В дружный круг у елки встанем 25 страница



– Я так и думал. Ведь вам пришлось иметь дело не с горсткой аристократов и помещиков, а с миллионами мелких хозяев…

– Десять миллионов, – воскликнул Сталин, возведя руки. – Это было страшно. И длилось четыре года. Но это было абсолютно необходимо для России, чтобы избежать голода и обеспечить деревню тракторами… [22, с. 359].

Сталину надо было спешить, ибо на Западе поднимал голову фашизм. Он видел: вот-вот будет открыт внешний фронт. Надо было срочно создавать индустриальную базу обороны страны. Коллективизация выступила, с экономической точки зрения, как путь к ускоренному осуществлению индустриализации. При этом настрой абсолютного большинства народа был благожелательным и оптимистичным. Сопротивление же меньшинства надо было сломить ради выживания страны, а значит – не только ради большинства, но и ради самих сопротивлявшихся, которые погибли бы в случае военного разгрома страны. Понимая это, Сталин под их дудку плясать не стал, а принял решение, как всегда, в интересах основной массы населения и во имя будущего державы. Это было трудное, но необходимое решение, позволившее подготовить страну к отражению тяжкого удара в 1941-м.

К 1 марта 1930 года в колхозы было объединено 55% крестьянских хозяйств, но успех был непрочным, поскольку во многих районах коллективизация проводилась методами принуждения, против желания крестьян. 2 марта Сталин опубликовал в «Правде» статью «Головокружение от успехов», в которой выступил с резкой критикой насильственного объединения крестьян в колхозы и изложил свое понимание путей коллективизации. Многие колхозы после этого распались. Но позиция Сталина повлекла за собой изменение методов проведения коллективизации, и это очень скоро привело к положительному результату: уже в сентябре в колхозах было 60% крестьянских хозяйств.

Это был неоспоримый показатель успеха сталинской политики. Особенно впечатляющими оказались ее экономические достижения. На XVI съезде партии (июнь 1930 года) Сталин, опираясь на обширный цифровой материал, заключает: «Нужно признать, что ни одна отрасль нашей промышленности, развивающейся в общем довольно ускоренным темпом, не дала еще таких небывалых темпов подъема, как колхозное строительство. О чем говорят все эти цифры? Они говорят, прежде всего, о том, что валовая продукция зерновых в колхозах выросла за 3 года более чем в 50 раз, а товарная более чем в 40 раз» [162, с. 288].

В то же время, успех этот еще не гарантировал стабильное улучшение продовольственной ситуации в стране. Неурожай 1932 г. буквально подкосил страну: разразился голод, от которого пострадали самые хлебородные районы – Украина, Поволжье, Северный Кавказ, Казахстан. Воспользовавшись этим, «правая» оппозиция, представлявшая «десять миллионов», вновь подняла голову. Ее аргументы были такими же, как и у современных «демократов»: ликвидировали де «как класс» никакого не «кулака», а просто «крепкого мужика».

Отметим в связи с этим, что подчиненность коллективизации интересам индустриального развития и обороны страны от внешнего нападения, несомненно, сказалась на ее темпах, сроках и методах проведения. Мы были вынуждены провести коллективизацию (так же, как и индустриализацию) с огромными «перегрузками»: это и ограничение материального потребления, и меры принуждения к определенной части населения, и подавление сопротивления недовольных. Факт состоит в том, что грандиознейшие по масштабам социальные преобразования надо было провести в кратчайшие сроки, – отсюда неизбежные «издержки». Отсюда необходимость «крутых» мер, направленных на ликвидацию кулачества – как класса, оказавшего жесткое, в том числе, вооруженное, противодействие политике народного государства.

Но важно подчеркнуть, что ликвидировали при этом именно класс кулаков, а «подкулачники» (середняки, настроенные на создание собственного кулацкого хозяйства, а также бедняки, попавшие в экономическую и морально-психологическую зависимость от кулаков) постепенно сами пошли в колхоз, видя, какие блага для них несет колхозный строй.

В 1930–1931 гг. на спецпоселение было выслано 381 026 кулацких семей общей численностью 1 803 392 человека. Как сегодня ясно, высылка предпринималась с целью предотвращения возможных вспышек гражданской войны в связи с противодействием кулачества неизбежному и необходимому процессу коллективизации. Постановлением СНК СССР от 22 декабря 1938 года бывшим кулакам было разрешено покинуть места спецпоселения, но многие из них не воспользовались этим, и в 1941-м там оставалось 930 тыс. ссыльнопоселенцев. А ведь «ломать» приходилось не только классовых врагов – кулаков и подкулачников, – но и тех, кто сопротивлялся в силу психологической инерции.

