная, бравур­ная тональность Петровской эпохи определила облик её на­иболее значительных архитектурных сооружений — собора Петропавловской крепости и здания Двенадцати коллегий (архитектор Д. Трезини), Меншиковой башни в Москве (архи­тектор И. Зарудный), церкви Знамения Божией Матери в под­московном селе Дубровицы (неизвестный архитектор). В се­редине XVIII в. расцвет стиля барокко отразился в пышных, красочных зданиях, выстроенных в Петербурге архитектором В.В. Растрелли (Зимний дворец, собор Смольного монастыря, а также Андреевский собор в Киеве). Могущество и величие империи воодушевило московского архитектора Д.В. Ухтомского на создание прекрасных сооружений триумфального характера в том же стиле барокко — Красных ворот в Москве и колокольни Троице-Сергиевой лавры.

Эпоха Екатерины II отмечена переходом к новому архи­тектурному стилю — классицизму, который гораздо лучше, чем пышное и прихотливое барокко, отражал новое просве­тительское мировоззрение с его культом разума, граждан­ских добродетелей и социальной гармонии. Выдающимися ар­хитекторами второй половины XVIII в., работавшими в стиле классицизма, были М.Ф. Казаков и В.И. Баженов. Среди ра­бот Казакова наиболее известны старое здание Московского университета (позднее перестроено) и здание Сената в Мос­ковском Кремле. Баженов выстроил в Москве близ Кремля прекрасный особняк — дом Пашкова (ныне старое здание Российской государственной библиотеки). Расцвет усадебно­го строительства в последней трети XVIII в. пробудил талант архитектора Н.А. Львова. Необычайно одарённый человек, он, не имея специального образования, спроектировал ряд усадебных домов и церквей, большинство которых находится в окрестностях города Торжка, где жил в своей усадьбе сам архитектор.

Свойственный всякой элитарной культуре приоритет инди­видуализма послужил основанием для развития портретного жанра в русской живописи XVIII в. Целая плеяда выдающихся художников-портретистов, начиная от современников Петра I И.Н. Никитина и А.М. Матвеева и кончая завершавшими свой творческий путь уже в эпоху Александра I любимцами Екате­рины II В.Л. Боровиковским и Д.Г. Левицким, создала замеча­тельную портретную галерею русской аристократии. Особую известность получили потрясающие своей выразительностью и каким-то особым затаённым трагизмом портреты кисти ху­дожника Ф.С. Рокотова.

Светская литература в XVIII в. развивалась в России не столь стремительно, как искусство. Однако и она прошла ог­ромный путь от тяжеловесных официозных трактатов идео­лога петровского режима Феофана Прокоповича («Правда воли монаршей», «Духовный регламент») до глубоко личных, интимных стихотворений Державина и лёгких, изящных «Пи­сем русского путешественника» Карамзина. Появление рус­ского национального театра, у истоков которого стоял сын костромского купца Ф.Г. Волков, вызвало к жизни отечествен­ную драматургию, корифеями которой стали А.П. Сумароков и Д.И. Фонвизин.

7. Образование. Главным носителем и потребителем европей­ской культуры в XVIII в. было дворянство. Однако в сферу её влияния постепенно втягивались и другие сословия, По­требности государства обусловили создание новой системы светского образования, способной обеспечить страну специ­алистами в различных областях знаний. Созданные Петром I учебные заведения — Пушкарская и Навигацкая школы, Ме­дицинское училище, Инженерская школа — готовили кадры для армии и флота. Со временем к ним добавились новые — академический университет в Петербурге (1724), а с 1755 г. — Московский университет. Сугубо дворянскими учебными за­ведениями стали Сухопутный шляхетский корпус, Смольный институт благородных девиц и некоторые другие.

Стремясь сохранить за собой монополию на образование, дворянство требовало ограничения доступа в учебные заведе­ния выходцев из низших сословий. Однако на практике имен­но они показывали наибольшее прилежание и успехи в учёбе. Принцип бессословности образования отстаивал Михаил Ло­моносов, сам происходивший из податного сословия. Удиви­тельная судьба этого сына рыбака из глухой деревни близ Хол­могор стала символом лучших качеств русского народа.

Распространение европейской культуры шло не только че­рез учебные заведения, но и иными путями. Менялся облик городов, в которых с последней трети XVIII в. обязательной становится регулярная планировка и типовая застройка. Всё больше читателей находят первые газеты. Развивается книго­торговля. Глубокий след в развитии русского общества оста­вили такие культурные начинания екатерининского времени, как реформа учебных заведений, предпринятая Иваном Бец­ким. Смелой, но хрупкой и до конца не реализованной мечтой стала идея воспитания в закрытых учебных заведениях новой породы людей, свободной от эгоизма и пороков.

