ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 3 30 страница
Он тогда долго пребывал в этом состоянии неверия и нехарактерной для себя безынициативности – несколько месяцев. Хотя внешняя жизнь текла, вроде бы, без остановки. Уже позже понял: если бы не дочь и внук, о которых, несмотря ни на что, надо было заботиться, если бы не плотный график назначенных ранее операций, то просто сошёл бы с ума. А так что-то постоянно делалось, двигалось, вращалось. Даже не успевал многое. Например, не сходил на суд над водителем тягача, которого, говорят, посадили, не подписал какие-то милицейские бумаги, связанные с аварией. И, вообще, только через несколько лет окончательно обустроил могилу жены.
Но все действия происходили как бы «снаружи», в обычном времени, а душа замерла «внутри», в своём времени, в абсолютно застывшем. Даже передвижной красный квадратик, отмечающий текущие числа на настенном календаре в кабинете, не перемещался – так по прошествии семи лет и стоит на дате аварии. Свои-то знают, не пытаются его двигать, а вот особо наблюдательные пациенты периодически делают поползновения вернуть квадратик со скорбного дня в настоящее время. Константин Петрович и сам несколько раз, когда никого рядом не было, подходил к выцветшему уже календарю, смотрел на него, но так и не решался что-то менять. Пусть так и будет... Пока так…
Прервав невесёлые мысли, Константин Петрович решительно произнёс: «Пора в Сергеевку!». И вдруг понял, что происходившее тем кошмарным дождливым вечером и происходящее сейчас каким-то образом связаны. Не только участком дороги. Жена ведь в тот вечер ехала в эту самую Сергеевку, именно в храм: хотела узнать, что нужно для крещения внука. Очень хотела, чтоб его окрестили побыстрей. Константин Петрович тогда ещё отговаривал её, мол, успеется, внуку месяца нет, не надо спешить, пускай окрепнет. Но жена решила не упрекать мужа в нерасторопности и спорить не стала - сама поехала, чтоб всё выяснить. Но добралась только до этого места… И вот теперь уже он через много лет как бы продолжает её путь. И причина похожая: внук, которого, кстати, так и не окрестили, чувствует себя неважно, а уж если быть точным, то постоянно болеет-болеет-болеет. Дочь так и наставляла: «Пусть батюшка Сергий помолится как о болящем. Он, говорят, сильный молитвенник. Ты уж там договорись!»
|
|
|
Константин Петрович завёл двигатель, вырулил на шоссе и продолжил движение к Сергеевке – «договариваться». С одной стороны, странно, конечно, что исполняет подобное поручение высококлассный врач, который, казалось бы, и должен сам помочь хворому мальчику, но, с другой стороны, он же не только медик, но и дед. Поэтому, кому же ещё ехать, как не ему? Сам он, конечно, не сильно надеется на чудо, но вот дочь очень уж верит в этого Сергия. Ладно, доедет – поглядит, что за «сильный молитвенник» такой.
|
|
|
Свернув с асфальта по указателю «Сергеевка», машина через сотню метров пошла по крупному гравию, в днище застучали выбрасываемые колёсами камни, и в уже темнеющее августовское небо поднялась белёсая пыль. «Хорошо, впереди никто не едет, а то пришлось бы после поездки на мойку заезжать!» - подумал Константин Петрович. Не мог он показаться утром на служебной стоянке в грязной или запылённой машине. Может, кто и скажет, что ерунда это – постоянно автомобиль драить, подумаешь, слегка запылился, но уж такая привычка, такой характер.
Тряская дорога по широкой аллее, обсаженной берёзами, через десяток километров привела к окраине села. Остановившись у первого двора, Константин Петрович посигналил несколько раз и вышел из машины. Начищенные дорогие туфли тут же покрылись оседающей пылью, а в лёгкие хлынул прохладный воздух с ароматом свежескошенной травы.
