ПРИМЕР ИЗ КНИГИ Ф . ПЕРЛЗА «СВИДЕТЕЛЬТЕРАПИИ» ( пер . М . Папуша )
Перлз предлагает супружеским парам определиться и сказать друг другу, кто и в чем вязнет в их супружеских отношениях.
Билл: Я чувствую, что иногда вязну в твоей неуверенности, когда ты отравляешь мне все вокруг, переворачивая все вверх дном и создавая такие неудобства, что я начинаю на все натыкаться.
Фриц: А ты? Как тебя зовут?
Энн: Энн. Есть много мелочей, в которых я временами вязну с тобой, но главное — это игра, в которую мы играем. Есть много мелочей, которые раздражают меня в тебе, когда мы это делаем, что-то как бы опрокидывается на меня... Я становлюсь чем-то вроде сторожа твоей тюрьмы, человеком, который как бы тебя ограничивает.
Фриц: Это интересное замечание — «Я становлюсь сторожем твоей тюрьмы». Это сразу же заставляет заподозрить, что ему в его жизненном сценарии нужна тюрьма. Так что ты выбираешь кого-то, кто обеспечит тебе тюрьму. Жизненные сценарии человека — поистине, удивительная вещь. Люди пишут драмы или комедии, но трудно поверить, что человек может использовать все эти вещи для самого себя. Что тебе снится?
Энн: Я вижу много снов, и многие из них помню. Два из них повторяются.
Фриц: А ты, Билл?
Билл: Мне сны снятся реже. Есть один, который повторяется. Это сон о свободе.
Фриц: Хорошо. Замечательно. Тюрьма — свобода... (Смех.)
Чаще всего в браке, основанном на конфлуэнции, возникают две тенденции — либо отношения супругов становятся враждебными и они отдаляются друг от друга, либо один из супругов отказывается от своих различий и «примиряется» с требованиями другого. Именно на таких отношениях «вины-обиды» основывается невротическое зависимое поведение, даже в том случае, когда брак уже не питателен для обоих партнеров. Здоровый брак основан на надежном принятии другого партнера, но это принятие является гибким, разногласия обсуждаются и каждый из супругов ответственен за собственное поведение.
|
|
В слиянии со своими детьми находятся и родители, которые рассматривают детей как продолжение себя. Их дети должны любить то, что любят они, продолжать их дело, жить по их правилам во всех мелочах — различия не распознаются и не уважаются. Если дети отказываются поддерживать слияние (что очень трудно), то родители отвергают их или отказывают им во внимании. Достаточно часто непослушного ребенка такие родители приводят «на исправление» к психотерапевту.
Иногда человек находится в подобном же одностороннем соглашении с обществом, требуя от него заботы о себе в обмен на обычное законопослушное поведение. Если общество не спешит позаботиться о нем, он остается хронически недовольным правительством, учреждениями и представителями власти. Забота о себе самом не входит в его набор привычных действий, требующих распознавания своих желаний и принятия мер по этому поводу. Поэтому он остается и проживает свою жизнь удрученным, подозрительным и возмущенным окружающими.
|
|
Слияние — это неосознаваемое отождествление с чем-то или кем-то. На здоровом осознанном слиянии зиждется человеческая общность, удовольствие от принадлежности к той или иной группе. Такую принадлежность поддерживают ритуалы. В этом случае «мы» расширяет «я» и это является полезным для организма. Но здоровый организм различает полезное «мы» и «мы», которое должно быть отвергнуто как противоречащее собственным потребностям роста и развития. Неосознаваемое конфлу-энтое «мы все» и «каждый из нас» сопровождает речь человека с конфлуэнтными тенденциями.
Фаза конфлуэнции является достаточно распространенной фазой, предшествующей выделению проблемы клиента на терапевтической сессии. Иногда клиент сам выделяет свою потребность, и эта работа к началу сессии уже сделана. Если же нет, терапевт фокусирует его внимание на выделении терапевтического запроса, а также ориентируется, какая «фигура» потребности клиента возникает при фокусировании. При этом терапевт побуждает клиента отвечать на вопросы о чувствах и желаниях, принадлежащих ему самому. Обращаясь к своим потребностям, клиент может понять, чего же он хочет на самом деле, и найти способы достижения этого. Он получает ключ от двери в собственную жизнь, принадлежащую только ему.
|
|
Для того чтобы потребность была удовлетворена (при ясной «фигуре»), организму необходим определенный уровень энергии, необходимой для ориентировки и манипуляции. Эта энергия переживается телесно как возбуждение, волнение, глубокое дыхание. Возбуждение связано с переживанием чувств и ощущений с соответствующей им направленностью вовне, к другим людям или объектам. Постоянный запрет на чувствование прерывает или блокирует возбуждение, а его подавление достигается напряжением мышц и поверхностным дыханием. Остановка дыхания прерывает чувствование и контакт, поэтому одной из задач гештальт-терапевта является отслеживание дыхания клиента — в какие моменты клиент перестает дышать, с какой ситуацией и отношениями в терапии они связаны и как эти отношения в терапии связаны с проблемной ситуацией клиента.
|
|
Как и другие механизмы прерывания контакта, слияние может касаться двух ситуаций: терапевтической («здесь и сейчас») и проблемной («там и тогда»). О сложностях в фокусировании клиента и формировании терапевтического запроса («фигуры») мы уже говорили. Вторая ситуация касается непосредственно терапевтических отношений.
В начале терапевтической сессии необходимо некоторое временное слияние терапевта с клиентом, так как оно дает возможность понять характер возникающих отношений, обеспечивает безопасность для клиента и закладывает основу доверия, необходимую для действенного характера терапевтических интервенций.
Но терапевтические интервенции становятся непродуктивными, если терапевт не осознает предписанной ему роли и его чувства и действия остаются дополнительными по отношению к манипуляциям клиента, который активно формирует среду стереотипным для себя путем. В этом случае либо не выделен терапевтический запрос, либо не распознана фигура отношений терапевта и клиента. По «неявному заданию» клиента, терапевт становится виноватым утешителем (утешителем — дополнительное действие по отношению к манипулятивному запросу, а виноватым, потому что сессия дальше не двигается), бессильным советчиком (советчиком — дополнительное действие, бессильным потому, что ни один совет не принимается), раздраженным, но пассивным слушателем (клиент не дает возможности вставить ни слова, а терапевт уже запутался в его высказываниях) и т. п.
Для того чтобы пройти через слияние, терапевт должен фруст-рировать манипулятивное поведение и побудить клиента выделить запрос (уже делающий клиента в какой-то степени ответственным за решение проблемы). Такое фрустрирующее профессиональное поведение часто является сложным для начинающих терапевтов, так как часто связано с непроработанными профессиональными интроектами («клиент плачет и его нельзя трогать, чтобы не повредить ему», «хороший терапевт должен обязательно помочь клиенту за любое выделенное ему время», «клиента нужно выслушать и нельзя перебивать» и т. д.).
Любое прекращение привычного слияния (в том числе и как фрустрация терапевта) приводит к усилению тревоги у индивидуума. Тревога определяется как прерванное возбуждение, блокированная энергия, которая могла бы быть направлена на что-то новое в среде — «переживание трудности дыхания во время заблокированного возбуждения» (Перлз, Хефферлин, Гудмен, 1993). Но именно этот момент перспективен для дальнейшей работы как момент фокусировки и осознавания своих чувств, действий и желаний.
В тот момент, когда фигура потребности становится ясной, ее дальнейшее развитие может быть прервано на базе интрое-цированных представлений клиента (см. ниже) о возможном и должном.
Полярностью к конфлуэнции является уход (изоляция). Клиенты, контактным стилем которых является уход, не часто обращаются к терапевту. Однако иногда они сравнивают качество своей жизни с жизнью других людей и понимают, что что-то упускают в своей жизни. Они часто ощущают себя чужаками, «пришельцами», говорят о наличии невидимой стены между ними и другими людьми.
С такими клиентами терапевту достаточно сложно. Большая часть времени терапии затрачивается на формирование рабочего альянса. Клиенты часто «уходят» в сессии, замолкают, не отвечают на вопросы. Лучшая позиция — не преследовать их, заботиться, ожидать их активности в молчании, напоминая о своем присутствии для них, спрашивая, в чем именно они нуждаются, для того чтобы снова вступить в контакт с терапевтом. Важно, чтобы они «присваивали» свой уход, говоря, для чего он им необходим (Joyce, Sills, 2001).
Интроекция
«Наш рост обеспечивается способностью различения, которая сама является функцией границы между «я» и другим. Мы что-то берем из среды и что-то ей возвращаем. Мы принимаем или отвергаем то, что среда может нам предложить. Но мы можем расти, только если в процессе принятия в себя мы полностью перевариваем и тщательно ассимилируем то, что получили» (Ф. Перлз, 1996).
Когда мы говорим о контакте, используя любимую Ф. Перл-зом метафору пищеварения, то говорим о том, что должны сначала распознать чувство голода, сориентироваться и найти в среде пищу, взять ее, откусить, проглотить и переварить. Интроекция избегает пищеварения. То, что мы приняли, не прожевав, становится не нашей частью, а чужеродным телом, остающимся частью среды. «Не показывай пальцем», «Ничего не проси», «Отказывайся, когда предлагают поесть в гостях» — все это примеры интроецированных родительских посланий. Причем поведение, противоречащее интроекту, вызывает сильный внутренний дискомфорт.
