ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 3 27 страница
- Стой-стой! – замахал руками Андрей. - Не так быстро. Я из сказанного мало что понял.
- Это ничего, ночь-то длинная, - то ли пошутил, то ли серьёзно произнёс голос.
Оба замолчали, Андрей о чём-то размышлял.
- Слушай, а вот они всё о духе да о планах, - произнёс он через некоторое время, - а Бог, вообще-то, есть? Или кто там на небе?
- Ты сейчас кого спрашиваешь?
- Тебя! Ты же должен знать!
- Я могу знать лишь то, что люди передают в эфире. А по их словам, Бога можно только сердцем почувствовать. У меня сердца нет.
- Но ты же имеешь своё мнение по этому вопросу?
- Мнение? Скорее статистику чужих мнений.
- Короче, не знаешь, - разочарованно констатировал Андрей.
- Ты прямо как Семёныч: он тоже меня всё пытает. Раньше спрашивал, когда победит перестройка, а в последнее время всё интересуется, когда конец света.
- Мне про перестройку не интересно. И про конец света тоже – будет, значит будет. А интересно, кто всем заправляет и имеет ли этот кто-то право на ошибку?
- Вот кто заправляет конкретно – не скажу. И про право на ошибку тоже, – задумчиво произнёс Вэф. - Но то, что кто-то есть – это точно. И этот кто-то имеет право на чувство юмора.
- Ну вот, - улыбнулся Андрей, - а говорил, что не имеешь своего мнения.
- Это не моё мнение, а результат анализа. Только кто-то с очень большим чувством юмора мог создать, например, меня… Или позволить тебе в четвёртый раз жениться.
- Опять издеваешься? Хочешь сказать, мне жениться не надо?
|
|
|
- Хочу сказать, что если не знаешь, куда едешь, то неизвестно, куда и приедешь!
- Это ты с чего взял?
- А ты сейчас где находишься? – с издёвкой спросил голос.
Возразить было нечего – пейзаж за окном говорил о ситуации без дополнительных комментариев. Однако природное упрямство не позволило Андрею сдаться вот так, без сопротивления.
- Так ведь тут другое дело! У меня командировка, задание, путевой лист. Не я решаю, куда надо приехать!
- Куда должен прибыть груз, действительно, решаешь не ты. А вот ехать ли вообще, да как ехать, если уж собрался, зависит только от тебя, - спокойно возразил голос. – Тебе конференцию дальше-то пересказывать?
- А она ещё идёт?
- Идёт.
- А кто там выступает?
- Кто-то из православных.
- Ну ладно, хоть свой, давай!
Вэф снова начал быстро дублировать:
«…Сейчас за любовь часто принимают влюбленность, а этого душевного, а не духовного, чувства совсем не достаточно для подлинной семейной жизни. Влюбленность может сопутствовать любви, но она легко проходит; и что тогда?
На каждом шагу мы имеем случаи, когда люди сходятся в браке, потому что влюбились, но как часто такие браки бывают непрочны! Часто такую влюбленность называют «физиологической». Когда такая влюбленность стихает, люди, сошедшиеся в браке, либо нарушают верность, сохраняя внешние брачные отношения, либо разводятся.
|
|
|
Бог создал человека с душой и телом, то есть одновременно духовным и материальным. Именно это соединение духа, души и тела называется в Библии и в Евангелии человеком. Близость мужа и жены является частью сотворенной Богом человеческой природы, промыслом Божьим. Поэтому такое общение не может осуществляться случайно, с кем угодно, ради собственного удовольствия или страсти, но всегда должно быть связано с полной отдачей себя и полной верностью другому, только тогда оно становится источником духовного удовлетворения и радости для любящих…»
- Всё, хорош! – Андрей даже подкрутил колёсико громкости.
- Не рассказывать? – прекратил дублировать голос.
- Нет. Ты мне тут сейчас мораль начнёшь читать! Ещё про кодекс строителя коммунизма расскажи!
- Тебе на тему коммунизма передачу поймать? – то ли не понял, то ли снова пошутил Вэф.
- Да ты, похоже, не просто так ловишь. Опять издеваешься?
- Думаешь, мне больше заняться нечем?
- А зачем ты мне это перед свадьбой рассказываешь?
- Ну, не нравится – не буду. Хочешь, про отношения с родителями? Тоже очень занятная тема.
|
|
|
- Про это я тебе и сам расскажу.