Верно, вместе с тем, что «перегибы» далеко не всегда были обусловлены объективными обстоятельствами, а были связаны со склонностью и организаторов, и исполнителей к администрированию, к «кавалерийским» методам решения проблем, да нередко и с обыкновенной глупостью – ретивым усердием «дуроломов». Сталин, сознавая необходимость проведения коллективизации ускоренными темпами, тем не менее, резко выступает против «перегибов», настолько резко, что многие не понимают его позиции, другие сознательно ее игнорируют: ускоренная, насильственная, «фронтальная» коллективизация соответствовала взглядам «левой» оппозиции, поэтому ее кадры на местах стали активными проводниками «раскулачивания» крестьян-середняков. Не случайно в некоторых областях номер «Правды» со статьей «Головокружение от успехов» был «арестован», – статью пытались скрыть от народа.

Тем, кто сегодня делает акцент на голоде 1932–1933 гг., разразившемся, якобы вследствие коллективизации, скажем: это результат не коллективизации как таковой, а отчаянного сопротивления ей, оказанного кулачеством, к которому примкнула часть «среднего» крестьянства. Кроме того, во многих случаях голод создавался искусственно, для дискредитации сталинской власти троцкистско-бухаринскими противниками ускоренного построения социализма в СССР. В те времена легко было, при желании, блокировать правдивую информацию о положении дел в краях, областях и республиках огромной страны. Этим пользовались противники власти, а с теми, кто их разоблачал, пытались расправиться.

Так, М. А. Шолохов смело говорил Сталину правду о том, что происходило в те годы на Дону: репрессии, порочная практика хлебозаготовок, когда у крестьян отбирали весь хлеб. Известны четыре письма, написанные им Сталину с 10 января 1931 года, и три ответные телеграммы Сталина. В первых письмах Шолохов доверительно свидетельствует: кругом голод и полный произвол, прямо организованные «посланцами партии» и «высокими людьми из края». Приводя множество фактов и цифр, он заключает: «Горько, т. Сталин! Сердце кровью обливается…» В письме от 4 апреля 1933 года, сообщив Сталину о зверских методах хлебозаготовок, Шолохов добавляет: «Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины» [98, с. 205].

Сталин отвечает телеграммой-молнией: «Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Сообщите о размерах необходимой помощи. Назовите цифру. Сталин» [177, с. 44]. Помощь была оказана немедленно и в необходимом размере.

А. А. Плоткин, флотский механик, потом, в 30-х годах, – председатель колхоза в Вешенском районе, двадцатипятитысячник, послуживший для Шолохова одним из прототипов Семена Давыдова – героя «Поднятой целины», продолжает тему своими воспоминаниями:

«В 1933 году Вешенский район шел к посевной без хлеба, без семян, с измученной тягловой силой. С дезорганизованными и разогнанными руководящими кадрами.

Вот тогда-то Шолохов обратился с письмом к Сталину. Я видел его, читал. На девятнадцати страницах было написано. В нем Михаил Александрович рассказывал о положении, просил вмешательства ЦК.

Прошло не более 6–7 дней, и вдруг правительственная телеграмма: «Почему поздно сообщили? Назовите цифру необходимой помощи».

На следующий день Шолохов отправил второе письмо в ЦК, уже поменьше объемом, на пяти страницах. Просил помощи и одновременно присылки представителя для расследования обстановки. «Но только прошу Вас: не присылайте, пожалуйста, подхалима… пришлите настоящего большевика-ленинца».

И эта просьба была уважена, в первых числах апреля ЦК направил в район М. Ф. Шкирятова.

Мне пришлось присутствовать при разборе одного дела, и надо было слышать, с каким презрением говорил работник ЦК о коммунистах-перегибщиках.

Выездная парттройка и выездная сессия крайсуда, действовавшие в районе, были выселены. Райпрокурор Кузнецов, начальник милиции, начальник отделения ГПУ – все были сняты с работы.

В тот год благодаря Шолохову район получил 120 тысяч пудов хлеба в помощь. После этого все круто изменилось: прекратилась смертность, не стало опухших от голода людей, работа на полях пошла веселее» (Молодая гвардия. – 1991. – № 5. – С. 210–211).

Через две недели после телеграммы Сталин сам пишет члену бюро Вешенского райкома ВКП(б), желая показать ему подводные камни политики коллективизации:

«Дорогой тов. Шолохов!

Оба Ваши письма получены, как Вам известно. Помощь, какую требовали, оказана уже. Для разбора дела прибудет к вам, в Вешенский район, т. Шкирятов, которому – очень прошу Вас – оказать помощь.

Это так. Но не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов. <…> Вы видите одну сторону, видите неплохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма – не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию – без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), – этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с Советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов…

Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло показаться издали.

Ну, всего хорошего и жму Вашу руку. Ваш И. Сталин [178, с. 49].