Воспитание привычек, моральных правил, отношений, убеждений и ценностей имеет существенное функциональное сходство с процессом пищеварения. Все это первоначально приходит к нам из внешнего мира и затем перерабатывается. Таким образом, для интроекции характерна привычка к некритичному восприятию чьих-то убеждений и стандартов без ассимиляции их личностью. Интроективный индивидуум пассивно инкорпорирует все, что предоставляет среда, не уделяя внимания тому, что он хочет сам.
Если рассматривать этот процесс с точки зрения развития индивидуума, то грудной ребенок в первые месяцы жизни доверчиво интроецирует все, что ему дают (проглатывает грудное молоко, пытается проглотить привлекающие внимание игрушки). Его потребность доверять среде в этом возрасте особенно сильна. Если предоставляемая средой пища (общение, контакты, информация) питательна и усваивается соответственно возрасту, то ребенок развивается и чувствует себя вполне счастливым. Когда у него появляются зубы, он приобретает способность сначала кусать, а потом жевать предлагаемую пищу (информацию, характер отношений, убеждения других), подготавливая ее к ассимиляции организмом. При этом он должен научиться отличать вкусное и невкусное, питательное или вызывающее физиологическую тошноту. В кусании и жевании ребенок обретает первичную способность к агрессии, соответствующую стадии его развития. Взрослея, он должен научиться организовывать свой опыт таким образом, чтобы тот стал приемлемым для него самого. Однако эта способность, предоставленная ему от рождения, не всегда получает свое развитие.
Стопроцентно эффективное обучение и воспитание с помощью интроекции требует несуществующей в реальности среды, среды, где все должно бы было соответствовать потребностям индивидуума. Такой среды нет, и человек должен не только выбирать, чего же он хочет, но и сопротивляться тому, чего он не хочет. Навык различения, что для данного человека благотворно, а что нет, формируется постепенно, и большую роль в его развитии играют родители, постепенно отпускающие от себя своего ребенка для получения собственного опыта.
Однако достаточно часто родители навязывают ребенку определенную пищу (собственные ценности и убеждения, требования к нему и окружающим и т. п.), ожидая, чтобы он принимал ее, не оспаривая. Более того, с помощью родителей могут инт-роецироваться противоположные вещи, и тогда индивидуум чувствует себя «разрываемым на части». Интроецированные ценности и требования авторитетных личностей остаются вместе с их «хозяином», пока мир (среда) вокруг не начинает меняться. Не привыкнув оспаривать и пересматривать принципы и правила своей жизни, взрослый индивидуум начинает расходовать свою энергию так, чтобы поддержать интроекты в целости и сохранности. Этот индивидуум пытается жить в системе своих собственных правил (и правоты!) даже тогда, когда ситуация коренным образом изменилась или существует в измененном виде уже очень долго. Человек может долго жить по таким правилам, но платит за отсутствие собственного выбора потерей удовольствия от жизни, отсутствием радости, депрессией.
Итак, мы частенько проглатываем что-то без переваривания, и это «что-то» остается в своей прежней форме, но в новом контексте. То, что проглочено без переработки, остается тяжестью в желудке и бесполезным грузом (мы говорим «меня тошнит от...»). Если мы пытаемся быть такими хорошими, какими бы нас хотели видеть наши родители, мы действуем без осознавания собственного выбора, на основе того, что было интроецировано, но не соответствует современному контексту. Привычка к интроекции, поощряемая родителями («ешь, что дают», «я лучше знаю, что тебе нужно делать» и т. п.) приводит к подавлению чувства отвращения, потере навыка опробования и отвержения неподходящей пищи, действий или отношений. То, что индивидуум интроециро-вал без переработки, представляет собой «надо» и «ты должен», которые не были проверены на опыте, испытаны и присвоены. «Я», скомпонованное из интроектов, не функционирует спонтанно, «оно состоит из понятий о себе — обязанностей, норм, «представлений о человеческой природе», навязанных извне». Ф. Перлз называл такое «Я» мусорной корзиной, наполненной чуждой и ненужной нам информацией. Тогда как здоровое «Я» характеризуется подвижными границами между тем, что отвергается и что принимается.
Точно так же происходит и с усвоением знаний. Гибко и эффективно можно пользоваться только той теорией, которая опробована в практике, «переварена» и ассимилирована. То, что ассимилируется, не берется как целое, а сначала разрушается, трансформируется, а потом принимается и используется по мере необходимости, как реализация потребностей роста и развития. Знания, которые просто запомнены целиком, без понимания, — это интроекты.
Таким образом, интроекция — это невротический механизм, посредством которого индивидуум принимает нормы, способы поведения или установки, которые на самом деле не являются его собственными. При интроецировании то, что принадлежит среде (обществу, семье), мы помещаем в себя и контактная граница с обществом находится внутри нашего организма.
Интроекция у взрослого человека означает, что он не способен задавать вопросы, выражать сомнения, «жевать и пробовать на вкус» то, что ему предлагает жизнь (Зинкер, 2000). Следовательно, интроецируя, мы избегаем кусания (за нас уже откусили!), пережевывания (уже прожевали!), агрессивного переваривания, которое является разрушением; соответственно, не происходит и ассимиляции, создания чего-то нового. Социализиро-ванность в обычном смысле этого слова представляет собой соответствие поведения человека интроецированным нормам и правилам, довольно часто чуждым его здоровым потребностям и интересам. Но наше поведение при этом становится бесцветным, неаутентичным, ему не хватает остроты и определенности, которые происходят из нашей способности направлять себя, пробовать, присваивать или отвергать.
Для интроекции характерно определенное сочетание эмоций и поведения: нетерпение и жадность, отвращение и борьба с ним посредством потери вкуса и аппетита, зависимость от того, что не является в настоящий момент питательным, а является даже отравляющим. Выросший ребенок, снабженный уже возможностями позаботиться о себе, продолжает настаивать на том, чтобы пища давалась ему в обработанном виде и немедленно. Или он в полном смысле слова начнет питаться «полезными продуктами» по расписанию, не имея понятия об аппетите и вкусе. Множество так называемых полезных диет представляют собой чьи-то собственные интроекты, тщательно приготовленные для кормления жаждущих.
Одной из причин невротического отказа от агрессии являются интроецированные в совести положения о недопустимости подобного поведения. Дентальная агрессия, по Перлзу, заключается в отвержении того, что организму вредно, и присвоении того, что организму полезно. В работе с интроецирующими клиентами очень важна реабилитация чувства отвращения, тошноты и даже рвоты. Мы говорим, что «нас тошнит от...», «от этого дурно попахивало...» или «это выглядело тошнотворно...» — так, будто мы проглотили что-то для нас вредное и теперь собираемся вернуть это среде. Но человек проглатывает что-то вредное, если ощущения его вкуса притуплены (выработалась привычка к наименьшему контакту с пищей) и он не принюхивается, то есть не ориентируется. Отвращение — это маркер неперевари-ваемости, неприемлемости для организма.
В какой-то степени все интроекты являются «незаконченными делами», которые должны быть проработаны и ассимилированы. Каждый интроект — это конфликт в прошлом, конфликт, в котором человек сдался, прежде чем он был разрешен. Собственный импульс замещен желанием принуждающего авторитета. «Я» отождествляет себя с завоевателем, и в обществе это называется самоконтролем.
Важный момент интроекции — фиксация. В пищевой метафоре она означает стремление проглатывать только знакомую пищу, что отражается такими паттернами поведения, как привязанность к привычкам, воспоминаниям об обидах, привязанность к отжившим отношениям. Клиент не начинает ничего нового и не завершает незавершенного, не идет на риск, он боится навредить и, проецируя, боится, что повредят ему.
Работа с интроектом состоит в обнаружении того, что не является собственным, осознанным принятием этого как полезного или отвержением как отвращающего. Например, родительское требование совершенства от ребенка, если оно принимается выросшим ребенком без критики, вступает в противоречие с его физическими возможностями и в прямом смысле отражается дискомфортом в желудке («ложится тяжестью и т. п.»).
К.: Я рассчитываю, что у меня получится все, что я делаю, но я почему-то не начинаю. Наверно, я боюсь, что у меня ничего не получится или получится плохо. (Разговор идет о том, что клиент почему-то слишком долго не начинает необходимые дела — писать дипломную работу, которая потом станет основой его диссертации в аспирантуре, переехать на другую квартиру и жить самостоятельно, без родителей и т. п. Он ничего ине пробует сделать, так как «потом нет хода назад». По его словам, все должно быть сделано, продумано сразу и так, чтобы затем не переделывать. Удовольствие от процесса вообще клиентом не рассматривается, большую часть времени у него «кислое» выражение лица. Главное для него слово — слово «надо».)
Т.: То есть ты не пробуешь, чтобы потом не переделывать... Должно получаться все и сразу. Для меня это так, что, случайно надкусив гнилое яблоко, ты обязан доесть его до конца, пусть тебе и не нравится его вкус. Удивительно ли, что ты не начинаешь...
К.: Да. (Грустно улыбается.)
Т.: Скажи: «У меня должно получаться все, что я делаю». (Предполагает, что интроецированы родительские требования.)
К.: (Повторяет.)
Т.: Как ты себя чувствуешь?
К.: Застывание в теле, как будто надето что-то тесное и неприятные ощущения — холод и дискомфорт в желудке.
Т.: А как у тебя с желудком вообще?
К.: На протяжении последнего года плохо... часто тошнит или неприятная тяжесть.
Т.: Попробуй сказать: «У меня должно получиться 80% того, что я делаю».
К.: (Повторяет, прислушивается к себе.) Я более расслаблен, но в желудке есть еще ощущение дискомфорта.
Т.: А если еще меньший процент, рискнешь?