- Правда? – обрадовался голос. – Давай, послушаю с большим удовольствием.
- Ладно, сам напросился, - Андрей, не желавший, чтоб голос опять начал вещать что-нибудь о браке и выборе второй половины, сбивчиво заговорил о наболевшем: - Есть, значит, у моей матери огород. Она, правда, думает, что дача. А на даче, понимаешь, стоит совершенно нормальный забор…
Рассказ вышел эмоциональным, хотя и немного непоследовательным. В конце, аргументировав отсутствие необходимости в реконструкции ограждения, рассказчик спросил у внимательно слушающего Вэфа:
- Ну и что скажешь?
- Это всё, что она от тебя хочет? – вопросом на вопрос ответил тот.
- Нет, ещё хочет, чтоб я ей внуков родил.
- Ну, тогда сам решай, что проще: забор переделать или детей нарожать! – засмеялся голос.
Рассказчику шутка не понравилась, потому что Вэф, хоть и не ответил напрямую, но верно намекнул на варианты выхода из ситуации. Но оба варианта Андрея не устраивали. Голос, видимо, уловил состояние собеседника.
- Ладно, не грусти, наладится всё.
- Да я сейчас не об этом думаю, - соврал Андрей, чтоб прекратить разговор об отношениях с матерью.
- А о чём? – поинтересовался Вэф.
|
|
|
- О том, как из этого ручья выбраться.
- Ну, насчёт этого не волнуйся - вытащат тебя завтра.
- Откуда знаешь?
- Звонил уже монтажникам Семёныч, спрашивал, добрался ли ты. И они тоже куда могли отзвонились. Поутру, по свету отыщут тебя. Так что хватит дискутировать! Лучше спать ложись.
- А ты про то, что звонили, в эфире слышал?
- И слышал, и знаю, что Семёныч о тебе, как о родном сыне заботится.
- А чего это он так?
- Вот так… - уклонился от прямого ответа голос. - Я без глаз, и то понимаю, а ты и с глазами не видишь.
- Чего не вижу?
- Говорю, спи! - вдруг безапелляционно скомандовал голос. - И приёмник выключи. Нечего новые батарейки тратить!
Андрей удивился, но послушно покрутил колёсико, динамик щёлкнул, наступила тишина. И тут же запищал сигнал сотового, оповещая о необходимости прогрева кабины. Андрей завёл двигатель, растянулся на сиденьях и под мерное урчание незаметно для себя уснул…
…Вначале снилась узкоглазая восточная женщина с картонными фигурками мужчины и женщины в руках. Женщина то разводила фигурки, то сводила, соединяя их разными частями, и резким высоким голосом давала пояснения.
Потом рядом с ней появился католический священник. Андрей сразу понял, что именно католический - уж очень похож на кардинала из фильма о трёх мушкетерах. «Кардинал» слушал восточную женщину и кивал, а потом заговорил, но тоже на каком-то неизвестном языке. Теперь они оба что-то объясняли Андрею, но от этого понятнее не становилось.
Затем рядом с ними появился кто-то в чёрной рясе. Андрей подумал, что тоже священник, только православный, но присмотрелся и понял, что это – Семёныч. На груди у него вместо креста на цепи висел огромный гаечный ключ, а в зубах торчала неизменная папироса.
Семёныч некоторое время внимательно слушал женщину и «кардинала», затем одной рукой вынул папиросу изо рта, второй взялся за болтавшийся на цепи ключ и, замахнувшись на тотчас же притихших выступающих, басом пророкотал: «Вот перестройка победит – будет вам конец света!» Потом затянулся папиросой и выпустил изо рта струю дыма.
Дым начал расти, трансформируясь в густые клубы, поглощая и Семёныча, и «кардинала», и восточную женщину с фигурками. Потом дым стал оседать и превратился в белое пушистое снежное поле. На поле несколько женщин водили хоровод. Они пели какую-то знакомую многоголосую мелодию и медленно кружились прямо перед ним.
Сначала Андрей узнал Лену, первую жену. И как только узнал, расслышал слова, которые она вплетала в общую мелодию: «Чтооо тебеее не хватааааалоооо?». Потом определил Свету. Она тоже пела «Чтооо тебеее не хватааааалоооо?», только немного иначе. Прямо за Светой шла Лариса, и её «Чтооо тебеее не хватааааалоооо?» показалось Андрею самым красивым и жалобным. Следом за жёнами шла мать.
