Современные взгляды на теорию поля в психологии

Современный социолог и политолог д-р Р. Дж. Руммель пред­лагает три операциональных принципа для рассмотрения тео­рии поля в психологии и социальных науках и в связи с этим выде­ляет три типа полей:

1. Поле как непрерывное энергетическое пространство (фи­зическое, психическое, визуальное, социальное и т.п.), включаю­щее силы и напряжения, которые могут проявляться везде. В пси­хологическом поле эта энергия может быть произведена челове­ческими потребностями. Независимо от того, физическая ли это теория поля, или теория гештальт-психологии, они имеют общий операциональный принцип — динамический. Поэтому эти теории д-р Р. Дж. Руммель объединяет названием динамические (работы К. Левина, Э. Толмена и А. Ушенко).

2. Второй тип теории поля не предполагает динамического принципа, но рассматривает поле как общность взаимозависи­мых и реципрокных отношений. Операциональный принцип здесь — взаимодействие и взаимозависимость. Эти теории поля (В. Кути, М. Уингер, К. Райт) были названы связанными. В них поле не рассматривается как поле сил. Впрочем, значительный акцент на взаимозависимости делал в своих работах и К. Левин (И.Б.у. «Можно определенным образом связать множество фак­тов индивидуальной и социальной психологии, которые с клас­сифицирующей точки зрения имеют мало общего (например, процесс научения и ориентации, временная перспектива, пла­нирование, проблемы индивидуального созревания, конфликты и напряжение, групповая принадлежность и маргинальный че­ловек, телесные изменения). Это можно сделать, используя кон­структы, которые характеризуют объекты и события с точки зрения взаимозависимости, а не фенотипического сходства или различия» (К. Левин, с. 171). «Совокупность сосуществующих фактов, которые понимаются как взаимозависимые, называет­ся полем. Психология должна рассматривать жизненное про­странство, включающее человека и его среду, как одно поле» (с. 265, выделено мной. — И. Б.).

3. Между динамической и относительной точкой зрения на сущность поля есть третья: поле — это многочисленные напря­жения, силы и энергии, находящиеся в преходящем балансе. Опе­рациональный принцип — баланс, равновесие (В. Келер, X. Мэй). В своей статье «Некоторые задачи гештальт-психологии» В. Ке­лер пишет: «В состоянии равновесия поле (зрительное — И. Б.) ни в коем случае не является «мертвым». Взаимные напряже­ния в фазе образования поля (которые, разумеется, взаимозависи­мы) не исчезают, когда устанавливается равновесие. Просто они (и соответствующие процессы) имеют такую интенсивность и на­пряжение, что взаимно уравновешивают друг друга. Местные про­цессы в состоянии равновесия — это определенное количество энергии, распределенное в поле». Таким образом, поле может рас­сматриваться как поле равновесия.

Между этими типами полей имеется некоторое сходство, так как и динамическое поле, и поле равновесия включает различ­ные силы. Тем не менее, они ясно различаются по природе: (а) поле как энергетическая система, включающая силы; (б) поле как взаимозависимость и взаимосвязанность, «сеть отноше­ний» по Йонтефу (1993) и (в) поле как равновесие. Все эти кон­цепции могут стать основой или способом рассмотрения поля, которое создается в процессе терапии. Исследуя терапевти­ческие отношения, мы можем сфокусироваться на таких ин-тегративных понятиях, как проявляющиеся в терапии силы и энергия терапевтической сессии, можем сделать акцент на вза­имозависимости и взаимовлиянии терапевта и клиента, а мо­жем рассматривать терапевтическое поле с точки зрения рав­новесия (саморегуляции или способов поддержания невроти­ческого баланса).

Выделенные в психологии типы полей недостаточно формали­зованы с точки зрения математики. Дискуссия о том, что любая теория имеет право на существование только при наличии адек­ватного математического аппарата, идет уже давно и уже давно напоминает ритуальные извинения за то, что психология — это не математика, однако релевантный математический аппарат, не­смотря на призывы, все никак не появляется. Никакие из опи­санных теорий поля не соответствуют этим требованиям и впол­не возможно, что для каждой науки существует (или еще не от­крыт) свой способ формализации.