К.: У меня должно получиться 60% того, что я делаю. (Прислушивается.) В желудке тепло и я расслаблен. Но 60% — это как у всех... обыкновенно... Как бы мне сторговаться с ним хотя бы процентов на 80... (Смеется.)
Т.: Давай попробуем. (Ставит стул.) Вот здесь желудок, торгуйся!
Далее начинается работа со спроецированным образом больного органа, во время которой желудок агрессивно ругает и обвиняет хозяина в эксплуатации и изнашивании, требует заботы о себе. Некоторое время клиент в смятении, пытается уговорить желудок на больший процент, побороться с ним, а затем примиряется с его требованиями. Некоторое время клиент размышляет о той цене, которую он платит за предлагаемую и непосильную необыкновенность...
К.: Если я буду там (имеется в виду идеальный образ себя), то явно без желудка... Нет, уж лучше я буду здесь (в смысле обыкновенным), но с желудком. (Смотрит на терапевта.)
Т.: Как ты себя сейчас чувствуешь?
К.: Хорошо, расслабленно, спокойно. Спасибо, мне кажется, на сегодня достаточно.
Клиент осознает интроект, но не просто осознает, а сопоставляет его со своим физическим состоянием, и переработка интроекта в данном случае основана на опыте организма, опыте чувствования себя самого и осуществления выбора на основе чувствования. После этого дальнейшая терапевтическая работа идет в сторону контакта с проекцией больного органа. Если бы клиент по ходу сессии вспомнил о том человеке, который требует от него совершенного поведения (а такой человек есть, и это отец), то это могла бы быть работа с незавершенной ситуацией (внутренним объектом, отношениями с отцом или «антибиологическим авторитетом»).
В работе с интроектамк терапевт идентифицирует некоторое неосознанное убеждение и предъявляет его клиенту. Он может спросить «Как Вы пришли к такому убеждению?» или повторить его со знаком вопроса, приглашая клиента его «пережевать» (То есть « Вы никогда ничего не делаете правильно ? »). Клиенту можно предложить преувеличить интроект, несколько раз проговорить его вслух, осознавая свои чувства и мысли по этому поводу. Можно также предложить ему разыграть интроект и встретиться с личностью и ситуацией, которая его «подарила». Разыгрывание конфликтных интроектов — это спор между родителями, касающийся клиента. Разыграв спор, он может посмотреть на него из текущей ситуации, обладая всеми атрибутами актуальной взрослости (большинство интроектов родом из детства). Все эти интервенции могут помочь клиенту поспорить с его авторами, отвергнуть или только частично принять интроект (для особых ситуаций), создать новое решение.
Терапевту важно быть внимательным к своим собственным убеждениям (личным и профессиональным). Некоторые из них могут существенно ограничивать терапевтический процесс («Клиента нельзя перебивать» или «Терапевт должен понимать все, что происходит на сессии»). Кроме того, необходимо распознавать собственные послания, которые клиенты склонны интроецировать, и обсуждать их с ними.
Противоположным интроекции поведенческим стилем является отвержение (Joyce, Sills, 2001). Паттерны отвержения проявляются в том, что клиенты игнорируют или не соглашаются на предложения терапевта, не отвечают на вопросы, отвергают все позитивное, что им предлагают другие люди — поддержку, любовь, внимание и т. п. Особенно явно это проявляется там, где терапевт (и другие) находится близко к болезненному материалу. Чаще всего этот стиль поведения отражает борьбу за идентификацию — «Что есть Я?» и «Что есть не-Я». Клиенты неплохо понимают то, с чем они не согласны и что не любят, но испытывают трудности с идентификацией того, с чем соглашаются, что любят и что хотят. Это и есть основное направление терапевтической работы.
Нередко позиция отвержения представляет собой отражение глубокого страха критики и контроля. Терапевт замечает, что клиент не отвечает на многие вопросы (не имеется в виду сознательный отказ, связанный с ценностями клиента). Для того чтобы сбалансировать тревогу и интерес, терапевт может увеличить физическую дистанцию, попросить клиента говорить о том, что его интересует, избегает давления на клиента с помощью вопросов, используя игровые формы работы. Установление рабочего альянса поможет клиенту быть более открытым к возможностям терапии.
Проекция
При проекции мы не растворяем границу, а перемещаем ее. Проецируя, мы видим свои собственные желания или чувства в других людях или предметах. Если мы это не осознаем, то находимся сразу по обе стороны границы, которую создали. Мы делаем среду элементом себя, а затем встречаемся с этим «самим собой» в другом человеке или объекте. Если мы были сердиты на друга и не распознали эти чувства, то можем «перепрыгнуть» в друга и, глядя на него, верить, что он сердит на нас. При этом мы встречаемся не с ним самим, а с частью себя и контактная граница оказывается в другом человеке. Другие важные вещи в нем мы можем продолжать видеть, манипуляция касается только контакта с нашим собственным гневом. Это дает нам возможность снимать с себя ответственность за собственное поведение, чувства, мысли и импульсы, отрицая их в себе.
Описывают три формы проекции (Ж.-М. Робин, 1996), соответственно тем функциям, которые она выполняет:
- зеркальная проекция — индивидуум находит в другом или в образе другого характерные черты, которые он рассматривает как свои или хочет иметь;
- проекция катарсиса — индивидуум приписывает другому или образу другого те черты, от которых он отказывается, не признавая их как собственные;
· дополнительная проекция — индивидуум приписывает другому или образу другого те черты, которые оправдывают его собственные.
Этот механизм, так же как и интроекция, прерывает возникающее возбуждение, необходимое для того, чтобы удовлетворить свою потребность в среде. Патологичность этого механизма также заключается лишь в потере осознавания и стереотипном повторении. При этом
- мы осознаем природу возникшего импульса;
- прерываем агрессивное движение, направленное в среду;
исключаем его из своей собственности; - приписываем его людям, находящимся в нашем окружении, и этот импульс кажется нам направленным на нас извне. Решение проблемы теперь зависит от отношения другого человека — ответственность передана другому, а мы превратились в пассивный ожидающий объект.
Патологической проекцией является, например, бред ревности. Проекция патологических фантазий и собственного желания неверности выражается в некритичном приписывании неверности другому супругу. Примерно так же выглядит и паранойя. Сверхценные идеи особого отношения или отвержения и даже бред преследования может быть рассмотрен с точки зрения патологической проекции. В психиатрии существует даже термин «преследуемый преследователь», обозначающий такое специфическое поведение психотического пациента.
Еще одним классом проекций являются предрассудки. Наций или группе людей приписываются черты, которые принадлежат носителю предрассудка, черты, которые он отказывается признать своими. С этой же точки зрения можно анализировать газетные публикации, особенно катастрофического характера (запугивание), при отсутствии реальной катастрофы. Страх, конечно же, принадлежит автору статьи, но он это не осознает, придает его ситуации и обосновывает это логически, привлекая определенные доказательства и тенденциозно подбирая факты.
В любом из этих случаев проекция — это «зазор» между тем, что человек думает о себе и каким он реально является. И, кроме того, при проекции (особенно патологической) возникают сложности в различении внутреннего и внешнего мира. В основе проекции лежит интроекция — индивидуум не может принять свои качества и поступки, потому что не должен быть «таким», чувствовать «так» и поступать «так». В этом смысле проекция является следствием того, чего не допускают наши интроекты. При проекции человек как бы «разбрасывает по среде» свою идентичность, и ее восстановление — основная задача терапевтического процесса.
Возьмем характерный невротический страх отвержения. Отвергая других, проецирующий индивидуум считает, что это другие отвергают его. «Незамечаемая человеком потребность отвергнуть приводит к тому, что он обнаруживает в собственном поведении что-то такое, что, по его мнению, объясняет, но не оправдывает отвержение другим. Если бы другой действовал так, как прогцирующий предполагает, и действительно отвергал бы его, цель Пыла бы достигнута — то есть это вело бы к их разделению, а это и ость то, что проецирующий хочет, не сознавая этого» (Перлз, Хеф-ферлин, Гудмен, 1993). Присвоение отвержения помогает понять, что не устраивает в других людях, осознать свои желания, пересмотреть свои правила, предписанные им.
Надо отметить, что когда один человек проецирует что-то на нторого, эта проекция попадает не на белый экран, а на что-то, что и определенной степени присутствует в другом человеке. Но такое угадывание (иногда достаточно точное) не отменяет проецирования своих чувств или черт личности первым. Для работы проекции также существуют совесть и мораль, на которые списываются собственные требования или принципы. «Мораль не одобрит» всегда подразумевает «я не одобряю».
Требования, спроецированные в «чистую» совесть, иногда очень агрессивно преследуют ее носителя или нарушителя норм. Индивидуум отчуждает от себя агрессию и жесткие требования и приписывает их некой совести. В этом случае гнев, направленный на фрустрирующий объект, не дающий делать что-то социально неодобряемое (из-за идентификации с социальной нормой), отражается от совести («я-то не могу, совесть не позволяет») и направляется на «нарушителя», которому «совесть позволяет». Сила совести — это сила гнева, направляемого на определенную ситуацию или другого человека.
Ф. Перлз рассматривал как проекцию и сновидения, считая сновидца создателем сна, помещающим туда то, что он не хочет принять в себе. И тогда спроецированная агрессия во сне превращается в кошмар и погоню за сновидцем, а спроецированный страх — в сновидение о себе, убийце или монстре. Так же, как и сны, проекцией нынешней ситуации могут быть и воспоминания. Например, в ситуации, когда начинающий терапевт пытается давить на клиента, вынуждая его к действию, клиент неожиданно вспоминает и рассказывает терапевту, как он болел в детстве, и главное ощущение этой болезни — тяжесть в груди и невозможность дышать.
