Рассматриваемый с юридической точки зрения 6 страница



Разбирая вопрос о том, “прав ли был Пилат, когда распял Хрис­та”, мы исключим все обстоятельства, отягчающие в настоящем слу­чае его вину. Предположим, что Пилат и римляне его времени еще веровали в древнюю религию Рима, что Иисус был по рождению подданным этого города и что закон этого города требовал пресле­дования всех религиозных убеждений, враждебных его древней вере. Что в таких обстоятельствах было “обязанностью человека, нахо­дившегося в положении Пилата”? Мы отвечаем, что он был обязан (приняв сперва меры к сохранению спокойствия в своей провинции) скорее отказаться от повиновения закону и оставить свое служеб­ное положение, чем нарушить принцип совести, который имеет бо­лее глубокое основание, чем социальные надстройки, сделанные го­сударством. Но это приводит нас к последнему вопросу о том. чего требовал закон Рима в деле, подобном суду над Иисусом Христом.

Пределы трактата заставляют нас дать лишь один ответ на этот вопрос и не делать указаний на источники. Известно, что политика Рима, как завоевательной державы, в отношении к религиям поко­ренных государств была политикой терпимости. Но под ней долж­но разуметь немного разве более того, что существующие религии терпелись в местах их господства. Из того, что поклонение Ссрапи- су или Изиде было терпимо на Ниле точно так же, как монотеисти­ческое богопочтение в Иудее, нисколько не следует, что которое- либо из них было дозволенной религией (rcligio licita) на берегах Тибра. Даже если бы такая религия допускалась на Тибре, то ис­ключительная преданность ей была терпима только в уроженцах страны, из которой она происходила, и нс была никогда дозволена римским гражданам. Для всех их на всем пространстве мира древ­няя римская религия была обязательна, а для остальных народов ре­лигия Тибра была хотя необязательной, но господствующей. Уступ­ки, сделанные областям в отношении к их религиям, были, в стро­гом смысле, уступками, а нс конкордатами. Согласно с этим такая уступка ограничивалась правилом: cujus regio, cjus rcligio (чья стра­на, того и религия). Местный культ вне той страны или провинции, где он господствовал, нс имел прав па публичность и на приобрете­ние новых последователей и был обречен на пассивное и частное существование. Этими общими замечаниями объясняются некото­рые разности в отношениях Рима к иудейской и христианской ве­рам. Древняя иудейская религия имела то парадоксальное свойство, что. с одной стороны, была религией национальной, или местной, а с другой — предъявляла право быть исключительно истинной рели­гией. Соединением этих двух качеств объясняется то обстоятельство, что римляне с полным убеждением приписывали ей враждебность к человеческому роду. Это недоразумение естественно навлекала па себя вера, которая признавала ложными верования всех других лю­дей. но не призывала их к участию в своих дарах. Но самый недо­статок наступателыюсти в иудаизме спасал его от столкновений. Когда явилось христианство, то Риму пришлось иметь дело с со­всем иной задачей. Христианство не только заявляло право на ис­ключительную истинность, по еще восставало против всякого огра­ничения себя какими бы то ни было пределами. По своему суще­ству оно являлось наступательным, везде ища себе последователей; оно требовало, чтобы его приняли все люди — приняли римляне и греки, варвары и иудеи. Какой же был результат? В существе дела, римляне относились к христианству как к преступлению, но дей­ствовали при этом урывками, непоследовательно. Его преследовали вообще как форму безбожия. Такое случайное преследование нс ос­новывалось на каких-нибудь особенностях в природе христианства и нс возбуждалось каким-нибудь сильным отвращением к нему, как к форме богопочтсния или веры. Христианство подвергалось пре­следованиям вообще как форма безбожия или противодействия гос­подствующим религиозным учреждениям. И противодействие ему на этом основании предписывалось и производилось некоторыми ве­личайшими и мудрейшими и даже, в известном смысле, отличавши­мися наибольшей терпимостью императорами. Траян и Антонины были мудрыми и великодушными монархами. Не многое в христи­анстве могло отталкивать, напротив, многое в нем могло привлекать таких людей. Они нс были суеверами, а лица, окружавшие их, были вообще скептиками. Они не веровали в безусловную или всеобщую истину в предметах религии; зато веровали в верховную власть над миром и в мировое первенство Римского государства. Вследствие этого они. покровительствуя в Египте. Палестине и Италии всем доз­воленным религиям (rcligiones licitae), оказывавшимся способными жить в мире друг с другом и нс заявлять притязаний на всеобщее господство, в то же время напрягли всю силу государства против одной религии, которая говорила, что люди рождаются в мире, что­бы свидетельствовать об истине, и что всякий, кто от истины, слу­шает гласа Христова1. Нет возможности объяснить эту историю ина­че, как признав, что основной закон Рима предоставлял государству право, с одной стороны, утверждать и позволять, а с другой — по­давлять и запрещать выражение новых религиозных убеждений, пуб­личное существование новой веры. И это право признавалось суще­ственной частью majestatis, или верховной власти государства.

