Между гештальт - психологами и гештальт - терапевтами

По воспоминаниям Дж. Симкина, Курт Гольдштейн (один из пер­вых учителей Ф. Перлза) однажды приезжал в Нью-Йорк с лекци­ей. Рассказывают, что после лекции Перлз пошел поблагодарить сво­его учителя, но встретил весьма прохладный прием. Ответ Гольдш­тейна был характерен для академических гештальт-психологов, ко­торые изучали литературу по гештальт-терапии. Гештальт-терапев-ты часто утверждали, что произошли из гештальт-психологии, что исследования Келера, Коффки, Вергеймера и Гельба применимы и в качестве гештальт-принципов личностного функционирования. Так, Ф. Перлз открыто говорил, что при разработке концепции геш­тальт-терапии опирался на работы гештальт-психологов.

В то же время он не принимал во внимание, что гештальт-пси­хологи рассматривали свои идеи еще и как научный подход, кото­рый мог быть перенесен и на другие области исследования. По этой причине они ссылались на себя как на гештальт-теоретиков и довольно остро реагировали на ошибки Перлза в описании гештальт-теории (как не философской) и на его позицию морального релятивизма. Перлз полагал, что правильное и неправильное за­висит от того, что происходит на контактной границе индивидуу­ма, то есть является правильным и неправильным (полезным и вредным) для организма, в то время как некоторые гештальт-пси-хологи считали некоторые аспекты морали объективными. Возмож­но, поэтому гештальт-психологи и сделали попытку размежевать­ся с гештальт-терапией.

Итак, гештальт-терапевты видели родство, а гештальт-психоло-ги постоянно отрицали любое сходство между их теорией и иссле­дованиями и работами гештальт-терапевтов (Р. Хенле, Р. Арнхейм, В. Келер). Их позиция по отношению к гештальт-терапии была край­не негативной. В чем причина? Прежде всего в том, что между тео­риями гештальт-психологии и гештальт-терапии существовали очень важные теоретические различия. Базой для исследований ор­тодоксальной гештальт-психологии была перцепция. Даже «изна­чальные» гештальт-психологи Левин и Голдштейн не были удовлет­ворены акцентом на перцепции и расширяли дефиниции гештальт-концепции. Так, К. Левин использовал термин «фигура — фон» бо­лее широко, предположив, что «фон» является более активным и более общим процессом, чем его воспринимали гештальт-теорети-ки. «Целостная динамика сенсорных психологических процессов зависит от фона и за его пределами от структуры целостного окру­жающего поля» (1935, цит. по: Sherrill R. Е.). Это было важное расши­рение гештальт-концепции, до этого гештальт-теоретики уделяли сравнительно мало внимания динамике «фона».

К. Левин, не удовлетворенный узостью такого подхода, проводил эксперименты, связанные с динамикой личности. В связи с этим между гештальт-теоретиками и гештальт-терапевтами развернулась ожесточенная научная борьба за чистоту подхода, с одной стороны, и за его расширение — с другой. Даже когда К. Левин стал извест­ным и разработал свою собственную научную концепцию, они с В. Келером продолжали критиковать работы друг друга, каждый со своей точки зрения.

К. Гольдштейн поддерживал интенсивные контакты с гештальт-психологами, относил себя к их числу, но рассматривал себя как более холистически ориентированного. Он назвал собственную адаптацию гештальт-принципов «организмической биологией». И Гольдштейн, и Левин взяли понятия из гештальт-теории, расшири­ли их значения и применили к проблемам мотивации и личности.

Примером того, как эти исследователи расширили области приме­нения гештальт-принципов, было их использование принципа «фигу­ра-фон». Для гештальт-теоретиков «гештальт» всегда оставался родовым термином для всех естественно организованных сущностей или функционального целого. Вольфганг Келер и Макс Ветгеймер исполь­зовали терминологию «фигура-фон» только для визуальных сущнос­тей, хотя гештальт мог быть и визуальным перцептом, и темпораль­ным паттерном, таким, как мелодия или танец, и следом памяти.