Проецирующий приписывает нежелательные импульсы другим, но не избавляется от них совсем. Проекция словно бы привязана к человеку. Так как отвергаемая часть находится в нем самом. Единственная возможность для разрядки нежелательных чувств — это их принятие и выражение, способствующее снятию напряжения и продвижению в сторону удовлетворения потребности.
Распознавание проекции терапевтом базируется на следующих признаках:
- Клиент приписывает ответственность за события, происходящие с ним, другим лицам и обстоятельствам. «Другие люди много работают, для того чтобы развиваться, больше зарабатывать, а я нет», — говорит клиентка, недовольная своими достижениями в профессии и отвергающая свою успешность в ней как недостаточную.
- Он говорит о себе в пассивном залоге. С ним что-то случается, мысль приходит ему в голову, его отвергают и т. п. В его речи много возвратных глаголов, слов «это» («это не дает мне возможности работать»), безличных форм.
- Клиент говорит о терапевте: «Вы скучаете...», «Наверное, Вы на меня сердитесь», «что Вы на меня так смотрите?» (терапевт смотрит как обычно), «Не бросайте меня» (терапевт и не собирался). Терапевт может осознавать эти чувства или нет, но в любом случае это проекция клиента на терапевта.
- По большому счету любая проекция искажает восприятия реальнбсти, и это ее главный признак. Чтобы клиент обрел нормальную перспективу и адекватное восприятие ситуации, он должен присвоить проекцию.
Работа с проекцией может идти по типу отождествления с проекцией. Ф. Перлз был убежден, что патологичными являются частичные проекции и их необходимо превратить в тотальные для реассимиляции. Поэтому клиента просят побыть тем персонажем, на который он проецирует некие качества, «стеной между терапевтом и клиентом» или персонажем из сна. Это дает возможность клиенту присвоить энергию сопротивления и некоторые качества, ранее проецируемые вовне.
Приведем фрагмент работы Ф. Перлза с проекциями Мэй (Гештальт-терапия дословно, 1998, пер. А. Бондаренко).
Сначала Перлз предложил Мэй сыграть стену, которая появилась в их разговоре. Мэй отказывается. Перлз говорит ей о том, что при таком поведении он чувствует себя беспомощным и бессильным, и предлагает ей сыграть бессильного и беспомощного себя. Мэй играет и возвращается к «стене». Далее начинается работа с проекцией отвержения.
М.: Здесь стоит стена, а за этой стеной — я.
Ф.: Скажи это стене. Или позволь стене сказать тебе: «Я здесь, чтобы защитить тебя».
М.: Ты... ты передо мной, стена, и за тобой я в безопасности.
А стена повторяет: «Да, и ты никогда не можешь пройти через меня. Если ты это сделаешь, ты станешь уязвима, и люди смогут войти». А эта стена удерживает их снаружи.
Ф.: Я удерживаю людей снаружи.
М.: Я удерживаю людей снаружи с помощью этой стены. Я удерживаю людей снаружи.
Ф.: Теперь просто скажи мне что-нибудь. Ты боишься, что можешь стать уязвимой. Можешь сыграть уязвимую личность?
М.: Я не знаю.
Ф.: Ты не знаешь. Какой вред может быть тебе нанесен?
М.: Если я стану уязвима, люди будут причинять мне боль.
Ф.: Как?
М.: Доверят мне свои тайны, и я... О... отвергнут меня, когда я люблю их.
Ф.: Как? Как они отвергают тебя?
М.: Делая те же вещи, которые я стала бы делать, отвернутся от меня.
Ф.: Как?
М.: Скажут: «Уходи. Не надоедай мне».
Ф.: Скажи это мухам. Скажи это им.
М.: (громче) Уходите и не надоедайте мне.
Ф.: Скажи это мне.
М.: Уходи и не надоедай мне.
Ф.: Скажи это своему ребенку.
М.: (тише) Уходи и не надоедай мне.
Ф.: И что теперь?
М.: Они уходят.
Ф.: А потом?
М.: Потом я одна.
Ф.: И ты в безопасности?
М.: И я в безопасности... Да, она здесь.
Ф.: Да? Стена все еще здесь?
М.:Да.
Ф.: Теперь стена стала ближе, не так ли?
М.: Временами она становится совсем близкой.
Ф.: Теперь сделай то же самое с близкой стеной.
М.: (вздыхает) Ты подошла так близко, что я... иногда не могу дышать и начинаю бояться. И еще, и еще — я не могу пройти через тебя... Я могу удариться и пораниться.
Ф.: О'кей. Теперь подойди и раздави меня... Действительно подло. Раздави меня.
М.: Нет, я не хочу давить тебя. Только себя.
Ф.: Я хочу, чтобы ты раздавила меня... Хочешь, чтобы я раздавил тебя?
М: Нет.
Ф.: О'кей. Тебе придется довольствоваться собой. Продолжай. Как ты давишь себя?
М.: Я не... Я удерживаю здесь стену и не позволяю себе пройти через нее.
Ф.: Как ты давишь себя?... Как ты давишь себя?...
М.: Я закрываюсь и не говорю.
Ф.: Ты вовсе не давишь себя. Ты играешь в игру.
М.:Да.
Ф.: Да. Что ты сейчас чувствуешь? Я заметил, что ты перестала мучить меня своей игрой.
М.: (оживленно) Ну. Прямо сейчас? Я не знаю, я просто
чувствую себя какой-то глупой... *
Ф.: Посмотри на аудиторию. (Мэй смеется.) Посмотри на них.
М.: Они все здесь.
Ф.: Скажи им это.
М.: (возбужденно, почти плача) Вы все здесь, и я вижу ваши глаза и ваши лица, смотрящие на меня. И у вас у всех прекрасные лица...
Ф.: Ты можешь спуститься и дотронуться до кого-нибудь, кого ты видишь?
М.: Я могу коснуться вас всех. (Мэй идет, касается и крепко обнимает людей, и начинает*плакать.)
Ф.: Вот, ты видишь, что произошло на личной сцене, на сцене воображения, каким сильным может быть воображаемый самогипноз? Здесь нет никаких стен.
М.: (смеется) Вы правы.
Ф.: О'кей. Спасибо.
Вы видите, Мэй достигла некоторой интеграции, идентифицировавшись со своей стеной.
Противоположностью проекции является принадлежность — принятие ответственности за все аспекты жизни на себя. Такие клиенты склонны к самоупрекам и чувству вины. Клиентов важно побудить распознавать, за что они реально ответственны, а за что нет. Для этого производится некоторая сортировка того, что принадлежит клиенту и на что он может и хочет повлиять, и того, что принадлежит другим людям и относится к сфере их ответственности. Клиентов можно попросить ответить на вопрос: «Каким образом они узнают, что некоторые вещи относятся к их ответственности?». Здесь могут обнаружиться интроек-ты, «подаренные» им другими людьми. Это особенно важно для клиентов, пострадавших от сексуального насилия или внезапных несчастных случаев.
Ретрофлексия
Обычно она возникает тогда, когда индивидуум знает, какова его потребность и кто ее адресат, но при этом действие, направленное в среду, заменяет действием, направленным на себя. Ретрофлексия содержит два типа процесса:
субъект делает самому себе то, что он хотел бы сделать другим; '
субъект делает себе самому то, что он хотел бы, чтобы сделали ему другие.
Таким образом, ретрофлексия поведения — это направление на себя того, что первоначально человек делал, пытался или хотел делать другим людям или с ними. Его энергия перестает направляться наружу, где должно проводиться манипулирование, удовлетворяющее потребности организма. Вместо этого человек подставляет себя на место среды в качестве объекта действия, не ожидая ничего от других. И тогда его личность разделяется на две — действующего и испытывающего воздействие. Ретрофлексия прерывает контакт, заставляя субъекта действовать, отрицая реально существующего другого. Контактная граница находится внутри индивида, деля его надвое. Частным случаем ретрофлексии является аутоагрессия. Ирвин и Мириам Польстеры (1997) считают проявлением такого расщепления чувство стыда, которое возникает, когда, расщепляясь, человек смотрит на себя со стороны и видит нелепость или абсурдность своего поведения.
Почему так происходит? В какой-то момент растущий человек, обратившийся к среде за удовлетворением потребности, встретил непреодолимое на тот момент препятствие — среда оказалась враждебной его усилиям: ему отказали или его наказали. Вместе с тем наказание не устраняет потребность, и ребенок научается лишь сдерживать направленные в среду реакции и импульсы. Последние остаются такими же выраженными, как и раньше, но устраняются путем сдерживания, достигаемого напряжением мышц. Две части человека сходятся в борьбе, что отражается в таком высказывании, обращенном терапевту: «Помогите мне справиться с собой». Это насилие, обращенное к себе. То, что было сначала конфликтом организма и среды, становится конфликтом между частями личности (Перлз, Хефферлин, Гуд-мен, 1993).
Как это выглядит с позиций модели self-регуляции и цикла контакта? В фазе мобилизации цикла контакта организм после ориентации на окружение чувствует больше возбуждения, бо? лее полно осознает и начинает организовывать позу, мышечные напряжения, для того чтобы осуществить действие, ведущее к финальному контакту. Эта фаза может быть короткой (привычки), почти не замечаемой. Во многих случаях нашей жизни формирование «фигуры» интереса, ориентация в окружении, мобилизация энергии и действие происходят почти одновременно. В других случаях, когда привлечены более комплексные потребности, долговременные проекты и длительные последствия действий, эти феномены заметить легче, так же, как и феномены прерывания процесса подготовки к действию. Такие прерывания могут быть результатом восприятия недостатка поддержки среды или недостатка способностей — почвы. Александр Лоуэн в своей «Биоэнергетике» писал о способности к использованию ритмичных и плавных движений и, более того, о поддержке, обеспечиваемой глубоким и полным дыханием для более интенсивного возбуждения.