Разительный переход от душного и жёсткого городского ландшафта к спокойному, не сжатому вертикалями зданий деревенскому пейзажу выбили доктора из привычного сосредоточенного состояния. Сейчас на грунтовой дороге стоял не ответственный медработник, а обычный мужчина, пусть даже в дорогом костюме и рядом с престижной иномаркой. Стоял и не знал, куда ехать дальше.
|
|
|
Из калитки показалась детская белобрысая голова. Голова молча разглядывала автомобиль и на водителя внимания не обращала.
- К церкви как проехать? – излишне громко произнёс Константин Петрович.
Голова, не ответив, скрылась, однако через несколько секунд калитка широко распахнулась. В проёме показалась дородная старуха в низко повязанном платке, непонятного цвета «многослойном» сарафане, шерстяных носках и калошах.
- А пока и не копали картошку-то, не копали, - с ходу заявила бабка, словно смысл приезда городского хорошо одетого мужчины был ей совершенно ясен. - И раньше чем через неделю-две не будем. И никто не будет, можешь не искать!
- Да я… - начал, было, Константин Петрович, но старуха, видимо, ещё не закончила свою мысль.
- А хоть ты, хоть не ты, а никакого резону сейчас нету! Лето, сам вишь, сухое, дождей-то – с гулькино хозяйство. Так что и две недели – не срок. Приезжай-ка через три – будет тебе картошка. Сколь мешков оставить?
- К церкви как проехать? – раздражённо переспросил Константин Петрович.
|
|
|
- А-а-а, - протянула бабка, мгновенно потеряв интерес к собеседнику. Она развернулась к нему спиной и, уже захлопывая за собой калитку, махнула рукой в сторону центра: - Туды. Как село сквозь проедешь, так в овраг и упрёшься.
- А дальше? – спросил спину озадаченный водитель, ожидавший услышать про церковь, а не про какой-то там овраг.
Но ответа от старухи на этот вопрос уже не последовало. Из калитки вновь показалась знакомая детская голова, на этот раз жующая. Голова продолжила молчаливое визуальное изучение изделия иностранного автопрома и явно не собиралась прояснять ситуацию с дальнейшим маршрутом.
- Понятно… - подвёл итог беседы Константин Петрович. - Ладно, доедем до оврага – спросим.
Спрашивать, однако, не пришлось: быстро проскочив село по прямой, автомобиль действительно упёрся в глубочайший овраг, на другой стороне которого стояла удивительно красивая церковь.
Только здесь стало понятно, что центральная улица шла параллельно широкой реке и внезапно прерывалась оврагом, по дну которого журчал ручей. С одной стороны овраг оканчивался широким устьем, плавно переходящим в берег реки, в которую ручей и впадал. С другой, сколько хватало взгляда, прорезал поле и уходил в сторону кромки леса, видневшегося на горизонте.
В быстро сгущавшихся сумерках овраг казался нарочито чётко прорисованной на картине сельского пейзажа фантастической чёрной трещиной, огромной и пугающей. Его круто уходящие вниз зыбкие склоны прорезали главную сельскую улицу внезапно и, казалось, отсекали всю житейскую суету от лежащего на той стороне огромного поля с одинокими величественными деревьями и великолепно подсвеченным последними отблесками заката белоснежным храмом.
Константин Петрович выбрался из автомобиля и, неожиданно ощутив всю красоту и величие открывшегося вида, застыл в почтительном изумлении. Да, он слышал, что место удивительное и прекрасное, но чтоб вот так?.. И, кстати, как проехать к храму?
Окончательно надвигающаяся темнота оставляла одинокого неместного водителя в полной неопределённости. И вдруг в густеющем от сумрака и прохлады воздухе зазвонили колокола. Сначала один, пониже, потом ещё два, почаще и повыше, повели незатейливую мелодию, которая катила из-за оврага свои мерные волны, словно многократно повторяемое пожелание погружающемуся в ночь селу: «Спи-спо-кой-но, спи-спо-кой-но». Этот ритм на четыре четверти ощущался скорее как неторопливая колыбельная, нежели бодрый марш, для которого был предназначен.
И совершенно неожиданно точно в таком же ритме заколыхался, как показалось Константину Петровичу, сам воздух над оврагом, от чего ему стало как-то не по себе. Он быстро забрался в машину и включил фары. В холодном свете галогенок проявилась картина, удивившая даже больше, чем недавний вид поля и храма: в темноте оврага покачивался длинный подвесной мост, по которому шли люди.
