Е.Ю. Федорович, младший научный сотрудник (Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, факультет психологии)

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящая хрестоматия является учебным пособием яо куусу "Зоопсихология и сравнитель­ная психология " для студентов факультетов и отделений психологии высших учебных заведе­ний. Включенные в нее работы дополняют и рас­ширяют материал учебника К.Э.Фабри "Осно­вы зоопсихологии "(М., 1978, 1993), и подобраны в соответствии с программой дисциплины "Зоо­психология и сравнительная психология ", вошед­шей в "Сборник программ дисциплин учебного плана бакалавра по направлению 52100 — "Пси­хология " и учебного плана дипломированного спе­циалиста по направлению 020400 — "Психоло­гия" (М., 1996). Материал хрестоматии может быть использован студентами при под­готовке к семинарским занятиям, а также при выполнении контрольных работ при обучении на заочных отделениях факультетов психологии.

Составляя хрестоматию, мы руководство­вались следующими соображениями. Имея мно­голетний опыт чтения лекций и приема экза­менов по данной дисциплине на факультете психологии Московского Государственного Уни­верситета имени М.В.Ломоносова, в Инсти­туте психологии РГГУ, на факультете психо­логии и педагогики Университета РАО и некоторых других, мы обратили внимание, что студенты испытывают некоторые трудности при усвоении курса. Прежде всего они мало зна­ют фактический материал, являющийся осно­вой для анализа, обобщений и теоретических построений, касающихся фило- и онтогенети­ческого развития, а также функционирования психики животных. Сведения о поведении жи­вотных, содержащиеся в учебнике К.Э.Фабри, лишь частично охватывают материал, озна­комление с которым предусматривает упомя­нутая программа, и к тому же не отражают современный уровень знаний о поведении жи­вотных, накопленных за двадцать лет, прошед­ших после написания учебника. Следует отме­тить, что в последние годы появилось особенно много исследований, описывающих различные аспекты поведения животных в их естествен­ной среде обитания. Это позволяет пересмот­реть многие взгляды на возможности поведен­ческой лабильности и сложность формирующихся взаимосвязей многих видов животных с объек­тами окружающей среды. Поэтому состави­

тели много места отвели работам, содержа­щим фактический материал о поведении мура­вьев, врановых птиц, крыс, низших обезьян и антропоидов, их взаимодействии с объектами среды обитания, прежде всего в сфере пищедо-бывательного поведения, при ориентации в про­странстве, использовании территории, при об­щении друг с другом.

В хрестоматию вошли материалы, пред­ставляющие преимущественно четыре раздела программы курса "Зоопсихология и сравнитель­ная психология" — "Общая характеристика психики животных", "Эволюция психики", "Проблема интеллекта животных", а также "Сравнительная психология ", по которым учеб­ник К.Э.Фабри "Основы зоопсихологии" нуж­дается в существенном расширении. Раздел про­граммы "Онтогенез поведения и психики животных", достаточно полно изложенный в учебнике, дополнен только публикациями Д.Б.Эльконина и Я.Дембовского.

Задача обогатить хрестоматию необходи­мым фактическим материалом по поведению животных решалась одновременно с другой, не менее важной задачей — "приближением "к сту­денческой аудитории избранных трудов тех уче­ных, которые внесли особенно заметный вклад в развитие научных представлений в зоопсихо­логии и сравнительной психологии. Это рабо­ты А. Н.Северцова, В.А. Вагнера, Н.Н.Ладыгиной-Коте, Н.Н.Тих.

Особое место в хрестоматии занимают ра­боты, относящиеся к сравнительной психоло­гии. Усвоение данной части курса вызывает у студентов значительные затруднения, особен­но у тех, кто обучается заочно, поскольку по этой дисциплине нет ни учебника, ни учебных пособий, книги же по данной проблематике не переиздавались с 40—60-х годов. В данную хре­стоматию мы включили работы, относящиеся к различным проблемам сравнительной психо­логии, отдав предпочтение преимущественно отечественным психологам — Н.Н.Ладыгиной-Коте, Н.Н.Тих, В.С.Мухиной, С.Л.Новоселовой.