8. Н.И. Новиков и А.Н. Радищев. Известно, что за долгих 34 года своего пребывания на российском троне Екатерина II прошла сложный путь внутреннего развития. И если поначалу она ис­кренне пыталась повторить подвиг Петра Великого и серьёзно перестроить «своё маленькое хозяйство» (так кокетливо назы­вала Екатерина Российскую империю), то в середине царство­вания энтузиазма поубавилось, а в конце не осталось и вовсе. В старости императрица с высоты жизненного опыта уже су­дит о вещах с холодным цинизмом. Более того, временами её охватывает панический страх перед различными угрозами, реальными, а чаще мнимыми, — от дворцового переворота в пользу сына Павла Петровича до новой всероссийской пуга­чёвщины. Жертвами этой старческой подозрительности Ека­терины Великой стали два мирных мечтателя, два подвижника человеколюбия — Новиков и Радищев.

Среди многообразных культурных начинаний Екатеринин­ской эпохи особняком стоит книгоиздательская деятельность II.И. Новикова, арендовавшего в 1779–1789 гг. типографию Московского университета. Благодаря своим деловым качест­вам Новиков стал ведущим книгоиздателем России. Он открыл по всем крупным городам свои книжные лавки. Издавая книги сравнительно большими тиражами, он продавал их по весьма доступным ценам. В результате литература светского содер­жания (учебники и научные труды, сочинения западноевро­пейских и русских классиков) стала доступна широкому кругу читателей. В общей сложности Новиков издал в университет­ской типографии 817 наименований книг. Именно Новикова с его смелыми сатирическими журналами («Трутень», «Жи­вописец», «Кошелёк») и просветительскими проектами счита­ют наряду с Ломоносовым главным представителем русского Просвещения. Но доброе дело редко обходится без наказания. Императрица жестоко обошлась с Новиковым, который уже давно вызывал её раздражение своим независимым поведе­нием и критическими суждениями. Обвинённый в какой-то конспирации через масонское сообщество, он был арестован в 1792 г. и приговорён к заточению в Шлиссельбургскую кре­пость на 15 лет. Это была самая страшная политическая тюрь­ма России. Расположенная на острове посреди Невы, у само­го её истока, крепость стала мрачной гробницей для многих выдающихся русских людей. С приходом к власти императора Павла I Новиков вышел на свободу. Однако моральные и фи­зические силы его были сломлены. Он уединился в своём под­московном имении Авдотьино, где и провёл безвыездно пос­ледние годы жизни.

Постепенная европеизация и гуманизация русского об­щества заставляла наиболее чутких людей ощущать тяжесть положения основного населения страны — крепостных крес­тьян. Столбовой дворянин Александр Радищев в 1790 г. изло­жил свои крамольные мысли на бумаге и издал их в виде отде­льного сочинения — «Путешествие из Петербурга в Москву». Эта дерзость едва не стоила ему жизни: напуганная вестями о плодах Просвещения во Франции, где в это время уже раз­горалась Великая революция, престарелая императрица не намерена была шутить с огнём свободомыслия. После долгих мытарств Радищева отправили на десять лет в ссылку в Си­бирь. Освобождённый Павлом, он, как и Новиков, пережил духовную драму и в отчаянии покончил с собой. Одинокий го­лос Радищева оказался пророческим: следующий век в России стал веком крестьянского вопроса в политике, общественной мысли и культуре.

РОССИЯ В ОЖИДАНИИ РЕФОРМ

1. Путь к трону. Среди русских императоров XIX в. Алек­сандр I (правил в 1801 – 1825 гг.) снискал наибольшую славу и любовь современников. Его называли Благословенным, пола­гая, что избавление России от нашествия французов в 1812 г. произошло во многом благодаря милости Божией к России и её царю. По своим личным качествам Александр был нату­рой необычайно противоречивой. С течением времени он ме­нял свои взгляды на окружающий мир и на своё в нём место. Историки справедливо называют его самым неоднозначным из русских самодержцев XIX столетия.