Так было во дни Тиверия, так и во время Домицианова юриди­ческого террора (terreur juridique). Пилат, как наместник Тиверия, был, кажется, убежден, что заявление Иисуса о том, что Он есть “Христос-Царь”, не заключало в себе притязания на временное вер­ховное владычество. Ему прямо и определенно Подсудимый сказал, что Его царство не от мира сего[701] [702]. По это уверение по меньшей мерс значило, что Его царство будет религией, которую Он предпринял основать. Оно значило более. Религия, которая представляется в фор­ме царства с царем и его “нс подвизающимися”[703] за Него слугами, как бы ни мало она была “от мира сего”, имеет быть не только рели­гией, но и церковью. Всеобщая религия, требующая, прежде всего, личной веры, ио прибавляющая к ней непосредственно обязатель­ство исповедовать и распространять эту веру, составляет уже (даже по протестантскому понятию) церковь, т. с. союз веры. Защита Иису­са уже выставляла на вид этот пункт с такой же силой, с какой по­том указывали на него ученики Его в первые века христианства. На него указывали, — по крайней мере, его постоянно имели в виду, гонители христиан, обвиняя последних в государственной измене. Ренан, быть может, зашел слишком далеко, когда утверждал, что римские законы против недозволенных союзов или товариществ были несчастным корнем всех гонений[704]. Он пошел даже еще даль­ше, когда старался доказать, что эти законы были единственным ору­дием. посредством которого эти гонения воздвигались и юридичес­ки оправдывались. На самом деле они были скорее ветвями, чем кор­нем. Несомненен тот факт, что законы, определявшие деятельность сообществ (collegia) и подавлявшие все недозволенные сообщества, с самого возникновения своего имели тесную связь с величеством (majestas) государства и, в частности, с правом его устанавливать и поддерживать религию. Эти два закона находились в теснейшей свя­зи и в теории, и на практике. Стремление Иисуса основать только всеобщую религию могло, без сомнения, прийти на практике в стол­кновение с указанным законом Рима о сообществах. Но Его стремле­ние основать эту религию в виде царства, хотя и не от мира сего, — основать “союз в государстве, находящийся вне государства", как выражается Ренан, являлось по своему существу несовместимым с основной идеей закона о сообществах. Словом сказать, христиан­ство было несовместимо с римским законом, и нс только потому, что содержание его было отлично от содержания древней религии Рима, по и потому, что требование христианства, чтобы его приня­ли и публично исповедовали все люди, приводило его в столкнове­ние с неограниченной и не терпевшей никакого противоречия себе верховной властью Римского государства. В этих самых пунктах ука­занный закон входил в столкновение и с Основателем христианства. Из этого, конечно, не следует, что Пилат, как исполнитель римского закона (если предположить, что он понимал существование этого религиозного столкновения точно так же, как понимал несущество­вание здесь какого-нибудь гражданского заговора), был обязан осу­дить Иисуса. Высший сановник, как объясняет Траян в своем зна­менитом послании к правителю Вифинии. был обязан руководство­ваться своей собственной рассудительностью, когда имел дело с людьми, нарушавшими закон о религии. Пилат, по-видимому, ис­кренно верил, что Иисус был и прав, и не опасен; но. веря в это, он погрешил тем. что отступился от своего первого приговора и пре­дал кровь неповинную. По когда он в конце концов послал Его на крест, то сделал это на том основании, что Иисус объявил себя Ца­рем, и на основании первоначального обвинения в том, что Христос действовал против величества римского народа (adversus majestatem populi romani). Что бы ни думал римский судья, заявление, сделан­ное Христом об Его праве, было несовместимо с привилегиями того государства, представителем которого был Пилат.