В заключение составители считают своим долгом сделать следующие два замечания. В отдельных работах, вошедших в хрестоматию, можно встретить такие понятия, как "со­знание ", "мышление ", "социальное " и некото­рые другие, в которые авторы вкладывают раз­ное содержание. Следует учитывать, что в хрестоматии представлены работы не только психологов, но и представителей других наук, изучающих поведение животных, каждая из которых имеет свой собственный категориаль­ный аппарат для его описания и анализа. По-

Предисловие

мня об эщом, читатель не должен "обвинять" некоторых авторов в попытках отождествить поведение и психику животных и человека.

Читатели также могут встретиться с отдельными противоречиями у данных авторов, описывающих те или иные стороны жизнедея­тельности животных. Дело в том, что в хрес­томатии представлены работы авторов раз­ных поколений, и подобные противоречия зачастую иллюстрируют развитие научных представлений о поведении и психике живот­ных. Наиболее существенные изменения про­изошли во взглядах на коммуникативные спо­собности, интеллект, орудийную деятельность у антропоидов и других животных,

Составители надеются, что предлагаемое учебное пособие поможет студентам и всем интересующимся зоопсихологией получить бо­лее глубокие и разносторонние знания в этой отрасли психологии.

Н.Н. Мешкова, кандидат психологических наук, старший научный сотрудник;

Е.Ю. Федорович, младший научный сотрудник (Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, факультет психологии)

В.А. Вагнер

БИОПСИХОЛОГИЯ СУБЪЕКТИВНАЯ И ОБЪЕКТИВНАЯ*

Господствующим, классическим приемом является тот, который, чтобы не изобретать нового термина, можно назвать приемом или методом субъективным.

В несколько более общем смысле он был употреблен Ог. Контом в его Systeme de Politique positive. Философ разумел под мето­дом субъективным тот путь изучения явлений, при котором мы идем от человека к природе, в противоположность объективному, который он считает единственно удовлетворяющим требованиям исследования там, где мы вос­ходим от природы к человеку. Не считая нуж­ным подробно останавливаться на рассмо­трении этого приема, я все же нахожу необходимым сказать о нем несколько слов.

Основная формула субъективного метода была дана Вундтом: она гласит, что единствен­ное правило, на основании которого мы толь­ко и можем судить о действиях животных, со­стоит в том, чтобы мерить их психику масштабом нашей собственной психики. Я счи­таю эту формулу безусловно ошибочной и по­нимаю задачу как раз наоборот: мы никогда не должны судить о действиях животных, ме­ряя их только масштабом собственной психи­ки, если хотим получить научные заключе­ния, а не собрание очерков и сообщений, которые, быть может, несколько резко, осто­рожные натуралисты называют: "анекдотичес­кой зоологией", а Вундт "охотничьими рас­сказами", образцы которых черпает из книги Ромэнса "Ум животных".

Интересно, что Ромэнс, книгу которого Вундт находит "сочинением старательным", в этом своем "сочинении" следовал как раз тем самым путем, который. Вундт считает единственно правильным.

"Раз признано объективное существование других организмов и их действий, — читаем

* Вагнер В.А. Биопсихология и смежные науки. Пет­роград; Культурно-Просветительное Товарищество "Об­разование", 1923. С. 52—70 (с сокр.).

 

мы в его книге "Ум животных", — по­ложение, без которого сравнительная психо­логия, как и все другие науки, была бы пус­тою грезой, то здравый смысл всегда и не колеблясь сделает тот вывод, что действия других организмов, — если они аналогичны тем действиям нашего собственного организ­ма, про которые мы знаем, что они сопро­вождаются известными умственными состо­яниями, — сопровождаются и у других подобными же умственными состояниями".