Выделяют пять основных принципов теории поля в психоло­гии (М. Парлетт, 1991, 2003):

1) принцип организации;

2) принцип одновременности;

3) принцип сингулярности (уникальности, единственности);

4) принцип изменяющегося процесса;

принцип возможных существенных связей (возможной значимости).

Принцип организации. Значение единичного факта зависит от его положения в поле, при этом различные части поля нахо­дятся в обоюдной зависимости (К. Левин) Каждый факт явля­ется связанным с другими и смысл извлекается из общей ситуа­ции, общности сосуществующих фактов. «Значение маленько­го события обнаруживается в контексте более широкой ситу­ации, которая и проясняет это событие» (Парлетт, 2000).

В гештальт-теории не существует такой вещи, как чистая «ин-трапсихическая активность», активность сама по себе. То, что мы думаем, чувствуем и делаем, всегда базируется на наших интеракциях с окружением в данный момент. Например, кли­ент склонен рассказывать о проблеме... То, что мы сделали та­кое заключение, говорит о существовании некоторого времен­ного периода, в течение которого мы наблюдаем клиента. Но нам мало знать о содержании речи клиента, нам необходимо понять, к кому она обращена (к терапевту или какому-либо лицу из жиз­ни клиента), как клиент организует свою жизнь и какой смысл для клиента несет такая организация.

Вспоминая модель К. Левина, можно сказать, что клиентская проблема находится в жизненном пространстве индивида (в том числе в «среде как она представляется индивиду»). Затем надо отметить, что есть множество процессов и в физическом, и в социальном мире, которые не оказывают влияния на жизнен­ное пространство индивида в это время. Имеется и пограничная зона жизненного пространства (фон, контекст), которая оказы­вает определенное влияние на состояние жизненного простран­ства (влияя на органы чувств) и может стать более осознанной, изменяя соотношение «фигуры» и «фона».

Как гештальт-терапевты мы знаем, что есть контексты, в ко­торых мы не являемся полностью осознанными. Если мы заме­чаем, что клиент, например, теребит носовой платок, мы можем уделить внимание этому тривиальному моменту, зная, что эти действия могут быть связаны с незавершенными ситуациями, в которых какие-то импульсы были ретрофлексированы. И тогда смысл малого события рассматривается в более широком кон­тексте.

У всех гештальт-терапевтов и тренеров бывают случаи, когда они не осознают определенные аспекты общей ситуации, в ко­торую вовлечены. Например, тренер работает поочередно с не­сколькими участниками группы и не дает ей развиваться как целому. Между тем на жизнь группы влияют комната, в которой проходят занятия, отношения лидеров между собой, границы, кол­лективная история. Все аспекты ситуации должны быть открыты­ми для исследования и эксперимента.

Или медики часто считают, что формы медицинского лече­ния сами по себе важнее, чем другие аспекты реальности паци­ента — госпитального контекста, позиции и отношения докто­ра, наличия или отсутствия социальной поддержки пациента. Теория поля говорит, что на людей влияет целостная ситуация и пациент реагирует на единое поле, а не на изолированные чер­ты и факторы.

Таким образом, феномены опыта, когда они рассматривают­
ся как часть целого, организуются для осмысления. И терапев­
ты могут задавать себе вопрос «Как именно данный факт или
явление связано с контекстом жизни клиента?» или по отноше­
нию к группе: «Как данный факт или явление связано с контек­
стом группы (темой, групповой атмосферой и т. п.)?» ?

Принцип одновременности. Точнее, этот принцип можно было бы назвать принципом «втожевременности». Этот прин­цип означает, что в поле, существующем в настоящем, имеются констелляции влияний, которые объясняют актуальное поведе­ние. В нашей культуре (и психотерапии в том числе) очень попу­лярна концепция причинности, но в концепции поля не суще­ствует особенного причинного состояния, согласующегося с событиями в прошлом, — детерминанты.