В случае, когда мы встречаемся с недостатком способности организма к самоподдержке, или окружение является недружественным и деструктивным, или если оно воспринимается с недоверием, движение, которое должно было быть направлено в среду, подавляется и происходит блокирование действия. Личность, боящаяся критики, отказа, останавливается и поворачивает энергию, первоначально направленную в среду для удовлетворения потребности, на себя.
Реальный мир, в котором мы действуем, полон фрустраций. Если некоторые потребности фрустрируются регулярно, если проявление чувств встречает регулярный многолетний отказ, мы можем выучить хронический неосознаваемый способ блокирования телесной экспрессии. Вспомним, как мы действуем, когда другие принуждают нас что-то делать, и убедимся, что мы сопротивляемся активно или пассивно. То же самое происходит и и случае, когда одна часть личности принуждает другую делать то, что не хочется («я заставляю себя») — начинает работать мощная энергия сопротивления. Работа не начинается или идет очень медленно. Но кто еще может заставлять нас делать то, что нам не хочется? Чье требование или недовольство нами интрое-цировано?
Сдерживание не всегда является патологичным, нередко оно необходимо в интересах организма. Не обязательно бороться с каждым, кто тебе не по нраву, борьба в социальной ситуации часто (но далеко не всегда!) неуместна. Сдерживание мочеиспускания в период лекции вовсе не является патологией. Человек осознает импульс, но предпочитает (и имеет возможность) подождать. Здесь обе составляющих осознаваемы и принадлежат самому человеку. Разумная осторожность — тоже здоровое пройвление самокоррекции.
Главное — это осознавание своих побуждений; ретрофлексия, как и проекция, оказывается патологичной, когда она становится хронической, привычной. В этом случае естественная задержка спонтанного поведения закрепляется в отказе от действия. Человек перестает манипулировать в среде и средой, застывает, в нем много напряжения и мало жизни. Например, мальчик по требованию отца (мужчины не плачут!) перестает плакать, переживать потерю самым естественным образом. Нередко следствием этого являются депрессивные состояния. Между тем социальное окружение для взрослого человека уже не несет в себе коннотации непреодолимости, у взрослого человека много прав и достаточно реальных возможностей.
В речи ретрофлексия проявляется в том, что глагол сопровождается возвратным местоимением. «Я говорю себе», «Я спрашиваю себя», «Я ругаю себя», "Как мне заставить себя это делать?» — все это лингвистические маркеры ретрофлексии. В этом случае всегда можно задать вопрос: «А к кому еще это может быть обращено?» — то есть установить адресата ретроф-лексируемого чувства или действия.
В поведении ретрофлексия отражается направлением действия на себя. Клиентка стучит кулаком по колену, одной рукой теребит другую, ее ногти впиваются в кожу кисти, в горле мешает говорить «ком», а в груди сдавливание (удерживается крик), «голову сжимает, словно обручем». «Линия фронта» проходит по самой личности, ее телу. Нередко клиенты отмечают, появление головной боли во время остановки плача или при остановке действия, направленного к терапевту. Есть вариант «застывшей ретрофлексии», когда действие мышц антагонистов поддерживается в равновесии и человек производит впечатление напряженного и неживого (это уже вариант «все под контролем, ничего не чувствую»). Все это отражается в позе и жестах — скованные руки и опущенные плечи (словно бы несущие неподъемный груз), сжатые челюсти и кривая извиняющаяся улыбка, отсутствие движений во время всей сессии и ноги, будто приросшие к полу. В здоровом организме мышцы не зажаты и не расслаблены — это средний тонус, готовность к выполнению действий и движений. Здоровый организм грациозен.
В своей книге «Телесный процесс» Кепнер (1993) приводит три различные формы телесной ретрофлексии:
1. Классическая — поворот на себя действия, первоначально направленного в среду. В этой категории находится масса психосоматических симптомов — головные боли, ком в горле, ощущения сдавливания в области грудной клетки (некоторые формы астмы), грызение ногтей и т. п.
2. «Замороженность» — движение, направленное в среду, подавляется в самом начале, не разворачиваясь на себя. Мышечный тонус оппозиционных мышечных групп примерно одинаков, и в этом случае блокируется действие само по себе. Для наблюдателя это выглядит как напряжение и неподвижность мышечных групп — так называемые «замороженные клиенты», малоподвижные, напряженные, не ощущающие вкуса к жизни и движению.
Третья форма заключается в делании себе того, что хотелось бы получить от окружения, например, попросить кого-то позаботиться о себе. С одной стороны, забота о себе — это путь самоподдержки и самопомощи. С другой — при хроническом использовании — путь изоляции от других людей. Здесь блокируется импульс, направленный на оперирование окружением. Блокируются также чувства нежности, привязанности, интимности, что ограничивает способность индивидуума к проживанию здоровой конфлуэнции в отношениях с другими людьми. Это одна из характерных черт нарциссичес-ких пациентов.
«Теоретически лечение ретрофлексии просто: нужно вновь обратить направление ретрофлектирующего действия — изнутри наружу, — пишутПерлз, ХефферлиниГудмен (1993). — Приэтом энергии организма, ранее разделенные, вновь соединятся и разрядятся в направлении среды. Блокированный импульс получит иозможность по крайней мере выразиться, а может быть, получить удовлетворение. И как в любом случае, когда подлинная потребность организма удовлетворена, возможен отдых, ассимиляция и рост».
Однако, согласно тем же авторам, практически развернуть ретрофлексию непросто. Попытка выразить свои чувства и требования к другим людям вновь вызывает страх, вину и замешательство, поскольку большинство этих импульсов агрессивны или содержат в себе долю агрессии. Так, ретрофлексированным раздражением нередко являются ошибки и неловкость в движениях. Осознавание этих импульсов пугает. Только постепенно и при постоянной тренировке в терапии человек может обратить свои импульсы в среду и научиться пользоваться ситуацией конструктивно — оценивая необходимость для себя и предоставляемые возможности.
Если обратить, например, ретрофлексированный гнев сразу, то человек нападет на другого и сразу вызовет ответную агрессию. В его детском опыте это уже было и... вызывало отвержение родителей. Поэтому ситуация с ретрофлексией должна меняться шаг за шагом. Прежде всего, клиенту нужно познакомиться с тем, что происходит у него внутри, как и где он напрягается, обнаружить наиболее характерные зоны напряжения. Терапевту важно выявить, какие убеждения, интроекты и ранние решения сопровождают ретрофлексию и, особенно важно, какие из них препятствуют свободному течению его энергии. Некоторые интроекты являются основой ретрофлексии (Joyce, Sills, 2001).
Далее, в терапии клиент может распознать свои противоречия — действия против себя (я хочу заниматься X, но занимаюсь У). Он может занять сторону каждой части, познакомиться с ними и осознать, что каждая хочет. «Ребенок», привыкший говорить себе НЕТ, постепенно научается говорить ДА. Он может понять что-то про свои желания и навязанные ему долженствования и сделать выбор. Улучшается его ориентация в среде, становится более ясным осознавание своей жизни и своих желаний. Его агрессия может найти для себя полезные задачи изменения ситуации в желаемую сторону, она станет более уместной и соответствующей ситуации. Когда ретрофлексия начинает осознаваться, значение того, что ретрофлектировано, изменяется, например, упрек превращается в просьбу или требование, насилие над собой — в отказ.
Фрагмент работы Ф. Перлза с Мэй — пример работы по обращению ретрофлексии с помощью усиления имеющегося напряжения.
М: (слабо, монотонно) Да. Я чувствую страх и меня трясет, лицо горит и мне трудно дышать, а когда я начинаю говорить, я напрягаюсь.
Ф.: Закрой глаза и напрягись. Возьми на себя ответственность за напряжение. Посмотри, как ты напрягаешься, какие мышцы напрягаются?
М: В верхней части тела, в груди, в руках и в кистях. И это сдерживает мой голос.
Ф.: Ты можешь еще напрячься?.. Да... О'кей, теперь прервись хотя бы на чуть-чуть. Теперь ты видишь, что ты делаешь с собой? Мы часто что-то делаем с собой, вместо того чтобы делать это с миром. Теперь давай проведем эксперимент. Встань, пожалуйста, Мэй. А теперь напряги меня так же, как ты напрягаешь себя. Давай, просто надави на меня... надави на меня... (Мэй давит на Фрица, потом вздыхает.) Теперь сядь... Как ты сейчас чувствуешь себя?
Решающим в работе с ретрофлексией является ее обращение в открытом действии. Перлз сначала дал Мэй почувствовать ее напряжение, усиливая его, а затем предпринял обращение в открытом действии, предполагая, что Мэй ретрофлексирует импульс к другим людям. Таким образом, внутренний конфликт переводится в стремление получить то, что нужно, в контакте с людьми и объектами вне себя.
Поскольку ретрофлексия — это результат влияния среды и в этой среде был некто (родитель, учитель и т. п.), обучающий индивидуума сдерживать себя, то позиция этого «некто» является вполне манипулирующей и энергичной. В этом смысле работа с ретрофлексией может проходить через проекцию (во мне или в моей жизни есть кто-то, кто заставляет меня или на кого я проецирую такое принуждение), путем принятия такой позиции или интроекцию, через осознавание и пересматривание интроекта. Обычно это приводит к присвоению энергии для манипуляции миром и дальнейшему продвижению в направлении удовлетворения потребности.