Этот метод исследования и оценки явле­ний психики Ромэнс считает годным не для одних только высших животных вообще. То место книги, в котором он останавливается на этой стороне вопроса, заслуживает особен­ного внимания, так как указывает нам осно­ву всего его априорно построенного миросо­зерцания. Вот это место:

"Если мы видим, например, резкие про­явления чувства привязанности, симпатии, ревности или гнева у собаки или обезьяны, то немногие из нас будут настолько скепти­ками, чтобы усомниться в том, что полная аналогия этих проявлений с проявлениями, какие мы видим у человека, доказывает су­ществование субъективных состояний, ана­логичных состояниям человека, внешними и видимыми знаками которых служат такие про­явления.

Но когда мы находим, что действия мура­вья, или пчелы обнаруживают, повидимому, те же эмоции, то немногие из нас окажутся настолько не скептиками, чтобы не спросить себя: можно ли поверить в этом случае вне­шним и видимым знакам, как доказательству аналогичных или соответственных внутренних событий. Вся организация такого существа, как муравей и пчела, настолько отличается от человеческой организации, что является вопрос, насколько в деле заключения о при­сутствии субъективных состояний можно по­ложиться на аналогию действий насекомого с человеческими действиями. А так как впол­не справедливо, без сомнения, что, чем мень­ше сходства, тем меньше и ценности в ана­логии, построенной на этом сходстве, то и вывод о муравье или пчеле, чувствующих сим­патию или гнев, менее законен, нежели тот же вывод относительно собаки или обезьяны. Тем не менее это все-таки вывод законный, хотя бы только потому, что на самом деле это единственный действительный вывод".

Поскольку, однако, он единственно зако­нен, это можно видеть из нижеследующего примера.

В.А. Вагнер

Говоря о психической деятельности про­стейших животных, Ромэнс так заключает эту рубрику: деятельность их "не дает нам права приписать этим низшим членам зоологичес­кой лестницы хотя бы даже зачатки действи­тельно сознательной деятельности".

Но почему же? — спросит читатель. Пото­му, отвечает Ромэнс совершенно неожидан­но, что у этих животных нет нервной систе­мы. Пусть так, но причем же тогда заявление, что метод аналогии есть единственно возмож­ный путь в оценке психической деятельности животных?

Не трудно понять, разумеется, что если автор, который посвятил вопросам зоопси­хологии многотомные исследования, с пер­вых же шагов на пути этого метода становит­ся в безвыходное противоречие с действительностью, то натуралисты, а осо­бенно случайные наблюдатели разных явле­ний в образе жизни животных, по мере сил старающиеся дать этим явлениям объяснения единственно доступным для них путем, то есть путем аналогии с деятельностью человека, — представляют собою целый хаос мнений, в которых не знаешь, чему удивляться более:

их противоречивости или бесконечному раз­нообразию.

Однообразен в них лишь тот характер опи­саний и оценки фактов, который делает их — "Охотничьими рассказами". По смыслу одних — сверчки (охотно поедающие друг друга) — оказываются в высокой степени альтруиста­ми, пауки — механиками; жуки — хорошими собеседниками; бобры — недурными физика­ми; гуси — отменными блюстителями добрых нравов, что доказали, утопив павлина за его гордое поведение и пр. и пр. и пр.

Этих примеров достаточно для того, что­бы представить себе психологию животных, построенную на основании аналогии по субъективному методу от человека (ad hominem).

На основании сказанного и целого ряда других фактов, — я считаю себя вправе утвер­ждать, что субъективный прием разработки вопросов зоопсихологии "от человека" науч­ного значения не имеет, как не имеют значе­ния и устанавливаемые путем такого исследо­вания предмета выводы.