Будущий император родился 12 декабря 1777 г. и был назван в честь святого Александра Невского. Императрица Екатери­на II заботилась о воспитании внука, не доверяя столь ответ­ственного дела его родителям — взбалмошному и жестокому Павлу Петровичу и его недалёкой супруге, немецкой принцес­се Софии Доротее Вюртембергской, принявшей в России имя Марии Фёдоровны. В юности Александр получал наставления от приставленного к нему Екатериной II швейцарского фило­софа Ф. Лагарпа, республиканца по убеждениям. В результате образование будущего императора было вполне европейским, а взгляды — близкими к учению французских просветителей. Однако российская действительность постоянно заставляла Александра действовать совсем не так, как ему хотелось бы.

В ночь на 12 марта 1801 г. император Павел I был убит в своей спальне заговорщиками из числа гвардейских офи­церов. То было наглядное проявление диктатуры дворянства, установившейся в России после кончины Петра Великого. Вспыльчивый и скорый на расправу, но при этом отходчи­вый и не лишённый благородства, Павел, в сущности, скорее пугал дворянство своими угрозами, нежели действительно карал его. Осознав это, столичная знать уже не столько боя­лась Павла, сколько презирала. Многие вспоминали дурные замашки его отца — императора Петра III. Отсюда оставался один шаг до переворота.

Французский писатель и путешественник маркиз де Кюстин, посетивший Россию в царствование Николая I, утверж­дал: «Русский образ правления — это абсолютная монархия, умеряемая убийством». Судьба императора Павла I даёт осно­вания для этого наблюдения.

Александр не любил отца, боялся припадков его безудерж­ного гнева и ненавидел те прусские порядки, то царство стра­ха, которое хотел установить в России Павел. Зная о заговоре, Александр не принял никаких мер для того, чтобы предотвра­тить роковой исход. Укоры совести всю жизнь не давали ему покоя. Вместе с тем память об участи отца и деда заставляла Александра быть крайне осторожным в отношениях со сто­личной знатью.

2. Крестьянский вопрос. Получив российский престол, а вмес­те с ним и тяжкое бремя верховной власти, Александр обещал дворянству царствовать «по принципам и по сердцу моей лю­бимой бабушки, императрицы Екатерины». Он начал с того, что 2 апреля 1801 г. издал манифест, подтверждающий Жа­лованную грамоту дворянству (1785) Екатерины II, в которой закреплялись все сословные привилегии аристократии. Эта Жалованная грамота и особенно положение об освобожде­нии дворян от телесных наказаний неоднократно наруша­лись в правление Павла I. Одновременно Александр объявил амнистию для всех, кто был подвергнут гонениям в прежнее царствование.

Очень осторожно, но вместе с тем достаточно твёрдо мо­лодой император вступил на путь европеизации России, про­торённый Петром Великим и Екатериной II. Здесь он поставил перед собой три важнейшие задачи: совершенствование госу­дарственного строя России, постепенный демонтаж системы крепостного права и содействие просвещению.

Во времена Александра I Россия представляла собой самое большое по территории государство мира, население которо­го составляло 42 млн человек (1811). Для сравнения: население Англии в ту пору — 15 млн человек (1821), Франции — 28 млн человек (1801).

Подавляющее большинство жителей Российской империи составляли крестьяне. В России в первой половине XIX в. было около 11 млн помещичьих крестьян мужского пола и 8 — 9 млн государственных. Кроме того, около 1 млн. душ принадлежало лично членам царствующего дома Романовых.

В городах России жило лишь около 6% населения: гораздо меньше, чем в передовых европейских странах. Да и сами рус­ские города часто походили на большие деревни. Среди них выделялась Москва — в 1811 г. в ней проживало 270 тыс. че­ловек. Другие крупные города значительно уступали от Пер­вопрестольной. Так, например, население Киева и Ярославля составляло лишь по 25 тыс. жителей.

Могущество Российской империи основано было на кре­постном праве. Однако уже во времена Екатерины II стали явно заметны и слабые стороны этой системы: её бесчело­вечность и экономическая бесперспективность. Развитие рыночных отношений вело к росту городов и разложению крепостничества. Павел I в 1797 г. издал указ, запрещавший помещикам заставлять своих крестьян работать на барском поле более трёх дней в неделю. Однако этот указ на практике не исполнялся.

Александр I приступил к делу более основательно и после­довательно. В 1801 г. он разрешил покупать свободную землю всем жителям России, кроме помещичьих крестьян. Тогда же царь объявил о прекращении раздачи дворянам государствен­ных земель с живущими на них крестьянами. В 1803 г. моло­дой царь издал указ о вольных хлебопашцах, согласно кото­рому помещики могли освобождать своих крестьян целыми деревнями за выкуп. В те же годы было запрещено печатать в газетах объявления о продаже крепостных крестьян, прода­вать по отдельности членов одной крестьянской семьи, ссы­лать крепостных в Сибирь. Стремясь поддержать благососто­яние крестьян, царь повелел в 1808 г. скупать для нужд армии сукно, изготовленное ими в домашних условиях. В 1812 г. он изменил систему налогообложения, дав льготы торговавшим в городах крестьянам.