Курт Коффка был более либеральным в использовании терми­нов, возможно, потому, что попытался дать исчерпывающее опи­сание ментального функционирования. Он считал, что «фигура-фон» соотношения существуют для всех ощущений, хотя качество «фона» может быть хорошо описано только для слуха. Гольдштейн открыто расширил «фигура-фон» терминологию по отношению ко всем перцепциям, познанию и эмоциям — гораздо более широко, чем Вертгеймер и Коффка могли принять. Ф. Перлз больше груп­пировался с Гольдштейном и Левиным на базе холистического под­хода и также использовал «фигура-фон» терминологию. _г

Важные теоретические различия гештальт-терапии и гештальт-психологии состоят в признании разной степени влияния на перцеп­цию таких организмических переменных, как потребности. Гештальт-теоретики считали, что фигура возникает из-за объективных свойств ее внутренней организации. Они критиковали более ранние теории, которые описывали содержание перцепции как более произвольный результат непосредственного сознания зрителя. Акцентируясь на объективной автономии гештальтов, они уделяли относительно мало внимания организмической энергии, вниманию или потребностям. Так, К. Коффка писал, что при слабых стимулах причиной превраще­ния недифференцированной части поля в фигуру могла быть пози­ция активного поиска. Он также описал, как сильная усталость или шум работающего сверла могли стать причиной того, что визуальная перцепция теряла хорошую «фигура-фон» отчетливость и возвраща­лась в прежнее неоформленное состояние. Он допускал некоторое влияние интереса на формирование фигуры, полагая, что фигуры скорее возникают именно в момент возбуждения интереса.

За исключением особых случаев, гештальт-теоретики редко при­знавали влияние организмических потребностей на актуальное фор­мирование перцептов. Они были осторожны в описании и организ­мических потребностей, и организмических когниций в качестве геш­тальтов из-за того, что и те и другие являются внутренними события­ми. И только гештальт-эксперимент показал, что потребности влияют на формирование фигуры. Это можно увидеть тогда, когда стимулы являются настолько неопределенными, что перцепция может быть организована двумя разными способами. В знаменитой фигура-фон картинке со старухой и молодой женщиной молодые мужчины сразу (и достоверно чаще) видят молодую женщину, а не старуху

 

Рис. 1. Фигура-фон соотношения. Старуха — девушка

Келер и Вертгеймер учитывали влияние интенсивных потребностей в развитии психопатологии, но говорили не о перцепции, а об«изменениях когнитивного поля». В противовес им Ф. Перлз использовал термины «фигура» и «гештальт» почти как взаимозаменяемые (это же делают и многие современные гештальт-терапевты), и его расширенная фигура включала внутренние события. «Фигура (гештальт) в осознавании является ясной и яркой перцепцией, образом или инсайтом», — писал он. Перлз считал, что организмические потребности играют большую роль при формировании фигур, например, таких, как мираж (сильная жажда в пустыне может сформировать иллюзорную фигуру — родник с водой). В этом, как и в использовании «фигура-фон» терминологии, Перлз был ближе к концепции Гольдштейна, чем к взглядам остальных гештальт-теоретикам.

Развивая свою идейную базу, гештальт-терапия расширила смысл важных гештальт-терминов и сделала более расплывчатыми грани­цы между концепциями гештальт-теоретиков и гештальт-терапев-тов. Гештальт-терапевты включают внутренние события в «фигура-фон» отношения (например, образы и идеи), игнорируя различия меж­ду формированием «фигуры» и селективным вниманием, а также то, что состояния организма могут влиять на формирование «фигуры» в очень разной степени. Расширяя смысл традиционных терминов геш­тальт-психологии, гештальт-терапевты лишились возможности счи­таться прямыми потомками создателей гештальт-теории, хотя сами и признают их своими «духовными предками».

Более непосредственно гештальт-терапия связана с концепция­ми К. Левина и К. Гольдштейна. Они дополнили друг друга очень интересным способом. Левин писал о внутренней динамике субси­стем психики и структуре психологического окружения. В своих работах он упоминал контактную границу «организм-среда». Перлз же анализировал динамику и патологию контактной границы в де­талях, но рассуждал о self не как о структуре, а как о функции.

У К. Гольдштейна Ф. Перлз заимствовал несколько концепций, включая организмическую саморегуляцию и динамику неудовлет­воренных потребностей в форме патологических гештальтов (не­завершенные ситуации, проявляющиеся в поведении). Работы Голь­дштейна включают много других концепций, с которыми гештальт-терапия могла быть связана (Smith, 1976, 1997).

1. Он показал, что любая перцептуальная фигура должна оце­ниваться по отношению к фону целостного организма. При этом естественно возникающая фигура спонтанна и гибка, а навязан­ная — ригидна.