Когда построения по субъективному методу "от человека", или, говоря иначе, построения монистов "сверху "были опрокинуты; когда роль эксперимента в решении вопросов психологии получила должную цену; когда вместе с тем для биологов сделалось очевидным, что путем ана-

 

томо-физиологических исследований сравни­тельной психологии получить невозможно, то ученые обратились к другой крайности: они на­чали искать не источник психики, а самую пси­хику в свойствах протоплазмы. Деятельность всех систем и тканей организмов, а с этим вместе и нервной системы является лишь продуктом этих свойств и ничем более.

Исходя из этих соображений, монисты "снизу " в конце концов пришли к заключе­нию, что деятельность человека совершенно в такой же степени автоматична, как и дея­тельность инфузорий.

Нетрудно убедиться в том, однако, что, если познание Cytozoa способно пролить не­который свет на познание животного мира в целом, то лишь в сфере определенной группы вопросов и всего менее в вопросах психоло­гии, так как психика является продуктом спе­циализации клеток, их дифференцировки, раз­деления и координации функций, т. е. явлений, которых познать путем изучения одноклеточ­ных животных нельзя, как бы тщательно ни производилось изучение. Нам скажут на это, быть может, что и в клетке происходит анало­гичная специализация элементов протоплаз­мы и ассоциация тех или других из них, в связи с дифференцировкой и разделением труда. Это­го никто не отрицает, конечно, как никто не оспаривает и того, что между миром Cytozoa и миром животных со сложившейся нервной системой нет пропасти, что между этими ми­рами существует ряд промежуточных ступеней, ряд мостков, соединяющих их друг с другом, но связь явлений и аналогичные черты между ними еще не обуславливают их идентичности, и не только не исключают существования для каждой из этих категорий своих особых явле­ний и им исключительно свойственных зако­нов, но делают изыскания последних настоя­тельно необходимыми. Как непрерывная связь между зародышевой клеткой и взрослой ку­рицей не дает нам права останавливаться на изучении только законов эмбриологии для познания явлений, характеризующих взрос­лых птиц, так и познание явлений последней категории не дает нам права, с точки зрения управляющих ими законов, объяснять вопро­сы эмбриологии.

Совершенно так же неосновательно, по­этому, как стремление монистов "сверху" навязывать Cytozoa психические элементы, свойственные животным, обладающим не­рвной системой, так и стремление монистов "снизу" навязывать этим последним автома­тизм первых.

5иопсихология объективная и субъективная

Рассмотрение фактического материала монистов "от простейших животных" пред­ставит совершенно очевидные доказательства справедливости сделанного заключения.

Эта крайняя точка зрения, составляющая основу направления монизма "снизу", впол­не равноценна крайним воззрениям монис­тов "сверху".

Там авторы, исходя от человека и призна­вая психику функцией нервной системы, кон­чили описанием психики простейших живот­ных так, как это было бы возможно при наличности у них нервной системы, которой нет и которую хотят предполагать. Здесь, ис­ходя от корненожек и признав их деятельность тропической, рассматривают психику всех животных так, как будто бы у них нервной системы не было и им таковая не нужна.

Факты доказывают, однако, что не толь­ко в деятельности сложно организованных животных, например, насекомых, но даже менее совершенных, как черви и другие из числа исследованных Лёбом, нет никаких ос­нований для подтверждения его гипотезы.

Подводя конечное заключение о том на­правлении в нашей науке, которое можно назвать монизмом "снизу", я таким образом формулирую сказанное путем сопоставления этого направления с монизмом "сверху".

Два течения эта отличаются друг от друга по всем основным вопросам науки, начиная с метода исследования.

В то время, как последний, исследуя пси­хику животных, мерял ее маштабом челове­ческой психики, монизм "снизу", решая во­просы психики человеческой, меряет ее, наравне с психикой всего животного мира, мерою одноклеточных организмов.

Монисты "сверху" везде видели разум и "сознание", которое в конце концов призна­ли разлитым во всей вселенной; монисты "снизу" везде видят только автоматизм.