Еще К. Левин определил, что характер ситуации в данное вре­мя может включать «прошлое — как вспоминаемое сейчас» или «будущее — как предположенное сейчас». «Влияние прошлого на поведение может быть только косвенным: прошлое психо­логическое поле — это один из источников нынешнего поля, и это, в свою очередь, воздействует на поведение» (К. Левин, с. 85). И прошлое, и будущее формируют часть опыта индивидуу­ма в настоящем. Индивидуум видит не только настоящую ситу­ацию. Он имеет определенные надежды, желания, страхи, фан­тазии по поводу будущего и вместе с его концепцией прошлого они составляют его настоящую реальность.

Таким образом, нет актуальных событий прошлого или буду­щего, которые не присутствуют в то же время сейчас в акту­альном поле состояния. В гештальт-терапии мы не объясняем феномены и концентрируемся на том, что есть, а не на том, что было. Это происходит не потому, что мы игнорируем историю или планы — мы исследуем, как история чего-либо вспоминается сейчас или как чувствует себя клиент в связи с планами. Гово­рить о прошлом часто необходимо для понимания проблемы кли­ента. Другой вопрос заключается в том, для чего использует «свое прошлое» клиент — нужно ли это для того, чтобы избежать сопри­косновения с некоторыми аспектами настоящего (точно так же мы интересуемся не планами на будущее самими по себе, но целост­ным способом их формирования в настоящем).

Например, пациент, который ругает своих родителей, верит в то, что он жертва их воспитания и хочет реванша. Исследова­ние выявляет наличие семьи с жесткими границами (ребенок был ограничен в своих контактах с миром), опыт насилия со сто­роны отца и отсутствие поддержки со стороны матери. Но ка­ким образом его прошлое присутствует в настоящем? Оно при­сутствует в форме жестких убеждений, неразрешенных и посто­янно повторяющихся эмоциональных и поведенческих трудно­стей, склонности к постоянной критике терапевта и поиску его слабых мест в виде определенных телесных поз, ригидного мне­ния о себе, то есть в форме фиксированного гештальта. Все это процессы, которые пациент воссоздает в настоящем.

Терапия сама по себе также формирует часть настоящего поля (в ней присутствуют двое). В терапевтической ситуации может быть больше доверия к терапевту или меньше, много или мало поддержки, терапевт может иметь ясные или неясные гра­ницы. Эти единовременные обстоятельства неизбежно являют­ся частью поля и могут повлиять на то, как именно проявляется сейчас прошлое или будущее. Феноменологически ориентиро­ванный гештальт-терапевт внимательно рассматривает то, что в настоящий момент присутствует в терапии, задавая себе воп­рос «Что присутствует в терапевтическом поле в данный мо­мент?» или «Как прошлое (или будущее) клиента присутству­ет в терапевтическом поле «здесь и сейчас».

Принцип сингулярности (уникальности, единственности). Многие научные теории претендуют на предсказание человечес­кого поведения. Однако обстоятельства, в которых оно прояв­ляется, никогда не бывают одними и теми же. Мы здесь все на лекции, слушаем одно и то же, но наш феноменологический опыт различен и каждый сделает разные выводы, выделяя опре­деленные факты и игнорируя остальные. В результате присут­ствия на одной и той же лекции будут построены индивидуаль­ные (уникальные) смыслы и сделаны индивидуальные (уникаль­ные) выводы.

Каждая ситуация и каждое личностно-ситуационное поле уни­кально, а терапия — это то, что возникает и создается вместе с клиентом. Обобщения, по Парлетту, «привносят порядок и пред­сказуемость, которые часто отрывают внимание от того, «что есть». Поэтому все обобщения сомнительны (по крайней мере, должны быть отодвинуты на задний план), поскольку клиент ме­няется там, где терапевтическое поле побуждает к этому.