А ведь была еще третья сторона, о которой и сам Сталин смог заявить лишь годы спустя: на местах голод «организовывали» преднамеренно, чтобы дискредитировать власть в центре. М. А. Шолохов напишет об этом только в 1939-м, в статье, посвященной 60-летию Сталина:

«В 1933 году враги народа из краевого руководства бывшего Азово-Черноморского края – под видом борьбы с саботажем в колхозах – лишили колхозников хлеба. Весь хлеб, в том числе и выданный авансом на трудодни, был изъят. Многие коммунисты, указывавшие руководителям края на неправильность и недопустимость проводимой ими политической линии, были исключены из партии и арестованы.

В колхозах начался голод. Группа партийных работников северных районов Дона обратилась с письмом к товарищу Сталину, в котором просила расследовать неправильные действия краевого руководства и оказать ряду районов продовольственную помощь.

Через несколько дней от товарища Сталина была получена телеграмма: «Письмо получил. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Назовите цифру».

В районах начали кропотливо считать, сколько понадобится хлеба, чтобы дотянуть до нового урожая. Снова было послано письмо с расчетами, выкладками и указанием необходимого количества продовольственной помощи для каждого района. В ответной телеграмме товарищ Сталин сообщил, какому району и сколько отпущено хлеба, и упрекнул за промедление: «Надо было сообщить не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени». 

Тысячи честных колхозников были спасены от нужды» (Правда. – 1939. – 23 декабря).

Шолоховский архив, к большому сожалению, был утрачен во время войны, но К. И. Прийма, исследователь творчества Шолохова, разыскал и показал ему тексты сталинских телеграмм. Шолохов проговорил: «Да, это было очень трудное время, и вспоминать о нем не хочется. Единственное светлое воспоминание – вот эти телеграммы Сталина» (Наш современник. – 2000. – № 4. – С. 271).

Тогда же Сталин отправил в Казахстан С. М. Кирова, который увидел там жуткие картины хозяйничанья троцкистского назначенца Ф. И. Голощекина. В Москве даже представить себе не могли, что творится в отдаленной республике. За несколько лет под руководством этого «пламенного революционера» ее население сократилось вдвое, поголовье скота уменьшилось в десять раз. Действуя под лозунгом «пора жить цивилизованно!», Голощекин запретил кочевку, что привело к гибели скота от бескормицы и вымиранию целых поселков. Голод там случался и раньше, во время кочевок, но этот был сотворен руками «большевистского комиссара» и его подручных, кстати, из местного населения. На этом враги сталинской власти спекулируют уже семьдесят лет. А тогда С. М. Киров, действуя от имени Политбюро, настоял на снятии некоторых республиканских руководителей и аресте нескольких человек из местного управления ОГПУ, но в результате сам едва не погиб от того, что его автомобиль «вдруг» на ровной дороге перевернулся и свалился в овраг.

Между тем, Ф. И. Голощекин был не один. В зерновых районах – на Украине, в Поволжье, где тогда разразился голод, тоже хозяйничали скрытые троцкисты. Они возглавляли партийные организации не только в Казахстане, но и на Украине (С. Косиор), в Сибири (Р. Эйхе), на нижней Волге (Б. Шеболдаев), на средней Волге (М. Хатаевич), в Черноземном центре (Ю. Варейкис). Они действовали исключительно принуждением, – к примеру, Хатаевич распорядился раздать оружие всем членам партии. Они организовывали массовое выселение середняков, вызывали недовольство населения закрытием церквей и разрушением храмов. Так что «перегибы» были делом не только негодяев и «дуроломов», но и убежденных противников сталинской власти. Борьба с ними продолжалась. Придет время, появятся достаточные основания, – и Сталин отправит ретивых «коллективизаторов» на скамью подсудимых, но тогда он не мог самовластно даже заменить их на высоких постах, – в Кремле еще сидели их покровители.

Кроме того, повторим, Сталин и не мог знать всего, что творили эти люди в различных регионах страны. В Самару, как только стало известно о действиях Хатаевича, полетела телеграмма Сталина, Молотова и Кагановича: «Ваша торопливость в вопросе о кулаке ничего общего с политикой партии не имеет. У вас получается голое раскулачивание в его худшем виде. Ваша обязанность – точно проводить решения партии. Однако об этом вы, видимо, мало думаете. Решение ЦК о кулаке выслано вам 31 января. Руководствуйтесь им на деле» [189, с. 155]. 2 марта 1930 года в «Правде» появилась упомянутая выше статья Сталина «Головокружение от успехов». 10 марта Политбюро приняло постановление «О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении». На места отправились Орджоникидзе, Молотов, Калинин и Каганович.