Для первых животный мир психически ак­тивен, а его представители ищут и стремятся найти лучшее, более целесообразное, прогрес­сивное; для вторых животный мир пассивен, его представители ничего не ищут, а их дея­тельность и их судьба сполна предопределены физико-химическими свойствами их органи­зации.

Монисты "сверху" в основу своих иссле­дований клали "суждение по аналогии", мо­нисты "снизу" в эту основу кладут лаборатор­ные исследования; у монистов "сверху" жизнь животных поэтому заслонялась жизнью чело­века, у монистов "снизу" она заслоняется ре­

тортами, химическими формулами и экспе­риментами.

Крайности сходятся и потому ничего нет удивительного в том, что монисты "снизу" в своих крайних заключениях приходят к такому же заблуждению, к какому пришли монисты "сверху", только с другого конца: последние, исходя из положения, что у человека нет та­ких психических способностей, которых не было бы у животных, "подводят" весь живот­ный мир под один уровень с вершиной и на­деляют этот мир, до простейших включитель­но, разумом, сознанием, волей. Монисты "снизу", исходя из того же положения, что человек в мире животных существ, с точки зрения психической, ничего исключительного собою не представляет, "подводят" весь этот мир под один уровень с простейшими жи­вотными и приходят к заключению, что дея­тельность человека в такой же степени автома­тична, как и деятельность инфузорий. Нас поэтому одинаково поражает своею парадок­сальностью как идея Геккеля о том, что у му­равьев имеется чувство долга в христианс­ком смысле этого слова, так и соображение одного из монистов "снизу", утверждающе­го, что между едой гусеницы и мышлением человека по существу нет никакого различия.

Из сказанного о субъективном методе изу­чения биопсихологии с несомненностью вы­текает следующее заключение: материал, до­бытый этим путем, в такой же мере может служить для выяснения психологии челове­ка, в какой записные книжки туристов с заметками о вынесенных ими впечатлениях от Рафаэльской мадонны в Дрезденской кар­тинной галлерее могут служить материалом для истории живописи. История эта одна, а впечатлений столько, сколько туристов; ис­тория пишется путем сравнительного метода произведений искусства разных эпох, разных народов, а впечатления туристов слагаются на основе факторов только той культурной эпохи, к которой они принадлежат. Совершен­но понятно поэтому, что если, руководясь данными эволюции искусства, мы можем с некоторым приближением к истине выяснить впечатления туристов, то из совокупности этих впечатлений, как бы ни была велика их численность, мы решительно ничего не мо­жем выяснить в эволюции живописи. Как бы хорошо и всесторонне ни изучили мы чело­века, мы не поймем его психики, если не будем иметь ключей к выяснению истории происхождения его психических способнос­тей: она будет представлять собою только одно

В.А. Вагнер

сплошное неизвестное. Если мы, исходя от этого неизвестного, будем объяснять другое неизвестное — психологию животных, меряя ее масштабом человеческой психики, в каче­стве якобы известного, то не ясно ли, что мы получим только праздный и вредный разго­вор на психологические темы, который так же пригоден для установления фактов эволю­ции психических способностей и выяснения психических способностей человека, в какой записная книжка туристов пригодна для по­нимания Рафаэльской мадонны с точки зре­ния истории искусства.

БИОЛОГИЧЕСКИЙ МЕТОД

Метод этот исходит из совершенно проти­воположной субъективному методу точки от­правления (не от человека, а к человеку) и держится других приемов сравнения.