К.: Я чувствую скованность, как будто не могу пошевелиться...
Т.: Пересядь и побудь тем, кто тебя сковывает...
К.: (пересаживается, выпрямляется, неожиданно громко, обращаясь к себе, сидящей в кресле) Я тебе сказала «Сиди тихо!»
Т.: Повтори несколько раз.
К.: (повторяет с каждым разом все энергичнее)
Т.: Пересядь и ответь ему!
К.: ...Ей! Это мама. Мама, я не буду сидеть тихо, я живая. Хочу двигаться... (двигается, энергично стряхивая с себя скованность).
Т.: Как ты себя сейчас чувствуешь?
К: Свободно, смело.
Обращение в открытом действии имеет некоторые особенности. Разумеется, «душение себя», обращенное на окружающих, привело бы, по крайней мере, к драке. В обществе такие примитивные и недифференцированные импульсы неуместны и наказуемы. Но речь идет не о выражении именно таких импульсов в обществе, терапия нужна для того, чтобы в ней клиент научился освобождаться от зажимов разными путями — в игровом варианте (устраняется запрещение быть таким), направляя агрессивные импульсы на предметы (подушки) и представляя, кого он имеет в виду. Просто физическое исполнение без осоз-навания адресата своих действий, осознавания ответственности (я это делаю) окажется обычной имитацией. Перлз, Хеффер-лин и Гудман (1993) советуют на первом этапе работы с ретрофлексией давать выход «детской ярости», считая, что это нормальный, здоровый способ выражения индивидуумом фрустрирован-ной агрессии. В один прекрасный момент полное освобождение выразится в мощном приливе возбуждения и полном спонтанном и адекватном ситуации действии.
Когда выражение импульса найдено, это приводит к высвобождению блокированной ранее энергии. Депрессия превращается в гнев или рыдания. Застывание в страхе — к обнаружению и обеспечению безопасной дистанции. Удерживание своих рук — к просьбе, обращению или требованию. Работа с мышечными блоками приводит к поразительным результатам. Обнаруживаются настолько особенные черты собственного телесного и психического функционирования, что одно это уже вызывает интерес к своей жизни и возможным изменениям. В процессе такой работы часто вспоминаются незавершенные ситуации, не вспоминаемые годами, и клиент получает возможность их проработать.
До сих пор мы обсуждали первый вариант ретрофлексии — импульс, который мог бы быть направлен в среду, но изменил направление вовнутрь индивида. Другой вариант — делание себе того, что могло бы (и хотелось) быть сделано другим (сам себе Дед-Мороз). Иногда такой вариант прерывания контакта называют конфлексией. Это может быть внимание, жалость, любовь, подарки себе — все что угодно. Это и опора на себя и в то ^ке время может быть ретрофлексией, если человек пытается удовлетворить себя сам по всем вопросам, отвергая значимых других. Признаки такого варианта ретрофлексии на сессии — поглаживание себя, поддержка себя руками, жалость к себе, но все это, разумеется, в контексте сессии, в тот момент, когда нужна поддержка или утешение от терапевта. Обращение ретрофлексии может повернуть человека к миру, осознанию своей связанности с ним и собственных потребностей, адресованных другим людям.
Другой полюс континуума по отношению к ретрофлексии — импульсивность. Это несоответствие в выражении чувств по отношению к ситуации (отсутствие «тормозов») или опасное действие, наносящее вред себе или окружающим.
Такие клиенты постоянно переживают «захваченность» своими чувствами. Если клиент осознает свою импульсивность как проблему, для него может стать полезным приобретение привычки к осознаванию стадий цикла контакта. Необходимо замедление и фокусирование на ощущениях и чувствах, чтобы помочь клиенту сориентироваться в том, какие выборы он имеет для действия. Привыкнуть жить медленнее помогут и упражнения на заземление и осознавание.
Эготизм
Эготизм понимается как неспособность потерять контроль и отдаться переживанию слияния с объектом потребности. Контактная граница — это место встречи организма и среды, место взаимной встречи, и событие встречи при эготизме имеется. Но контактная граница при этом односторонняя, личность, создающая «фигуру», делает это только для собственной пользы. Нет взаимодействия, нет «брать» и «давать». За всем этим может стоять сильный страх провала и стыд за свое несовершенство.
При эготизме индивидуум в контакте остается вне себя, становясь наблюдателем и комментатором своих отношений с другими людьми и внешними объектами. Внутренний комментарий о том, как некто наслаждается осенним лесом, запахом грибов и свежим воздухом отчасти расстраивает само непосредственное переживание этого леса и наслаждение воздухом. Он не может «окунуться с головой» в пере'живание. Этот невротический механизм встает на пути эффективного и полного удовлетворения потребности и получения удовольствия. Прерывание контакта по типу эготизма может встречаться в любой фазе цикла контакта, например, в фазе мобилизации. Это все равно, что при телефонном звонке похвалить себя за острый слух, вместо того чтобы подойти к телефону.
Но чаще всего такое прерывание контакта происходит в фазе финального контакта, когда личность уже вовлечена в процесс переживания и начинает испытывать удовлетворение. Хронический эготизм как привычный личностный паттерн описывается при нарциссических личностных расстройствах, характеризующихся недостатком эмпатии, склонностью к переживанию состояний грандиозности или ничтожества, а также чувствительностью к оценкам других людей.
Клиенты, прибегающие к подобному механизму прерывания контакта, самодостаточны и очень чувствительны к дистанции между людьми. Они часто уходят из контакта при сокращении дистанции со стороны других людей. Для них характерен страх утратить контроль над ситуацией (они постоянно контролируют терапевта), уходы от непосредственного контакта в теорию, непереносимость негативной оценки со стороны других людей, нестабильность самооценки, склонность к обесцениванию своего и чужого опыта.
В свое время Ф. Перлз также описывал невроз психоанали-зируемого, показав, как эта разновидность самоосознающего наблюдения может стать проблемой сама по себе. Так бывает, когда личность приспосабливает психотерапевтическую систему, которую наблюдает, к себе и становится ее «идеальным продуктом», например, «самоактуализирующейся» личностью. Ин-сайты в этом случае не ассимилируются, они сидят на клиенте подобно новому костюму, не подходящему ни по фасону, ни по размеру. «Любование собой в зеркале» сочетается с недостатком истинной спонтанности и переживания удовольствия от взаимного контакта с другими людьми (приведено по Clarkson, 2000). Эготист так сильно сориентирован на свой собственный голос, свои чувства или позицию, что продолжает взаимодействие без полного знания о том, с кем или с чем он встретился.
Здоровый эготизм — это способность к саморефлексии. Если же эготизм осознан, то мы можем, например, использовать свое право быть услышанными, но не слышать, что отвечают нам в ситуации, где наше присутствие нежелательно (см. монолог Чацкого). Другой случай полезности эготизма — возможность избежать преждевременного согласия без ориентировки в ситуации. Результатом этого механизма прерывания контакта является то, что эготист находится вне соприкосновения с определенной частью поля вне нас, она его не очень интересует, но это и создает серьезные проблемы в отношениях. По большей части эготист создает жесткие «фигуры», есть только импульс к контакту, но нет самого контакта. Непринужденность или гибкость общения требует реакции на чувства других (по крайней мере, принятия их во внимание), что является встречей своего бытия и бытия другого.
В терапии клиент с эготизмом требует достаточной терпимости терапевта, невысокого темпа работы (замедление и еще раз замедление!), тщательного исследования нового опыта (маленькими порциями), умения терапевта обращаться со своим стыдом, отсутствия фиксации на быстром терапевтическом успехе. Одним из вариантов работы с эготизмом клиента Кларксон (2003) называет медитации, позволяющие ощутить связь с универсумом, бесконечность времени и ощущение нераздельности с миром.
Полярностью к эготизму является спонтанность (Joyce, Sills, 2001), полнота существования «здесь и сейчас». В патологической форме она может выглядеть как мания, возбудимость и антисоциальное поведение. Сверхспонтанные клиенты избегают болезненного внутреннего опыта, убегая от чувств в действие. Стратегией терапевта также является замедление (паузы) и побуждение к осознаванию. Для отчета о чувствах необходимо стимулировать клиента удерживаться в паузах, обдумывать происходящее. Ажитация клиента снижается, если терапевт уделяет внимание опоре, дыханию и заземлению, акцентируется на самоподдержке и поддержке среды.
Дефлексия
Согласно Польстерам (1997), дефлексия[24] — это способ снятия напряжения актуального контакта, заключающийся в уклонении от прямого контакта с другим человеком, а также игнорировании стимулов из среды. При дефлексии индивидуум перемещает внимание с одного важного элемента поля на другой и поэтому испытывает трудности при поддержании контакта с реальностью. Поведение не достигает цели, «человек абстрагируется от ситуации, отпускает реплики не по существу, произносит банальности или общие фразы, проявляет минимум эмоциональных реакций вместо живого участия». Дефлексирующий индивидуум слишком часто шутит (окружающие не понимают, к чему он относится серьезно), иронизирует, меняет темы, его речь чрезмерно обобщена и абстрактна, ее содержание тонет в словах, он задает больше вопросов, чем делает утверждений, говорит или эа других, или неизвестно кому. Кроме того, он «не слышит» реплики терапевта, «не видит» выражения его лица, «не понимает» или переопределяет то, что терапевт делает или говорит. Особенно это касается интервенций терапевта, близких к избегаемому материалу.