Доктор не сразу догадался, что это и есть ответ на его вопрос о том, как попасть к храму. Уж очень неожиданным было увидеть подобное сооружение не где-нибудь высоко в горах над пропастью или на берегах величественной реки. Но здесь, через овраг в поле? Не сразу он понял и то, что вечерняя служба закончилась, и прихожане возвращаются в село. Наконец, осознав всё это, водитель выключил фары и снова выбрался из автомобиля.
- Эй, там! – раздался голос со стороны моста. - Свет-то зачем вырубил? Жалко, что ли?
- Да нет, - как бы оправдываясь, ответил Константин Петрович и опять включил фары.
- Во, другое дело! – одобрительно раздалось над оврагом. - Спасибо, мил человек!
- Не за что, - ответил «осветитель», внутренне даже радуясь тому, что совсем рядом оказались живые люди, а молчаливая чёрная пустота оврага отступила от их голосов и света фар.
Спустя пару минут мимо автомобиля потянулась цепочка людей: женщины в платках и длинных юбках, всё больше пожилые, и несколько тоже немолодых мужчин. Один из них приветливо кивнул Константину Петровичу, остановился, недолго потоптался рядом и уже на правах давнего знакомого спросил:
- Сигареткой-то угостишь?
- Не курю. Бросил.
- Эт прально! - охотно согласился мужик. - В гости к кому, али как?
- К отцу Сергию! Да, видно, опоздал.
- Вона что. Так эта, не опоздал ты. Тама он, – мужик широким жестом пригласил собеседника проследовать в сторону моста.
- А можно к церкви как-то подъехать?
- Можна. Тока не на твоей. И не по темну. Эт крюк вёрст пятнадцать, а то и поболе. Ты авто тута ставь да через висячку шагай.
- А с машиной ничего не случится? – вдруг почему-то проникнувшись к мужику доверием, тихо спросил Константин Петрович.
- Что ей будет? Никто не тронет, коли видно, что хозяин в церкву ушёл. Не боись!
В этот момент со стороны моста из темноты выплыла полная тётка, потянула мужика за рукав и сварливым голосом произнесла:
- Домой иди, дымилка! Думаешь, сзади не слышу, как ты курево выпрашиваешь? Не стыдно? Что товарищ о тебе подумает?
- Подумает, что хороший человек попался, - весело отозвался мужик, - вечером не пьяный, как все, а со службы с жаной идёт!
Мужик приобнял супругу и, уже удаляясь, добавил:
- Бывай, мил человек! А за авто не боись…
Переложив кошелёк из портфеля во внутренний карман пиджака и поставив машину на сигнализацию, Константин Петрович начал осторожно пробираться в направлении оврага.
Сначала тропинку он ощущал скорее интуитивно, однако глаза быстро приспособились к почти полному отсутствию освещения, и через несколько десятков метров под ногой вместо твёрдой почвы оказалась первая зыбкая доска. Доктор в нерешительности остановился.
Никому на свете, даже покойной жене, Константин Петрович не сознавался, что боится глубины. Себе он говорил, что это, хоть и случается, но исключительно редко, практически в качестве казуса, ведь плавает он неплохо, да и чего, собственно, бояться?
Но как только при купании, особенно в непрозрачной воде, под его ногами терялась земная твердь, как только он переставал видеть и контролировать ситуацию под собой - в области солнечного сплетения, помимо желания и воли, безнаказанно возникала паника. Она беспрепятственно расползалась по телу во все стороны, сковывала мозг, перехватывала дыхание, отдавала в копчик и заставляла в безумном страхе плыть к берегу или к ближайшей выступающей над водой поверхности, за которую можно было уцепиться.
И ведь что удивительно: высоты, этой «родной сестры» глубины, Константин Петрович никогда не боялся. Даже специально подходил к краям обрывов или наклонялся за перила балконов на высоких этажах, рассматривая крохотные фигурки на земле. Он, конечно, догадывался, что внезапный страх зависит не от количества метров под ногами, а от той неопределённости, которая таится в мутной ненадёжности водной массы. Понимал, что дыхание перехватывает из-за предчувствия возможных неожиданностей, которые в любой момент могут проявиться из непрозрачной бездны.