Натуралист, в своих исследованиях жела­ющий держаться этого метода, должен по­мнить, что животные организмы, в смысле их психологии, не представляют существ изо­лированных, что они связаны между собою многочисленными нитями, из чего следует, что для понимания психики одного из них, или одной их группы, необходимо сравнение ее представителей не с конечною формою животных существ — не с человеком, а с формами, непосредственно предшествующи­ми данной группе и за ней следующими. Дру­гими словами, необходимо и в области срав­нительной психологии делать то же, что делает для решения одной части своих задач сравни­тельная анатомия, подвергая сравнению структуру органов родственных форм между собою и идя от простого к сложному. Этот прием сравнительного изучения вопросов сравнительной психологии еще не исчерпы­вает собою, однако, объективного биологи­ческого метода науки; недостаточно сравне­ния явлений психики одних животных с другими в их конечном развитии, необходимо еще сравнение этих явлений жизни одного животного в разные стадии его развития друг с другом, начиная с первых моментов ее про­явления и до последних ее моментов.

Отсюда два пути сравнительного изучения предмета методом объективным.

1) Сравнения делаются по материалу, в основе которого лежат факты из жизни вида;

в этом случае руководящей нитью исследо­вания будут данные учения о генеалогичес­ком родстве организмов, в связи с которым

 

стоит и эволюция психики в царстве живот­ных. Изучение сравнительной психологии та­ким приемом биологического метода всего ближе будет назвать поэтому филогенетичес­ким.

2) Сравнения делаются по материалу, в основе которого лежат факты из жизни осо­би, с момента, когда она начинает реагиро­вать психически на воздействия среды, до ее смерти, — вследствие чего такой прием био­логического метода в изучении сравнитель­ной психологии всего ближе будет назвать онтогенетическим: эволюция психики инди­вида составляет его ближайшую задачу.

Остановимся на выяснении каждого из этих приемов в такой мере, в какой это необходи­мо, чтобы определить их ближайшие задачи и ознакомиться с характером их выводов.

ФИЛОГЕНЕТИЧЕСКИЙ МЕТОД

Метод этот, как известно, в сравнитель­ной психологии является в такой же степени могущественным и важным, как и в вопро­сах эволюции животных форм вообще. И там и тут, материал исследования существенно один и тот же: если не все, то многое из того, что нарождалось, что изменялось, как изменялось, что и как атрофировалось, и что заменялось новым, — представлено в той или другой группе животного царства сегодня, как тысячи лет назад. Подобно тому, как законы развития и природу языка европейцев мы можем познать, располагая для этого живым языком людей земного шара, так законы срав­нительной психологии мы можем познать путем изучения ее живых элементов у совре­менных нам представителей животной жизни. И там и тут для этого (не говоря ни о чем другом) прежде всего необходима такая мас­са фактического материала, что до настоящего времени филогенетический метод в сравни­тельной психологии является скорее теоре­тически желательным, чем практически осуществленным.

Необходима такая масса материала пото­му, что изучение предмета этим методом тре­бует следующих ступеней сравнения:

Первая, самая важная и безусловно необ­ходимая, без которой никакие научные вы­воды невозможны,— это сравнительное изуче­ние явления в пределах самого вида, у которого оно исследуется; чем больше сделано в этом отношении для понимания и выяснения яв­ления, тем вернее, тем научнее можно счи-

Биопсихология объективная и субъективная

тать устанавливаемые по его поводу заключе­ния.

Вторая ступень; изучение явления путем сравнения его в пределах родов одного семей­ства.

Эта ступень в изучении явлений также очень важна для установления правильных заключений.

Третья ступень — изучение явлений путем сопоставления семейств, отрядов и классов.

Наконец, последняя, четвертая ступень:

подобное же изучение типов животного цар­ства.

Установленные таким сравнительным пу­тем выводы могут подлежать сопоставлению и оценке, как таковые.

Сопоставление научно установленных и законченных для данного класса животных заключений, может повести, и неизбежно поведет, к установлению новых выводов, все более и более общих.