Итак, исследование этого знаменитейшего из всех судебных дел с чисто юридической и чисто формальной точки зрения приводит к таким заключениям.

По этому делу происходило два судопроизводства, и оба они ве­лись с некоторым соблюдением форм, предписанных двумя самы­ми славными юриспруденциями мира. В обоих судах судьи были неправедны, и суд был недобросовестен; но в обоих внешняя фор­мальная процедура была соблюдена, и результат получился один и тот же. Иисус Христос был осужден на основании двойного обвине­ния в государственной измене. Он умер за то, что пред религиоз­ным собором провозгласил себя Сыном Божьим и Мессиею Израи­ля. а пред мировым — светским судилищем — провозгласил себя Христом-Царем.


ВАВИЛОНСКИЙ ЦАРЬ ПРАВДЫ
АММУРАБИ

и его новооткрытое законодательство в сопоставлении
с законодательством Моисеевым


 


КАЖДЫМ годом Древний Восток привлекает к себе все больше внимания; и он вполне заслуживает этого, потому что, представляя собой колыбель человека, он доселе заключает в своих недрах тайны, которые могут служить к выяснению перво­бытной жизни и исторических судеб человечества. Туда, где нахо­дился рай земной, в настоящее время обращены взоры не только уче­ных — исследователей археологии, но и взоры политиков и всего новейшего общества. В край, недавно еще представлявший собой пустыню, в которой только гарцевали разбойничьи шайки бедуинов, как бы от скуки то и дело производивших между собой стычки и целые сражения, правительства новейших государств одно перед другим направляют ученые экспедиции для исследования его древ­ностей. а для облегчения сношений строятся железные дороги, на которые тратятся многие миллионы. По-видимому, этот, давно по­хороненный под развалинами, мир вновь воскресает к жизни, и. быть может, недалеко уже то время, когда гам опять закипит новая жизнь после столь многих тысячелетий мертвого могильного покоя. Но эта новая жизнь едва ли будет равняться той древней жизни, которая кипела там тысячелетия тому назад. До сих пор, судя лишь по крат­ким отрывочным сведениям о жизни этих стран, находимым у гре­ческих и римских писателей, мы не могли и представить себе, какая процветала там жизнь, но теперь новейшие открытия, сделанные эк­спедициями разных ученых обществ, дают нам возможность про­никнуть в глубину этой жизни во всех ее подробностях, и нельзя не изумляться, как в столь отдаленное время, приблизительно за 3000 лет до Р. X.. гам кипела жизнь, которая едва ли уступает кипучести жизни в настоящее время с его прославленной новейшей культурой. Среди многих важных открытий и исследований в этой области особенно замечательное открытие сделано недавно французской эк­спедицией, командированной для исследования курганов и развалин древней Эламской столицы Сузы. Расследуя многочисленные остан­ки в этой некогда славной столице, исследователи, между прочим, нашли одну большую плиту, которая, как оказалось по сс прочте­нии. представляет собой изложение законов знаменитого вавилонс­кого царя Аммураби, жившего за 2400—2300 лет до Р. X. Царь Ам­мураби был известен и раньше как один из знаменитейших вави­лонских царей первой династии. Это нс кто иной, как Амрафсл. царь Ссннаарский, упоминаемый в XIV главе книги Бытия, где описыва­ется. как он в союзе с другими царями сделал нашествие на Палес­тину. разграбил город Содом и другие союзные с ним города, взял с собой в плои племянника Авраамова Лота и был настигнут и разбит Авраамом[705]. Это событие относится еще к тому времени, когда он был молодым князем. Семит родом, он принадлежал к племени, ко­торое, весьма вероятно, вторглось в плодородную местность Месо­потамии с ее областями Сумером на юге и Аккадом на севере и, покорив местных владетелей, поселилось там. Впоследствии, окреп- нув политически, он изгнал эламскую династию, дотоле господство­вавшую в Вавилонии, и, объединив разрозненные уделы в одну мо­нархию, сделался могущественным государем и овладел всем изве­стным цивилизованным миром того времени (за исключением Егип­та) от Персии до Средиземного моря. Для этого, конечно, потребо­вались многочисленные войны, подробностей которых мы нс знаем, и только случай, рассказанный в XIV книге Бытия, проливает неко­торый свет на эти события. И вот от этого царя и сохранился заме­чательнейший памятник, который открывает нам возможность про­никнуть в исторические судьбы этой отдаленной эпохи.