Такой человек не может ни выразить себя, ни почувствовать другого по-настоящему. Он избегает контакта с другими, переводя прямой контакт в формальный, косвенный или неотчетливый. Терапевт может обнаружить в ходе сессии, что тема беседы все время меняется и что он не понимает и не помнит, как они с клиентом оказались в другой теме. Проявления дефлексии в терапевтической сессии нередко выглядит как процесс «раскрывания матрешек», с тем отличием, что матрешки не заканчиваются. Терапевт задает вопрос о проблеме и получает ответ не по существу, слишком абстрактный или неясный. Терапевт задает уточняющий вопрос и вновь получает ответ, ничего не прибавляющий к сказанному ранее. Так может происходить довольно долго, пока поведение клиента само по себе не станет «фигурой» для терапевта. Дефлексирующий клиент не концентрирует свою энергию на одной «фигуре», а распыляет ее между многими, в результате чего контакт со многими потребностями становится невозможным.
Иногда дефлексия проявляется в рассеивающих внимание движениях, жевании резинки, игнорировании присутствия терапевта. Некоторые клиенты воспринимают только позитивную обратную связь, не замечая иной. Другие, наоборот, слышат только негативное в свой адрес, дефлексируя позитивные замечания и поддержку других людей.
Нередко энергия, предназначенная одному объекту, переносится на другой. Фигурально говоря, получив выговор от начальника, индивидуум дает пинка своей собаке. Он переносит действие, предназначенное начальнику, к собаке, так что граница оказывается не между ним и начальником, а между ним и собакой. Импульс при этом направлен в среду, но настоящий объект подменен суррогатом.
Терапевту важно сфокусировать внимание клиента на таких особенностях контакта и мягко прервать дефлексивный процесс. Кроме того, важно сохранение в беседе одной темы и совместное выстраивание гипотезы, почему это оказывается сложным. Это дает возможность клиенту выбрать, о чем говорить (или не выбирать — это его право).
Наиболее важные навыки работы с хронической дефлексией — развитие сенсорного осознавания клиента: побуждение видеть, слышать и чувствовать. Терапевт стимулирует клиента сконцентрироваться без предубеждений на какой-либо новой «фигуре» интереса и следовать ее развитию. Терапевту важно понять, где находится «зона риска» клиента, (вместо какого действия возникает прерывание контакта) — представленность дефлексив-ных проявлений там особенно велика. Побуждение к осознава-нию помогает восстановить необходимое для полноценной жизни богатство ощущений и поддерживает чувство действительного существования от момента к моменту. Прямой контакт, чувства любви, печали и гнева повышают качество жизни и обеспечивают перенаправление энергии к актуальной на данный момент потребности. Важна адресация чувств и выражение их конкретным людям.
Существуют довольно простые приемы перенаправления рассеиваемой энергии клиента: внимание терапевта к тому, как клиент опирается, куда обращен его взгляд, кому предназначена его фраза (терапевту или в пространство) и т. п. Например, терапевт замечает, что клиент как-то необычно избегает прямого контакта глазами. Простая просьба терапевта поддерживать контакт глазами при обращении к нему помогает клиенту осознать, что «фигурой» данного момента являются отношения с терапевтом, и энергия клиента направляется на прояснение отношений с терапевтом. Таким образом, он оказывается в состоянии повлиять на отношения с другим человеком.
Дефлексия может выполнять и здоровую функцию, уменьшая напряжение переговорного процесса, чрезмерное для клиента напряжение в терапевтической сессии. Она может стать полезной в контакте с пропагандой тоталитарного общества, создавая лучший контакт с истинной ситуацией в обществе (Clarkson, 2000).
Другой полюс — это рецепция (Joyce, Sills, 2001). Личность доступна и открыта переживанию полноты мира вокруг. Выглядит эта полярность как позитивная, однако и такая способность может создать проблему. Мы испытываем миллиарды различных стимулов, не осознавая этого. Слишком рецептивная личность получает и слишком много стимулов и уделяет им слишком много вниманиями трудно игнорировать их или отобрать релевантные на данный момент. Кроме того, такие индивидуумы имеют сложности с речью — им приходится бороться с огромной массой кажущегося важным материала. Сверхрецептивность характерна для пациентов с некоторыми видами психозов: ощущая массу стимулов, они теряют способность формировать из них осмысленные гештальты.
В этом случае терапевт может помочь клиенту находиться в соприкосновении со «средней» зоной — зоной смыслов, мыслей, а также идентифицировать свои реакции — называть действия, которые он хочет предпринять. Кроме того, можно вместе с клиентом попробовать ранжировать свои переживания, отдавая предпочтение чему-то более важному. Можно исследовать убеждения клиента относительно того, какие из сигналов окружающей среды он не должен игнорировать, определить опасения по этому поводу.
Десензитизация
В последнее время выделяют такой механизм прерывания контакта, как десензитизация (Керпег, 1993, Clarkson, 2000, Joyce, Sills, 2001). Для формирования ясной фигуры, на которой базируется цикл контакта, и сохранения чувства реальности очень важным становится наш сенсорный фон. Если наши ощущения бедны, мы становимся «незаземленными», не связанными ни с нашей личной реальностью, ни со средой. Фраза «Он не стоит на своих ногах» обозначает важность физического контакта с миром для сохранения чувства реальности.
Сенсорный фон можно разделить на две большие категории ощущений: внутреннее чувство себя (проприоцепция, кинестезия, висцеральные ощущения) и внешнее — отношения со средой (рецепторы давления, боли, удовольствия, зрение и слух, вкус и запах). С их помощью мы ориентируемся в текущем состоянии нашего организма, укоренены в реальности и определяем наши отношения со средой.
Однако в нашей истории, возможно, случались эпизоды, когда для целей выживания необходимо было, чтобы наши ощущения не были достаточно ясными и контрастными. В связи с этим каждый из нас может обнаружить в теле области, ощущения от которых являются смутными или совсем не определяются. Эти нечувствительные части тела часто рассматриваются как отчужденные части self. Процесс приспособления к беспокоящим ощущениям путем уменьшения способности к перцепции (ограничения чувствования) и называется десензитизацией. Десензи-тизация уменьшает степень дискомфорта, но цена за это — уменьшение ощущения своей жизненности. Степень десензи-тизации варьирует от полной при некоторых видах психозов (деперсонализация, диссоциация) до частичной, которую мы формируем в ответ на чрезмерную или неприятную стимуляцию.
Десензитизация отчасти похожа на дефлексию. Но это другой путь избегания контакта со стимулами, и если дефлексия достигается за счет «средней зоны» осознавания, то десензитизация — за счет уменьшения стимулов из «внутренней зоны».
Ощущения могут быть редуцированы по разным причинам, например, из-за физического дискомфорта: боли, голода или холода. Иной вариант — напряженность неудовлетворенных потребностей, например, потребности в контакте с людьми, и болезненное чувство одиночества в связи с его отсутствием. Третий вариант — это конфликт между ощущениями и убеждениями. Например, сексуальная потребность объявляется «грязной» и соответствующие ощущения постепенно уменьшаются. Десензитизированный материал часто травматичен, и поэтому данный процесс может распространяться на некоторые чувства. Многим людям, например, трудно чувствовать и переживать гнев и раздражение, для других более проблематичным является распознавание страха или печали, сексуального возбуждения или зависти.
Иногда десензитизация носит более общий характер и выглядит как недостаток живости и ощущения жизненности. Клиенты говорят о скуке, притуплении ощущений, отсутствии интереса. Их контактные функции представлены очень узким спектром, они склонны к интеллектуализациям, философствованию. Другой вариант — попытка усилить чувствование через алкоголь, наркотики, экстремальный спорт или поиск и попадание в опасные ситуации.
Терапевту достаточно сложно работать с десензитизирован-ными клиентами, его собственные телесные ощущения нередко тоже редуцируются, энергия снижается.
Ресензитизация как терапевтическая стратегия не является просто результатом упражнений на сенсорное осознавание. Пробудить наши чувства — это значит пробудить боль или грусть, так же, как радость и удовольствие. Для такой работы важна терапевтическая поддержка, помогающая пережить травматические чувства и приспособиться к таким переживаниям заново, обретая всю полноту существования в мире. Процесс ресензи-тизации означает внимание терапевта и клиента к телесному существованию — дыханию и опоре, безжизненным участкам тела и мышечным напряжениям.
Другая полярность — это чувствительность, острота осозна-вания стимулов (Joyce, Sills, 2001). Индивидуум хорошо осознает себя и имеет высокую способность к эмпатии. Однако он может страдать от обилия сенсорных стимулов, которые он не в состоянии игнорировать. Это может проявляться в виде ипохондрии или неспособности оценивать смысл и важность ощущений. Поэтому терапевт побуждает клиента к осознаванию ощущений и чувств и, главное, того, что эти ощущения и чувства означают. В тех же случаях, когда клиент гиперчувствителен к реальному или воображаемому критицизму со стороны других людей или терапевта, важно помочь ему исследовать то, что происходит в этих ситуациях, что он чувствует и как делает выводы о себе и мире (исследованиеубеждений).
ЦИКЛ КОНТАКТА И МЕХАНИЗМЫ ЕГО ПРЕРЫВАНИЯ[25]
Итак, в соответствии с гештальт-теорией мы имеем шесть основных механизмов прерывания контакта (иногда выделяют и седьмой — десензитизацию). С помощью этих механизмов мы и поддерживаем в настоящем незавершенные ситуации из прошлого, лишая себя удовлетворения важных потребностей и препятствуя хорошему контакту с собой, другими людьми и средой в целом. Большинство гештальтистов разделяют также точку зрения о том, что во взрослой жизни и при осознанном выборе поведения (а не компульсивно) прерывание контакта может носить здоровый характер.