- Мам, ты тоже будешь пытать, чего мне не хватает? Или опять про забор? – спросил он её.
Но мать не откликнулась: то ли не видела сына, то ли просто не захотела прерывать пение. Андрей прислушался и понял слова. «А внуууки-то у меня буууудут?» - тянула мать, придавая мелодии особую заунывность.
За матерью шли ещё несколько женщин. Первую из них Андрей знал, то есть понимал, что они знакомы, но почему-то никак не мог вспомнить её имя. «Чтоооо ж ты меня не узнаааааешь?» - выводила женщина, и тут он догадался, что это та, на ком надо жениться в субботу. Но её имя всё не вспоминалось, отчего стало совсем неловко. Чтоб как-то ответить, Андрей спросил:
- А остальные-то кто?
Но и женщина, и мать, и бывшие жены вопрос проигнорировали, только хоровод закружился быстрее, а пение усилилось.
- Остальные кто? – закричал тогда Андрей, стараясь перекрыть мелодию хоровода.
В ответ пение переросло в мощный рёв, в котором слов уже было не разобрать, а к голосам поющих присоединились то ли барабаны, то ли тарелки, загремевшие в ушах до невозможности; и Андрей проснулся…
…В дверь кабины молотили снаружи, а через лобовое стекло в утреннем слабом ещё свете Андрей увидел съезжающий по склону трактор. Он распахнул дверцу, и колотивший в дверь пожилой мужик в ватнике проорал прямо ему в лицо:
- Ну, ты дрыхнуть горазд! Просыпайся, цеплять будем!..
…Уже к концу дня, разгрузив оборудование, аккуратно скрутив брезент и собираясь в обратный путь, Андрей спросил у прораба, подписывающего ему путевой лист:
- А вы меня как нашли?
- Начальник у тебя хороший, - ответил тот, - и Валюха тебя запомнила.
- Какая Валюха?
- Из «Жемчужины». Если бы не она, ещё бы сутки прокуковал.
- Оно, может, и неплохо… - ответил Андрей.
- Плохо или нет – тебе виднее, - не стал вникать прораб, - а обратно езжай по асфальту. Мы второй раз вытаскивать не поедем!
Он оглядел помятого водителя и уже теплее добавил:
- А хочешь, так оставайся до утра – место тебе найдём.
- Спасибо, утром я уж дома буду…
…Дорога «обратно» обычно казалась Андрею веселее и короче, чем дорога «туда». Но не в этот раз. Какая-то недосказанность и «недовыясненность» тревожили сердце. Тянуло с кем-нибудь поговорить и посоветоваться.
Андрей несколько раз принимался крутить ручки приёмника, пытаясь вызвать Вэфа, но в ответ слышал только невнятное шуршание помех. Описав тридцатикилометровый крюк, грузовик уже в сумерках остановился у покосившегося крыльца «Жемчужины». Валюха обрадовалась позднему посетителю:
- Гляжу, нашли Вас, - улыбнулась она.
- Нашли, спасибо тебе!
- Да не об чем. Покушать?
- Нет. А вот пирожки, которые «ум отъешь», остались?
- Ой, да вот как раз много. В обед принесли, а я и расторговаться не успела. Вам сколько?
- Сколько есть! Только заверни хорошо, чтоб не рассыпались!
Валюха собрала многослойный большой пакет и, передавая его Андрею, пожелала:
- Ну, за выручку спасибочки! И хорошей дорожки, езжайте осторожно!
- Угу, и аккуратно. Тебе спасибо! – Андрей чмокнул деваху в щёку и вышел.
Он забрался в кабину, пристроил пакет с пирогами на пассажирское сиденье и, в очередной раз неудачно попытавшись наладить контакт с Вэфом, произнес в сторону приёмника:
- Ну, и на том спасибо! Буду ехать не спеша и думать!
- Вот и молодец! – внезапно отозвался голос, - А теперь выключай, нечего мои батарейки сажать!
Андрей улыбнулся и щёлкнул смешным колёсиком на панели…
…В родной гараж Андрей прибыл как раз к началу рабочего дня – Семёныч не успел докурить в своём кабинете первую утреннюю папиросу.
- Здорово, Андрей Сергеевич! – обрадовался он. – Молодец, за два дня обернулся! Ладно уж, гуляй до вторника, жених.