Вот и сейчас, вступив на шатающийся настил, он чётко ощутил в подреберье предательское чувство паники и страха от скрытой угрозы, наверняка засевшей в непросматриваемой глубине оврага.
Константин Петрович пошарил в темноте руками и обнаружил высокие канатные поручни. Чтоб держаться за оба одновременно, пришлось практически полностью вытянуть руки в разные стороны. Противоположного конца подвесной конструкции, естественно, видно не было, и несколько секунд доктор стоял в нелепой распятой позе на крайних досках моста, всем телом ощущая его мерное покачивание над непроглядной пугающей бездонностью оврага.
«В конце концов, это просто нелепо – бояться идти там, где только что прошло столько людей!» - привёл сам себе аргумент Константин Петрович и, зачем-то набрав побольше воздуха и затаив дыхание, словно собирался нырнуть, быстро засеменил по дощатому настилу. Однако вскоре запас воздуха кончился, в отличие от моста. Амплитуда колебаний сооружения не уменьшалась, и в области солнечного сплетения вместо легкой прохлады отчётливо проявился морозный ужас, как будто Константин Петрович окончательно и бесповоротно проваливался в глубочайшую морскую впадину посреди бушующего океана. То ли на остатках воли, то ли на инстинкте самосохранения, доктор нелепыми скачками рванул вперёд и через несколько секунд ощутил, что стоит на твёрдой почве.
Немного успокоившись, Константин Петрович начал ощущать приятную прохладу августовского вечера, стрекотание кузнечиков, аромат покоса и мягкое обдувание ветра, тянущего с реки. Нащупав в боковом кармане платок, доктор торопливо вынул его, развернул и, уже окончательно приходя в себя, принялся вытирать испарину на лбу, тихо приговаривая: «Ужас какой-то! Абсурдная ситуация. Необходимо срочно что-то с этим делать. Надо будет к психологам, наверное, зайти, поговорить…»
- Вам помочь? – раздался вдруг хрипловатый низкий мужской голос.
Голос шёл со стороны, противоположной оврагу, и уже этим вызывал доверие. Вообще, несмотря на абсолютную темноту и неизвестность местности, в которой он оказался, Константин Петрович не испугался внезапного вопроса. Хотя, если подумать, чего ещё можно было испугаться после случившегося «ужаса над бездной»? Доктор только судорожно смял платок и быстро запихал его в карман, как улику только что свершившегося позорного бегства.
- Помочь? Да нет. Вот, разве, посветить, если возможно. Ничего не видно.
- Подождите минуточку, – спокойно ответил голос.
Казалось, говоривший находится метрах в десяти, поэтому и появления источника света Константин Петрович ожидал на этом расстоянии. И был немало удивлён, когда метрах в ста от него зажглась фара. То, что это именно старая тусклая фара, сомнений у опытного водителя не возникло, но даже столь несуразный для этого места осветительный прибор показался спасительным маяком в непроглядной темноте. Доктор пошёл на него и очутился у высокого церковного крыльца.
На верхних ступенях стоял человек, разглядеть которого было невозможно, поскольку пучок света был направлен на тропинку, а не на него.
- Я выключаю?! – вопросительно-утвердительно произнёс человек. - А то аккумулятор сядет окончательно. У нас это освещение - на экстренный случай.
- Да-да, конечно,– пробормотал Константин Петрович. - Спасибо!
- Скамейка прямо за вами, присаживайтесь. А я сейчас лампаду зажгу.
Фара погасла, чиркнула спичка, и в её колеблющемся пламени, а затем и в свете затеплившейся лампадки, висящей перед большой тёмной иконой прямо на внешней стене храма, доктор рассмотрел лицо встретившего его человека. Лицо было сосредоточенное, не старое, но с разветвлённой сеткой глубоких морщин. Густая тёмная борода с обильной проседью коротко подстрижена, длинные тёмные же волосы аккуратно перехвачены на затылке. И ещё, в выражении лица чувствовалось бесконечное спокойствие. Спокойствие, сродни природной безмятежности тихой августовской ночи вокруг.