Таким образом, исходным пунктом фило­генетического метода служит идея о том, что организмы, в смысле их психологии, пред­ставляют существа не изолированные, а свя­занные друг с другом непрерывною цепью фиксированных у представителей животных разных классификационных единиц, психи­ческих признаков; что, вследствие этого, для понимания одного из них, или одной из их групп, необходимо изучение не изолирован­ного организма или группы, а в связи с пси­хологией групп родственных: видов, родов, семейств и классов.

Далее, самое изучение психических актов должно начинать точно так же, как изучают­ся чисто физиологические функции организ­ма, без всякой попытки давать этим актам психологическое толкование; другими слова­ми, их должно описывать так же объективно, как описываются, например, физические яв­ления магнетизма, электричества и т. п. И лишь затем уже, когда факты, добытые путем та­кого изучения явлений жизни животных, со­ставят материал, количественно достаточный для его обработки, перейти к общим выво­дам и заключениям.

Но и тут толкования явлений должны представлять собою простое заключение из фактов, посколько оно возможно, а отнюдь не перевод этих фактов на язык психологии человека, по аналогии соответствующих дей­ствий.

Такая аналогия допустима лишь по отно­шению к организмам, подлежащим сравне­нию с человеком на основании данных иного

 

порядка, определяемых методом сравнитель­ной анатомии. Как только этот последний ука­затель свидетельствует нам о глубоком разли­чии сравниваемых организмов, так аналогии на почве психических явлений тем самым ут­рачивают всякое значение и не должны иметь места.

Я уже упомянул о том, что добытые пу­тем филогенетического метода изучения пред­мета данные очень скудны и пока могут слу­жить только для установления некоторых принципиальных заключений. Но и эта зас­луга метода представляется уже огромной, если принять во внимание важность этих, хотя и немногих, заключений.

Следующий пример может служить пояс­нением сказанного. Гнезда птиц, говорит Дар­вин, представляют непрерывный ряд форм. Есть птицы, вовсе не имеющие гнезд. От них мы постепенно восходим к таким, которые вьют плохие и простые гнезда, и так далее, до произведений искусства, не уступающих искусству "ткача".

"Стараясь отыскать полный ряд среди форм гнезд, менее распространенных", — читаем мы далее у Дарвина, — "мы не должны забы­вать, что существующие птицы составляют бесконечно малую группу по отношению к существовавшим с того времени, когда впер­вые следы их отпечатались на красном пес­чанике морского берега Сев. Америки".

"Можно допустить, с одной стороны, что гнездо каждой птицы, как бы оно ни было помещено и построено, удовлетворяет этот вид при естественных условиях существова­ния, а с другой, — что, если строительный инстинкт несколько изменяется, когда пти­ца поставлена в новые условия, то естествен­ный подбор, принимая во внимание наслед­ственность таких изменений, может с течением времени изменить гнездо птицы, усовершенствовав его до высшей степени, сравнительно с тем, что оно представляло у предков отдаленного прошедшего. Приведу, — говорит Дарвин, — один из самых необыкно­венных примеров, когда-либо 'известных, и укажу, в каком направлении мог действовать естественный подбор; я разумею наблюдения г. Gould'a, относящиеся к австралийским Megapodidae".

"Talegalla lathami, например, складывает пирамиду из гниющих растительных веществ, количеством от 2—4 тачек, и кладет в середи­ну ее свои яйца, которые, благодаря броже­нию этой гниющей массы при температуре, равной почти 90" Фаренгейта, выводят малень-

10                                                                                      В.А. Вагнер

ких. Эти последние посредством когтей проби­вают выход из пирамиды".

"Leipoaocellataco6HpaeT в кучу листья, по­крытые толстым слоем песка; куча эта имеет 45 футов в окружности и 4 в вышину; в нее самка кладет яйца, которые и нагреваются брожением".