3. Механизмы государственной власти. В первый период своего царствования (1801 – 1812) Александр I энергично за­нимался не только крестьянским вопросом, но и усовершен­ствованием центральных органов управления.

Огромная по территории, населённая многими народами, каждый из которых имел свою правящую верхушку, мечтав­шую избавиться от надзора со стороны верховной власти, Российская империя таила в себе мощный заряд центробеж­ных сил. Связать эти разрушительные силы можно было лишь с помощью многоступенчатого аппарата власти, содержание и совершенствование которого было одной из главных забот всех российских монархов.

Наспех созданные на европейский манер петровские уч­реждения (коллегии, Сенат, ратуши, магистраты) по мере роста государства стали анахронизмом. Екатерина II в 1775 г. начала так называемую губернскую реформу, целью которой было усиление местной администрации, чёткое разделение властей на законодательную, исполнительную и судебную. Ес­тественным продолжением этой реформы должно было стать преобразование центральных органов власти. Престарелая императрица не решилась начинать столь сложное и трудное дело, предпочтя отдать свои силы блестящим успехам во вне­шней политике.

Между тем государственный аппарат империи работал всё хуже и хуже. В 1796 г. будущий император Александр I писал: «В наших делах господствует неимоверный беспорядок, гра­бят со всех сторон, все части управляются дурно, порядок, ка­жется, изгнан отовсюду, а империя стремится лишь к расши­рению своих пределов».

Вступив на престол, Александр I уже на следующий год приступил к перестройке центральных учреждений. Его бли­жайшими советниками стали либерально мыслившие моло­дые аристократы: граф П.А. Строганов, граф В.П. Кочубей, князь А. Чарторыйский, Н.Н. Новосильцев. Их сообщество получило название Негласного комитета. Цель реформ Алек­сандр определил сам — «обуздать деспотизм нашего прави­тельства». Так начался процесс самоограничения российско­го самодержавия.

В 1801 г. началось создание министерств, сменивших пет­ровские коллегии. Расширены были права Сената. Руково­дители восьми министерств (внутренних дел, полиции, фи­нансов, юстиции, народного просвещения, иностранных дел, морских сил, военно-сухопутных сил) образовали Кабинет ми­нистров. Не желая ссориться со столичной знатью, Александр назначил министрами старых аристократов. Однако при этом он ввёл должность «товарищ министра». Эти должности заня­ли молодые, энергичные сторонники реформ.

Тогда же был создан и Государственный совет, функции ко­торого окончательно определились лишь в 1810 г. Это был не законодательный, а законосовещательный орган. Он состоял из четырёх департаментов (гражданских дел, духовных дел, военного, государственной экономии). При Государственном совете работали две комиссии — по выработке законопроек­тов и по рассмотрению жалоб на Сенат и министерства. Царь лично утверждал всех членов Государственного совета (76 че­ловек) и являлся его председателем. Мнение большинства чле­нов Государственного совета по тем или иным обсуждаемым вопросам передавалось на утверждение царю.

4. Проекты Сперанского. Должность государственного секре­таря (то есть управляющего делами Государственного совета) занял убеждённый сторонник либеральных реформ М.М. Спе­ранский, сын провинциального священника, сделавший стре­мительную карьеру на государственной службе благодаря собственным талантам и хорошему образованию. Выполняя поручение императора, Сперанский составил проекты целого ряда реформ. Согласно его замыслу, всё высшее управление империей должно было быть сосредоточено в трёх учрежде­ниях — выборной Государственной думе (законодательная власть), Сенате (судебная власть) и министерствах (испол­нительная власть). Государственный совет, возвышаясь над ними, должен был обеспечивать согласованность их действий. Власть императора при таком устройстве оказывалась весьма незначительной.

Сперанский полагал, что в случае успеха этой реформы об­раз правления в Российской империи из деспотического пре­вратится в истинно монархический, при котором власть госу­даря действует в пределах, отведённых ей законом.

Понимая, что любые, даже самые совершенные учрежде­ния будут бесполезны, если в них утвердятся недостойные люди, Сперанский большое значение придавал личным каче­ствам государственных служащих. По его инициативе в 1809 г. власти ввели образовательный ценз для получения чинов. Для подготовки чиновников центральных ведомств в 1811 г. было создано особое учебное заведение — Царскосельский лицей, в котором в 1811 – 1817 гг. учился будущий поэт А.С. Пушкин.