После того как лампада затрепетала ровным огоньком, стало видно, что фигура перекрестилась, приложилась к иконе и начала спускаться с крыльца к скамеечке. Было затруднительно однозначно сказать, сколько невысокому мужчине лет, и Константин Петрович начал отслеживать его движения.
Он делал это автоматически, профессионально, как постоянно производил аналогичные наблюдения на обходах, фиксируя динамику состояния пациентов. Многолетний опыт внутри доктора самостоятельно пришёл к выводу о том, что перед ним человек не пожилой, скорее даже молодой. Ну, во всяком случае, значительно моложе его самого.
Это сбило Константина Петровича с толку, поскольку «сильный молитвенник» ожидался в виде умудрённого жизнью седовласого старца в «правильном» священническом облачении. Собеседник же, кроме выявленного «несоответствия по возрасту», был одет в неброскую матерчатую куртку, старые джинсы и кирзовые сапоги.
- Извините, а где отец Сергий? – на всякий случай уточнил присевший на скамейку доктор.
- Это я, - ответил человек, останавливаясь перед ним.
Повисла неловкая пауза. Приехавшему как-то расхотелось «договариваться» относительно внука. Видимо, отец Сергий уловил неопределённость ситуации и первым прервал молчание:
- Смущает, что я не в облачении? Только переоделся. Вы что хотели?
- Да я это… Так, вообще, поговорить… - неловко начал уходить от вопроса доктор.
- Пожалуйста, - мягко и очень открыто произнёс священник.
Он сел рядом с Константином Петровичем, ровно на том расстоянии, которое не смутило бы пришедшего к нему незнакомого человека, но делало разговор абсолютно сокровенным. Это было проявлением удивительного умения многих православных батюшек одним наклоном головы к собеседнику, одним небольшим шажком по направлению к прихожанину мгновенно убирать пропасть между беседующими, настраивать просящего или исповедующегося на откровенность в гуле голосов, в тесноте пришедших на службу. Видимо, само устройство православных храмов, не оборудованных какими-либо специальными конструкциями для общения священства и паствы, кабинками для исповеди, рядами лавок для прихожан, вырабатывает эту способность наших иереев ненавязчиво делать любое пространство в храме, да и не в храме тоже, тем самым местом, где человек чувствует полную безопасность и конфиденциальность при разговоре.
И Константин Петрович это тоже почувствовал. Может быть, даже помимо своей воли он произнёс фразу, ради которой, как ему казалось, и ехал сюда, ради которой шёл через этот ужасный подвесной мост, в темноту. В ней была долго копимая тревога за близкого человека, растерянность от непонимания, что же собственно делать в такой ситуации, и даже надежда на то, что, произнеся это, можно будет всё поправить.
- Внук у меня болеет!
- Сколько лет внуку?
- Семь недавно исполнилось.
- Каким именем крестили?
- Зовут Иваном. Но это… Не крестили его, так вышло…
Разговор снова прервался. Константину Петровичу почему-то захотелось курить, хотя он бросил много лет назад и до сегодняшнего дня даже не вспоминал об этом. Казалось бы, сейчас в диалоге должен последовать вопрос о том, почему же ребёнка не окрестили, и в голове даже закрутились какие-то доводы и оправдания, но священник молчал. Доктор повернулся к собеседнику и в слабом отблеске огня лампадки увидел, что отец Сергий сидит с закрытыми глазами совершенно неподвижно. Казалось, он заснул. Константин Петрович негромко кашлянул.
Не открывая глаз, священник произнёс:
- Вы говорите. Если я буду задавать свои вопросы, вы постарайтесь ответить именно на них и можете пропустить что-то важное, что сами желаете сказать… Хотите, я облачусь в рясу? Вам так будет проще?
- Да нет. Мне просто показалось, что вы заснули.
Отец Сергий улыбнулся. Странная улыбка с закрытыми глазами.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 114; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!