Если же говорить о результатах коллективизации, то главный из них состоит в том, что голод, который на протяжении столетий нашей истории был обычным явлением и уносил миллионы жизней, стал на этот раз последним: в Советском Союзе после завершения коллективизации массового голода больше не было никогда, даже в тяжелейшие военные годы. Уже в 1939 г. страна собрала рекордный урожай зерновых и с тех пор, исключая военные и первые послевоенные годы, наращивала урожаи, несмотря на постоянный отток сельского населения в город. В этом прежде всего и состоял экономический эффект коллективизации.

К тому же, этот эффект, при всей его значимости, нельзя рассматривать в отрыве от социально-культурного значения коллективизации. Она обнаружила свою экономическую эффективность как раз потому, что представляла собой прогресс, совершавшийся в социальных формах, близких и понятных народной душе. Она всколыхнула всю толщу крестьянства, но в его массе, – а это десятки миллионов, – не вызвала сколько-нибудь серьезного сопротивления. Если же где-то всплески сопротивления случались, – как правило, спровоцированные, – то по мере укрепления новой формы жизнеустройства, они сошли на нет. Мои родители – тогда совсем молодые колхозники – рассказывали, что в наших вятских, исконно русских, краях не было даже малейшего сопротивления: люди шли в колхоз добровольно и охотно.

Вывод предельно ясен: историческая задача проведения коллективизации в полной мере была оправдана и интересами экономики, и своей социально-культурной направленностью. Чтобы сделать страну индустриальной, надо было резко повысить продуктивность сельского хозяйства. Кроме того, в деревне надо было возродить на новой технико-экономической основе коллективистские формы жизни, основательно «размытые» вторжением капиталистических отношений и развитием кулачества. Коллективизация и стала традиционно «русским» путем создания эффективного сельского хозяйства, т. е. таким путем, который опирался на общинные традиции жизнеустройства.

Ее успех был обеспечен интенсивными поставками в колхозы сельскохозяйственной техники, прежде всего – тракторов, и минеральных удобрений, созданием машинно-тракторных станций. В 1934 г. на колхозные поля вышли 380 тысяч тракторов и 32 тысячи комбайнов. Эти меры смягчили проявлявшееся кое-где сопротивление, удержали крестьян от восстаний. Бедняки и середняки вскоре поняли, что им с кулаком не по пути. Единоличнику просто не осталось места в деревне. Кроме того, для организации колхозов в деревню было послано двадцать пять тысяч рабочих-коммунистов, составивших костяк председательского корпуса.

Основным же фактором этого успеха явилось именно соответствие создаваемых форм организации общества традициям народной культуры России. В речи на Первом Всесоюзном съезде колхозников-ударников 19 февраля 1933 года Сталин говорит о преимуществах жизни «по-новому», «по-артельному», «по-колхозному». Он говорит, что развитие индустрии позволит государству обеспечить деревню тракторами и сельхозмашинами, позволит «построить такую жизнь, которая давала бы возможность трудящемуся крестьянину улучшать свое материальное и культурное положение и подниматься вверх изо дня в день, из года в год» [167, с. 240–241]. В этом он видит и новое воплощение коллективистского идеала русского человека: «При новом, колхозном строе крестьяне работают сообща, артельно, работают при помощи новых орудий – тракторов и сельхозмашин, работают на себя и на свои колхозы, живут без капиталистов и помещиков, без кулаков и спекулянтов, работают для того, чтобы изо дня в день улучшать свое материальное и культурное положение» [167, с. 241].

Верно и то, что мужика приходилось подчас силой «убеждать» в выгоде коллективного труда, как некогда в полезности картофеля. Новизну приходилось нередко «декретировать», внедрять «сверху», «насаждать». Мужика «пересаживали» с лошади на трактор. Единоличника приходилось «носом совать» в выгоду коллективного труда. Крестьян надо было вырвать из лап частной собственности, уродующей человека. Это было сделано всего лишь за три года. При этом, повторим, было и неоправданное насилие: было сознательное вредительство, были и глупости «дураков с партбилетом».

Но обойтись вообще без «насаждения», полагаясь лишь на добровольность, было в принципе невозможно. Историю, как известно, делают народные массы. Но далеко не вся масса народа достаточно быстро проникается общей идеей. Только наиболее сознательная часть народа бывает готова действовать во имя этой идеи добровольно. Своими действиями эти люди вдохновляют и какую-то часть «пассивных». Но остальных они должны заставить действовать, – и такое принуждение – необходимый «момент» исторического процесса. Потом, когда результаты будут налицо, «пассивные» даже будут гордиться своим участием в «добровольном» движении. Конечно, не всякое принуждение оказывается в конце концов «принятым»: только то, которое совершается во имя благой цели, соответствующей коренным интересам народа.


Дата добавления: 2019-02-26; просмотров: 151; Мы поможем в написании вашей работы!

Поделиться с друзьями:






Мы поможем в написании ваших работ!