"Megapodius tumulus, из северной части Австралии, делает еще большую кучу, кото­рая, повидимому, содержит меньше животных частиц; говорят, что другой вид этого живот­ного, живущий в Малайском Архипелаге, кладет свои яйца уже в ямки, вырытые в зем­ле, где они нагреваются только солнечным теплом. Не так удивительно, что эти птицы утратили свой инстинкт насиживания, когда солнце или брожение дают достаточно тепла, сколько тот факт, что они заранее подготов­ляют кучи растительных веществ, чтобы в них произошло брожение".

Факт этот Дарвин объясняет таким обра­зом: "Предположим, — говорит он, — что жиз­ненные условия благоприятствовали распро­странению птиц того семейства, представители которого согревали яйца одним солнечным теплом; в стране же, более холодной, сырой, лесистой, те особи, у которых склонность к собиранию материала изменилась бы в том направлении, что листья они начали бы пред­почитать песку, имели бы, очевидно, боль­ший приплод, чем те, которые предпочитали бы песок — листьям; при большом количестве растительных веществ брожение заменит не­достаток солнечной теплоты, и выводится больше молодых птиц, которые так же легко наследуют от родителей склонность к собира­нию материала, как наши породы собак на­следуют склонность: одни — приносить под­стреленную дичь, другие — делать стойку, третьи — бегать вокруг добычи.

Такой процесс естественного подбора мо­жет продолжаться, пока яйца будут развивать­ся только при посредстве брожения; птица же, конечно, так же мало понимает причину этой теплоты, развиваемой гниющими вещества­ми, как и причину теплоты ее собственного тела".

Приведенный пример достаточно ясно знакомит нас с путем филогенетического метода исследования сравнительной психо­логии. Остается сказать, что на пути к реше­нию задач филогенеза могут встречаться зат­руднения, вытекающие из свойственных этому методу особенностей исследования предмета.

Первое из них заключается в том, что, пы­таясь установить генетический ряд явлений,

 

связанных между собою, натуралист, особен­но в случае недостатка материала, пользуется данными их внешнего сходства, которые дале­ко не всегда оказываются для того достаточ­ными.

Второе затруднение заключается в том, что, даже собрав необходимое количество безукоризненного фактического материала и получив возможность расположить его в один генетический ряд, натуралист далеко не все­гда может ответить на вопрос: где начало и где конец этого ряда. А от решения этого воп­роса, как мы увидим в своем месте, зависит иногда целый ряд других, стоящих с данным в более или менее тесной связи.

Другим источником ошибок в заключениях при решении тех же вопросов зоопсихологии методом филогенетическим, как я уже ска­зал выше, может быть следующее обстоятель­ство.

Собрав необходимое количество необхо­димого материала и получив возможность рас­положить его в один или несколько гене­тических рядов, мы не всегда с этим вместе получаем возможность ответить на вопрос о том, с которого конца этого ряда следует на­чинать. Примером, выясняющим сказанное, служит заключение Дарвина о строительном инстинкте ласточек. Ученый указывает нам ряд форм: а, Ь, с, d, e, и, доказав их генетичес­кую связь между собою, делает заключение о том, что развитие их шло от а к e.

Вполне соглашаясь с правильностью по­строенного генетического ряда форм, мы, однако, конечное резюме автора о том, что развитие шло от а к e, признать доказанным не можем. Ряд есть, но где его начало и ко­нец, это вопрос спорный, и требует для сво­его решения хорошо обоснованных данных, которых для этого еще не достает. Дарвин же нам не дает никаких.

Таковы главнейшие затруднения, которые ожидают натуралиста при решении вопроса сравнительной психологии на основании дан­ных филогении инстинктов.

Но ни ошибки, ни, того еще менее, зат­руднения эти не могут, разумеется, отнять у генетического метода исследования того ог­ромного значения, которое он может и дол­жен иметь в решении самых сложных вопро­сов нашей науки, и не могут умалить важности заключений, которые, благодаря этому при­ему решения задачи, уже удалось в ней уста­новить.

---

Дата добавления: 2019-07-15; просмотров: 128; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:

---

---

Мы поможем в написании ваших работ!