2. Он описал, как тревога могла децентрировать организм и вызвать различные феномены невроза, такие, как компульсивность.

3. Он предположил, что психотерапевт должен быть участ­ником, а не наблюдателем и должен допустить развитие состояния общности с клиентом.   _?

4. Он сопоставлял это состояние общности с «Я-Ты» отноше­ниями по М. Буберу.

Точки контакта различных теорий могут находиться не только в историческом прошлом, но и в современной экспериментальной пси­хологии. В теории гештальт-терапии таким примером оказался Ральф Хефферлин, экспериментальный психолог, внесший большой вклад в создание книги «Гештальт-терапия» (1951). Эта книга появилась во многом благодаря экспериментам по осознаванию, которые он про­водил со своими студентами. Хефферлин обнаружил, что позиция направленного осознавания вызывала сильные проприоцептивные ощущения в тех частях тела, которые личность не ощущала годами. Интерес к тому, как именно проприоцепция может быть сохранена с помощью направленного осознавания, привела его к лабораторным исследованиям (электромиографии). Были обнаружены мышечные подергивания, которые существовали, но находились ниже порога осознавания. Эти исследования повлияли на выделение нового экс­периментального подхода — биологической обратной связи.

Так как гештальт-концепции вполне применимы в разных ла­бораторных исследованиях, они требуют более точного изучения. Гештальт-терапия может стать хорошим «продолжением» геш-тальт-теории, если будет экспериментально показано влияние со­стояния целостного организма на перцепцию. Подтверждение и прояснение гештальт-концепции станет делом будущего.

Фон

Теперь поговорим более подробно о фоне. С точки зрения геш-тальт-психологов, любое психологическое поле является настоль­ко хорошо организованным, насколько позволяют условия в данное время (принцип pragnanz ). Плохо организованное психологи­ческое поле организовано плохо по отношению к индивидууму. В13жязи с этим определенные обстоятельства могут вмешиваться в процесс формирования гештальтов (стресс, мотиэация). Встреча между индивидуумом и средой может и не стать оптимальной из-за искажения его восприятия контакта. Эта концепция была пол­ностью воспринята Перлзом, который применил ее по отношению к невротической саморегуляции, тем силам, которые вмешивают­ся в процесс формирования и завершения гештальтов (выделение потребности и контакт с источником ее удовлетворения).

Что же содержится в фоне? Согласно И. и М. Польстерам (1997), три элемента образуют фон (контекст) жизни.

Прошлый опыт. Его разнообразие обеспечивает приемлемый фон для всего, что с человеком может произойти, а «ясность и пол­нота жизни зависят от размеров фона, который способен порож­дать фигуру». Разнообразие опыта проявляется в участии индиви­дуума в самых разных жизненных ситуациях, его знаниях, жиз­ненных ориентирах и ценностях, увлечениях и убеждениях, делах и поступках, переживаниях, фантазиях и воспоминаниях.

Кроме того, в фоне «спрятано» некоторое количество фигур, внезапное возникновение которых может вызывать довольно сильные чувства, в том числе тревогу, страх и боль. «Закрывая ча­сти фона, человек делает осторожные попытки избежать боли от своих «спрятанных» свойств и переживаний. В результате фон не так легко становится источником новых фигур» (И. и М. Польстер, 1997).

Когда фон является разнообразным, индивидуум гармоничнее приспосабливается в самых разным жизненным ситуациям. Забо­та об опыте (фоне) приводит к тому, что новый опыт становится более чувственным. Между фигурой и фоном всегда существует взаимодействие, и если терапевт не побуждает клиента осознавать фон, взаимодействия между фигурой и фоном, а также личный смысл такого взаимодействия, доступ к новому опыту для клиента будет закрыт.

Незаконченные дела. Ф. Перлз экстраполировал на гештальт-терапию одну из важных концепций гештальт-психологии (Koffka, 1935) — концепцию завершенности.

Стремление к завершенности — одна из важных характерис­тик восприятия. Перлз писал: «Один из базовых законов формиро­вания гештальта — напряжение, проистекающее из потребности к завершению, называется фрустрацией, а завершение называется удовлетворением. С удовлетворением потребности дисба­ланс аннигилируется и потребность исчезает». Незавершенная си­туация, по Перлзу, — это «повторяющееся усилие организма удов­летворить собственную потребность» (Перлз, 2001). Завершенность же достигается концентрацией на настоящем и принятием соб­ственной ответственности. Ирвин и Мириам Польстеры в даль­нейшем утверждали, что завершенность — это не только перцеп­тивный рефлекс, это еще и личностный рефлекс, который часто разрушается социальными ограничениями. В этом случае у инди­видуума появляются и накапливаются «незавершенные дела» (си­туации). Результатом являются озабоченность и беспокойство, компульсивное или защитное поведение, вялость или хроническая неудовлетворенность собой.