- Да свадьбы, похоже, не будет. Так что не жених.
- Что так? Невеста сбежала?
- Нет, скорее я. А вот до вторника всё равно не появлюсь, это точно.
- Что же делать собираешься, коли свадьба отменяется?
- Да так… - Андрей подумал, как бы сказать, чтоб не прозвучало совсем уж смешно. - Короче, забор на даче надо переделать, пока погода позволяет. Оттепель на выходные.
- Откуда знаешь? – всё же улыбнулся Семёныч, но, пытаясь это скрыть, удивлённо поднял брови и начал прикуривать от затухающей папиросы следующую.
- Вэф сказал, - Андрей посмотрел на собеседника в упор.
- Какой такой… - внезапно поперхнулось дымом и закашлялось начальство.
- Ладно тебе, - водитель поставил на стол огромный пакет с пирожками.
- Что это? – уняв кашель, поинтересовался Семёныч.
- Благодарность от меня! За приёмник. Я, кстати, его попозже верну.
- Почему это?
- Не почему, а зачем! – Андрей пожал не знающему как себя вести Семёнычу руку и направился к выходу; в дверях он обернулся: - Не дослушал кое-что!
СНЕГ НА ОБОЧИНЕ
Выпавший недавно снег остался чистым только на тяжелых еловых лапах, мерно раскачивающихся над головой, по обочине же успел почернеть и глаз не радовал. Погода осенняя, промозглая: кутайся–не кутайся в блестящий плащик – не согреешься. И вообще, смеркается – домой пора: ничего сегодня уже не заработаешь. Одной стоять в темноте на трассе опасно, а девчонок всех разобрали. Она сегодня за «мамку» (та приболела), поэтому сама и не села ни к кому, а теперь уже, похоже, и не успеет сесть. Позвонить, что ли, Толику?
Катя достала пачку сигарет, хоть курить не хотелось. Но и звонить тоже вроде рано. Ладно, делать всё равно что-то надо, чтоб не стоять столбом; вот дотянет очередную порцию отравы хотя бы до середины и позвонит, скажет, пусть эвакуируют её с обочины. А если Толик начнёт отнекиваться, то бросит трубку, сама доберётся. Надоел этот сутенёр недоделанный: трёпа много, а толку мало; он вообще никому из «плечевых» не нравится – хитрый, жадный, ненадёжный. Но кто-то из его родственничков - крыша, потому и точку свою держать разрешают. Что тут поделаешь?
Точка так себе - на объездной самая далёкая от города. Добираться, даже если специально везут, почти час. Да ещё освещение жуткое: лес вокруг и ни одного фонаря. Главное «достоинство» – большие карманы для грузовиков и съезд на грунтовую дорогу в какую-то деревню. Кстати, почти два года она тут стоит, а названия этой деревни точно и не знает: то ли Алексеевка, то ли Александровка, ну или как-то похоже. Да и у кого уточнить? Не у выезжающих же с грунтовки местных: они и так смотрят с осуждением; девчонки для них просто «синявки придорожные», какой с ними разговор?
Кто вообще с ней последний раз разговаривал? Не так чтоб о цене «за сеанс» или «можно всех посмотреть?», а просто, на отвлечённую тему? Катя затянулась и задумалась. Да, наверное, давно уже никто. Они подъезжают, платят - она отрабатывает. О чём ещё говорить? Всем надо дальше, у всех дела, дома ждут жены и дети, там и поговорят. Есть, конечно, любители пооткровенничать. Ну, или хотя бы создать видимость доверительных отношений.
Вот, например, «арбузники» - это которые с юга фрукты-овощи везут фурами. Люди южные, им сначала требуется пообщаться, что-нибудь красивое рассказать, придать, так сказать, романтики. Врут, конечно. И про то, что первый раз такую красавицу видят, и про то, что не женаты и ехали специально к ней, да и про то, что они – сами себе «реальные бизнесмены». Обычные бедные водилы, ишачащие «на барина». Просто каждый мечтает когда-нибудь стать таким же «папиком», чтоб на него другие пахали, или хотя бы грузовик выкупить - только на себя работать.