Необходимо подчеркнуть еще раз, что каждый невротический механизм включает другие. Например, конфлуэнция и инт-роекция необходимы для проекции и ретрофлексии. Рассмотрение механизмов прерывания контакта — это метод исследования структуры невротического поведения индивидуума в ходе терапевтической сессии, а не метод их классификации.
Эти специфические расстройства границы контакта тяготеют к определенным фазам цикла формирования гештальта и его разрушения, хотя и могут встречаться на любой из них. Последовательность, в которой разворачиваются эти невротические механизмы, предполагает, что следующая фаза цикла (например, фаза мобилизации или фаза финального контакта) будет предотвращена или искажена. Вмешательство таких механизмов в любой части цикла прерывает естественный и гармоничный ритм возникновения и разрушения «фигуры». Возникает дисфункция какой-либо одной и всех последующих фаз цикла контакта (см. рис. 4).
Эта модель цикла опыта и вмешательства в него механизмов прерывания контакта отличается от классической. В классической модели процессу возникновения фигуры в преконтакте мешает только механизм конфлуэнции (здесь десензитизация и дефлек-сия). Фаза действия по Клаксон прерывается проекцией, фаза финального контакта становится незавершенной из-за ретрофлексии. Поскольку в данной модели выделено больше фаз, чем в классической, фаза удовлетворения (выделенная автором), прерывается вмешательством эготизма. Наконец, фаза отступления-ухода не завершается из-за «зависания» индивидуума в конфлуэнции.
На рисунке можно видеть предпочтительное появление различных механизмов прерывания контакта в определенные фазы цикла контакта, это те же механизмы, за счет которых предотвращается переход к следующей фазе. Вне крута, символизирующего self индивидуума, находится среда, контур — это граница контакта.[26]
Альтернативный рисунок из сети:
В цикле контакта первой является фаза ощущений. Дисфункция фазы ощущений возникает, например, когда телесные ощущения игнорируются, а информация об окружении, получаемая с помощью органов чувств, блокируется или не принимается во внимание. Механизм десензитизации приводит к тому, что переход на следующую фазу — фазу осознавания потребности — становится невозможным. Если же ощущения есть, индивидуум имеет возможность перейти к следующей фазе.
Дисфункция фазы осознавания заключается в неполном осоз-навании своих потребностей или требований среды. Осознавание своего тела или информации извне существенно для формирования «фигуры», поэтому блокировка осознавания с помощью деф-лексии приводит к тому, что переход к фазе мобилизации становится невозможным или неполным. Но допустим, что эта фаза благополучно пройдена и в фокусе индивидуума появилась наиболее важная на данный момент фигура.
Дисфункция следующей фазы — фазы мобилизации базируется на прерывании контакта с помощью интроекции. Мобилизация энергии необходима для обслуживания процесса удовлетворения потребности. Однако появившаяся «фигура» потребности расценивается как плохая или недопустимая, появляющееся возбуждение прерывается или оказывается недостаточным для дальнейшего действия. Таким образом, интроективный механизм появляется на стадии мобилизации и прерывает переход к действию.
Если же индивидууму удалось достичь следующей фазы — фазы действия, то иногда контакт с потребностью может стать невозможным из-за неадекватности самого действия (необходимы определенные навыки), а также из-за отчуждения и приписывания другим частей своего собственного self. Проекция не дает возможности перейти к фазе финального контакта. Неадекватное для реализации данной потребности действие может компульсивно повторяться, например, периодически возникающий конфликт как способ получения необходимого внимания.
Фаза финального контакта расстраивается, когда вместо действия, направленного в среду для удовлетворения потребности, оно направляется на себя самого (ретрофлексия). И тогда, вместо того чтобы выразить кому-то свое раздражение, индивидуум раздражается на себя. Ретрофлексия прерывает дальнейший переход к фазе удовлетворения. Если же необходимая конфлуэнция с объектом потребности достигнута, личность может «идти дальше».
Фаза удовлетворения в постконтакте нарушается при «включении» эготизма. При этом личность не может наслаждаться полнотой и завершенностью опыта, поскольку механизм эготизма этому препятствует. Люди, которые прерывают контакт в этой фазе, не испытывают чувства завершенности и удовлетворения. Самым распространенны^ способом незавершения является тенденция к контролю себя и других, а также постоянное самонаблюдение и комментирование себя самого. Это преждевременный отход от фигуры без полного удовлетворения ею. В результате не происходит ассимиляции полученного опыта. Эготизм прерывает переход к фазе ухода-отступления.
Отступление или фаза отдыха. Личность балансирует между завершением старого гештальта и созданием новой «фигуры». Эта фаза расстраивается в том случае, когда личность не переходит к состоянию покоя постконтакта, паузы, когда в каком-то смысле именно «фон» становится «фигурой». Такой переход означаем что личность должна будет остаться на некоторое время в состоянии растерянности и неопределенности и в то же время оставаться ответственной за дальнейшее движение вперед, позволяя появиться новым ощущениям.
Для многих людей эта фаза цикла контакта самая трудная. Они воспитаны так, что не терпят пустоты, дискомфорта неделания и в последние пять минут сессии «хотят поговорить о чем-нибудь еще». Таким личностям трудно, например, остаться на некоторое время «не занятыми», они «должны» срочно перейти к поиску следующей «фигуры», не давая ей развиться и возникнуть спонтанно, или возвращаются к той, что была. Так называемые «работоголики» имеют расстройства именно в этой части цикла контакта. Для терапевта очень важно поддерживать исследование клиентом этой фазы цикла, исследование страха пустоты и удовлетворение потребности в отдыхе.
Наконец, чрезмерное зависание индивидуума в конфлуэнции станет механизмом, прерывающим переход к следующей «фигуре», и возникновение новой «фигуры» становится проблематичным.
ЛИТЕРАТУРА
1. Джендлин Ю. Фокусирование. — М.: Независимая фирма «Класс», 2000.
2. Зинкер Дж. В поисках хорошей формы. Гештальт-терапия с супружескими парами и семьями. — М.: Независимая фирма «Класс», 2000.
3. Иган Дж. Уклоняющиеся и сопротивляющиеся клиенты. Журнал практической психологии и психоанализа, 2003, 3. — http :// psychol.ras.ru/ippp_pfr/J3p/pap.php? id = 20030302.
4. Калитиевская Е. Диагностика в гештальт-терапии // Гештальт-98. Сб. материалов Московского гештальт-института. — М.г 1998. — С. 33 —38.
5. Перлз Ф.г Хефферлин Р., Гудмен П. Опыты психологии самопознания. — М.: Гиль-Эстель, 1993.
6. Перлз Ф. Гештальт-подход и Свидетель терапии. — М.: Либрис, 1996.
7. Перлз Ф.(1996) Гештальт семинары (Гештальт-терапия дословно) // Гештальт-96. Сб. материалов Московского гештальт-института. — М., 1996. - С. 6-17.
8. Перлз Ф. Эго, голод и агрессия. — М.: Смысл, 2000.
9. Перлз Ф.г Гудмен П. Теория гештальт-терапии. — М.: Институт общегуманитарных исследований, 2001.
10.Польстер И., Польстер М. Интегрированная гештальт-терапия. — М.: Независимая фирма «Класс», 1997.
11.Робин Ж.-М. Гештальт-терапия. — М., 1996.
12.Хломов Д. Гештальт-терапия // Основные направления современной психотерапии. — М.: Когито-Центр, 2000. — С. 343 — 371.
13.BrayS., PhillipsonP. (1988, revised and update 1998) Gestalt and Awareness. Manchester Gestalt Centre. — http://www.quitquality.com/ Gestalt%20and%20Awareness.pdf.
14.Clarkson P. (2000) Gestalt Counselling in Action. London, Thousand Oaks, New Delhi, Sage Publication, Ltd.
15.Frazao L.M. (1999) Healthy and Unhealthy Functioning and Process — Oriented Diagnostic Thinking/ Gestalt!, 3(3). — http://www.g-g.org/gej/ 3-3/frazao-en.html.
16.Kepner J.I. Body Process. Working with Body in Psychotherapy. — San Francisco: Jossey-Bass, 1993.
17.Kirchner M. (2000) Gestalt Therapy Theory: An Overview. Gestalt!, 4(3). -http://www.g-g.org/gej/4-3/ theoryoverview.html.
18.LatnerJ.(1992) The Theory of Gestalt Therapy, inS. Nevis, С Edwin, PhD, Ed: Gestalt Therapy Perspectives and Applications. Gestalt Institute of Cleveland (GIC) Press.
19.Melnick J. (1997) About Gestalt. Gestalt Review, 1997, (1) - http:// www.gestaltrview.com/aboutgestalt.html.
20.PhilippsonP.(1995) Gestalt in Britain — A Polemic. Electronic Publication of Manchester Gestalt Centre — http://www.mgestaltc.force9.co.uk/.
21.Ruh M. (1999) Diagnosis in Gestalt Theoretical Psychotherapy: Map or Territory? Abstract of the lecture at the 6hh European Conference of Gestalt Therapy - Studies in Gestalt Therapy, 8:292-293. - http://www.g-• g.enabling.org/ia/gestalt/gerhards/palermo.html.
22.Yontef G. (1992) Considering Gestalt Reconsidered: A Review in Depth. — http://www.gestalt.org/gary.htm.
ГЛАВА 4
Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 2123; Мы поможем в написании вашей работы! |
Мы поможем в написании ваших работ!