Некритичное обобщение приводит к априорному (до опыта) структурированному восприятию реальности, которое ведет к поиску (а часто и находке!) в настоящей ситуации заранее ожи­даемого. Поэтому стоит быть чувствительными к обобщениям везде, и особенно в психотерапии. Если терапевт опирается на обобщения, он не склонен воспринимать актуальность настоя­щей ситуации во всей ее специфичности.

В гештальт-терапии новичков фрустрирует больше всего то, что нельзя заранее ответить на вопрос «Как лечить пациентку с навязчивостями или пациента с алкогольной зависимостью?». Для этого нужно сначала исследовать индивидуальные обстоя­тельства, уровень самопод^ержки, степень осознанности, при­роду сопротивления, актуальную потребность, механизмы пре­рывания контакта и все, что может повлиять на терапию. Уни­кальность личности и ее обстоятельств требует уважения и го­товности терапевта быть толерантным к неопределенности и двусмысленности терапевтической ситуации. Поэтому терапев­ту стоит акцентироваться на том, какие индивидуальные (уни­кальные) смыслы клиента присутствуют в терапевтической ситуации. Чем она (ситуация) отличается (похожа) от моей собственной? (очень важно! — И. В.).

Принцип изменяющегося процесса делает акцент на дина­мике происходящего. Поле постоянно изменяется, и опыт инди­видуума — это явление временное. Ничто не является зафикси­рованным и неизменным, при этом индивидуум нуждается в ба­лансе (гомеостатическом равновесии) со своим окружением. А поскольку поле меняется, то ранее успешные способы поведе­ния (приводящие к желаемым результатам) уже не будут приво­дить к ним позднее.

Индивидуум должен постоянно находить новые пути балан­са потребностей и интересов с возможностями окружения (в этом суть творческого приспособления к меняющимся обстоя­тельствам — новый опыт). Если же его реакции отражают ста­рый опыт, то они стереотипны и поддерживают невротический баланс, не приводя индивидуума к удовлетворению потребности. Такие клиенты часто ждут от терапевта разъяснения того, каким еще волшебным способом они могут поддерживать статус-кво (не­вротический баланс) в своей жизни.

Мы уже говорили, что опыт человека больше является вре­менным, чем постоянным и ничто не бывает статичным или фик­сированным абсолютно. Даже с одними и теми же индивидуу­мами в терапии поле заново конструируется от момента к мо­менту, и мы не можем дважды получить идентичный опыт. При­стальный ум никогда не выявляет то же самое. Любые похожие факты могут быть рассмотрены под другим углом зрения, в свя­зи с другими фактами.

У всех терапевтов имеется опыт, когда интервенции, которые кажутся нам правильными и полезными для клиента, не работа­ют, а также опыт, когда интервенции запаздывают или являют­ся преждевременными, так что клиент не может получить от них пользу. Всякая реальность развивается способом, который ни­когда не может быть с точностью предсказан. Существует не­избежная неопределенность в том, как люди адаптируются к новым обстоятельствам, приспосабливаются к изменению си­туации и справляются с новыми проблемами. Умение работать в состоянии неопределенности является одним из качеств про­фессиональной пригодности терапевта.

Понимание теории поля, следовательно, является релятивис­тским. Если поле постоянно меняется, если наша перцепция ре­альности постоянно меняется, если стабильность и равновесие в поле постоянно восстанавливается момент за моментом, — становится очевидным, что не существует абсолютных точек. Если же мы их находим, то на них кончается перцепция и начи­нается проекция.

Основные вопросы в процессе сессии: «Что изменилось?», «Чем мое состояние и состояние клиента отличается от состо­яния в предыдущие моменты?», «Что я ожидаю от клиента и как это связано с моей собственной жизнью?»