Памятник этот именно есть кодекс законов царя Аммураби. на­писанный на большой плите и недавно открытый, как сказано выше, французской ученой экспедицией в Сузе, куда он перевезен был, по всей вероятности, во время одного из многочисленных нашествий эламитов на Вавилонию в качестве победного трофея. Кодекс этот имеет чрезвычайно важное значение. До настоящего времени нам были известны несколько кодексов законодательств, именно глав­ный из них. содержащийся в Библии, т. с. Моисеево законодатель­ство, а затем кодекс Юстиниана, ставший источником всего новей­шего законодательства; кроме них были открыты посредством рас­копок еще три других менее важных свода законов, начертанных па камне: греческий кодекс, заключающий в себе эдикты Эгины, фи­никийский кодекс, представляющий правила жертвоприношений и свод законов на так называемой Марсельской надписи, и кодекс Пальмирскин, — 6-язычная колонна которого касается разных под­робностей торговой жизни, кипевшей в этом центре древней тор­говли и промышленности. Но пи один из этих кодексов (за исклю­чением Моисеева) нс может равняться по полноте и обширности с новооткрытым кодексом Аммураби. Он начертан на огромной скри­жали[706], содержащей в себе 16 рядов текста на лицевой стороне и 28 рядов на задней стороне, представляет собой древнейший из извест­ных документов этого рода и имеет огромную важность не только вследствие тех заключений, которые он даст касательно вавилонс­кой культурной жизни и сс развития, но и вследствие того, что про­ливает свет в глубочайшие тайники истории человечества вообще.

До открытия этого великолепного кодекса об авторе его. царе Аммураби, известно было лишь то, что он был храбрый воитель и вместе благочестивый строитель храмов богам, а также деятельно заботился о благосостоянии своего народа; он. между прочим, забо­тился о возвышении плодородия почвы страны, которая хотя и была от природы в высшей степени благодарна, однако, чтобы сохранить свое плодородие, нуждалась в постоянном труде со стороны чело­века. Между прочим, Аммураби проводил каналы для орошения стра­ны и вообще оставил по себе память доброго и благодетельного царя. Так. между прочим, он. для упорядочения разливов вод р. Тигра, вырыл большие каналы с одной стороны для отвода вод во время разливов, а с другой для орошения почвы при засухе, о чем. меж­ду прочим, сам в своей надписи говорит: “Когда боги Ану и Бел отдали мне в управление земли Сумера и Аккада (южную и север­ную области Вавилонии) и сложили бразды управления ими в мои руки, тогда я вырыл капал имени Аммураби — это благодеяние лю­дей, приносящее обильные воды в страны Сумера и Аккада, ибо бе­рега их я превратил в удобную землю, собрал там жатвы пшеницы и снабдил Сумер и Аккад водой и для будущих поколений. Земли Су­мера и Аккада, разделенное население которых я объединил, я обес­печил пищей и питьем, с благословением и изобилием я пас их; мир­ное обитание я дал им для жизни".