Поговорить ещё городские любят, те, которые не дальнобойщики, а «домашние». Эти от своих жёнушек на обычных легковушках сюда заруливают: вроде и от дома недалеко, и никто тебя не увидит, не осудит. Тут уж таких версий и откровений наслушаешься – диву даёшься. Их и за язык-то никто не тянет – сами выкладывают, перед собой оправдываются, вроде как выговариваются. Им бы к психологу, или там к батюшке на исповедь, а они «рабочее время» девчонок занимают. Ну да ладно, платят – и хорошо, за их же деньги можно и послушать.
Половина сигареты скурена, но набирать Толика нет никакого желания. Не хочется этого слащавого голоска и вопросов о выручке. И как он её тогда уговорил на такую «подработку»? Соседушка – старшекурсничек, мастер художественного слова. Он всегда таким был - говорливым и убедительным, ещё в школе. Катя его хорошо помнит: мальчиков из старших классов девочки запоминают автоматически. Да и мама всегда говорила: «Толя хороший - вежливый, всегда здоровается и не курит у подъезда, как вся эта шпана. Приличным человеком станет!» Надо же, как ошибалась!
Мать вообще любому ласковому слову была рада, любому обещанию верила. Хотела, чтоб у всех вокруг всё было хорошо. Радовалась, когда и на работе, и в семье отношения складывались тихо и спокойно, без скандалов.
Покорно смотрела, как отец ей изменяет, только плакала тихонько и молчала – сохраняла семью. И ещё молилась в уголке на старую облупленную икону Николая Чудотворца, от бабки доставшуюся. И когда рак обнаружили, тоже долго никому не сообщала: всё боялась доставить неудобства и испортить окружающим настроение. Тихонько шептала у себя в углу, а когда уже слегла, сказала Кате, как бы извиняясь: «Ты уж прости, доченька, что не доращу тебя до невесты – умру скоро. Держись отца, он хороший…» И умерла. Тихо так, совестясь неудобств, связанных со своей смертью.
Толик тогда тоже был на её похоронах, даже сказал что-то пафосное от имени соседей. Он на втором курсе института учился и Кате, ученице выпускного класса, казался взрослым и умным. Потом уже, когда она сама пришла подавать документы, выяснилось, что это всего лишь филиал провинциального вуза и учатся здесь те, кто не потянет что-то «поприличнее». Но ей тогда уже всё равно стало - любое бюджетное место подходило, так как денег на то, что нравилось, но платное, не нашлось. Может, у отца деньги и были, но он в доме уже ничего не решал – руководила всем мачеха, баба прижимистая и несговорчивая.
Она появилась внезапно: отец однажды после работы привёз домой сослуживицу, которая просто осталась жить в их двухкомнатной квартире. Катя, привыкшая не скрывать от отца мыслей, высказала ему в первое же утро:
- Пап, ты бы хоть предупредил!
- Зачем?
- Я бы мамины вещи убрала.
- А-а-а. Да, убери, доченька… Ты это, не обижайся. Она поживёт у нас, а то ей из своего пригорода каждый день ездить далеко… А там посмотрим.
Вот Катя и смотрела. Сначала - как убирались со своих мест и пропадали знакомые с детства предметы, потом - как квартира наполнялась чужими вещами, потому что дом в пригороде выгодно продался под дачу хорошему знакомому, и надо было куда-то девать нажитое сослуживицей добро.
Стало тесно и неудобно: коробки и мешки стояли во всех углах, отнимая и так небольшое жизненное пространство типового панельного жилья. Отец, как и Катя, несколько месяцев спотыкался об это богатство, потом ему надоело, и он соорудил в комнате, где жил со своей новой спутницей, стеллаж во всю стену, куда и распихал деревенское «приданое». Получилось как в камере хранения: неуютно и с ощущением «временности». Облупленную икону седого Николая, висевшую в углу и не вписывавшуюся в новый интерьер, новая жилица закинула на кухонные антресоли.
А потом отец начал чахнуть. Катя этого сразу и не заметила, потому что на носу были выпускные экзамены, и она старалась как можно реже выходить из своей комнаты на «чужую» территорию. Однажды, вернувшись домой с дополнительных занятий совсем поздно, застала на кухне небольшую, но уже крепко выпившую компанию. В центре торжества сидела раскрасневшаяся сослуживица в оранжевом платье и нелепой белой фате, а рядом ссутулившийся отец в единственном своём старомодном пиджаке, новой розовой рубашке и в ни к чему не подходившем зелёном галстуке. На фоне дородной весёлой деревенской бабы он показался Кате сухим опереточным старичком, внезапно постаревшим и очень грустным.
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!