Гештальтисты очень различаются по категориям в зависимо­сти от того, дают ли они постоянные ярлыки и описания, кото­рые становятся фиксированным определением ситуации. Пар-летт Малкольм пишет, что вместо деления людей на «ретроф-лексов» и «неретрофлексов» в терапии лучше воспринимать ретрофлексию как процесс, в котором мы находимся некото­рое время (когда⁴?) в определенных обстоятельствах (каких?).

Принцип возможных существенных связей (возможной зна­чимости). Он говорит, что нет части общего поля, которая мо­жет быть исключена как несущественная. Любой элемент поля есть часть общей организации и является потенциально значи­мым. Гэри Йонтеф однажды вспомнил группу, в которой тера­певтический процесс стал более динамичным и эффективным после его замечания об очевидном — члены группы использова­ли изумившее его количество туалетной бумаги в офисе. Таким образом, гештальт-терапевт интересуется не только тем, что ви­димо, но и тем, что утратило видимость, стало автоматическим или рассматривается как не относящееся к делу или несуще­ственное.

В гештальт-терапии ничто не может быть определено или исключено без исследования. Мы должны быть открытыми для восприятия конфигурации (факты, явления, события) поля в дан­ный момент. Любое поле как-то организовано и то, что являет­ся существенным (целостная характеристика поля) должно быть исследовано в настоящем. Такой подход не исключает частей из общего поля.

Например, доктор дает объяснение пациенту о болезни. Он уже заранее знает, что существенно для пациента и как препод­носить ему информацию. На самом деле же состояние пациен­та зависит от степени личной заинтересованности и теплоты, с которой врач общается, правил, а также от общей ситуации в палате, в отделении или больнице. Все это и может реально ха­рактеризовать поле (или атмосферу в клинике для пациента), а не только такой отдельный элемент, как содержание информа­ции данного доктора или назначенное им медикаментозное ле­чение.

Любой момент поля может стать невидимым для наблюдате­ля именно из-за присутствия этого наблюдателя с его субъек­тивными особенностями восприятия. То, как каждый из нас ви­дит, является следствием того, как именно он смотрит. Наблю­датель является частью общей ситуации и не может быть исклю­чен из нее.

Например, групповой терапевт, влияющий на ситуацию в груп­пе, может выделять одни аспекты ее функционирования и не за­мечать (или неосознанно исключать) другие. Противовесом это­му будет супервизия его работы (например, с использованием ви­деозаписи) как еще один взгляд на ситуацию, взгляд не суперте­рапевта, а просто терапевта с другими личностными чертами, другими свойствами восприятия. Особенно ярко это проявляется в супервизорской группе, когда восприятие терапевтической си­туации многими членами группы позволяет выделить несколько различных аспектов ситуации, оставшихся невидимыми для те­рапевта.

Кроме того, необходимо отметить, что наблюдатель влияет на объект исследования (Yontef, 1993), а наблюдаемое оказывает вли­яние на наблюдателя (Jacobs, приведено по Yontef, 1993). Известно, что даже поведение крыс в эксперименте нередко определяется ожиданиями экспериментатора, а люди дают несколько разные показатели при тестировании в зависимости от характеристик того, кто их тестирует. На что мы смотрим, как мы смотрим, контекст нашего взгляда определяет все, что мы наблюдаем. То, что мы ви­дим как терапевты, определяется и нашей позицией активного на­блюдателя.

Существует еще и проблема научного метода. Любой научный подход, основанный на теории поля, должен исследовать свой объект, не забывая, что исследователь и объект сами составляют поле, которое подчинено принципу реципрокности. Конечно, эф­фект взгляда астронома на звезды может быть незначительным, а семейного терапевта на взаимодействие семейной пары — очень даже существенным. И в этом случае сразу трудно сказать, на­блюдается ли это обычно или является следствием присутствия терапевта. Терапевту стоит понаблюдать, какие проявления (по­ведение, чувства и т. п.) клиента являются следствием действий терапевта. Какие действия или проявления клиента вызывают определенные чувства и действия терапевта? Об этом может быть задан вопрос или сделаны наблюдения.

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 540; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!