Результаты классических исследований Б. Зейгарник показа­ли, что степень запоминания незавершенной работу была досто­верно выше, чем завершенной. Таким образом, лучше запомина­ются незавершенные события. Они хорошо запоминаются и дают о себе знать, даже если в свое время подверглись вытеснению.

У всех индивидуумов есть и потребность испытывать чувство завершенности, и склонность к незаконченным действиям. Если взрослый человек не смог нормально усвоить детский опыт, неза­вершенные переживания могут стать причиной его проблем во взрослом возрасте. Лаура и Фриц Перлз создали особую тера­пию — терапию незавершенных переживаний, которая, сделав переживания завершенными, дает возможность человеку испы­тать чувство удовлетворения и жить дальше.

Терапевты знают, как часто клиенты привлекают внимание к незавершенным ситуациям в прошлом, особенно к ситуациям сво­его детства и юности. Любой незавершенный опыт ищет своего завершения, любая незавершенная в прошлом значимая ситуация мешает сейчас и ищет завершения в настоящем. В тени незавер­шенной ситуации скрывается неудовлетворенная потребность.

За многими распространенными жалобами на жизненный дис­комфорт в настоящее время можно найти незаконченные дела и незавершенные ситуации. И неважно, что в других сферах жиз­ни у данного индивидуума все в порядке, — ему необходимо за­вершить именно «эти» ситуации. «Я давно хотела тебе (отцу) ска­зать, как я хочу, чтобы ты относился ко мне с теплом и внимани­ем» — именно таким часто бывает результат работы гештальт-терапевта с «внутренними объектами». Или другая ситуация: кли­ентка, пережившая инцест в подростковом возрасте, в общении с мужчинами ведет себя как маленькая девочка, стремясь показать, что она «еще не выросла до мужских желаний».

Завершение незавершенной ситуации восстанавливает есте­ственный ритм осознавания и удовлетворения потребностей. Но на этом пути у гештальт-терапевта возникают определенные сложности. В первом случае клиент склонен навязчиво и ригидно реагировать одним и тем же способом в обстоятельствах, мало-мальски напоминающих незавершенную ситуацию (как выше­упомянутая клиентка, пережившая инцест). Такое навязчивое по­ведение является отражением ригидных связей между фигурой и фоном.

Второй полюс — это свойство клиента не формировать фигуру вообще. Такой клиент, рассказывая терапевту о своей жизни, ока­зывается не в состоянии выделить какую-либо проблему и обо­значить связь между фигурой и фоном. На сессии он много гово­рит, его внимание непрерывно переключается с одного на дру­гое, терапевт не успевает понять, о чем речь, как клиент переклю­чается еще на какую-нибудь тему. Головокружение терапевта и его усталость от непрерывного бега за клиентом в попытке по­нять, чего же он хочет, свидетельствует о малых возможностях последнего для какого-либо развития фигуры, для ее осмысления и завершения.

Заранее никогда не известно, какие слова или действия кли­ента на сессии приведут к завершению — все это проявится толь­ко как результат эксперимента. Завершение незавершенной си­туации («закрытие гештальта») обычно оставляет у клиента субъективное чувство завершенности.

Актуальный фон. Это то, что происходит при взаимодействии «здесь и сейчас». Фигуры, актуальные для настоящего момента, могут быть клиентом «вынесены за скобки для облегчения комму­никации», так как они не относятся непосредственно к коммуни­кации или относятся, но мешают. При этом человек может посту­пать по-разному — например, регулярно подавлять свои потреб­ности в таких случаях или, наоборот, не отказывать себе в этом, но мешать самой коммуникации. Так, один клиент подавляет свою потребность в питье на приеме у терапевта (поскольку неудобно попросить, не время), а другой регулярно перебивает и себя, и терапевта, как только в голову ему приходит очередная «гениаль­ная» мысль, вследствие чего у него появляются проблемы в отно­шениях в другими людьми. Все это и является одним из фокусов терапевтической сессии.

---

Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 441; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!