Однако мечтам Сперанского не суждено было осущест­виться. Император не решился начать либеральные реформы накануне приближавшейся новой войны с Наполеоном. Об­становка требовала консолидации правящего класса, тогда как реформы неизбежно привели бы к его расколу. Было и ещё одно обстоятельство, которое удерживало царя от опасных экспериментов. Его собственный престиж в обществе силь­но упал после неудачных войн с Францией в 1805 – 1807 гг. и завершившего их позорного для России Тильзитского мира. Установившиеся после Тильзита дружеские отношения Алек­сандра с Наполеоном — дипломатический приём, позволив­ший Александру выиграть время для подготовки к неизбежной войне с Францией, — многими воспринимались как унижение России.

5. Выступление Карамзина. Обеспокоенная слухами о готовя­щихся реформах, аристократия устами знаменитого историка Н.М. Карамзина в 1811 г. прямо заявила царю о недопустимос­ти перестройки Российского государства на европейский лад. «Законы народа, — писал Карамзин в переданной царю "Записке о древней и новой России", — должны быть извлечены из его собственных понятий, нравов, обыкновений, местных обстоятельств…. Самодержавие основало и воскресило Россию: с переменою государственного устава её она гиб­ла и должна погибнуть, составленная из частей столь многих и разных, из коих всякая имеет свои особенные гражданские пользы. Что, кроме единовластия неограниченного, может в сей махине производить единство действия?» — вопрошал историк.

Отчётливо различая недостатки существующего порядка, Карамзин считал, что его перестройка на европейский лад (от­мена крепостного права, парламент, конституция, политичес­кие свободы) приведёт к ещё худшему — внутренним распрям и распаду империи. Всем памятна была Великая французская революция, начавшаяся с рассуждений мирных философов, продолжившаяся созывом Генеральных штатов и завершив­шаяся кровавой гильотиной и военной диктатурой Наполеона.

В этом споре Карамзина и Сперанского каждый был по-своему прав, но никто не обладал всей полнотой истины. В нём ясно отразилась проблема евразийского выбора России, над которой и поныне бьётся отечественная общественно-по­литическая мысль.

6. Наполеон у ворот. Желая иметь поддержку консервативно­го большинства дворянства, Александр I, поощряя Сперанско­го, одновременно выдвигал на руководящие должности людей совершенно иного склада. В 1808 г. на пост военного министра был назначен генерал А. А. Аракчеев — в прошлом любимец Павла I. Многочисленные враги Сперанского со всех сторон нашёптывали царю о его политической неблагонадёжности, тайной связи с Наполеоном и склонности к измене. Наконец царь уступил. 17 марта 1812 г. Сперанский был арестован и со­слан в Нижний Новгород.

Удалив Сперанского из столицы, император не забыл его верной службы. Два года спустя опальный вельможа был про­щён и назначен сначала пензенским губернатором, а потом генерал-губернатором Сибири. В царствование Николая I Сперанский продолжал занимать высокие посты на государ­ственной службе и даже получил титул графа. Но никаких ли­беральных проектов он уже не выдвигал...

Либерализм Александра I наиболее последовательно про­явился в области образования. Помимо двух уже сущест­вовавших в Российской империи к 1801 г. университетов (Московского и Виленского) были открыты ещё четыре (в Санкт-Петербурге, Харькове, Казани и Дерпте). В 1804 г. был принят новый устав, предусматривавший автономию уни­верситетов. Для подготовки священников были открыты ду­ховные академии, а для обучения будущих офицеров — кадет­ские корпуса.

24 июня 1812 г. французская армия перешла границы Рос­сии. С этого момента всё внимание Александра I было сосре­доточено на решении военных и внешнеполитических про­блем. Накал борьбы ослаб лишь к осени 1815 г. Однако и после этого Александр интересовался главным образом междуна­родными делами. Он выступил инициатором создания Свя­щенного союза европейских монархов. Многие современни­ки говорили о выдающихся дипломатических способностях Александра I. Однако в вопросах внешней политики он был скорее умелым тактиком, чем великим стратегом. Созданный им как инструмент миротворчества, а также политического влияния России в Европе, Священный союз вскоре превра­тился главным образом в средство для сохранения лоскутной империи — Австрии.

---

Дата добавления: 2019-09-08; просмотров: 2661; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!