Что Аммураби был нс только храбрый воитель, но и мудрый го­сударственный деятель, всецело отданный попечению о благосос­тоянии своего народа, это вполне подтверждается новым открыти- см. На той же плите, где содержится в 44 столбцах кодеке с 282 законами, находится барельеф, который представляет картину, как царь получает благословение, а может быть, и самую скрижаль за­конов от бога Солнца, причем он стоит в позе того благоговейного смирения, с которым цари обыкновенно приближались к богам. В заключение, в эпилоге законов, представляющем собой молитву о благословении тем из его преемников, которые будут соблюдать его законы и сохранять его памятник, а также грозные проклятия на вся­кого, кто хотел бы ниспровергнуть эти законы или обезличить ка­мень, Ам.мураби трижды упоминает о том наименовании, под кото­рым он желал бы быть известным потомству и поминаем в нем. Именно он говорит: “По повелению Шамаша (бога солнца), велико­го среди неба и земли, пусть праведность распространяется на зем­ле; по повелению господина Меродаха (или Мардука) этот мой па­мятник да нс подвергается никакому разрушению. В храме Э-Са- гил, который я люблю, пусть навсегда поминается мое имя и пусть всякий угнетенный человек, нуждающийся в защите закона, прихо­дит и встанет перед этим моим изображением, как царем правды, и пусть он прочтет эту надпись, мои драгоценные слова, и эта над­пись объяснит ему его дело, и он познает, что такое справедливость, и сердце его возрадуется, так что он скажет: царь Аммураби сеть правитель, который, как отец своим подданным, хранил слова Мс- родаха в страхе и почести, с помощью Меродаха совершил завоева­ния на севере и на юге, услаждал сердце своего господа Меродаха, наделял благодеяниями своих подданных всегда и везде и устано­вил порядок в стране... Когда он прочтет эту надпись, пусть от пол­ноты сердца помолится Мсродаху, моему господу, и Зарпанитс, моей госпоже, и тогда все покровительственные божества и боги, пребы­вающие в храме Сагил, удовлетворят желаниям, ежедневно выра­жаемым перед Мсродахом моим господом и Зарпанитой моей гос­пожой”.

В этой надписи особенно интересен титул “царя правды”: он не­вольно напоминает нам о том царе правды, который выступает в кни­ге Бытия в той самой главе, где упоминается об Аммураби или Ам- рафеле. Там. между прочим, говорится, что, когда Авраам возвра­щался после поражения неприятелей, навстречу ему “вышел Мел- хисидск, царь Салимский, и вынес хлеб и вино: он был священник Бога Всевышнего, и благословил его и сказал: благословен Авраам у Бога Всевышнего. Владыки неба и земли; и благословен Бог Все­вышний, Который предал врагов твоих в руки твои”. Этот Мелхисе­дек. как означает самое его имя, есть “царь правды”, точь-в-точь как

называет себя Аммураби в своей надписи. Факт в вышей степени замечательный, причем невольно напрашивается предположение, что Аммураби, царь Сумера или Сспнаара, принимая участие в походе Ксдорлаомсра, царя Эламского, в Палестину, имел возможность ви­деть там Мелхиседека, и настолько был поражен величием личнос­ти этого “царя правды”, что образ его навсегда запечатлелся в его памяти и он. приступая к составлению своего законодательства, нс мог избрать для себя лучшего титула, как именно титул “царя прав­ды”. Насколько он ценил этот титул, можно видеть из следующего места эпилога к его законодательству: “Я, Аммураби, царь правды, которому Бог Шамаш предоставил право или закон. Мои слова хо­рошо обдуманы; мои дела нс имеют себе ничего равного и имеют своей целью унизить тех, которые высоки, и смирить тех, которые надменны, изгнать нахальство. Если последующий правитель при­мет во внимание мои слова, которые я написал в моей надписи, если он нс уничтожит моего закона, нс будет искажать моих слов и нс подменит моего памятника, то бог Шамаш да продлит царствование этого царя так же, как и царствование мое, царя правды, и да цар­ствует он в правде над своими подданными”.


Дата добавления: 2019-07-17; просмотров: 143; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!